Карим Мустай. Радость нашего дома

   У меня даже дыхание захватывает: что это может быть у мамы?
   - Говори ты, Оксана: это кому? - переспрашивает мама.
   - Ямилю!
   - А в той руке - Оксане! - выпаливаю я.
   Мама тут же протягивает нам по паре новых кожаных башмак он.
   - Это привезла вам бабушка в подарок к майскому празднику, радостно говорит мама. - Скажите спасибо.
   Мы сразу поворачиваемся к бабушке и вместе говорим:
   - Спасибо тебе, бабушка!
   Мама берет у меня из рук один башмак п показывает бабушке подошву:
   - Они сделаны в Москве! Видишь: "Москва, фабрика "Парижская коммуна".
   Мама возвращает мне башмак. Ох, если бы вы видели эти башмаки! Я в своей жизни не видел более красивых. Блестящие, желтые, кожаные, с красными кисточками! Вот это башмаки так башмаки!
   - Ну-ка, дети, наденьте их. Подходят ли они? - говорит бабушка.
   Мы торопливо снимаем старые башмаки.
   - Подождите, - останавливает нас мама, - пусть уж все будет новое. Там, на крыльце, стоит таз с водой, помойте ноги и наденьте новые чулки.
   Держа в руках красивые башмаки, мы выходим на крыльцо, садимся на ступеньку и опускаем ноги в таз.
   - Когда мы будем большими, мы купим бабушке теплые, мягкие туфли. Ладпо, Ямиль? - говорит сестренка. Она надела свои башмаки на руки и разглядывает их. - Смотри, смотри, как красиво!
   - Когда я буду большой, я стану шофером и повезу па машине бабушку, маму, папу и тебя в город, в кукольный театр, - говорю я.
   - А я, когда вырасту, сошью бабушке новый камзол. На швейной машинке буду шить, тик-тик-тик-тик... - Оксана показывает, как быстро будет стучать машинка.
   - Ты, Оксана, и шубу тогда бабушке сшей, ладно? А то у нее уже старая.
   Мама стучит в окно и машет нам рукой. Мы еще немножко ходим босиком по чисто вымытому крыльцу, оставляя мокрые следы, потом вытираем ноги и бежим в дом обуваться.
   - Что вы там, утонули в тазу, что ли? - говорит мама.
   Вот так сказала! Разве можно утонуть в тазике с водой!
   - Обувайтесь, обувайтесь! ~ торопит нас бабушка. - В этих башмаках ноги сами запросятся плясать, вот увидите!
   Ну вот, мы и надели наши обновки п медленно ходим по комнате. Кпсточкн на башмачках Оксаны ударяются друг о друга, как будто хлопают в ладоши.
   Мне хочется выйти на улицу, пройтись по всему селу, а потом побежать далеко-далеко по той широкой дороге, где ходят машины. Так бы и взял сейчас сестренку за руку и побежал! Ногам не терпится. Может быть, это башмаки-скороходы, как в сказке?
   - Тебе хочется выйти на улицу? - спрашиваю я Оксану.
   - Хочется. Идем!
   Но мама усаживает нас на сундук.
   - Вот уже солнце ушло за гору. Куры на насестах спят, и ягнята спят, - тихо и ласково приговаривает мама. - Завтра вы встанете ранорано, увндит солнце ваши новые башмаки и станет удивляться: ай, какие красивые башмаки у детей!..
   Я очень люблю слушать, когда мама так приговаривает. И все-то она знает, даже то, что скажет солнце. Ну, да ведь она - мама!
   - А луне покажем башмаки? - спрашивает Оксана.
   - А луна сама заглянет в окно, как только вы ляжете спать.
   - А звездам?
   - А звезды далеко, они не увидят. Им потом расскажет луна: вот какие башмаки я видела у детей, это бабушкин подарок! И звезды, услышав такую радостную весть, загорятся еще ярче.
   Когда мама рассказывает эту сказку, мпе кажется, что мы с Оксаной шагаем в своих новых башмаках среди звезд.
   Уже совсем темно, а мы все не ложимся. Скорей бы настудило утро! Мы пошли бы к Марату, потом к Фариту. Спустились бы к реке и там походили бы по желтому песку.
   Бабушка стелет нам постели. На стене, возле кровати, висит папин портрет. На груди у папы три медали. Папа без фуражки, большие усы низко свисают. Портрет раньше был маленький, потом мама отдала его увеличить.
   Я часто, когда ложусь в постель, смотрю на папу и думаю: "Где он? Что он делает в эту минуту?"
   Сейчас, в темноте, портрета не видно. Но все равно, даже закрыв глаза, я представляю себе папу.
   Я все еще не сплю. Вот в окно заглянула луна, она светит прямо на сундук. А на сундуке стоят наши башмаки. Луна, наверно, думает, что мы спим. Я чуть-чуть приоткрываю глаза - нет, луна не видит меня. Я с головой закрываюсь одеялом. И вдруг сразу вспоминаю слова дедушки Мансура: "Ведь завтра первомайский праздник!" Вот почему я никак не могу заснуть.
   ВЗЯЛ ДА УПЛЫЛ ОДИН БАШМАК...
   Мама встает тпхопько, чтобы не разбудить нас, потом отворяет дверь, выходит во двор. Я слышу ее шаги и открываю глаза. Совсем светло. Сестра еще спит и чему-то улыбается во сне, русые волосы ее рассыпались по подушке. Бабушки нет, она, наверно, тоже встала. Башмаки стоят на сундуке - вот они, четыре башмака!
   - Оксана, - бужу я сестру, - вставай, уже солнце взошло!
   Оксана трет кулачком пос, но не просыпается, Я нагибаюсь к ее уху и шепчу:
   - Башмаки надут! Проснись, Оксана!
   Сестра открывает глаза и вскакивает. Мы бежим в сени, к умывальнику. Бабушка уже подоила корову и несет ведро с молоком.
   - Когда умоетесь, выпейте парного молочка, - говорит она и наливает нам по кружке теплого, пенящегося молока.
   Мы одеваемся, бабушка расчесывает Оксане волосы и повязывает их красной лентой. У Оксаны теперь красные кисточки на башмаках и красная лента в волосах.
   - Что за дети у меня! - говорит, входя, мама. - Поднялись вместе с солнцем! Идите до завтрака побегайте во дворе. Потом наденете новые платья и пойдете на праздник.
   На улице все люди смотрят на наши башмаки. И мы сами смотрим. И солнце смотрит. Если бы солнце не смотрело на них, разве они так блестели бы?
   На солнце они еще больше блестят.
   Прежде всего мы идем к дедушке Мансуру. Бабушка Фархуниса дает нам по горсти орехов.
   - Пусть долго носятся ваши красивые башмаки, - говорит она.
   Бабушка Фархуниса не видит, но знает, что башмаки красивые. Наверно, об этом ей уже успел рассказать дедушка Мансур, как луна рассказала своим звездам.
   - Это нам бабушка принесла. И кисточки есть, красные, - сообщает Оксана.
   - А ну-ка, покажи, доченька, - говорит бабушка Фархуниса и щупает башмаки Оксаны. - Ах, какие мягкие! Большое спасибо вашей бабушке!
   - Глаза у Фархунисы слепые, а сердце чуткое, - говорит дедушка Мансур.
   Теперь мы отправляемся к Марату. Хочется побежать, но мы идем медленно. А глаза сами смотрят вниз.
   Марат сиднт на пенечке у амбара и строгает палку. Он делает саблю, а сам искоса посматривает на наши башмаки:
   - А-ля-ля! Надели новые башмаки, что ли?
   - Надели, да!
   - Не думайте, я не завидую! Я люблю сапоги, - говорит Марат и постукивает ножом по голенищу своего сапога. А сам поглядывает на наши башмаки.
   - Они сделаны в Москве. Вот, даже печать есть, - показывает Оксана подошву башмака.
   Но Марат не смотрит.
   Я угощаю его орехами.
   - Спасибо, - говорит Марат. - Я уж знаю, откуда у тебя орехи. Вас, наверно, поздравили с новыми башмаками... Кисточки красивые... Я тебе тоже сделаю саблю, - неожиданно заявляет он.
   Странный этот Марат! Сам такой важный - он вожатый, а мне друг.
   Из дому выбегает Фагима. Ее новое платье с яркими цветами развевает ветер, волосы похожи на гриву жеребенка.
   - Вот какое у меня платье! - радостно кричит она. Мы рассматриваем ее платье, а Оксана даже трогает
   и гладит его.
   - Ай, какое красивое! - восхищается она. Но Фагима уже увидела наши обновки.
   - Бот так башмаки! - удивляется она и тут же уверенно заявляет: На будущий год и мне такие купят. Вот кисточки так кисточки! Айда на лечку!
   Она хочет сказать "на речку", но у нее не выходит. Ничего! Мы и так понимаем ее.
   Марат молча прячет свою саблю и нож между бревнами, стряхивает с рубахи стружки.
   - Идемте! - говорит он.
   И мы все выходим на улицу. У реки нас догоняют Фа-рит и Заман.
   - У нас дома вкусных ватрушек напекли! - хвастает Заман, дожевывая что-то.
   Он нагибается, чтобы подергать кисточки на башмаках моей сестры, но Оксана его легонько отталкивает:
   - Оторвешь ведь, Заман!
   Он не обижается - не то что Ильяс, сын тети Сагиды, который сейчас же надулся бы.
   А вот и речка. Вы не видели нашу речку? Ну конечно, не видели. Она течет возле самого огорода Фарнта, потом поворачивает к лугу. К нашему огороду она не подходит, там прямо начинается выгон. Наша речка называется Серебряной. Летом мы в ней купаемся, но сейчас еще холодно. Если бросить камень, он не долетит до другою берега - вот какая она широкая! Наша Серебряная течет себе да течет, потом где-то далеко впадает в реку Белую, и дальше они текут вместе. Дедушка Мансур говорит: "Воды Серебряной доходят до моря". Конечно, доходятг раз она все течет да течет. Когда мы с Оксаной вырастем, мы по этой речке тоже дойдем до моря, где старик-рыбак ловит золотую рыбку. Вот какая наша Серебряная! Мы ее называем просто Серебро.
   Сначала мы погуляли по берегу, оставляя на мокром песке следы. Потом мы стали кидать плоские камешки так, чтобы они прыгали по воде. Каждый раз, кидая камешек, мы кричим: "Сколько мне калачиков съесть?" Сколько раз подпрыгнет на воде камешек, столько, значит, и съешь калачиков. Больше всего съедают калачиков Марат и Фа-рит. А Оксане и Фагпме не удается бросить камешек так, чтобы он подпрыгивал. Тогда я взял и бросил камешек за Оксану, а Марат - за Фагиму. Один Заман, ни на кого не обращая внимания, сидел себе на берегу и строил мельницу.
   Потом нам надоело бросать камни, и мы решили пустить по реке плот. Набрали толстых палок, Фарит крепко связал их лыком, которое содрал с ивы. Плот был готов.
   Пока я укладывал на плот сухой камыш, Оксана с Фа-гимой уселись у самой воды и стали снимать свои башмаки, чтобы вытряхнуть песок. Один башмачок Оксана уже вытряхнула, поставила его возле себя, а потом начала снимать второй. В это время к нам подошли ребята с Нижней улицы, и с ними Рушан, сын Хайбуллы. Этот Рушав очень злой, он часто швыряет камни в меня и Оксану, когда мы идем по Нижней улице на почту. Правда, он еще ни разу не попал - пожалуй, он не умеет метко бросать.
   - Здравствуйте, люди с Верхней улицы! - говорит один мальчик, по имени Ахмет, и здоровается за руку с Маратом.
   - Здравствуйте, люди с Нижней улицы! - отвечает им за нас Марат.
   Так всегда при встрече говорят друг другу взрослые. Все заинтересовались нашим плотом.
   - Готово! - скомандовал Марат и осторожно спустил плот на воду.
   Плот закачался на волнах и поплыл. Фарпт быстро разулся и засучил брюки, чтобы удобнее было его подталкивать в воде. И вдруг неизвестно откуда, мне показалось- прямо с неба, на плот упал желтый башмачок с красными кисточками. Я только заметил, что стоявший рядом со мной Рушан взмахнул рукой. Я не сразу понял, что случилось. Посмотрел на свои ноги - башмаки на мне. Оглянулся на Оксану - она все еще сидит на песке с башмачком в руках и о чем-то громко разговаривает с Фаги-мой. А где же ее другой башмачок? От испуга я не мог ничего сказать и, только когда в воду прямо в сапогах вбежал Марат, крикпул: "Башмак!"
   Но плот уже уносило водой, и Марат, не догнав его, весь мокрый выскочил па берег.
   Оксана громко заплакала. Среди мальчиков началась свалка, и я видел, как Ахмет с Нижней улицы ударил Ру-шана по спине, а Фарит старался повалить его на землю. Рушан вырвался и убежал.
   А плот уже далеко, на середине реки, и на плоту лежит башмачок с красными кисточками - башмачок моей сестры Оксаны.
   Ребята горюют:
   - Эх, если б была лодка!
   - Если бы это было летом, я доплыл бы...
   - А я нырнул бы...
   - Не плачь, Оксана, - стараюсь я утешить сестру. Теперь уже вместе с Оксаной плачут Фагима и Заман.
   - Не плачь. Я сейчас сниму свой башмак и отдам тебе.
   Плот уносит течением все дальше, уже я не различаю красных кисточек. Уплыл башмачок, который бабушка принесла в подарок к Первому мая!
   Вдоль реки по самому берегу идет узенькая тропка; по пей мы часто ходили с ребятами.
   Ничего не сказав, я бросаюсь бежать по этой тропке. Башмак плывет уже далеко впереди. Я не отрываясь смотрю на него и вдруг, споткнувшись, падаю лицом па кучу хвороста. Что-то теплое течет по моему подбородку. Вытираю рукой - кровь. Поднявшись, вижу - далеко мой плот! Я громко заплакал и побежал дальше.
   Вот уже плот все ближе и ближе. На повороте реки я догоняю его. Вот он, башмачок! Совсем близко, да рукой но достать! Эх, если бы все было как в сказке! Подплыл бы какой-нибудь лебедь, схватил клювом этот башмак и он дал мне. Я бы за это тоже исполнил какое-нибудь его желание...
   Стоп! Плот зацепился за сучок старого вяза, упавшего в речку. Некоторое время он стоит пеподвижно, потом вода опять относит его в сторону и начинает кружить на одном месте. Кружит и кружит - и к берегу не прибивает, и не пускает дальше. Если бы у меня был длинный шест с крючком, я сейчас достал бы этот плот.
   От солнца река блестит так, что трудно смотреть, глаза сами щурятся. Неужели солнце не видит, в какую беду попал башмачок, которым еще утром оно само так любовалось?
   Я подбегаю к самой воде и стою, не зная, что делать. По реке плывет бревно, оно легонько задевает плот, который скользит все дальше.
   Плот плывет, я бегу. Плот плывет, я бегу... Далеко ли еще море? Наверно, уже не очень далеко... Если даже придется до него добежать, все равно я поймаю этот башмак.
   Из-за старого тополя показалась огромная серая собака с большими опущенными ушами. Она стала прямо па дорожке, смотрит па меня; изо рта у нее свисает язык. Я не испугался, только перестал так громко плакать. Хочу ее обойти, но она прыгнула вперед и залаяла. Я по-бежал к тополю, она бросилась за мной. Стала и стоит. А плот плывет по Серебряной дальше. Если б теперь появился на коне папа с саблей и с винтовкой, эта собака испугалась бы и сейчас же убежала. Я смотрю то на эту страшную собаку, то на плот, который все уплывает и уплывает. Вот он уже скрылся из глаз.
   В это время из лесу кто-то закричал: "Барбос! Барбос!" Собака встряхнула своими большими ушами, еще раз посмотрела на меня и убежала. Я помчался по берегу. Не хочу и рассказывать, как я упал, ушиб колено, как колючие ветки разодрали мне лицо: когда так бежишь, что ничего перед собой не видишь, не то еще бывает. Только я все-таки догнал плот. Теперь он плыл медленнее.
   На башмачок моей сестры села какая-то птичка. Эх, если бы эта птичка была как в сказке, я сказал бы ей только одно слово!..
   Вдруг я увидел - навстречу мне идет старик с белой-белой бородой. За спиной у него лукошко, на плече - весло.
   - Куда ты бежишь, сынок? Смотри, ты весь в крови! - говорит он.
   - Вон башмак, на нем птица сидит, - быстро отвечаю я. - Это но мы бросили его на плот, это Рушан. Башмачок сестры моей, Оксаны! Она теперь плачет. Вон видишь, видишь, дедушка?
   Старик прикрывает ладонью от солнца глаза и смотрит на речку:
   - Не очень хорошо вижу, сынок.
   - Смотри, дедушка... ну смотри, постарайся увидеть... вон же он, башмак!
   Дедушка снимает со спины лукошко, вешает его на дерево и быстро идет по тропинке обратно. Я едва поспеваю за ним. Он спускается к реке; там стоит лодка, привязанная к пве. Дедушка отвязывает лодку, садится в нее.
   - Ну, сынок, садись, поехали! - говорит он.
   И я сажусь в лодку.
   Плот уже опять почти скрылся из глаз. Не унесла бы башмак та птица! Если она злая, как Рушан, она еще сбросит башмак в воду. Скорей бы доплыть!
   Ой, как быстро греб дедушка, стоя в лодке! Я боялся за дедушку, как бы он не упал в воду. Но нет, он не упал. Мы догнали плот. А птица та уже улетела. Сначала дедушка почему-то объехал плот, потом, перегнав его, повернул лодку боком. И вот, видели бы вы, плот сам причалил прямо к нашей лодке. Дедушка протянул руку и взял башмачок с красными кисточками, башмачок моей сестры. Вот какой этот дедушка! Он не отдал мне его сразу, а положил на дно лодки. Должно быть, он подумал: "Еще уронит баш-мак, если отдать ему". Но разве я уронил бы! Нет, я держал бы его крепко!
   Мы плывем по реке обратно. Дедушка гребет. Я тихонько спрашиваю:
   - Может быть, ты, дедушка, из сказки?
   - Нет, я настоящий дедушка, старый рыбак Якши-гол, - отвечает он.
   Вот какое имя у этого дедушки! Якши - это значит хорошо! Даже имя ему такое дали, потому что он хороший.
   - Ты настоящий дедушка Якшигол, - говорю я, и мне хочется обнять этого хорошего деда.
   - Все настоящие люди должны быть хорошими, сынок. Так оно и есть.
   Мы доплыли до того места, где садились в лодку. Лодка сильно врезалась в берег, я даже чуть не упал.
   - Выходи, сынок! - говорит дедушка.
   Я схожу на берег. За мной, с башмаком в руке, сходит дедушка. Он привязывает лодку, и мы поднимаемся в гору. Только теперь дедушка отдает мне желтый башмак с кисточками.
   - Бери, сынок, - говорит он. - Оказывается, это очень краспвый башмачок. Пусть теперь твоя сестрица бережно носит его.
   Я поблагодарил дедушку, хотел обнять его за шею, но не достал - я же маленький ростом - и обнял его ноги.
   По той же тропинке мы вместе пошли домой. Дедушка вел меня за руку и у маленького ручейка обмыл мне лицо. Мы оба в том ручье зачерпывали руками воду п пили. Как хорошо стало! Вот и птицы красиво поют. А солнце-то, солнце! Высоко поднялось оно. Чайки летают над рекой и кричат: "Би-бен, би-бен!" И деревья, и желтые цветы, которые уже распустились, и птицы, и дедушка, и я - мы все радуемся. Как не радоваться! Уже весна, и тепло, и в моих руках башмак!
   Дедушка снял с дерева свое лукошко и опять повесил его за спину. Потом вынул из кармана часы с длинной цепочкой, посмотрел на них и говорит:
   - Ой, сынок, опаздываем мы на праздник! Скоро девять часов. Айда быстрее!
   Праздник! Ведь сегодня же праздник! Я так ждал его... Не опоздать бы только!
   - Давай побежим, дедушка, давай! - попросил я.
   - У меня сапоги очень тяжелые, сынок, беги-ка ты вперед, - сказал дедушка.
   Я прижал к себе башмак и побежал по тропинке. А что, если праздник уже окончился?
   И все из-за этого Рушана. Чего-чего я только не претерпел из-за него! И сестра моя так плакала... Я бегу и оглядываюсь. Дедушка сильно отстает от меня.
   Но кто это бежит мне навстречу? Один большой, двое маленьких. Или у них тоже башмаки уплыли? Увидя меня, они что-то кричат и бегут еще быстрее. Узпал, узнал! Это же моя мама! А еще кто? Ну конечно, Марат, за ним - Оксана. Вот кто бежит мне навстречу. Мама подбегает первая, она поднимает меня на руки и, задыхаясь, говорит:
   - Напугал же ты нас, дитя мое!
   Мама обнимает меня, целует мое лицо, голову. Я вдруг сразу вспоминаю о празднике и кричу:
   - Праздник не кончился еще?
   - Нет, еще и не начинался, - отвечает Марат, вытирая своей вышитой тюбетейкой пот с лица.
   Оксана тоже обнимает мепя.
   - Ямиль, Ямиль! - радостно повторяет она. - Мы так напугались за тебя!
   Я отдаю ей башмак:
   - С дедушкой Якшиголом догнали, на лодке. Сестра прижимает к себе башмак. Мама радуется больше всех - и я нашелся, и башмак.
   К нам подходит дедушка Якшигол:
   - С праздником, Кюнбике! Это твой малыш?
   - Мой. Спасибо, дедушка Якшигол! Такой большой праздник, и чуть не случилось несчастье!
   - Ничего, ничего, все хорошо. А мальчик смелый. Наше время такое, нужны смелые мужчины.
   - Боялась, как бы сын не утонул из-за башмака... Очень любит сестру, - говорит мама. - Бегите, дети, вперед бегите!
   Мы оставляем маму и дедушку и бежим к аулу. На Нижней улице колышется и вспыхивает на солнце, как пламя, красный флаг. Он как будто зовет нас: "Идите на праздник, дети, на праздник Первого мая!"
   Я ИДУ С НАСТОЯЩИМ ФЛАГОМ
   Если сказать словами бабушки, то мы "наряжаемся, как куклы", и снова выходим на улицу. Здесь очень много ребят. Просто не счесть! А среди нас самая старшая - дочь Бадамши, Таскира. Она учится не то в шестом, не то в седьмом классе.
   Как весело па улице!
   Мы спешим к клубу. Каждый раз, когда бывает праздник, люди собираются там все вместе, а потом идут по улицам, высоко подняв знамена, портреты вождей.
   Я два раза ходил с мамой на эти праздники. Один раз - в мае, а другой раз - седьмого ноября.
   В мае прошлого года я был еще маленький, устал, и мама немножко несла меня на руках.
   - Почему в праздничный день все люди выходят вместе на улицу? спросил я тогда.
   Мама мне рассказала:
   - На свете у нас много друзей и много врагов. Когда мы, советские люди, все вместе выходим на улицы, друзья из далеких стран видят нас и радуются: "Вот сколько наших людей! Мы очень сильны, потому что дружны".
   - А наши враги, - спросил я, - что они думают?
   - Враги боятся нашей дружбы и нашей силы.
   Теперь я хорошо знаю, кто такие наши враги. Это фашисты и буржуи. Они напали на нашу страну, и папа пошел на фронт, чтобы победить их, чтобы они больше никогда не воевали с нами.
   Сегодня очень хороший день. Мы все вышли на улицу. Пусть радуются друзья и боятся враги!
   Впереди идет нага вожатый - Марат, за ним мы с Фаритом, за нами младшие. Таскира шагает в сторонке от нас. Чем ближе подходим мы к Нижней улице, тем больше становится наш отряд. Все дети идут к паи. Вот как это весело - идти на праздник!
   Возле клуба много народу. Взрослые стоят кучками, разговаривают между собой, поздравляют друг друга с праздником. Девушки и ребята собрались в круг. Не видно, что делается в середине круга, может быть, там уже пляшут. Одна девушка громко поет; такие ребята, как я, бегают и играют.
   - Пришли наконец, старички? С опозданием приходите, - говорит нам один дядя и сам смеется. Имя этого дяди - Рашит. Как смешно называет он маленьких - старички!
   - Дети пришли, значит, можно тронуться в путь, Рашит, - говорит учительница, тетя Сания.
   Эту учительницу я знаю. Она очень красивая и живет на нашей улице.
   Люди начинают строиться в ряды. Нас, маленьких детей, ставят впереди. Мы с Оксаной крепко держимся за руки. С другой стороны около меня - один мальчик с дальней улицы. Я знаю его, только имени не помню. Фарит с Фагимой - позади нас, Марат где-то в другом ряду, его не видно. Оборачиваюсь, ищу глазами маму, но никак не могу найти. Оксана тянет меня за руку.
   - Ямиль, вот мама! - говорит она.
   Мама вдруг появляется впереди нас. Самая веселая, самая красивая паша мама!
   - Идите вместе, взявшись за руки, ладно? - говорит нам мама и уходит в ту сторону, где строятся взрослые.
   Мы с Оксаной машем ей вслед.
   Старшая девочка-пионерка раздала всем детям маленькие красные флажки. Только для меня не хватило флажка. Наверно, она не заметила, что я тут. Как это можно не заметить человека! Не такой уж я маленький...
   - Тетя пионерка, тетя пионерка, вот этому мальчику флажка не досталось! - кричит Оксана.
   Мне вовсе не нравится, что Оксана говорит "этот мальчик". Разве нельзя назвать просто Ямилем?
   Мне становится грустно. Я вдруг вспоминаю о башмаке, Рушане, злой собаке с длинным красным языком. Наверное, я какой-то несчастливый...
   - Ямиль, - утешает меня Оксана, - мы будем с тобой по очереди нести мой флажок. Ладно, Ямиль?
   Впереди пас встали две девушки; опи держат в руках два древка, на которых туго натянут кумач с золотыми буквами. Когда уже все собрались тронуться в путь, ко мне подбежала та самая девочка-пионерка. Она держала настоящий, большой флаг. Может, не очень большой, но не флажок, а флаг.
   - Смотри-ка, смотри, как он развевается! - говорит пионерка. - Я тебе даю самый красивый флаг!
   Я крепко держу флаг и смотрю вверх. Красный шелк колышется над моей головой. Он, как сказочная красная птица, хочет улететь вверх и, подняв меня с земли, унести с собой.
   Если б он поднял меня и понес, я первым долгом полетел бы к пане и прикрепил этот флаг к седлу папиного коня. И мы вместе помчались бы на врага и победили его. Фашист сейчас же убежал бы, испугавшись красного флага! А если бы еще весь наш народ встал перед ним с красными флагами, у врага от испуга разорвалось бы сердце. Как бы радовались тогда все наши друзья!
   Оксана тянет меня за рукав. Девушки, которые стояли перед нами, ушли уже далеко вперед, и весь народ двинулся за ними. Я чуть не остался один. Хорошо, что у меня есть сестра! Я заспешил, и мой флаг сразу рванулся вперед.
   Мы идем по улице. Дома, и деревья с золеными почками, и дети, которые шагают рядом, вдруг кажутся мне меньше, чем были. Может, это я вырос, стал большим?
   Мне кажется, что я и не шагаю вовсе, а флаг, который держу в руках, - мой красный флаг - несет меня по воздуху.
   Кто-то в задних рядах запевает песню. Я и раньше слышал эту песню, но сейчас она доносится до меня как будто издалека. Я хочу петь вместе со всеми, но почему-то мой голос теряется, я не слышу себя. Краешком глаза смотрю на Оксану. У нее тоже шевелятся губы, а голоса не слышно. Кто же поет ту песню, которая несется над головами людей?
   Я закидываю голову. Мой флаг колышется в такт песне.
   Оксана тихонько дотрагивается до моей руки:
   - Пой, Ямиль! Как хорошо!
   - Да, Оксана, очень хорошо!
   Сестра придвигается ближе ко мне, и мы поем вместе со всеми.
   Мы идем мимо нашего дома. У ворот я вижу бабушку. Она стоит, спрятав руки под фартуком, и, улыбаясь, смотрит на идущих мимо людей. Ага! Она ищет меня и Оксану. Мы поднимаемся па цыпочки:
   - Бабушка!..
   Узнала, увидела! Часто-часто закивала головой, а лицо светлое, даже морщинок не видно. Глядя на бабушку, я вдруг вспоминаю о башмаках и смотрю вниз. Мои ноги я ноги Оксаны, обутые в повые башмаки, ступают крепко по земле.
   Теперь песня уже не доносится ко мне издалека, она гремит по всей улице, и мне кажется, что она выходит только из моей груди - так громко я пою. Дома и деревья уже не кажутся мне малепькими, я иду вместе со всеми, я, счастливый мальчик Ямиль! Рядом со мной идет малыш с Нижней улицы. На его маленьком носу блестят капельки пота, а пухлые щеки чуть-чуть вздрагивают па каждом шагу. Интересно, почему они вздрагивают?
   Быстро поворачиваю голову, смотрю па сестру. Она шагает, глядя прямо перед собой. Ее голубые глаза прищурены, а маленький флажок, который она держит в руке, касается русых волос. Почему-то Оксана не смотрит на меня. И вдруг кто-то словно шепчет мне на ухо: "Тебе, Ямиль, очень приятно нести настоящий флаг. Гораздо приятнее, чем маленький флажок. Думаешь, другим не хочется подержать настоящий флаг?