Страница:
Карл: Какое слово?! Есть только это слово, это слово!
Мэри: Согласна. Но давай не будем смешивать друг с другом вещи, которые не следует смешивать. Например, он с сарказмом говорил о божественной любви.
Карл: Да, я тоже.
Мэри: У божественной любви нет эго. В ней нет «я-мое-мне».
Моника: Кто это определяет? Ты определяешь!
Карл: Кому нужно это определение?
Мэри: Я не знаю.
Карл: Тебе по-прежнему хочется куда-то приземлиться. Вот и все.
Мэри: Любовь – не для робких или слабых сердцем, вот и все. Она не имеет никакого отношения к эгоизму. Я думаю, может быть, не знаю – причина смеха здесь заключается в слабости и непонимании.
Моника: О, ну хватит. Ты называешь нас слабыми, а ты сильная? (смех)
Мэри: Нет!
Карл: Ты устраиваешь войну здесь и сейчас.
Мэри: Разве это вообще не знание?
Карл: Слушай, ты борешься. За что ты борешься?
Лиз: За концепцию.
Георг: За «любовь»!
Мэри: Нет, истинный покой…
Карл: Что есть этот «истинный покой», за который ты борешься?
Моника: Покой – это переживание, а не ля-ля-ля.
Карл: Даже Буш сказал бы: «Я борюсь за истинный мир и за истинную свободу».
Мэри: Нет!
Карл: (дразнит) Да, ты американка, я знаю! (смех) Ты хочешь принести эту идею даже в Индию.
Мэри: Он-то точно нет, это очевидно! Буш – это фуфло.
Карл: Буш – фуфло? Я люблю Буша! (смех) Что это за божественная любовь, которая говорит «Буш – фуфло»?
Мэри: Я знаю, о чем говорю.
Карл: О какой «божественной любви» ты говоришь?
Мэри: Речь вообще не о том. Божественная любовь связана с истиной.
Карл: Ты говоришь об апартеиде. Ты так отделена! Отделена от сердца.
Мэри: Я не могу понять. Я не понимаю.
Карл: Сначала говоришь о божественной любви, а потом – «Буш – фуфло».
Мэри: Божественная любовь не имеет к Бушу никакого отношения!
Карл: Хорошо, забудь.
Лиз: Буш дерется за свободу, которая переводится как «нефть».
Карл: (указывая на Мэри) Ага, ей хочется скользкой ситуации. Словно божественная любовь механистична, и ты идешь и меняешь в ней масло.
Берта: Машины могут ездить на воде, а Буш убивает всех этих людей.
Франческо: Почему бы нет?
Группа: Франческо?!
Франческо: Это часть шутки. Почему тебе нравится Буш?
Карл: Не знаю.
Франческо: Мне он тоже нравится. Он пытается сделать то, что по его мнению хорошо.
Карл: Мне еще и Бен Ладен нравится. (смех)
Франческо: И мне. Почему бы нет? Это не фильм. Это не внутри фильма. Это сознание, не так ли? Буш приходит с другой стороны.
Карл: Словно, когда упали башни, Аллах явился в образе Бен Ладена. «Не может быть двух!», и затем «бум!».
Франческо: Только и всего.
Карл: Сознание развлекается, говорю вам. Чтобы оторваться по полной, одиннадцатого сентября Аллах, который един, сказал: «Я единственный Бог, не может быть двух. Денег тоже нет; и множества нет. Множества вообще нет. Я должен кое-что показать. Есть только один – Аллах, великий!» Бух!! Божественная любовь – Бух! Все это возникает из той божественной любви – Бух! Сам Бог принимает меры, чтобы не было второго – Бух! (смех)
Мэри: Я думала, что Рамана Махарши был божественной любовью.
Группа: О нет!
Мэри: Почему? Я не понимаю. Помогите мне понять. Что нужно понять?
Тереза: Купи CD.
Мэри: (со смехом) Хорошо, я куплю CD.
Некуда приземлиться
Ты никогда не достигнешь любви
Здесь, сейчас такая непомерность, потому что вы – эта непомерность, абсолютное бытие
Стирая вопрошающего
Мэри: Согласна. Но давай не будем смешивать друг с другом вещи, которые не следует смешивать. Например, он с сарказмом говорил о божественной любви.
Карл: Да, я тоже.
Мэри: У божественной любви нет эго. В ней нет «я-мое-мне».
Моника: Кто это определяет? Ты определяешь!
Карл: Кому нужно это определение?
Мэри: Я не знаю.
Карл: Тебе по-прежнему хочется куда-то приземлиться. Вот и все.
Мэри: Любовь – не для робких или слабых сердцем, вот и все. Она не имеет никакого отношения к эгоизму. Я думаю, может быть, не знаю – причина смеха здесь заключается в слабости и непонимании.
Моника: О, ну хватит. Ты называешь нас слабыми, а ты сильная? (смех)
Мэри: Нет!
Карл: Ты устраиваешь войну здесь и сейчас.
Мэри: Разве это вообще не знание?
Карл: Слушай, ты борешься. За что ты борешься?
Лиз: За концепцию.
Георг: За «любовь»!
Мэри: Нет, истинный покой…
Карл: Что есть этот «истинный покой», за который ты борешься?
Моника: Покой – это переживание, а не ля-ля-ля.
Карл: Даже Буш сказал бы: «Я борюсь за истинный мир и за истинную свободу».
Мэри: Нет!
Карл: (дразнит) Да, ты американка, я знаю! (смех) Ты хочешь принести эту идею даже в Индию.
Мэри: Он-то точно нет, это очевидно! Буш – это фуфло.
Карл: Буш – фуфло? Я люблю Буша! (смех) Что это за божественная любовь, которая говорит «Буш – фуфло»?
Мэри: Я знаю, о чем говорю.
Карл: О какой «божественной любви» ты говоришь?
Мэри: Речь вообще не о том. Божественная любовь связана с истиной.
Карл: Ты говоришь об апартеиде. Ты так отделена! Отделена от сердца.
Мэри: Я не могу понять. Я не понимаю.
Карл: Сначала говоришь о божественной любви, а потом – «Буш – фуфло».
Мэри: Божественная любовь не имеет к Бушу никакого отношения!
Карл: Хорошо, забудь.
Лиз: Буш дерется за свободу, которая переводится как «нефть».
Карл: (указывая на Мэри) Ага, ей хочется скользкой ситуации. Словно божественная любовь механистична, и ты идешь и меняешь в ней масло.
Берта: Машины могут ездить на воде, а Буш убивает всех этих людей.
Франческо: Почему бы нет?
Группа: Франческо?!
Франческо: Это часть шутки. Почему тебе нравится Буш?
Карл: Не знаю.
Франческо: Мне он тоже нравится. Он пытается сделать то, что по его мнению хорошо.
Карл: Мне еще и Бен Ладен нравится. (смех)
Франческо: И мне. Почему бы нет? Это не фильм. Это не внутри фильма. Это сознание, не так ли? Буш приходит с другой стороны.
Карл: Словно, когда упали башни, Аллах явился в образе Бен Ладена. «Не может быть двух!», и затем «бум!».
Франческо: Только и всего.
Карл: Сознание развлекается, говорю вам. Чтобы оторваться по полной, одиннадцатого сентября Аллах, который един, сказал: «Я единственный Бог, не может быть двух. Денег тоже нет; и множества нет. Множества вообще нет. Я должен кое-что показать. Есть только один – Аллах, великий!» Бух!! Божественная любовь – Бух! Все это возникает из той божественной любви – Бух! Сам Бог принимает меры, чтобы не было второго – Бух! (смех)
Мэри: Я думала, что Рамана Махарши был божественной любовью.
Группа: О нет!
Мэри: Почему? Я не понимаю. Помогите мне понять. Что нужно понять?
Тереза: Купи CD.
Мэри: (со смехом) Хорошо, я куплю CD.
Некуда приземлиться
Роза: Можно я сменю тему?
Группа: Ура! Браво!
Карл: Спасибо.
Роза: Я не знаю – я здесь впервые – ты говоришь о Я?
Карл: В качестве идеи, указателя. Но Я не знает никакого Я. Есть только без-Яковость, ты можешь назвать это «безлюбовностью», «безбытийностью». Я указываю на ту «безидейность», где все идолы – божественность, Бог – исчезают. Об этой Без-Боговости я говорю. Ты есть То, которое есть Бог, но Бог не знает никакого Бога, никакого второго или чего-либо в этом духе. То, о чем невозможно говорить и чему невозможно дать определение, – вот о чем я говорю.
Этот парадокс не поддается решению. Мы говорим о чем-то таком, о чем невозможно говорить. Поэтому мы можем говорить об этом, но разницы нет. Это просто указание на то, что разницы нет, говорим мы об этом или нет.
Для Того, которым ты являешься, не существует различий, что бы ты ни говорила, какие бы определения ни давала. Не существует большего или меньшего. В этом нет количества – ни в идее «божественного», ни в чем-либо еще. Все это исчезает. Это свобода, которая понятия не имеет о свободе.
Роза: Пустота?
Карл: Даже не пустота. Даже пустота – это слишком много. Это То, что является пустотой, и это То, что является полнотой, и это То, что ты можешь назвать как угодно, но у него нет имени.
Роза: Значит, центра в этом тоже нет.
Карл: Нет. Нет олицетворяющего центра, куда ты можешь пойти и купить олицетворяющую идею. Ни одно представление не является этим.
Лиз: Ничего, за что можно удержаться.
Карл: Даже это чересчур. Даже «ничего» – это слишком много. Все – слишком мало.
Георг: Возвращение в центр. Адрес неизвестен.
Карл: Любовные письма. «Возвратить отправителю. Адрес неизвестен». Концепции появляются, а затем «просвистывают» мимо. Вот и все.
Роза: Это твоя работа.
Карл: Ага, это как урожай. Срезание идей. Срубание голов.
Женщина: Понгал[9].
Карл: Сегодня Понгал. День Кали. Отрубание голов. Расщепление ядра. Расщепление головы. Расщепление кости. Все кости необходимо выплюнуть.
Клара: Карл, я вижу, ты в форме и говоришь сам с собой, и ты производишь на меня весьма забавное впечатление. Я думаю: «А хочется ли мне идти в этом направлении?»
Карл: Конечно же, нет! (смех) Лучше не надо. Ты никуда не попадешь. Никогда не будет никакого попадания.
Клара: Значит, абсолютно ничего! Нет даже «ничего». Это такая игра слов, я знаю.
Карл: Ты совершаешь путешествие, которое никогда не начиналось и никогда не закончится. Некуда приземлиться самолету, которым ты являешься. И нет пилота.
Клара: О Господи!
Карл: Ты все еще ищешь пилота, но его нет. Это автопилот. Нет места посадки, нет аэропорта.
Лиз: Какой кошмар!
Карл: Ты – это кошмар, нравится тебе это или нет. Какой бы сон ты ни принимала за реальность, он становится кошмаром. Поэтому любое приятное сновидение о любви или чем-либо еще – это кошмар. Все это сновидение. Оно делает тебя сновидящим. А пока есть сновидящий, длится кошмар. Сновидящему всегда будет сниться очередной сон. Приятный сон всегда превращается в отвратительный. Счастливое сновидение, несчастливое, без разницы.
Томас: Нет даже смысла в понимании того, что являешься абсолютно несостоятельным. Это ничего не меняет.
Карл: Это абсолютная несостоятельность. Ты потерпишь неудачу в любом случае.
Мэри: Значит, при таком раскладе у любви нет цели. Это подходит.
Карл: Да ради Бога. Делай это. Забери себе. Восседай на этом. Унеси домой.
Мэри: Божественная любовь…
(Мэри пытается донести свою мысль, но Карл не останавливается.)
Карл: Восседай на этом. Делай все, что хочешь. Тру-ля-ля. Никому нет дела.
Мэри: Ей должно быть отведено достойное место!
Карл: Да, ты решаешь, что достойно, а что нет. Ага, забудь. Большое спасибо.
Мэри: У божественной любви нет цели, верно?
Карл: Большое спасибо за твою любовь.
Мэри: Нет, у меня нет этой любви, этой бесцельной любви. Но это любовь.
Карл: А, большое спасибо.
Роза: Ты разбиваешь ей сердце, прямо сейчас.
Мэри: (со смехом) Ничего страшного.
Роза: Такая у тебя работа.
Карл: Такая у меня работа. Я разбиватель сердец.
Франческо: Эй!
Карл: Абсолютный плейбой.
Мужчина: А мы – «Отель разбитых сердец». (смех)
Карл: Да, «Отель разбитых сердец» на веселом холме Аруначала. Само сердце.
Другой мужчина: Вчера ты сказал, что изготовляешь компост.
Карл: Да, все скопом и еще компост – и что получается? Лотос. Из компоста – божественный лотос. Я обладаю божественным локусом?
Тереза: Ага, по-немецки Lokus – это «туалет».
Карл: Верно.
Тереза: Твой язык – это нечто! (смех)
Карл: А то!
Тереза: (дразнит) Почему же немцы с утра такие серьезные?! (смех)
Карл: (со смехом) Меня не спрашивай!
Тереза: Что пошло не так? (смех)
Карл: Я для тебя недостаточно забавен?
Тереза: Ты неповторим!
Карл: О, в кидании камней! (смех)
Тереза: Может быть, это знак того, что ты действительно свободен.
Карл: От чего?
Тереза: От твоего немецкого происхождения. Потому что с тобой так весело.
Карл: Понятия не имею, о чем ты.
Мэри: (со смехом) Ты действительно свободен! Ладно, умолкаю.
Карл: Теперь она действительно хочет меня убить. Постоянно оскорбляет меня. Как бы ты меня ни называла, ты меня оскорбляешь.
Роза: (дразнит) «Немец!» (смех)
Карл: О, я должен смириться с тем, что я микроб![10]
Роза: Ничем не могу тебе здесь помочь.
Карл: Микробы находятся повсюду. Микробов больше, чем людей. (указывая на австралийца) Ему действительно повезло; австралийцев всего семнадцать миллионов.
Австралиец: Двадцать миллионов.
Карл: О, двадцать. В начале восьмидесятых было всего пятнадцать.
Австралиец: Правительство подумывает о том, чтобы выделять парам по пять тысяч долларов на рождение ребенка.
Карл: То же самое в Германии.
Австралиец: Мы не заинтересованы в иммиграции.
Карл: У немцев тот же страх, что они могут вымереть. Восемьдесят миллионов немцев должны теперь —! (смех)
Моника: Ты свою лепту вносишь, Карл?
Карл: Сейчас в Германии, если у тебя нет детей, ты должен платить более высокий налог. Вроде добавочного налога на отсутствие детей. Налог на одиночество. Тебя на самом деле заставляют. Германия становится сутенером, заставляющим тебя заниматься сексом. Вам теперь надо заняться сексом. (смех)
Маттиас: Страна не-брахмачариев.
Карл: Индия была такой же. Это парадокс. Двадцать лет назад сажали в тюрьму за аборт, давали годы тюрьмы за аборт. Но несколько лет назад все поменялось, и теперь за аборт ты получаешь десять тысяч рупий. Один день тебя сажают в тюрьму, а на следующий за ту же самую вещь ты получаешь десять тысяч рупий.
Георг: Только транзисторный приемник, Карл. Это не стоит так дорого.
Карл: Это означает, что один день может полностью изменить все.
Лиз: Одну концепцию на другую.
Карл: Это, собственно говоря, сознание. Непредсказуемое. Оно на самом деле сука. Никогда не знаешь, когда оно тебя укусит. Можно какое-то время ласкать щенка: «Щеночек мой, щеночек приятия». Но наверняка не знаешь, когда он тяпнет. Это прекрасно.
Группа: Ура! Браво!
Карл: Спасибо.
Роза: Я не знаю – я здесь впервые – ты говоришь о Я?
Карл: В качестве идеи, указателя. Но Я не знает никакого Я. Есть только без-Яковость, ты можешь назвать это «безлюбовностью», «безбытийностью». Я указываю на ту «безидейность», где все идолы – божественность, Бог – исчезают. Об этой Без-Боговости я говорю. Ты есть То, которое есть Бог, но Бог не знает никакого Бога, никакого второго или чего-либо в этом духе. То, о чем невозможно говорить и чему невозможно дать определение, – вот о чем я говорю.
Этот парадокс не поддается решению. Мы говорим о чем-то таком, о чем невозможно говорить. Поэтому мы можем говорить об этом, но разницы нет. Это просто указание на то, что разницы нет, говорим мы об этом или нет.
Для Того, которым ты являешься, не существует различий, что бы ты ни говорила, какие бы определения ни давала. Не существует большего или меньшего. В этом нет количества – ни в идее «божественного», ни в чем-либо еще. Все это исчезает. Это свобода, которая понятия не имеет о свободе.
Роза: Пустота?
Карл: Даже не пустота. Даже пустота – это слишком много. Это То, что является пустотой, и это То, что является полнотой, и это То, что ты можешь назвать как угодно, но у него нет имени.
Роза: Значит, центра в этом тоже нет.
Карл: Нет. Нет олицетворяющего центра, куда ты можешь пойти и купить олицетворяющую идею. Ни одно представление не является этим.
Лиз: Ничего, за что можно удержаться.
Карл: Даже это чересчур. Даже «ничего» – это слишком много. Все – слишком мало.
Георг: Возвращение в центр. Адрес неизвестен.
Карл: Любовные письма. «Возвратить отправителю. Адрес неизвестен». Концепции появляются, а затем «просвистывают» мимо. Вот и все.
Роза: Это твоя работа.
Карл: Ага, это как урожай. Срезание идей. Срубание голов.
Женщина: Понгал[9].
Карл: Сегодня Понгал. День Кали. Отрубание голов. Расщепление ядра. Расщепление головы. Расщепление кости. Все кости необходимо выплюнуть.
Клара: Карл, я вижу, ты в форме и говоришь сам с собой, и ты производишь на меня весьма забавное впечатление. Я думаю: «А хочется ли мне идти в этом направлении?»
Карл: Конечно же, нет! (смех) Лучше не надо. Ты никуда не попадешь. Никогда не будет никакого попадания.
Клара: Значит, абсолютно ничего! Нет даже «ничего». Это такая игра слов, я знаю.
Карл: Ты совершаешь путешествие, которое никогда не начиналось и никогда не закончится. Некуда приземлиться самолету, которым ты являешься. И нет пилота.
Клара: О Господи!
Карл: Ты все еще ищешь пилота, но его нет. Это автопилот. Нет места посадки, нет аэропорта.
Лиз: Какой кошмар!
Карл: Ты – это кошмар, нравится тебе это или нет. Какой бы сон ты ни принимала за реальность, он становится кошмаром. Поэтому любое приятное сновидение о любви или чем-либо еще – это кошмар. Все это сновидение. Оно делает тебя сновидящим. А пока есть сновидящий, длится кошмар. Сновидящему всегда будет сниться очередной сон. Приятный сон всегда превращается в отвратительный. Счастливое сновидение, несчастливое, без разницы.
Томас: Нет даже смысла в понимании того, что являешься абсолютно несостоятельным. Это ничего не меняет.
Карл: Это абсолютная несостоятельность. Ты потерпишь неудачу в любом случае.
Мэри: Значит, при таком раскладе у любви нет цели. Это подходит.
Карл: Да ради Бога. Делай это. Забери себе. Восседай на этом. Унеси домой.
Мэри: Божественная любовь…
(Мэри пытается донести свою мысль, но Карл не останавливается.)
Карл: Восседай на этом. Делай все, что хочешь. Тру-ля-ля. Никому нет дела.
Мэри: Ей должно быть отведено достойное место!
Карл: Да, ты решаешь, что достойно, а что нет. Ага, забудь. Большое спасибо.
Мэри: У божественной любви нет цели, верно?
Карл: Большое спасибо за твою любовь.
Мэри: Нет, у меня нет этой любви, этой бесцельной любви. Но это любовь.
Карл: А, большое спасибо.
Роза: Ты разбиваешь ей сердце, прямо сейчас.
Мэри: (со смехом) Ничего страшного.
Роза: Такая у тебя работа.
Карл: Такая у меня работа. Я разбиватель сердец.
Франческо: Эй!
Карл: Абсолютный плейбой.
Мужчина: А мы – «Отель разбитых сердец». (смех)
Карл: Да, «Отель разбитых сердец» на веселом холме Аруначала. Само сердце.
Другой мужчина: Вчера ты сказал, что изготовляешь компост.
Карл: Да, все скопом и еще компост – и что получается? Лотос. Из компоста – божественный лотос. Я обладаю божественным локусом?
Тереза: Ага, по-немецки Lokus – это «туалет».
Карл: Верно.
Тереза: Твой язык – это нечто! (смех)
Карл: А то!
Тереза: (дразнит) Почему же немцы с утра такие серьезные?! (смех)
Карл: (со смехом) Меня не спрашивай!
Тереза: Что пошло не так? (смех)
Карл: Я для тебя недостаточно забавен?
Тереза: Ты неповторим!
Карл: О, в кидании камней! (смех)
Тереза: Может быть, это знак того, что ты действительно свободен.
Карл: От чего?
Тереза: От твоего немецкого происхождения. Потому что с тобой так весело.
Карл: Понятия не имею, о чем ты.
Мэри: (со смехом) Ты действительно свободен! Ладно, умолкаю.
Карл: Теперь она действительно хочет меня убить. Постоянно оскорбляет меня. Как бы ты меня ни называла, ты меня оскорбляешь.
Роза: (дразнит) «Немец!» (смех)
Карл: О, я должен смириться с тем, что я микроб![10]
Роза: Ничем не могу тебе здесь помочь.
Карл: Микробы находятся повсюду. Микробов больше, чем людей. (указывая на австралийца) Ему действительно повезло; австралийцев всего семнадцать миллионов.
Австралиец: Двадцать миллионов.
Карл: О, двадцать. В начале восьмидесятых было всего пятнадцать.
Австралиец: Правительство подумывает о том, чтобы выделять парам по пять тысяч долларов на рождение ребенка.
Карл: То же самое в Германии.
Австралиец: Мы не заинтересованы в иммиграции.
Карл: У немцев тот же страх, что они могут вымереть. Восемьдесят миллионов немцев должны теперь —! (смех)
Моника: Ты свою лепту вносишь, Карл?
Карл: Сейчас в Германии, если у тебя нет детей, ты должен платить более высокий налог. Вроде добавочного налога на отсутствие детей. Налог на одиночество. Тебя на самом деле заставляют. Германия становится сутенером, заставляющим тебя заниматься сексом. Вам теперь надо заняться сексом. (смех)
Маттиас: Страна не-брахмачариев.
Карл: Индия была такой же. Это парадокс. Двадцать лет назад сажали в тюрьму за аборт, давали годы тюрьмы за аборт. Но несколько лет назад все поменялось, и теперь за аборт ты получаешь десять тысяч рупий. Один день тебя сажают в тюрьму, а на следующий за ту же самую вещь ты получаешь десять тысяч рупий.
Георг: Только транзисторный приемник, Карл. Это не стоит так дорого.
Карл: Это означает, что один день может полностью изменить все.
Лиз: Одну концепцию на другую.
Карл: Это, собственно говоря, сознание. Непредсказуемое. Оно на самом деле сука. Никогда не знаешь, когда оно тебя укусит. Можно какое-то время ласкать щенка: «Щеночек мой, щеночек приятия». Но наверняка не знаешь, когда он тяпнет. Это прекрасно.
Ты никогда не достигнешь любви
Австралиец: Карл, у меня вопрос. Насчет бодхисаттвы. У меня никогда не было подобного осознанного переживания в этой жизни. Но в последнее время возникает некая связанная с ним энергия.
Карл: Это твое представление о бодхисаттве.
Австралиец: Это даже не представление, однако это все, с чем я могу его связать. Я не знаю, что это. Прос-то пытаюсь обозначить словом. Но это даже не слово. Мне и слов-то не подобрать. В течение многих летя относился к этому как к совершенно смехотворной идее, смехотворной концепции. Всячески поносил ее. Но необъяснимым образом в теле возникает определенное ощущение, энергия – ощущение отсутствия «я», сопровождаемое связанной с ним энергией. Не знаю. Возможно, я сильно заблуждаюсь, но почему-то объясняю одно другим. Я ничего об этом не знаю и не знаю, знаешь ли ты.
Карл: Рамана говорил об отсутствии «я», которое есть не что иное, как беспомощность. Из чего затем появляется что-то вроде «что это?». В отсутствие «я» ты просто делаешь то, что должно быть сделано. Не задаваясь вопросами. Это не делает кто-то. Ты как бы осознаешь себя в процессе делания.
Австралиец: Даже идея стремления к мокше, даже идея о невозвращении, прекращении перерождения – это такая эгоистичная идея.
Карл: Да. Все это исчезает в Том. Потому что в нем никто никогда не появлялся и никогда не исчезнет. Это все, о чем я говорю, – о той «безвыходности». Что бы ты ни переживал здесь, – это То, чем ты являешься, один из его аспектов; ты не можешь уйти оттого, что ты есть. Оно так же бесконечно, как и ты. Эта реализация того, чем ты являешься, так же бесконечна, как и ты. Это мокша – понимание того, что есть только Я. Существует только То, которое есть ты. И из него нет выхода.
Это полная остановка. Даже мокши больше нет. Это и есть мокша – свобода от второго, где ты не можешь уйти от того, чем являешься. Никогда не будет никакого достижения – выхода ли, любви – чего угодно. Для тебя не существует любви. Даже ее нет. Все твои мыслимые представления о чем-либо просто исчезают. Из этого нет выхода.
Все идеи происходят из идеи преимущества в нахождении выхода. Лишь полностью остановившись и поняв, что нет такой вещи, как «выход» из того, что ты есть, ты видишь, что То – это то, что есть.
Ты являешься этой энергией, этим отсутствием «я» внутри. Кто-то может назвать это словом «любовь», как она это делает. Существует только абсолютная безвыходность. Она не знает любви, или свободы, или еще чего-либо, потому что это – тотальное отсутствие какого-либо выхода из того, чем ты являешься. Это то, что называется «покоем», беспредельным покоем, но этот покой был всегда. Он никогда не исчезал. Это то, что называется «покоем ума», но ума больше нет. Все, что существует, есть Я. Все, что существует. Любая энергия, вибрация, что угодно, есть То, которое есть ты.
Из этого нет выхода, потому что нет преимущества контролирования чего-либо в последующий момент. Все, что ты способен контролировать, есть то, что есть ты, поэтому нет смысла в попытке контроля. Эта бессмысленность делания или неделания, поскольку они не создают преимущества, – это и есть сострадание. То, о чем ты говоришь, есть сострадание. Это сострадание – когда не остается никого, кто мог бы испытывать сострадание, жалость или еще что-либо. Жалость присутствует только потому, что ты жаждешь выхода. И тогда ты жалеешь себя и видишь, как другие делают то же самое. Но когда второго больше нет, ты не знаешь ее.
Это так естественно. В этом нет ничего особенного. Это не «божественная любовь» или еще что-то. Это твоя природа, и эта природа никогда не исчезала. Что с этим делать? Просто выпей еще кофейку, вот и все. За ваше здоровье. (отпивает из бутылки с соком)
Австралиец: За тебя!
Карл: Кстати, что бы здесь ни возникало, вроде «божественного», все эти особенные, обособленные вещи не имеют к этому никакого отношения. Ты полностью, абсолютно независим от всего этого.
Карл: Это твое представление о бодхисаттве.
Австралиец: Это даже не представление, однако это все, с чем я могу его связать. Я не знаю, что это. Прос-то пытаюсь обозначить словом. Но это даже не слово. Мне и слов-то не подобрать. В течение многих летя относился к этому как к совершенно смехотворной идее, смехотворной концепции. Всячески поносил ее. Но необъяснимым образом в теле возникает определенное ощущение, энергия – ощущение отсутствия «я», сопровождаемое связанной с ним энергией. Не знаю. Возможно, я сильно заблуждаюсь, но почему-то объясняю одно другим. Я ничего об этом не знаю и не знаю, знаешь ли ты.
Карл: Рамана говорил об отсутствии «я», которое есть не что иное, как беспомощность. Из чего затем появляется что-то вроде «что это?». В отсутствие «я» ты просто делаешь то, что должно быть сделано. Не задаваясь вопросами. Это не делает кто-то. Ты как бы осознаешь себя в процессе делания.
Австралиец: Даже идея стремления к мокше, даже идея о невозвращении, прекращении перерождения – это такая эгоистичная идея.
Карл: Да. Все это исчезает в Том. Потому что в нем никто никогда не появлялся и никогда не исчезнет. Это все, о чем я говорю, – о той «безвыходности». Что бы ты ни переживал здесь, – это То, чем ты являешься, один из его аспектов; ты не можешь уйти оттого, что ты есть. Оно так же бесконечно, как и ты. Эта реализация того, чем ты являешься, так же бесконечна, как и ты. Это мокша – понимание того, что есть только Я. Существует только То, которое есть ты. И из него нет выхода.
Это полная остановка. Даже мокши больше нет. Это и есть мокша – свобода от второго, где ты не можешь уйти от того, чем являешься. Никогда не будет никакого достижения – выхода ли, любви – чего угодно. Для тебя не существует любви. Даже ее нет. Все твои мыслимые представления о чем-либо просто исчезают. Из этого нет выхода.
Все идеи происходят из идеи преимущества в нахождении выхода. Лишь полностью остановившись и поняв, что нет такой вещи, как «выход» из того, что ты есть, ты видишь, что То – это то, что есть.
Ты являешься этой энергией, этим отсутствием «я» внутри. Кто-то может назвать это словом «любовь», как она это делает. Существует только абсолютная безвыходность. Она не знает любви, или свободы, или еще чего-либо, потому что это – тотальное отсутствие какого-либо выхода из того, чем ты являешься. Это то, что называется «покоем», беспредельным покоем, но этот покой был всегда. Он никогда не исчезал. Это то, что называется «покоем ума», но ума больше нет. Все, что существует, есть Я. Все, что существует. Любая энергия, вибрация, что угодно, есть То, которое есть ты.
Из этого нет выхода, потому что нет преимущества контролирования чего-либо в последующий момент. Все, что ты способен контролировать, есть то, что есть ты, поэтому нет смысла в попытке контроля. Эта бессмысленность делания или неделания, поскольку они не создают преимущества, – это и есть сострадание. То, о чем ты говоришь, есть сострадание. Это сострадание – когда не остается никого, кто мог бы испытывать сострадание, жалость или еще что-либо. Жалость присутствует только потому, что ты жаждешь выхода. И тогда ты жалеешь себя и видишь, как другие делают то же самое. Но когда второго больше нет, ты не знаешь ее.
Это так естественно. В этом нет ничего особенного. Это не «божественная любовь» или еще что-то. Это твоя природа, и эта природа никогда не исчезала. Что с этим делать? Просто выпей еще кофейку, вот и все. За ваше здоровье. (отпивает из бутылки с соком)
Австралиец: За тебя!
Карл: Кстати, что бы здесь ни возникало, вроде «божественного», все эти особенные, обособленные вещи не имеют к этому никакого отношения. Ты полностью, абсолютно независим от всего этого.
Здесь, сейчас такая непомерность, потому что вы – эта непомерность, абсолютное бытие
Хуан: Карл? «Я есть» в мире – это одиночество.
Карл: Всякое представление о существовании – это одиночество.
Хуан: «Я есть» тоже одиноко?
Карл: Это потенциальная возможность одиночества.
Хуан: То, что мы понимаем под одиночеством? Или только когда ты существуешь в мире?
Карл: Да, но что такое сознание? Сознание – это осознанность, чистая «я»-осознанность. Тогда «я есть»-ность – это пространство, а «я такой»-ность – один из его аспектов.
Хуан: Но «я» тоже одиноко?
Карл: ТО уже есть одиночество. Из этого одиночества появляется «я есть»-ность, а затем «я такой»-ность, дающая себе определение. «Я», которое есть это [Карл поднимает большой палец, символизирующий состояние осознанности], затем «я есть» [поднимает большой и указательный пальцы], про которое Бог сказал: «Я есть то я есть», указывающее на То, которое есть Сердце «я есть», которое есть это [сжимает пальцы в кулак] – само Сердце, которое есть само Я.
Хуан: Это не одиночество.
Карл: В этом нет одиночества, потому что нет никого, кто мог бы быть одинок.
Хуан: Когда возникает проявленность…
Карл: Уже это [поднимает большой палец]. Когда появляется это «я» как представление о существовании, возникает одиночество.
Хуан: Но проявленность возникает из одиночества? В противном случае она бы не возникла, я полагаю.
Карл: Нет? Она возникла не благодаря чему-либо, а безо всякой причины. Нет никакого «я хочу возникнуть». Нет ничего. Только потенциал абсолютного существования, когда она возникала. Но она никогда не возникала. Даже у нее нет начала и конца.
Нет начала и конца у «я»-осознанности, нет начала и конца у «я есть»-ности, и нет начала и конца у «я такой»-ности. Даже этот мир, который есть здесь и сейчас, так же бесконечен, как и То, которое есть Сердце. Вся эта троичность есть абсолютная проявленность Того, которое есть Сердце. И, таким образом, эта проявленность является этим бесконечным Сердцем. Все, что есть, есть Сердце. Нет ничего, кроме Сердца.
Но То, которое есть Сердце, не знает Сердца и никогда бы не определило его как «такое, такое или такое». Все это – сновидческие определения. То, которое сновидит, абсолютный сновидящий, будучи тем, что есть Сердце, не может быть сновидимо, не поддается воображению. Его невозможно обозначить никаким громким или красивым именем. Ни одно из них не подходит. То, что есть сама красота, не знает никакой красоты.
У Того, которое есть само знание, у Того, которое есть ты, абсолютно отсутствует знание того, чем ты являешься, а чем нет. Поэтому полностью отсутствует тот, кто знает или не знает. Отсутствует даже отсутствие.
Ты никоим образом не можешь стать Тем, потому что ты уже есть То. Нет ничего более естественного, чем То, чем быть Тем, которое есть Сердце. Но любое определение, что бы ты ни говорил об этом, ограничивает его.
Хуан: Значит, вся эта борьба нацелена на то, чтобы избавиться от одиночества, надо полагать?
Карл: Нет, в тотальной конфронтации с одиночеством, будучи им, ты погружаешься в То, которое есть Сердце. В этой абсолютной конфронтации есть видение того, что второго не существует и ничто никогда не даст тебе то, чем ты являешься. Становясь самой этой осознанностью, которая осознает свое одиночество, в этом абсолютном одиночестве ты погружаешься в То, которое есть Сердце, и ты являешься Тем, которое есть Сердце. В этой абсолютной конфронтации с тем, что ты есть, будучи самим абсолютным одиночеством, из глубины этого «одного» ты становишься «всеединым».
Это подобно тотальной трансформации. В этом предельном одиночестве больше нет никого, кто был бы одинок. В этом предельном одиночестве больше никто не может оставаться отделенным, поскольку ты становишься Тем, которое есть одиночество. Но само одиночество не знает одиночества. (указывая на Мэри) Она говорит о том, что является предельной любовью, но когда ты являешься предельной любовью, ты больше не знаешь любви. Это все концепции. Не слушай их. Ничто не может сделать тебя тем, что ты есть. Даже самые высокие концепции остаются концепциями.
Здесь и сейчас присутствует такая непомерность, потому что ты являешься этой непомерностью, абсолютным существованием. Ты есть это, и ты никогда не сможешь покинуть его. К какой бы крайности ты ни прибегал, ты никогда не сможешь стать им. Это не может быть еще более предельным, чем оно есть, здесь и сейчас. Это предельная реализация Того, которое есть предельное Я! (Мэри заливисто смеется. Вся остальная группа молчит)
Аико: Я могу ее понять. У меня та же проблема со словами. Я влюблена в «любовь». И мы не желаем отказываться от нее, потому что это так прекрасно.
Карл: Да, это прекрасная тюрьма.
Аико: Это ловушка.
Карл: То единство – это такая прекрасная ловушка. Я здесь для того, чтобы указать вам на ту ловушку, в которой вы находитесь. Вы пойманы в эту красоту, в эту идею «красоты». Но это временная ловушка. Вы снова вывалитесь из нее. Не переживайте. (смех)
Эти временные небеса – ад. Вам нужно разглядеть в небесах ад. Так что не волнуйтесь. Небеса исчезнут, а ад вернется.
Лиз: Противоположность любви – ненависть. Она приходит, уходит, приходит, уходит. Ты действительно выпадаешь из иллюзии.
Аико: Да, но ее можно подпитывать. Бесконечно.
Карл: Приложив усилие, ты можешь задержаться в ней и подольше. Если будешь обращать чуть больше внимания на то единство, можешь задержаться чуть подольше.
Мэри: Я не о том говорила, кстати.
Карл: Да, да, да. Ты никогда ничего не говорила.
Мэри: Хорошо, это верно.
Тереза: Такое ощущение, что мы пытаемся провести различие между «одиночеством» и «единственностью». В одиночестве кроется страдание, а единственность – это место, где…
Карл: Ты превращаешь единственность во «всеединство». Больше никто не одинок. Одиночества нет и так далее. Все это чепуха. Просто забудь все это. Забудь и будь счастлива. Именно поэтому все указывают на то состояние глубокого сна, потому что в нем не существует такой вещи, как «божественная любовь», или всевозможных представлений о чем-либо. Но ты по-прежнему говоришь: «Ах, прекрасно», даже если не знаешь, что в этом такого прекрасного. Существует тотальное отсутствие отсутствия «я», того, кто раздает определения всему. Даже назвать это «глубоким сном» – уже дать определение, но в глубоком сне нет определения глубокого сна.
Поэтому будь Тем, которое пребывает в глубоком сне в качестве Того, которое есть здесь и сейчас, – Абсолюта. Абсолютно свободное от какой-либо идеи «быть» или «не быть», вопреки знанию или незнанию, вопреки определению себя или неопределению, – ты есть. Никогда «благодаря». Поэтому будь Тем, что ты есть в глубоком сне, здесь, сейчас, абсолютно независимо ото всякой идеи бытия или небытия.
София: Но Рамана сказал, что это находится за пределом глубокого сна.
Карл: Да, но глубокий сон – это уже не так плохо. (смех)
Мэри: Так что, это и есть ключ?
Карл: Указатель! Это называется «указателем», однако ни один указатель не сможет сделать тебя тем, что ты есть. Это другой указатель. (смех) Забудь о Рамане. Я больше не хочу ничего слышать о Рамане. Здесь и сейчас. И никакого Али Бабы.
Мэри: Хорошо, как насчет образа?
Карл: Какого образа?
Мэри: Каабы, Храма Истины. Тебе не нравится слово «истина». Какое слово мне использовать? Есть Кааба, говорил Рамана, говорили другие, и есть бесконечное множество дорог, ведущих к этой единой Каабе, бесконечной, из бесконечных направлений.
Карл: Хорошенькая идея: ты можешь прийти туда!
Мэри: Но существует только один вход.
Карл: Какой вход? Входа нет.
Моника: Самая грязная мысль на свете.
Мэри: Есть только один вход.
Карл: Входа нет. Есть только один выход: безвыходность.
Мэри: О'кей. Значит, это наивысшая и последняя концепция.
Карл: Наивысшая? Наивысшего не существует.
Мэри: (начинает смеяться) Это уже слишком!
Карл: «Наивысшая». Наивысшая любовь? Наивысший бой-френд? (поет) «Друг моего сердца. Я встретила друга моего сердца… на небесах…»
(Мэри хихикает все больше и больше. Другие замечают. Затем она взрывается смехом. Вся группа начинает хохотать.)
Карл: Она готова.
Группа: Она готова! Она закончила! Она поняла.
(смех и вздохи облегчения)
Карл: Дьявол влюблен в собственную бабушку.
(Мэри продолжает смеяться)
Карл: Всякое представление о существовании – это одиночество.
Хуан: «Я есть» тоже одиноко?
Карл: Это потенциальная возможность одиночества.
Хуан: То, что мы понимаем под одиночеством? Или только когда ты существуешь в мире?
Карл: Да, но что такое сознание? Сознание – это осознанность, чистая «я»-осознанность. Тогда «я есть»-ность – это пространство, а «я такой»-ность – один из его аспектов.
Хуан: Но «я» тоже одиноко?
Карл: ТО уже есть одиночество. Из этого одиночества появляется «я есть»-ность, а затем «я такой»-ность, дающая себе определение. «Я», которое есть это [Карл поднимает большой палец, символизирующий состояние осознанности], затем «я есть» [поднимает большой и указательный пальцы], про которое Бог сказал: «Я есть то я есть», указывающее на То, которое есть Сердце «я есть», которое есть это [сжимает пальцы в кулак] – само Сердце, которое есть само Я.
Хуан: Это не одиночество.
Карл: В этом нет одиночества, потому что нет никого, кто мог бы быть одинок.
Хуан: Когда возникает проявленность…
Карл: Уже это [поднимает большой палец]. Когда появляется это «я» как представление о существовании, возникает одиночество.
Хуан: Но проявленность возникает из одиночества? В противном случае она бы не возникла, я полагаю.
Карл: Нет? Она возникла не благодаря чему-либо, а безо всякой причины. Нет никакого «я хочу возникнуть». Нет ничего. Только потенциал абсолютного существования, когда она возникала. Но она никогда не возникала. Даже у нее нет начала и конца.
Нет начала и конца у «я»-осознанности, нет начала и конца у «я есть»-ности, и нет начала и конца у «я такой»-ности. Даже этот мир, который есть здесь и сейчас, так же бесконечен, как и То, которое есть Сердце. Вся эта троичность есть абсолютная проявленность Того, которое есть Сердце. И, таким образом, эта проявленность является этим бесконечным Сердцем. Все, что есть, есть Сердце. Нет ничего, кроме Сердца.
Но То, которое есть Сердце, не знает Сердца и никогда бы не определило его как «такое, такое или такое». Все это – сновидческие определения. То, которое сновидит, абсолютный сновидящий, будучи тем, что есть Сердце, не может быть сновидимо, не поддается воображению. Его невозможно обозначить никаким громким или красивым именем. Ни одно из них не подходит. То, что есть сама красота, не знает никакой красоты.
У Того, которое есть само знание, у Того, которое есть ты, абсолютно отсутствует знание того, чем ты являешься, а чем нет. Поэтому полностью отсутствует тот, кто знает или не знает. Отсутствует даже отсутствие.
Ты никоим образом не можешь стать Тем, потому что ты уже есть То. Нет ничего более естественного, чем То, чем быть Тем, которое есть Сердце. Но любое определение, что бы ты ни говорил об этом, ограничивает его.
Хуан: Значит, вся эта борьба нацелена на то, чтобы избавиться от одиночества, надо полагать?
Карл: Нет, в тотальной конфронтации с одиночеством, будучи им, ты погружаешься в То, которое есть Сердце. В этой абсолютной конфронтации есть видение того, что второго не существует и ничто никогда не даст тебе то, чем ты являешься. Становясь самой этой осознанностью, которая осознает свое одиночество, в этом абсолютном одиночестве ты погружаешься в То, которое есть Сердце, и ты являешься Тем, которое есть Сердце. В этой абсолютной конфронтации с тем, что ты есть, будучи самим абсолютным одиночеством, из глубины этого «одного» ты становишься «всеединым».
Это подобно тотальной трансформации. В этом предельном одиночестве больше нет никого, кто был бы одинок. В этом предельном одиночестве больше никто не может оставаться отделенным, поскольку ты становишься Тем, которое есть одиночество. Но само одиночество не знает одиночества. (указывая на Мэри) Она говорит о том, что является предельной любовью, но когда ты являешься предельной любовью, ты больше не знаешь любви. Это все концепции. Не слушай их. Ничто не может сделать тебя тем, что ты есть. Даже самые высокие концепции остаются концепциями.
Здесь и сейчас присутствует такая непомерность, потому что ты являешься этой непомерностью, абсолютным существованием. Ты есть это, и ты никогда не сможешь покинуть его. К какой бы крайности ты ни прибегал, ты никогда не сможешь стать им. Это не может быть еще более предельным, чем оно есть, здесь и сейчас. Это предельная реализация Того, которое есть предельное Я! (Мэри заливисто смеется. Вся остальная группа молчит)
Аико: Я могу ее понять. У меня та же проблема со словами. Я влюблена в «любовь». И мы не желаем отказываться от нее, потому что это так прекрасно.
Карл: Да, это прекрасная тюрьма.
Аико: Это ловушка.
Карл: То единство – это такая прекрасная ловушка. Я здесь для того, чтобы указать вам на ту ловушку, в которой вы находитесь. Вы пойманы в эту красоту, в эту идею «красоты». Но это временная ловушка. Вы снова вывалитесь из нее. Не переживайте. (смех)
Эти временные небеса – ад. Вам нужно разглядеть в небесах ад. Так что не волнуйтесь. Небеса исчезнут, а ад вернется.
Лиз: Противоположность любви – ненависть. Она приходит, уходит, приходит, уходит. Ты действительно выпадаешь из иллюзии.
Аико: Да, но ее можно подпитывать. Бесконечно.
Карл: Приложив усилие, ты можешь задержаться в ней и подольше. Если будешь обращать чуть больше внимания на то единство, можешь задержаться чуть подольше.
Мэри: Я не о том говорила, кстати.
Карл: Да, да, да. Ты никогда ничего не говорила.
Мэри: Хорошо, это верно.
Тереза: Такое ощущение, что мы пытаемся провести различие между «одиночеством» и «единственностью». В одиночестве кроется страдание, а единственность – это место, где…
Карл: Ты превращаешь единственность во «всеединство». Больше никто не одинок. Одиночества нет и так далее. Все это чепуха. Просто забудь все это. Забудь и будь счастлива. Именно поэтому все указывают на то состояние глубокого сна, потому что в нем не существует такой вещи, как «божественная любовь», или всевозможных представлений о чем-либо. Но ты по-прежнему говоришь: «Ах, прекрасно», даже если не знаешь, что в этом такого прекрасного. Существует тотальное отсутствие отсутствия «я», того, кто раздает определения всему. Даже назвать это «глубоким сном» – уже дать определение, но в глубоком сне нет определения глубокого сна.
Поэтому будь Тем, которое пребывает в глубоком сне в качестве Того, которое есть здесь и сейчас, – Абсолюта. Абсолютно свободное от какой-либо идеи «быть» или «не быть», вопреки знанию или незнанию, вопреки определению себя или неопределению, – ты есть. Никогда «благодаря». Поэтому будь Тем, что ты есть в глубоком сне, здесь, сейчас, абсолютно независимо ото всякой идеи бытия или небытия.
София: Но Рамана сказал, что это находится за пределом глубокого сна.
Карл: Да, но глубокий сон – это уже не так плохо. (смех)
Мэри: Так что, это и есть ключ?
Карл: Указатель! Это называется «указателем», однако ни один указатель не сможет сделать тебя тем, что ты есть. Это другой указатель. (смех) Забудь о Рамане. Я больше не хочу ничего слышать о Рамане. Здесь и сейчас. И никакого Али Бабы.
Мэри: Хорошо, как насчет образа?
Карл: Какого образа?
Мэри: Каабы, Храма Истины. Тебе не нравится слово «истина». Какое слово мне использовать? Есть Кааба, говорил Рамана, говорили другие, и есть бесконечное множество дорог, ведущих к этой единой Каабе, бесконечной, из бесконечных направлений.
Карл: Хорошенькая идея: ты можешь прийти туда!
Мэри: Но существует только один вход.
Карл: Какой вход? Входа нет.
Моника: Самая грязная мысль на свете.
Мэри: Есть только один вход.
Карл: Входа нет. Есть только один выход: безвыходность.
Мэри: О'кей. Значит, это наивысшая и последняя концепция.
Карл: Наивысшая? Наивысшего не существует.
Мэри: (начинает смеяться) Это уже слишком!
Карл: «Наивысшая». Наивысшая любовь? Наивысший бой-френд? (поет) «Друг моего сердца. Я встретила друга моего сердца… на небесах…»
(Мэри хихикает все больше и больше. Другие замечают. Затем она взрывается смехом. Вся группа начинает хохотать.)
Карл: Она готова.
Группа: Она готова! Она закончила! Она поняла.
(смех и вздохи облегчения)
Карл: Дьявол влюблен в собственную бабушку.
(Мэри продолжает смеяться)
Стирая вопрошающего
Вики: У меня есть вопрос. Из этого [выставляет кулак] появляется это [поднимает большой палец], а затем это [поднимает остальные пальцы]?
Карл: Ты никогда не покидала это [выставляет кулак]. В том-то и дело. Это [большой палец] уже есть призрачный сон. Сновидящий – это «я» [большой палец], «пребываю» [большой и указательный пальцы], «спящим» [большой, указательный и средний пальцы]. Все это – «бум, бум, бум» [несколько раз сжимает пальцы в кулак и снова разжимает].
Ты никогда не покидала это [кулак]. Ты никогда не уходила туда [большой палец], туда [большой и указательный пальцы] или туда [большой, указательный и средний пальцы]. Все это сродни сновидению. Ты никогда не покидала То, которое есть дом [кулак], потому что ты – сам дом. Ты не можешь уйти из дома, потому что дома никого нет. Это [большой палец] – первый обитатель, «я». С этого обитателя начинаются тенденции.
Вики: Значит, все это [шевелит пальцами] является этим [кулак]?
Карл: Все является этим [кулак]. Ты – это абсолютный сновидящий, которому снится сновидящий. Это сновидение о сновидящем. Сновидящий – это уже сон, а ты – это абсолютное Сердце.
Сновидящий появляется из Абсолюта в виде «я», уже в виде сна. Частью этого сна является «я», затем из него возникает «я есть»-ность в качестве сознания, в качестве Творца. А из этого Творца появляется все, что можно сотворить. Все три – триединство Отца, Святого Духа и Сына – сон. Есть только Сердце.
Карл: Ты никогда не покидала это [выставляет кулак]. В том-то и дело. Это [большой палец] уже есть призрачный сон. Сновидящий – это «я» [большой палец], «пребываю» [большой и указательный пальцы], «спящим» [большой, указательный и средний пальцы]. Все это – «бум, бум, бум» [несколько раз сжимает пальцы в кулак и снова разжимает].
Ты никогда не покидала это [кулак]. Ты никогда не уходила туда [большой палец], туда [большой и указательный пальцы] или туда [большой, указательный и средний пальцы]. Все это сродни сновидению. Ты никогда не покидала То, которое есть дом [кулак], потому что ты – сам дом. Ты не можешь уйти из дома, потому что дома никого нет. Это [большой палец] – первый обитатель, «я». С этого обитателя начинаются тенденции.
Вики: Значит, все это [шевелит пальцами] является этим [кулак]?
Карл: Все является этим [кулак]. Ты – это абсолютный сновидящий, которому снится сновидящий. Это сновидение о сновидящем. Сновидящий – это уже сон, а ты – это абсолютное Сердце.
Сновидящий появляется из Абсолюта в виде «я», уже в виде сна. Частью этого сна является «я», затем из него возникает «я есть»-ность в качестве сознания, в качестве Творца. А из этого Творца появляется все, что можно сотворить. Все три – триединство Отца, Святого Духа и Сына – сон. Есть только Сердце.