Джон Диксон Карр
Часы-убийцы
Предисловие
Джон Диксон Карр – английский писатель американского происхождения, родился в 1905 году в Пенсильвании. Был журналистом. Как автор детективных романов выступил в 1930 году с произведением "Оно ходит по ночам". Публиковался под собственным именем и под псевдонимом Карр Диксон и Картер Диксон, что давало ему возможность разрабатывать две самостоятельные серии детективных романов, объединенных сквозными главными героями.
Бессмертна фигура придуманного им в 1933 году детектива доктора Гидеона Фелла – врача и ученого, героя 24 его книг. Доктор Фелл является героем и романа "Черные очки", который заслуженно считается образцом решения "загадки запертой комнаты" – одной из самых эффектных, но одновременно и самых трудных схем построения детективного романа. Еще 22 сюжета посвящены сэру Генри Мерривейлу, олицетворяющему трезвый ум и английский здравый рассудок, а в пяти книгах в качестве главного героя появляется инспектор Бенколин.
В 1936 году по рекомендации Дороти Сайерс писатель принят в члены Детективного клуба (председательствовал на собрании Г. К. Честертон). В 1948 году он возвратился в Соединенные Штаты, где был избран президентом ассоциации писателей детективного жанра, а также членом нью-йоркского клуба Добровольцев с Бейкер-стрит.
Диксон Карр считался специалистом по Артуру Конан Дойлу, книгу о нем выпустил в 1949 году. В беллетризированной биографии автора романов о знаменитом сыщике Шерлоке Холмсе "Жизнь сэра Артура Конан Дойла" он попытался "реконструировать" образ писателя, которого считал своим учителем. При этом он опирался на документы, старые бумаги, письма, в которых, по словам Д. Карра, "заключены живые чувства, заключено то, что он чувствовал тогда, когда в жилах его бежала горячая кровь, – заключена правда". Здесь он отказался от своего обычного тяготения к мистификации, стилизации, литературной игре.
А вот игру в Шерлока Холмса (а о нем сочинялись анекдоты, основывались многочисленный клубы его почитателей и подражателей, составлялись биографии и энциклопедии, ему даже был установлен памятник на месте его несостоявшейся гибели – на утесах Раушенбахского водопада и т. д.), поддержал, создав совместно с сыном Конан Дойла Адрианом сборник "Подвиги Шерлока Холмса", где "описал" те истории, которые великий сыщик упоминает лишь вскользь. Он как бы сам становится сыщиком и ведет расследование... Для Карра вообще характерен интерес к реконструкции прошлого, к разгадке конкретных исторических тайн. В романе "Убийство сэра Эдмунда Годфри" он даже выдвинул свою версию знаменитого преступления XVII века.
После 1950 года Диксоном Карром были написаны десять исторических детективов, воссоздающих Англию XIX века, а в "Тайне лондонского моста" и "Дьяволе в бархате" – даже XVIII и XVII веков. К этой серии принадлежит и роман "Скандал в Хай Чимниз".
Умер писатель в феврале 1977 г. Произведения Джона Диксона Карра пользовались и пользуются огромной популярностью среди любителей детектива всего мира, они переведены практически на все европейские языки, однако в нашей стране до сих пор почти не издавались.
И. А. Осиновская
Бессмертна фигура придуманного им в 1933 году детектива доктора Гидеона Фелла – врача и ученого, героя 24 его книг. Доктор Фелл является героем и романа "Черные очки", который заслуженно считается образцом решения "загадки запертой комнаты" – одной из самых эффектных, но одновременно и самых трудных схем построения детективного романа. Еще 22 сюжета посвящены сэру Генри Мерривейлу, олицетворяющему трезвый ум и английский здравый рассудок, а в пяти книгах в качестве главного героя появляется инспектор Бенколин.
В 1936 году по рекомендации Дороти Сайерс писатель принят в члены Детективного клуба (председательствовал на собрании Г. К. Честертон). В 1948 году он возвратился в Соединенные Штаты, где был избран президентом ассоциации писателей детективного жанра, а также членом нью-йоркского клуба Добровольцев с Бейкер-стрит.
Диксон Карр считался специалистом по Артуру Конан Дойлу, книгу о нем выпустил в 1949 году. В беллетризированной биографии автора романов о знаменитом сыщике Шерлоке Холмсе "Жизнь сэра Артура Конан Дойла" он попытался "реконструировать" образ писателя, которого считал своим учителем. При этом он опирался на документы, старые бумаги, письма, в которых, по словам Д. Карра, "заключены живые чувства, заключено то, что он чувствовал тогда, когда в жилах его бежала горячая кровь, – заключена правда". Здесь он отказался от своего обычного тяготения к мистификации, стилизации, литературной игре.
А вот игру в Шерлока Холмса (а о нем сочинялись анекдоты, основывались многочисленный клубы его почитателей и подражателей, составлялись биографии и энциклопедии, ему даже был установлен памятник на месте его несостоявшейся гибели – на утесах Раушенбахского водопада и т. д.), поддержал, создав совместно с сыном Конан Дойла Адрианом сборник "Подвиги Шерлока Холмса", где "описал" те истории, которые великий сыщик упоминает лишь вскользь. Он как бы сам становится сыщиком и ведет расследование... Для Карра вообще характерен интерес к реконструкции прошлого, к разгадке конкретных исторических тайн. В романе "Убийство сэра Эдмунда Годфри" он даже выдвинул свою версию знаменитого преступления XVII века.
После 1950 года Диксоном Карром были написаны десять исторических детективов, воссоздающих Англию XIX века, а в "Тайне лондонского моста" и "Дьяволе в бархате" – даже XVIII и XVII веков. К этой серии принадлежит и роман "Скандал в Хай Чимниз".
Умер писатель в феврале 1977 г. Произведения Джона Диксона Карра пользовались и пользуются огромной популярностью среди любителей детектива всего мира, они переведены практически на все европейские языки, однако в нашей стране до сих пор почти не издавались.
И. А. Осиновская
1. Открытая дверь в Линкольнс Инн Филдс
– Загадочные преступления? – задумчиво отозвался доктор Фелл, после того как мы успели обсудить уотерфолское дело и ряд других, не менее странных случаев. – Не сказал бы. Загадочными они выглядят, только если вырывать факты из их естественной связи. Возьмем, например, такую историю, – с одышкой астматика продолжал он. – Вор проник в часовую мастерскую и украл стрелки больших башенных часов. Он ничего не взял, ни к чему не притронулся, кроме двух почти ничего не стоящих стрелок... Ну? С чего бы вы начали, если бы вам было поручено расследовать этот случай? Как бы вы вообще квалифицировали преступление?
Я думал, что доктор просто дал волю воображению, как это ему часто случалось делать, сидя в удобном кресле перед полным бокалом. Поэтому и брякнул, не задумываясь, что обвинил бы, пожалуй, вора в попытке убить время, и ждал уже, что услышу в ответ презрительное хмыканье. Результат, однако, оказался иным. Доктор Фелл закурил сигару, его багровое лицо и огромный двойной подбородок выглядели задумчиво, – если так можно сказать о двойном подбородке; маленькие глазки за пенсне на широкой черной ленте сузились в щелки. Несколько мгновений он молчал, поглаживая свои длинные разбойничьи усы, а потом решительно кивнул.
– Верно! Уверяю вас, вы попали в самую точку! – он ткнул сигарой в мою сторону. – Потому, знаете ли, от этого убийства и пробирает мороз по коже. Кошмарная идея пришла в голову Боскомбу – а ведь фактически он затеял все только для того, чтобы как-то убить время!..
– Боскомб – убийца?
– Во всяком случае, он сознался, что хотел убить. Что же касается настоящего убийцы – тут дело обстоит хуже. Меня трудно назвать нервным человеком, – продолжал, громко пыхтя, Фелл, – слишком уж я тяжеловесен, сами поглядите. Клянусь, однако, что это проклятое дело изрядно меня пугает – единственный в моей жизни случай, других не припомню. Напомните как-нибудь, чтобы я рассказал вам о нем.
Больше об этом деле я от него не слышал, потому что вечером мы втроем, вместе с его женой, пошли в театр, а на следующий день я уехал из Лондона. Сомнительно, впрочем, что он стал бы подробно рассказывать о том, как ему удалось спасти честь Скотленд Ярда при обстоятельствах, не имеющих прецедента в истории криминалистики. Для всех, кто знает доктора Фелла, будут, несомненно, интересны подробности дела, которое смогло даже доктора лишить его вошедшего в поговорку спокойствия. В конечном счете я услышал всю эту историю от профессора Мелсона, того самого Мелсона, который был свидетелем во время процесса. Дело происходило осенью, а на следующий год доктор Фелл окончательно перебрался в Лондон (почему – вы узнаете в конце книги); более того, этот случай был последним официальным делом старшего инспектора Девида Хедли. Нет, он не ушел на пенсию, – сейчас Хедли – начальник полиции графства, – но об этом тоже потом.
Поскольку четыре месяца назад умерло одно из главных действующих лиц этой истории, исчезли причины хранить о ней молчание. Предоставим поэтому слово фактам. Между прочим, когда Мелсон кончил свой рассказ, я понял, почему он до сих пор с предубеждением относится к позолоте и окнам в потолке, хотя и его трудно причислить к нервным людям; понял, в чем состоял дьявольский замысел преступника и почему он избрал столь своеобразное оружие; понял, наконец, почему Хедли назвал этот случай "делом о летающей перчатке" – короче говоря, мне стало ясно, почему доктор Фелл считает его самым трудным из своих дел.
Мелсон хорошо помнил, что все началось ночью 4 сентября – ровно через неделю он должен был отплыть домой, чтобы успеть к началу нового учебного года. Он сильно устал. Отпуск не отпуск, если человек поддастся подсознательной потребности, поддерживая свою научную репутацию, "подготовить публикацию". Труд под названием "Ранние исторические произведения епископа Бернета, сокращенное издание под редакцией Уолтера С. Мелсона", летом продвигался вперед очень и очень медленно. В тот вечер, однако, настроение у Мелсона было отличное. Еще бы, ведь рядом с ним шагал его старый друг, – на голове старая широкополая черная шляпа, на грузном теле поблескивающий в свете уличных фонарей черный плащ, – в пылу беседы сильно стуча тростью по мостовой безлюдной улицы.
Они шли в сторону Холборна, время приближалось к полуночи, ночь была ветреной и холодной. Гостиницы в эту пору года переполнены, и Мелсону не удалось найти себе ничего лучшего, чем неуютный двухкомнатный номер на третьем этаже дома в Линкольне Инн Филдс. В столь поздний час они шли из кино: доктор Фелл, страстный поклонник дарования мисс Мириам Хопкинс, уговорил друга посмотреть два сеанса подряд. Мелсон зато похвастался чудесной находкой: накануне в антикварном магазине Фойла ему удалось купить средневековую латинскую рукопись, и доктор не терпящим возражений голосом заявил, что не пойдет домой, пока хоть одним глазком не взглянет на нее.
– Между прочим, – пропыхтел он, – не думаете же вы всерьез так рано ложиться спать? Не огорчайте меня, дружище! Если такой молодой и подвижный человек, как вы...
– Мне сорок два года, – перебил Мелсон.
– Если мужчина старше тридцати лет заводит разговор о позднем времени, – пророкотал его друг, – значит, он начинает покрываться плесенью. Вот я смотрю на вас, – Фелл поправил пенсне, – и что я вижу? Разочаровавшегося, унылого Шерлока Холмса. Куда девалась ваша былая жажда приключений? Неутолимое любопытство?
– Грейт Тернстайл-стрит, – глянув на табличку, сказал Мелсон. – Нам теперь направо. Кстати, – добавил он, постукивая трубкой по ладони, – если уж речь зашла о неутолимом любопытстве. Занимаетесь каким-нибудь новым расследованием?
– Может быть, займусь, еще не знаю, – пробурчал Фелл. – Возможно, удастся что-то выжать из убийства в магазине, хотя вряд ли...
– А что там стряслось?
– Хедли упомянул о нем вчера за ужином, но подробностей он и сам еще не знает. Не получил еще рапорта, хотя послал туда одного из своих лучших людей. Началось с серии краж в большом универмаге, и преступницу – это женщина – не удалось схватить за шиворот...
– Ну, магазинные кражи...
– Знаю, знаю. Только в этих кражах есть что-то чертовски странное. К тому же у истории есть продолжение! Жуткое, черт бы его побрал, продолжение, Мелсон! – Несколько секунд Фелл молча пыхтел, поправляя на носу очки. – До продолжения дело дошло неделю назад в универмаге "Гембридж". Вы что – газет не читаете? В ювелирном отделе была какая-то распродажа или что-то в этом роде, толпа огромная. Среди толпы – один из мелких сыщиков, нанятых фирмой, незаметный человечек в простом пиджаке, с напомаженными волосами. Внезапно он хватает кого-то за руку; свалка, крик, поднос с дешевенькими стразами летит на землю. В разгар суматохи наш человечек вдруг со стоном повалился на пол. Кто-то обратил внимание на расплывающееся под ним кровавое пятно. Когда его перевернули, оказалось, что живот у него распорот каким-то острым предметом! Вскоре он умер.
Они свернули в переулок, и в лицо им ударил холодный сырой ветер. Жалюзи магазинов были опущены, вывески поскрипывали на ветру, их позолоченные буквы слабо вспыхивали в неровном свете газовых фонарей. Была ли причиной тому мрачная тема разговора или замирающий шум ночного города, но Мелсон нервно оглянулся.
– Господи! – вырвалось у него. – Не хотите же вы сказать, что кто-то убил человека, чтобы не быть пойманным на магазинной краже?
– Именно так. И как убил, старина! Отвратительная, должен сказать, история. Никаких следов, никакого описания внешности, известно только, что это была женщина. Видели ее человек пятьдесят, по меньшей мере, но описывают все по-разному. Исчезла, вот и все. Худшее, что могло случиться. Никакого следа, который мог бы куда-то привести.
– Пропало что-нибудь ценное?
– Карманные часы старинной работы, лежавшие на рекламном стенде. – Неожиданно в голосе Фелла появилась резкая нота: – Кстати, Мелсон, в каком доме вы живете на Линкольне Инн Филдс?
Мелсон невольно сделал шаг назад – отчасти потому, что хотел зажечь свою трубку, отчасти из-за того, что у него внезапно стало нехорошо на душе. То ли маленькие немигающие глаза Фелла, разглядывавшие его в свете спички, то ли глухие удары часов, где-то вдали отбивавших полночь, пробудили его фантазию. На мгновение Мелсону почудился в коренастой закутанной в плащ фигуре доктора какой-то злой дух, вокруг которого, словно крылья, взметнулись черные ленты пенсне. И ко всему еще далекий глухой бой часов – все мы немного суеверны... Он затоптал спичку, и они пошли дальше. Только звук шагов нарушал теперь угрюмую тишину ночи.
– В пятнадцатом. А что?
– Ну, тогда слушайте внимательно. Судя по всему, ваш ближайший сосед – человек, весьма заинтересовавший меня в последнее время. Странный старик по имени Карвер. Часовой мастер с очень хорошей репутацией. Гм-м, даже превосходной. К слову сказать, вы имеете представление о часовом деле? Любопытное занятие. Универмаг часто брал у Карвера напрокат не очень ценные экземпляры старинных часов для своей выставки; пропавшие часы тоже принадлежали ему, но вообще-то, насколько я знаю, они при случае выпрашивали интересные экспонаты и в музее Гилдхолла. Я только ломаю голову...
– Вы, жалкий обманщик! – взорвался Мелсон, но тут же засмеялся, и в ответ широкая улыбка появилась на круглом, словно полная луна, лице Фелла. – Подозреваю, что вас на самом деле ничуть не интересует моя рукопись. Сейчас, однако, – на мгновение он заколебался, – я вспомнил, что совсем позабыл рассказать вам, какая странная история произошла у нас сегодня утром.
– Странная история?
Мелсон бросил взгляд в конец улицы, где в свете фонарей уже можно было разглядеть бледную зелень деревьев Линкольне Инн Филдс.
– Это была шутка, – ответил он задумчиво, – вернее, что-то вроде шутки. Случилось это сегодня утром. Я вышел после завтрака выкурить трубку и немного подышать воздухом, было около девяти часов. Здесь почти у каждого дома высокое крыльцо с навесом на оелых колоннах и каменными скамейками по бокам. Выйдя на улицу, я увидел шагавшего по нашей стороне полицейского. Я присел на скамейку, закурил и стал лениво разглядывать соседний дом... Меня заинтриговала вывеска этого самого часового мастера, на которой стояло "Иоганнес Карвер". Любопытно, откуда в наше время такое имя – Иоганнес?
– И что дальше?
– А дальше началась забавная история, – неохотно проговорил Мелсон. – Внезапно распахнулась дверь, выскочила какая-то старушка с горящими глазами и едва не скатилась по ступенькам прямо к ногам как раз подошедшего к их дому стража порядка. Сначала мне показалось, что речь идет о каком-то ограблении, потом, что она требует отправить соседских детей в исправительную колонию... орала она, хоть уши затыкай. За ней вышла женщина помоложе, собственно говоря, красивая белокурая девушка... (и до чего же красивая, – добавил про себя Мелсон, – вся какая-то воздушная, солнечные лучики в волосах...) Само собой, чтобы они не решили, будто я подсматриваю за ними, я сделал вид, что просто отдыхаю, не обращая на них никакого внимания. Судя по тому, что мне удалось краем уха услышать, эта старуха – экономка Иоганнеса Карвера. Иоганнес, оказывается, последние несколько недель работал над большими башенными часами, которые сэр такой-то заказал ему для своего деревенского поместья. Не то чтобы у мастера так уж лежала душа к этой работе, но он взялся за нее, чтобы услужить этому самому сэру, своему доброму другу... так, во всяком случае, говорила старуха. Накануне вечером Карвер закончил работу, покрыл циферблат лаком, выкрасил корпус и оставил часы сохнуть. А потом кто-то пробрался в мастерскую и изувечил часы – украл обе стрелки. Шутки ради, надо полагать?
– Не нравятся мне такие шутки, – после короткой паузы ответил Фелл. – Совсем не нравятся. – Он взмахнул тростью. – Ну, а что сделал бдительный страж порядка?
– Явно был изумлен до глубины души. Сделал массу заметок в своем блокноте, но, пожалуй, ничего больше. Девушка постаралась успокоить старуху, сказав, что, вероятно, все это шутка, хотя и не очень смешная, потому что часы как-никак испорчены. Потом они вошли в дом. Самого Иоганнеса я так и не видел.
– Гм-м... Девушка-родственница Карвера?
– Думаю, что да. Доктор Фелл пробурчал:
– Черт возьми, Мелсон, надо будет поосновательнее расспросить Хедли. Не знаете, живет еще кто-нибудь в том доме?
– Точно не знаю, но дом довольно большой, так что, скорее всего, живет. Ну да, я же видел на двери табличку с фамилией какого-то адвоката. Послушайте, вы думаете, что все это может быть связано...
Они уже подошли к северному концу Линкольн Инн Филдс. Площадь казалась намного больше, чем при дневном свете. Тротуары перед домами были чисто подметены, сквозь спущенные шторы кое-где пробивались полоски света. Деревья парка выглядели сейчас как дремучий лес. Лунный свет был таким же холодным, как и свет уличных фонарей.
– Свернем направо, – сказал Мелсон. – Еще через два дома... – Он показал рукой на плоский фасад здания. – Вон там живу я, а в соседнем доме – Карвер. Не знаю, имеет ли смысл стоять и глазеть...
– Как знать? – перебил Фелл. – Взгляните-ка, дверь приоткрыта.
Они отпрянули в тень. Мелсон был потрясен – тем более, что в доме номер 16 царила полная темнота. В обманчивом свете фонарей и луны дом напоминал нарисованную пастелью картину: узкое, высокое, неуклюжее здание из кирпича с белыми прямоугольниками оконных рам. Несколько ступенек вели к крыльцу с крохотным навесом, поддерживаемым каменными колоннами. Тяжелая дверь слегка покачивалась. Мелсон готов был присягнуть, что даже слышит ее поскрипыванье.
– Что это, по-вашему? – обратился он к Феллу и почувствовал, что в голосе его внезапно появились визгливые нотки.
Тут же он умолк, потому что в густой тени растущего перед домом дерева что-то шевельнулось – там несомненно кто-то скрывался. Дом внезапно ожил. Послышались чьи-то переходящие в плач причитания неразборчивые обрывки фраз звучали так, словно выкрикивавший их обвинял кого-то. Тень отделилась от дерева, вышла на мостовую, и Мелсон с облегчением различил очертания полицейского шлема. Затем послышались тяжелые шаги, вспыхнул фонарик, и полицейский начал подниматься по ступенькам дома номер 16.
Я думал, что доктор просто дал волю воображению, как это ему часто случалось делать, сидя в удобном кресле перед полным бокалом. Поэтому и брякнул, не задумываясь, что обвинил бы, пожалуй, вора в попытке убить время, и ждал уже, что услышу в ответ презрительное хмыканье. Результат, однако, оказался иным. Доктор Фелл закурил сигару, его багровое лицо и огромный двойной подбородок выглядели задумчиво, – если так можно сказать о двойном подбородке; маленькие глазки за пенсне на широкой черной ленте сузились в щелки. Несколько мгновений он молчал, поглаживая свои длинные разбойничьи усы, а потом решительно кивнул.
– Верно! Уверяю вас, вы попали в самую точку! – он ткнул сигарой в мою сторону. – Потому, знаете ли, от этого убийства и пробирает мороз по коже. Кошмарная идея пришла в голову Боскомбу – а ведь фактически он затеял все только для того, чтобы как-то убить время!..
– Боскомб – убийца?
– Во всяком случае, он сознался, что хотел убить. Что же касается настоящего убийцы – тут дело обстоит хуже. Меня трудно назвать нервным человеком, – продолжал, громко пыхтя, Фелл, – слишком уж я тяжеловесен, сами поглядите. Клянусь, однако, что это проклятое дело изрядно меня пугает – единственный в моей жизни случай, других не припомню. Напомните как-нибудь, чтобы я рассказал вам о нем.
Больше об этом деле я от него не слышал, потому что вечером мы втроем, вместе с его женой, пошли в театр, а на следующий день я уехал из Лондона. Сомнительно, впрочем, что он стал бы подробно рассказывать о том, как ему удалось спасти честь Скотленд Ярда при обстоятельствах, не имеющих прецедента в истории криминалистики. Для всех, кто знает доктора Фелла, будут, несомненно, интересны подробности дела, которое смогло даже доктора лишить его вошедшего в поговорку спокойствия. В конечном счете я услышал всю эту историю от профессора Мелсона, того самого Мелсона, который был свидетелем во время процесса. Дело происходило осенью, а на следующий год доктор Фелл окончательно перебрался в Лондон (почему – вы узнаете в конце книги); более того, этот случай был последним официальным делом старшего инспектора Девида Хедли. Нет, он не ушел на пенсию, – сейчас Хедли – начальник полиции графства, – но об этом тоже потом.
Поскольку четыре месяца назад умерло одно из главных действующих лиц этой истории, исчезли причины хранить о ней молчание. Предоставим поэтому слово фактам. Между прочим, когда Мелсон кончил свой рассказ, я понял, почему он до сих пор с предубеждением относится к позолоте и окнам в потолке, хотя и его трудно причислить к нервным людям; понял, в чем состоял дьявольский замысел преступника и почему он избрал столь своеобразное оружие; понял, наконец, почему Хедли назвал этот случай "делом о летающей перчатке" – короче говоря, мне стало ясно, почему доктор Фелл считает его самым трудным из своих дел.
Мелсон хорошо помнил, что все началось ночью 4 сентября – ровно через неделю он должен был отплыть домой, чтобы успеть к началу нового учебного года. Он сильно устал. Отпуск не отпуск, если человек поддастся подсознательной потребности, поддерживая свою научную репутацию, "подготовить публикацию". Труд под названием "Ранние исторические произведения епископа Бернета, сокращенное издание под редакцией Уолтера С. Мелсона", летом продвигался вперед очень и очень медленно. В тот вечер, однако, настроение у Мелсона было отличное. Еще бы, ведь рядом с ним шагал его старый друг, – на голове старая широкополая черная шляпа, на грузном теле поблескивающий в свете уличных фонарей черный плащ, – в пылу беседы сильно стуча тростью по мостовой безлюдной улицы.
Они шли в сторону Холборна, время приближалось к полуночи, ночь была ветреной и холодной. Гостиницы в эту пору года переполнены, и Мелсону не удалось найти себе ничего лучшего, чем неуютный двухкомнатный номер на третьем этаже дома в Линкольне Инн Филдс. В столь поздний час они шли из кино: доктор Фелл, страстный поклонник дарования мисс Мириам Хопкинс, уговорил друга посмотреть два сеанса подряд. Мелсон зато похвастался чудесной находкой: накануне в антикварном магазине Фойла ему удалось купить средневековую латинскую рукопись, и доктор не терпящим возражений голосом заявил, что не пойдет домой, пока хоть одним глазком не взглянет на нее.
– Между прочим, – пропыхтел он, – не думаете же вы всерьез так рано ложиться спать? Не огорчайте меня, дружище! Если такой молодой и подвижный человек, как вы...
– Мне сорок два года, – перебил Мелсон.
– Если мужчина старше тридцати лет заводит разговор о позднем времени, – пророкотал его друг, – значит, он начинает покрываться плесенью. Вот я смотрю на вас, – Фелл поправил пенсне, – и что я вижу? Разочаровавшегося, унылого Шерлока Холмса. Куда девалась ваша былая жажда приключений? Неутолимое любопытство?
– Грейт Тернстайл-стрит, – глянув на табличку, сказал Мелсон. – Нам теперь направо. Кстати, – добавил он, постукивая трубкой по ладони, – если уж речь зашла о неутолимом любопытстве. Занимаетесь каким-нибудь новым расследованием?
– Может быть, займусь, еще не знаю, – пробурчал Фелл. – Возможно, удастся что-то выжать из убийства в магазине, хотя вряд ли...
– А что там стряслось?
– Хедли упомянул о нем вчера за ужином, но подробностей он и сам еще не знает. Не получил еще рапорта, хотя послал туда одного из своих лучших людей. Началось с серии краж в большом универмаге, и преступницу – это женщина – не удалось схватить за шиворот...
– Ну, магазинные кражи...
– Знаю, знаю. Только в этих кражах есть что-то чертовски странное. К тому же у истории есть продолжение! Жуткое, черт бы его побрал, продолжение, Мелсон! – Несколько секунд Фелл молча пыхтел, поправляя на носу очки. – До продолжения дело дошло неделю назад в универмаге "Гембридж". Вы что – газет не читаете? В ювелирном отделе была какая-то распродажа или что-то в этом роде, толпа огромная. Среди толпы – один из мелких сыщиков, нанятых фирмой, незаметный человечек в простом пиджаке, с напомаженными волосами. Внезапно он хватает кого-то за руку; свалка, крик, поднос с дешевенькими стразами летит на землю. В разгар суматохи наш человечек вдруг со стоном повалился на пол. Кто-то обратил внимание на расплывающееся под ним кровавое пятно. Когда его перевернули, оказалось, что живот у него распорот каким-то острым предметом! Вскоре он умер.
Они свернули в переулок, и в лицо им ударил холодный сырой ветер. Жалюзи магазинов были опущены, вывески поскрипывали на ветру, их позолоченные буквы слабо вспыхивали в неровном свете газовых фонарей. Была ли причиной тому мрачная тема разговора или замирающий шум ночного города, но Мелсон нервно оглянулся.
– Господи! – вырвалось у него. – Не хотите же вы сказать, что кто-то убил человека, чтобы не быть пойманным на магазинной краже?
– Именно так. И как убил, старина! Отвратительная, должен сказать, история. Никаких следов, никакого описания внешности, известно только, что это была женщина. Видели ее человек пятьдесят, по меньшей мере, но описывают все по-разному. Исчезла, вот и все. Худшее, что могло случиться. Никакого следа, который мог бы куда-то привести.
– Пропало что-нибудь ценное?
– Карманные часы старинной работы, лежавшие на рекламном стенде. – Неожиданно в голосе Фелла появилась резкая нота: – Кстати, Мелсон, в каком доме вы живете на Линкольне Инн Филдс?
Мелсон невольно сделал шаг назад – отчасти потому, что хотел зажечь свою трубку, отчасти из-за того, что у него внезапно стало нехорошо на душе. То ли маленькие немигающие глаза Фелла, разглядывавшие его в свете спички, то ли глухие удары часов, где-то вдали отбивавших полночь, пробудили его фантазию. На мгновение Мелсону почудился в коренастой закутанной в плащ фигуре доктора какой-то злой дух, вокруг которого, словно крылья, взметнулись черные ленты пенсне. И ко всему еще далекий глухой бой часов – все мы немного суеверны... Он затоптал спичку, и они пошли дальше. Только звук шагов нарушал теперь угрюмую тишину ночи.
– В пятнадцатом. А что?
– Ну, тогда слушайте внимательно. Судя по всему, ваш ближайший сосед – человек, весьма заинтересовавший меня в последнее время. Странный старик по имени Карвер. Часовой мастер с очень хорошей репутацией. Гм-м, даже превосходной. К слову сказать, вы имеете представление о часовом деле? Любопытное занятие. Универмаг часто брал у Карвера напрокат не очень ценные экземпляры старинных часов для своей выставки; пропавшие часы тоже принадлежали ему, но вообще-то, насколько я знаю, они при случае выпрашивали интересные экспонаты и в музее Гилдхолла. Я только ломаю голову...
– Вы, жалкий обманщик! – взорвался Мелсон, но тут же засмеялся, и в ответ широкая улыбка появилась на круглом, словно полная луна, лице Фелла. – Подозреваю, что вас на самом деле ничуть не интересует моя рукопись. Сейчас, однако, – на мгновение он заколебался, – я вспомнил, что совсем позабыл рассказать вам, какая странная история произошла у нас сегодня утром.
– Странная история?
Мелсон бросил взгляд в конец улицы, где в свете фонарей уже можно было разглядеть бледную зелень деревьев Линкольне Инн Филдс.
– Это была шутка, – ответил он задумчиво, – вернее, что-то вроде шутки. Случилось это сегодня утром. Я вышел после завтрака выкурить трубку и немного подышать воздухом, было около девяти часов. Здесь почти у каждого дома высокое крыльцо с навесом на оелых колоннах и каменными скамейками по бокам. Выйдя на улицу, я увидел шагавшего по нашей стороне полицейского. Я присел на скамейку, закурил и стал лениво разглядывать соседний дом... Меня заинтриговала вывеска этого самого часового мастера, на которой стояло "Иоганнес Карвер". Любопытно, откуда в наше время такое имя – Иоганнес?
– И что дальше?
– А дальше началась забавная история, – неохотно проговорил Мелсон. – Внезапно распахнулась дверь, выскочила какая-то старушка с горящими глазами и едва не скатилась по ступенькам прямо к ногам как раз подошедшего к их дому стража порядка. Сначала мне показалось, что речь идет о каком-то ограблении, потом, что она требует отправить соседских детей в исправительную колонию... орала она, хоть уши затыкай. За ней вышла женщина помоложе, собственно говоря, красивая белокурая девушка... (и до чего же красивая, – добавил про себя Мелсон, – вся какая-то воздушная, солнечные лучики в волосах...) Само собой, чтобы они не решили, будто я подсматриваю за ними, я сделал вид, что просто отдыхаю, не обращая на них никакого внимания. Судя по тому, что мне удалось краем уха услышать, эта старуха – экономка Иоганнеса Карвера. Иоганнес, оказывается, последние несколько недель работал над большими башенными часами, которые сэр такой-то заказал ему для своего деревенского поместья. Не то чтобы у мастера так уж лежала душа к этой работе, но он взялся за нее, чтобы услужить этому самому сэру, своему доброму другу... так, во всяком случае, говорила старуха. Накануне вечером Карвер закончил работу, покрыл циферблат лаком, выкрасил корпус и оставил часы сохнуть. А потом кто-то пробрался в мастерскую и изувечил часы – украл обе стрелки. Шутки ради, надо полагать?
– Не нравятся мне такие шутки, – после короткой паузы ответил Фелл. – Совсем не нравятся. – Он взмахнул тростью. – Ну, а что сделал бдительный страж порядка?
– Явно был изумлен до глубины души. Сделал массу заметок в своем блокноте, но, пожалуй, ничего больше. Девушка постаралась успокоить старуху, сказав, что, вероятно, все это шутка, хотя и не очень смешная, потому что часы как-никак испорчены. Потом они вошли в дом. Самого Иоганнеса я так и не видел.
– Гм-м... Девушка-родственница Карвера?
– Думаю, что да. Доктор Фелл пробурчал:
– Черт возьми, Мелсон, надо будет поосновательнее расспросить Хедли. Не знаете, живет еще кто-нибудь в том доме?
– Точно не знаю, но дом довольно большой, так что, скорее всего, живет. Ну да, я же видел на двери табличку с фамилией какого-то адвоката. Послушайте, вы думаете, что все это может быть связано...
Они уже подошли к северному концу Линкольн Инн Филдс. Площадь казалась намного больше, чем при дневном свете. Тротуары перед домами были чисто подметены, сквозь спущенные шторы кое-где пробивались полоски света. Деревья парка выглядели сейчас как дремучий лес. Лунный свет был таким же холодным, как и свет уличных фонарей.
– Свернем направо, – сказал Мелсон. – Еще через два дома... – Он показал рукой на плоский фасад здания. – Вон там живу я, а в соседнем доме – Карвер. Не знаю, имеет ли смысл стоять и глазеть...
– Как знать? – перебил Фелл. – Взгляните-ка, дверь приоткрыта.
Они отпрянули в тень. Мелсон был потрясен – тем более, что в доме номер 16 царила полная темнота. В обманчивом свете фонарей и луны дом напоминал нарисованную пастелью картину: узкое, высокое, неуклюжее здание из кирпича с белыми прямоугольниками оконных рам. Несколько ступенек вели к крыльцу с крохотным навесом, поддерживаемым каменными колоннами. Тяжелая дверь слегка покачивалась. Мелсон готов был присягнуть, что даже слышит ее поскрипыванье.
– Что это, по-вашему? – обратился он к Феллу и почувствовал, что в голосе его внезапно появились визгливые нотки.
Тут же он умолк, потому что в густой тени растущего перед домом дерева что-то шевельнулось – там несомненно кто-то скрывался. Дом внезапно ожил. Послышались чьи-то переходящие в плач причитания неразборчивые обрывки фраз звучали так, словно выкрикивавший их обвинял кого-то. Тень отделилась от дерева, вышла на мостовую, и Мелсон с облегчением различил очертания полицейского шлема. Затем послышались тяжелые шаги, вспыхнул фонарик, и полицейский начал подниматься по ступенькам дома номер 16.
2. Часовая стрелка убийцы
Доктор Фелл, тяжело пыхтя, подбежал к крыльцу и кончиком вытянутой трости коснулся плеча полицейского. Луч фонарика повернулся к нему.
– Что случилось? – спросил доктор. – И, если можно, не светите, пожалуйста, мне в глаза.
– Вам-то что надо, сэр? – чуть раздраженно проворчал полицейский.
– Посветите, впрочем, еще секунду. Что же это, Пирс? Не узнаете меня? Я вас сразу узнал. Видел вас в управлении... Вы ведь из людей инспектора Хедли, не так ли?
Чуть помявшись, полицейский пришел к выводу, что появление доктора Фелла вряд ли может быть случайным.
– Не припоминаю, сэр, но все равно можете зайти со мной, – выдавил он из себя в конце концов. Доктор Фелл махнул рукой переминавшемуся с ноги на ногу Мелсону, и они вошли в дом вслед за констеблем Пирсом.
Внутри, в длинном холле, не было уже совсем темно. Со стороны лестницы, которая в конце комнаты вела на второй этаж, падал вниз свет. Кошмарные вопли умолкли, словно кто-то ждал, прислушиваясь к происходящему. Откуда-то слева, из-за закрытой двери, до Мелсона донеслись странные звуки. Сначала он принял их за торопливый взволнованный шепот, но потом сообразил, что это тикает множество часов. В то же мгновение наверху прозвучал женский голос:
– Есть там кто-нибудь? – Что-то зашелестело, и тот же голос выкрикнул: – Я больше не выдержу! Я не могу пройти мимо него, говорю вам, не могу! Столько крови! – слова перешли в рыдание.
Услышав эти слова, Пирс как-то странно вскрикнул и побежал наверх. Луч фонарика прыгал перед ним по ступенькам, оба спутника Пирса бежали следом за ним. Прекрасная дубовая лестница с тяжелыми перилами, покрытая слегка вытертым ковром. Солидный английский дом – в таком доме просто не место насилию. В конце лестницы была открытая двустворчатая дверь. Свет из комнаты за дверью обрисовывал силуэты двух людей, стоявших возле порога; чуть подальше, в кресле, сидел и третий.
На самом пороге лежал на спине, чуть изогнувшись на правый бок, человек. Желтоватый свет очерчивал глубокими тенями лицо и вздрагивавшие еще мускулы руки. Шевелились и веки, из-под которых поблескивали белки глаз. Рот был приоткрыт, спина сгорблена, как от приступа боли. Мелсон готов был присягнуть, что слышал еще шорох царапающих ковер ногтей, но это была лишь только предсмертная агония, потому что кровь уже не лилась изо рта. Нога лежавшего последний раз вздрогнула, и веки больше не шевелились.
Мелсону стало нехорошо. Он невольно шагнул и, потеряв равновесие, едва не свалился с лестницы. И хотя удалось удержаться на ногах, внезапно он разозлился: мало было видеть труп, еще и это.
Одна из стоявших у двери фигур оказалась женщиной – той, которая только что кричала. Мелсон мог видеть только ее силуэт да отблеск света на белокурых волосах. Сейчас, однако, она быстро обошла вокруг трупа, чуть не потеряв при этом одну из нелепо шлепавших домашних туфель. Подойдя к полицейскому, женщина схватила его за руку и, тяжело дыша, проговорила:
– Он умер, поглядите же только! – В ее голосе появились истерические нотки. – Что теперь будет? Что будет? Почему вы не арестуете его?! – Она указала на мужчину, стоявшего у двери и смотревшего прямо перед собой лишенным всякого выражения взглядом. – Это он стрелял! Смотрите же: у него в руках пистолет!
Мужчина пришел в себя, словно только сейчас сообразив, что сжимает в руке, не спуская палец со спускового крючка, большой с длинным стволом автоматический пистолет. Чуть не выронив, он быстро сунул его в карман. Полицейский шагнул вперед, мужчина повернулся к нему, и они увидели, что голова незнакомца непрерывно трясется, словно у паралитика. При всем том это был аккуратно одетый, хорошо выбритый мужчина. Золотая цепочка пенсне подрагивала в такт тику его лица. Острый подбородок и узкий рот в нормальных обстоятельствах можно было бы назвать решительными; с ними вполне сочетались длинный нос, глаза под густыми темными бровями и мышиного цвета напомаженные волосы. Сейчас лицо мужчины казалось морщинистым и усталым – от растерянности, потрясения, а может быть, просто от страха. Попытка сохранить Достоинство выглядела жалкой, хотя, поднимая руку в долженствующем выказать неодобрение жесте, он сумел даже изобразить нечто похожее на улыбку.
– Но, дорогая Элеонора... – начал он сдавленным голосом.
– Не смейте приближаться ко мне! – взвизгнула девушка. – Почему вы его не арестуете? Он же застрелил человека! Разве вы не видели пистолет?
Гулкий добродушный, почти ласковый голос положил конец истерике. Доктор Фелл спокойно повернулся к девушке. Свою широкополую шляпу он держал в руке, и взлохмаченные волосы падали ему на лоб.
– Кхм-м... – откашлялся Фелл и потер пальцем нос. – Вы уверены в том, что говорите? Насчет выстрела? Мы втроем стояли перед домом, но ни один из нас выстрела не слышал.
– Но разве вы не видели? Ведь у него в кармане... И, наверное, с глушителем, – там на конце была какая-то штука...
Она умолкла, потому что склонившийся над трупом полицейский выпрямился и решительно шагнул к стоявшему у дверей мужчине.
– Ну, сэр, – бесстрастно произнес полицейский, – ваш пистолет. Дайте-ка его сюда.
Плечи мужчины беспомощно поникли, и он забормотал скороговоркой:
– Не надо так, господин полицейский, не надо. Я к этому не имею никакого отношения. Можете мне поверить. – Теперь у него тряслись уже и руки.
– Спокойно, сэр. Пистолет, пожалуйста. Только спокойно. Подайте его мне и, если можно, рукояткой вперед. Вот так. Ваше имя, будьте добры?
– В-все это какая-то ошибка, уверяю вас. Кальвин Боскомб. Я...
– А кто этот убитый?
– Не знаю.
– Еще чего! – Пирс раздраженно хлопнул рукой по своему блокноту.
– Но я же говорю, что не знаю! – Боскомб немного овладел собой; скрестив руки на груди, он в оборонительной позе прислонился к раме двери. На нем был серый халат с аккуратно завязанным поясом.
Пирс тяжело повернулся к девушке:
– Кто этот человек, мисс?
– Я... я не знаю. В первый раз его вижу.
Мелсон взглянул на девушку, повернувшуюся сейчас лицом к свету, сравнивая свое впечатление с тем, которое у него возникло, когда он видел Элеонору (кстати, Карвер ли ее фамилия?) утром на улице. Возраст, скажем, лет двадцать семь – двадцать восемь. Безусловно красива – в традиционном смысле этого слова, который, не в обиду будь сказано кинозвездам, остается все же самым правильным. Среднего роста, тонкая, стройная, красивые глаза, нос, губы. Однако был в ее внешности какой-то кричащий диссонанс, настолько поразивший Мелсона, что ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, в чем же он, собственно, состоит. Девушка, судя по всему, выскочила прямо из постели, потому что ее длинные волосы были растрепаны, ноги обуты в домашние туфли, а на красно-черную пижаму наспех наброшена синяя кожаная куртка с поднятым воротником. Тем не менее, щеки ее были напудрены, а свежий слой помады на губах резко выделялся на бледном лице. Синие глаза с испугом смотрели на полицейского. Она плотнее запахнулась в куртку и повторила:
– Я же говорю, что никогда его не видела. Почему вы так смотрите на меня?! – Она бросила быстрый взгляд на труп. – Какой-то грабитель, да? Не могу понять, как ему удалось войти, если только он, – она кивнула в сторону Боскомба, – не впустил его. Мы каждый вечер запираем дверь на замок и на цепочку.
Пирс потер нос и что-то нацарапал в своем блокноте.
– Гм-м, так. А ваше имя, мисс?
– Элеонора... – на мгновение она замялась. – Элеонора Карвер.
– Что же вы? Не знаете собственной фамилии?
– Конечно, знаю. Только какое это имеет отношение к делу?! – вспыхнула девушка, а потом быстро добавила: – Извините, пожалуйста, но я совсем растерялась. По-настоящему меня зовут Элеонора Смит; мистер Карвер – мой опекун, то есть вроде опекуна, и он хочет, чтобы я носила его фамилию,...
– Что случилось? – спросил доктор. – И, если можно, не светите, пожалуйста, мне в глаза.
– Вам-то что надо, сэр? – чуть раздраженно проворчал полицейский.
– Посветите, впрочем, еще секунду. Что же это, Пирс? Не узнаете меня? Я вас сразу узнал. Видел вас в управлении... Вы ведь из людей инспектора Хедли, не так ли?
Чуть помявшись, полицейский пришел к выводу, что появление доктора Фелла вряд ли может быть случайным.
– Не припоминаю, сэр, но все равно можете зайти со мной, – выдавил он из себя в конце концов. Доктор Фелл махнул рукой переминавшемуся с ноги на ногу Мелсону, и они вошли в дом вслед за констеблем Пирсом.
Внутри, в длинном холле, не было уже совсем темно. Со стороны лестницы, которая в конце комнаты вела на второй этаж, падал вниз свет. Кошмарные вопли умолкли, словно кто-то ждал, прислушиваясь к происходящему. Откуда-то слева, из-за закрытой двери, до Мелсона донеслись странные звуки. Сначала он принял их за торопливый взволнованный шепот, но потом сообразил, что это тикает множество часов. В то же мгновение наверху прозвучал женский голос:
– Есть там кто-нибудь? – Что-то зашелестело, и тот же голос выкрикнул: – Я больше не выдержу! Я не могу пройти мимо него, говорю вам, не могу! Столько крови! – слова перешли в рыдание.
Услышав эти слова, Пирс как-то странно вскрикнул и побежал наверх. Луч фонарика прыгал перед ним по ступенькам, оба спутника Пирса бежали следом за ним. Прекрасная дубовая лестница с тяжелыми перилами, покрытая слегка вытертым ковром. Солидный английский дом – в таком доме просто не место насилию. В конце лестницы была открытая двустворчатая дверь. Свет из комнаты за дверью обрисовывал силуэты двух людей, стоявших возле порога; чуть подальше, в кресле, сидел и третий.
На самом пороге лежал на спине, чуть изогнувшись на правый бок, человек. Желтоватый свет очерчивал глубокими тенями лицо и вздрагивавшие еще мускулы руки. Шевелились и веки, из-под которых поблескивали белки глаз. Рот был приоткрыт, спина сгорблена, как от приступа боли. Мелсон готов был присягнуть, что слышал еще шорох царапающих ковер ногтей, но это была лишь только предсмертная агония, потому что кровь уже не лилась изо рта. Нога лежавшего последний раз вздрогнула, и веки больше не шевелились.
Мелсону стало нехорошо. Он невольно шагнул и, потеряв равновесие, едва не свалился с лестницы. И хотя удалось удержаться на ногах, внезапно он разозлился: мало было видеть труп, еще и это.
Одна из стоявших у двери фигур оказалась женщиной – той, которая только что кричала. Мелсон мог видеть только ее силуэт да отблеск света на белокурых волосах. Сейчас, однако, она быстро обошла вокруг трупа, чуть не потеряв при этом одну из нелепо шлепавших домашних туфель. Подойдя к полицейскому, женщина схватила его за руку и, тяжело дыша, проговорила:
– Он умер, поглядите же только! – В ее голосе появились истерические нотки. – Что теперь будет? Что будет? Почему вы не арестуете его?! – Она указала на мужчину, стоявшего у двери и смотревшего прямо перед собой лишенным всякого выражения взглядом. – Это он стрелял! Смотрите же: у него в руках пистолет!
Мужчина пришел в себя, словно только сейчас сообразив, что сжимает в руке, не спуская палец со спускового крючка, большой с длинным стволом автоматический пистолет. Чуть не выронив, он быстро сунул его в карман. Полицейский шагнул вперед, мужчина повернулся к нему, и они увидели, что голова незнакомца непрерывно трясется, словно у паралитика. При всем том это был аккуратно одетый, хорошо выбритый мужчина. Золотая цепочка пенсне подрагивала в такт тику его лица. Острый подбородок и узкий рот в нормальных обстоятельствах можно было бы назвать решительными; с ними вполне сочетались длинный нос, глаза под густыми темными бровями и мышиного цвета напомаженные волосы. Сейчас лицо мужчины казалось морщинистым и усталым – от растерянности, потрясения, а может быть, просто от страха. Попытка сохранить Достоинство выглядела жалкой, хотя, поднимая руку в долженствующем выказать неодобрение жесте, он сумел даже изобразить нечто похожее на улыбку.
– Но, дорогая Элеонора... – начал он сдавленным голосом.
– Не смейте приближаться ко мне! – взвизгнула девушка. – Почему вы его не арестуете? Он же застрелил человека! Разве вы не видели пистолет?
Гулкий добродушный, почти ласковый голос положил конец истерике. Доктор Фелл спокойно повернулся к девушке. Свою широкополую шляпу он держал в руке, и взлохмаченные волосы падали ему на лоб.
– Кхм-м... – откашлялся Фелл и потер пальцем нос. – Вы уверены в том, что говорите? Насчет выстрела? Мы втроем стояли перед домом, но ни один из нас выстрела не слышал.
– Но разве вы не видели? Ведь у него в кармане... И, наверное, с глушителем, – там на конце была какая-то штука...
Она умолкла, потому что склонившийся над трупом полицейский выпрямился и решительно шагнул к стоявшему у дверей мужчине.
– Ну, сэр, – бесстрастно произнес полицейский, – ваш пистолет. Дайте-ка его сюда.
Плечи мужчины беспомощно поникли, и он забормотал скороговоркой:
– Не надо так, господин полицейский, не надо. Я к этому не имею никакого отношения. Можете мне поверить. – Теперь у него тряслись уже и руки.
– Спокойно, сэр. Пистолет, пожалуйста. Только спокойно. Подайте его мне и, если можно, рукояткой вперед. Вот так. Ваше имя, будьте добры?
– В-все это какая-то ошибка, уверяю вас. Кальвин Боскомб. Я...
– А кто этот убитый?
– Не знаю.
– Еще чего! – Пирс раздраженно хлопнул рукой по своему блокноту.
– Но я же говорю, что не знаю! – Боскомб немного овладел собой; скрестив руки на груди, он в оборонительной позе прислонился к раме двери. На нем был серый халат с аккуратно завязанным поясом.
Пирс тяжело повернулся к девушке:
– Кто этот человек, мисс?
– Я... я не знаю. В первый раз его вижу.
Мелсон взглянул на девушку, повернувшуюся сейчас лицом к свету, сравнивая свое впечатление с тем, которое у него возникло, когда он видел Элеонору (кстати, Карвер ли ее фамилия?) утром на улице. Возраст, скажем, лет двадцать семь – двадцать восемь. Безусловно красива – в традиционном смысле этого слова, который, не в обиду будь сказано кинозвездам, остается все же самым правильным. Среднего роста, тонкая, стройная, красивые глаза, нос, губы. Однако был в ее внешности какой-то кричащий диссонанс, настолько поразивший Мелсона, что ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, в чем же он, собственно, состоит. Девушка, судя по всему, выскочила прямо из постели, потому что ее длинные волосы были растрепаны, ноги обуты в домашние туфли, а на красно-черную пижаму наспех наброшена синяя кожаная куртка с поднятым воротником. Тем не менее, щеки ее были напудрены, а свежий слой помады на губах резко выделялся на бледном лице. Синие глаза с испугом смотрели на полицейского. Она плотнее запахнулась в куртку и повторила:
– Я же говорю, что никогда его не видела. Почему вы так смотрите на меня?! – Она бросила быстрый взгляд на труп. – Какой-то грабитель, да? Не могу понять, как ему удалось войти, если только он, – она кивнула в сторону Боскомба, – не впустил его. Мы каждый вечер запираем дверь на замок и на цепочку.
Пирс потер нос и что-то нацарапал в своем блокноте.
– Гм-м, так. А ваше имя, мисс?
– Элеонора... – на мгновение она замялась. – Элеонора Карвер.
– Что же вы? Не знаете собственной фамилии?
– Конечно, знаю. Только какое это имеет отношение к делу?! – вспыхнула девушка, а потом быстро добавила: – Извините, пожалуйста, но я совсем растерялась. По-настоящему меня зовут Элеонора Смит; мистер Карвер – мой опекун, то есть вроде опекуна, и он хочет, чтобы я носила его фамилию,...