Кард Орсон Скотт. Люди на краю пустыни

   Но теперь смеялись уже Кэти и Тули. Глядя на них, Дивер тоже не смог удержаться от смеха.
   — Ну хватит, всем в грузовик! — скомандовал Маршалл. — Олли, ты знаешь дорогу, садись за руль.
   Маршалл, Скарлетт, Тули и Олли запрыгнули в кабину, а Диверу пришлось ехать в кузове вместе с Кэти, Дженни и младшим братом Дасти. Чета стариков, которую он видел прошлой ночью, пробиралась в заднюю часть кузова. Кэти провела Дивера вперед, и они устроились за кабиной. Дивер не мог определить, флиртует она с ним или нет. Но если она с ним флиртовала, то ему было совершенно непонятно, зачем ей это нужно. Он знал, что его грязная одежда провоняла как его собственным потом, так и потом лошади, на которой он скакал, пока она не пала. Он также понимал, что даже если его побрить, то смотреть будет особенно не на что.
   Вероятно, так уж она была устроена и не могла вести себя с ним как-то по-другому. И поэтому она улыбалась ему этой своей улыбкой и смотрела на него из-под опущенных век и всякий раз, болтая с ним, касалась рукой его руки или груди. Это его раздражало, но в то же самое время доставляло ему удовольствие. Правда, раздражало в большей степени, так как он понимал, что все это ни к чему не приведет.
   Пока они ехали к площадке для представлений, городок наконец проснулся. Дивер заметил, что они выбрали не самый короткий путь. Напротив, их грузовик с грохотом катил то в одном направлении, то в другом, проехав фактически по всем улицам городка. Впрочем, большинство из них представляли собой грязные колеи, ведь мощеные дороги в те времена были, пожалуй, лишь в Зарахемле. Услышав грохот грузовика, люди высовывались из окон, а дети выбегали из дверей домов и, перелезая через штакетники, спрыгивали на улицу.
   — Сегодня будет представление? — кричали они.
   — Да, сегодня будет представление! — кричали в ответ Кэти, Дженни и Дасти. Возможно, и старики в задней части кузова тоже что-то кричали, но Дивер их не слышал. Довольно скоро вести о прибытии труппы уже опережали сам грузовик, и жители городка, выстроившись вдоль обочины, пытались разглядеть проезжавших мимо них чужаков. Тем временем семейство Аалей снимало брезент с каких-то двух больших конструкций. Одна из них напоминала верхнюю часть ракеты, а другая скорее была похожа на башню. Такую пирамиду с крутыми боковыми гранями Дивер видел на картинке, когда учился в школе. Это была Пирамида Солнца из Мехико-Сити.
   — Человек на Луне! — завопили зеваки, увидев ракету. А когда грузовик проехал мимо, они увидели пирамиду и с хохотом заорали: — Ной! Ной! Ной!
   Дивер решил, что они, должно быть, уже видели эти представления.
   — Сколько всего представлений вы даете? — уточнил он.
   — Три, — ответила Кэти, которая махала толпе рукой. — Сегодня будет представление! — обратилась она к зевакам. Затем, перекрикивая грохот грузовика, крики толпы и вопли младшего брата и сестры, сказала: — Мы даем представление «Слава Америки», написанное нашим дедушкой. И постановку «Америка свидетельствует в пользу Христа». Это представление по древнему Писанию Мормона с Кумранских холмов — его сюжет все хорошо знают. В Рождество мы даем «Славную Ночь», которую написал папа, считавший, что обычные рождественские представления просто ужасны. Вот и весь репертуар, который мы играем в таких вот городках. Сегодня будет представление!
   — Так это же все мормонская чепуха, — сказал Дивер.
   Она удивленно посмотрела на него.
   — «Слава Америки» — это американская пьеса, а «Славная Ночь» поставлена по Библии. А вы сами разве не мормон?
   «Так вот оно что, — подумал Дивер. — Вот теперь они от меня наконец отделаются. Или попытаются обратить меня в свою веру, но довольно скоро все равно выгонят». Он совсем забыл, что еще не сказал им о том, что он не мормон, и они до сих пор считают его своим, ведь внешне он ничем от них не отличается. Вот почему эти бродячие комедианты, несмотря ни на что, являлись частью Хэтчвилла — все они были мормонами. Именно поэтому большинству конных рейнджеров нравилось бывать в городах, среди своих приятелей-мормонов. Но теперь, выяснив, что он не является одним из них, они подумают, что Дивер их просто одурачил. Ведь он полез туда, где ему нет места. Теперь он горько сожалел о том, что позволил им уговорить себя поехать с ними и позавтракать. Они бы и не подумали его уговаривать, если бы знали, что он не один из них.
   — Нет, — ответил Дивер.
   К его величайшему удивлению, она даже не сделала паузы и продолжала говорить, как ни в чем не бывало.
   — Знаете, кроме этих трех представлений, мы даем и другие. Когда я была маленькой, мы целый год прожили в Зарахемле. Тогда я играла Крошку Тима в «Рождественском гимне». А знаете, что я всегда хотела сыграть?
   Он, конечно, и понятия не имел.
   — Вы должны угадать, — сказала она.
   Он едва ли мог припомнить название хотя бы одной пьесы, уже не говоря об именах персонажей. Поэтому он ухватился за единственную полузабытую вещь, название которой он все же вспомнил.
   — Титаника?
   Она посмотрела на него, как на слабоумного.
   — В кабине вы сказали, что вы...
   — Титанию! Королеву фей из «Сна в летнюю ночь». Нет, нет. Я всегда хотела сыграть — вы так и не скажете кого?
   Он одновременно пожал плечами и отрицательно покачал головой. Да и кого он мог назвать? А если это такая уж тайна, то зачем она рассказывает ему о ней?
   — Элеонору Аквитанскую, — сказала она. Дивер никогда не слышал этого имени.
   — Это роль, которую играла Кэтрин Хепберн. Актриса, в честь которой мне дали имя. Фильм назывался «Лев зимой», — название фильма она произнесла почти шепотом. — Однажды, много лет тому назад, я видела пленку с этим фильмом. В тот день я просмотрела его пять раз. Я смотрела его снова и снова. Мы тогда жили в Сидар-Сити, у старого друга нашего дедушки. У нас был видеомагнитофон, который работал от ветряного генератора. Знаете, теперь этот фильм запрещен.
   Дивер не особенно разбирался в фильмах. Сейчас едва ли кто-нибудь мог позволить себе их смотреть. Во всяком случае, здесь, на новых землях. Электричество стоило слишком дорого, чтобы расходовать его на просмотр телепрограмм. К тому же, как бывший работник отдела спасения имущества, Дивер знал, что в Дезерете осталось совсем немного исправных телевизоров. В каждом городе едва ли можно было найти больше двух. В старые времена все было по-другому, тогда, приходя домой, люди каждый вечер допоздна смотрели свои телевизоры, засыпая перед их экранами. Теперь у них оставалось время только на то, чтобы посмотреть представление труппы бродячих актеров, приехавшей в их город.
   К этому времени дома кончились, и они уже выехали на неровное поле, отведенное под пшеницу, урожай которой был давно собран.
   Голос Кэти внезапно охрип и стал несколько дрожащим.
   — Я отлучила бы тебя от ложа, но ты ведь будешь изводить детей.
   — Что?
   — Она была великолепна. Эта женщина первой стала носить брюки. И любила Спенсера Трейси до самой его смерти. И это, несмотря на то, что он был католиком и не мог развестись со своей женой, чтобы вступить в брак с Кэтрин Хепберн.
   Грузовик подъехал к восточному краю поля и остановился. Дженни и Дасти тотчас выпрыгнули из грузовика, оставив их сидеть наедине друг с другом в закутке между декорациями и кабиной.
   — Я проскакала полпути к Дамаску с голой грудью, — сказала Кэти все тем же хриплым и дрожащим голосом. — Чертовски близко я была от смерти и ужасного позора, но все же воинов ослепила.
   Дивер наконец догадался, что она цитирует фразы из фильма.
   — Так они сняли фильм, в котором женщина говорит слово чертовски!
   — Вы обиделись? А я-то подумала, что если вы не мормон, то для вас это не имеет значения.
   Такое отношение вывело Дивера из себя. Только потому, что он не был Святым Последнего Дня, мормоны были уверены в том, что ему понравятся их грязные шуточки и что он придет в восторг от их ругательств. Видно, они считали, что он только и делает, что спит со шлюхами и при любом удобном случае напивается до потери сознания. Но не позволив эмоциям выйти наружу, он загнал свой гнев внутрь себя. Ведь она не хотела его обидеть. К тому же ему нравилось ощущать ее близость, особенно после того, как она, узнав, что он не мормон, не стала от него отстраняться.
   — Как жаль, что вы не смогли посмотреть этот фильм, — сказала Кэти. — Кэтрин Хепберн сыграла в нем великолепно.
   — Она умерла?
   Кэти повернулась к нему, ее лицо было печально.
   — Ее смерть сделала этот мир беднее.
   Он заговорил с ней так, как всегда разговаривал с расстроенными женщинами, которые были ему слишком близки, чтобы не обращать внимания на их печаль.
   — Сдается мне, что мир не обеднеет, пока в нем есть вы.
   Ее лицо тотчас просветлело.
   — Если вы и дальше будете говорить мне подобные вещи, я вас никогда не отпущу.
   Она схватила его за руку. Теперь, когда Кэти была совсем близко, он вдруг почувствовал, как она прижимает его руку к плавному изгибу нижней части своего живота. Стоило ему пошевелить рукой, и он обязательно прикоснулся бы к тем местам ее тела, которые мужчина имеет право трогать только в том случае, если ему дают понять, что как раз этого от него и ждут. Она что, делает ему намек?
   В этот момент Тули, стоявший рядом с грузовиком, ударил одним кулаком в башмак Дивера, а другим в туфлю Кэти.
   — Ну хватит, Кэти, отпусти Дивера, он поможет нам разгружаться.
   Она снова сжала его руку.
   — Я не обязана его отпускать, — сказала она.
   — Дивер, если она будет к тебе приставать, сломай ей руку. Я всегда так и делаю.
   — Ты сделал это всего лишь один раз, — возразила Кэти. — Я не позволю тебе повторить это снова, — она отпустила Дивера и спрыгнула на землю.
   Какое-то время Дивер стоял совершенно неподвижно, не в силах даже пошевелить рукой. Она всего-навсего болтала с ним, вот и все. И эта ее болтовня абсолютно ничего не значила. А если она и намекала на нечто большее, то ему до этого нет никакого дела. Нехорошо отвечать на гостеприимство человека совокуплением с его дочерью. Через минуту, даже через несколько секунд он спрыгнул вниз и присоединился к остальным.
   Выбрав место для стоянки и идеально ровно поставив на нем свой грузовик, члены семейства, однако, не торопились приступать к работе. Вместо этого они собрались вокруг Парли Ааля — старика, который ехал в задней части кузова. Он стал читать молитву. Парли обладал сильным, раскатистым голосом, который все же звучал не так четко, как голос Маршалла. К тому же Парли произносил «р» точно так же, как мормоны, над которыми чуть раньше потешалась Кэти. Молитва была довольно короткой. В основном она сводилась к освящению участка земли, на котором они остановились, и просьбам к Духу Господню коснуться своей Благодатью душ людей, которые придут смотреть представление. Он также попросил Господа помочь им всем вспомнить свое призвание и уберечь от несчастий. Поскольку о том, что Дивер не мормон, знала лишь Кэти, он, как и все остальные, в конце молитвы сказал «аминь». Затем Дивер поднял глаза и в открывшемся между Тули и Кэти пространстве увидел часть надписи, которая красовалась на грузовике. Это было слово «чудес». Затем все разошлись, и Дивер прочел надпись полностью. «БАЛАГАН ЧУДЕС СВИТУОТЕРА». Почему Свитуотера, если все они являются членами семейства Ааль?
   Разгрузка грузовика и подготовка декораций к представлению оказались чрезвычайно тяжелой работой. В грузовике оказалось намного больше барахла, чем он думал. В задних частях башни и ракеты оказались дверцы, и все внутреннее пространство было заполнено реквизитом, механизмами и оборудованием. Четыре палатки, в которых жили артисты, и навес, под которым расположилась кухня, были установлены всего за час. Но это было самой легкой частью работы. Им нужно было выгрузить из кузова на помост генератор, а затем подсоединить его к бензобаку грузовика. Генератор был очень тяжелым и совершенно непригодным к переноске. Это вызывало бурю эмоций, и Дивер подумал, что без него они вряд ли смогли бы перетащить этот агрегат. Выполняя эту работу, Дивер, Тули, Олли и Маршалл буквально выбились из сил.
   — Обычно нам помогают Кэти и Скарлетт, — заметил Тули.
   Значит, он выполнял работу Кэти. Не поэтому ли она так ласково с ним обращалась? Впрочем, какое ему до этого дело? Он был рад оказать помощь и не ждал никакого вознаграждения. А что еще ему делать сегодня утром? Позвонить в Моаб, а потом, скорее всего, сидеть и ждать указаний. Уж лучше заниматься тем, что он сейчас делает. И лучше всего забыть о том, как к нему прижималось ее тело, и то, как она вцепилась ему в руку.
   Они вытащили металлические трубки и тяжелые стальные болванки и разложили их примерно в пятнадцати ярдах от грузовика, по одной с каждой стороны пространства, где должны были находиться зрители. Собрав из них стойки, они установили на них прожекторы. Во время работы актеры перебрасывались словами, которых Дивер никогда прежде не слышал. Но он довольно быстро понимал, с какой целью устанавливается тот или иной прожектор. Олли был главным электриком. У Дивера в этой области было мало опыта, но он старался этого не показывать. Просто он без лишней болтовни быстро и правильно делал то, что приказывал Олли, и лишь изредка задавал ему вопросы. К тому времени, когда к прожекторам было подведено питание и каждый из них был отрегулирован и сфокусирован, Олли разговаривал с Дивером так, словно они знали друг друга еще со школьной скамьи. Он шутил и даже слегка поддразнивал своего помощника.
   — А правда, что есть специальный лошадиный одеколон, которым поливают себя конные рейнджеры? — шутливо спрашивал он. Но главным образом он учил Дивера всему, что ему необходимо было знать об освещении сцены. Он объяснял ему, зачем используются различные цветовые фильтры, в чем заключаются обязанности осветителя, как производится освещение декораций и как подключать панель реостата. Дивер не был убежден в том, что ему когда-нибудь пригодится умение освещать сцену, но Олли хорошо разбирался в том, о чем рассказывал, а Дивер был не против научиться чему-то новому.
   Даже когда были установлены прожекторы, работы еще оставалось хоть отбавляй. Они позавтракали, стоя у газовой плиты.
   — Мы заставляем вас слишком много работать, — сказала Скарлетт, но Дивер лишь ухмыльнулся и засунул в рот очередной блинчик. На вкус казалось, что в них даже есть сахар. Газовая плита, собственный генератор, блинчики, приготовленные не только из муки и воды, — все это говорило о том, что несмотря на походную жизнь, в кузове грузовика и палатках, эти бродячие актеры имели некоторые вещи, которых, как правило, не было у жителей городков, расположенных на осваиваемых землях.
   К полудню мокрый от пота и совершенно разбитый Дивер стоял в сторонке и вместе с Олли, Тули и Маршаллом осматривал сцену. Ракета была разобрана и заменена мачтой корабля. Борт грузовика был укрыт панелями и стал похож на корпус судна. Были установлены механизмы, которые создавали эффект волн, приводя в движение синюю ткань, лежавшую перед импровизированным судном. Черный занавес скрывал от глаз пирамиду. Дасти поднялся на сцену и на виду у мужчин раскрыл занавес. Дивер подумал, что внезапно появившаяся пирамида производит должный эффект, но Маршалл только щелкнул языком.
   — Выглядит несколько потрепанно, — сказал он.
   Занавес был действительно заштопан во многих местах, но в нем были и еще не заштопанные прорехи и дыры.
   — Это днем все выглядит потрепанно, папа, — сказал Тули, — а вечером все будет в полном порядке, — голос Тули звучал немного раздраженно.
   — Нам нужен новый занавес.
   — Если уж говорить о том, что нам нужно, то новый грузовик нам нужен гораздо больше, — сказал Олли.
   Тули сердито посмотрел на него. Дивер не мог понять, с чего это Тули рассердился.
   — Нам не нужен новый грузовик, нам просто нужно лучше следить за старым. Вот Дивер говорит, что у него плохо работает карбюратор.
   Лицо Олли мгновенно утратило свое жизнерадостное выражение. Он повернулся к Диверу и посмотрел на него холодным как лед взглядом.
   — Правда? А вы что, механик?
   — Когда-то я был водителем грузовика, — сказал Дивер. Он не мог поверить, что совершенно неожиданно для себя оказался в центре семейной склоки. — Возможно, я ошибаюсь.
   — Нет-нет, вы абсолютно правы, — возразил Олли, — видите ли, дело в том, что я беру все эти огромные суммы денег, которые они дают мне на покупку запасных частей и проматываю их до последнего цента в кабаках и публичных домах новых земель. Вот поэтому двигатель никак не удается отремонтировать.
   Олли был слишком рассержен для того, чтобы шутить, но то что он говорил, скорее всего, не было правдой. На новых землях не было ни кабаков, ни публичных домов.
   — Я говорю лишь о том, что мы не можем позволить себе ни новый грузовик, ни новый занавес, — сказал Тули. Он выглядел растерянно, но ведь он ни больше ни меньше как обвинил Олли в недобросовестном отношении к обслуживанию грузовика.
   — Если это так, — сказал Олли, — то зачем тебе надо, чтобы Тиг был на твоей стороне?
   Диверу захотелось схватить его и крикнуть прямо в лицо: «Я не на чьей стороне. Я не член вашей семьи и не участвую в вашей склоке. Я всего-навсего конный рейнджер, который хотел, чтобы его подвезли до города и который помог вам разгрузить восемь тонн барахла в обмен на завтрак».
   Тули пытался как-то разрядить обстановку, но не слишком в этом преуспел.
   — Я всего лишь пытаюсь объяснить тебе и отцу, что мы на мели, и разговоры о покупке нового занавеса или нового грузовика равносильны надеждам на то, что, упав в яму, ты найдешь в ней золото. И то и другое совершенно невероятно.
   — Именно об этом я и говорил, — сказал Олли.
   — Ты говорил слишком язвительно, — сказал Тули. Какое-то мгновение Олли стоял молча. Казалось, он взвешивает очередную тираду язвительных слов, чтобы в нужный момент сразить ими кого-нибудь наповал. Но он так ничего и не сказал, а повернулся к ним спиной и пошел прочь.
   — Таков уж наш Олли, опять он вышел из себя, — заметил Тули. Горько улыбнувшись, он посмотрел на своего отца. — Уж не знаю, что я такого сделал, но уверен, что рассердил его именно я.
   — Ты унизил Олли в присутствии его друга, вот что ты сделал, — сказал Маршалл.
   Дивер тотчас понял, что говоря о друге, Маршалл подразумевал именно его. Дивера удивило то, что его считают другом Олли. Не поэтому ли Олли все утро работал бок о бок с Дивером, объясняя ему все тонкости электропроводки? Каким-то образом Дивер превратился из совершенно постороннего человека в друга. Причем никто даже не поинтересовался, что он сам об этом думает.
   — Тебе надо научиться чуткости к другим людям, Тули, — сказал Маршалл. — Слава Богу, что ты, при твоем полном равнодушии к чувствам собственного брата, не являешься главным в этой компании. Ты просто тиранишь людей, Тули.
   Маршалл говорил, не повышая голоса, но его жестокие слова точно попадали в цель. Диверу оставалось лишь смущенно наблюдать за тем, как Тули безропотно выслушивал нелицеприятные обвинения. И хотя вина в ссоре с Олли во многом лежала именно на нем, но все же он не заслуживал такой выволочки, и уж тем более в присутствии Дивера. Сам же Дивер никак не мог придумать способа убраться отсюда, и при этом не произвести впечатления, что он кого-то из них осуждает. Поэтому он так и стоял между Маршаллом и Тули, стараясь не смотреть им в глаза.
   Тем временем Кэти, сидевшая на вершине пирамиды, принялась что-то шить, а Дасти и Дженни стали готовить все необходимое для фейерверка, которым должно было закончиться представление. Что касается Олли, то он, открыв капот грузовика, что-то ремонтировал в моторном отсеке. Дивер подумал, что он, наверное, слышит каждое слово, произнесенное Маршаллом в адрес Тули. Он представил себе, как Олли улыбается своей ехидной улыбочкой. Но Диверу не хотелось думать об этом, тем более что Олли считал его своим другом. Поэтому он устремил свой взор на пирамиду и стал наблюдать за тем, как работает Кэти.
   Ему показалось странным то, что она забралась так высоко и сидит на самом солнце, тогда как вполне можно было устроиться в тени. И вдруг ему пришло в голову, что Кэти забралась на вершину пирамиды просто для того, чтобы он ее обязательно увидел. Но если это так, то она совершает глупость. То, что случилось сегодня утром — и ее болтовня, и то, что она прижималась к нему, не имело никакого значения. Надо быть полным идиотом, чтобы вообразить себе, что такая умная и красивая женщина всерьез начнет проявлять к нему интерес. Скорее всего, она сидела на вершине пирамиды только потому, что ей нравилось сверху наблюдать за этим городком.
   Между тем она подняла руку и помахала ему.
   Дивер не посмел ответить ей тем же жестом. Маршалл все еще гневался, распекая Тули за поступки, совершенные им много лет назад. Отведя глаза от Кэти, Дивер увидел, как Тули безропотно принимает и эти упреки. Казалось, Тули подавляет все свои чувства, когда с ним разговаривает отец.
   В конце концов, выволочка закончилась. Маршалл наконец успокоился и теперь ждал, что скажет Тули.
   — Извините, сэр, — вот все, что сказал в ответ Тули. В его словах не было ни гнева, ни сарказма, они были сказаны абсолютно искренне. — Извините, сэр.
   Маршалл с гордым видом удалился в направлении грузовика.
   Как только отец удалился на достаточное расстояние, Тули повернулся к Диверу.
   — Извини, что тебе пришлось все это выслушивать.
   Дивер пожал плечами. Он не знал, что сказать в ответ.
   Тули горько усмехнулся.
   — Вот так каждый раз. Но отцу больше нравится, когда при этом кто-нибудь присутствует.
   — Я не разбираюсь в отцах, — сказал Дивер.
   Тули улыбнулся.
   — Папа ведет себя не так, как это принято у других людей. Здравый смысл и элементарная вежливость — это подпорки, необходимые для людей с более примитивным мышлением, — лицо Тули стало печальным. — Нет, Дивер, я люблю своего отца. И дело здесь не в Олли и не в том, как я обращался с ним. Ведь я говорил Олли вовсе не о грузовике. Дело в том, что я слишком люблю своего папу, и Олли прекрасно знает об этом. И именно это во мне так его раздражает, — Тули посмотрел по сторонам, как будто хотел выяснить, не осталось ли для него еще какой-нибудь работы. — Думаю, мне сейчас лучше пойти в город и получить официальное разрешение на проведение представления. Кстати, тебе ведь тоже нужно в город, ты же хотел сообщить о себе в Моаб, не так ли?
   — Думаю, да.
   Тули подошел к матери и спросил, не нужно ли ей что-нибудь в городе. Скарлетт составила список, в основном в него вошли продукты питания — мука, соль, мед. Их можно было получить бесплатно, так как они обладали правом брать их на общественных складах. Подойдя, Олли бросил в грудь Тули грязный воздушный фильтр.
   — Мне нужен новый воздушный фильтр, точно такой же, только чистый.
   — Куда это ты собрался, Лоуренс? — спросила Скарлетт.
   — Спать, — ответил он. — Если ты помнишь, я всю ночь был за рулем, — с этими словами Олли пошел прочь.
   — А как насчет тормозных колодок? — спросил Тули.
   — Ах, да. Посмотри, может, здесь есть механик, который может этим заняться, — Олли нырнул в палатку. В воздухе все еще пахло недавним скандалом. Дивер обратил внимание на то, что Скарлетт даже не поинтересовалась, что произошло.
   Пояснив Тули, что надо достать в городе, она обсудила с ним, какие пожертвования они могут получить от публики в таком местечке, как Хэтчвилл. Затем Тули, а вместе с ним и Дивер отправились в город. Дивер хотел взять с собой седло, но Тули его отговорил.
   — Если они скажут, что тебе нужно сегодня же выезжать, то его захватит твой возница. А если ты отправишься в Моаб послезавтра, вместе с нами, тогда ты можешь оставить его здесь, — казалось, он хочет оставить седло в качестве гарантии того, что Дивер обязательно вернется.
   Дивер сам не понимал, почему он не прихватил с собой седло, оставив без внимания предложение Тули. Он знал, что еще совсем недавно они хотели его прогнать, и только вежливость, чувство собственной вины или смущение могли заставить Тули использовать седло как гарантию того, что Диверу придется вернуться к ним еще хотя бы раз. Как это ни смешно, но Дивер ничего против не имел. Уже давно никто не рисковал уговорить его остаться. Они же сами твердили, что он друг Олли. А как с ним вела себя Кэти? Все это говорило о том, что они хотят его удержать. Он все больше склонялся к тому, что будет и дальше с ними работать, помогать им разгружать грузовик и готовиться к представлению. Дивер пролил слишком много пота на этом поле, чтобы взять и сегодня же уехать в Моаб. Ему хотелось посмотреть, ради чего была вся эта суета. Он хотел посмотреть представление. Вот, собственно, и все.
   Но сделав такое заключение, Дивер понял, что лжет самому себе. Он, конечно, хотел посмотреть представление, но дело было не только в этом. Еще он испытывал сильное желание, настолько сильное и древнее и так долго терзавшее его, что Дивер уже стал о нем забывать. Ему казалось, что какая-то часть его истомившейся души уже умерла, так и не утолив жажды. И только то, что здесь произошло, вновь пробудило это мучительное чувство, и теперь он уже не мог уехать, не выяснив, может ли он каким-то образом удовлетворить свое желание. И дело было не в Кэти. Во всяком случае, не только в ней. Здесь было нечто большее. Возможно, что к тому времени, как он отправится в Моаб, ему удастся выяснить, что именно так терзает его, и это чувство заставит навсегда померкнуть мечту стать Всадником Ройала.