Страница:
Сержант зачерпнул горсть снега и трет шею, смывая кровь.
– Леди, я действительно не враг вам. И прекрасно осознаю, что в будущем нам придется сотрудничать. К чему мне создавать лишний повод для мести? Произошло недоразумение, исправить которое не в моих силах. Но будьте уверены, вам не причинят вреда.
Буду, тем паче что бежать некуда, а стоять на снегу холодно. Платье мое продувает на раз, но в карете неожиданно тепло. И песцовая шуба – крайне своевременный подарок. Наша светлость не настолько горда, чтобы от него отказаться. Замерзнуть назло врагу – есть ли поступок более нелепый?
А вот звуки снаружи не проникают.
Стенки кареты обиты тканью, под которой скрывается толстый слой войлока.
– Ложись. – Сержант забивается в угол. – Тебе надо отдохнуть.
– У нас выйдет сбежать?
– Одному – да. С тобой – нет.
Ясно. Наша светлость слаба и категорически не приспособлена к погоням, сражениям и прочим неурядицам, поджидающим беглецов.
– Слишком опасно, – снизошел до пояснения Сержант.
Больше разговаривать не о чем. Я кутаюсь в мех, пытаясь отделаться от нехороших мыслей о собственном будущем. Он пялится в потолок.
– Это был маг?
– Да.
– Ты не мог предвидеть его появление.
– Наверное.
– И не мог победить.
– Да.
Этот разговор бесполезен, но меня не оставляет ощущение, что, если замолчать сейчас, Сержант окончательно замкнется.
– Почему он просто не переместил нас в другое место?
– Переместил, – отвечает Сержант. Из-под лавки выползает Майло, грязный и злой. – Вы не почувствовали просто.
В Майло больше не осталось ничего детского. Очередная маска сползла, и я уже не удивляюсь.
– Думаю, к границе добросили.
– Какой?
– Без понятия. Но в протекторате вас прятать бессмысленно. Почует и без маяка.
Майло вытирает лицо и сгребает с волос паутину.
– Леди, у вас врагов, как тараканов. Не желаете ли нанять опытного ликвидатора?
Глава 6
Юго разглядывал лицо женщины, с некоторым опасением выискивая признаки грядущей истерики.
Он рисковал.
Когда увидел карету во дворе.
Когда крался, раздвигая лиловые нити, замирая на выдохе – как бы не потревожить плетение. Добравшись до окна, едва не закричал от радости. И уже почти ни о чем не думал, спускаясь по обледенелым петлям винограда.
Ждал.
Дождался – маг, отпустив сеть, начал новое плетение. Он менял пространство, вырезая пласт Кривой башни, и время разломилось надвое. На перекрестье слоев застыла карета. Всхрапывали кони, трясли головами, готовые вот-вот рвануть, и люди, которые тоже исподволь ощущали неладное, спешили животных успокоить.
И тем, и другим отвести глаза легко.
Слабая магия Юго растворилась в чужой, и он надеялся, что эмиссар слишком занят делом и миром – о да, тот отчаянно сопротивлялся, норовя вытолкнуть умертвие, – чтобы отвлекаться на малые искажения поля. Пробравшись в карету, Юго забился под сиденье и вкатил в шею полную дозу мертвоцвета. Это и вправду походило на смерть, как Юго себе представлял. Сердце замедлилось до предела. Разум оцепенел. И Юго перестал существовать. Неприятно, но… только так он уйдет от зова. И от мага, который непременно позовет Юго, как только закончит с делом. Нет, теперь при всем желании он не сумеет отыскать Юго.
А вот люди – вполне, додумайся кто-нибудь заглянуть под сиденье.
Но, на счастье Юго, люди были слишком заняты.
Дозы хватило на полчаса. И выброс силы, скомкавший пространство – в этом не было ни красоты, ни мастерства, видимо, мир вымотал эмиссара, – вымыл остатки снадобья из крови. Юго мутило. Крутило. И почти выворачивало наизнанку.
В самый последний миг, когда воронка уже отпустила карету, маг заподозрил неладное, швырнул петлю, но поздно: Юго убрался из замка.
– Это ты стрелял в моего мужа? – Изольда не собиралась плакать, но говорила спокойно. Спутник ее и вовсе закрыл глаза, притворяясь спящим.
Ложь. Дыхание учащенное, поверхностное. И сердце бьется быстрее обычного. Стандартная реакция на адреналин. Пожалуй, Юго мог бы поделиться знанием о том, что стресс требует активного выхода, в противном случае грозит разрушением организма. Но сейчас он был занят беседой.
Потенциальный наниматель имеет право знать правду. В том объеме, который не нарушает права предыдущего нанимателя.
– Я.
Кивок и новый вопрос:
– Зачем?
– Контракт. Леди, я – исполнитель. Я беру на себя обязательства и их исполняю. Качественно. С гарантией.
Про то, что он едва не промахнулся, ей знать не следует. Никому не следует. У специалистов такого класса, как Юго, резюме должно быть идеально.
– Мне следует тебя убить. – Она кутается в шубу, но не от холода. Эта дрожь той же природы, что и учащенное сердцебиение Сержанта. Физиология стресса, страха и подавляемого гнева. У людей сложные отношения с эмоциями, особенно некоторыми.
Расширенные зрачки выдают волнение. Бледность – результат спазма капилляров. И леди стоит успокоиться. Юго очень нужен наниматель.
– У вас не выйдет. – Он старался говорить спокойно и взгляд не отводил. У людей странное заблуждение, что человек, смотрящий в глаза, солгать не способен. – У него – возможно. Но сами подумайте, борьба привлечет внимание охраны. Они решат, что вы собираетесь бежать… предпримут меры… меня не будет. Его не будет. А ваша жизнь затруднится многократно.
Изольда вздохнула: не будет звать на помощь. И согласится на сделку. Поторгуется – все торгуются, – но потом все-таки наступит совести на горло. Совесть – это роскошь.
– Он прав. – Сержант забросил ноги на сиденье кареты.
По расчетам Юго, ехать им недолго. Пару часов от силы, а там – побережье и корабль. По воде ни одна ищейка след не возьмет.
Дальше что?
Островок. Небольшой. Неприметный. Но давным-давно обжитой. Крепость с хорошим обзором на случай внезапного штурма. И гарнизоном с полсотни… полсотни – это много на двоих.
– Думайте, леди. – Юго снял с уха клок паутины. Все-таки карету могли бы и убрать перед этаким путешествием. – Хорошенько думайте.
Думает. Перебирает аргументы, затыкая совесть доводами разума.
– Твои условия?
– Обычно я заключаю договор на одно дело. Вы называете имя клиента и срок исполнения заказа. Я работаю. Но сейчас я готов принести вам вассальную клятву.
Не понимает.
– Он будет служить тебе до смерти. – Сержант был на редкость удобным собеседником. Рот открывал исключительно тогда, когда имел что сказать.
– Чьей? – Это было разумное уточнение.
– Твоей. Или его. Неважно.
– Я не смогу навредить вам, леди. Ни прямо, ни косвенно. Ни действием, ни бездействием.
Кивок. И пальцы касаются подбородка. Дрожь утихла. Она успокоилась, но все еще не верит Юго, потому что уже верила Майло, а тот обманул, оказавшись совсем не тем, кем она думала.
Все вокруг ей врут.
Какая жалость!
– И что взамен?
– Защита от Хаота, полагаю. – Сержант ерзал, пытаясь улечься на лавке, слишком короткой для него. И поза, выбранная им, была не очень удачна для отдыха. Ноги затекут. И рука, сунутая под голову, тоже. – Ты же из беглых.
Из мертвых. Считавшихся таковыми. Но сейчас магистр пришел за Юго: не странник, не боевой маг, но именно некромант, который если и покидает пределы Хаота, то по веской причине.
Веской причиной чувствовать себя было неуютно.
– Как ваш вассал я принадлежу этому миру. И меня нельзя судить по законам Хаота.
И исполнить уже вынесенный приговор.
– Видите ли, леди, мне совершенно не хочется превращаться в умертвие.
Опять не понимает. Но это допустимо: никто из тех, кому не случалось жить в Хаоте, не понимает, а те, кто понимает, благоразумно молчат. Но для Юго в данном конкретном случае молчание вредно.
– Хаот не любит разбрасываться… материалом. В том числе человеческим. Я действительно хороший специалист. Полезный. А безвольным умертвием и того полезней. Служить стану неограниченно долго… преданно…
…бесплатно.
Интересно, когда-нибудь я научусь видеть людей такими, как они есть, а не такими, как рисует мое несчастное воображение? И даже сейчас, глядя на Майло – его зовут Юго, Изольда, Юго, запомни, – я видела смешного мальчишку в алой курточке. Как представить, что это дитя стреляло в Кайя?
Пыталось убить меня.
И если не убило, то, значит, не ставило себе такой цели.
Хороший специалист. Полезный.
Впору рассмеяться, вот только, подозреваю, смех этот будет до слез, а нашей светлости слезы ни к чему. Что ему ответить?
Зла ли я?
Зла. Именно он выпустил пулю, которая ранила Кайя, и, следовательно, так или иначе виновен в неприглядном моем нынешнем положении. Но… Юго действовал не по собственному почину. Ему, вероятно, глубоко все равно, в кого стрелять.
Цель выбрала Ингрид.
Мага пригласил Кормак.
А нашей светлости следует использовать те ресурсы, которые имеются под рукой.
– Что конкретно я должна сделать?
У Юго белые глаза, не синие, яркие, как у Майло. И лицо лишено детской мягкости черт. Та маска, которая была прежде, тоже создана магией? Или всего-навсего моим собственным воображением? Оно у меня, оказывается, яркое.
Юго опустился на колени и, сложив руки, протянул мне. Его ладони оказались почти одного размера с моими. А голос звучал глухо, торжественно.
– Я, Юго, не имеющий иного имени, кроме этого, рожденный в Полярном мире, клянусь в моей верности быть преданным с этого мгновения Изольде Дохерти и хранить ей перед всеми и полностью свое почтение по совести и без обмана. Клянусь сражаться против всех мужчин и женщин, буде таковы ее воля и приказ. Клянусь не причинять вреда своей леди, не покушаться ни на ее жизнь, ни на ее честь, ни на ее семейство, ни на ее имущество.
От меня ждут ответа, но я не знаю правильных слов!
Однако начинаю говорить:
– Я, Изольда Дохерти, принимаю клятву и называю Юго, не имеющего иного имени, кроме этого, рожденного в Полярном мире, вассалом дома Дохерти. Обещаю ему защиту и покровительство дома.
Имею ли на это право? Сержант молчит. А среди моих обязанностей… кажется, было что-то про вассальные клятвы.
Юго встает с колен.
А я… раз уж выпало обзавестись собственным ликвидатором – звучит солидней, чем наемный убийца, благородней как-то, – знаю, какое имя назвать. Вот только Юго качает головой:
– Нет, леди. Я способен убить Кормака, но сейчас он вам нужен. Он кровно заинтересован в том, чтобы вы были целы и невредимы. А вот остальные, потеряв направляющую руку, просто испугаются. Страх же заставляет людей делать странные вещи.
Тяжело признать его правоту.
Кормак по-своему заботится обо мне. Я не интересую его как человек, но вот залог будущей сделки – другой вопрос. Те же, кто меня сопровождает, кто будет укрывать и держать взаперти, узнав о смерти Кормака, попробуют откреститься от своей причастности к этому делу. И уберут свидетелей.
– Да и, – Юго, вытащив из кармана потрепанный берет, нахлобучил его на макушку, – не успею я вовремя. Все-таки я ведь не волшебник…
…а только учусь.
Сержант, кажется, заснул. Исчезло то равнодушное выражение лица, за которым он прятался, как за щитом. Сейчас он растерян и обеспокоен. Рука, лежащая на животе, то и дело сжимается в кулак и тут же разжимается, вновь и вновь отпуская несуществующее оружие.
– Если хотите, ложитесь. Я посторожу, – предложил Юго. – У меня и успокоительное есть.
О да, нашей светлости пригодилось бы, но… как-нибудь обойдемся. Да и не хочу я спать. Едем. Дорога становится ощутимо хуже: карету трясет, качает и подбрасывает. Впрочем, Сержант, кажется, не замечает неудобств, его сон крепок как никогда. И я совершенно не желаю знать, что именно он видит, но молчание невыносимо. Некоторое время считаю ухабы. Вспоминаю события последнего часа – или уже часов? – и все-таки не удерживаюсь от вопроса:
– Маги… все такие?
– Многие. Им не хочется умирать. А сила позволяет жить, вот только… это мало на жизнь похоже.
И, пожалуй, я понимаю, что хочет сказать Юго.
Тот маг был… не мертвым. Он двигался. Разговаривал. Определенно существовал в пространстве как разумное создание, возможно, куда более разумное, чем наша светлость. Но разве это жизнь? Она если и осталась, то лишь в сердоликовых глазах.
И та – привнесенная извне.
Зачем Кормаку это существо – понятно. Но зачем ему Кормак?
– Что магу здесь нужно?
– Думаю, плацдарм. Им не нравятся закрытые миры, вернее, свободные от Хаота. Еще вернее, миры с огромным ресурсным потенциалом, свободные от опеки Хаота. Это видится им несправедливым. Вот ищут повод… восстановить справедливость.
И сейчас я как никогда хорошо понимаю то, о чем говорит Юго: кто ищет, тот всегда найдет. Тоталитарная нехватка демократии в отдельно взятом протекторате, которая привела к массовому народному недовольству и вынужденному вмешательству мага.
Как-то так, я думаю: миры другие, а способы действия – те же.
– Они всегда были самоуверенны. – Юго грызет ногти, а я не знаю, стоит ли делать ему замечание. – Думают, что если получилось прийти, то получится остаться.
Он убежден, что эти надежды безосновательны. А я не знаю. Наша светлость представляла магов иными. Нынешний же… оно страшное. Сильное. Способное изменять время и пространство. Подозреваю, что не только это. Но если мир столь долго был недоступен, то… что изменилось?
Кайя ушел.
Он вернется. Встретится с Кормаком… и, чтобы не думать о том, что произойдет дальше, я отворачиваюсь к окошку и сдвигаю шторку. Стекло затянуто инеем, и если даже отогреть – некоторое время я всерьез раздумываю над тем, чтобы поднести к стеклу свечу, – то вряд ли я увижу что-то помимо дороги.
А дорогу не узнаю.
Этот мир все еще чужой. Он принял меня, а я закрылась от него за стенами замка. И не потому ли все получилось именно так, как получилось?
– Скажи, – я возвращаю занавеску на место и поворачиваюсь к Юго, который по-прежнему сидит на полу, – почему тебя не обнаружили?
Ребенок? Нет.
Карлик, притворяющийся ребенком? Тоже нет.
Он что-то третье.
– Потому что я хорошо прячусь. Ты увидела во мне ребенка. Поверила. А потом и все остальные. Люди всегда видят то, что хотят. Еще люди не боятся тех, кто выглядит слабым. Дети слабы. Удобно.
Я вспомнила первую встречу. Подарок. И робость маленького пажа… желание понравиться… искренность. Признание Кайя, что он не делал мне подарков. И обоюдная уверенность в том, что Магнус вмешался.
А спросить Магнуса забыли.
– В твоем мире… все такие?
Взрослые дети.
– Да. Там мало еды и много холода. Дети должны созревать быстро, чтобы популяция не исчезла. Это называется неотения. Так мне сказали в Хаоте. Им было интересно, что будет, если поместить меня в… непривычные условия. Я не люблю жару. Я к ней не приспособлен.
Разложив на колене берет, Юго трет ладошкой ткань, пытаясь избавить ее от грязи. Морщится. Вздыхает горестно. Так действовал бы Майло.
– Ты поэтому сбежал?
– Нет. Я привык. Но мир тянул обратно. Это причиняло боль. Хаот обещал, что, если я сумею удержаться, боль уйдет. Солгали. Боль мешала использовать силу, и Хаот собрался меня… запечатать. Лишить способностей. Лишить разума. Сделать… карто или кем-то вроде. Не живым. Тогда я сбежал. Вернулся домой и понял, что не могу там жить. И не могу жить в другом месте. Пока не попал сюда. Здесь я не слышу зов, и зима у вас красивая. Зиму я люблю…
Снова разговор обрывается. Я изучаю Юго. Он, убедившись, что вернуть берету былую красоту не выйдет, – карету. Осматривает тщательно, каждый сантиметр. И эта его скрупулезность внушает безумную надежду: сбежим.
Куда? Не знаю. Но если втроем… телохранитель на грани психоза, ликвидатор и наша светлость. Чудесная подобралась компания.
Закончив осмотр – тайных дверей не обнаружено, – Юго усаживается на пол и скрещивает ноги. Он достает из карманов предметы, весьма странные на первый взгляд. Тонкую тростниковую дудочку, которую прикладывает к губам, дует, но та не издает ни звука и отправляется влево.
– Знаете, мне всегда была непонятна в людях эта маниакальная привязанность к особям противоположного пола.
…округлый камень с дыркой, вроде того, подаренного Тиссе, но все-таки иной. Этот камень на мгновение становится прозрачным, желтым, но тут же крошится. Его место рядом с дудочкой.
– Это делает вас слабыми. Зависимыми. Посмотри на него.
Длинная трехгранная игла – направо. И черный футляр с мертвыми жуками.
– Вместо того чтобы найти женщину и спариться с ней, а потом уйти, оставив достаточно еды для нее и потомства, он к ней привязывается.
И предает, пытаясь сохранить мир людям, которых считает недостойными мира и вообще доброго слова. Нелогично. И мучительно.
Шелковую ленточку с тремя бантиками – налево. Складной нож – направо. Склянку с куском темноты туда же. И серебряный портсигар, который Юго открывает, демонстрируя желтоватые иголки, на первый взгляд совершенно безопасные.
– Или вот твой муж… ты… вы все оружие друг против друга. В моем мире все проще.
Карманы Юго бездонны, но, кроме ножа и иглы, я не вижу ничего, хотя бы отдаленно напоминающее оружие. С другой стороны, что я знаю о наемных убийцах?
Стреляет он метко.
– Но иногда мне кажется, что я упускаю из виду что-то важное.
Две монеты прилипают к пальцам и сталкиваются. Протяжный звон. Такой тяжелый.
– Спите, леди. – Юго вновь переходит на «вы». – Вам следует беречь силы.
– Ты… – Вдруг я вспоминаю Мюрича. И служанку, едва не проспавшую мое убийство. Сказку о свирели, которая насылает волшебный сон. – Ты можешь им сыграть?
И мы просто уйдем.
– Нет, – отвечает Юго, вновь сталкивая монеты. – Магии во мне капля осталась… и вещи все высушил.
Он говорит о темнолицем магистре с каменными глазами.
– На вас вот хватит. А больше – нет. Спите…
Монеты вызванивают мелодию. Колыбельную.
И я, кажется, слышу мамин голос. Я ведь помню, как она пела… редко, правда. И слов не различить. Но все равно закрываю глаза, не желая, чтобы песня оборвалась.
Магия?
Пускай. Мне и вправду отдохнуть не мешает, раз уж больше заняться нечем.
Стоило закрыть глаза, и внутренняя пустота заполнялась огненными кошками. Они просачивались сквозь стены кареты, ложились на колени, выпускали когти и драли кожу.
А боли не было.
Сержант ждал, ждал, а ее все не было. Он с каким-то отвлеченным интересом смотрел, как кошки снимают пласт за пластом кожу, мышцы и краем сознания отдавал себе отчет, что происходящее это не сон.
Или же он сошел с ума, не медленно, как брат, а в одночасье.
– Брысь, пошли! – сказал Сержант, пытаясь ухватить кошку за шкирку. Пламя затрещало и опалило руку, но опять же ничего не почувствовал.
А кошка вдруг убрала когти и замурлыкала. У нее были узкие нарисованные глаза темно-карего цвета. Не глаза – переспелая вишня.
Та, что сгорела вместе с дворцом.
Наверное, теперь кошки станут приходить часто. И Сержант вспомнит, как уживаться с ними. Положив кошку на колени, он провел по искристой шерсти рукой.
– Будем играть?
Кошка сощурилась, не спеша отвечать. Та же женщина, только четвероногая. Но от этой у Сержанта избавиться не выйдет. Он и не хочет. Должно же остаться хоть что-то?
А раны заживут.
На нем всегда быстро заживало.
…кровь лучше отходит в холодной воде. Положить на один камень, тереть другим. Потом отжать, стараясь не разорвать ткань, и натянуть еще сырую, липнущую к телу. Сразу становится холодно, но Дар не идет к костру, держится поодаль.
Эти люди – чужие.
Дар убил бы их, если бы смог. Но у него больше нет оружия, а люди за своим следят. Хотя на берегу реки хватает камней, и Дар нашел один, тяжелый и острый. Удобный. Осталось выбрать жертву.
И, присев на краю темноты, он разглядывает людей.
У того, который правил телегой, нет имени. Все зовут его Сержантом, а он отзывается. Он крупный и седой, носит бороду, усы, а волосы в косу заплетает.
Без оружия.
Но ему, наверное, и не нужно. Каждый кулак – с голову Дара.
Значит, нельзя под кулаки попадать.
А лучше выбрать кого-нибудь другого – все-таки неправильно убивать того, кто тебя кормил.
Над котлом колдует невысокий человечек, какой-то весь округлый, бестолковый. Он излишне суетлив и выглядит беспечным. Однако нет-нет да останавливается его взгляд на кромке леса, на тех кустах, в которых прячется Дар.
И значит, человек не так прост.
Двое других обыкновенны. Воины, как те, которые во дворце… от него, говорят, остались головешки, но Дар не понимает, разве возможно такое? Врут.
Уйти?
Вернуться по дороге, пересчитав мертвецов, и лично посмотреть?
Наверное, это было правильное решение. Но осуществить его не вышло. Чья-то рука схватила за шиворот, подняла, тряхнула и швырнула к огню.
– Смотри, Сержант. Сбежит, со всего десятка шкуру спущу.
Этот голос заставил прижаться к земле и зарычать. Вот тот, кого Дар должен убить.
– Посади на цепь.
Он сумел вскочить и добраться до цели. Ударить камнем по протянутой руке и получить второй рукой по зубам. Запоздало подумалось, что зря рубашку стирал – все равно кровью зальет.
А враг присел на корточки и, вцепившись в волосы, голову задрал. Шея отчетливо хрустела. Но Дар, сцепив зубы, разглядывал человека, которого непременно должен убить.
Рыжие волосы. Рыжие глаза, почти как у брата. И черный рисунок.
Задача усложнялась. Дар не знал, как можно убить протектора.
Но выяснит.
– Злой, – сказал враг. – Жаль, что младшая ветвь. Тебя, пожалуй, можно было бы чему-то научить.
Рычать с вывернутой головой было неудобно.
– Ладно, на что-нибудь сгодишься.
Дара отпустили. Он поднялся, не сразу, но поднялся. И лишь затем, чтобы попасть в руки Сержанта. Тот, правда, не стал бить, но вытер лицо мокрой тряпкой и, оттащив к костру, сунул плошку с кашей.
– Ешь.
Дар не стал отказываться. Чтобы жить и убивать, нужны силы.
Но на цепь его все-таки посадили: Сержант не любил рисковать своими людьми.
Проснулся Сержант оттого, что карета замедлила ход. Не открывая глаз, попытался определить направление. Восток. И море рядом.
Знать бы еще, какое именно.
Какое бы ни было, но корабль – куда более надежная тюрьма, чем карета.
– Ты не спишь. У тебя дыхание изменилось. И движения глаз выдают. – Чужак сидел на полу и снова выглядел ребенком.
Правильно: если прибыли к пункту пересадки, то в любой момент может появиться охрана.
– Я принес клятву, – сказал он, поправляя берет.
– Хорошо.
Открыть глаза. Приспособиться к сумеркам – плотные занавески и догоревшая свеча создавали иллюзию ночи – и сесть. Размять затекшие мышцы. Выровнять дыхание.
– Я хотел спросить, почему из всех женщин ты выбрал именно эту? И почему не способен изменить выбор?
– Не знаю.
– То есть это не было осознанным действием?
– Не было.
К счастью, больше чужак вопросов не задавал.
Ехали еще два часа. Пустых. Наполненных самыми разными мыслями, избавиться от которых не получилось. И, сдавшись, Сержант вытащил из кармана фарфоровую кошку.
С ней не обязательно разговаривать вслух.
Вообще разговаривать не обязательно.
Глава 7
Что я помню о пути?
Остановка. Берег. Зеленоватая галька, которой Майло набил опустевшие карманы. К слову, его появление никого не удивило. Люди пребывали в уверенности, что Майло присутствовал в карете изначально, чтобы наша светлость не заскучала.
И это спокойствие меня не удивило. Фрейлины, слуги, рыцари, Кайя… все, кому случалось встречаться с Майло, были убеждены, что точно знают, кто он и откуда появился. Магия? Майло назвал это врожденной способностью: в его мире важно уметь прятаться или притворяться своим.
На берегу мы пробыли недолго, сменив карету на плоскодонный барк, где нашу светлость приняли как дорогую гостью, и не следует обращать внимание на досадные мелочи, вроде решеток на окнах и запертой двери. Разве в этом проявляется истинное гостеприимство? Подали обед, но от запаха жареного мяса к горлу подкатила такая тошнота, что ночная ваза, пустая и чистая, пришлась весьма кстати.
Нервы, нервы… пора лечить.
И занять бы себя чем-нибудь, но нечем. Пытаясь унять тошноту, я расхаживала по каюте, трогая чужие вещи. Сундук. Книги. Кровать, прикрученную к полу. И стол тоже. Стул один, и его занял Сержант, пребывавший в странном полудремотном состоянии.
Юго чувствовал себя куда свободней.
Взломав замок на сундуке – моя совесть не мяукнула даже о том, что гости себя подобным образом не ведут, – он вытащил карты. Раскатывал на столе, придавливая углы книгами, астролябией и квадратной массивной чернильницей. Я не мешала. Карты были рисованы от руки, видно, что не единожды правлены.
Кривая линия побережья. Россыпь городов. Непропорционально широкие дороги и треугольники-горы на юге. Кажется, что на юге. За островами выглядывает из волн сказочный змей. А в левом верхнем углу карты улегся тигр… или кто-то на тигра похожий. Юго, водя пальцем по бумаге, читал названия городов. Вслух.
– Леди, я действительно не враг вам. И прекрасно осознаю, что в будущем нам придется сотрудничать. К чему мне создавать лишний повод для мести? Произошло недоразумение, исправить которое не в моих силах. Но будьте уверены, вам не причинят вреда.
Буду, тем паче что бежать некуда, а стоять на снегу холодно. Платье мое продувает на раз, но в карете неожиданно тепло. И песцовая шуба – крайне своевременный подарок. Наша светлость не настолько горда, чтобы от него отказаться. Замерзнуть назло врагу – есть ли поступок более нелепый?
А вот звуки снаружи не проникают.
Стенки кареты обиты тканью, под которой скрывается толстый слой войлока.
– Ложись. – Сержант забивается в угол. – Тебе надо отдохнуть.
– У нас выйдет сбежать?
– Одному – да. С тобой – нет.
Ясно. Наша светлость слаба и категорически не приспособлена к погоням, сражениям и прочим неурядицам, поджидающим беглецов.
– Слишком опасно, – снизошел до пояснения Сержант.
Больше разговаривать не о чем. Я кутаюсь в мех, пытаясь отделаться от нехороших мыслей о собственном будущем. Он пялится в потолок.
– Это был маг?
– Да.
– Ты не мог предвидеть его появление.
– Наверное.
– И не мог победить.
– Да.
Этот разговор бесполезен, но меня не оставляет ощущение, что, если замолчать сейчас, Сержант окончательно замкнется.
– Почему он просто не переместил нас в другое место?
– Переместил, – отвечает Сержант. Из-под лавки выползает Майло, грязный и злой. – Вы не почувствовали просто.
В Майло больше не осталось ничего детского. Очередная маска сползла, и я уже не удивляюсь.
– Думаю, к границе добросили.
– Какой?
– Без понятия. Но в протекторате вас прятать бессмысленно. Почует и без маяка.
Майло вытирает лицо и сгребает с волос паутину.
– Леди, у вас врагов, как тараканов. Не желаете ли нанять опытного ликвидатора?
Глава 6
Последствия
Вполне вероятно, что если сойти с ума, то мир вокруг окажется ближе, понятней и родней.
Размышления о жизни
Юго разглядывал лицо женщины, с некоторым опасением выискивая признаки грядущей истерики.
Он рисковал.
Когда увидел карету во дворе.
Когда крался, раздвигая лиловые нити, замирая на выдохе – как бы не потревожить плетение. Добравшись до окна, едва не закричал от радости. И уже почти ни о чем не думал, спускаясь по обледенелым петлям винограда.
Ждал.
Дождался – маг, отпустив сеть, начал новое плетение. Он менял пространство, вырезая пласт Кривой башни, и время разломилось надвое. На перекрестье слоев застыла карета. Всхрапывали кони, трясли головами, готовые вот-вот рвануть, и люди, которые тоже исподволь ощущали неладное, спешили животных успокоить.
И тем, и другим отвести глаза легко.
Слабая магия Юго растворилась в чужой, и он надеялся, что эмиссар слишком занят делом и миром – о да, тот отчаянно сопротивлялся, норовя вытолкнуть умертвие, – чтобы отвлекаться на малые искажения поля. Пробравшись в карету, Юго забился под сиденье и вкатил в шею полную дозу мертвоцвета. Это и вправду походило на смерть, как Юго себе представлял. Сердце замедлилось до предела. Разум оцепенел. И Юго перестал существовать. Неприятно, но… только так он уйдет от зова. И от мага, который непременно позовет Юго, как только закончит с делом. Нет, теперь при всем желании он не сумеет отыскать Юго.
А вот люди – вполне, додумайся кто-нибудь заглянуть под сиденье.
Но, на счастье Юго, люди были слишком заняты.
Дозы хватило на полчаса. И выброс силы, скомкавший пространство – в этом не было ни красоты, ни мастерства, видимо, мир вымотал эмиссара, – вымыл остатки снадобья из крови. Юго мутило. Крутило. И почти выворачивало наизнанку.
В самый последний миг, когда воронка уже отпустила карету, маг заподозрил неладное, швырнул петлю, но поздно: Юго убрался из замка.
– Это ты стрелял в моего мужа? – Изольда не собиралась плакать, но говорила спокойно. Спутник ее и вовсе закрыл глаза, притворяясь спящим.
Ложь. Дыхание учащенное, поверхностное. И сердце бьется быстрее обычного. Стандартная реакция на адреналин. Пожалуй, Юго мог бы поделиться знанием о том, что стресс требует активного выхода, в противном случае грозит разрушением организма. Но сейчас он был занят беседой.
Потенциальный наниматель имеет право знать правду. В том объеме, который не нарушает права предыдущего нанимателя.
– Я.
Кивок и новый вопрос:
– Зачем?
– Контракт. Леди, я – исполнитель. Я беру на себя обязательства и их исполняю. Качественно. С гарантией.
Про то, что он едва не промахнулся, ей знать не следует. Никому не следует. У специалистов такого класса, как Юго, резюме должно быть идеально.
– Мне следует тебя убить. – Она кутается в шубу, но не от холода. Эта дрожь той же природы, что и учащенное сердцебиение Сержанта. Физиология стресса, страха и подавляемого гнева. У людей сложные отношения с эмоциями, особенно некоторыми.
Расширенные зрачки выдают волнение. Бледность – результат спазма капилляров. И леди стоит успокоиться. Юго очень нужен наниматель.
– У вас не выйдет. – Он старался говорить спокойно и взгляд не отводил. У людей странное заблуждение, что человек, смотрящий в глаза, солгать не способен. – У него – возможно. Но сами подумайте, борьба привлечет внимание охраны. Они решат, что вы собираетесь бежать… предпримут меры… меня не будет. Его не будет. А ваша жизнь затруднится многократно.
Изольда вздохнула: не будет звать на помощь. И согласится на сделку. Поторгуется – все торгуются, – но потом все-таки наступит совести на горло. Совесть – это роскошь.
– Он прав. – Сержант забросил ноги на сиденье кареты.
По расчетам Юго, ехать им недолго. Пару часов от силы, а там – побережье и корабль. По воде ни одна ищейка след не возьмет.
Дальше что?
Островок. Небольшой. Неприметный. Но давным-давно обжитой. Крепость с хорошим обзором на случай внезапного штурма. И гарнизоном с полсотни… полсотни – это много на двоих.
– Думайте, леди. – Юго снял с уха клок паутины. Все-таки карету могли бы и убрать перед этаким путешествием. – Хорошенько думайте.
Думает. Перебирает аргументы, затыкая совесть доводами разума.
– Твои условия?
– Обычно я заключаю договор на одно дело. Вы называете имя клиента и срок исполнения заказа. Я работаю. Но сейчас я готов принести вам вассальную клятву.
Не понимает.
– Он будет служить тебе до смерти. – Сержант был на редкость удобным собеседником. Рот открывал исключительно тогда, когда имел что сказать.
– Чьей? – Это было разумное уточнение.
– Твоей. Или его. Неважно.
– Я не смогу навредить вам, леди. Ни прямо, ни косвенно. Ни действием, ни бездействием.
Кивок. И пальцы касаются подбородка. Дрожь утихла. Она успокоилась, но все еще не верит Юго, потому что уже верила Майло, а тот обманул, оказавшись совсем не тем, кем она думала.
Все вокруг ей врут.
Какая жалость!
– И что взамен?
– Защита от Хаота, полагаю. – Сержант ерзал, пытаясь улечься на лавке, слишком короткой для него. И поза, выбранная им, была не очень удачна для отдыха. Ноги затекут. И рука, сунутая под голову, тоже. – Ты же из беглых.
Из мертвых. Считавшихся таковыми. Но сейчас магистр пришел за Юго: не странник, не боевой маг, но именно некромант, который если и покидает пределы Хаота, то по веской причине.
Веской причиной чувствовать себя было неуютно.
– Как ваш вассал я принадлежу этому миру. И меня нельзя судить по законам Хаота.
И исполнить уже вынесенный приговор.
– Видите ли, леди, мне совершенно не хочется превращаться в умертвие.
Опять не понимает. Но это допустимо: никто из тех, кому не случалось жить в Хаоте, не понимает, а те, кто понимает, благоразумно молчат. Но для Юго в данном конкретном случае молчание вредно.
– Хаот не любит разбрасываться… материалом. В том числе человеческим. Я действительно хороший специалист. Полезный. А безвольным умертвием и того полезней. Служить стану неограниченно долго… преданно…
…бесплатно.
Интересно, когда-нибудь я научусь видеть людей такими, как они есть, а не такими, как рисует мое несчастное воображение? И даже сейчас, глядя на Майло – его зовут Юго, Изольда, Юго, запомни, – я видела смешного мальчишку в алой курточке. Как представить, что это дитя стреляло в Кайя?
Пыталось убить меня.
И если не убило, то, значит, не ставило себе такой цели.
Хороший специалист. Полезный.
Впору рассмеяться, вот только, подозреваю, смех этот будет до слез, а нашей светлости слезы ни к чему. Что ему ответить?
Зла ли я?
Зла. Именно он выпустил пулю, которая ранила Кайя, и, следовательно, так или иначе виновен в неприглядном моем нынешнем положении. Но… Юго действовал не по собственному почину. Ему, вероятно, глубоко все равно, в кого стрелять.
Цель выбрала Ингрид.
Мага пригласил Кормак.
А нашей светлости следует использовать те ресурсы, которые имеются под рукой.
– Что конкретно я должна сделать?
У Юго белые глаза, не синие, яркие, как у Майло. И лицо лишено детской мягкости черт. Та маска, которая была прежде, тоже создана магией? Или всего-навсего моим собственным воображением? Оно у меня, оказывается, яркое.
Юго опустился на колени и, сложив руки, протянул мне. Его ладони оказались почти одного размера с моими. А голос звучал глухо, торжественно.
– Я, Юго, не имеющий иного имени, кроме этого, рожденный в Полярном мире, клянусь в моей верности быть преданным с этого мгновения Изольде Дохерти и хранить ей перед всеми и полностью свое почтение по совести и без обмана. Клянусь сражаться против всех мужчин и женщин, буде таковы ее воля и приказ. Клянусь не причинять вреда своей леди, не покушаться ни на ее жизнь, ни на ее честь, ни на ее семейство, ни на ее имущество.
От меня ждут ответа, но я не знаю правильных слов!
Однако начинаю говорить:
– Я, Изольда Дохерти, принимаю клятву и называю Юго, не имеющего иного имени, кроме этого, рожденного в Полярном мире, вассалом дома Дохерти. Обещаю ему защиту и покровительство дома.
Имею ли на это право? Сержант молчит. А среди моих обязанностей… кажется, было что-то про вассальные клятвы.
Юго встает с колен.
А я… раз уж выпало обзавестись собственным ликвидатором – звучит солидней, чем наемный убийца, благородней как-то, – знаю, какое имя назвать. Вот только Юго качает головой:
– Нет, леди. Я способен убить Кормака, но сейчас он вам нужен. Он кровно заинтересован в том, чтобы вы были целы и невредимы. А вот остальные, потеряв направляющую руку, просто испугаются. Страх же заставляет людей делать странные вещи.
Тяжело признать его правоту.
Кормак по-своему заботится обо мне. Я не интересую его как человек, но вот залог будущей сделки – другой вопрос. Те же, кто меня сопровождает, кто будет укрывать и держать взаперти, узнав о смерти Кормака, попробуют откреститься от своей причастности к этому делу. И уберут свидетелей.
– Да и, – Юго, вытащив из кармана потрепанный берет, нахлобучил его на макушку, – не успею я вовремя. Все-таки я ведь не волшебник…
…а только учусь.
Сержант, кажется, заснул. Исчезло то равнодушное выражение лица, за которым он прятался, как за щитом. Сейчас он растерян и обеспокоен. Рука, лежащая на животе, то и дело сжимается в кулак и тут же разжимается, вновь и вновь отпуская несуществующее оружие.
– Если хотите, ложитесь. Я посторожу, – предложил Юго. – У меня и успокоительное есть.
О да, нашей светлости пригодилось бы, но… как-нибудь обойдемся. Да и не хочу я спать. Едем. Дорога становится ощутимо хуже: карету трясет, качает и подбрасывает. Впрочем, Сержант, кажется, не замечает неудобств, его сон крепок как никогда. И я совершенно не желаю знать, что именно он видит, но молчание невыносимо. Некоторое время считаю ухабы. Вспоминаю события последнего часа – или уже часов? – и все-таки не удерживаюсь от вопроса:
– Маги… все такие?
– Многие. Им не хочется умирать. А сила позволяет жить, вот только… это мало на жизнь похоже.
И, пожалуй, я понимаю, что хочет сказать Юго.
Тот маг был… не мертвым. Он двигался. Разговаривал. Определенно существовал в пространстве как разумное создание, возможно, куда более разумное, чем наша светлость. Но разве это жизнь? Она если и осталась, то лишь в сердоликовых глазах.
И та – привнесенная извне.
Зачем Кормаку это существо – понятно. Но зачем ему Кормак?
– Что магу здесь нужно?
– Думаю, плацдарм. Им не нравятся закрытые миры, вернее, свободные от Хаота. Еще вернее, миры с огромным ресурсным потенциалом, свободные от опеки Хаота. Это видится им несправедливым. Вот ищут повод… восстановить справедливость.
И сейчас я как никогда хорошо понимаю то, о чем говорит Юго: кто ищет, тот всегда найдет. Тоталитарная нехватка демократии в отдельно взятом протекторате, которая привела к массовому народному недовольству и вынужденному вмешательству мага.
Как-то так, я думаю: миры другие, а способы действия – те же.
– Они всегда были самоуверенны. – Юго грызет ногти, а я не знаю, стоит ли делать ему замечание. – Думают, что если получилось прийти, то получится остаться.
Он убежден, что эти надежды безосновательны. А я не знаю. Наша светлость представляла магов иными. Нынешний же… оно страшное. Сильное. Способное изменять время и пространство. Подозреваю, что не только это. Но если мир столь долго был недоступен, то… что изменилось?
Кайя ушел.
Он вернется. Встретится с Кормаком… и, чтобы не думать о том, что произойдет дальше, я отворачиваюсь к окошку и сдвигаю шторку. Стекло затянуто инеем, и если даже отогреть – некоторое время я всерьез раздумываю над тем, чтобы поднести к стеклу свечу, – то вряд ли я увижу что-то помимо дороги.
А дорогу не узнаю.
Этот мир все еще чужой. Он принял меня, а я закрылась от него за стенами замка. И не потому ли все получилось именно так, как получилось?
– Скажи, – я возвращаю занавеску на место и поворачиваюсь к Юго, который по-прежнему сидит на полу, – почему тебя не обнаружили?
Ребенок? Нет.
Карлик, притворяющийся ребенком? Тоже нет.
Он что-то третье.
– Потому что я хорошо прячусь. Ты увидела во мне ребенка. Поверила. А потом и все остальные. Люди всегда видят то, что хотят. Еще люди не боятся тех, кто выглядит слабым. Дети слабы. Удобно.
Я вспомнила первую встречу. Подарок. И робость маленького пажа… желание понравиться… искренность. Признание Кайя, что он не делал мне подарков. И обоюдная уверенность в том, что Магнус вмешался.
А спросить Магнуса забыли.
– В твоем мире… все такие?
Взрослые дети.
– Да. Там мало еды и много холода. Дети должны созревать быстро, чтобы популяция не исчезла. Это называется неотения. Так мне сказали в Хаоте. Им было интересно, что будет, если поместить меня в… непривычные условия. Я не люблю жару. Я к ней не приспособлен.
Разложив на колене берет, Юго трет ладошкой ткань, пытаясь избавить ее от грязи. Морщится. Вздыхает горестно. Так действовал бы Майло.
– Ты поэтому сбежал?
– Нет. Я привык. Но мир тянул обратно. Это причиняло боль. Хаот обещал, что, если я сумею удержаться, боль уйдет. Солгали. Боль мешала использовать силу, и Хаот собрался меня… запечатать. Лишить способностей. Лишить разума. Сделать… карто или кем-то вроде. Не живым. Тогда я сбежал. Вернулся домой и понял, что не могу там жить. И не могу жить в другом месте. Пока не попал сюда. Здесь я не слышу зов, и зима у вас красивая. Зиму я люблю…
Снова разговор обрывается. Я изучаю Юго. Он, убедившись, что вернуть берету былую красоту не выйдет, – карету. Осматривает тщательно, каждый сантиметр. И эта его скрупулезность внушает безумную надежду: сбежим.
Куда? Не знаю. Но если втроем… телохранитель на грани психоза, ликвидатор и наша светлость. Чудесная подобралась компания.
Закончив осмотр – тайных дверей не обнаружено, – Юго усаживается на пол и скрещивает ноги. Он достает из карманов предметы, весьма странные на первый взгляд. Тонкую тростниковую дудочку, которую прикладывает к губам, дует, но та не издает ни звука и отправляется влево.
– Знаете, мне всегда была непонятна в людях эта маниакальная привязанность к особям противоположного пола.
…округлый камень с дыркой, вроде того, подаренного Тиссе, но все-таки иной. Этот камень на мгновение становится прозрачным, желтым, но тут же крошится. Его место рядом с дудочкой.
– Это делает вас слабыми. Зависимыми. Посмотри на него.
Длинная трехгранная игла – направо. И черный футляр с мертвыми жуками.
– Вместо того чтобы найти женщину и спариться с ней, а потом уйти, оставив достаточно еды для нее и потомства, он к ней привязывается.
И предает, пытаясь сохранить мир людям, которых считает недостойными мира и вообще доброго слова. Нелогично. И мучительно.
Шелковую ленточку с тремя бантиками – налево. Складной нож – направо. Склянку с куском темноты туда же. И серебряный портсигар, который Юго открывает, демонстрируя желтоватые иголки, на первый взгляд совершенно безопасные.
– Или вот твой муж… ты… вы все оружие друг против друга. В моем мире все проще.
Карманы Юго бездонны, но, кроме ножа и иглы, я не вижу ничего, хотя бы отдаленно напоминающее оружие. С другой стороны, что я знаю о наемных убийцах?
Стреляет он метко.
– Но иногда мне кажется, что я упускаю из виду что-то важное.
Две монеты прилипают к пальцам и сталкиваются. Протяжный звон. Такой тяжелый.
– Спите, леди. – Юго вновь переходит на «вы». – Вам следует беречь силы.
– Ты… – Вдруг я вспоминаю Мюрича. И служанку, едва не проспавшую мое убийство. Сказку о свирели, которая насылает волшебный сон. – Ты можешь им сыграть?
И мы просто уйдем.
– Нет, – отвечает Юго, вновь сталкивая монеты. – Магии во мне капля осталась… и вещи все высушил.
Он говорит о темнолицем магистре с каменными глазами.
– На вас вот хватит. А больше – нет. Спите…
Монеты вызванивают мелодию. Колыбельную.
И я, кажется, слышу мамин голос. Я ведь помню, как она пела… редко, правда. И слов не различить. Но все равно закрываю глаза, не желая, чтобы песня оборвалась.
Магия?
Пускай. Мне и вправду отдохнуть не мешает, раз уж больше заняться нечем.
Стоило закрыть глаза, и внутренняя пустота заполнялась огненными кошками. Они просачивались сквозь стены кареты, ложились на колени, выпускали когти и драли кожу.
А боли не было.
Сержант ждал, ждал, а ее все не было. Он с каким-то отвлеченным интересом смотрел, как кошки снимают пласт за пластом кожу, мышцы и краем сознания отдавал себе отчет, что происходящее это не сон.
Или же он сошел с ума, не медленно, как брат, а в одночасье.
– Брысь, пошли! – сказал Сержант, пытаясь ухватить кошку за шкирку. Пламя затрещало и опалило руку, но опять же ничего не почувствовал.
А кошка вдруг убрала когти и замурлыкала. У нее были узкие нарисованные глаза темно-карего цвета. Не глаза – переспелая вишня.
Та, что сгорела вместе с дворцом.
Наверное, теперь кошки станут приходить часто. И Сержант вспомнит, как уживаться с ними. Положив кошку на колени, он провел по искристой шерсти рукой.
– Будем играть?
Кошка сощурилась, не спеша отвечать. Та же женщина, только четвероногая. Но от этой у Сержанта избавиться не выйдет. Он и не хочет. Должно же остаться хоть что-то?
А раны заживут.
На нем всегда быстро заживало.
…кровь лучше отходит в холодной воде. Положить на один камень, тереть другим. Потом отжать, стараясь не разорвать ткань, и натянуть еще сырую, липнущую к телу. Сразу становится холодно, но Дар не идет к костру, держится поодаль.
Эти люди – чужие.
Дар убил бы их, если бы смог. Но у него больше нет оружия, а люди за своим следят. Хотя на берегу реки хватает камней, и Дар нашел один, тяжелый и острый. Удобный. Осталось выбрать жертву.
И, присев на краю темноты, он разглядывает людей.
У того, который правил телегой, нет имени. Все зовут его Сержантом, а он отзывается. Он крупный и седой, носит бороду, усы, а волосы в косу заплетает.
Без оружия.
Но ему, наверное, и не нужно. Каждый кулак – с голову Дара.
Значит, нельзя под кулаки попадать.
А лучше выбрать кого-нибудь другого – все-таки неправильно убивать того, кто тебя кормил.
Над котлом колдует невысокий человечек, какой-то весь округлый, бестолковый. Он излишне суетлив и выглядит беспечным. Однако нет-нет да останавливается его взгляд на кромке леса, на тех кустах, в которых прячется Дар.
И значит, человек не так прост.
Двое других обыкновенны. Воины, как те, которые во дворце… от него, говорят, остались головешки, но Дар не понимает, разве возможно такое? Врут.
Уйти?
Вернуться по дороге, пересчитав мертвецов, и лично посмотреть?
Наверное, это было правильное решение. Но осуществить его не вышло. Чья-то рука схватила за шиворот, подняла, тряхнула и швырнула к огню.
– Смотри, Сержант. Сбежит, со всего десятка шкуру спущу.
Этот голос заставил прижаться к земле и зарычать. Вот тот, кого Дар должен убить.
– Посади на цепь.
Он сумел вскочить и добраться до цели. Ударить камнем по протянутой руке и получить второй рукой по зубам. Запоздало подумалось, что зря рубашку стирал – все равно кровью зальет.
А враг присел на корточки и, вцепившись в волосы, голову задрал. Шея отчетливо хрустела. Но Дар, сцепив зубы, разглядывал человека, которого непременно должен убить.
Рыжие волосы. Рыжие глаза, почти как у брата. И черный рисунок.
Задача усложнялась. Дар не знал, как можно убить протектора.
Но выяснит.
– Злой, – сказал враг. – Жаль, что младшая ветвь. Тебя, пожалуй, можно было бы чему-то научить.
Рычать с вывернутой головой было неудобно.
– Ладно, на что-нибудь сгодишься.
Дара отпустили. Он поднялся, не сразу, но поднялся. И лишь затем, чтобы попасть в руки Сержанта. Тот, правда, не стал бить, но вытер лицо мокрой тряпкой и, оттащив к костру, сунул плошку с кашей.
– Ешь.
Дар не стал отказываться. Чтобы жить и убивать, нужны силы.
Но на цепь его все-таки посадили: Сержант не любил рисковать своими людьми.
Проснулся Сержант оттого, что карета замедлила ход. Не открывая глаз, попытался определить направление. Восток. И море рядом.
Знать бы еще, какое именно.
Какое бы ни было, но корабль – куда более надежная тюрьма, чем карета.
– Ты не спишь. У тебя дыхание изменилось. И движения глаз выдают. – Чужак сидел на полу и снова выглядел ребенком.
Правильно: если прибыли к пункту пересадки, то в любой момент может появиться охрана.
– Я принес клятву, – сказал он, поправляя берет.
– Хорошо.
Открыть глаза. Приспособиться к сумеркам – плотные занавески и догоревшая свеча создавали иллюзию ночи – и сесть. Размять затекшие мышцы. Выровнять дыхание.
– Я хотел спросить, почему из всех женщин ты выбрал именно эту? И почему не способен изменить выбор?
– Не знаю.
– То есть это не было осознанным действием?
– Не было.
К счастью, больше чужак вопросов не задавал.
Ехали еще два часа. Пустых. Наполненных самыми разными мыслями, избавиться от которых не получилось. И, сдавшись, Сержант вытащил из кармана фарфоровую кошку.
С ней не обязательно разговаривать вслух.
Вообще разговаривать не обязательно.
Глава 7
Итоги
Одни проглатывают обиду. Другие – обидчика.
…из записок старого ученого,посвятившего жизнь наблюдению за людьми
Что я помню о пути?
Остановка. Берег. Зеленоватая галька, которой Майло набил опустевшие карманы. К слову, его появление никого не удивило. Люди пребывали в уверенности, что Майло присутствовал в карете изначально, чтобы наша светлость не заскучала.
И это спокойствие меня не удивило. Фрейлины, слуги, рыцари, Кайя… все, кому случалось встречаться с Майло, были убеждены, что точно знают, кто он и откуда появился. Магия? Майло назвал это врожденной способностью: в его мире важно уметь прятаться или притворяться своим.
На берегу мы пробыли недолго, сменив карету на плоскодонный барк, где нашу светлость приняли как дорогую гостью, и не следует обращать внимание на досадные мелочи, вроде решеток на окнах и запертой двери. Разве в этом проявляется истинное гостеприимство? Подали обед, но от запаха жареного мяса к горлу подкатила такая тошнота, что ночная ваза, пустая и чистая, пришлась весьма кстати.
Нервы, нервы… пора лечить.
И занять бы себя чем-нибудь, но нечем. Пытаясь унять тошноту, я расхаживала по каюте, трогая чужие вещи. Сундук. Книги. Кровать, прикрученную к полу. И стол тоже. Стул один, и его занял Сержант, пребывавший в странном полудремотном состоянии.
Юго чувствовал себя куда свободней.
Взломав замок на сундуке – моя совесть не мяукнула даже о том, что гости себя подобным образом не ведут, – он вытащил карты. Раскатывал на столе, придавливая углы книгами, астролябией и квадратной массивной чернильницей. Я не мешала. Карты были рисованы от руки, видно, что не единожды правлены.
Кривая линия побережья. Россыпь городов. Непропорционально широкие дороги и треугольники-горы на юге. Кажется, что на юге. За островами выглядывает из волн сказочный змей. А в левом верхнем углу карты улегся тигр… или кто-то на тигра похожий. Юго, водя пальцем по бумаге, читал названия городов. Вслух.