Карлайл Лиз. Укрощенный дьявол

   Макс взвесил брошь на ладони и посмотрел сквозь стекло на приближающийся Крагуэлл-Корт.
   – Интересно, узнаем мы здесь что-нибудь о нашей загадочной миссис Монтфорд?
   – О которой? – сухо поинтересовался Кем.
   – О, у тебя есть собственная теория? – Макс поднял обе брови.
   – Десять фунтов. Идет? – Кем протянул руку, и Макс, дурачась, пожал ее.
   Крагуэлл-Корт выглядел пустым, и никто из лакеев не вышел встретить их подъехавшую карету. Однако Кем подергал колокольчик, и в конце концов появилась бледная хорошенькая служанка, которая сказала, что хозяева большую часть времени живут за границей. Когда же ее спросили об экономке, девушка сделала реверанс и убежала.
   – Расплачивайся, старина. – Кем подставил раскрытую ладонь.
   – Еще рано, – буркнул Макс, и в тот же момент она вышла из-за угла – крепкая, широкоплечая, энергичная. На ней было коричневое шерстяное платье.
   – Добрый день, джентльмены. Чем могу помочь?
   – Миссис Монтфорд? – осмелился спросить Макс.
   – Все верно! – улыбнулась экономка. – Входите.
   – Десять фунтов, – шепнул Кем, когда они зашагали по коридору.
   Экономка проводила их в желтую гостиную, цвет которой, несомненно, был выбран для того, чтобы возместить недостаток солнечного света в такое время года. Макс не мог решить, как повежливее попросить леди объяснить то, что она носит такое имя, и поэтому просто достал письмо, адресованное леди Кенросс.
   – О, вам нужна не теперешняя леди Кенросс, – взглянув на письмо, покачала головой экономка и ткнула пальцем в дату. – Это письмо адресовано леди Дженет, которая была замужем за предыдущим графом, но она умерла несколько лет назад.
   – А как долго вы служите здесь, миссис Монтфорд? – Макс бросил на нее быстрый оценивающий взгляд.
   – В июле будет двадцать шесть лет, – ответила она, слегка выпрямившись. – Я вела хозяйство у трех последних графов, и это благородное семейство. А почему вы спрашиваете?
   Макс и Кем обменялись взглядами, и Кем достал брошь.
   – Где вы это взяли? – строго спросила экономка, задержав дыхание. – Это брошь матери ее сиятельства. Я бы узнала ее где угодно.
   – Миссис Монтфорд, – мягко заговорил Макс, наклонившись вперед в кресле, – вы имеете какое-либо представление о том, как эта брошь могла попасть к молодой женщине, которая пользуется вашим именем и работает экономкой в Сомерсете?
   – Пользуется моим именем? – Женщина прижала руку к груди. – Еще одна Линда Монтфорд? О, понятия не имею!
   – Не Линда, Обри, – поправил ее Макс.
   – О-ох! О Боже! – Женщина сжала руки.
   – Миссис Монтфорд? Вам знакомо это имя? – настойчиво спросил Макс.
   – Вы, джентльмены, из полиции? – Она побледнела, и ее взгляд заметался между Максом и Кемблом.
   – О, взгляните на нас, дорогая. – Кембл умоляюще вскинул руку. – Разве мы похожи на полицейских?
   Сжав губы, женщина снова внимательно оглядела их обоих.
   – Хорошо, у лейтенанта Фаркуарсона и леди Дженет было две дочери, – начала она. – Потом он стал пятым графом Кенросс. Старшую дочь звали Мюриел, младшую – Обри, и она была очень хорошей девочкой. Если вы слышали о ней что-то иное, значит, вам сказали неправду. И если она притворяется мной, я не возражаю...
   – Вы хотите сказать, что знаете ее? – не дал ей договорить Макс.
   – Да, я так сказала! – Экономка с подозрением посмотрела на него. – Бедная крошка приехала в Крагуэлл, когда была еще совсем маленькой девочкой. – Она помолчала, слегка улыбаясь. – Она, леди Обри, всегда любила печь пирожные и слушать мои рассказы о жизни в Нортумберленде. Эти маленькие деревушки со своими нелепыми названиями обычно заставляли ее безудержно смеяться.
   – О, я и сам тихо хихикал над ними, – вставил Кем. Удивленно взглянув на него, миссис Монтфорд вернулась к своему рассказу:
   – Но, как я уже говорила, после Ватерлоо, когда она и леди Кенросс вынуждены были переехать на полученную в наследство ферму, я каждые две недели в свой выходной день навещала их. Леди Обри задавала мне множество вопросов, и я старалась научить ее тому, о чем она спрашивала. Она ухаживала за матерью и прилежно работала. Леди Обри управляла всем, так что ее сиятельство могла ни о чем не беспокоиться – ни о ферме, ни о доме, ни о счетах. А после того как мать умерла, она так же заботилась о несчастной леди Мандерс.
   – Леди Мандерс? – отрывисто переспросил Кембл.
   – О своей сестре Мюриел, – пояснила экономка, словно это было очевидно. – Она вышла замуж за графа Мандерса, красивого повесу. Но Мюриел была болезненной девушкой и не могла вести такую жизнь, как он. Но, прошу прощения, джентльмены, для чего именно вы приехали сюда?
   – О, мы просто пытаемся разыскать Обри Монтфорд, – ответил Кем. – Нас очень заботит ее благополучие.
   – Ее зовут леди Обри Фаркуарсон, – чопорно поправила она. – И он только что сказал, что она в Сомерсете!
   – Да, была, – охотно согласился Кем, растерявшись всего на долю секунды. – Но мы точно не знаем, где она может быть сейчас. По правде говоря, мы не видели ее несколько недель.
   – О-ох, неужели она опять убежала? – Женщина мгновенно опечалилась, на глазах у нее выступили слезы, и она стала шарить по карманам. – Бедная девочка! Ей приходится метаться, как какому-то несчастному котенку, за которым гонится свора псов. Это ужасно, просто ужасно!
   – Успокойтесь, успокойтесь, миссис Монтфорд, – ласково сказал Кем и, опустившись на диван рядом с экономкой, проворно достал носовой платок. – А теперь, дорогая, облегчите свою душу. Отчего бежит бедная маленькая Обри?
   – О, от этого злобного, лживого Фергюса Маклорена! – Сделав паузу, она громко высморкалась в носовой платок Кема. – Но, полагаю, вам это известно.
   – Что ж, я давно это подозревал, – солгал Кем нежным, как шелк, голосом.
   – Я до смерти измучилась, размышляя над тем, что стало с моей бедной дорогой девочкой, – между всхлипываниями сообщила миссис Монтфорд. – Конечно, она убежала, как только закончился суд над убийцей и ее освободили из тюрьмы.
   – Боже правый! – присвистнул Макс. – Из тюрьмы?
   – О, безусловно, она так и сделала. – Кем бросил Максу предупреждающий взгляд.
   – Еще бы! Кто этого не сделал бы? – воскликнула миссис Монтфорд.
   – Только дурак! – поддержал ее Кем. – Помимо всего прочего, какой у нее был выбор?
   – О, вообще никакого, – плача, согласилась экономка.
   – Абсолютно никакого, – закивал головой Кем.
   – В конце концов, разве не ясно было, на что способен Фергюс?
   – О, я всегда это подозревал! – Кем сделал секундную паузу. – А вы что думаете?
   – Ну, я думаю, он ударил по голове своего глупого брата – лорда Мандерса, я имею в виду – той кочергой! – Миссис Монтфорд, теперь не в силах сдержаться, разрыдалась. – А потом он постарался переложить вину на бедную Обри! Знаете, Фергюс всегда завидовал своему брату, и вот поэтому они никогда не ладили.
   – Да, меня всегда это удивляло, – заметил Кем. – Но какая поразительная логика!
   Добрая женщина энергично закивала.
   – Ну а что касается логики, сэр, то заметьте вот что: если бы этот суд над убийцей закончился тем, что мою дорогую Обри повесили бы, следующим стал бы несчастный маленький лорд Мандерс! И тогда Фергюс получил бы именно то, что хотел, не так ли?
   – Именно так, именно так. Но как по-вашему, миссис Монтфорд, чего он хотел? – неуверенно спросил Кем, и женщина удивленно посмотрела на него. – Я хочу сказать, хотел больше всего? – поспешно добавил он. – В конечном счете, это были... деньги, правильно?
   – Ну, – задумчиво протянула она, – всегда все сводится к деньгам, не так ли? Но имение в Тейсайде богатое, и еще, я уверена, в долине Луары был маленький замок. Но, я думаю, больше всего Фергюс хотел стать лордом Мандерсом. Он всегда жаждал получить титул, принадлежавший брату. И если Фергюс убил собственного брата, что могло помешать ему расправиться с малолетним племянником, спрашиваю я вас.
   – О, ничто, я абсолютно уверен в этом! – объявил Кем.
   – Думаете, н-ничто?
   – Безусловно, жестокие негодяи редко останавливаются.
   – И-именно так я и думала, – кивнула экономка, вытирая глаза.
   – Вы удивительно тонко понимаете человеческий характер, мадам.
   – Да, я всегда так считала, – всхлипывая, призналась миссис Монтфорд. – И поэтому, когда леди Обри темной ночью выкрала маленького лорда Мандерса прямо из его кроватки, я нисколько не обвиняла ее.
   – Бог мой, конечно же! Кто бы посмел? – воскликнул Кем в полном негодовании.
   – Слава Богу, что есть такие люди, как вы, сэр.
   – И дураку ясно, что с самого начала от Фергюса были одни неприятности.
   – Бросается в глаза, как нос у меня на лице! – Миссис Монтфорд смотрела на Кема, словно он был каким-то мессией. – Но как теперь быть со всем этим, я просто не знаю, мистер Кембл. – Она снова горестно всхлипнула.
   – Мадам, я подумываю, не вызвать ли мне самому его на дуэль? – Кем достал еще один носовой платок.
   – О-о, – миссис Монтфорд разрыдалась во весь голос, – о-о, но это невозможно!
   – Невозможно? – У Кема вытянулось лицо. – Он трус? Калека? Что с ним?
   – Не-е-ет! – застонала она, схватив носовой платок. – Он умер!
   – Умер? – повторил Кем. – Когда? Где?
   – В Эдинбурге! – ответила она, снова громко высморкавшись. – Как раз на прошлой неделе! Лорд Картард застал его в постели с леди Картард и задушил его собственным шейным платком!
   – О, не может быть! – негодующе воскликнул Кем. – И я лишен возможности отомстить?
   Выпучив глаза, Макс встал.
   – Поехали, Кем, – тихо сказал он, – помочимся на его могиле, если тебе от этого станет легче.
   – Ради Бога, Макс, о чем ты говоришь? – Все еще обнимая одной рукой миссис Монтфорд, Кем простодушно взглянул снизу вверх на друга. – Разве теперь мы не поедем домой?
   – К сожалению, нет, старина, – хмуро ответил Макс. – Поднимайся и молись, чтобы в Эдинбурге была хорошая зимняя погода.
 
   Такого дня никак не должно было быть в середине ноября – во всяком случае, на побережье Сомерсета. И тем не менее такой день выдался. Утро было ясное и прохладное, но многообещающее. Обещание исполнилось, и к полудню уже стало тепло и, несомненно, солнечно. День был воскресный, и, что случалось редко, Обри могла сделать перерыв в своих повседневных хлопотах.
   Айан, конечно, это знал и смотрел на нее большими, полными мольбы глазами. Не в силах сказать ему «нет», Обри уложила в корзину пироги с мясом, сыр, яблоки, и они вместе отправились в двухмильное путешествие к бухте среди скал. Этот широкий уединенный песчаный участок берега был любимым местом Айана. Здесь мальчик играл и занимался поисками, так как прилив выносил на берег всевозможные диковинки. Не прошло и четверти часа, как он нашел обрывок ржавой цепи, коричневую бутылку без пробки и кусок плавающего дерева в форме – как Айан убедил Обри – магического трилистника.
   Разложив на одеяле свою добычу, Айан вернулся к нагромождению скал у кромки воды, чтобы попытаться найти спрятанное контрабандистами золото, которое, он был уверен, лежало где-то совсем рядом, и длинной палкой стал раскапывать сырой песок между камнями.
   Внезапно на одеяло упала тень, и Обри, взглянув вверх, ощутила, как у нее забилось сердце. За ее спиной стоял Джайлз, высокий и ослепительно красивый в своем экстравагантном наряде: сапогах, бриджах и старой бобриковой куртке. Обри уже несколько дней не виделась с ним – не виделась наедине – и вдруг поняла, какими пустыми были все эти дни.
   – Пиратское золото? – задумчиво сказал Джайлз, наблюдая за раскопками Айана. – Или сокровища контрабандистов? Интересно, что он ищет?
   – Наверное, и то и другое, – рассмеялась Обри, обрадовавшись появлению Джайлза. – Он слышал, как Дженкс рассказывал, что французские контрабандисты заходили в эти воды, и предполагает, что им платили золотом.
   – Он правильно предполагает, – отозвался Джайлз. – Можно мне присоединиться к вам?
   – Да, конечно, – неожиданно смутившись, ответила Обри и, потянувшись, разгладила складки на одеяле.
   – Думаю, ты удивишься, узнав, что привело меня сюда. – Он сел и вытянул длинные ноги.
   – Я действительно удивлена.
   – Я шел за вами, – признался Джайлз, продолжая смотреть на Айана. – Я хотел поговорить с тобой и, увидев в окно кабинета, как вы уходите, решил узнать, куда вы направляетесь с корзиной и одеялом. Мне показалось, это будет что-то... приятное.
   – Приятное? – Обри улыбнулась. – Спускаться вниз по скалам всего лишь для того, чтобы посидеть у воды на песке? Думаю, многие сочли бы это весьма глупой затеей.
   – Но не я. – Повернувшись лицом к Обри, он серьезно взглянул на нее яркими серыми глазами. – Я не считаю глупым ничего из того, что делаю вместе с тобой или с Айаном. – Он порывисто взял лежавшую на старом одеяле руку Обри и поднес ее к губам. – Прости, дорогая, что я так резко говорил с тобой на днях.
   – Тебе не нужно извиняться.
   – Это только половина извинения. – Его губы сложились в подобие улыбки. – Я имел в виду то, что сказал, Обри. – Он долго смотрел на нее. – Но я люблю тебя. И расстояние этого не изменит, хотя мне почти хочется, чтобы оно помогло.
   – Я тоже люблю тебя, Джайлз. Пожалуйста, всегда помни об этом. И я понимаю, что твой долг быть в Лондоне.
   – Я сомневаюсь, что все еще убежден в этом. – Джайлз пристально смотрел на нее. – Обри, я должен все это бросить? Изменит ли это что-либо для тебя? Это то, что нужно сделать, чтобы завоевать твою руку? Я люблю тебя и не понимаю, почему ты мне не доверяешь.
   На мгновение Обри почувствовала искушение сдаться. Это было так соблазнительно, но затем она снова вернулась к реальности. Ее остановили не жизнь в Лондоне и не публичный и требующий непогрешимости характер его работы, а то, что ее жизнь была построена на лжи, что она была преступницей. Обри понимала, что погубит Джайлза, и покачала головой, борясь со слезами, обжигавшими ей глаза.
   – Ты не должен даже думать о том, чтобы отказаться от карьеры, – прошептала Обри. – Обещай мне, Джайлз, что не откажешься. Это было бы ошибкой. С моей стороны было бы ошибкой просить этого, с твоей – согласиться на это.
   – Вот как? – У него слегка опустились плечи. – О, пожалуй, я знаю, что на это можно сказать: еще так много нужно сделать.
   – Джайлз, – Обри коснулась его руки, – тебя что-то тревожит. Еще что-то, кроме меня.
   Джайлз долго смотрел на море, а когда наконец заговорил, его голос звучал задумчиво и немного встревоженно:
   – Обри, Англия на пороге кризиса, я чувствую это всем своим существом. Я не могу позволить себе делать то, что мне хочется, когда наш народ уже умирает от голода. Наши тред-юнионы вооружены. Радикалы так настойчиво подталкивают страну к реформам, что она может расколоться. И если король умрет, а это вполне может случиться, то помоги нам Господь. Правительство Веллингтона будет вынуждено провести всеобщие выборы, к которым мы совершенно не готовы. Мы можем потерять большинство в палате общин, и один Бог знает, сколько сил соберут радикалы.
   – А если это произойдет, тебе, Джайлз, понадобится еще больше сил, – спокойно сказала Обри. – Тебе придется быть голосом разума, которым ты всегда был.
   – Хорошо бы, чтобы кто-нибудь другой мог стать голосом разума, – горько усмехнулся Джайлз. – Мне для разнообразия хотелось бы побыть тунеядцем. Это неправильно?
   – Нет, но это нево... – Ее слова оборвал пронзительный крик – это Айан соскользнул со своего высокого каменного насеста.
   Джайлз вскочил и побежал к мальчику, прежде чем Обри успела подобрать юбки. Он бросился за выступ скалы и вынес оттуда Айана на руках, а Обри в развевающемся сером плаще быстро пошла им навстречу.
   – Айан, что случилось? – задыхаясь, спросила она.
   – Я... я... я упал, – прошептал Айан, по-мужски стараясь сдержать слезы; у него на виске была глубокая рана, из которой стекала тонкая струйка крови.
   Джайлз отнес мальчика на одеяло, сел и посадил его к себе на колени, а Обри присела рядом с ними.
   – Камни были скользкие. Они с противоположной стороны сплошь покрыты водорослями. – Джайлз ободряюще взглянул на Обри и достал из кармана чистый носовой платок. – Но с ним все будет хорошо.
   Запустив руку в волосы Айана, Обри отодвинула их назад, чтобы Джайлз мог приложить к ране платок.
   – Ой! – вскрикнул мальчик.
   – Не вертись, – ласково сказал Джайлз. – Просто позволь мне протереть рану, хорошо? Обещаю не делать больно.
   Айан морщился, но сидел тихо и терпел. Обри была поражена как желанием ребенка быть послушным, так и нежными прикосновениями Джайлза.
   – Ну вот, – сказал граф, покончив с делом, – тревожиться не о чем. Думаю, если твоя мама позволит, ты можешь спокойно вернуться к поиску сокровищ. – Он посмотрел на Обри, и она в ответ кивнула.
   – Но я проголодался, – нерешительно сказал Айан.
   – Это всегда признак хорошего здоровья, – засмеялась Обри и подвинула корзину на середину одеяла.
   – Я должен оставить вас, мне пора идти, – заторопился Джайлз с изменившимся выражением лица.
   – Вам стоит остаться, миссис Дженкс испекла пирожок и со свининой, – сообщил Айан.
   – У нас много всего с собой, – успокоила Обри Джайлза, дотронувшись до его руки.
   – Я надеялся услышать это, – признался Джайлз с озорным блеском в глазах. – Я не завтракал на природе с... в общем, целую вечность.
   Обри аккуратно выложила из корзины еду, чувствуя, как солнце начало пригревать ей спину.
   – Разве обед на свежем воздухе – такая редкость во время светских сезонов в Лондоне, милорд? – пошутила она, подавая Джайлзу треугольный кусок чеддера. – Я думала, наше расписание заполнено такими развлечениями.
   – Это совсем не то, что здесь. – Он отломил уголок от сыра и, отдав его Айану, смотрел, как мальчик жует.
   Подняв голову, Обри встретилась с ним взглядом и, увидев волнение в его глазах, внезапно ощутила прилив знакомых захватывающих дух ощущений: как будто она только что верхом перепрыгнула через барьер высотой в четыре фута или что она свободно пустилась в плавание в неизведанную страну.
   И в этот момент Обри осознала, что хотела бы сделать этот прыжок, хотя он и рискованный. Она хотела рискнуть, потому что устала держаться вдали от Джайлза, избегать его и отворачиваться при каждой встрече. Ей нужна была его помощь – ей нужен был он. И неожиданно ей показалось, что самым разумным на свете решением будет решительно отдать свою судьбу и свое будущее в руки графа Уолрейфена.
   А как же Айан? Пойдет ли это ему на пользу? Джайлз заботливо относился к мальчику, это проявлялось во всем, что он делал. Сейчас он снова обернулся к Айану, и Обри со своего конца одеяла увидела, как он, улыбнувшись мальчику, разломил пополам, пирог и положил один кусок вниз. Когда ребенок принялся за свою порцию, лицо Джайлза потеплело, и ямочка на левой щеке стала чуть глубже.
   Обри чувствовала, что устала, устала бороться и бороться в одиночку, ей не хватало того, кто помог бы принять решение о судьбе Айана. За три года он превратился из несмышленого малыша в смелого маленького мальчика, а Обри, несмотря на ее зрелость и решительность, была не совсем готова к этому, она не была готова к материнству и к жизни в бегах, когда и спишь-то вполглаза. И ей удалось уберечь Айана от когтей его дяди, и она обеспечила ему счастливую спокойную жизнь.
   Так что плохого в том, что она и для себя хотела спокойной жизни? Что плохого в том, что она хотела любить Джайлза и быть любимой им, быть его женой и иметь от него детей? О, то, что он предлагал ей, было ужасно соблазнительно! Он предлагал ей себя и тем самым давал возможность осуществить ее мечту – найти любимого мужа, собственный дом и настоящую семью для Айана.
   Но если она расскажет Джайлзу о выдвинутых против нее обвинениях и о том, в чем ее обвиняли в прошлом, что он подумает? Этого нельзя узнать заранее, не так ли? Ей придется пойти на риск, довериться ему и молиться, чтобы ее прошлое не погубило его, – и она решилась бы на этот рискованный шаг.
   Что бы ни подумал Джайлз о ней и о ее безрассудном поведении в Шотландии, Обри начинала верить, что он так или иначе обеспечит безопасность Айану. Конечно же, Фергюс не рискнет причинить вред Айану, если Джайлз будет присматривать за мальчиком хотя бы и издали; теперь, когда в ее мыслях царило спокойствие, а сердце было свободно от страха, Обри была в этом уверена. Лорд Уолрейфен обладал большой и далеко простирающейся властью, в его распоряжении было все министерство внутренних дел, так что Айан был бы в безопасности.
   Джайлз снова повернулся к ней и улыбнулся. Его взгляд был полон глубокого чувства, в нем было счастье и удивление, удовлетворение и изрядная доля вожделения тоже. Свежий ветер, прилетевший с залива, растрепал темные волосы Джайлза, и его глаза заблестели. Да, он был хорошим человеком, исключительно честным человеком, так, быть может, пришло время и Обри стать тоже до конца честной?
   В эту ночь Обри пришла в постель Джайлза с новым для нее чувством. Ей казалось, что она нуждается в нем еще больше, чем когда-либо прежде, – и физически, и духовно. Однако она чувствовала себя немного неуверенно, почти как в ту первую ночь, когда она пришла к нему почти против собственной воли и к тому же в чрезвычайном смущении.
   Нельзя было сказать, что теперь она поступала вопреки своему желанию, но, тем не менее, Обри почему-то не покидало чувство неуверенности: она гадала, будет ли их чувство таким же сильным, когда Джайлз снова обнимет ее и между ними не останется никаких барьеров? Будет ли она еще чувствовать себя в безопасности, бросив все, за что боролась, на произвол судьбы? Или уверенность, которую она почувствовала в этот день, просто химера, ложное чувство взаимопонимания, вызванное вниманием графа к Айану?
   Но теперь Обри казалась невозможной жизнь без Джайлза. В те долгие ночи, которые Обри и Джайлз провели вместе, они сначала, не торопясь, страстно любили друг друга, а потом в ранние утренние часы долго шепотом разговаривали. Обри так не хватало общения, что теперь возможность говорить с другом казалась ей незаслуженной роскошью.
   Она, не постучав, открыла дверь в комнату Джайлза, и в первый момент он не услышал, что она вошла. Он стоял у камина в черном шелковом халате, опираясь одной рукой о каминную полку, и смотрел на языки пламени, а его волосы, отросшие за недели пребывания в Кардоу, свешивались до самых глаз. Суровый и в то же время беззащитный, он был поразительно красив. Обри осторожно кашлянула, и выражение его лица мгновенно смягчилось.
   – Обри, – он подошел и заключил ее в объятия, – Обри, любимая.
   О, так просто было броситься к нему в объятия, и еще проще было улечься в его постель; отрицать свое желание для Обри было все равно что пытаться остановить восход солнца. Торопливыми неловкими движениями они раздевали друг друга, одежды одна за другой соскальзывали на пол, – и вскоре он и она опустились на прохладные простыни. В эту ночь Джайлза переполняло желание, Обри почувствовала это, как только он дотронулся до нее; в нем бурлило безумство, как будто он считал оставшиеся им дни. Они не разговаривали, потому что за последние несколько недель их любовь постепенно перестала нуждаться в словах, вышла за пределы обычного общения и превратилась во что-то более глубокое.
   Джайлз ласкал ее губами и руками, поглаживая и погружаясь в нее, но делая все это неторопливо, а Обри предоставила своим рукам бесцеремонно блуждать по его телу, худощавому и упругому, состоявшему из одних мускулов. Погладив Джайлза одной рукой по боку, Обри спустилась ниже. Джайлз застонал, когда она взяла в руку его копье, а Обри, не выпуская его, наслаждалась ощущением тепла и шелковистости и вспоминала, как приятно было соединяться с ним в горячечном безумстве. И потом они еще долго с упоением ласкали друг друга.
   Даже сейчас, по прошествии стольких недель Джайлз казался Обри новым и прекрасным, и ей хотелось исследовать его, познакомиться с ним на опыте.
   Неожиданно Джайлз перевернулся на спину, взял Обри за талию и приподнял над собой.
   – Иди ко мне, Обри, впусти меня внутрь, – попросил он. – Давай займемся любовью.
   Джайлз был хорошим учителем, он научил Обри желать и без колебаний искать удовлетворения, которое только он мог ей дать. Она с жадностью взяла в руки его шелковистую плоть, запрокинула голову и со вздохом опустилась на него. Джайлз тихо застонал и, не выпуская Обри, опустил руки с длинными смуглыми пальцами ей на белые бедра. Обри снова приподнялась, а он крепче сжал ее бедра и откинул голову на подушку так, что у него напряглись мышцы шеи.
   Поднимаясь и опускаясь, Обри наблюдала, как страсть и желание играли на красивом лице Джайлза, и удивлялась собственной власти и способности вызвать у него восторг, удивлялась глубине своей любви к нему. На протяжении, возможно, нескольких минут или, быть может, нескольких часов тихие звуки наполняли темноту, пока вздохи Обри не стали более частыми и неистовыми. Она закрыла глаза, наклонилась и положила руки на грудь Джайлза, чтобы чувствовать его силу, когда он поднимался ей навстречу, и ее волосы, уже распущенные, рассыпавшись по плечам, смешались с волосами Джайлза. Ощущения увлекли ее в темное, бурлящее облако желания. Запахи мужчины, пота и любви окружали их тяжелым чувственным туманом. Тяжело дыша, Обри наклонилась вперед и поцеловала Джайлза в шею. Ощутив соль на губах, она слизнула ее и, выпрямившись, увидела, что Джайлз смотрит на нее. Притянув к себе ее голову, он поцеловал ее, ритмично двигая языком и одновременно приподнимая ее над собой. Жар его рук обжег Обри кожу, когда они скользнули ей на ягодицы, чтобы полностью раскрыть ее для мощных толчков Джайлза.