– Это хорошо, – сказал он, – потому что здесь вы его не найдете. Но риск, учтите, выходит далеко за рамки запятнанной репутации. За исключением того, что сообщил Дюпон, я ничего не знаю ни о Лезанне, ни о том, насколько он может быть опасен. Я даже не в курсе дела, приедет ли Дюпон. Наш представитель Братства в Роттердаме, конечно, приедет и сделает все, что сможет, но, откровенно говоря, мы направляемся в логово льва.
– Понимаю, – сказала она.
– И ваша семья, – настаивал он. – Я не представляю, что вы собираетесь сказать им, но вам придется справиться с этим самой. Мисс де Роуэн, если ваш отец бросит мне в лицо перчатку, я не буду удивлен. Я знаю, каким влиянием обладает ваш отец в Уайтхолле. Братство проникло во власть, причем на самом высоком государственном уровне. Мы друг друга поняли?
Приподняв брови, она пронзила его ироничным взглядом.
– Прошлой ночью под этими коричневыми капюшонами я заметила члена совета министров, двух заместителей министра, а также члена Тайного Совета. Я не настолько наивна, милорд, чтобы не понимать, что Братство имеет влияние на самых высоких уровнях нашего правительства.
– Есть еще одна вещь, которую вы должны понимать, – продолжил он. – Не обижайтесь, но руководить операцией буду я. Я буду принимать любое решение на каждом шагу – это моя прерогатива. У меня не будет времени, чтобы спорить с вами. И запомните: я человек прямой, даже безжалостный. Я верну этого ребенка, поверьте мне. Но при этом не причиню горе бедной женщине и не буду игнорировать ее желания – если только на карту не будет поставлена чья-то жизнь. Я понятно выразился?
– Получается, я должна быть простой пешкой в вашем генеральном плане? – предположила она.
– Поверьте, пока у меня даже нет плана, – сказал он. – Но, исходя из обстоятельств, я его составлю. И тогда вы будете придерживаться его на каждом шагу, или я буду вынужден приказать Дирку ван дер Вельде лично отвезти вас обратно в Остенд и оставить на клипере.
– Есть, капитан! – Мисс де Роуэн четко отдала ему честь.
– Так… вы согласны со мной?
Она широко усмехнулась.
– Неужели вы думали выгнать меня с помощью резких слов и угроз, милорд? – сказала она. – Это не сработает. Это именно то, чем я все время и предполагала заниматься – помогать устанавливать справедливость в несправедливом мире.
– И все?
– А что, вы полагали, что я хотела вступить в вашу организацию в ради гардероба? – спросила она смеясь. – Откровенно говоря, те колючие коричневые рясы выглядят так, как будто в них копошатся паразиты – точнее, средневековые паразиты.
– Так это все, чего вы хотели? – спросил он. – Не членство в Братстве, а борьба за справедливость в мировом масштабе?
Весь ее юмор мгновенно испарился.
– О нет, этого я точно не говорила. – От ее низкого, хриплого голоса у него по спине побежали мурашки. – Я сказала, что нам пора приступать к делу.
– Пора, – повторил он.
Ее улыбка согревала, как солнце.
– А как же иначе? – сказала она. – Да, лорд Бессетт, я готова сопровождать вас в Брюссель и буду как нельзя лучше прислушиваться к вашему зычному голосу. Надеюсь, с формальностями покончено?
Чувствуя сердцебиение, он колебался.
Не говоря ни слова, Анаис де Роуэн протянула руку над чайным столом.
С глубокой неохотой Джефф сжал рукой ее холодные и маленькие пальцы и потряс их.
В начале второй половины дня вдоль реки прочно обосновался лондонский туман; такая густая, грязная, туманная дымка, что кучера, проезжающие через нее, едва могли видеть головы своих лошадей, и такая вонючая, что от зловония у людей слезились глаза.
Газетчики суетились, спеша вверх и вниз по тротуарам вдоль Флит-стрит в надежде закончить свои статьи к назначенному сроку, и сталкивались друг с другом, осыпая взаимными проклятиями.
В это время возница тяжелой подводы, с грохотом поднимающейся в гору, не услышал приближающейся почтовой кареты. Этот досадный просчет заставил подводу накрениться набок, четверка лошадей начала дрожать и бить копытами, а лорд Лейзонби оказался по лодыжки в мелком угле у нижней части Шу-лейн. Выругавшись себе под нос, он стряхнул грязную черную пыль с сапог и пошел мимо ссорящихся возниц, схвативших друг друга за пальто.
Выбрав путь через улицу с заблокированным движением, Лейзонби шагнул в туман, затем повернул вниз в проход, который привел его к церкви Святой Бригитты. Вскоре проклятия и грохот вдоль Флит-стрит начали звучать приглушенно, словно его уши заполнились ватой.
С хитростью человека, который знал, каково быть и дичью, и охотником, Лейзонби, не полагаясь на зрение, а скорее на ощупь обошел вокруг церкви, а затем отправился вверх на кладбище. Осторожно продвигаясь среди надгробий, он выбрал себе место – небольшой укромный уголок, покрытый мхом, рядом с окнами, выходящими на север, прямо позади большого указателя.
Кипя праведным гневом, граф оперся спиной о холодный камень церкви Святой Бригитты, а затем устроился поудобнее, понимая, что бдение может быть долгим.
Примерно через полчаса в тумане послышались шаги, приглушенные и бестелесные, которые приближались к нему со стороны двора церкви. Сжав зубы, Лейзонби наблюдал, как Хатченс – его второй лакей за три месяца – материализовался из мрака. Чудак по-прежнему был в красной ливрее. Благодаря ей и нервному дыханию через нос Хатченса невозможно было не заметить.
Хотя он вообще не думал о своей одежде, выбирая из того, что его новый камердинер выложил на кровать, сегодня Лейзонби оделся в оттенки древесного угля и серого. Он растворился в тумане и слился с камнем как призрак.
А вот на Джеке Колдуотере был надет его обычный серовато-коричневый макинтош. Этот коварный мерзавец завернул за угол церкви, буквально ощупывая дорогу, и прошел мимо последних надгробий, вглядываясь в темноту.
– Мне здесь не нравится, Джек, – пожаловался Хатченс, когда он приблизился. – Кладбища вызывают у меня дрожь.
– Учитывая, сколько ты мне стоишь, можешь дрожать сколько угодно, – глухо сказал Колдуотер. – Что у тебя?
Хатченс засунул руку в карман.
– Чертовски мало, – сказал он, показывая край бумаги. – Я слышал, что сегодня он собирается провести вечер в клубе Куотермэна – у них очередная вакханалия. И я видел, как камердинер чистит его не самый лучший пиджак, что, вероятно, означает еще один маленький визит к миссис Фарндейл. Но состоится ли он поздно вечером или завтра, я не могу сказать.
– У него сексуальные наклонности страстной дворняги, – проскрипел Колдуотер, выхватив бумагу. – А после этого?
– О чем вы? – сказал Хатченс, защищаясь. – Я ведь сразу же вам сказал, что у Лейзонби нет расписания. Вам повезло, что мне удалось достать вот это. – Он сделал паузу и протянул руку. – Где мои деньги?
Колдуотер сунул листок в свой карман, затем извлек кошелек.
– За это ты получишь половину, – проворчал он.
Хатченс открыл рот, чтобы возразить. В полумраке Лейзонби наклонился вперед и бросил несколько монет в протянутую руку.
Хатченс вскрикнул и подпрыгнул, бросив деньги в туман.
– Черт побери! – крикнул Колдуотер, когда посыпались монеты. – Что за…
– Это я тебе задолжал с Благовещения, Иуда! – Лейзонби впился взглядом в лакея, который спрятался за небольшим мраморным памятником. – Потрать их с умом, потому что от меня ты не получишь больше ни полпенса, ни рекомендаций.
– М-м-мой господин? – прохрипел лакей.
– Именно, – сухо ответил Лейзонби. – За туманом можно спрятать множество грехов, не так ли? А теперь поторопись, Хатченс. Если побежишь назад на Эбери-стрит, ты, может быть, еще успеешь взять свои вещи до того, как их унесут уличные мальчишки. Ты найдешь их в куче, рядом с извозчичьем двором.
Лакей исчез во мраке, забыв про монеты. Лейзонби обернулся и увидел, что Колдуотер пятится назад. Он последовал за ним, стиснув одну руку в кулак, чтобы сразу же врезать ему.
– Что касается тебя, негодяй, – сказал Лейзонби, оттесняя репортера на еще один фут, – то мы сыграем в твою игру на пару. В отличие от Хатченса твои клерки из «Кроникл» в данный момент наверняка едят горячие пироги и запивают их пинтой пива.
На минуту Колдуотер лишился дара речи. Широко раскрыв глаза, он отступил еще на шаг, но споткнулся о надгробие и чуть не нашел свой вечный покой. Указатель опасно раскачивался, и Колдуотеру пришлось откинуться назад, взмахнув руками.
Лейзонби набросился на парня и, схватив его за плечи, навис над ним.
– Теперь слушай меня, и слушай внимательно, маленький говнюк! – прорычал он, глядя на него сверху вниз. – Если когда-нибудь я услышу, что ты посматриваешь на кого-нибудь из моих слуг, я лишу тебя работы. Я куплю твою чертову газету и приму меры, чтобы ты никогда и нигде не смог найти работу. Ты меня понял?
Колдуотер задрожал, но не струсил.
– О, выходит, вы и ваше Общество Сент-Джеймс считаете, что можете владеть миром, не так ли, Лейзонби? – Он сплюнул. – Я знаю многих из вас. И уверен: что-то происходит в этом доме.
– Ты ни черта не знаешь, Колдуотер, ты умеешь лишь пускать сплетни и плести интриги! – зарычал Лейзонби.
– Да неужели? – ответил Колдуотер. – Тогда кто был тот громадный француз в «Проспекте»? Вы не позволите его увидеть?
– Это француз, которого тебе лучше как можно быстрее забыть.
– О, я ничего не забываю, – вкрадчиво сказал репортер. – Я уже знаю, что этот человек приплыл в Дувр на французском клипере, который перевез по крайней мере дюжину вооруженных людей. И он кое-что вез с собой – фальшивые дипломатические документы в виде фолианта, на котором стоял этот ваш странный символ.
Лейзонби охватила ярость и странная смесь эмоций. Он сделал вдох.
– Ты… ты не знаешь, о чем говоришь.
– Это таинственный знак. – Репортер настоял на своем. – Тот, что запечатлен в камне на вашем фронтоне. Я понял его значение, Лейзонби. Вы заставили меня здорово побегать.
– Черт возьми, что тебе нужно? – Лейзонби так сильно дернул парня, что у того клацнули зубы. – Почему ты решил превратить мою жизнь в ад?
Глаза Колдуотера сузились.
– Потому что вы, сэр, не что иное, как кровавый головорез в красивых лайковых перчатках, – проскрежетал он. – И преследовать вас – прямая обязанность газеты, если правительство не может или боится делать это.
В этот момент Лейзонби захотел убить его. Сжать руками его шею и… Боже мой, он не знал, что собирался сделать с ним. Эти мерзкие, страшные эмоции снова закипели внутри его.
Всегда ли он ощущал то, что почувствовал, проведя несколько минут в компании Колдуотера? Казалось, что воздух наполнился запахом страха, идущего от молодого человека, наглеца и ублюдка.
Лейзонби тяжело сглотнул, а затем заставил себя отпустить парня.
– Нет, – тихо сказал он, отступая назад. – Нет, Джек, это не из-за глупостей, которые я натворил в юности. Это что-то другое.
Колдуотер расправил плечи.
– Я просто думаю, что читающая публика имеет право знать, что человек, который был приговорен к повешению за убийство, сейчас разгуливает на свободе и посещает дружеские встречи с богатыми и влиятельными людьми Лондона.
– И полагаю, что под этим ты подразумеваешь мои встречи с Бессеттом и Рутвейном?
– Они из тех, кто побогаче или кто повлиятельнее? – уточнил Колдуотер. – Кстати, я слышал, что Рутвейн забронировал полпалубы на «Звезде Бенгалии». Постарайтесь объяснить мне, что за дела у Общества Сент-Джеймс в Индии?
– О, помилуй, Колдуотер. – Лейзонби наклонился и поднял с земли шиллинг. – Разве ты не читаешь раздел светской хроники в собственной газете? Рутвейн женится. Он везет свою невесту домой в Калькутту.
Но ответом была тишина.
Лейзонби выпрямился и обнаружил, что разговаривает с мертвецами. Джек Колдуотер растаял в тумане.
Глава пятая
На рассвете через два дня после размолвки Анаис с Обществом Сент-Джеймс небольшой, но бесстрашный отряд отправился в первый пункт их поездки в Брюссель. Они доехали в частном экипаже до Рамсгейта, то есть Анаис ехала в экипаже с лакеем лорда Бессетта и кучером на козлах. Сам граф ехал рядом, взобравшись на большого вороного коня с мерзким характером и склонностью кусаться – и то и другое напоминало Анаис его хозяина.
Чтобы их обман не был раскрыт, Анаис настояла на том, чтобы слуги не сопровождали их во время переправы. После долгих пререканий Бессетт наконец уступил и написал письмо господину ван дер Вельде с просьбой нанять горничную и лакея и встретиться с ними в Остенде. И вышло так, что Анаис в одиночестве провела весь день с кучей журналов в хорошо снаряженном экипаже для путешествий.
Учитывая, что она только что провела много дней в дороге из Тосканы, поездка была просто отупляющей. Ей пришлось признаться себе, что в душе она надеялась на компанию в лице лорда Бессетта – просто чтобы не было так скучно. Она уже смогла избавиться от мыслей о его золотых волосах или сильном, твердом подбородке. Не вспоминала и о его сверкающих глазах – сейчас она едва их замечала.
Но погода стояла прекрасная, дороги оставались сухими, и Бессетт соизволял спешиваться только во время их случайных остановок. Казалось, что он полон решимости сохранять дистанцию.
Добравшись до ветхой гостиницы рядом с портом Рамсгейт, они обнаружили, что поднялся сильный ветер. Анаис, понаблюдав за тем, как бешено раскачивается вывеска гостиницы, начала бояться переправы.
В соответствии со своей новой ролью послушной жены она с нетерпением ожидала в экипаже возвращения Бессетта, который должен был обо всем договориться. Наконец он, хмурый как всегда, появился во дворе гостиницы и помог ей выйти из экипажа.
– Вы никого не знаете в Рамсгейте? – в очередной раз – а точнее, в третий – спросил он.
Анаис посмотрела на вход в гостиницу.
– Ни души, – ответила она. – Как здесь кухня?
– Сносная, полагаю, – сказал он. – Я распоряжусь, чтобы вам принесли ужин в семь.
– Вы не поужинаете со мной?
– Мы еще в Англии. И мне есть чем заняться.
– Хорошо, – спокойно сказала она. – Только что-нибудь легкое. Может быть, суп.
Он прищурился от полуденного солнца и осмотрел пустой двор гостиницы в пятый раз.
– Я выбрал эту гостиницу потому, что она не особенно популярна, а это значит, что она не из лучших. Но у них мало комнат, так что Гауэр может спать в кресле в вашей гостиной.
Анаис бросила осторожный взгляд на румяного молодого лакея Бессетта, который начал отстегивать багаж.
– Уверена, что вы исходите из лучших соображений, – сказала она, – но не будет ли правильнее, если я буду спать в гостиной, приглядывая за Гауэром?
Бессетт посмотрел на нее отсутствующим взглядом.
Анаис выставила вперед ногу и приподняла юбку на несколько дюймов. В лучах солнца сверкнул ствол ее маленького пистолета.
– Думаю, я справлюсь.
Бессетт медленно поднял взгляд. Возможно, слишком медленно. И эти глаза – глаза, как она уже давно поняла, цвета голубого льда – сверкнули непостижимым образом: одновременно и холодом, и жаром – отчего по ее спине побежали мурашки.
– Понятно, – наконец сказал он. – Но…
– Но? – Анаис нетерпеливо посмотрела на него и понизила голос: – Послушайте, Бессетт, как вы думаете, я способна это сделать или нет? Если мы начнем эту миссию с того, что вы будете беспокоиться обо мне на каждом шагу, то я стану вам помехой, а не помощницей.
– Я только лишь имел в виду…
– Я знаю, что вы имели в виду, – твердо сказала она. – Спасибо, сэр. Вы – джентльмен с головы до ног. Но во мне маловато от леди, и могу вас заверить, что бедный Гауэр по сравнению со мной нигде не бывал. Итак, в моей сумочке складной нож, в рукаве стилет и слух, как у хорошо обученного сторожевого пса. А бедный Гауэр, откровенно говоря, выглядит так, будто только что упал с телеги дорсетширской фермы. Кроме того, в Рамсгейте вряд ли возникнут проблемы.
На его твердых скулах возник намек на румянец, и Анаис почувствовала, как Бессетт подавляет свою раздражительность и свое беспокойство.
– Хорошо! – резко сказал он. – Но если вас убьют, я не буду дожидаться похорон.
– Надеюсь, что так и будет, – отозвалась она. – Единственная, о ком вы, как и я, должны беспокоиться, – это Жизель Моро.
В этот момент Гауэр подал ее чемодан кучеру. Анаис двинулась так, как если бы собиралась пересечь двор гостиницы.
– Ну-ка, пройдемте со мной, – приказала она. – Я хочу знать, куда вы направляетесь и в котором часу собираетесь вернуться.
Бессетт последовал за ней, его румянец стал ярче.
– Уже вошли в роль властной жены?
Анаис не остановилась, но бросила на него раздосадованный взгляд.
– Нет, я веду себя как ваш партнер по бизнесу, – прошептала она. – Начиная с этого момента, мы оба должны знать, что на каждом шагу делает другой. Иначе можно накликать смертельную опасность, разве не так?
Да, он знал это, и по выражению его глаз она поняла, что он признает это, хоть и с неохотой.
– Я собираюсь в порт, чтобы проверить клипер Дюпона и его людей, – наконец ответил он. – Вернусь до темноты.
– Отлично. Я займусь нашим размещением.
Бессетт больше ничего не сказал. Когда они прошли через мрачные ворота и вошли в гостиницу, к ним навстречу из противоположного конца помещения бросился владелец гостиницы в фартуке.
– Миссис Смит, добро пожаловать!
– О, спасибо! – Анаис взяла Бессетта под руку. – Я как раз говорила дорогому мистеру Смиту, что в восторге от того, какую очаровательную маленькую гостиницу он нашел нам.
Бессетт передал бразды правления искусственно улыбающейся Анаис и исчез. Анаис отдала распоряжения относительно всего багажа, перестелила подозрительно выглядящие гостиничные простыни, заменив их на собственные, а затем распахнула окно и взглянула на крыши Рамсгейта.
В гавани ниже она сумела различить всего лишь несколько голых мачт, а за ними, в конце западного пирса, маяк. С левой стороны от себя Анаис могла видеть окно спальни Бессетта, поскольку гостиница была построена вокруг конюшни и их номера располагались под прямым углом друг к другу. Всегда джентльмен – а может быть, просто холодный и сдержанный человек, – граф настоял на том, чтобы маленький одноместный номер достался ему.
Она со вздохом отошла от окна и закрыла тонкие занавески. Приняв ванну и сменив одежду, а затем бросив очередной взгляд в окно, Анаис поддалась внезапному порыву.
Прогулка по извилистой Хай-стрит была недолгой, и хотя владельцы магазинов уже подметали помещения перед закрытием, витрины были заполнены всякими товарами, предназначенными для привлечения покупателей. Анаис прошла мимо, не уделив им внимания. Добравшись до окраины города, она начала осторожно спускаться к причалу. Почтовый пароход вспенивал себе путь через вход в гавань, а вдоль пирса бегал маленький черный и бешено лающий песик.
Оглядываясь по сторонам, Анаис заметила среди маленьких торговых судов и траулеров лишь один корабль, достаточно элегантный, чтобы подходить под описание Дюпона, – маленький, грациозный клипер с круто наклоненными мачтами, который выглядел так, словно был спроектирован для контрабанды оружием. Ее взгляд выделил его, а затем Анаис, пробравшись мимо рыбаков, занимающихся разгрузкой последнего дневного улова, покинула пирс, на котором в конце дня уже не было туристов. Она остановилась на полпути и повернулась, держа руку козырьком над глазами для защиты от солнца.
Да, это было то самое судно. Даже с этого расстояния можно было увидеть знак Братства золотого креста, выгравированный на носу в качестве украшения и понятный только тому, кто знал, что искать.
Древний символ состоял из латинского креста с пером и мечом внизу. «Своим Словом и своим Мечом я буду защищать Дар, мою Веру, мое Братство и всех его Родственников, пока последнее дыхание жизни не покинет моего тела». Эти слова, не менее древние, согласно традиции дополняли символ. Анаис не удалось закончить эту фразу, поскольку ее прервали.
На Британских островах золотой крест чаще всего накладывался на картуш в виде чертополоха. Но во Франции и в других странах континента больше был распространен простой вариант, если только в семье не было шотландской крови. Анаис часто видела обе формы символа во время своих странствий – вырезанные на фронтонах, нарисованные на потолках и даже выгравированные на надгробиях.
У Бессетта и лорда Лейзонби символ был на булавках для шейного платка. Ее же более простая версия была вытатуирована на бедре.
Анаис прошла еще несколько ярдов вдоль пирса, чтобы разглядеть палубу получше. С этой точки она могла видеть лорда Бессетта, который, стоя наверху, сосредоточенно разговаривал с одним из членов экипажа, одной рукой опираясь о главную мачту без парусов, а другую положив на бедро. Другой человек спускал французский флаг. Завтра, когда они будут на некотором расстоянии от берега и любопытных глаз, экипаж скорее всего поднимет английский флаг. Братство было достаточно гибким обществом.
Бессетт снова снял пиджак, вероятно, для того, чтобы оказать помощь в каких-то мореходных задачах, и теперь стоял в жилете и белой рубашке, развевающейся на ветру. И все же по почтительному поведению окружающих было понятно, что теперь он стал главным.
Анаис с восхищением смотрела, как ветер откидывает назад его волосы. Они были не по моде длинными, и у него не было ни усов, ни бороды, которые могли бы смягчить худобу его щек. Бессетт был высок – выше и намного стройнее, чем кто-либо на борту, – и Анаис была поражена тем, насколько непринужденным он казался, когда ходил по палубе, появляясь в различных точках среди такелажа. Человек, который был похож на французского капитана, кивнул, повернулся и рявкнул команду двум своим подчиненным. Они должны оснастить корабль, чтобы плыть в тяжелых условиях из-за ветра, предположила Анаис.
И хорошо. Значит, она будет жить.
В этот самый момент лорд Бессетт повернулся на 180 градусов и пристально оглядел гавань. Анаис сразу же поняла, что он заметил ее. На его лице отразились непонятные эмоции, а затем он повернулся назад к капитану лишь для того, чтобы пожать тому руку.
По-видимому, Бессетт закончил свои дела и, взглянув на нее через плечо, кивком головы указал, что она должна встретиться с ним на пристани.
Анаис развернулась и направилась к берегу.
Подходя к пристани, Бессетт надел пиджак и привел волосы в некое подобие порядка. Хотя она предполагала, что он упрекнет ее, он этого не сделал, предложив ей руку.
– Миссис Смит! – сказал он, сгибая локоть. – Прогуляемся?
Даже несмотря на морщинки усталости вокруг глаз и серьезного выражения лица, он был очень красив в сгущающихся сумерках. Потеряв дар речи, Анаис взяла его под локоть. Внезапно она поняла, что ей было бы гораздо комфортнее, если бы он отругал ее. А так – оставалось теряться в догадках.
Они шли сквозь толпу молча, пока не оказались на расстоянии от набережной и народа. Тишина между ними стала почти угрожающей, и у Анаис возникло странное чувство, что Бессетт подбирает слова.
Она поняла, что интуиция ее не подвела, когда он остановился в начале Хай-стрит и повернулся к ней лицом.
– Я подумал, – резко сказал он, – о вашей жалобе.
– Понимаю, – сказала она.
– И ваша семья, – настаивал он. – Я не представляю, что вы собираетесь сказать им, но вам придется справиться с этим самой. Мисс де Роуэн, если ваш отец бросит мне в лицо перчатку, я не буду удивлен. Я знаю, каким влиянием обладает ваш отец в Уайтхолле. Братство проникло во власть, причем на самом высоком государственном уровне. Мы друг друга поняли?
Приподняв брови, она пронзила его ироничным взглядом.
– Прошлой ночью под этими коричневыми капюшонами я заметила члена совета министров, двух заместителей министра, а также члена Тайного Совета. Я не настолько наивна, милорд, чтобы не понимать, что Братство имеет влияние на самых высоких уровнях нашего правительства.
– Есть еще одна вещь, которую вы должны понимать, – продолжил он. – Не обижайтесь, но руководить операцией буду я. Я буду принимать любое решение на каждом шагу – это моя прерогатива. У меня не будет времени, чтобы спорить с вами. И запомните: я человек прямой, даже безжалостный. Я верну этого ребенка, поверьте мне. Но при этом не причиню горе бедной женщине и не буду игнорировать ее желания – если только на карту не будет поставлена чья-то жизнь. Я понятно выразился?
– Получается, я должна быть простой пешкой в вашем генеральном плане? – предположила она.
– Поверьте, пока у меня даже нет плана, – сказал он. – Но, исходя из обстоятельств, я его составлю. И тогда вы будете придерживаться его на каждом шагу, или я буду вынужден приказать Дирку ван дер Вельде лично отвезти вас обратно в Остенд и оставить на клипере.
– Есть, капитан! – Мисс де Роуэн четко отдала ему честь.
– Так… вы согласны со мной?
Она широко усмехнулась.
– Неужели вы думали выгнать меня с помощью резких слов и угроз, милорд? – сказала она. – Это не сработает. Это именно то, чем я все время и предполагала заниматься – помогать устанавливать справедливость в несправедливом мире.
– И все?
– А что, вы полагали, что я хотела вступить в вашу организацию в ради гардероба? – спросила она смеясь. – Откровенно говоря, те колючие коричневые рясы выглядят так, как будто в них копошатся паразиты – точнее, средневековые паразиты.
– Так это все, чего вы хотели? – спросил он. – Не членство в Братстве, а борьба за справедливость в мировом масштабе?
Весь ее юмор мгновенно испарился.
– О нет, этого я точно не говорила. – От ее низкого, хриплого голоса у него по спине побежали мурашки. – Я сказала, что нам пора приступать к делу.
– Пора, – повторил он.
Ее улыбка согревала, как солнце.
– А как же иначе? – сказала она. – Да, лорд Бессетт, я готова сопровождать вас в Брюссель и буду как нельзя лучше прислушиваться к вашему зычному голосу. Надеюсь, с формальностями покончено?
Чувствуя сердцебиение, он колебался.
Не говоря ни слова, Анаис де Роуэн протянула руку над чайным столом.
С глубокой неохотой Джефф сжал рукой ее холодные и маленькие пальцы и потряс их.
В начале второй половины дня вдоль реки прочно обосновался лондонский туман; такая густая, грязная, туманная дымка, что кучера, проезжающие через нее, едва могли видеть головы своих лошадей, и такая вонючая, что от зловония у людей слезились глаза.
Газетчики суетились, спеша вверх и вниз по тротуарам вдоль Флит-стрит в надежде закончить свои статьи к назначенному сроку, и сталкивались друг с другом, осыпая взаимными проклятиями.
В это время возница тяжелой подводы, с грохотом поднимающейся в гору, не услышал приближающейся почтовой кареты. Этот досадный просчет заставил подводу накрениться набок, четверка лошадей начала дрожать и бить копытами, а лорд Лейзонби оказался по лодыжки в мелком угле у нижней части Шу-лейн. Выругавшись себе под нос, он стряхнул грязную черную пыль с сапог и пошел мимо ссорящихся возниц, схвативших друг друга за пальто.
Выбрав путь через улицу с заблокированным движением, Лейзонби шагнул в туман, затем повернул вниз в проход, который привел его к церкви Святой Бригитты. Вскоре проклятия и грохот вдоль Флит-стрит начали звучать приглушенно, словно его уши заполнились ватой.
С хитростью человека, который знал, каково быть и дичью, и охотником, Лейзонби, не полагаясь на зрение, а скорее на ощупь обошел вокруг церкви, а затем отправился вверх на кладбище. Осторожно продвигаясь среди надгробий, он выбрал себе место – небольшой укромный уголок, покрытый мхом, рядом с окнами, выходящими на север, прямо позади большого указателя.
Кипя праведным гневом, граф оперся спиной о холодный камень церкви Святой Бригитты, а затем устроился поудобнее, понимая, что бдение может быть долгим.
Примерно через полчаса в тумане послышались шаги, приглушенные и бестелесные, которые приближались к нему со стороны двора церкви. Сжав зубы, Лейзонби наблюдал, как Хатченс – его второй лакей за три месяца – материализовался из мрака. Чудак по-прежнему был в красной ливрее. Благодаря ей и нервному дыханию через нос Хатченса невозможно было не заметить.
Хотя он вообще не думал о своей одежде, выбирая из того, что его новый камердинер выложил на кровать, сегодня Лейзонби оделся в оттенки древесного угля и серого. Он растворился в тумане и слился с камнем как призрак.
А вот на Джеке Колдуотере был надет его обычный серовато-коричневый макинтош. Этот коварный мерзавец завернул за угол церкви, буквально ощупывая дорогу, и прошел мимо последних надгробий, вглядываясь в темноту.
– Мне здесь не нравится, Джек, – пожаловался Хатченс, когда он приблизился. – Кладбища вызывают у меня дрожь.
– Учитывая, сколько ты мне стоишь, можешь дрожать сколько угодно, – глухо сказал Колдуотер. – Что у тебя?
Хатченс засунул руку в карман.
– Чертовски мало, – сказал он, показывая край бумаги. – Я слышал, что сегодня он собирается провести вечер в клубе Куотермэна – у них очередная вакханалия. И я видел, как камердинер чистит его не самый лучший пиджак, что, вероятно, означает еще один маленький визит к миссис Фарндейл. Но состоится ли он поздно вечером или завтра, я не могу сказать.
– У него сексуальные наклонности страстной дворняги, – проскрипел Колдуотер, выхватив бумагу. – А после этого?
– О чем вы? – сказал Хатченс, защищаясь. – Я ведь сразу же вам сказал, что у Лейзонби нет расписания. Вам повезло, что мне удалось достать вот это. – Он сделал паузу и протянул руку. – Где мои деньги?
Колдуотер сунул листок в свой карман, затем извлек кошелек.
– За это ты получишь половину, – проворчал он.
Хатченс открыл рот, чтобы возразить. В полумраке Лейзонби наклонился вперед и бросил несколько монет в протянутую руку.
Хатченс вскрикнул и подпрыгнул, бросив деньги в туман.
– Черт побери! – крикнул Колдуотер, когда посыпались монеты. – Что за…
– Это я тебе задолжал с Благовещения, Иуда! – Лейзонби впился взглядом в лакея, который спрятался за небольшим мраморным памятником. – Потрать их с умом, потому что от меня ты не получишь больше ни полпенса, ни рекомендаций.
– М-м-мой господин? – прохрипел лакей.
– Именно, – сухо ответил Лейзонби. – За туманом можно спрятать множество грехов, не так ли? А теперь поторопись, Хатченс. Если побежишь назад на Эбери-стрит, ты, может быть, еще успеешь взять свои вещи до того, как их унесут уличные мальчишки. Ты найдешь их в куче, рядом с извозчичьем двором.
Лакей исчез во мраке, забыв про монеты. Лейзонби обернулся и увидел, что Колдуотер пятится назад. Он последовал за ним, стиснув одну руку в кулак, чтобы сразу же врезать ему.
– Что касается тебя, негодяй, – сказал Лейзонби, оттесняя репортера на еще один фут, – то мы сыграем в твою игру на пару. В отличие от Хатченса твои клерки из «Кроникл» в данный момент наверняка едят горячие пироги и запивают их пинтой пива.
На минуту Колдуотер лишился дара речи. Широко раскрыв глаза, он отступил еще на шаг, но споткнулся о надгробие и чуть не нашел свой вечный покой. Указатель опасно раскачивался, и Колдуотеру пришлось откинуться назад, взмахнув руками.
Лейзонби набросился на парня и, схватив его за плечи, навис над ним.
– Теперь слушай меня, и слушай внимательно, маленький говнюк! – прорычал он, глядя на него сверху вниз. – Если когда-нибудь я услышу, что ты посматриваешь на кого-нибудь из моих слуг, я лишу тебя работы. Я куплю твою чертову газету и приму меры, чтобы ты никогда и нигде не смог найти работу. Ты меня понял?
Колдуотер задрожал, но не струсил.
– О, выходит, вы и ваше Общество Сент-Джеймс считаете, что можете владеть миром, не так ли, Лейзонби? – Он сплюнул. – Я знаю многих из вас. И уверен: что-то происходит в этом доме.
– Ты ни черта не знаешь, Колдуотер, ты умеешь лишь пускать сплетни и плести интриги! – зарычал Лейзонби.
– Да неужели? – ответил Колдуотер. – Тогда кто был тот громадный француз в «Проспекте»? Вы не позволите его увидеть?
– Это француз, которого тебе лучше как можно быстрее забыть.
– О, я ничего не забываю, – вкрадчиво сказал репортер. – Я уже знаю, что этот человек приплыл в Дувр на французском клипере, который перевез по крайней мере дюжину вооруженных людей. И он кое-что вез с собой – фальшивые дипломатические документы в виде фолианта, на котором стоял этот ваш странный символ.
Лейзонби охватила ярость и странная смесь эмоций. Он сделал вдох.
– Ты… ты не знаешь, о чем говоришь.
– Это таинственный знак. – Репортер настоял на своем. – Тот, что запечатлен в камне на вашем фронтоне. Я понял его значение, Лейзонби. Вы заставили меня здорово побегать.
– Черт возьми, что тебе нужно? – Лейзонби так сильно дернул парня, что у того клацнули зубы. – Почему ты решил превратить мою жизнь в ад?
Глаза Колдуотера сузились.
– Потому что вы, сэр, не что иное, как кровавый головорез в красивых лайковых перчатках, – проскрежетал он. – И преследовать вас – прямая обязанность газеты, если правительство не может или боится делать это.
В этот момент Лейзонби захотел убить его. Сжать руками его шею и… Боже мой, он не знал, что собирался сделать с ним. Эти мерзкие, страшные эмоции снова закипели внутри его.
Всегда ли он ощущал то, что почувствовал, проведя несколько минут в компании Колдуотера? Казалось, что воздух наполнился запахом страха, идущего от молодого человека, наглеца и ублюдка.
Лейзонби тяжело сглотнул, а затем заставил себя отпустить парня.
– Нет, – тихо сказал он, отступая назад. – Нет, Джек, это не из-за глупостей, которые я натворил в юности. Это что-то другое.
Колдуотер расправил плечи.
– Я просто думаю, что читающая публика имеет право знать, что человек, который был приговорен к повешению за убийство, сейчас разгуливает на свободе и посещает дружеские встречи с богатыми и влиятельными людьми Лондона.
– И полагаю, что под этим ты подразумеваешь мои встречи с Бессеттом и Рутвейном?
– Они из тех, кто побогаче или кто повлиятельнее? – уточнил Колдуотер. – Кстати, я слышал, что Рутвейн забронировал полпалубы на «Звезде Бенгалии». Постарайтесь объяснить мне, что за дела у Общества Сент-Джеймс в Индии?
– О, помилуй, Колдуотер. – Лейзонби наклонился и поднял с земли шиллинг. – Разве ты не читаешь раздел светской хроники в собственной газете? Рутвейн женится. Он везет свою невесту домой в Калькутту.
Но ответом была тишина.
Лейзонби выпрямился и обнаружил, что разговаривает с мертвецами. Джек Колдуотер растаял в тумане.
Глава пятая
Генерал, который выигрывает битву, делает много расчетов в уме до начала сражения.
Суньцзы. Искусство войны
На рассвете через два дня после размолвки Анаис с Обществом Сент-Джеймс небольшой, но бесстрашный отряд отправился в первый пункт их поездки в Брюссель. Они доехали в частном экипаже до Рамсгейта, то есть Анаис ехала в экипаже с лакеем лорда Бессетта и кучером на козлах. Сам граф ехал рядом, взобравшись на большого вороного коня с мерзким характером и склонностью кусаться – и то и другое напоминало Анаис его хозяина.
Чтобы их обман не был раскрыт, Анаис настояла на том, чтобы слуги не сопровождали их во время переправы. После долгих пререканий Бессетт наконец уступил и написал письмо господину ван дер Вельде с просьбой нанять горничную и лакея и встретиться с ними в Остенде. И вышло так, что Анаис в одиночестве провела весь день с кучей журналов в хорошо снаряженном экипаже для путешествий.
Учитывая, что она только что провела много дней в дороге из Тосканы, поездка была просто отупляющей. Ей пришлось признаться себе, что в душе она надеялась на компанию в лице лорда Бессетта – просто чтобы не было так скучно. Она уже смогла избавиться от мыслей о его золотых волосах или сильном, твердом подбородке. Не вспоминала и о его сверкающих глазах – сейчас она едва их замечала.
Но погода стояла прекрасная, дороги оставались сухими, и Бессетт соизволял спешиваться только во время их случайных остановок. Казалось, что он полон решимости сохранять дистанцию.
Добравшись до ветхой гостиницы рядом с портом Рамсгейт, они обнаружили, что поднялся сильный ветер. Анаис, понаблюдав за тем, как бешено раскачивается вывеска гостиницы, начала бояться переправы.
В соответствии со своей новой ролью послушной жены она с нетерпением ожидала в экипаже возвращения Бессетта, который должен был обо всем договориться. Наконец он, хмурый как всегда, появился во дворе гостиницы и помог ей выйти из экипажа.
– Вы никого не знаете в Рамсгейте? – в очередной раз – а точнее, в третий – спросил он.
Анаис посмотрела на вход в гостиницу.
– Ни души, – ответила она. – Как здесь кухня?
– Сносная, полагаю, – сказал он. – Я распоряжусь, чтобы вам принесли ужин в семь.
– Вы не поужинаете со мной?
– Мы еще в Англии. И мне есть чем заняться.
– Хорошо, – спокойно сказала она. – Только что-нибудь легкое. Может быть, суп.
Он прищурился от полуденного солнца и осмотрел пустой двор гостиницы в пятый раз.
– Я выбрал эту гостиницу потому, что она не особенно популярна, а это значит, что она не из лучших. Но у них мало комнат, так что Гауэр может спать в кресле в вашей гостиной.
Анаис бросила осторожный взгляд на румяного молодого лакея Бессетта, который начал отстегивать багаж.
– Уверена, что вы исходите из лучших соображений, – сказала она, – но не будет ли правильнее, если я буду спать в гостиной, приглядывая за Гауэром?
Бессетт посмотрел на нее отсутствующим взглядом.
Анаис выставила вперед ногу и приподняла юбку на несколько дюймов. В лучах солнца сверкнул ствол ее маленького пистолета.
– Думаю, я справлюсь.
Бессетт медленно поднял взгляд. Возможно, слишком медленно. И эти глаза – глаза, как она уже давно поняла, цвета голубого льда – сверкнули непостижимым образом: одновременно и холодом, и жаром – отчего по ее спине побежали мурашки.
– Понятно, – наконец сказал он. – Но…
– Но? – Анаис нетерпеливо посмотрела на него и понизила голос: – Послушайте, Бессетт, как вы думаете, я способна это сделать или нет? Если мы начнем эту миссию с того, что вы будете беспокоиться обо мне на каждом шагу, то я стану вам помехой, а не помощницей.
– Я только лишь имел в виду…
– Я знаю, что вы имели в виду, – твердо сказала она. – Спасибо, сэр. Вы – джентльмен с головы до ног. Но во мне маловато от леди, и могу вас заверить, что бедный Гауэр по сравнению со мной нигде не бывал. Итак, в моей сумочке складной нож, в рукаве стилет и слух, как у хорошо обученного сторожевого пса. А бедный Гауэр, откровенно говоря, выглядит так, будто только что упал с телеги дорсетширской фермы. Кроме того, в Рамсгейте вряд ли возникнут проблемы.
На его твердых скулах возник намек на румянец, и Анаис почувствовала, как Бессетт подавляет свою раздражительность и свое беспокойство.
– Хорошо! – резко сказал он. – Но если вас убьют, я не буду дожидаться похорон.
– Надеюсь, что так и будет, – отозвалась она. – Единственная, о ком вы, как и я, должны беспокоиться, – это Жизель Моро.
В этот момент Гауэр подал ее чемодан кучеру. Анаис двинулась так, как если бы собиралась пересечь двор гостиницы.
– Ну-ка, пройдемте со мной, – приказала она. – Я хочу знать, куда вы направляетесь и в котором часу собираетесь вернуться.
Бессетт последовал за ней, его румянец стал ярче.
– Уже вошли в роль властной жены?
Анаис не остановилась, но бросила на него раздосадованный взгляд.
– Нет, я веду себя как ваш партнер по бизнесу, – прошептала она. – Начиная с этого момента, мы оба должны знать, что на каждом шагу делает другой. Иначе можно накликать смертельную опасность, разве не так?
Да, он знал это, и по выражению его глаз она поняла, что он признает это, хоть и с неохотой.
– Я собираюсь в порт, чтобы проверить клипер Дюпона и его людей, – наконец ответил он. – Вернусь до темноты.
– Отлично. Я займусь нашим размещением.
Бессетт больше ничего не сказал. Когда они прошли через мрачные ворота и вошли в гостиницу, к ним навстречу из противоположного конца помещения бросился владелец гостиницы в фартуке.
– Миссис Смит, добро пожаловать!
– О, спасибо! – Анаис взяла Бессетта под руку. – Я как раз говорила дорогому мистеру Смиту, что в восторге от того, какую очаровательную маленькую гостиницу он нашел нам.
Бессетт передал бразды правления искусственно улыбающейся Анаис и исчез. Анаис отдала распоряжения относительно всего багажа, перестелила подозрительно выглядящие гостиничные простыни, заменив их на собственные, а затем распахнула окно и взглянула на крыши Рамсгейта.
В гавани ниже она сумела различить всего лишь несколько голых мачт, а за ними, в конце западного пирса, маяк. С левой стороны от себя Анаис могла видеть окно спальни Бессетта, поскольку гостиница была построена вокруг конюшни и их номера располагались под прямым углом друг к другу. Всегда джентльмен – а может быть, просто холодный и сдержанный человек, – граф настоял на том, чтобы маленький одноместный номер достался ему.
Она со вздохом отошла от окна и закрыла тонкие занавески. Приняв ванну и сменив одежду, а затем бросив очередной взгляд в окно, Анаис поддалась внезапному порыву.
Прогулка по извилистой Хай-стрит была недолгой, и хотя владельцы магазинов уже подметали помещения перед закрытием, витрины были заполнены всякими товарами, предназначенными для привлечения покупателей. Анаис прошла мимо, не уделив им внимания. Добравшись до окраины города, она начала осторожно спускаться к причалу. Почтовый пароход вспенивал себе путь через вход в гавань, а вдоль пирса бегал маленький черный и бешено лающий песик.
Оглядываясь по сторонам, Анаис заметила среди маленьких торговых судов и траулеров лишь один корабль, достаточно элегантный, чтобы подходить под описание Дюпона, – маленький, грациозный клипер с круто наклоненными мачтами, который выглядел так, словно был спроектирован для контрабанды оружием. Ее взгляд выделил его, а затем Анаис, пробравшись мимо рыбаков, занимающихся разгрузкой последнего дневного улова, покинула пирс, на котором в конце дня уже не было туристов. Она остановилась на полпути и повернулась, держа руку козырьком над глазами для защиты от солнца.
Да, это было то самое судно. Даже с этого расстояния можно было увидеть знак Братства золотого креста, выгравированный на носу в качестве украшения и понятный только тому, кто знал, что искать.
Древний символ состоял из латинского креста с пером и мечом внизу. «Своим Словом и своим Мечом я буду защищать Дар, мою Веру, мое Братство и всех его Родственников, пока последнее дыхание жизни не покинет моего тела». Эти слова, не менее древние, согласно традиции дополняли символ. Анаис не удалось закончить эту фразу, поскольку ее прервали.
На Британских островах золотой крест чаще всего накладывался на картуш в виде чертополоха. Но во Франции и в других странах континента больше был распространен простой вариант, если только в семье не было шотландской крови. Анаис часто видела обе формы символа во время своих странствий – вырезанные на фронтонах, нарисованные на потолках и даже выгравированные на надгробиях.
У Бессетта и лорда Лейзонби символ был на булавках для шейного платка. Ее же более простая версия была вытатуирована на бедре.
Анаис прошла еще несколько ярдов вдоль пирса, чтобы разглядеть палубу получше. С этой точки она могла видеть лорда Бессетта, который, стоя наверху, сосредоточенно разговаривал с одним из членов экипажа, одной рукой опираясь о главную мачту без парусов, а другую положив на бедро. Другой человек спускал французский флаг. Завтра, когда они будут на некотором расстоянии от берега и любопытных глаз, экипаж скорее всего поднимет английский флаг. Братство было достаточно гибким обществом.
Бессетт снова снял пиджак, вероятно, для того, чтобы оказать помощь в каких-то мореходных задачах, и теперь стоял в жилете и белой рубашке, развевающейся на ветру. И все же по почтительному поведению окружающих было понятно, что теперь он стал главным.
Анаис с восхищением смотрела, как ветер откидывает назад его волосы. Они были не по моде длинными, и у него не было ни усов, ни бороды, которые могли бы смягчить худобу его щек. Бессетт был высок – выше и намного стройнее, чем кто-либо на борту, – и Анаис была поражена тем, насколько непринужденным он казался, когда ходил по палубе, появляясь в различных точках среди такелажа. Человек, который был похож на французского капитана, кивнул, повернулся и рявкнул команду двум своим подчиненным. Они должны оснастить корабль, чтобы плыть в тяжелых условиях из-за ветра, предположила Анаис.
И хорошо. Значит, она будет жить.
В этот самый момент лорд Бессетт повернулся на 180 градусов и пристально оглядел гавань. Анаис сразу же поняла, что он заметил ее. На его лице отразились непонятные эмоции, а затем он повернулся назад к капитану лишь для того, чтобы пожать тому руку.
По-видимому, Бессетт закончил свои дела и, взглянув на нее через плечо, кивком головы указал, что она должна встретиться с ним на пристани.
Анаис развернулась и направилась к берегу.
Подходя к пристани, Бессетт надел пиджак и привел волосы в некое подобие порядка. Хотя она предполагала, что он упрекнет ее, он этого не сделал, предложив ей руку.
– Миссис Смит! – сказал он, сгибая локоть. – Прогуляемся?
Даже несмотря на морщинки усталости вокруг глаз и серьезного выражения лица, он был очень красив в сгущающихся сумерках. Потеряв дар речи, Анаис взяла его под локоть. Внезапно она поняла, что ей было бы гораздо комфортнее, если бы он отругал ее. А так – оставалось теряться в догадках.
Они шли сквозь толпу молча, пока не оказались на расстоянии от набережной и народа. Тишина между ними стала почти угрожающей, и у Анаис возникло странное чувство, что Бессетт подбирает слова.
Она поняла, что интуиция ее не подвела, когда он остановился в начале Хай-стрит и повернулся к ней лицом.
– Я подумал, – резко сказал он, – о вашей жалобе.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента