Карлайл Лиз. Ночь с дьяволом

   «Иди, иди расскажи ему. – Он до сих пор слышал голос Кассандры, чувствовал горячее дыхание на своей щеке. – Расскажи ему подробно, что ты проделываешь со мной, Бентли. И что делаю я. Только не забудь сказать ему, что ты при этом испытываешь, мой драгоценный. Воспоминания об этом будут согревать тебя, когда он вышвырнет тебя на улицу».
   О Господи! Зачем он все это разворошил? Неужели теперь его навсегда выгонят из дома, где он родился? Интересно, кому Кэм расскажет об этом? Хелен? Или всем вокруг? Бентли не плакал уже несколько лет, но сейчас близкие слезы жгли глаза.
   «Иди признайся ему, – настаивал вкрадчивый голос. – Иди и расскажи, как это происходит у нас. Ведь ты очень хорошо умеешь это делать».
   – О, Бентли, я в ужасе от того, что не замечал этого! – пробормотал Кэм. – Теперь, оглядываясь назад, я припоминаю, что были кое-какие смутные намеки. – Кэм как-то странно всхлипнул, и только тут Бентли понял, что его брат плачет.
   – Черт возьми, Кэм, ты не должен думать, будто ты… Но Кэм круто повернулся и взглянул ему в лицо.
   – Думать? – прерывистым голосом воскликнул он. – Я не думал! И не видел ничего вокруг! В том-то и заключается вся беда, не так ли? Почему это никогда не приходило мне в голову? Может, я круглый дурак? Она соблазнила приходского священника, так что нетрудно было представить, что она совратит и ребенка. Но я ничего не замечал. Мне стыдно, Бентли. Очень стыдно.
   – Послушай, Кэм, я не знал, что она была любовницей Томаса Лоу, – торопливо проговорил Бентли. – Клянусь, я узнал об этом только тогда, когда подслушал, как они ссорились. Конечно, мое поведение это совсем не оправдывает. Я хотел бы сделать вид, что меня, невинного, совратили, но, Кэм, мы оба знаем, что это не так.
   – Ты оказался беззащитным в мире порока и распутства, – прошептал Кэм, сжимая кулаки. – Разве ты виноват в этом? Нет, в этом виноват отец, за что, надеюсь, он угодил прямо в ад.
   – Но я знал, что делаю, – сказал Бентли. – Знал. Кэм подошел к нему.
   . – Значит, ты знал, что делаешь? – процедил он сквозь зубы. – А скажи-ка мне, сколько лет тебе было, когда все это началось? Одиннадцать? Двенадцать? Ты был девственником? Ну, конечно, незачем и спрашивать! Я это вижу по твоим глазам. И ты был крупным мальчиком для своего возраста. Это я помню. Так скажи мне, Бентли, как это началось? Что она делала сначала? Ласкала тебя? Целовала? Умышленно обнажала перед тобой свое тело?
   Теперь настала очередь Бентли закрыть глаза.
   – Да, – прошептал он. – Она делала все это.
   О Боже! Все это и еще многое другое. И это было отвратительно. Отвратительно, и любопытно, и эротично – все вместе. Он ненавидел это и хотел этого. Долгие месяцы ему казалось, что его тело принадлежит кому-то другому. Он чувствовал себя посторонним невинным наблюдателем того, как совершается грех совращения.
   Кэм взял его рукой за плечо.
   – А потом, Бентли? – спросил он. – Что было дальше? Она заманила тебя в свою постель? Или сама явилась в твою?
   – Да, – с трудом произнес он. – Это.
   – Когда? Как? Скажи мне! Бентли покачал головой.
   – О Господи, я просто не знаю, – прошептал он. – Не помню. Разве это имеет значение?
   – Черт возьми, конечно, имеет! – воскликнул брат. – Расскажи мне все. Не наказывай меня за то, что я проглядел тебя. Ты думаешь, что это твоя вина? Нет, Бентли. Нет.
   Бентли пришел в полное замешательство.
   – Ну, это произошло однажды утром, – заговорил он. – Кажется, зимой, потому что выпал снег. Я еще не совсем проснулся и лежал, о чем-то мечтая… Ну, сам знаешь, как это бывает: просыпаешься, а у тебя сильная эрекция. И тут – она. Голая, в чем мать родила, и уже почти уселась верхом на… – Дальше он был не в силах говорить.
   Пальцы Кэма вцепились в его плечо.
   – Будь она проклята! – зло прошипел он. – Пусть горит в аду эта сучка! – Бентли чувствовал, как содрогается от ярости тело брата.
   – Кэм? – осторожно окликнул его Бентли.
   – Сколько тебе было лет? – умоляющим тоном спросил брат. Бентли судорожно глотнул.
   – Не знаю, – признался он. – Я просто не помню. Наверное, двенадцать или около того. Такие вещи не сохраняются в памяти.
   – Ошибаешься. Такие вещи остаются в памяти. Их невозможно позабыть. Но они так ужасны, что нам не хочется о них думать. Поэтому мы убираем их подальше.
   – Убираем подальше? Куда? Кэм горько усмехнулся.
   – Хелен говорит, что у каждого в мозгу есть маленький темный чулан, – тихо произнес он, глядя в пол. – Она говорит, что иногда мы пытаемся кое-какие воспоминания спрятать туда и запереть дверцу. Однако они навсегда остаются там, толкают дверь, стучат, пытаются открыть замок. И так или иначе они оттуда выходят. – Кэм взглянул в глаза своему брату. – Но послушай меня, Бентли. В этом нет твоей вины. Ты был предоставлен самому себе, тебе не к кому было обратиться. Я был вечно занят. Кэт была всего лишь девочкой. К отцу было бесполезно обращаться. Удивительно, что ты вообще выжил.
   Бентли не мог больше этого выносить.
   – Почему ты хочешь обелить меня, Кэм? – резко спросил он. – Ради Бога, не делай из меня святого! И не рассказывай мне о каких-то темных чуланчиках. Все было так, как я говорю. Лучше ударь меня! Дай пинка! Вызови на дуэль! Я знал, что делаю. В какой-то мере я получал от этого удовольствие. Должно быть, получал, потому что продолжал это делать.
   – Разве у тебя был выбор? – тихо спросил Кэм.
   Нет, черт возьми. Выбора у него не было. В том-то и заключалась ужасная правда. Он вспомнил о ее настойчивых Требованиях, о том, как он бежал по длинному темному коридору в ее спальню, как гулко билось где-то в горле сердце, а ладони были влажными от пота. Ему стало трудно дышать. Он почувствовал себя ребенком, которого заставляют признаться в собственной слабости. Которого заставляют признаться, что он находится полностью во власти других. Это было ужасно. Унизительно. Сейчас ему хотелось, чтобы этот разговор закончился. Чтобы он вообще никогда не начинался. Он даже подумал на мгновение, что ему было бы, наверное, не так больно, если бы он просто отпустил Фредди.
   – Так был ли у тебя выбор? – повторил Кэм. Фредди. Ох, Фредди! Он не переживет, если потеряет ее.
   Не переживет, если потеряет своего ребенка. А значит, ему придется отвечать и дальше на проклятые вопросы Кэма.
   – Н-нет, сначала не было, – признался он. – Она сказала… Черт возьми, неужели это имеет значение?
   – Это имеет значение для тебя, Бентли. Ты должен выговориться.
   Бентли сделал глубокий вдох, почувствовав болезненное жжение в глазах.
   – Я не мог остановить ее, – хрипло произнес он. – После того как я поддался ей в первый раз, я был в ее власти, и она это знала. Я не мог контролировать себя. Ей это нравилось. Она хохотала и говорила, что мужчина не смог бы сделать это – ну, ты понимаешь, – если бы не хотел.
   – Это ложь! – прохрипел Кэм.
   – Правда? – удивился Бентли. – Не знаю. Мне казалось, что проще простого сделать это, как бы притворяясь, что это делаю не я, а кто-то другой. Просто сделать определенный комплекс движений, пока она не получит удовлетворение. А для меня это было похоже на страшный зуд, когда не можешь удержаться, чтобы не почесаться, хотя понимаешь, что расчешешь это место до крови. И я боялся, что если ты узнаешь, то возненавидишь меня. Она уверяла меня в этом. И еще говорила, что ты выгонишь меня из дома.
   – Силы небесные! Через какой ад тебе пришлось пройти, – застонал Кэм.
   Бентли покачал головой:
   – Сначала все было не так плохо. Она просто… поддразнивала меня. Она уделяла мне внимание, Кэм, и говорила, что я красивый и обаятельный юноша. Потом она стала прикасаться ко мне. И говорить всякие вещи. А потом она начала всеми правдами и неправдами заставлять меня остаться с ней наедине. Она трогала меня, а если я не реагировал на ее жесты, говорила, что слышит твои шаги. Или что она позовет тебя. Или закричит и скажет, что я заставлял ее трогать себя. Потом она смеялась и говорила, что просто хотела поддразнить меня. Ты, наверное, не веришь мне, Кэм?
   – Я тебе верю, – ответил он. – Но было бы Лучше, если бы ты рассказал тогда кому-нибудь об этом.
   На лбу Бентли выступили капельки пота.
   – Я рассказывал, – признался он. – Сначала я сказал Джоан. Я сказал ей, когда начались прикосновения, поддразнивание. Потом я рассказал ей про то первое утро, когда я, проснувшись, обнаружил Кассандру… на мне. Джоан настояла на том, чтобы я рассказал отцу. И я сделал это, Кэм! Но он лишь расхохотался, хлопнул меня по спине и заявил, что из его сыновей я единственный настоящий мужчина. Он сказал, что тебе Кассандра не нужна и что кому-то надо выполнять мужскую работу. Он говорил еще, что это будет для меня хорошей практикой. После этого я помалкивал.
   Кэм изо всех сил стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
   – Он позволял тебя портить назло мне!
   – Не знаю. – Бентли пожал плечами. – Но если я пытался отказаться, она убеждала меня, что все это невинная забава. Она плакала и жаловалась на одиночество. Она подстерегала меня где-нибудь в библиотеке или в пустом коридоре и прикасалась ко мне. И прикасалась к себе и говорила, что ей это нужно, а ты не хочешь…
   – Что правда, то правда, я не хотел, – согласился Кэм. – Не хотел рисковать получить наследника неизвестно от какого отца. Ты знаешь, что собой представляют она и ее приятели. Я думаю, что это отчасти было ее местью мне за то, что я выгнал их отсюда. Сначала был Лоу, пока он ей не надоел. Потом ты. Она использовала тебя, Бентли, чтобы поквитаться со мной.
   Бентли не улавливал смысла сказанного.
   – Я… я не понимаю.
   Кэм снова схватил его за плечо.
   – Как долго это продолжалось, Бентли?
   – Я не помню.
   На лице Кэма появилось умоляющее выражение.
   – Скажи мне, Бентли. Разве ты не понимаешь, что я должен знать? Ведь я был обязан тебя защитить. Неудивительно, что в последние пятнадцать лет ты был зол на меня.
   Бентли покачал головой. Он не понимал, почему брат считает себя виноватым.
   – Кэм, я был почти взрослым, – тихо произнес он. – Мне не нужна была твоя защита. И уж конечно, я не винил тебя. Надеюсь, что не винил.
   – Конечно, винил, – так же тихо ответил Кэм. – Я не защитил тебя, и в глубине души ты, должно быть, понимал это. Что бы там ни говорил отец, ты был тогда ребенком. Думаю, что я убедил себя в том, что ты слишком похож на отца. Что тебя не переделаешь.
   Бентли закрыл глаза и судорожно глотнул.
   – Значит, у тебя нет ненависти ко мне?
   – С чего бы? – удивился Кэм. – Я никогда не испытывал ненависти к тебе, я тебя люблю. Все, что я делал, Бентли, я делал для нас – для тебя, Кэтрин и меня. Но за то, что не уделял тебе достаточно внимания, я себя никогда не прощу. Я был вечно занят то уборкой урожая, то обработкой земли, то проблемами с арендаторами. Беспокоился о финансах и нашей репутации, а более важные вещи упустил из виду.
   – Теперь все уже позади, Кэм, – солгал Бентли, и он знал, что лжет. – Признаться, с тех пор я проделывал эти «более важные вещи». В этом проклятом мире есть множество женщин с весьма эксцентричными запросами, и я старался удовлетворить большинство из них. В некотором смысле то, что заставляла меня проделывать Кассандра, кажется теперь пресным.
   – Интересно, почему бы это, Бентли? Бентли криво усмехнулся.
   – Знаешь, ведь я делал не все, что она хотела, – заговорил он. – Во всяком случае, не всегда. А если я мог отказать ей кое в чем, то я мог отказать ей и во всем остальном, не так ли? Однако я этого не делал. Пока не узнал, что до этого она была любовницей Лоу. Это почему-то показалось мне бесчестным. Позорным. О себе я знал, что я всего лишь маленький распутник, копия Рэндольфа Ратледжа, и что из меня ничего хорошего не получится – я тысячу раз слышал, как об этом шептались у меня за спиной. Но Томас Лоу был приходским священником! Служителем Господа! Я, должно быть, спятил, Кэм, но мне это показалось бесчестным.
   – Ты себя недооцениваешь, – покачал головой Кэм.
   Мало-помалу до Бентли стало доходить, что брат действительно его не винит, что Кэм не намерен ни мстить ему, ни наказывать его. Более того, он был, похоже, потрясен услышанным и опечален. Может быть, Кэм прав? Может быть, это был грех не его, а Кассандры? Может быть, Кэм действительно вовремя не защитил его? И он все эти годы не мог простить этого Кэму?
   – Помнишь, я говорил, что однажды слышал, как она ссорилась с Лоу? – нарушил Бентли затянувшееся молчание. – Он грозился рассказать тебе обо всем, Кэм, не только об их любовной связи, а обо всем, если она не возобновит с ним отношения. После этого она запаниковала. Она безумно хотела уехать отсюда и умоляла, чтобы я отвез ее в Лондон.
   – Ты? – удивился Кэм. – Отвез ее в Лондон?
   – Она все спланировала, – горько усмехнулся Бентли. – Я должен был сказать отцу, что хочу прослушать курс латыни в одном из учебных заведений Лондона. Я должен был выпросить разрешение, заявив, что взялся за ум и хочу подготовиться к карьере юриста. А она должна была сказать, что обязана сопровождать меня и открыть резиденцию на Мортимер-стрит. Она говорила, что ты будешь так рад тому, что я нашел цель в жизни, и так счастлив, что она проявляет обо мне материнскую заботу, что наверняка согласишься.
   – Видно, она совсем спятила, – пробормотал Кэм.
   – Думаю, что к тому времени так оно и было, – кивнул Бентли. – Я отказался, и она начала мне угрожать. Она говорила, что позаботится о том, чтобы ты вышвырнул меня вон, и что отец тебя не сможет остановить, потому что ты стал слишком богатым и могущественным.
   – Ох, Бентли! – прошептал Кэм. Бентли пожал плечами:
   – Я верил ей. Но судьба сама позаботилась о Кассандре. Не прошло и недели, как она погибла. Я сказал себе, что справедливость восторжествовала, и подумал, что рано или поздно судьба и со мной обойдется так же. Я долгие годы чувствовал, что над моей головой висит дамоклов меч.
   У Кэма дрожали руки.
   – Боже мой, Бентли, трудно выразить словами, как я обо всем этом сожалею, – прошептал он, вскакивая на ноги. – У нас еще будет время поговорить об этом подробнее. Я уверен, что нам обоим надо поговорить об этом. А сейчас, я думаю, ты нужен Фредерике. И Фредерика нужна тебе.
   Не могу себе представить, каким образом она узнала об этом, но она была права, заставив тебя рассказать мне обо всем. Бентли встал с кресла.
   – Откровенно говоря, Кэм, я предпочел бы никогда больше не говорить об этом, если ты не возражаешь.
   Граф покачал головой.
   – Есть вещи, которые я должен сказать, пусть даже с опозданием на пятнадцать лет, – произнес он, направляясь к двери. – Но ты, если не захочешь, можешь больше ничего не говорить. И я не буду приставать к тебе ни с какими вопросами. А теперь иди, Бентли. Иди, отыщи свою жену и сделай все, чтобы исправить положение. Поверь мне, оно того стоит.
   Когда его брат вышел из комнаты, Бентли осознал, как он нуждается в своей жене. Он был потрясен тем, что у него хватило духа признаться в том, что Кассандра изменила брату с ним. Но охватившее его потрясение постепенно улеглось, и он вдруг почувствовал, что может потерять Фредерику. Этого он допустить не мог.

* * *

   Фредерики нигде не было. Зато Бентли нашел Джейни, которая возилась в его гардеробе. Дорожные сундуки Фредди стояли на полу. Вещи в них были уже уложены, но крышки еще не закрыты. Он постоял возле них, и ему захотелось плакать.
   – Джейни!
   При звуке его голоса Джейни тихо вскрикнула.
   – Ох, мистер Ратледж, – прошептала она, прижимая руки к груди. – Я думала…
   – Что я умер от пьянства? – весело произнес он, хотя веселья не испытывал. – Извини, Джейни, не получилось. А где миссис Ратледж?
   – Ушла, – уклончиво ответила Джейни.
   – Куда?
   Джейни выпятила нижнюю губу, но потом все-таки решилась:
   – Ушла прогуляться – так она мне сказала. Бентли медленным взглядом обвел дорожные сундуки. Их вид был как острый нож в его сердце.
   – Распакуй все это, Джейни, – приказал он. – Распакуй все до последней ниточки и убери на место.
   Джейни недовольно взглянула на него:
   – Мне было сказано, что мы отправляемся домой. Бентли попытался улыбнуться, но не получилось.
   – Возможно, – согласился он. – Но возможно, Джейни, это и есть дом? Во всяком случае, когда сундуки распакованы, никто никуда не уедет отсюда впопыхах, не так ли? Я просто хочу выиграть немного времени, Джейни, а не лишать кого-то свободы.
   Наконец губы Джейни тронула нерешительная улыбка. Она отвернулась и подняла охапку одежды. Бентли направился к двери, но, уже взявшись за ручку, услышал голос Джейни:
   – Мистер Ратледж! Бентли оглянулся.
   – Возможно, она ушла в Бельвью? – высказала она предположение. – У нее в руке была бумага. Свернутая в трубочку и перехваченная голубой лентой.

Глава 22
Золотое кольцо

   Бентли сидел на вершине холма, обхватив руками колено. Это было его любимое место на земле. Отсюда был виден весь его мир. Здесь они с Фредди однажды устроили пикник, смотрели отсюда на Чалкот и говорили о том, как назовут своего первенца. Однако на этот раз он сидел спиной к Чалкоту и лицом к югу, к Бельвью. И, как он надеялся, к своему будущему. Которое, конечно, будет зависеть от Фредди.
   Так или иначе, он помирился с Кэмом, причем результат оказался полностью противоположным тому, которого он так боялся. Бентли до сих пор не пришел в себя от столь неожиданного поворота. Но, помирившись с братом, он выполнил просьбу Фредерики. А если так, то почему он не может избавиться от ощущения безнадежности? Возможно, за долгие годы он так привык к этому чувству, что просто не знал, как от него избавиться? Или, возможно, он вновь осознал весь ужас прошлого, отвечая подробно на вопросы брата?
   Видит Бог, он старался забыть об этом всеми возможными средствами: с помощью случайного секса, неумеренного потребления спиртного, этакой бесшабашности, непоседливости, ярости. Он испробовал все. А теперь он желал лишь никогда больше не вспоминать об этом.
   Вечерний ветерок слегка шевелил его волосы. Длинные тонкие тени, окаймлявшие группу деревьев внизу, исчезли, растаяв в сиреневой дымке. На небе уже появился серебряный серп луны и зажглась первая вечерняя звезда. Где же Фредди? Уж не напрасно ли он здесь подкарауливает ее? Господи, лишь бы ничего не случилось! Бентли не мог забыть тот тяжелый вечер в библиотеке Кэтрин. Не мог забыть, как рука синьоры Кастелли неуверенно зависла над картами. Тогда она не смогла ответить на его самый простой вопрос. Она не смогла увидеть будущее. Понимая, что это глупо, он тогда подумал: а вдруг это означает, что будущего у него нет?
   В этот момент он увидел, как из-за деревьев появилась изящная женская фигурка. Женщина торопливо взбиралась на холм. Он довольно долго стоял, не двигаясь, и наблюдал, как к нему приближается жена. Он смотрел, как ветер играет ее волосами, как на ее лице перемещаются тени. Его вдруг сковал страх. Он снова почувствовал себя неуклюжим, неуверенным мальчишкой. Она еще не заметила его, а Бентли был не в состоянии произнести ни слова.
   Он просто сидел и смотрел, впитывая ее глазами. Она была такая красивая. И такая… правильная. Господи, разве можно любить так сильно? Как он мог помыслить о том, чтобы оставить ее? И как, черт возьми, ему убедить ее принять его обратно? Что, если его ужасное признание Кэму не удержит ее рядом с ним? Что, если она передумала? Ведь он наговорил немало резких, неприятных слов.
   И тут она увидела его. Она вскинула голову, глаза ее широко открылись. Волосы у нее растрепались, одной рукой она высоко приподнимала подол юбки, другой удерживала на груди накинутую на плечи шаль. Она на мгновение замерла.
   – Ох, слава Богу, это правда! Я так беспокоилась, Бентли!
   Ее слова и явное облегчение, с которыми они были произнесены, сказали Бентли все, что ему требовалось узнать. Он широко раскинул руки, и она с улыбкой на дрожащих губах быстро преодолела последние футы и бросилась в его объятия, уткнувшись щекой в его пиджак.
   – Ох, Бентли, – прошептала она. – Ты все-таки вернулся домой.
   Он почувствовал небывалое облегчение.
   – Да, я вернулся домой, Фредди, любовь моя, – прошептал он, стараясь не заплакать. – Потому что там, где находишься ты, и есть мой дом.
   Она пристально взглянула в его лицо.
   – Значит, ты пришел прямо из Чалкота? – спросила она. – А в дом ты заходил?
   И тут он почувствовал, что Фредди что-то смущает.
   – Совсем ненадолго, – ответил он. Она с облегчением вздохнула.
   – Бентли… то, о чем я просила тебя, перед тем как ты уехал… Я передумала…
   – Все в порядке, Фредди, – прервал он ее.
   – Я хочу, чтобы ты знал, – торопливо заговорила она. – Я была не права. Совсем не права. Я передумала. Ты меня понимаешь?
   Несмотря на сгустившиеся сумерки, он заметил слезы на ее глазах. И ему стало еще труднее сдерживать свои слезы.
   – Фредди, любимая, только не плачь, – проговорил он, целуя ее. – Каждый раз, когда ты плачешь, я совершаю какую-нибудь невероятную глупость.
   Но отвлечь внимание Фредди ему не удалось.
   – Значит, я опоздала, да?
   Заметив, как муж поморгал глазами, чтобы прогнать слезы Фредерика почувствовала себя ужасно виноватой. О возвращении Бентли она узнала случайно от одного из слуг в Бельвью и тут же поспешила домой с твердым намерением просить у него прощения. Но Бентли выглядел таким печальным и расстроенным, каким она никогда его еще не видела. Ни разу за все долгие годы, которые она его знала.
   – Ох, Бентли, – прошептала она.
   В нем не было больше гнева, а лишь накопившаяся за многие годы усталость, которая всегда присутствовала в его взгляде.
   – Я это сделал, Фредди, – признался он хриплым голосом. – Я сделал то, о чем ты просила. И теперь испытываю облегчение, словно с души снял огромную тяжесть. Он сказал, что это была не моя вина. Оказалось, что все не так, как я думал все эти годы, а совсем наоборот. И я понял, что ты была абсолютно права. Я должен был рассказать ему про это. Должен был освободиться от тяжелого груза.
   Она взглянула на него, и из глаз ее потекли слезы.
   – Но я не имела права требовать от тебя такое, – смутилась она. – Я даже не понимала, насколько была не права! Бентли, почему ты молчал? Почему не сказал мне…
   – О чем, Фредди?
   – О том, что было у тебя в детстве… – У нее прервался голос. – Господи, чего я только себе не навоображала!
   Он взял ее за плечи.
   – С кем ты разговаривала, Фредди? – хрипло спросил он. – С Джоан? С Кэмом?
   Она стойко выдержала его взгляд.
   – С Кассандрой, – ответила она. – Я нашла ее тетради. Если знать, что ищешь, там можно найти ответы на все вопросы. Но я поняла это, мой любимый, когда увидела дату на ее могильном камне. Это было настолько ужасно, что я с трудом смогла в такое поверить. Ведь ты был всего лишь мальчиком. Ребенком.
   Он горько рассмеялся:
   – Ребенком, говоришь? Ошибаешься. И мой отец так не думал. Он считал все это удачной шуткой. Ты и представить себе не можешь, Фредди, каким я был тогда. Я в мгновение ока из мальчишки превратился в мужчину.
   Фредерика медленно покачала головой.
   – Я просто не верю этому, – прошептала она. – Ребенка можно подвергнуть всякого рода мерзостям, но разве он способен их понять? То, что делал твой отец, предосудительно с точки зрения морали, Бентли. А то, что делала она, является с точки зрения церкви не чем иным, как кровосмешением.
   Он вздрогнул, услышав это ужасное слово.
   – Я знаю, что по этому поводу говорит церковь, Фредди.
   – Значит, ты понимал это? Он помедлил.
   – Нет. Откровенно говоря, не понимал. Она опустилась на траву, и он сел рядом.
   – Ты должен простить себя, Бентли, – взмолилась она. – Ты должен понять, что не был виноват.
   – Дай мне время, Фредди. Теперь я знаю, что смогу это сделать, – прошептал он, с удивлением осознав, что так и будет.
   Некоторое время они сидели молча. Горизонт потемнел, на небе высыпали звезды. Бентли окинул взглядом плодородные земли, которые его семья обрабатывала в течение восьми столетий. Похолодало, близилась ночь. Вздохнув, он обнял жену и прижал ее к себе.
   – В детстве я любил это место, Фредди, – тихо заговорил он. – Здесь было нечто вроде моего собственного маленького Эдема. Я делал что хотел, и никто меня не останавливал, не читал нотаций. Я скучал по матери, но не был несчастным. Я никогда не чувствовал себя заброшенным, скверным или нелюбимым. По крайней мере в то время. Мне можно было пригрозить лишь тем, что меня выгонят из моего маленького рая.
   – Ты этого боялся? – спросила она. Не глядя на нее, Бентли кивнул.
   – О да, – вздохнул он. – Каким-то образом я позволил ей убедить себя в том, что именно это намерен сделать со мной Кэм. Что он оторвет меня от всего, что я ценю и люблю. Думаю, что с тех пор я всегда боялся этого. Мне даже кажется, что временами я сам подталкивал его к этому, чтобы прекратить ужасное ожидание. Я всегда считал, что он меня ненавидит. Господи, я даже хотел, чтобы он ненавидел меня!
   Фредерика, чтобы успокоить, погладила его по спине.
   – Не может быть, чтобы твой брат ненавидел тебя.
   – Он не ненавидит, – признался Бентли. – Так почему же я не могу поверить, что теперь все в порядке?
   – Потому что раньше ты никогда сам себе не нравился, – объяснила она. – Но ты нравишься мне. И я люблю тебя. Прошлое осталось в прошлом.
   – И слава Богу, Фредди, – улыбнулся он. – Потому что с тех пор, как она лишила меня моего дома, я не знал покоя нигде. Думаю, что именно поэтому я и в Чатем-Лодж так часто приезжал. У вас было то, что я утратил: дом, населенный родными людьми, объединенными любовью и радостью жизни.