Кард Орсон Скотт. Люди на краю пустыни

   Размышляя о людях, которые сначала говорят жестокие слова, а потом не могут забрать их назад, Дивер вспомнил, как утром Маршалл устроил Тули настоящую выволочку. Оказывается, то, что Олли, по мнению его собственной матери, похож на Роя Ааля, вовсе не было единственной проблемой этой семьи.
   — Дивер Тиг, мне не следовало рассказывать тебе об этом.
   Дивер подумал, что он, наверное, слишком долго молчал.
   — Нет, все нормально, — успокоил он Скарлетт.
   — Но в тебе все же есть нечто особенное. Ты так уверен в себе.
   Об этом Диверу говорили и раньше. Долгое время он считал причиной такого мнения собственную замкнутость. Он редко общался с людьми, а если и делал это, то был не особенно разговорчив.
   — Надеюсь, что вы правы, — сказал он.
   — А когда матушка Ааль назвала тебя ангелом...
   Дивер усмехнулся.
   — Я подумала, что может быть сам Господь привел тебя к нам. Или привел нас к тебе. И как раз в тот момент, когда мы так нуждаемся в исцелении. Быть может, сам ты этого и не понимаешь, но не исключено, что ты здесь для того, чтобы сотворить чудо.
   Дивер покачал головой.
   — Не исключено, что ты можешь творить чудеса, даже не понимая, что делаешь, — она взяла Дивера за руку. В этот момент к ней снова вернулась ее обычная манера из всего делать спектакль. Пытаясь его убедить, она снова стала актрисой. Дивер был рад тому, что так ясно видит различие между ее естественным поведением и актерской игрой. Это означало, что он мог верить тем словам, которые она произнесла, когда находилась в естественном состоянии. — Ах, Дивер, — воскликнула она, — я так боюсь за Олли.
   — Боитесь, что он сбежит? Или боитесь, что он не сбежит?
   Она перешла на шепот.
   — Сама не знаю, чего я хочу. Просто я хочу, чтобы стало лучше.
   — Жаль, что я не могу вам помочь. Мне по силам лишь поднять флаг в сцене с Бетси Росс и отремонтировать вентилятор обогревателя.
   — Может быть, этого будет вполне достаточно, Дивер Тиг. Возможно, что тебе нужно лишь оставаться тем, кто ты есть. Что, если Господь послал тебя к нам? Так ли уж это невероятно?
   Дивер не мог не рассмеяться.
   — Господь никогда и никуда меня не посылал.
   — Ты хороший человек.
   — Откуда вам это знать?
   — Достаточно лишь надкусить яблочко, чтобы определить, зрелое оно или нет.
   — Я лишь по чистой случайности оказался среди вас.
   — Твоя лошадь совершенно случайно умерла в тот самый день, а ты по чистой случайности захватил седло и поэтому вышел на дорогу в нужное время, а у нас были неисправные тормоза и поэтому мы выехали на эту дорогу как раз вовремя. Ты по чистой случайности оказался первым за несколько лет человеком, которому удалось остановить наш грузовик, когда за его рулем Олли. А Кэти совершенно случайно положила на тебя глаз. Все это, конечно, чисто случайное стечение обстоятельств.
   — Я бы не стал так смело утверждать, что Кэти положила на меня глаз, — заметил Дивер. — Не думаю, что в этом есть хоть доля правды.
   Скарлетт посмотрела на него своими бездонными глазами и заговорила, мастерски изображая горячность:
   — Спаси нас. У нас нет сил спасти себя.
   Дивер не знал что и сказать. Он лишь отрицательно покачал головой и пошел прочь. Он направился к пастбищу, которое лежало за грузовиком. Там никого не было. Теперь он видел и толпу зрителей, расположившихся перед грузовиком, и Аалей, находившихся за ним. Актеры гримировались и надевали костюмы. Они уже были готовы в любой момент выйти на сцену. Пройдя еще немного, Дивер обнаружил, что человеческие фигурки еще больше уменьшились в размерах.
   Если зрители будут прибывать такими темпами, то к началу представления соберется несколько сотен человек. Возможно, все население этого городка. Бродячие труппы не часто собирают столько зрителей.
   До вечера было еще далеко, а люди все прибывали и прибывали. Поэтому Дивер решил, что может на минутку уйти в себя и немного поразмышлять. Старуха Донна настолько свихнулась, что называет его ангелом. А Скарлетт просит его каким-то образом не допустить, чтобы Олли привел семью на край гибели. А Кэти хочет... впрочем, неясно, чего же она на самом деле хочет.
   Еще и суток не прошло с тех пор, как он повстречался с этими людьми, а он уже настолько близко познакомился с ними. У него было такое ощущение, что он хорошо их знает. А может быть, и они хорошо узнали его?
   Нет, просто они доведены до отчаяния, вот и все. Хотят перемен, и для этого готовы воспользоваться помощью первого встречного. Но непонятно, почему они так не хотят отказываться от своего кочевого образа жизни. Впрочем, их существование мало чем напоминало нормальную жизнь, во всяком случае, жизнь в понимании Дивера. Так вкалывать, и лишь ради того, чтобы ставить представления в городах, где терпеть не могли бродячих актеров.
   А ты, Кэти, чего же ты добиваешься?
   Вероятно, она, как и Скарлетт с Донной, является частью женского сговора. Они пытаются уговорить Дивера остаться, в надежде, что он улучшит их жизнь. Хуже всего то, что сам он уже почти готов остаться. Зная, что Кэти лишь притворяется, он все равно идет у нее на поводу. Он до сих пор не сводит с нее глаз. Что говаривал Мич, когда какой-нибудь парень уходил из рейнджеров, чтобы на ком-нибудь жениться? «Отравление тестостероном» — вот как он это называл. «Мужчина может заболеть от передозировки тестостерона. Это единственная болезнь, которая может навсегда выбить из числа рейнджеров». Да, похоже, я подцепил именно эту болезнь. Но если бы я хотел на ней жениться, я бы просто забыл обо всем на свете, кроме Кэти, по крайней мере, на некоторое время. А очнувшись, я бы понял, что у меня здесь жена и детишки и мне отсюда уже никуда не уехать. И я бы никогда не уехал, даже если бы захотел. Даже если бы оказалось, что Кэти только играет роли, и что на самом деле я вообще никогда не был ей нужен. Я бы никогда не уехал просто потому, что я не Ройал Ааль. Я не такой, как те, кто брали меня на попечение. Если бы у меня была семья, я бы никогда не бросил своих детей, никогда. Они могли бы рассчитывать на меня до самой моей смерти.
   Вот поэтому-то я и не могу остаться. Я не могу позволить себе поверить в это, и поэтому не буду понапрасну ломать себе голову. Я не актер, как они, и поэтому я для них такой же чужак, как и для жителей Хэтчвилла, которые, в отличие от меня, все, как один, мормоны. А что касается Кэти, то уж кому как не мне знать, сможет ли такая женщина когда-нибудь полюбить меня. Какой же я идиот, что даже в мыслях допустил возможность остаться с ними! Ведь они настолько несчастны, что, оставшись с ними, я сам себя обрекаю на точно такие же несчастья. Дело моей жизни совсем не здесь, оно ждет меня в прерии, там, где сейчас скачут всадники сопровождения. Даже если Ройал Ааль и вправду не лучше позолоченного дерьма, и даже если мне и там суждено остаться чужаком, то я, по крайней мере, буду делать работу, которая заставляет мир хоть немного измениться.
   Дивер забрел в яблоневый сад, который находился примерно в сотне ярдов к югу от грузовика. Местность, окружавшая Хэтчвилл, была освоена несколько лет назад, и яблони были большими и довольно крепкими. Поэтому Дивер решил забраться на ветку одной из них. Сверху он увидел, как продолжает прибывать толпа. Уже наступал вечер. Солнце почти касалось горных вершин, поднимавшихся на западе. Вдруг он услышал возглас Кэти: «Олли!».
   Этот окрик напомнил ему собственное детство и соседских детишек, игравших в прятки. Раз, два, три, Олли, Олли, выходи! Дивер лучше всех умел прятаться. Его никогда не могли найти сразу.
   Потом он услышал голос Тули. И голос Маршалла: «Олли!».
   Дивер представил себе, что случится, если Олли не вернется. Если он сбежал, как это сделал Ройал. Что будет делать семья? Они не смогут дать представление, если некому будет заниматься освещением сцены и световыми эффектами. Ведь, за исключением Олли, все остальные играют роли.
   У Дивера заныло под ложечкой. Ведь был еще один человек, который кое-что понимал в освещении сцены и не был занят в спектакле. «Не мог бы ты нам помочь, Дивер Тиг?» Что он тогда сказал бы в ответ? «Извините, но мне надо присматривать за пастбищами, так что удачи вам и прощайте».
   Черта с два он так скажет, он просто не сможет взять вот так и уйти. И Олли прекрасно знал об этом. Он сразу же оценил характер Дивера и стал поддерживать в нем мнение, что нельзя бросать людей в трудную минуту. Вот почему он так старался научить Дивера обращаться с системой освещения. И вот теперь Олли мог сбежать без ущерба для собственной семьи. Все здесь считали, что Олли выбрал Дивера своим другом. Нет, господа, Дивер Тиг не был другом Олли. Он просто стал козлом отпущения.
   Но Дивер чувствовал, что должен как-то восстановить доброе имя Олли. Ведь Скарлетт несправедливо его обвиняла: Олли был не из тех, кто способен, подобно Ройалу, сбежать, послав к черту собственную семью. Нет, Олли дождался, пока у него появится более или менее подходящая замена, и только после этого исчез. Конечно, Дивер мог и не испытывать особого желания заниматься осветительными работами, но это уже не было бы заботой Олли. Какое ему, собственно, дело было до Дивера Тига? Ведь Дивер не был членом их семьи, он был посторонним. Олли вполне мог болтать с Дивером о своей жизни, ведь, в сущности, этот чужак ничего для него не значил. Кроме того, у Дивера никогда не было ни собственной семьи, ни каких-либо привязанностей. Что он мог значить для Олли, пока в семействе Аалей все было в порядке?
   Несмотря на весь свой гнев, Дивер представил себе, как Кэти подойдет к нему и с искренним, а не наигранным отчаянием спросит: «Что же нам делать? Мы не можем ставить спектакль без осветителя». А Дивер ответит: «Я буду осветителем». А она скажет: «Но ты же не знаешь, когда нужно менять освещение». А Дивер скажет: «Дай мне сценарий и подпиши, в каких местах нужно менять освещение. Тогда я смогу это сделать. Те, кому не надо выходить на сцену, помогут мне». И тогда после спектакля ее губы прикоснутся к его губам, и она всем телом прижмется к нему. И тогда он почувствует на своем лице ее горячее и сладостное дыхание. И она прошепчет: «Ах, Дивер, спасибо тебе, ты нас выручил».
   — Не делай этого. — Голос какой-то девушки прервал его грезы. Но это была не Кэти. Этот голос раздался у него за спиной, из глубины сада.
   — Не делай этого, — насмешливым голосом повторил фразу какой-то мужчина. В красноватых отсветах заходящего солнца Дивер увидел Олли и девушку из Хэтчвилла. Она хихикала. Он целовал ее в шею и обеими руками сжимал ее ягодицы. Олли так крепко прижал к себе девушку, что она даже привстала на цыпочки. Все это происходило довольно близко. Храня полное молчание, Дивер лихорадочно размышлял. Получалось, что Олли вовсе не сбежал. Но Дивер не мог решить, то ли ему радоваться этому, то ли выходить из себя.
   — Ты не посмеешь, — сказала девушка. Она вырвалась из его объятий и, отбежав на несколько шагов, остановилась и повернулась к Олли. Она явно хотела, чтобы он побежал вслед за ней.
   — Ты права, я не посмею, — согласился с ней Олли. — Сейчас начнется представление. Но когда оно закончится, ты придешь туда?
   — Конечно. Я собираюсь посмотреть все до конца.
   Внезапно лицо Олли стало серьезным.
   — Нэнс, — обратился он к ней, — ты себе не представляешь, как много ты для меня значишь.
   — Мы знакомы всего несколько минут.
   — У меня такое ощущение, что я знаю тебя очень давно. У меня такое ощущение, что мне всю жизнь так не хватало тебя. Я это понял только сейчас.
   Судя по всему, ей понравились эти слова. Она улыбнулась и отвела глаза. Дивер подумал: «Олли такой же актер, как и все остальные члены семейства Ааль. Мне нужно поучиться у него искусству обольщения девушек-мормонок».
   — Я знаю, что мы откровенны друг с другом, — продолжал Олли. — Я знаю, ты не обязана мне верить, мне и самому с трудом в это верится. Но я знаю, что нам было предначертано найти друг друга. Что и случилось сегодня вечером.
   Олли протянул руку. Девушка осторожно коснулась ее своей рукой. Он медленно поднес ее руку к своим губам и один за другим, нежно поцеловал все ее пальцы. Положив палец свободной руки в рот, она пристально наблюдала за Олли.
   Не отпуская ее руки, он всем телом подался к ней и стал ласкать свободной рукой ее щеку. Тыльной стороной ладони Олли нежно гладил ее кожу и губы. Его рука, скользнув по ее шее, потянулась к затылку и скрылась в гуще волос. Он притянул ее еще ближе к себе. Ее тело само подалось к нему. Шагнув вперед, он поцеловал ее. Похоже, что Олли тщательно рассчитывал каждое свое движение, каждое произнесенное слово. «Вероятно, он уже сотню раз проделывал подобные трюки», — подумал Дивер. Неудивительно, что семью Аалей неоднократно подозревали в причастности к самым мерзким историям.
   Девушка вцепилась в него. Буквально повисла на нем. Дивер испытывал и гнев, и сожаление одновременно. Он понимал, что подсматривать нехорошо, но его злило то, что Олли дурачит эту девушку, которая поверила во всю эту чепуху. Он знал, что если Олли попадется, то это может стоить его семье лицензии на постановку спектаклей. Но в то же самое время ему очень хотелось, чтобы эти губы целовали его, а не Олли, чтобы это соблазнительное и хрупкое тело прижималось к нему, Диверу. Такая сцена свела бы с ума любого мужчину.
   — Давай-ка лучше пойдем, — сказал Олли. — Ты пойдешь первой. Если твои родственники увидят, что мы вместе выходим из сада, они рассердятся и не дадут тебе снова встретиться со мной.
   — Мне наплевать. Я все равно встречусь с тобой. Я приду к тебе ночью, я выберусь через окно, и мы увидимся здесь, в саду. Я буду ждать тебя.
   — Ну иди же, Нэнс.
   — Олли! — раздался вдалеке чей-то окрик.
   — Поскорее, Нэнс, они уже зовут меня.
   Она медленно и осторожно повернулась к нему спиной, словно Олли удерживал ее какими-то невидимыми нитями. Потом она побежала. Двигаясь в западном направлении, она должна была выйти к остальным зрителям с другой стороны.
   Еще минуту Олли наблюдал за девушкой, а затем, резко повернувшись к Диверу, посмотрел ему прямо в глаза.
   — А у нее прелестная попка, ты не находишь, Дивер? — спросил он.
   Дивер перепугался, хотя и не мог понять, что именно вызвало у него такой страх. У него было такое ощущение, словно во время игры в прятки кто-то незаметно подошел к нему и сказал: «А я тебя вижу, Дивер!».
   — Чувствую, что ты меня осуждаешь, Дивер Тиг, — сказал Олли. — Но ты должен признать, что в этом деле я большой специалист. У тебя так никогда не получится. А это именно то, что так нужно Кэти. Ей нужна ласка и нежность. И нужные слова. Ты только опозоришься, пытаясь за ней ухаживать. Ты совсем не подходишь Кэти.
   Олли говорил это с такой грустью в голосе, что Дивер просто не мог не поверить ему, хотя бы отчасти. Потому что Олли действительно был прав. Кэти никогда не смогла бы стать счастливой с таким, как он. С конным рейнджером и бывшим мусорщиком. В какой-то момент Дивер почувствовал, как в нем поднимается волна гнева. Но именно этого от него и ждал Олли. В такой ситуации мог потерять голову любой, но только не Дивер Тиг.
   — Я-то, по крайней мере, могу отличить женщину от прелестной попки, — сказал Дивер.
   — Я прочитал все ученые книги, Дивер, и знаю, в чем заключаются факты. Женщины — это всего лишь утробы, которые ждут, когда их наполнят младенцами. И они вставляют в себя наши брандспойты всякий раз, когда чувствуют, что их утроба пуста. Вся прочая чепуха насчет настоящей любви, привязанности, обязательств и отцовства, все это сплошное вранье, которое мы говорим друг другу, только потому, что не хотим признать, что мало чем отличаемся от собак — если не считать того, что наши сучки постоянно находятся в состоянии течки.
   Дивер настолько рассердился, что готов был ответить самым грубым образом.
   — Это тоже вранье, Олли. Факт в том, что единственный способ, с помощью которого ты корчишь из себя настоящего мужчину, состоит в том, что ты лжешь молоденьким девицам. Настоящая женщина в момент тебя раскусит.
   Олли покраснел.
   — Я знаю, чего ты добиваешься, Дивер Тиг. Ты пытаешься занять мое место в этой семье. Но сначала я тебя убью!
   На этот раз Дивер не смог удержаться и расхохотался.
   — Я сумею это сделать!
   — Ну да, только я-то смеялся не над тем, что ты собрался меня убить. Я смеялся над твоей идеей о том, что я намерен занять твое место.
   — Думаешь, я не заметил, как ты сегодня пытался узнать все о моей работе? А как ты заставил Кэти ловить каждое твое слово? Так вот, в этой семье есть место для меня, но не для тебя!
   Олли повернулся и пошел прочь. Дивер спрыгнул с дерева и, сделав несколько широких шагов, догнал его. Он положил руку на плечо Олли только для того, чтобы остановить его, но Олли резко развернулся, высвобождая свое плечо. Дивер увернулся от удара, и кулак Олли лишь скользнул по его уху. Дивер почувствовал жгучую боль, но в свое время ему довелось участвовать в таких драках, что он перенес этот неумелый удар, даже не моргнув. Спустя мгновение Дивер прижал Олли к яблоне. Вцепившись правой рукой в рубашку Олли, он приподнял его, а левой сжал ему промежность. Парень явно испугался, но Дивер вовсе не собирался его бить.
   — Послушай меня, идиот, — сказал Дивер. — Мне не нужно твое место. У меня есть возможность стать всадником Ройала, так какого черта ты решил, что я хочу сидеть за твоими дурацкими реостатами? Ведь ты сам захотел научить меня.
   — Черт меня дернул.
   — Черт тебя всегда дергает, Олли. Ты настолько глуп, что сам не знаешь, что делаешь. А теперь послушай-ка, что я тебе скажу. Мне не нужно твое идиотское место. Я не хочу жениться на Кэти и не намерен быть осветителем. И вообще, я распрощаюсь с твоей семьей, как только мы приедем в Моаб.
   — Отпусти меня.
   Левая рука Дивера еще сильнее сдавила промежность Олли. Тот, вытаращив глаза от боли, продолжал слушать.
   — Если ты хочешь оставить свою семью, я ничего не имею против, но не делай это исподтишка и не пытайся переложить на меня свою работу. И не порти глупых малолеток, а то их родители отнимут у твоей семьи лицензию. То, что ты хочешь смыться, не дает тебе права угробить ради этой цели собственную семью. Ты должен уйти с чистой совестью, ты понял меня?
   — Ты ничего не знаешь обо мне, Дивер Тиг!
   — Так вот запомни, Олли. В течение следующей пары дней, пока мы не доберемся до Моаба, я буду следить за тобой так же внимательно, как муха следит за дерьмом. А ты не прикоснешься и даже не заговоришь ни с одной девушкой. Пока мы здесь, в Хэтчвилле, ты даже не посмотришь ни на одну девушку, а иначе я тебе все ребра переломаю, ты понял?
   — Тебе-то что до всего этого, Тиг?
   — Это твоя семья, тупой ублюдок. Даже собаки не гадят на собственных родичей.
   Дивер ослабил хватку, и Олли сполз на землю. Больше он не пытался нападать, а лишь отошел на безопасное расстояние. «Олли! Олли!» — все еще кричала Кэти. Еще некоторое время он стоял и молча смотрел на Дивера, а потом, изобразив на лице свою кривую улыбочку, повернулся к нему спиной и стал выходить из сада. Он двинулся прямо к грузовику. Дивер остался на своем месте и провожал его взглядом.
   Дивер чувствовал, что его мышцы все еще находятся в возбужденном состоянии, и он не знал, как их успокоить. Сейчас Дивер, как в детстве, готов был разорвать любого на куски. Он всегда умел обуздать свой гнев, но сейчас он испытывал какое-то удовлетворение оттого, что прижал Олли к дереву. В тот момент Диверу так хотелось врезать ему и не один раз, чтобы как следует проучить этого самодовольного дурака. Но только все это было зря, потому что он уже сожалел о том, что позволил себе зайти так далеко. Я вел себя как неразумное дитя, угрожая и запугивая Олли. Он был прав — какое мне дело до всего этого? Это совсем не мое дело.
   Но теперь я сделал это своим делом. Сам того, не желая, я влез в проблемы этой семьи».
   Дивер посмотрел в сторону импровизированной сцены, силуэт которой освещали последние лучи заходящего солнца. Заработал генератор, и один за другим зажглись различные прожекторы. Вокруг сцены появился ослепительный ореол. Все это было похоже на какое-то волшебство. Когда яркий свет упал на сцену, Дивер услышал, как зрители захлопали в ладоши.
   За кулисами также включилось освещение, и теперь в свете прожекторов Дивер различил силуэты людей. Увидев эти серые тени, деловито снующие в разных направлениях, он ощутил какое-то приятное томление в груди и жар в голове. Это было предвкушение чего-то давно забытого. Утраченного настолько давно, что он даже не мог вспомнить, как это называется. Но это нечто настолько глубоко укоренилось в его памяти, что готово было в любой момент напомнить о себе. Оно заключалось в них, в этих мужчинах, женщинах и детях, которые бесшумно двигались за кулисами, выполняя свою работу. Это их силуэты мелькали в свете фонарей, сияющих во тьме. Это нечто заключалось в туго натянутых нервах, соединявших их всех воедино, в той плотной паутине, которая связывала их во время каждого представления. Каждый удар, нанесенный ими, каждая их нежная ласка, каждое объятие и каждая подножка, которую один из них подставлял другому, — все это оставалось невидимым, словно тонкая паучья нить. И так продолжалось, поскольку никто не мог воспринять их как ряд отдельных личностей. Самой по себе Кэти просто не существовало, зато была Кэти-и-Тули или Кэти-и-Скарлетт. Маршалла тоже не было, зато был Маршалл-и-Скарлетт или Маршалл-и-Тули или Маршалл-и-Олли или Маршалл-и-Парли, а главное, Маршалл-и-Рой. Но Рой разорвал эти тенеты, подумал Дивер. Рой вырвался из них и уже никогда не вернется, подумал он. Но сами тенеты все же остались, и каждый поступок Роя вызывает потрясение в жизни его брата, а через него оказывает влияние и на всех остальных, сотрясая все ячейки паутины.
   «Я тоже влез в эту паутину и ощущаю на себе каждое ее колебание».
   Из громкоговорителей хлынули звуки бравурной музыки. Скользнув под ветвь яблони, Дивер направился через поле к грузовику.
   Музыка была громкой и даже несколько резала слух. Это был гимн, который исполняли на горнах и барабанах. Обойдя почти всю неосвещенную часть грузовика, Дивер вдруг увидел на сцене Кэти. Она шила, делая такие размашистые движения руками, чтобы даже зритель, сидевший в самом дальнем ряду, понял, что она шьет. Кэти шила флаг.
   Внезапно музыка стала звучать тише. Со своего места Диверу не все было видно, но, услышав голос, он сразу же его узнал. Это был голос Дасти, который говорил:
   — Генерал Вашингтон желает знать, готов ли флаг, миссис Росс?
   — Скажите генералу, что мои пальцы не проворнее его солдат, — ответила Кэти.
   Шагнув вперед, Дасти встал лицом к публике. Теперь, когда мальчик оказался в передней части грузовика, Дивер наконец его увидел.
   — У нас должен быть флаг, Бетси Росс! Чтобы каждый человек мог увидеть, как высоко он реет, чтобы каждый понял, что нация — это не Пенсильвания, не Каролина, не Нью-Йорк или Массачусетс, а Америка!
   Дивер вдруг понял, что эту речь явно должен был произносить Вашингтон, то есть Парли. Но поскольку у Парли были нелады с памятью, ее поручили Дасти, который играл юного солдата. Это был компромисс. Но поняла ли это публика?
   — Это флаг останется навсегда, и то, как мы поведем себя в этой подлой войне, решит, что будет стоять за этим флагом, а деяния новых поколений американцев добавят чести и славы этому флагу. Так где же этот флаг, Бетси Росс?!
   Плавным, мягким движением Кэти встала на ноги и шагнула вперед. Красно-бело-синий полосатый флаг был обмотан вокруг ее тела. Это была захватывающая сцена, и на какое-то мгновение Дивера охватили переполнившие его чувства, но они были вызваны не самой Кэти, а Бетси Росс и пылким юношеским голосом Дасти, и сценой, которую они играли с горьким пониманием того, что Америки, о которой они говорят, больше не существует.
   Потом он вспомнил, что его попросили быть за кулисами и поднять флаг именно в тот момент, когда Кэти закончит свою речь. Он понял, что уже опаздывает и побежал на свое место.
   У рычага была Дженни. Недалеко от нее, за пирамидой стоял Парли. Он был в полном облачении Джорджа Вашингтона и вот-вот должен был выйти на сцену и обратиться со своей речью к солдатам. Тем временем на сцене Кэти уже произносила свои последние слова: «Если вашим людям хватит отваги, то этот флаг всегда будет реять...».
   Подбежав к рычагу, Дивер положил на него свою руку. Даже не взглянув на него, Дженни тотчас убрала свою руку, схватила текст и взлетела вверх по лестнице, приставленной к задней части пирамиды, преодолев примерно половину ее высоты.
   «...над землей свободных!» — крикнула Кэти, заканчивая фразу.
   Дивер потянул за рычаг. Груз, установленный на самой верхушке флагштока, упал вниз, а флаг стремительно взлетел вверх. Дивер тотчас схватился за туго натянутый провод, который был незаметно прикреплен к боковой стороне полотнища флага. Натягивая и отпуская этот провод, Дивер заставил флаг трепетать. Музыка достигла своей кульминации, а затем все стихло. Со своего места Дивер не мог видеть флаг, но, вспомнив сценарий, решил, что он уже не подсвечивается прожекторами, и поэтому перестал дергать провод.
   Дивер заметил, что Дженни совершенно не помогает Дасти с переодеванием костюма, хотя именно это было формальной причиной того, что они попросили Дивера взять на себя управление флагом. Дасти убежал в палатку, аДженни, стоявшая на лестнице, прислоненной к пирамиде, суфлировала Парли, который декламировал обращение Джорджа Вашингтона к солдатам. Она хорошо справлялась со своей работой, и невнятное бормотание Парли, казалось, было вызвано задумчивостью Вашингтона, который подыскивал единственно верное в данный момент слово. Но Дивер понимал, что Парли плохо справляется со своей ролью, так как, несмотря на подсказки Дженни, пропускает целые куски речи Вашингтона.