Карлайл Лиз. Ночь с дьяволом

   Она была под ним, словно расплавленная огненная масса. Обхватив его ногами за талию, она приподняла бедра ему навстречу. И прижалась к нему, дрожа от нетерпения.
   – Прошу тебя, ну пожалуйста… – умоляла она.
   И Бентли старался удовлетворить ее желание, хотя сам был на пределе и дрожал всем телом. Фредди на редкость быстро достигла оргазма. В свете пламени он наблюдал, как она, прерывисто дыша, выгнулась под ним и наконец вскрикнула. Потом еще. Потом в третий раз. И тут, забыв обо всем на свете, он выплеснул свое семя внутрь тела своей жены.
   «Силы небесные, как же я ее люблю!»
   Это была первая здравая мысль, которая пришла ему в голову, когда к нему вернулось сознание. Он чуть было не произнес это вслух, но момент показался ему неподходящим. Он лежал на коврике перед камином, уткнувшись носом во взлохмаченную гриву ее волос. Он глубоко втянул в себя запах душистого мыла и женской страсти. Одна нога Фредди все еще обнимала его за талию. Он не мог понять, что на нее нашло и чем он заслужил все это. До сих пор он считал, что позволять ей проделывать с ним такое – это неуважение к ней, к тому же и вульгарно. Но так ли это? Он не знал. Она ведь наслаждалась этим. О нем и говорить нечего. Так в чем же дело?
   Возможно, утром он пожалеет об этом. И будет мучиться вопросом о том, что же все-таки заставило его молодую жену решиться на столь откровенные ласки. А потом он убедит себя, что она руководствовалась всего лишь женской интуицией, и будет надеяться, что оказался прав. Но сейчас ему не хотелось думать ни о чем. Поднявшись, он сгреб Фредди в охапку и перенес на кровать.

* * *

   Жизнь Фредерики не раз складывалась так, что можно было подумать, будто сама судьба решила выдавать ей счастье и безопасность крошечными порциями. Иногда, как, например, в случае с Джонни Эллоузом, получалось, что судьба оказала ей услугу. Тогда как в других случаях она наносила сокрушительный удар, который оставался в памяти на всю жизнь, как то ужасное утро, когда ее прогнали с порога дома ее бабушки.
   Однако нынче утром Фредерика проснулась до рассвета, чувствуя себя счастливой, защищенной и удовлетворенной. В темноте она придвинулась поближе к крепко спавшему Бентли. Положив на лицо тяжелую руку, он спал голый на спине, заняв две трети постели и стянув на себя все одеяло. Фредерика, лежа на своей стороне кровати, поежилась от холода. В комнате было прохладно, но ей не хотелось вставать с постели, чтобы найти ночную сорочку или помешать угли в камине.
   Нет, находясь в полудремотном состоянии, она предпочла забраться под одеяло и свернуться калачиком рядом с мужем. Он, не просыпаясь, почувствовал ее близость, и, как только она закинула ногу ему на бедро, его утренняя эрекция шатром натянула одеяло. Она прильнула к нему, и ее рука скользнула по тугим мускулам его живота, потом еще ниже, в заросли темных волос у основания его символа мужественности.
   Она погладила его теплый напряженный пенис. Ей вспомнились события ночи. Было удивительно радостно доставлять ему наслаждение таким греховным способом. Она пришла к заключению, что замужней женщине непорочность ни к чему. Ей снова вспомнился рисунок, на котором женщина, сидя верхом на любовнике, прикасается к себе руками, а он наблюдает. Дрожь возбуждения пробежала по ее спине. Почему бы нет? Возможно, она смогла бы показать своему мужу, что не так наивна, как кажется.
   Медленно взобравшись на него, она села верхом. В выражении лица Бентли что-то изменилось, и Фредерика почувствовала некоторую неуверенность. Но вид требовательно напряженного пениса прогнал эту неуверенность. Осторожно приподнявшись на коленях, она стала медленно опускаться на его ствол. Бентли пошевелился и застонал. Фредерика издала вздох удовольствия. Потом, словно кошка перед блюдцем со сливками, предвкушающая удовольствие, она зажмурилась и снова опустилась на его напряженный член.
   И в это мгновение все изменилось. Дико взревев, Бентли, отшвырнув ее, вскочил с постели. Он словно сумасшедший размахивал кулаками и ногами. Что-то больно ударило Фредерику в висок, и она откинула назад голову, стукнувшись о деревянное изножье.
   – Убирайся!
   Она, наверное, всхлипнула. Он шевельнулся, как будто намереваясь сделать еще один выпад. Сердце у нее бешено колотилось. Она боялась говорить. Боялась пошевелиться.
   Кровать зловеще заскрипела под его весом. Он навалился на нее всем телом, и его мощные руки обвились вокруг ее горла.
   – Черт бы тебя побрал! – прохрипел он. – Никогда больше не смей прикасаться ко мне!
   – Ладно, не буду, – всхлипывая, пробормотала она, не понимая, кто из них потерял разум. – Только отпусти меня, Бентли… пожалуйста.
   При звуке ее голоса он замер ошарашенно. Она почувствовала, как он вздрогнул и убрал руки. Они долго молчали, потом он резко втянул в себя воздух.
   – Силы небесные!
   Слава Богу, он проснулся. Проснулся. Она облегченно вздохнула. Бентли, присев на корточки, пристально вглядывался в нее в полутьме. Потом, выругавшись, он запустил обе руки в свои волосы.
   – Бентли! – тихо окликнула она, но он не отвечал. – Бентли, скажи что-нибудь, – попросила она. – Прошу тебя, скажи хоть что-нибудь.
   – Фредди! – произнес он, задыхаясь от потрясения и ужаса. – О Боже мой!
   Она с облегчением поняла, что он все это проделывал во сне. Но что, черт возьми, вызвало эту вспышку? И вдруг до нее дошло: вспышку вызвало то, что она сделала, взгромоздившись на него. Этого он никогда не позволял ей делать. Видимо, все, что они проделывали в постели – вернее, что она проделывала с ним, – было невинными забавами по сравнению с рисунками, подаренными Рэндольфу. Она вспомнила, что однажды он ее уже оттолкнул.
   «Черт бы тебя побрал, не делай больше этого никогда! – прорычал он тогда. – Не смей ублажать меня таким способом!» Однако в тот раз все было не так, как сейчас.
   Вдруг Фредерика почувствовала, как по лицу ее течет что-то теплое. Пальцы, которыми она прикоснулась к виску, стали липкими. Она подумала, что он, наверное, задел ее тяжелым перстнем, который носил на пальце.
   – Бентли, – предупредила она дрожащим голосом, – я сейчас встану с кровати, хорошо? Надо зажечь свечу.
   Он ничего не ответил. Повозившись в темноте, она зажгла свечу возле кровати. Он повернулся к ней, взглянул на нее, увидел кровь на ее виске и осознал, что натворил. Лицо его сморщилось, на глазах выступили слезы. Он хотел прикоснуться к ней и протянул руку, но дотянуться до нее не смог, и разделяющее их пространство показалось ему ужасным символом их брака.
   – Боже мой, что я наделал? – Он взглянул на испачканное кровью кольцо-печатку. – Ах, Фредди, что я натворил на этот раз?

Глава 19
Голос с того света

   Для Фредерики жизнь приобрела сюрреалистический оттенок. Страх, похоже, исчез, но исчезла и связь с реальностью. Были зажжены еще свечи, но кто их зажег, она не смогла бы вспомнить. Она лишь смутно помнила, как Бентли отвел ее на кресло у камина и закутал в халат. Она молча наблюдала, как он натянул на себя одежду и принес тазик с водой. Прикасаясь к ней очень нежно, он принялся смывать губкой кровь с ее волос и виска.
   Как ни странно, ей не было больно. Она почти ничего не чувствовала. Потрясенный Бентли тихо повторял, что очень сожалеет и что она ни в чем не виновата. Однако Фредерика чувствовала, что за этим скрывается страх. Он был в ужасе, и это лишь усиливало ее тревогу.
   Фредерика взглянула на свои руки. Они дрожали. Реальность вступила в свои права. Для тревоги было немало причин. Ей еще не было девятнадцати лет. Она ждала ребенка. И была замужем – замужем за человеком, сердце которого хранило множество тайн.
   Возможно, пора было признать, что что-то у них не в порядке. Она его любит. Но достаточно ли этого?
   Кончиками пальцев Бентли снова прикоснулся к ее виску. Рука его тоже дрожала.
   – Боже мой, Фредди, здесь будет синяк. – Голос у него сорвался, как будто он всхлипнул. – Простишь ли ты меня когда-нибудь?
   Он опустился в кресло, стоявшее напротив, и, взяв ее руки в свои, виновато взглянул на нее, но не сказал ничего. А Фредерика лихорадочно искала нужные слова.
   – Бентли, – тихо заговорила она наконец, – о чем ты в тот момент думал? Что тебе приснилось?
   Он зажмурился.
   – Я не помню.
   Он лгал. И она это знала.
   – Не помнишь? – продолжала она. – Или не хочешь говорить об этом?
   Он вскочил с кресла и подошел к окну.
   – Черт возьми, Фредди, у меня нет оправданий для того, что я сделал, – признался он. – Я даже не буду пытаться оправдываться. Так что ты хочешь, чтобы я сказал? Или сделал?
   – Я хочу, чтобы ты сказал мне правду, – требовательно заявила она. – Я люблю тебя, Бентли, и ты должен перестать скрывать от меня свои тайны. И от себя – тоже.
   – Скрывать? – переспросил он, глядя в окно. – Что за тайны, по-твоему, я скрываю?
   И тут Фредерика утратила сдержанность.
   – Не знаю, что именно ты скрываешь, – взволнованно проговорила она. – Да и откуда мне знать? Ведь я вообще почти ничего не знаю! Я всего лишь глупенькая наивная девочка, а когда я пытаюсь быть хорошей женой, когда я пытаюсь… доставить тебе удовольствие – видишь, что получается?
   Он отвернулся от окна и подошел к ней. Взяв ее руки в свои, он опустился на одно колено, чтобы можно было смотреть прямо в ее глаза.
   – Фредди, ты хорошая жена, – медленно, отчетливо произнес он. – Но наш брак был плохой идеей.
   Фредерика покачала головой.
   – Нет, – в ужасе прошептала она. – Не говори этого! Мы оба сделали этот выбор. Мы рискнули всем, решив вступить в брак.
   – Это был мой выбор, Фредди, – твердо заявил он. – Я поступил как избалованный ребенок, который выбирает игрушку, слишком хрупкую для его рук. Я хотел тебя. Черт возьми, мне кажется, что я всегда был немножко в тебя влюблен. И я подумал, что это, возможно, шанс… шанс… не знаю, черт возьми, что именно я подумал! Но если бы я искренне любил тебя, то никогда не внушил бы себе мысль, будто то, что хочу я, и для тебя тоже наилучший вариант. Тем более что у тебя было много отличных вариантов.
   – Что ты хочешь этим сказать, Бентли?
   Все еще стоя перед ней на колене, он отсутствующим взглядом смотрел куда-то вдаль.
   – Я хочу сказать, что теперь ты стала мне так дорога, что я поступаю правильно, а не как жалкий эгоист, – прошептал он. – Я хочу сказать, Фредди, что если ты пожелаешь покинуть меня, то я не стану пытаться удерживать тебя, заставляя выполнять условия нашей дурацкой договоренности.
   Этими словами он нанес ей удар гораздо сильнее того, который оставил ссадину на ее виске.
   – Боже мой, значит, вот как ты смотришь на это?
   Значит, мы просто сдадимся? И… из-за чего?
   – Дело не только в этом, Фредди! Разве ты не понимаешь? Она покачала головой:
   – Нет. Не понимаю.
   Он на мгновение закрыл глаза, положил голову на ее руки, которые все еще держал в своих, и на некоторое время замер. Когда он снова поднял голову, на его глазах блестели слезы.
   – Я лишь хочу, чтобы ты поступила так, как будет лучше для тебя, Фредди. И для ребенка. Как бы ты ни поступила, ради Бога, сделай это.
   У Фредди перехватило горло.
   – Но ведь ты мой муж, – прошептала она. – И я думаю, что ни одному из нас не следует с такой легкостью отказываться от нашего брака. Ведь если ты хоть немного любишь меня – а я по уши влюблена в тебя, – то разве не будет грубой ошибкой наше расставание?
   Напряженное тело Бентли слегка обмякло – она надеялась, что он почувствовал облегчение.
   – Тогда нам нужно уехать отсюда, Фредди, – тихо произнес он. – Я не могу здесь оставаться. И возможно, когда мы будем с тобой вдвоем, все наладится.
   Но Фредерика уже едва сдерживала слезы.
   – Бегством делу не поможешь! – возразила она. – Нельзя убежать от своих проблем, Бентли. Перестань это делать. Я хочу знать, что именно у нас не в порядке. И хочу исправить это.
   – Боже мой, Фредди, с нами все в порядке. Значит, ночью ты пыталась исправить положение? Пыталась стать для меня чем-то другим? Не делай этого.
   – Я просто хотела, чтобы ты перестал считать меня наивной, – всхлипнула она. – Я хотела лишь доставить тебе удовольствие. Я совсем не хотела тебя злить.
   Он снова прикоснулся к ране на ее виске.
   – Я крепко спал, Фредди, – напомнил он. – Я так крепко спал, что не понимал, что делаю. – Он пристально взглянул ей в глаза. – Почему, черт возьми, у тебя в голове появились такие мысли? Что заставило тебя думать, будто ты чего-то не умеешь? Такая, как есть, ты абсолютно идеальна, Фредди.
   Фредерика молча смотрела в пол, и он продолжал:
   – Прошлой ночью ты проделала со мной нечто такое, что я уже тогда подумал – нам необходимо об этом поговорить.
   Она подозрительно взглянула на него:
   – Необходимо поговорить? Что ты имеешь в виду? Он не поднялся на ноги, но еще крепче сжал ее руки.
   – Ты такая невинная, Фредди… Фредерика резко прервала его:
   – Видит Бог, я сойду с ума, если ты еще раз повторишь это слово! Я вовсе не невинное дитя. И даже если когда-то была такой, то теперь изменилась.
   Судя по выражению лица Бентли, ему было тяжело продолжать этот разговор.
   – Однако тот факт, что то, что ты проделала этой ночью…
   – Понятно, – насмешливо перебила она его. – Тебе это не понравилось!
   Он долго молчал, как будто обдумывая свои слова.
   – Я тебя не браню, милая, – мягко произнес он. Потом он поднялся с колена, сел в кресло напротив и откашлялся. – И все же об этом маленьком трюке, который ты проделала ночью, благовоспитанной леди вообще не следует знать. А то, что ты сделала нынче утром… Пойми, я не браню тебя, а просто хочу понять, как вообще тебе пришло в голову… быть такой…
   Фредерика не дала ему договорить, избавив от мучительной необходимости подыскивать нужные слова. Она отправилась в гардеробную и вернулась с книгой, подаренной Рэндольфу, и бросила ему на колени. Он сразу узнал ее. Она поняла это, заметив, как он побледнел.
   – Где, черт возьми, ты это взяла? – спросил он голосом, утратившим прежнюю мягкость.
   – В сундучке для постельного белья, – призналась она. – В том, который стоит в комнате Кассандры.
   – Фредди, – хрипло проговорил он, уставившись на книгу. – Если бы я хотел иметь жену со вкусами и природными данными проститутки, то я не женился бы на тебе.
   Жестокость его слов потрясла ее, но она не подала и виду.
   – Ну что ж, я думаю, ты большой лицемер, Бентли Ратледж.
   У него начала подергиваться жилка на скуле.
   – Не объяснишь ли, как это понимать?
   – Говорят, что ты самый большой распутник в шести графствах, – пояснила она в ответ. – Однако ты хочешь, чтобы твоя жена просто лежала под тобой без движения и была довольна этим? Ты этого хочешь? Я тебя правильно поняла? Хочешь, чтобы я не двигалась? Не стонала? Или ты считаешь, что оргазм у женщины – это признак дурного воспитания?
   – Остановись, Фредерика! – рявкнул он. – В течение последних недель мы, конечно, жили отнюдь не монашеской жизнью. И наслаждались этим. Но послушай меня, потому что я повторять не буду. Кассандра Ратледж была сучкой, которая манипулировала людьми, и бессердечной шлюхой. В этом доме никто не желает вспоминать о ней. Ни я. Ни Ариана. И уж тем более не мой братец. Не прикасайся к ее вещам. Держись подальше от ее комнаты. И никогда больше не упоминай ее имени. – Последние слова он произнес, направляясь к двери. Уже держась за дверную ручку, он оглянулся и посмотрел на нее.
   – Куда ты идешь? – едва слышно спросила она.
   – За твоей горничной, – ответил он. – Надо перевязать твою рану. Прости, что я ударил тебя, Фредди. Я очень сожалею. Видит Бог, я не хотел этого.
   – Ты вернешься?
   – Я иду в столярную мастерскую, чтобы починить церковную дверь, – произнес он, глядя в сторону. – Мне необходима физическая нагрузка, иначе я взорвусь.
   С этими словами он широко распахнул дверь, и Куинни чуть не упала в комнату, едва удержавшись на ногах. Бентли схватил ее за плечо, чтобы помочь обрести равновесие, но было поздно. Она качнулась назад, стукнув Бентли по лицу своей метелкой.
   Не сказав ни слова, Бентли помог ей удержаться на ногах, смахнув с лица сажу рукавом пиджака, вышел из комнаты.
   Фредди смотрела, как он удаляется по коридору. Слишком поздно она заметила, что Куинни смотрит на нее с состраданием. Господи, неужели слуги подслушивают под дверью? Но в этом, похоже, не было необходимости. Голос Бентли был слышен далеко. Фредерика вздернула подбородок.
   – Куинни, это не то, что ты подумала.
   Куинни принялась энергично орудовать возле камина.
   – Кто я такая, чтобы что-то думать, мэм?
   В течение нескольких минут Фредерика сидела, просто наблюдая за работой служанки и размышляя над тем, что ей делать с собственной жизнью. Она была не в состоянии ни в чем разобраться, а прежде всего в собственных эмоциях. Не успела Куинни закончить свою работу, как вбежала Джейни.
   – Ах, мисс! – запыхавшись, заговорила она. – Мистер Ратледж приказал мне… О Господи! – Горничная опустилась на колени перед креслом Фредерики и отодвинула с виска волосы хозяйки.
   – Все не так страшно, как кажется, – сдержанно проговорила Фредерика. – Но я по крайней мере поняла, что нельзя будить человека, когда ему снится кошмар.
   Обе служанки как-то нервно улыбнулись. Силы небесные, неужели никто ей не верит? Фредерика почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. Бормоча какие-то банальности, Джейни направилась в гардеробную и принялась там возиться. Куинни моментально водрузила на место каминную решетку и, пожелав Фредди хорошего дня, выскочила из комнаты. Фредерике вдруг очень захотелось побыть одной. Ей нужно было подумать. Что-то ее по-прежнему тревожило.
   Она позвала Джейни. Та появилась, держа в руках полоску ткани для перевязки.
   Фредерика мило улыбнулась.
   – Сходи на кухню и вели прислать мне чайник крепкого чая, – попросила она. – После этого я, пожалуй, действительно лягу в постель. А повязки не надо. С ней все будет выглядеть гораздо страшнее. Я позову тебя потом.
   Неуверенно взглянув на хозяйку, Джейни присела в реверансе и ушла. Фредерика отправилась в гардеробную за тетрадями Кассандры. Она и сама не смогла бы сказать, зачем это делает. Она понимала лишь, что ее отношения с мужем приближаются к критической точке. По причинам, которые она не взялась бы объяснить, Фредерика почувствовала, что призрак Кассандры Ратледж отбрасывает темную тень не только на этот дом, но даже и на их брак.
   Она отнесла тетради на кресло у окна. Куинни принесла чай и тут же торопливо удалилась. Фредерика отхлебнула чаю в надежде подкрепить силы, потом раскрыла тетрадь – единственную, которую еще не открывала. Ни на матерчатом зеленом переплете, ни внутри не было даты. Вообще в тетради были исписаны только первые шесть страниц. Разочарованная, Фредерика подумала о тетрадях, оставленных в сундучке; может быть, это был последний дневник Кассандры, который она только что начала и не потрудилась еще проставить даты?
   Интересно, сколько лет назад умерла Кассандра? Она принялась перелистывать страницы. Это были скорее заметки, касающиеся повседневной жизни, а не дневник в полном смысле этого слова. Так, например, на первой странице, обозначенной «среда», Кассандра сделала несколько не связанных между собой записей: доставили синий шерстяной костюм для верховой езды, который оказался на дюйм короче, чем нужно; Милфорду надо бы напомнить, чтобы он проверил, достаточно ли у них запасов шампанского; необходимо немедленно починить сломанную застежку на сапфировом браслете. Эти и другие записи в том же духе были сделаны неразборчивым угловатым почерком.
   В конце второй страницы Кассандра упоминала о полученной корреспонденции: о письме от ее отца и о втором письме от джентльмена, имя которого Фредерика не разобрала. «Он вернулся в Англию и отчаянно хочет видеть меня, – писала Кассандра. – Он умоляет меня встретиться с ним на Мортимер-стрит в следующем месяце».
   На Мортимер-стрит? Но ведь это адрес лондонской резиденции лорда Трейхорна!
   Место встречи показалось Фредерике довольно неподходящим, но Кассандра писала об этом так, как будто это само собой разумелось. На последующих пяти страницах больше ни о ком не упоминалось, кроме самой Кассандры. Там не было ни слова ни об Ариане, ни о муже Кассандры. Зато говорилось о скуке сельской жизни и о заурядности соседей. Судя по всему, это писала бесчувственная эгоистичная особа. Далее, на странице, обозначенной «воскресенье», внимание Фредерики привлекла следующая запись:
 
   Сегодня видела Томаса после его проповеди. Послание к ефесянам 1:7, искупление и прощение грехов! Не могла не рассмеяться ему в лицо.
 
   Далее следовало резкое замечание относительно котсуолдской погоды и ее пагубного влияния на состояние волос Кассандры. Фредерика добралась до последней страницы. На ней было нацарапано всего три абзаца, а после них не было ничего. «Четверг» был, очевидно, последним днем жизни Кассандры. Фредерика пробежала глазами последний абзац. У нее сразу же возникло страшное подозрение. Она перечитала еще раз, чтобы убедиться, что не ошиблась.
 
   Томас пришел, когда Кэм уехал на стрижку овец, – писала Кассандра каким-то неуверенным почерком. – Этот дурень вздумал мне угрожать. Каков наглец! Лондонский случайный знакомый. Сегодня я снова настойчиво просила Бентли помочь, но мой драгоценный начал упрямиться. Это очень неразумно. Я напомнила ему, что признание своей вины облегчает душу.
 
   Фредерика зажмурилась и попыталась дышать ровнее. Господи, это говорит о том, что… Она прочитала последние два абзаца. Впервые за много дней она почувствовала, что надвигается приступ рвоты. Она помертвела. Завуалированные намеки Кассандры почти не оставляли места для сомнений в том, кого она имела в виду. От ужасного подозрения у Фредерики перехватило дыхание.
   Она отшвырнула тетрадь, как будто та загорелась в ее руках. Ударившись о ночной столик, тетрадь упала на ковер. Фредерика сидела, уставясь на нее, не в силах ни о чем думать. Это было ужасно. Она не хотела об этом знать. Никогда не хотела. Однако теперь она знала. Не так уж трудно было прочесть между строк. Эта правда была гораздо страшнее, чем какая-то затрещина, полученная от мужа. Бентли придется многое объяснить. Конечно, его прошлое – это его прошлое. Но это было… немыслимо! Фредерика встала, отправилась в гардеробную и трясущимися руками натянула на себя первое попавшееся платье.
   Освещенный сзади пламенем кузнечного горна, Бентли склонился над верстаком и еще раз плавно провел по доске рубанком. Длинная дубовая стружка завивалась кольцами, а потом мягко падала на грязный пол. Тыльной стороной ладони он стер со лба пот, заливавший глаза, и выпрямился. Стоя у кузнечного горна, старый Ангус ковал новые дверные петли. Если бы он подумал как следует, то мог бы сделать вообще новую дверь и растянуть работу в мастерской до второго пришествия. Потребовались бы лесоматериалы. Им с Ангусом, возможно, пришлось бы даже валить и пилить деревья, а значит, он мог бы целыми днями пропадать в столярной мастерской, делая при этом богоугодное дело.
   Старый Ангус отвернулся от горна и, покопавшись под кожаным фартуком, выудил носовой платок.
   – Отверстия для болтов, – спросил он через плечо, – на каком расстоянии друг от друга делать? Замерь линейкой от центра до центра.
   Бентли схватил линейку, произвел замер и назвал полученный результат. Ангус что-то проворчал, взял свой инструмент и продолжил работу. Жар, запахи, даже ритмичное постукивание молота, как ни странно, действовали на Бентли успокаивающе. Атмосфера здесь была умиротворяющая. Мужское царство, простое и наполненное смыслом, – именно такой и должна быть жизнь мужчины, если бы мир был совершенен. И разумеется, здесь не было места женщинам. И воспоминаниям о них – тоже.
   Бентли снова взялся за рубанок и вспомнил о том, что он сделал Фредди. Он все еще пребывал в ужасе. Почему досталось именно ей? И почему сейчас? Этот кошмар снился ему сотни раз и в сотне разных постелей, в которых с ним находилась сотня других женщин, но ведь он не давал затрещин ни одной из них? Конечно, никто из них не взбирался на него, когда он крепко спал, а во сне у него начиналась сильнейшая эрекция, словно молот Ангуса.
   Все дело было, конечно, в самой Фредди. Она не виновата, что из-за нее все перепуталось в его голове. Она лишила его возможности держаться отстраненно, тогда как это было его средство самозащиты. Она заставила его принять такой уровень интимности в их отношениях, который для него был неприемлем. «Они стали единым целым», – как и говорил им преподобный мистер Амхерст. Именно это он чувствовал, когда они занимались любовью и он смотрел ей в глаза. Он был с ней телом и душой. Он не мог держаться от нее на расстоянии и просто удовлетворять свою физиологическую потребность. Она возбуждала в нем желание духовной близости.
   Видит Бог, он не мог никому открыть ни свое сердце, ни свои мысли. Но с Фредерикой все было по-другому. Пройдет какое-то время, и она что-то почувствует или увидит. Или задаст какие-нибудь вопросы, на которые он не сможет ответить. Она не глупа, его молодая жена. И как она сама справедливо заметила, не так уж наивна. Ее будет трудно обмануть. Уж не воображал ли он, что сможет это сделать? Или он, действуя подсознательно, привез ее в Чалкот, чтобы она помогла ему изгнать призраки прошлого? Уж не убедил ли он себя по глупости в том, что любовь побеждает все? Как бы там ни было, у него ничего не получилось. Глупо было вести ее к алтарю, пусть даже она ждала от него ребенка.