Страница:
Карл: Я не сказал, что тебя не существует.
Англичанка: Ну, ты не знаешь об этом.
Карл: Я только сказал, что ты не можешь…
Англичанка: Не важно! Просто слишком много слов, и они не помогают. (смех)
Карл: Надеюсь, надеюсь! Собственно, я говорю, что надеюсь, что они не помогают. Ибо представь себе, что я мог бы помочь тебе. Ты была бы чем-то, кому я мог бы помочь!
Англичанка: Я представляю себе, что двигаюсь вперед в попытке понять.
Карл: Да, я знаю! В том и проблема.
Англичанка: Это похоже на движение в направлении, которое можно было бы назвать полезным или что-то в этом духе. Я не знаю, есть ли хоть какой-то толк от этих разговоров, и, тем не менее, я здесь.
Карл: В том и проблема.
Англичанка: Это просто все запутывает! (смех)
Карл: Само собой. Я здесь не для того, чтобы что-то прояснять. Это больше похоже на неразбериху, которая только усиливается. В том и смысл. Может быть, ты сможешь достичь переживания того, чем ты являешься, вопреки порядку или беспорядку, вопреки пониманию, а вовсе не благодаря чему-то. Ты являешься даже этим абсолютным смятением из-за незнания, чем ты являешься и чем – нет, и все равно ты есть то, что ты есть. Не имеет значения.
Англичанка: Значит, этот «побочный продукт», как ты его называешь, – это случайность?
Карл: Моя речь обращена к Тому, с тем чтобы посредством слов То, которое уже есть понимание, могло просто быть, без этого призрака «я».
Англичанка: Я вообще не могу взять в толк, о чем ты говоришь! (смех) Иногда могу, но ты говоришь слишком быстро.
Карл: Да, еще бы!
Англичанка: Но ты же немец! (смех)
Маттиас: По-немецки он говорит даже еще быстрее!
Карл: Он имеет в виду, что тебе еще повезло, что я не говорю по-немецки, иначе это была бы удвоенная скорость.
Англичанка: Раздражение вызывает то, что все вертится вокруг одного и того же, и кажется, пора приземлиться, но приземления никогда не происходит.
Карл: Но это «не-приземление» есть приземление. Тогда ты абсолютно осознаешь, что места посадки не существует. Я как ковер-самолет без места посадки. Волшебный ковер. Никто на нем не сидит. Я просто ковер, для которого нет места посадки.
Англичанка: Мне нравится все то, что ты рассказываешь о том, как не спишь по ночам. Знаешь, я тоже, пожалуй, проснусь. У меня здесь есть выбор?
Карл: Нет, ты не можешь не проснуться к тому, что ты есть.
Англичанка: Значит, я делаю то, что я делаю, а он делает то, что делает он.
Карл: Нет. В том-то и суть. Ты не можешь хотеть то, что хочешь, и ты не можешь сначала захотеть то, что ты делаешь, прежде чем ты захочешь то, что ты делаешь.
Англичанка: Повтори еще раз. (смех)
Маттиас: В замедленном режиме!
Карл: В замедленном режиме. Эйнштейн всегда говорил, что способен терпеть человечество, наблюдая, как человечество не может хотеть того, что человечество хочет. Таким образом, вся эта война, все бедствия, все эти уродливые и злые вещи могло вытерпеть только его хрупкое сердце…
Англичанка: Да, со своей женой он обращался ужасно!
Карл: Да, и я о том же. Он был так разочарован, что не мог справиться с этим. Но он смирился, поняв, что не мог хотеть того, чего хотел. Поэтому, что бы ни возникало, возникает из этой тотальности в качестве абсолютного порядка. Это как требование. Ты должен это сделать. У тебя нет выбора. Ты не можешь быть другим, нежели ты есть, даже в качестве организма тело-ум. Никоим образом.
Англичанка: Каково бы ни было его понимание, избиение жены тоже в него входит?
Карл: Все. Все, что угодно.
Англичанка: Меня это бесит.
Карл: Ага, покой тебя бесит.
Англичанка: Ну, мне плевать на понимание других людей. Меня больше волнует, насколько они добры по отношению друг к другу, если честно.
Карл: Тебя что?
Англичанка: Больше волнует…
Карл: Я знаю.
Англичанка: Меня больше волнует, насколько кто-то добр по отношению к другим, нежели их просветление.
Карл: Если они просветлены, то они не добры. Надеюсь, что нет. Потому что безжалостность, которая появляется вместе с этим, безучастие далеки от приятных.
Англичанка: Ну и что с этим делать?
Карл: Понятия не имею. Это сострадание слишком слепо, слишком полно и слишком безучастно. Эта безучастность, безжалостность далека от приятного. Это милость без пощады. В ней нет пощады, нет доброты и нет блаженства. Она настолько радикальна – ты представить себе не можешь.
Англичанка: У меня с этим сложности.
Карл: Разумеется, должны быть, потому что ты будешь стерта.
Англичанка: Что ты имеешь в виду?
Карл: Ты будешь уничтожена этой милостью, которой ты являешься, потому что она просто уберет прочь эту идею «тебя». Поэтому, конечно, тебе это не нравится. Тебе никогда не может понравиться быть убитой этой милостью. Как тебе это может понравиться? Чтобы быть ею, тебе не обязательно любить ее.
Ты насаждаешь стандарты. «Если бы у меня был выбор, я бы предпочла, чтобы это было приятным, доставляющим удовольствие – каким угодно – пониманием». Но во всех историях, которые я слышал, оно всегда было сродни стихийному бедствию, отчаянию, всегда было фрустрацией, депрессией – весь этот приход к сути экзистенции, к этой тотальной наготе бытия. А затем просто было оно – это абсолютное отсутствие какой-либо идеи о том, чем ты являешься, однако не благодаря некому райскому переживанию в виде нектара, наполняющего собой твое так называемое существование.
Англичанка: Такое ощущение, что это часто случается путем крайнего страдания. Ты об этом?
Карл: Да, это как святой Хуан де ла Крус с его «темной ночью души».
Англичанка: Таких много.
Карл: Да, много. Истории полны этим.
Англичанка: Почему?
Карл: Потому что это тотальная депрессия, вакуум чувств. Это полное бесчувствие экзистенции, и никто не может этого вынести. В этом вакууме, в этой пустыне, в этой пустоте чувствования тебя просто уносит, потому что тебе не за что больше держаться.
Англичанка: Все рушится.
Карл: Все разрушается. Тебе негде приземлиться, некуда идти, ничего. Для личности это невыносимо. Но это единственный выход из той идеи.
Англичанка: Это единственный выход?
Карл: Да, абсолютно.
Англичанка: Это то, что случилось с тобой?
Карл: Ага.
Англичанка: Ты прошел через крайность страдания?
Карл: Абсолютно.
Англичанка: Так почему ты об этом не говоришь?
Карл: Про мигрень?
Англичанка: Это интересно. У тебя были мигрени?
Карл: Это называется «me-graine». «Я» было раздроблено.
Англичанка: Вот это мне интересно. Что именно с тобой случилось, чем бы оно ни было, – я не знаю – в этой имплозии, в этом затухании? Мне интересно как человеку, на человеческом уровне.
Карл: Обычно я не говорю об этом, потому что это бесполезно, потому что это не больше чем история. Мне действительно приходится делать над собой усилие, чтобы вернуться, так сказать, к тем переживаниям, потому что, несмотря на них, всегда было То, которым я являюсь. Понятия не имею. Но мы можем поговорить об этом. Это не меняет сути.
Возможно, где-то в конце семидесятых происходят переживания света, «переживания жизни», можно их назвать, которые на самом деле являются переживаниями смерти. Ты умираешь. Полностью. В это нечто. Эта тьма существования пожирает тебя, и ты остаешься в ней, а затем происходит восприятие, которое есть чистый свет или что-то в этом роде.
Англичанка: Это случилось благодаря каким-то обстоятельствам твоей жизни?
Карл: Нет.
Англичанка: Это случилось посреди ночи или что-то в этом духе?
Карл: Посреди ночи. Во сне.
Англичанка: Это никакого отношения не имело к событиям жизни?
Карл: Нет, это было похоже на технику Кастанеды по нахождению своих рук во сне, которую ты когда-то практиковал. Ты создаешь себе ясное сновидение, в котором контролируешь свои руки. Ты помнишь, что ты спишь, и ты поднимаешь руки и смотришь на них.
Франческо: Это хорошо.
Карл: Это очень хорошо. Можно таким образом и умереть.
Франческо: О!
Карл: Затем ты начинаешь умирать, потому что просыпается осознанность. Ты начинаешь осознавать, что ты осознан. А затем словно что-то приходит в действие – я не знаю. Потом наступает тьма и пожирает тебя. Потому что ты умираешь в ней. Ты просто умираешь, но «осознанным» умиранием.
Англичанка: Умирает «я»?
Карл: Умирает всякая форма, всякая идея.
Англичанка: Это очень больно?
Карл: Ты борешься изо всех сил. Ты борешься за свою жизнь, как никогда до этого. Такова система выживания. Ты борешься с этим всей своей энергией, а затем, спустя несколько часов, когда все позади, наступает момент сдачи, и ты просто отдаешь себя Тому. «О'кей». А затем – ах! – все становится светом. До этого казалось, что ты борешься с самим собой, с тем, чтобы не быть сраженным, сожранным тьмой. Но наступает момент полного приятия смерти. И затем ты вдруг становишься этим светом. Ты прошел через угольное ушко, потому что стал ничем, и вот из пепла вновь восстает феникс. Ты являешься тем светом.
Собственно, это только начало. Эта осознанность происходит, потому что ты всегда просыпаешься вновь в качестве тела, и возвращается форма и все остальное. Потом происходят все мигрени, телесные переживания, побочные эффекты и так далее. Но все это – часть сознания, движущегося от отождествления к разотождествлению, от формы к ее отсутствию, от формы энергии к самой энергии. Со всеми этими изменениями каждая клетка твоего тела начинает осознавать эту осознанность. И, таким образом, оно просыпается к Тому, которое есть энергия. Становится очень больно. Боль в теле, мигрени и все такое, что можно назвать «поднятием кундалини», ля-ля-ля, до тех пор пока змея не пробудится окончательно, как этот столб света.
Англичанка: Что это означает?
Карл: Без понятия. Это то, что я имею в виду. Это все, о чем мы можем говорить. Все это феномены. Это по-прежнему заключено во временную рамку появления и ухода.
Англичанка: Звучит не очень притягательно. Но меня тянет к этому.
Карл: Да, потому что это интересно, потому что ты так влюблена в свои переживания, тебе хочется увеличить свою коллекцию будоражащих переживаний. Тебя это будоражит, разумеется, потому что ты хочешь собрать эти интересные переживания. Ты жаждешь каких угодно переживаний, чтобы собрать их перед наступлением холодной ночи. Тебе хочется собрать все, о чем можно мечтать.
Англичанка: Значит, ты не думаешь, что цель этого существования – это просто Само-узнавание?
Карл: Нет, что касается этого желания, оно не имеет ничего общего с Само-узнаванием. Оно – часть того сновидения.
Англичанка: Как бы ты ни называл то, что описываешь, – я не против слов, которые ты используешь, – разве же это не цель, не сила тяги туда, куда все движется?
Карл: Нет, можно сказать, что это желание, то, что ты желаешь, всегда есть То. Но это не переживание. Даже не те переживания, которые я только что описал. Ты не можешь стать Тем каким-то переживанием.
Даже когда ты приезжаешь сюда, к Аруначале, чтобы медитировать в пещере, и погружаешься в свет Аруначалы и видишь, что это центр вселенной, потому что из этого света целая вселенная появляется и исчезает. Это всегда подобно творению, бесконечному Источнику света, который проявляет себя в формах или в бесформенности, и все то, что ты можешь себе вообразить, появляется из этой горы. Но красота этого в том, чтобы видеть это и, тем не менее, пребывать до этого. В этом красота этой горы. Это абсолютный указатель. Он показывает тебе, что ты не являешься даже этим светом, что ты пребываешь до этого света, поэтому, что бы ни возникало из этого света, ты им не являешься. Поэтому ты даже не являешься этим светом.
Англичанка: Я не понимаю.
Карл: Это не является частью понимания.
Кристоф: Интеллектуального? Или как это тогда можно постичь?
Карл: Нет, нет.
Кристоф: У меня тоже был такой опыт, но реализации нет. Так в чем разница?
Карл: Я не знаю. Для меня это простая очевидность, что То, которое есть я, первично по отношению ко всему, что можно пережить. Даже переживание осознанности как первичного света вселенной существует, потому что есть я, но я не существую благодаря ему. Даже то крайнее переживание этого света, этой осознанности не в силах мне помочь.
Таким образом, я действительно вижу ту беспомощность, которой я являюсь. Это полный отказ от всякой идеи помощи, это выпадание, при котором сердце полностью разбивается безнадежностью и отсутствием места приземления. Во всем. Даже этот свет осознанности, знания, Источника вселенной не может мне помочь. Поэтому присутствует абсолютная беспомощность. И что дальше? Выпей еще кофейку.
Это просто рай, потому что ты выпадаешь из всей той безнадежности и всего, что можешь себе представить, потому что ты никогда не сможешь представить себе, чем ты являешься. Ты становишься самой этой свободой, которую ты никогда не сможешь вообразить себе. Ты полностью неприкасаем для всего, что можешь или не можешь испытать. Разве же это не прекрасно? Это просто смешно, что когда-то ты мог надеяться на то, что твои переживания способны привести к чему-то!
Маттиас: По-моему, это большое облегчение. Я сидел сегодня утром в пещере и действительно испытывал это желание прийти к чему-то. Я думал, что просто сижу, но затем появилось усилие быть медитатором, получить что-то.
Карл: Для личности нет выхода.
Маттиас: Я больше не мог медитировать.
Карл: Я хочу еще раз подчеркнуть, что То, которое есть сознание – «я есть»-сознание Брахмы, – должно творить, и часть творения страстно стремится к самому себе, всегда медитируя о Том, которое есть «я есть». Это реализация того, что является сознанием. И здесь нет ни начала, ни конца. Таково функционирование сознания: «я есть» медитирует о Том, которое является «я есть». Исхода нет. Это никогда не закончится.
Маттиас: Да, не важно, что я делаю, даже если решу не медитировать, результат тот же.
Карл: Неделание – это самое большое делание, которое ты можешь делать. Что делать? То, что является сознанием, столь же бесконечно, как и то, чем ты являешься. У бесконечного сознания никогда не было начала и никогда не будет конца. Сознание означает: «я есть», медитирующее о Том, которое есть «я есть». Это сознание.
Маттиас: Когда ты так говоришь, это приносит большое облегчение. У меня как-то нет ощущения, что что-то уничтожит меня, наоборот: это радость! Это радость!
Карл: Нет, возможно, ты обнаружишь, что не можешь быть уничтоженным чем-либо, потому что уничтожать нечего. Ты поймешь, что ничего не исчезнет, потому что нечему исчезать. Это предельно целостно. В нем нет появления и ухода. Поэтому ничего никогда не происходит. Nichts passiert[12], никаких происшествий. Поэтому тебе стоит привыкнуть к тому, чем ты являешься, потому что на это потребуется время.
Но ты никогда не привыкнешь к Тому. Никто не способен принять То. Как бы ты ни старался, путем ли понимания, любви, божественной любви, «тра-ля-ля», – ты не можешь принять То. Никоим образом. Ты никогда не сможешь стать тем, что ты есть, путем какого-либо понимания, как и не сможешь вынести то, что являешься этим абсолютом, бесконечным существованием. Никто не может выдержать То.
Но когда ты пребываешь Тем, больше нечего выдерживать. Это такая легкость. Это такое безусилие в себе – быть Тем.
Но в тот момент, когда ты хочешь стать им – в какой угодно момент, когда ты хочешь стать Тем, – ты страдаешь. Это как самоубийство: в тот момент, когда ты хочешь стать тем, что ты есть, ты совершаешь самоубийство.
Прощание с Адамом и Евой
Абсолютная шутка – ты мог бы избежать то бытие, которым являешься
Англичанка: Ну, ты не знаешь об этом.
Карл: Я только сказал, что ты не можешь…
Англичанка: Не важно! Просто слишком много слов, и они не помогают. (смех)
Карл: Надеюсь, надеюсь! Собственно, я говорю, что надеюсь, что они не помогают. Ибо представь себе, что я мог бы помочь тебе. Ты была бы чем-то, кому я мог бы помочь!
Англичанка: Я представляю себе, что двигаюсь вперед в попытке понять.
Карл: Да, я знаю! В том и проблема.
Англичанка: Это похоже на движение в направлении, которое можно было бы назвать полезным или что-то в этом духе. Я не знаю, есть ли хоть какой-то толк от этих разговоров, и, тем не менее, я здесь.
Карл: В том и проблема.
Англичанка: Это просто все запутывает! (смех)
Карл: Само собой. Я здесь не для того, чтобы что-то прояснять. Это больше похоже на неразбериху, которая только усиливается. В том и смысл. Может быть, ты сможешь достичь переживания того, чем ты являешься, вопреки порядку или беспорядку, вопреки пониманию, а вовсе не благодаря чему-то. Ты являешься даже этим абсолютным смятением из-за незнания, чем ты являешься и чем – нет, и все равно ты есть то, что ты есть. Не имеет значения.
Англичанка: Значит, этот «побочный продукт», как ты его называешь, – это случайность?
Карл: Моя речь обращена к Тому, с тем чтобы посредством слов То, которое уже есть понимание, могло просто быть, без этого призрака «я».
Англичанка: Я вообще не могу взять в толк, о чем ты говоришь! (смех) Иногда могу, но ты говоришь слишком быстро.
Карл: Да, еще бы!
Англичанка: Но ты же немец! (смех)
Маттиас: По-немецки он говорит даже еще быстрее!
Карл: Он имеет в виду, что тебе еще повезло, что я не говорю по-немецки, иначе это была бы удвоенная скорость.
Англичанка: Раздражение вызывает то, что все вертится вокруг одного и того же, и кажется, пора приземлиться, но приземления никогда не происходит.
Карл: Но это «не-приземление» есть приземление. Тогда ты абсолютно осознаешь, что места посадки не существует. Я как ковер-самолет без места посадки. Волшебный ковер. Никто на нем не сидит. Я просто ковер, для которого нет места посадки.
Англичанка: Мне нравится все то, что ты рассказываешь о том, как не спишь по ночам. Знаешь, я тоже, пожалуй, проснусь. У меня здесь есть выбор?
Карл: Нет, ты не можешь не проснуться к тому, что ты есть.
Англичанка: Значит, я делаю то, что я делаю, а он делает то, что делает он.
Карл: Нет. В том-то и суть. Ты не можешь хотеть то, что хочешь, и ты не можешь сначала захотеть то, что ты делаешь, прежде чем ты захочешь то, что ты делаешь.
Англичанка: Повтори еще раз. (смех)
Маттиас: В замедленном режиме!
Карл: В замедленном режиме. Эйнштейн всегда говорил, что способен терпеть человечество, наблюдая, как человечество не может хотеть того, что человечество хочет. Таким образом, вся эта война, все бедствия, все эти уродливые и злые вещи могло вытерпеть только его хрупкое сердце…
Англичанка: Да, со своей женой он обращался ужасно!
Карл: Да, и я о том же. Он был так разочарован, что не мог справиться с этим. Но он смирился, поняв, что не мог хотеть того, чего хотел. Поэтому, что бы ни возникало, возникает из этой тотальности в качестве абсолютного порядка. Это как требование. Ты должен это сделать. У тебя нет выбора. Ты не можешь быть другим, нежели ты есть, даже в качестве организма тело-ум. Никоим образом.
Англичанка: Каково бы ни было его понимание, избиение жены тоже в него входит?
Карл: Все. Все, что угодно.
Англичанка: Меня это бесит.
Карл: Ага, покой тебя бесит.
Англичанка: Ну, мне плевать на понимание других людей. Меня больше волнует, насколько они добры по отношению друг к другу, если честно.
Карл: Тебя что?
Англичанка: Больше волнует…
Карл: Я знаю.
Англичанка: Меня больше волнует, насколько кто-то добр по отношению к другим, нежели их просветление.
Карл: Если они просветлены, то они не добры. Надеюсь, что нет. Потому что безжалостность, которая появляется вместе с этим, безучастие далеки от приятных.
Англичанка: Ну и что с этим делать?
Карл: Понятия не имею. Это сострадание слишком слепо, слишком полно и слишком безучастно. Эта безучастность, безжалостность далека от приятного. Это милость без пощады. В ней нет пощады, нет доброты и нет блаженства. Она настолько радикальна – ты представить себе не можешь.
Англичанка: У меня с этим сложности.
Карл: Разумеется, должны быть, потому что ты будешь стерта.
Англичанка: Что ты имеешь в виду?
Карл: Ты будешь уничтожена этой милостью, которой ты являешься, потому что она просто уберет прочь эту идею «тебя». Поэтому, конечно, тебе это не нравится. Тебе никогда не может понравиться быть убитой этой милостью. Как тебе это может понравиться? Чтобы быть ею, тебе не обязательно любить ее.
Ты насаждаешь стандарты. «Если бы у меня был выбор, я бы предпочла, чтобы это было приятным, доставляющим удовольствие – каким угодно – пониманием». Но во всех историях, которые я слышал, оно всегда было сродни стихийному бедствию, отчаянию, всегда было фрустрацией, депрессией – весь этот приход к сути экзистенции, к этой тотальной наготе бытия. А затем просто было оно – это абсолютное отсутствие какой-либо идеи о том, чем ты являешься, однако не благодаря некому райскому переживанию в виде нектара, наполняющего собой твое так называемое существование.
Англичанка: Такое ощущение, что это часто случается путем крайнего страдания. Ты об этом?
Карл: Да, это как святой Хуан де ла Крус с его «темной ночью души».
Англичанка: Таких много.
Карл: Да, много. Истории полны этим.
Англичанка: Почему?
Карл: Потому что это тотальная депрессия, вакуум чувств. Это полное бесчувствие экзистенции, и никто не может этого вынести. В этом вакууме, в этой пустыне, в этой пустоте чувствования тебя просто уносит, потому что тебе не за что больше держаться.
Англичанка: Все рушится.
Карл: Все разрушается. Тебе негде приземлиться, некуда идти, ничего. Для личности это невыносимо. Но это единственный выход из той идеи.
Англичанка: Это единственный выход?
Карл: Да, абсолютно.
Англичанка: Это то, что случилось с тобой?
Карл: Ага.
Англичанка: Ты прошел через крайность страдания?
Карл: Абсолютно.
Англичанка: Так почему ты об этом не говоришь?
Карл: Про мигрень?
Англичанка: Это интересно. У тебя были мигрени?
Карл: Это называется «me-graine». «Я» было раздроблено.
Англичанка: Вот это мне интересно. Что именно с тобой случилось, чем бы оно ни было, – я не знаю – в этой имплозии, в этом затухании? Мне интересно как человеку, на человеческом уровне.
Карл: Обычно я не говорю об этом, потому что это бесполезно, потому что это не больше чем история. Мне действительно приходится делать над собой усилие, чтобы вернуться, так сказать, к тем переживаниям, потому что, несмотря на них, всегда было То, которым я являюсь. Понятия не имею. Но мы можем поговорить об этом. Это не меняет сути.
Возможно, где-то в конце семидесятых происходят переживания света, «переживания жизни», можно их назвать, которые на самом деле являются переживаниями смерти. Ты умираешь. Полностью. В это нечто. Эта тьма существования пожирает тебя, и ты остаешься в ней, а затем происходит восприятие, которое есть чистый свет или что-то в этом роде.
Англичанка: Это случилось благодаря каким-то обстоятельствам твоей жизни?
Карл: Нет.
Англичанка: Это случилось посреди ночи или что-то в этом духе?
Карл: Посреди ночи. Во сне.
Англичанка: Это никакого отношения не имело к событиям жизни?
Карл: Нет, это было похоже на технику Кастанеды по нахождению своих рук во сне, которую ты когда-то практиковал. Ты создаешь себе ясное сновидение, в котором контролируешь свои руки. Ты помнишь, что ты спишь, и ты поднимаешь руки и смотришь на них.
Франческо: Это хорошо.
Карл: Это очень хорошо. Можно таким образом и умереть.
Франческо: О!
Карл: Затем ты начинаешь умирать, потому что просыпается осознанность. Ты начинаешь осознавать, что ты осознан. А затем словно что-то приходит в действие – я не знаю. Потом наступает тьма и пожирает тебя. Потому что ты умираешь в ней. Ты просто умираешь, но «осознанным» умиранием.
Англичанка: Умирает «я»?
Карл: Умирает всякая форма, всякая идея.
Англичанка: Это очень больно?
Карл: Ты борешься изо всех сил. Ты борешься за свою жизнь, как никогда до этого. Такова система выживания. Ты борешься с этим всей своей энергией, а затем, спустя несколько часов, когда все позади, наступает момент сдачи, и ты просто отдаешь себя Тому. «О'кей». А затем – ах! – все становится светом. До этого казалось, что ты борешься с самим собой, с тем, чтобы не быть сраженным, сожранным тьмой. Но наступает момент полного приятия смерти. И затем ты вдруг становишься этим светом. Ты прошел через угольное ушко, потому что стал ничем, и вот из пепла вновь восстает феникс. Ты являешься тем светом.
Собственно, это только начало. Эта осознанность происходит, потому что ты всегда просыпаешься вновь в качестве тела, и возвращается форма и все остальное. Потом происходят все мигрени, телесные переживания, побочные эффекты и так далее. Но все это – часть сознания, движущегося от отождествления к разотождествлению, от формы к ее отсутствию, от формы энергии к самой энергии. Со всеми этими изменениями каждая клетка твоего тела начинает осознавать эту осознанность. И, таким образом, оно просыпается к Тому, которое есть энергия. Становится очень больно. Боль в теле, мигрени и все такое, что можно назвать «поднятием кундалини», ля-ля-ля, до тех пор пока змея не пробудится окончательно, как этот столб света.
Англичанка: Что это означает?
Карл: Без понятия. Это то, что я имею в виду. Это все, о чем мы можем говорить. Все это феномены. Это по-прежнему заключено во временную рамку появления и ухода.
Англичанка: Звучит не очень притягательно. Но меня тянет к этому.
Карл: Да, потому что это интересно, потому что ты так влюблена в свои переживания, тебе хочется увеличить свою коллекцию будоражащих переживаний. Тебя это будоражит, разумеется, потому что ты хочешь собрать эти интересные переживания. Ты жаждешь каких угодно переживаний, чтобы собрать их перед наступлением холодной ночи. Тебе хочется собрать все, о чем можно мечтать.
Англичанка: Значит, ты не думаешь, что цель этого существования – это просто Само-узнавание?
Карл: Нет, что касается этого желания, оно не имеет ничего общего с Само-узнаванием. Оно – часть того сновидения.
Англичанка: Как бы ты ни называл то, что описываешь, – я не против слов, которые ты используешь, – разве же это не цель, не сила тяги туда, куда все движется?
Карл: Нет, можно сказать, что это желание, то, что ты желаешь, всегда есть То. Но это не переживание. Даже не те переживания, которые я только что описал. Ты не можешь стать Тем каким-то переживанием.
Даже когда ты приезжаешь сюда, к Аруначале, чтобы медитировать в пещере, и погружаешься в свет Аруначалы и видишь, что это центр вселенной, потому что из этого света целая вселенная появляется и исчезает. Это всегда подобно творению, бесконечному Источнику света, который проявляет себя в формах или в бесформенности, и все то, что ты можешь себе вообразить, появляется из этой горы. Но красота этого в том, чтобы видеть это и, тем не менее, пребывать до этого. В этом красота этой горы. Это абсолютный указатель. Он показывает тебе, что ты не являешься даже этим светом, что ты пребываешь до этого света, поэтому, что бы ни возникало из этого света, ты им не являешься. Поэтому ты даже не являешься этим светом.
Англичанка: Я не понимаю.
Карл: Это не является частью понимания.
Кристоф: Интеллектуального? Или как это тогда можно постичь?
Карл: Нет, нет.
Кристоф: У меня тоже был такой опыт, но реализации нет. Так в чем разница?
Карл: Я не знаю. Для меня это простая очевидность, что То, которое есть я, первично по отношению ко всему, что можно пережить. Даже переживание осознанности как первичного света вселенной существует, потому что есть я, но я не существую благодаря ему. Даже то крайнее переживание этого света, этой осознанности не в силах мне помочь.
Таким образом, я действительно вижу ту беспомощность, которой я являюсь. Это полный отказ от всякой идеи помощи, это выпадание, при котором сердце полностью разбивается безнадежностью и отсутствием места приземления. Во всем. Даже этот свет осознанности, знания, Источника вселенной не может мне помочь. Поэтому присутствует абсолютная беспомощность. И что дальше? Выпей еще кофейку.
Это просто рай, потому что ты выпадаешь из всей той безнадежности и всего, что можешь себе представить, потому что ты никогда не сможешь представить себе, чем ты являешься. Ты становишься самой этой свободой, которую ты никогда не сможешь вообразить себе. Ты полностью неприкасаем для всего, что можешь или не можешь испытать. Разве же это не прекрасно? Это просто смешно, что когда-то ты мог надеяться на то, что твои переживания способны привести к чему-то!
Маттиас: По-моему, это большое облегчение. Я сидел сегодня утром в пещере и действительно испытывал это желание прийти к чему-то. Я думал, что просто сижу, но затем появилось усилие быть медитатором, получить что-то.
Карл: Для личности нет выхода.
Маттиас: Я больше не мог медитировать.
Карл: Я хочу еще раз подчеркнуть, что То, которое есть сознание – «я есть»-сознание Брахмы, – должно творить, и часть творения страстно стремится к самому себе, всегда медитируя о Том, которое есть «я есть». Это реализация того, что является сознанием. И здесь нет ни начала, ни конца. Таково функционирование сознания: «я есть» медитирует о Том, которое является «я есть». Исхода нет. Это никогда не закончится.
Маттиас: Да, не важно, что я делаю, даже если решу не медитировать, результат тот же.
Карл: Неделание – это самое большое делание, которое ты можешь делать. Что делать? То, что является сознанием, столь же бесконечно, как и то, чем ты являешься. У бесконечного сознания никогда не было начала и никогда не будет конца. Сознание означает: «я есть», медитирующее о Том, которое есть «я есть». Это сознание.
Маттиас: Когда ты так говоришь, это приносит большое облегчение. У меня как-то нет ощущения, что что-то уничтожит меня, наоборот: это радость! Это радость!
Карл: Нет, возможно, ты обнаружишь, что не можешь быть уничтоженным чем-либо, потому что уничтожать нечего. Ты поймешь, что ничего не исчезнет, потому что нечему исчезать. Это предельно целостно. В нем нет появления и ухода. Поэтому ничего никогда не происходит. Nichts passiert[12], никаких происшествий. Поэтому тебе стоит привыкнуть к тому, чем ты являешься, потому что на это потребуется время.
Но ты никогда не привыкнешь к Тому. Никто не способен принять То. Как бы ты ни старался, путем ли понимания, любви, божественной любви, «тра-ля-ля», – ты не можешь принять То. Никоим образом. Ты никогда не сможешь стать тем, что ты есть, путем какого-либо понимания, как и не сможешь вынести то, что являешься этим абсолютом, бесконечным существованием. Никто не может выдержать То.
Но когда ты пребываешь Тем, больше нечего выдерживать. Это такая легкость. Это такое безусилие в себе – быть Тем.
Но в тот момент, когда ты хочешь стать им – в какой угодно момент, когда ты хочешь стать Тем, – ты страдаешь. Это как самоубийство: в тот момент, когда ты хочешь стать тем, что ты есть, ты совершаешь самоубийство.
Прощание с Адамом и Евой
Моника: Карл, как ты думаешь, почему произошел изначальный раскол?
Карл: Первородный грех.
Моника: Первородный грех?
Карл: Да, так в Библии написано. В тот самый момент, когда ты хочешь знать, кто ты, ты выходишь из этого рая пребывания самим знанием. Это только идея, что, добавив или устранив некое количество знания, можно что-то дополнить к тому знанию, которым ты являешься. Таким образом, ты выходишь из той безвременности, которой являешься, туда, где существуют время и его отсутствие, в эти рамки.
Моника: Почему это случилось впервые?
Карл: Не существует «почему». Ты просто выходишь. Ты не можешь не выйти. Ты не можешь не влюбиться в себя.
Моника: Это как расширение и сжатие вселенной?
Карл: Нет, просто ты не можешь не влюбиться в себя. Ты просто пробуждаешься к представлению об осознанности как о свете, поскольку ты не можешь не проснуться к этой осознанности. И из этой осознанности ты влюбляешься в «я есть» и «я есть такой-то и такой-то». Такова природа этого. Ты не можешь этого не сделать. Ты – беспомощность. Ты не можешь ничего избежать!
Твоя беспомощность означает: ты есть То без второго. Это означает, что не существует контроля. Есть только абсолютная бесконтрольность, потому что не существует второго для контролирования.
Красота «без второго» в том, что нет второго, который мог бы контролировать тебя. Как бы там ни было, существует представление о разделении и единстве, и, какие бы представления ни существовали, они существуют, потому что ты что-то воображаешь себе. Но все эти воображаемые ощущения не могут затронуть то, чем ты являешься. Вот и все. Это просто выдумки, подобные снам. Ты – это То, а они никогда не изменят то, чем ты являешься, поскольку они никогда не смогут коснуться тебя или сдвинуть хотя бы на дюйм.
Итальянец: Значит, мы совершаем ошибку, создавая внутри этого отдельный мир?
Карл: Нет, ты не внутри этого. Ты являешься этим. Безумной идеи о том, что это (Карл хлопает себя по ноге) – нечто рожденное, твое ограниченное бытие, ты избежать не можешь. Но теперь ты, будучи Я, помещаешь себя лицом к лицу с Тем, в качестве чего бы оно здесь ни сидело, просто чтобы напомнить себе: «Эй, да ладно тебе, этого не может быть! Ты шутишь! Ты, должно быть, шутишь, считая это реальным, якобы рожденным!» Ха-ха-ха. (Карл смеется, но все остальные молчат.)
Итальянец: Но разницы нет? Когда ночью это исчезает, больше нет отделенности от того, чем я сейчас являюсь?
Карл: Нет. Это здесь, сейчас. Ты просто каждое утро влюбляешься в образ – «я» – и затем снова оказываешься вовлеченным в отношения с собой. И эти отношения с собой означают, что есть два «я», и это невыносимо.
В тот момент, когда ты воспринимаешь какой-либо образ как второе, реальное, ты создаешь второе «я». То, что существует отделение, что вообще существует второй, – невыносимо. Никогда не наступит приятия этого второго. Поэтому ты жаждешь стереть его. Что бы ты ни делал, ты хочешь, чтобы он исчез, ты хочешь убить то, что не является тобой.
Но чем сильнее ты хочешь убить образ, тем живее он становится. И в тот момент, когда ты видишь, что это только воображение, убивать больше нечего. Ты не можешь убить воображаемую вещь. Так что же? Все в порядке. «Я не могу убить образ. Я ничего не могу с ним сделать. Так что же?» И тогда ты пребываешь в том абсолютном покое, видя, что убивать нечего. И ты обнаруживаешь: для Того, которым ты являешься, никогда не существовало второго. Это была просто идея, возникшая ниоткуда.
Женщина из Великобритании: И тем не менее, все продолжается. Ты продолжаешь вступать во взаимоотношения, совершать ошибки и добиваться успеха…
Карл: Ага.
Женщина: И все тем не менее продолжается, не важно, есть этот второй или нет, так?
Карл: Не имеет значения. В том-то и вся прелесть. Даже этот опыт выхода не имеет значения. Ты не можешь выйти из того, чем являешься. Это все. Это тотальный выход, но внутри никто никогда и не был. Так что же делать? Если ты – это То, что есть, что делать?
Женщина: Значит, не имеет особого значения, пойдешь ли ты и убьешь кого-нибудь или дашь сатсанг?
Карл: Ну почему же, я ведь машина-убийца! (смех)
Женщина: То есть, разницы нет.
Карл: Разницы нет. Это отсутствие выбора бытия, эта беспомощность, которая сидит здесь, это место «Карлуши», это имя, это нечто, наделенное личностью, – если бы у этой личности была идея преимущества, я бы здесь не сидел. Я бы просто поехал куда-нибудь на курорт, как это сделала бы личность, лежал бы на солнце и потягивал Маргариту по вечерам или что-нибудь в этом духе.
Женщина: Значит, у тебя нет выбора. Как получилось, что ты сидишь здесь?
Карл: Ты можешь мне сказать? Я абсолютно без понятия. Но я просто отказался от желания знать. Вот и все.
Женщина: Кто-то просто попросил тебя?
Карл: Ага, и было некоторое сопротивление, а когда сопротивление было сломлено, я оказался здесь. Так что сопротивление вызвало даже сидение здесь. Потому что до этого в течение многих лет я думал: «Я никогда не буду сидеть напротив чертовых искателей, присосавшихся тут с желанием что-то получить!» (смех)
Женщина: У тебя есть предпочтения? Тебе действительно было бы приятнее сидеть на пляже, как ты сказал, правда?
Карл: Прямо сейчас, честно говоря, если бы я мог просто сделать вот так (щелкает пальцами) и сидеть там, я бы сидел там. Но поскольку я не могу этого сделать, то я лучше буду сидеть здесь. Я слишком ленив, чтобы прилагать какие-то усилия. Я бы предпочел, чтобы меня передвигало бытие, а я был бы абсолютно ленив, каждый миг в этом приятии, и позволил бытию работать, как бытие это и делает в любом случае.
Женщина: И это срабатывает?
Карл: Срабатывает.
Женщина: Ты идешь и справляешь нужду, когда тебе нужно ее справить, а когда ты закончил, то встаешь?
Карл: Да. Знаешь, обычно женщина, убирающая туалет в ашраме, становится просветленной. Потому что она понимает – куча появляется, когда появляется. (смех) Но не под давлением. Под давлением – это всегда запор. В Германии сейчас очень популярен «семейный запор». (смех) Берт Хеллингер. Ты преодолеваешь влияние матери, преодолеваешь влияние отца, и тогда ты свободен. Ты преодолеваешь своих пра-, пра-, пра– ты преодолеваешь Адама и Еву.
Карл: Первородный грех.
Моника: Первородный грех?
Карл: Да, так в Библии написано. В тот самый момент, когда ты хочешь знать, кто ты, ты выходишь из этого рая пребывания самим знанием. Это только идея, что, добавив или устранив некое количество знания, можно что-то дополнить к тому знанию, которым ты являешься. Таким образом, ты выходишь из той безвременности, которой являешься, туда, где существуют время и его отсутствие, в эти рамки.
Моника: Почему это случилось впервые?
Карл: Не существует «почему». Ты просто выходишь. Ты не можешь не выйти. Ты не можешь не влюбиться в себя.
Моника: Это как расширение и сжатие вселенной?
Карл: Нет, просто ты не можешь не влюбиться в себя. Ты просто пробуждаешься к представлению об осознанности как о свете, поскольку ты не можешь не проснуться к этой осознанности. И из этой осознанности ты влюбляешься в «я есть» и «я есть такой-то и такой-то». Такова природа этого. Ты не можешь этого не сделать. Ты – беспомощность. Ты не можешь ничего избежать!
Твоя беспомощность означает: ты есть То без второго. Это означает, что не существует контроля. Есть только абсолютная бесконтрольность, потому что не существует второго для контролирования.
Красота «без второго» в том, что нет второго, который мог бы контролировать тебя. Как бы там ни было, существует представление о разделении и единстве, и, какие бы представления ни существовали, они существуют, потому что ты что-то воображаешь себе. Но все эти воображаемые ощущения не могут затронуть то, чем ты являешься. Вот и все. Это просто выдумки, подобные снам. Ты – это То, а они никогда не изменят то, чем ты являешься, поскольку они никогда не смогут коснуться тебя или сдвинуть хотя бы на дюйм.
Итальянец: Значит, мы совершаем ошибку, создавая внутри этого отдельный мир?
Карл: Нет, ты не внутри этого. Ты являешься этим. Безумной идеи о том, что это (Карл хлопает себя по ноге) – нечто рожденное, твое ограниченное бытие, ты избежать не можешь. Но теперь ты, будучи Я, помещаешь себя лицом к лицу с Тем, в качестве чего бы оно здесь ни сидело, просто чтобы напомнить себе: «Эй, да ладно тебе, этого не может быть! Ты шутишь! Ты, должно быть, шутишь, считая это реальным, якобы рожденным!» Ха-ха-ха. (Карл смеется, но все остальные молчат.)
Итальянец: Но разницы нет? Когда ночью это исчезает, больше нет отделенности от того, чем я сейчас являюсь?
Карл: Нет. Это здесь, сейчас. Ты просто каждое утро влюбляешься в образ – «я» – и затем снова оказываешься вовлеченным в отношения с собой. И эти отношения с собой означают, что есть два «я», и это невыносимо.
В тот момент, когда ты воспринимаешь какой-либо образ как второе, реальное, ты создаешь второе «я». То, что существует отделение, что вообще существует второй, – невыносимо. Никогда не наступит приятия этого второго. Поэтому ты жаждешь стереть его. Что бы ты ни делал, ты хочешь, чтобы он исчез, ты хочешь убить то, что не является тобой.
Но чем сильнее ты хочешь убить образ, тем живее он становится. И в тот момент, когда ты видишь, что это только воображение, убивать больше нечего. Ты не можешь убить воображаемую вещь. Так что же? Все в порядке. «Я не могу убить образ. Я ничего не могу с ним сделать. Так что же?» И тогда ты пребываешь в том абсолютном покое, видя, что убивать нечего. И ты обнаруживаешь: для Того, которым ты являешься, никогда не существовало второго. Это была просто идея, возникшая ниоткуда.
Женщина из Великобритании: И тем не менее, все продолжается. Ты продолжаешь вступать во взаимоотношения, совершать ошибки и добиваться успеха…
Карл: Ага.
Женщина: И все тем не менее продолжается, не важно, есть этот второй или нет, так?
Карл: Не имеет значения. В том-то и вся прелесть. Даже этот опыт выхода не имеет значения. Ты не можешь выйти из того, чем являешься. Это все. Это тотальный выход, но внутри никто никогда и не был. Так что же делать? Если ты – это То, что есть, что делать?
Женщина: Значит, не имеет особого значения, пойдешь ли ты и убьешь кого-нибудь или дашь сатсанг?
Карл: Ну почему же, я ведь машина-убийца! (смех)
Женщина: То есть, разницы нет.
Карл: Разницы нет. Это отсутствие выбора бытия, эта беспомощность, которая сидит здесь, это место «Карлуши», это имя, это нечто, наделенное личностью, – если бы у этой личности была идея преимущества, я бы здесь не сидел. Я бы просто поехал куда-нибудь на курорт, как это сделала бы личность, лежал бы на солнце и потягивал Маргариту по вечерам или что-нибудь в этом духе.
Женщина: Значит, у тебя нет выбора. Как получилось, что ты сидишь здесь?
Карл: Ты можешь мне сказать? Я абсолютно без понятия. Но я просто отказался от желания знать. Вот и все.
Женщина: Кто-то просто попросил тебя?
Карл: Ага, и было некоторое сопротивление, а когда сопротивление было сломлено, я оказался здесь. Так что сопротивление вызвало даже сидение здесь. Потому что до этого в течение многих лет я думал: «Я никогда не буду сидеть напротив чертовых искателей, присосавшихся тут с желанием что-то получить!» (смех)
Женщина: У тебя есть предпочтения? Тебе действительно было бы приятнее сидеть на пляже, как ты сказал, правда?
Карл: Прямо сейчас, честно говоря, если бы я мог просто сделать вот так (щелкает пальцами) и сидеть там, я бы сидел там. Но поскольку я не могу этого сделать, то я лучше буду сидеть здесь. Я слишком ленив, чтобы прилагать какие-то усилия. Я бы предпочел, чтобы меня передвигало бытие, а я был бы абсолютно ленив, каждый миг в этом приятии, и позволил бытию работать, как бытие это и делает в любом случае.
Женщина: И это срабатывает?
Карл: Срабатывает.
Женщина: Ты идешь и справляешь нужду, когда тебе нужно ее справить, а когда ты закончил, то встаешь?
Карл: Да. Знаешь, обычно женщина, убирающая туалет в ашраме, становится просветленной. Потому что она понимает – куча появляется, когда появляется. (смех) Но не под давлением. Под давлением – это всегда запор. В Германии сейчас очень популярен «семейный запор». (смех) Берт Хеллингер. Ты преодолеваешь влияние матери, преодолеваешь влияние отца, и тогда ты свободен. Ты преодолеваешь своих пра-, пра-, пра– ты преодолеваешь Адама и Еву.
Абсолютная шутка – ты мог бы избежать то бытие, которым являешься
Аико: Похоже, что все эти люди, которые достигли освобождения или разрушения, делали все возможное, прежде чем так или иначе достичь разрушения.
Карл: Они делали что?
Аико: Они делали многое, очень интенсивно.
Карл: Но все они говорили, что все произошло вопреки этому. В этом нет необходимости.
Франческо: То есть, надо понимать, что нам это не нужно?!
Карл: «Нужно» здесь ни при чем. Они просто не могли поступить иначе.
Франческо: И ты это действительно говоришь?
Карл: Здесь есть разница. Нет необходимости, но ты не можешь избежать всех ступеней до того. Это отличается от потребности. Тебе это не нужно, но ты не можешь избежать действий. Это нечто другое.
Тереза: И думаешь, что тебе это нужно.
Карл: Да, это идея о том, что тебе это нужно, только и всего.
Аико: Значит, с такой идеей ты можешь заимствовать все, что только услышишь?
Карл: Ты не можешь уйти оттого, чем являешься, потому что это твоя реализация в качестве персонифицированного бытия, момент за моментом. Этот личностный опыт часть твоей реализации. Здесь нет ничего неправильного или правильного. Ты не можешь избежать этой части твоей бесконечной природы.
Аико: Это как если бы ты то и дело иссякал?
Карл: Иссякнуть невозможно. Ты не можешь истощить свою энергию, потому что ты – это энергия.
Моника: Тут опять пора вспомнить про идею «предопределенности».
Карл: И что? Хорошо.
Моника: Может предопределенность быть рамкой?
Карл: Нет, это всего лишь еще одна идея. Основное, что надо понять, – это то, что не существует того, кто обладает некой предопределенностью. Обладает или нет.
Моника: Предопределенность случается.
Карл: Это просто чтобы сказать тебе, просто чтобы показать тебе, что, если есть предопределенность, ты не можешь изменить то, что уже происходит. Потому что тогда ты, возможно, успокоишься и будешь пребывать в этом «о'кей». Но даже это не помогает. Ты всегда снова поднимаешься и пытаешься все контролировать.
Моника: В любом случае все должно быть «о'кей».
Карл: Из этого «о'кей» всегда опять возникает «не о'кей». Тебе приходится жить с этим. Даже называя это «предопределенностью», ты пытаешься контролировать, потому что, если понимать это как предопределенность, та свобода или тот покой, которые возникают благодаря ей, зависят от этой идеи. Поэтому, что бы ты ни делала, ты впадаешь в зависимость от этого понимания предопределенности. Ты не можешь сделать шаг, чтобы выйти из этого. Выхода нет.
Эта непривязанность тотально привязана к непривязанности. Когда меня спрашивают, что делать, я говорю: будьте абсолютно привязаны к тому, что вы есть, будьте этим абсолютным бытием, поскольку вы не можете не быть привязанными к тому, что вы есть, будучи самой привязанностью. Вы не можете уйти от того, чем являетесь.
В абсолютной отождествленности больше нет отдельной отождествленности, отделенное просто отпадает, – но этого невозможно достичь. Эта абсолютная отождествленность с тем, что вы есть То, не может быть достигнута – вы должны быть ею! Но не путем какого-либо понимания, не путем выбора или еще чего-либо, поскольку вы есть То в любом случае, поскольку вы не можете не быть им, вот и все! Так будьте этим!
Карл: Они делали что?
Аико: Они делали многое, очень интенсивно.
Карл: Но все они говорили, что все произошло вопреки этому. В этом нет необходимости.
Франческо: То есть, надо понимать, что нам это не нужно?!
Карл: «Нужно» здесь ни при чем. Они просто не могли поступить иначе.
Франческо: И ты это действительно говоришь?
Карл: Здесь есть разница. Нет необходимости, но ты не можешь избежать всех ступеней до того. Это отличается от потребности. Тебе это не нужно, но ты не можешь избежать действий. Это нечто другое.
Тереза: И думаешь, что тебе это нужно.
Карл: Да, это идея о том, что тебе это нужно, только и всего.
Аико: Значит, с такой идеей ты можешь заимствовать все, что только услышишь?
Карл: Ты не можешь уйти оттого, чем являешься, потому что это твоя реализация в качестве персонифицированного бытия, момент за моментом. Этот личностный опыт часть твоей реализации. Здесь нет ничего неправильного или правильного. Ты не можешь избежать этой части твоей бесконечной природы.
Аико: Это как если бы ты то и дело иссякал?
Карл: Иссякнуть невозможно. Ты не можешь истощить свою энергию, потому что ты – это энергия.
Моника: Тут опять пора вспомнить про идею «предопределенности».
Карл: И что? Хорошо.
Моника: Может предопределенность быть рамкой?
Карл: Нет, это всего лишь еще одна идея. Основное, что надо понять, – это то, что не существует того, кто обладает некой предопределенностью. Обладает или нет.
Моника: Предопределенность случается.
Карл: Это просто чтобы сказать тебе, просто чтобы показать тебе, что, если есть предопределенность, ты не можешь изменить то, что уже происходит. Потому что тогда ты, возможно, успокоишься и будешь пребывать в этом «о'кей». Но даже это не помогает. Ты всегда снова поднимаешься и пытаешься все контролировать.
Моника: В любом случае все должно быть «о'кей».
Карл: Из этого «о'кей» всегда опять возникает «не о'кей». Тебе приходится жить с этим. Даже называя это «предопределенностью», ты пытаешься контролировать, потому что, если понимать это как предопределенность, та свобода или тот покой, которые возникают благодаря ей, зависят от этой идеи. Поэтому, что бы ты ни делала, ты впадаешь в зависимость от этого понимания предопределенности. Ты не можешь сделать шаг, чтобы выйти из этого. Выхода нет.
Эта непривязанность тотально привязана к непривязанности. Когда меня спрашивают, что делать, я говорю: будьте абсолютно привязаны к тому, что вы есть, будьте этим абсолютным бытием, поскольку вы не можете не быть привязанными к тому, что вы есть, будучи самой привязанностью. Вы не можете уйти от того, чем являетесь.
В абсолютной отождествленности больше нет отдельной отождествленности, отделенное просто отпадает, – но этого невозможно достичь. Эта абсолютная отождествленность с тем, что вы есть То, не может быть достигнута – вы должны быть ею! Но не путем какого-либо понимания, не путем выбора или еще чего-либо, поскольку вы есть То в любом случае, поскольку вы не можете не быть им, вот и все! Так будьте этим!