Ратлидж сел, опершись спиной о ствол дерева, и прижал льняной лоскут к плечу.
   — Да, — подтвердил он, взглянув на нее из-под черной челки, — но при чем здесь это? Сесилия нахмурилась.
   — И вы играли в карты с сыном леди Килдермор? Ратлидж, запрокинув голову, расхохотался.
   — Простите, — сухо сказал он, обводя рукой сад, — но разве не в этом причина вашего неожиданного визита?
   Дэвид быстро собрал остальные долговые расписки Робина и сунул их в карман сюртука Ратлиджа.
   — Уверяю вас, мистер Ратлидж, я не имел понятия о том, что мой друг — повторяю, мой друг! — проиграл вам деньги. Если бы я знал, то заставил бы его заплатить. Впрочем, еще не поздно это сделать. Угроза тюрьмы быстро охлаждает головы любителям азартных развлечений.
   Ничего, не понимая, Ратлидж воззрился на Делакорта.
   — Погодите! Если вам не нужны расписки, то почему, черт возьми, вы меня преследовали?
   — Я вас не преследовал, Ратлидж. Но я сильно подозреваю, что вы в сговоре с мамашей Дербин. Мало того, вы околачивались в «Проспекте» и задавали там подозрительные вопросы.
   Сесилия вышла вперед.
   — Ведь вы были и в миссии, так? — тихо спросила она. — Видимо, вы не знали, что мы там работаем. Это вы заходили на днях в наш магазин и спрашивали Мэри ОТэвин?
   Ратлидж кивнул и отнял платок от раны. Слава Богу, кровотечение почти прекратилось. Несмотря на безудержный гнев, Дэвид не собирался его убивать.
   — После вчерашнего вечера я о многом догадалась, — сказала Сесилия, — поэтому и пришла сюда.
   Дэвид положил руку ей на плечо.
   — Сесилия, ради Бога, объясни. Но она даже не взглянула на него. Ее глаза не отрывались от Ратлиджа.
   — Вы отец ребенка Мэри? — тихо спросила она. — И хотели найти ее?
   Услышав это, тот лишился последних сил. Прислонив затылок к стволу дерева, он скомкал в кулаке окровавленный платок.
   — Не понимаю, — проговорил он, зажмурившись, — как женщина могла оставить свое дитя умирать в приюте? — Он задохнулся от подступившего к горлу рыдания. — Почему она ничего мне не сказала?
   — Вы и в самом деле не знали? — прошептала Сесилия.
   Ратлидж покачал головой.
   — Конечно, нет! А когда узнал, было уже поздно.
   Дэвид постепенно начинал понимать, о чем они говорят.
   Ратлидж почти заискивающе смотрел на Сесилию, как будто ждал от нее участия. Или прощения.
   — Я попал в глупое положение, — признался он. — Но я послал Мэри деньги с надежным курьером, их должно было хватить надолго. Потом я уехал из Лондона. Мэри ни словом не обмолвилась о ребенка. Если бы я знал, то взял бы ее с собой или отправил к своим родителям!
   Дэвид удивленно переводил взгляд с одного на другую.
   — Значит, все это время… — он осекся, — все это время вы искали Мэри ОТэвин?
   — Сначала искал, — признался Ратлидж, — а потом узнал, что ее убили, а ребенок умер… Дэвид судорожно сглотнул.
   — И тогда вы пришли на Блэк-Хорс-лейн, чтобы выяснить подробности у мамаши Дербин, — подсказал он.
   — Я пришел к ней, чтобы ее задушить, — поправил его Ратлидж, поднимаясь с земли. — Это из-за нее умерла Мэри.
   — И что она вам сказала? — мягко спросила Сесилия.
   Ратлидж печально покачал головой.
   — Уверяла, что ничего не знает. По ее словам, когда Мэри вернулась в бордель из той квартиры, которую я снимал для нее, она не была беременна и за душой у нее не было ни пенса. Мол, она оказала девушке любезность, взяв ее обратно.
   Дэвид пребывал в полном замешательстве.
   — А почему же вы… почему вы не сказали мне, что Робин проиграл вам такую сумму?
   — Может быть, меня остановила честь джентльмена, — язвительно изрек Ратлидж. — Или, если хотите, я решил проверить, за кого вы меня принимаете.
   «Он прав, — подумал Дэвид. — Долги — это дело чести джентльмена».
   — Я должен извиниться перед вами, мистер Ратлидж, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Вы проявили удивительное терпение и снисхождение к моему юному другу. Лорд Роберт непременно заплатит вам долг.
   — Да не нужны мне эти проклятые деньги!
   — Тогда пожертвуйте их детскому приюту Мидлсекса, — предложил Дэвид. — Если это вас хоть немного утешит, Мэри ОТэвин вряд ли знала о своей беременности, когда вы уезжали из Англии. А что касается денег, которые вы ей дали, то один Бог знает, куда они подевались. Могло случиться все, что угодно, — ограбление, несчастный случай.
   Но Ратлидж его не слушал. Он стоял в одних носках, привалившись к вязу и скрестив руки на груди. Бледность лица юноши являла разительный контраст с яркой кровью, залившей его рубашку.
   Близился вечер, и налетевший холодный ветер трепал его черные волосы. Дэвид медленно нагнулся, поднял мечи и небрежно бросил их в футляр. Его смущал бесстрастный взгляд Ратлиджа, и он не испытывал гордости за то, что здесь только что произошло. Но как было поступить иначе? А может, ему попросту не хватает интуиции и душевной чуткости? Дэвиду очень хотелось думать, что это не так.
   Но одну вещь он все-таки сумел понять: почему меткий стрелок Ратлидж выбрал вместо пистолетов мечи? Во-первых, он не хотел убивать, а во-вторых, при всей своей браваде был неравнодушен к тому, какого мнения о нем окружающие.
   Дэвид взглянул на Сесилию, которая протягивала руки ему и Ратлиджу. Все его горькие мысли были разом забыты.
   — Пойдемте, мистер Ратлидж, — ласково сказала она юноше, понимая, что его душевная рана была гораздо глубже того пореза, который оставил меч Дэвида.
   Тот медленно поднял голову.
   — Пойдемте в дом, — повторила Сесилия, — нужно перевязать ваше плечо.

Глава 18
В которой леди Уолрафен приходится платить по счетам

   — Куда мы едем? — наконец спросила Сесилия, придерживая шляпку.
   Дэвид не ответил. Его галстук развевался на ветру, но он, не обращая на это внимания, подстегнул своих вороных, обдав конюха пылью. Покидая «Роузлендс», он велел Джеду отвести лошадь Сесилии в Парк-Кресент.
   Фаэтон стремительно летел по сельской местности. Дэвид сидел молча, сосредоточенно сдвинув брови. Сесилия боялась тревожить его разговорами.
   Когда карета повернула на лондонскую дорогу, Сесилия поняла, почему ей не хотелось нарушать молчание — она знала, что Дэвид тут же накинется на нее с обвинениями.
   И будет совершенно прав. Конечно, она поступила глупо, приехав к Ратлиджу. Ее безрассудство чуть не стоило жизни одному из них.
   Между тем они миновали оба поворота на Риджент-парк.
   — Куда мы едем? — опять спросила она, на этот раз более настойчиво. Было ясно, что он не намерен отвезти ее домой.
   Дэвид, наконец, обернулся. В тусклом вечернем свете она увидела, как бледно и напряженно его лицо.
   — На Керзон-стрит, — кратко ответил он. Казалось, ее вопрос удивил его.
   Карета свернула на Оксфорд-стрит. Сесилию швырнуло на Дэвида. Он взялся за поводья одной рукой, а другой по-хозяйски обнял ее за плечи на виду у стоявших вдоль улиц торговцев.
   Сесилия крепче ухватила шляпку. «Вот и хорошо, — подумала она. — Сейчас мы наконец выясним отношения — раз и навсегда».
   Сесилия прекрасно помнила, как Дэвид грозился жениться на ней. Он полагал, что она ни за что не согласится связать себя с ним узами брака, но это была его ошибка. Как раз о замужестве она и мечтала, хотя всего несколько недель назад подобные мысли показались бы ей безумием.
   Придя к такому выводу, Сесилия тихонько усмехнулась. Она всегда считала, что Дэвид не создан для семейной жизни, но теперь ее мнение о нем радикально изменилось, несмотря на то что между ними осталось много недосказанного.
   Через несколько минут они подъехали к крыльцу его дома. Отдав поводья, как всегда, невозмутимому слуге, Дэвид торопливо провел ее по комнатам к себе в спальню.
   Быстро заперев дверь, он привалился спиной к деревянной панели, как будто боялся вторжения посторонних, и пристально посмотрел на Сесилию.
   — Клянусь Богом, — тихо проговорил он, — ты мне за это заплатишь.
   — З-за что?
   Его лицо внезапно смягчилось.
   — Не знаю… — прошептал он, зажмурившись. — За все, что ты со мной сделала.
   Сесилия покачала головой.
   — Дэвид, я не хотела…
   Он резко взмахнул рукой, заставляя ее замолчать.
   — Послушай, Сесилия, — хрипло проговорил он, — ты меня доконаешь! Я больше не могу терпеть этот страх, эту ярость… Еще немного — и я взорвусь!
   Она растерянно смотрела на него. Что его так гнетет? И зачем он пытается подавить свои истинные чувства?
   Подняв руку, Сесилия нежно погладила Дэвида по щеке, задев пальцами уголок его губ.
   Он стоял с закрытыми глазами, ноздри его трепетали. Вдруг, словно очнувшись, он повернул голову, и губы его приникли к ее ладони.
   Ощущая прикосновение легких теплых пальцев Сесилии, Дэвид испытывал сразу и горечь, и гнев, и желание. Его бросало то в жар, то в холод. И если бы чувства были цветными, то душа его походила бы на калейдоскоп.
   Пытаясь отвлечься, Дэвид вспомнил, как подарил Сесилии ящик фарфора, а потом, внимательно всматриваясь в ее лицо, пытался понять, что именно она хочет от него услышать. Тогда он тщательно подбирал слова, стараясь не разгневать ее, но тем самым делал хуже им обоим — они порядком запутались в своих отношениях.
   Только теперь он понял, что Сесилия не из тех женщин, которые берут и требуют. Много лет назад, оскорбленный ее отказом, он из гордости не открыл ей своего сердца. Может быть, пора, наконец, это сделать?
   Его молчание напугало Сесилию.
   — Прости меня, Дэвид, — тихо сказала она, сама не зная, за что просит прощения.
   Он открыл глаза, и она увидела в них огонь желания.
   — Ты нужна мне, — хрипло прошептал он. — О Боже, Сесилия, как же ты мне нужна! Я хочу, чтобы ты все время была здесь, в моих объятиях, в моей постели…
   Сесилия ласково обхватила ладонями его лицо.
   — Я люблю тебя, Дэвид, — призналась она, утопая в темно-зеленых омутах его глаз.
   — Я тоже тебя люблю, Сесилия. И любил всегда. Она весело засмеялась.
   — Ну, допустим, не всегда.
   — Всегда! — резко возразил он. — И буду любить до конца своих дней. Один Бог знает, чем я, презренный повеса, заслужил твою любовь.
   Она привстала на цыпочки, чтобы его поцеловать, но он вдруг отпрянул и посмотрел мимо нее.
   — Я хочу тебя, Сесилия, — произнес он срывающимся голосом, — так сильно, что больно дышать.
   — Так возьми меня, — просто ответила она.
   Дэвид, закрыв глаза, перевел дыхание. Он выглядел усталым, лицо его осунулось, щеки покрывала отросшая за день щетина, но Сесилии он казался еще краше, чем всегда.
   В комнате стало почти темно. Сесилия, отвернувшись, начала раздеваться. Дэвид стоял у двери и молча смотрел, как она расстегивает плащ. Коричневое шерстяное платье упало на пол.
   — Знаешь. Сесилия… ты самое прекрасное существо на свете, — наконец выдавил он.
   Раздевшись, она повернулась, быстро развязала его галстук и небрежно отбросила его, потом стянула с его плеч сюртук. Дэвид по-прежнему стоял, привалившись к двери. Все его тело было напряжено.
   — Пойдем в постель, Дэвид, — прошептала она, осторожно вытягивая из брюк полы его рубашки. — Сейчас не время для разговоров.
   Как будто избавившись от невидимых оков, Дэвид оттолкнулся от двери и легко подхватил Сесилию на руки. Подойдя к кровати, он посадил ее на край и опустился на колени.
   — Сесилия, я не могу обещать… — прошептал он, — что сегодня ночью буду с тобой нежен.
   Его зеленые глаза завораживающе блестели. Она понимающе кивнула. Привстав, Дэвид снял рубашку и завозился с застежкой на брюках, потом бережно уложил Сесилию на пуховую перину.
   — Ради Бога, прости меня, — прошептал он и быстро вошел в нее, — прости!
   Сесилия, охнув, обхватила ногами его талию и прильнула к нему всем телом. Ей казалось, что она парит под потолком, а не лежит в его постели.
   — Ты моя, Сесилия, моя навсегда!
   Это соитие было стремительным и яростным.
   — Нет, Дэвид, не надо… я больше не могу… О! О! Боже мой!
   В предвкушении приближающегося экстаза Сесилия почувствовала дрожь во всем теле и, закрыв глаза, замерла.
   — Пожалуйста… — шептала она, но ответом ей были лишь хриплое дыхание Дэвида да ритмичный скрип кровати.
   Сумерки постепенно сгущались. Свечи в комнате не горели, камин был не разожжен, однако на лбу Дэвида выступили капли пота.
   Сесилия таяла под его натиском, ей хотелось раствориться в этом пожаре страсти.
   — Да! — воскликнула она, ощутив себя на пике блаженства. — О, Дэвид, да!
   Ее крик, разорвав тишину комнаты, разнесся по всему дому.
   Дэвид тяжело опустился на матрас. Сесилия медленно перекатилась на бок.
   Стало совсем темно. Она слышала, как тяжело дышит Дэвид. От его тела пахло потом, от волос — дорожной пылью. Это были приятные, земные ароматы, возбуждавшие не меньше дорогого одеколона, которым он обычно пользовался. Сесилия подняла ногу и зацепила ступней его лодыжку.
   Дэвид лежал, повернувшись к ней лицом, и смотрел в потолок.
   — Я люблю тебя, — прошептала она.
   Он неторопливо поднялся с постели и, ступая босиком по ковру, подошел к своему письменному столу. Сесилия услышала металлический звон, чирканье трута, затем звук стекла об стекло. В следующее мгновение лампа на столе зажглась, а Дэвид вернулся в постель.
   Застонав от удовольствия, она прижалась к нему всем телом. Дэвид обнял ее, и она почувствовала, как к ее нагому телу прикоснулось что-то холодное.
   — Сесилия, — нежно произнес он, — ты, в самом деле, меня любишь?
   — Да, — твердо ответила она.
   — Сегодня ночью я вручаю тебе свое сердце. Она удивленно посмотрела на него.
   — Я не понимаю.
   Дэвид, взяв ее руку, положил на ладонь какой-то небольшой предмет. В свете лампы ярко сверкнуло рубиновое кольцо.
   — Сесилия, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Но сначала я должен сказать тебе одну вещь. Сесилия закрыла глаза.
   — Что часть твоего сердца навсегда отдана ей?
   — Кому? Дженет?
   — Ведь это ее кольцо? Я узнала герб Килдерморов.
   — Да, — сказал он с горькой усмешкой. — «Semper veritas». «Всегда правдив»! По-моему, этот девиз звучит черным юмором. А что касается моего отношения к Дженет, то я люблю ее, как брат сестру.
   — То есть платонически?
   — Нет, понимай буквально. К сожалению, ты увлеклась вовсе не благородным человеком, а внебрачным сыном развратного шотландца.
   Сесилия в полном изумлении округлила глаза.
   —Что?
   — Я незаконнорожденный, Сесилия. — Усмешка исчезла с губ Дэвида.
   — Как же так? — прошептала она еле слышно.
   И Дэвид рассказал ей все: про позор своей матери, вероломство лорда Килдермора, про честный поступок человека, которого он считал своим отцом. Про письмо, которое он получил еще в юности и которое так сильно на него повлияло. И про Дженет, с которой его связывала странная и прочная дружба.
   Сесилия долго молчала, но продолжала гладить его по щекам, лбу и губам.
   — Мне очень жаль твою маму, — наконец сказала она.
   Услышав эти простые слова, Дэвид понял, что Сесилия равнодушна к его происхождению. В глубине души он надеялся на это, но все же ответ пролился бальзамом на его застарелую рану.
   — Ох, Дэвид… — Сесилия смотрела на него с бесконечной нежностью. — Неужели ты мог подумать, что меня интересует твоя родословная?
   — Она интересует меня.
   Она опять погладила его лоб, и Дэвид умиротворенно закрыл глаза.
   — Когда-то я думал, что настал конец всей моей жизни. Но шли годы, и я все меньше и меньше переживал по поводу подлинности моего титула.
   — Тогда в чем же дело? — спросила Сесилия.
   — Дело в моей матери, — объяснил Дэвид, открыв глаза. — Меня не волнует мнение света. Я богат, а титул — всего лишь пустой звук. Но я не хочу, чтобы ее честь запятнали грязные слухи. Она уже достаточно настрадалась.
   — Неужели ты думаешь, что я выдам твою тайну? Он покачал головой.
   — Я редко доверяю людям, но тебе я готов доверить свою жизнь.
   Тонкие брови Сесилии сошлись на переносице.
   — Тогда что же?
   — Я хочу на тебе жениться, любимая. Хочу, чтобы ты родила мне детей. Но я должен быть с тобой до конца честным. Однажды я уже пытался добиться тебя иным путем.
   Сесилия покраснела, вспомнив его давние настойчивые ухаживания.
   — Я принимаю твое предложение, — серьезно сказала она.
   — Но ты должна знать, с чьей кровью смешается твоя кровь. Твоя фамилия, Маркем-Сэндс, — одна из старейших и знатнейших фамилий Англии. Может быть, ты не захочешь… — он не договорил.
   Сесилия вдруг поняла, откуда в нем эта непомерная гордыня и высокомерие. Гардеробная Дэвида отражала его внешнюю, показную сторону. Все это время он пытался утвердиться, завоевать то уважение, которое по праву рождения ему не принадлежало.
   — Значит, у вас с Дженет был общий отец? — тихо спросила она. — И его кровь течет в жилах лорда Мерсера и лорда Роберта? Но это же очень благородные люди! То, что ты был зачат в результате изнасилования, еще ничего не говорит о тебе как о личности.
   — Дело в том, что в роду Камеронов есть безумцы и опустившиеся люди, Сесилия, — предупредил он. — К примеру, совсем недавно мой кузен сошел с ума и покончил с собой.
   Сесилия, приподнявшись на локте, покачала головой.
   — Нас это не касается, — твердо произнесла она. — Послушай, Дэвид, давай лучше поговорим о погоде!
   О Господи, думала Сесилия, ну какое значение имеет родословная? Ведь люди не лошади.
   Дэвид прав, ее род был древним и благородным, но это не принесло ни малейшей пользы его представителям. Может, Сэндсам как раз необходим приток свежей крови? Он спасет их от апатии, глупости и бесцельного существования.
   Сесилии не хотелось больше продолжать эту тему.
   — Так ты женишься на мне? — нетерпеливо спросила она, тесно прижавшись к его груди. — Я хочу, чтобы ты поступил со мной по чести, но сначала давай вкусим еще немного греха!
   Дэвид с трудом очнулся от сладкого сна, разбуженный стуком в дверь. Тихо выругавшись, он притянул к себе Сесилию и погладил ее грудь.
   Сесилия застонала от удовольствия, но проклятый стук повторился. На этот раз его сопровождал умоляющий шепот.
   — Милорд… — Дэвид узнал голос своего второго лакея, Хэйнса, — к вам посыльный. Он хочет вас видеть. Говорит, это очень срочно.
   Печально вздохнув Дэвид отодвинулся от Сесилии.
   — Не шевелись, родная, — пробормотал он в копну огненно-рыжих волос. — Я сейчас вернусь.
   Он поспешно оделся и вышел, заперев за собой дверь и бросив ключ в карман. Внизу он увидел грязного мальчугана лет двенадцати, который, стоя на пороге, сжимал в кулаке запечатанное сургучом письмо.
   — Вы его светлость? — спросил мальчик, прищурив глаз.
   — Да. — Дэвид оглядел его щуплую фигурку.
   — Тогда я должен передать вам вот это, — серьезно сказал паренек, вложив в руку Дэвида письмо, — и еще кое-что на словах.
   — Я слушаю.
   Мальчик набрал побольше воздуха.
   — «Пеликан», завтра, в два часа ночи. — Он явно был доволен, что повторил весь текст без запинки.
   Дэвид, изумившись, быстро пробежал адрес на конверте. Мамаша Дербин. Он узнал ее необычный почерк, вспомнив записку, которую сегодня утром она вручила де Рохану. Боже мой, неужели это было только сегодня утром?
   Дэвид, задумавшись, провел рукой по волосам. Мальчик смотрел на него исподлобья, ожидая награды за труды.
   — Послушай, — сказал Дэвид, — когда ты ел в последний раз?
   — Вчера, — признался тот, вытерев нос грязным рукавом пальто.
   Дэвид положил руку ему на плечо. Этот парнишка передал ему слишком важную информацию. Отпускать его опасно: убийца все еще разгуливает на свободе.
   — Скажи-ка, дружок, у тебя есть дом? — ласково спросил Дэвид, отметив про себя, что месяц назад такой вопрос не пришел бы ему в голову.
   Мальчик отрицательно покачал головой, подтверждая его предположения.
   — Как тебя зовут?
   — Джозеф.
   Дэвид обернулся к стоявшему в некотором отдалении лакею.
   — Хэйнс, скажите миссис Кент, чтобы она дала Джозефу соверен за труды и как следует его накормила. А завтра отправь мальчика помогать Стрикхэму. — Он крепче сжал худенькое плечико. — Будет лучше, приятель, если ты останешься здесь. Всего на несколько дней.
   Джозеф равнодушно пожал плечами, но Дэвид заметил, что он доволен. Когда лакей увел мальчика, Дэвид вскрыл печать и прочел письмо, поднеся его к свету. Текст был слегка сумбурным, но вполне понятным:
 
   «Уважаемый сэр!
   Мне очень жаль, что сегодня утром мое скромное заведение не смогло удовлетворить ваши потребности. Вы сказали, что хотите заглянуть к нам еще раз, поэтому сообщаю вам, что меня не будет в городе. Я уезжаю по срочному делу. У меня заболел родственник, и боюсь, что это надолго.
   Передавайте привет вашей подруге в вуали. И скажите ей, чтобы в следующий раз она прятала не только лицо, но и слишком приметные волосы.
   Ваша верная слуга м. Д.».
 
   — Кто это был? — тихо спросила Сесилия, когда он вернулся в спальню. Лежа на боку, она приподнялась на локте и повернула голову к двери.
   Простыня соскользнула с ее плеча, обнажив роскошную белую грудь. Округлое бедро соблазнительно вздымалось под одеялом, и при взгляде на это зрелище у Дэвида пересохло во рту. О Боже, когда же он ею насытится?
   Наверное, никогда. Поспешно подойдя к кровати, Дэвид бросил письмо на ночной столик и начал раздеваться.
   — Не важно, — пробурчал он в ответ на вопрос Сесилии и скользнул под одеяло. Ткнувшись носом ей в затылок, он вдохнул ее чудесный аромат…
   Часы пробили одиннадцать. Дэвид, стоя перед туалетным столиком, нехотя помогал Сесилии одеться.
   — Останься у меня на ночь, — умоляюще сказал он, поправляя ей воротник.
   — Не могу, Дэвид, — вздохнула она. — Джайлз, Этта, мои слуги… Они заподозрят неладное. Дэвид нагнулся и поцеловал ее в лоб.
   — Не беспокойся, любимая, мы скоро поженимся. Сесилия подняла голову, в глазах ее стояли слезы. Он ощутил внезапный прилив страха.
   — Надеюсь, ты не передумала?
   — О Боже, конечно, нет! Ты только назови дату. Дэвид задумчиво сдвинул брови.
   — Может быть, первое мая? Или даже раньше. — Он застегнул последнюю пуговицу на ее жакете. — Не хочу, чтобы сэр Лестер проиграл пятьдесят гиней.
   Сесилия, нежно прильнув к нему, обняла его за шею и поцеловала в губы. Какая способная ученица! Дэвид ощутил слабость в коленях, но в этот момент в дверь опять постучали.
   Пришлось поспешно прервать поцелуй.
   — Ну что там еще? — рявкнул Дэвид сердито. После секундного молчания до них донесся извиняющийся голос лакея:
   — К вам еще один гость, милорд. Кажется, это тоже срочно.
   — Черт возьми, Хэйнс! — рявкнул Дэвид. — В этом доме все вдруг стало срочным! Неужели никому не приходит в голову, что у меня здесь дела поважнее?
   Лакей молчал. Сесилия тихонько засмеялась, уткнувшись в рубашку Дэвида.
   — Так мне сказать, чтобы он уходил, милорд? — прошептал несчастный Хэйнс. — Это полицейский.
   Забыв про поцелуй, Сесилия убрала руки с плеч Дэвида.
   — Де Рохан, — прошептала она, дернув его за рукав. — Пойдем скорее!
   Дэвид быстро схватил со столика письмо мамаши Дербин, и вместе с Сесилией выбежал из спальни.
   — Почерк тот же, — согласился де Рохан.
   Они устроились в сине-золотой гостиной перед только что разведенным камином. Дэвид разлил коньяк в бокалы венецианского стекла. Полицейский сидел на парчовом диване, держа в руке одну из записок мамаши Дербин.
   — Как вы съездили в пароходную контору? — спросил Дэвид, ставя графин на чайный столик. — Там по-прежнему закрыто?
   Де Рохан мрачно кивнул.
   — Это проклятое место напоминает мне могилу, — проворчал он. — Я опросил работников соседних заведений. Они не видели, чтобы за последние три дня кто-нибудь входил туда или выходил.
   — Значит, вы ничего не узнали?
   — Почти ничего, — уточнил инспектор. — Я выяснил приметы владельца конторы. У него большой штат, и мне удалось разыскать одного из служащих.
   — И что же он сказал? Де Рохан махнул рукой.
   — К сожалению, он всего лишь младший переписчик, и у него нет ключа от двери. Но он утверждает, что публичный дом на Блэк-Хорс-лейн и еще несколько подобных заведений принадлежат богатому джентльмену — некоему помещику, не живущему в своем имении. В высшем свете это не редкость: его представители не желают утруждаться заботами о людях, которые арендуют у них землю.
   Но Дэвида больше не смущали социальные выпады инспектора де Рохана.
   — Он что-нибудь сказал о своем начальнике?
   — По словам клерка, хозяин серьезно заболел и уехал в Брайтон подышать свежим воздухом.
   — Его имя?
   — Вейнстейн. Приметы: высокий, лысый, лет пятидесяти, заметно хромает.
   Сесилия вдруг подалась вперед в кресле.
   — Хромает, говорите? А Вейнстейн — это, кажется, еврейская фамилия?
   Де Рохан, обернувшись к ней, слегка прищурился.
   — Да, и что же?
   Сесилия озадаченно сдвинула изящные брови.
   — Нет, ничего, просто…
   — Говорите, леди Уолрафен, — настаивал полицейский.
   Сесилия переводила взгляд с одного собеседника на другого.
   — Я, кажется, видела этого человека, — пояснила она, — в доме Эдмунда Роуленда. А потом в прошлый четверг, когда столкнулась с Эдмундом в Гайд-парке, тоже видела, но не узнала — он очень быстро ушел, и я не успела разглядеть его. Эдмунд сказал… — она на секунду задумалась, — он сказал, что это его брокер, еврей. Но зачем им понадобилось встречаться в Гайд-парке?