Вопрос: Фактически вы не видели, как он отбросил нож?
Ответ: Да, сэр, пожалуй, это так.
- Вот это да!- крикнул кто-то из зрителей.
Голос, донесшийся с галереи, напоминал голос Тони Уэллера. На самом деле это очнулся доктор Фелл, который на протяжении всего процесса, казалось, спал, тяжело дыша, а его красное лицо буквально плавилось от жары.
- Тишина в зале!- крикнул следователь.
Во время перекрестного допроса, проводимого Барроузом, как адвокатом вдовы, Ноулз сказал, что не может поклясться в том, что видел, как покойный бросил нож. Зрение у него, конечно, хорошее, но не настолько. А своей очевидной искренностью он снискал симпатии присяжных. Ноулз признался, что высказал только свои впечатления, он допускал, что мог ошибиться, чем весьма удовлетворил Барроуза.
Доводы полиции, которые зиждились на описании жестов покойного, неумолимо истощались. В этом жарком сарае, где карандаши бегали, как лапки пауков, практически было определено, что покойный был обманщиком. Все устремили взгляды на Патрика Гора, истинного наследника. Пристальные взгляды. Оценивающие взгляды. Неуверенные взгляды. Даже дружеские взгляды, оставившие его холодным и бесстрастным.
- Члены суда присяжных,- сказал следователь,- я попрошу вас выслушать еще одну свидетельницу, хотя с ее показаниями я незнаком. По просьбе мистера Барроуза и по ее личной просьбе свидетельница пришла сюда дать важные показания, которые, я верю, помогут вам в вашей нелегкой работе. Итак, я вызываю мисс Маделин Дейн.
Пейдж выпрямился.
В зале возникло озадаченное шевеление: репортеры не остались равнодушными к неотразимой красоте Маделин. Пейдж понятия не имел, о чем она собирается говорить, но это его беспокоило. Зрители расступились, дав ей пройти к свидетельскому месту, где следователь протянул ей Библию, и она нервным, но твердым голосом принесла присягу. Словно в знак какого-то символического траура, она надела темно-синее платье с темно-синей шляпкой под цвет ее глаз. Атмосфера в зале суда начала разряжаться. Даже твердокаменные и самоуверенные члены суда присяжных немного расслабились. Они, конечно, не просияли при ее появлении, но Пейдж чувствовал, что до этого недалеко. Даже следователь стал взволнованно-предупредительным. Маделин, любимица всего мужского населения, обрела новых поклонников. Все собравшиеся устремили на красавицу восхищенные взгляды.
- Я снова должен настаивать на тишине!- сказал следователь.Пожалуйста, назовите ваше имя.
- Маделин Элспет Дейн.
- Ваш возраст?
- Т-тридцать пять.
- Ваш адрес, мисс Дейн?
- "Монплезир", близ Фреттендена.
- Итак, мисс Дейн,- деловито, но мягко сказал следователь,- вы, полагаю, хотели дать показания, касающиеся покойного? Что же это за показания?
- Да, я должна вам рассказать кое-что. Только не знаю, с чего начать.
- Вероятно, я могу помочь мисс Дейн,- с обезоруживающим достоинством произнес Барроуз.- Мисс Дейн, это...
- Мистер Барроуз,- огрызнулся следователь, потеряв контроль над собой,вы постоянно прерываете процесс, проявляя тем самым неуважение и к своим правам, и к моим. Я этого не потерплю. Вы имеете право допрашивать свидетельницу после меня, и только после меня! А пока вы или будете молчать, или покинете суд. Уф-ф! Гм-гм. Итак, мисс Дейн?
- Пожалуйста, не ссорьтесь.
- Мы не ссоримся, мадам. Я требую должного уважения к суду, собравшемуся для того, чтобы определить, как покойный встретил свою смерть, уважения, которого - что бы об этом ни говорилось в различных источниках,он окинул взглядом репортеров,- я твердо намерен добиваться. Итак, мисс Дейн?
- Это касается сэра Джона Фарнли,- серьезно произнесла Маделин,- и того, был он или не был сэром Джоном Фарнли. Я могу объяснить, почему он так хотел принять истца и его адвоката; и почему он не выгнал их из дома; и почему он так настаивал на снятии отпечатков пальцев - ах, да многое, что может вам помочь установить причину его смерти!
- Мисс Дейн, если вы просто хотите высказать свое мнение о том, был ли покойный сэром Джоном Фарнли, боюсь, что я должен вас информировать...
- Нет, нет, нет! Я не знаю, был ли он Джоном Фарнли! Но самое ужасное, что он сам этого не знал!
Глава 15
По оживлению в тускло освещенном сарае стало ясно, что произошла, может быть, главная сенсация дня, даже если никто не понимал, в чем дело. Следователь откашлялся и стал крутить головой, как встревоженная марионетка.
- Мисс Дейн, это не судебный процесс, это дознание, поэтому я могу позволить вам высказаться, но лишь при условии, что это как-то нам поможет. Не будете ли вы любезны объяснить, что вы имеете в виду?
Маделин сделала глубокий вдох:
- Да, если вы позволите мне объяснить, вы увидите, как это важно, мистер Уайтхаус. Мне трудно говорить при всех, как он пришел рассказать мне об этом. Но он должен был с кем-то поделиться. Леди Фарнли он слишком любил, чтобы довериться ей. Это была только его проблема, и иногда она волновала его настолько сильно, что все, наверное, замечали, какой нездоровый у него бывал вид. А мне, полагаю, открыться было безопасно,- она отчасти озорно, отчасти пренебрежительно наморщила лоб,- вот так это и произошло.
- Так-так! Что же произошло, мисс Дейн?
- Все свидетели рассказывали о встрече позавчера вечером, о разговорах, которые велись там, и о снятии отпечатков пальцев,- продолжила Маделин с пафосом, которого, вероятно, сама не замечала.- Меня там не было, но мне обо всем рассказал друг, который был там. Так вот, самое большое впечатление на него произвела абсолютная уверенность обоих претендентов - даже на процедуре снятия отпечатков пальцев, да и после нее. Он сказал, что бедняга Джон простите, Джон Фарнли - единственный раз улыбнулся и почувствовал облегчение, когда истец рассказывал об ужасной истории на "Титанике" и о том, как его ударили моряцким молотком.
- Да, ну и что же?
- Эту историю сэр Джон рассказал мне много месяцев назад. После крушения "Титаника" он очнулся в госпитале в Нью-Йорке. Но он не знал, что это Нью-Йорк, и ничего не помнил о "Титанике". Он не знал, где он, как попал туда и даже кто он такой! У него была сильная контузия от нескольких ударов по голове, нанесенных случайно или умышленно во время крушения судна, в результате которой возникла амнезия. Вы понимаете, что я имею в виду?
- Отлично, мисс Дейн. Продолжайте.
- Ему сказали, что по одежде и бумагам его опознали как Джона Фарнли. У его постели в госпитале стоял человек, который заявил, что он кузен его матери,- о, я, может быть, говорю сбивчиво, но вы понимаете, что я хочу сказать. Он успокоил мальчика и велел больше спать и скорее поправляться. Но вы же знаете, каковы дети в этом возрасте. Он был очень испуган и не на шутку встревожен. Ведь он ничего о себе не знал! И что хуже всего, он, как все мальчики-подростки, не осмелился кому-либо признаться в потере памяти из страха, что его, может быть, сочтут сумасшедшим. Вдруг он что-то натворил; его могут посадить в тюрьму. Так ему казалось. У него не было никаких причин считать, что он не Джон Фарнли. У него не было никаких причин думать, что ему говорят неправду. Он смутно помнил крики и суматоху, бескрайний открытый простор и холод; но это все, что он помнил. Поэтому он ни слова никому не сказал. Своему дяде, мистеру Ренику из Колорадо, он соврал, что помнит все, и тот ничего не заподозрил. Этот маленький секрет Джон хранил годами. Он перечитывал свой дневник, стараясь что-то вспомнить. Он говорил мне, что иногда часами сидел сжав голову руками и сосредоточившись. Иногда ему казалось, что он смутно вспомнил лицо или событие, но все эти картины были расплывчатыми. Потом ему опять казалось, что он все забыл. Единственное, что он вспоминал, скорее как образ, а не как событие, было что-то связанное с петлей, согнутой петлей!
Под железной крышей зрители сидели затаив дыхание. Никто не шуршал бумажками. Никто не шептался. Пейдж почувствовал, что ворот у него намок, а сердце тикает, как часы. В окна проникал дымный солнечный свет, и у Маделин задергался уголок глаза.
- Согнутая петля, мисс Дейн?
- Да. Я не знаю, что он имел в виду. Да и он тоже!
- Продолжайте, пожалуйста.
- Сначала, живя в Колорадо, он боялся, что его посадят в тюрьму, если он что-то сделает не так. Почерк у него был не очень хорошим, так как два его пальца были почти раздавлены во время кораблекрушения и он не мог правильно держать карандаш. Он боялся писать домой, поэтому никогда не писал. Он даже боялся пойти к врачу и спросить, не сошел ли он с ума, из страха, что врач на него донесет. Разумеется, со временем это понемногу проходило. Он убедил себя, что такие несчастья иногда случаются с людьми, но они продолжают жить нормально. Потом была война и все такое. Он посоветовался с психиатром, который после многочисленных психологических тестов сказал ему, что он настоящий Джон Фарнли и что беспокоиться ему не о чем. Но он за эти годы так и не избавился от ужаса, и, даже когда он думал, что обо всем забыл, это ему снилось. Потом все началось снова, когда умер брат Дадли и он стал наследником титула и состояния. Ему пришлось приехать в Англию. У него был - как бы поточнее выразиться?- академический интерес. Он думал, что он наконец-то все вспомнит. А он не вспомнил. Вы все, конечно, видели, как он обычно блуждал, словно призрак - бедный старый призрак,- по окрестностям. Вы знаете, какой он был нервный. Ему здесь нравилось. Он любил каждый акр и ярд этой земли. Заметьте, он ни на минуту не сомневался, что он Джон Фарнли. Но он должен был знать точно, что с ним произошло!
Маделин прикусила губу.
Ее ясные обычно, а теперь несколько жесткие глаза по очереди оглядывали зрителей.
- Я много говорила с ним и пыталась его успокоить. Я просила его не забивать себе голову этими мыслями; тогда, вероятно, он бы вспомнил. Я обычно устраивала так, чтобы что-то напоминало ему о прошлом, но чтобы он думал, что вспомнил это сам. Иногда это был граммофон, игравший в вечерней прохладе "Тебе, прекрасная леди"; и он вспоминал, как в детстве мы танцевали под эту музыку. Иногда это была какая-то деталь дома. В библиотеке есть один книжный шкаф, встроенный в стену между окнами, но на самом деле это не шкаф, а замаскированная дверь, выходящая в сад. Она и сейчас открывается, если знать, где находится задвижка. Я убедила его найти ее. Он говорил, что после этого много ночей подряд хорошо спал. Но он по-прежнему хотел докопаться до истины. Он говорил, что ему надо знать правду, даже если окажется, что он не Джон Фарнли, что он больше не сумасбродный мальчишка-подросток, и воспримет это спокойно, и, если он докопается до истины, это будет величайшим достижением в его жизни! Он побывал в Лондоне и встретился еще с двумя докторами - я это знаю. Некоторые из присутствующих видели, как он встревожился, когда однажды приблизился к человеку, который, как утверждали, обладал даром предвидения,- ужасному маленькому человечку по имени Ариман, живущему на улице Полумесяца. Джон пригласил всех нас пойти туда под предлогом, что нам предскажут судьбу, и делал вид, что смеется над этим. Но он рассказал этому ясновидящему о себе все, однако не нашел покоя и после этого. Он обычно говорил: "А я отличный помещик!" - и, знаете, так оно и было! Он часто ходил в церковь - очень любил гимны, особенно "Храни мне верность". В моменты эмоционального напряжения он обычно смотрел на церковные стены и говорил, что если бы ему когда-нибудь удалось...
Маделин замолчала.
Она почти задыхалась от волнения. Глаза ее скользили по передним рядам, а пальцы крепко сжимали подлокотники кресла. В ней, казалось, вдруг взыграли страсть и мистицизм - глубокие, как омут, и сильные, как корни дерева; и все же она была женщиной, которая изо всех сил защищала своего друга в этом жарком и душном сарае.
- Простите,- выпалила она.- Вероятно, об этом лучше не говорить; во всяком случае, это вас не касается. Простите, если я заняла ваше время рассказом, не имеющим отношения...
- Я требую тишины!- крикнул следователь, когда в зале зашумели.- Я не уверен, что вы впустую отняли у нас время, что это не имеет отношения к делу. Вы можете еще что-нибудь сказать суду?
- Да,- кивнула Маделин, повернулась и посмотрела в зал.- Еще одно.
- Что же?
- Услышав о претенденте на титул и состояние и его адвокате, я поняла, о чем должен был подумать Джон. Теперь вам известно, что все это время было у него на уме. Вы можете проследить каждый его шаг, каждую мысль и каждое сказанное им слово. Теперь вы понимаете, почему он заулыбался и почему испытал такое облегчение, когда услышал историю истца о моряцком молотке и ударе по голове во время крушения "Титаника". Ведь это именно он перенес контузию и потерял память на долгие двадцать пять лет! Погодите, пожалуйста! Я не говорю, что история истца не правдива. Я не знаю и решать не могу. Но сэр Джон, которого вы называете покойным - как будто он никогда не был живым,- должно быть, почувствовал немалое облегчение, услышав нечто такое, что, конечно, не могло быть правдой. Он понял, что его мечта наконец осуществилась и он близок к разрешению мучительной загадки. Теперь вы понимаете, почему он так приветствовал снятие отпечатков пальцев. Вы знаете, почему он хотел этого больше всех. Вы знаете, почему он едва мог дождаться этого и почему так нервничал, ожидая результата.- Маделин схватилась за подлокотники кресла.- Пожалуйста, простите! Вероятно, я выражаюсь довольно сумбурно, но надеюсь, вы меня поймете! Ему была нужна истина, а какова она не важно. Если он Джон Фарнли, он был бы счастлив до конца дней, если нет он был бы счастлив узнать это!
Для него это было нечто вроде выигрыша в тотализатор на футболе. Вы ставите за команду шесть пенсов и надеетесь выиграть тысячи фунтов. Вы почти уверены в своей победе. Но вы не можете быть уверенным до конца, пока не получите телеграмму. Если ее нет, вы думаете: "Что ж, будь что будет!" Вот так и Джон Фарнли. Он поставил на карту все! Акры и акры земли, которую он любил, уважение близких, почет и здоровый сон по ночам, конец мучений и начало жизни! Наконец он поверил в свою победу! А вы пытаетесь доказать, что он покончил с собой! Не верьте этому! Все не так просто. Вы можете представить, что он намеренно перерезал себе горло за полчаса до оглашения результатов?
Она закрыла глаза рукой.
В зале поднялся настоящий гвалт, но следователю удалось справиться с ним. Мистер Гарольд Уэлкин поднялся. Пейдж заметил, что его лоснящиеся щеки слегка побледнели и говорит он словно на бегу:
- Господин следователь! Все, что только что было сказано в защиту покойного, конечно, интересно.- Он язвительно ухмыльнулся.- Я не буду настолько дерзким, чтобы напоминать вам о ваших обязанностях! Я не буду настолько дерзким, чтобы заметить, что за последние десять минут не было задано ни одного вопроса! Но если эта леди закончила свое замечательное выступление, из которого, если оно правдиво, следует, что покойный был еще большим обманщиком, чем мы думали, я, как адвокат настоящего сэра Джона Фарнли, прошу разрешения на перекрестный допрос!
- Мистер Уэлкин!- ответил следователь, покрутив головой.- Вы будете задавать вопросы, когда я вам разрешу, а до тех пор вы будете молчать! Итак, мисс Дейн...
- Пожалуйста, разрешите ему задавать вопросы,- попросила Маделин.- Я помню, что видела его в доме этого ужасного маленького египтянина, предсказателя Аримана, на улице Полумесяца.
Мистер Уэлкин вынул носовой платок и вытер лоб.
И все вопросы были заданы. И следователь подвел итоги. И инспектор Эллиот вышел в другую комнату и втайне от всех сплясал сарабанду. И суд присяжных, готовясь передать дело в суд, вынес вердикт: "убийство неизвестным или неизвестными".
Глава 16
Эндрю Макэндрю Эллиот поднял бокал очень приличного рейнвейна и рассмотрел его на свет.
- Мисс Дейн,- объявил он,- вы прирожденный политик! Нет, я бы сказал дипломат; это звучит лучше - не знаю почему. А это сравнение с футбольным тотализатором поистине гениально. Суду присяжных теперь все ясно как божий день. Как вы пришли к этой мысли?
При долгом теплом свете вечерней зари Эллиот, доктор Фелл и Пейдж обедали у Маделин в неудачно названном, но уютном "Монплезире". Столик стоял у французских окон столовой, выходящих в лавровую рощу. Сразу за рощей начинался фруктовый сад. Через него шла тропинка к старому дому полковника Мардейла. Обогнув его, она тянулась вдоль ручья и поднималась по холму, заросшему густым лесом Ханджинг-Чарт, склон которого ярким пятном выделялся на фоне вечернего неба слева от фруктового сада. Если идти по этой тропинке, подняться на вершину и снова спуститься, можно попасть к границе задних садов "Фарнли-Клоуз".
Маделин жила одна. Каждый день к ней приходила женщина готовить еду и делать уборку. Это был аккуратный маленький домик, в котором хранились военные печатные издания, доставшиеся в наследство от отца, духовые инструменты и суетливые часы. Он стоял довольно обособленно: ближайший дом принадлежал несчастной Виктории Дейли; но Маделин никогда не тяготилась изоляцией.
Теперь она сидела в сумерках, во главе полированного стола у открытых окон, освещенная светом свечей в серебряных подсвечниках. Она была вся в белом. За ее спиной располагалась огромная низкая дубовая полка с оловянной посудой и старинными, но работающими часами. Когда обед закончился, доктор Фелл закурил гигантскую сигару; Пейдж зажег сигарету для Маделин. Услышав вопрос Эллиота, Маделин засмеялась при вспышке спички.
- О футбольном тотализаторе?- переспросила она, немного покраснев.- Я вообще-то до этого не додумалась бы. Это все Нат Барроуз. Он все это написал и заставил меня выучить наизусть. О, каждое сказанное мной слово было правдой! Я ощущала это всем своим существом. С моей стороны было большой наглостью произносить речь перед всеми этими людьми, и я ежесекундно боялась, что мистер Уайтхаус меня остановит; но Нат сказал, что другого выхода у меня нет. Потом, когда я вышла, в "Быке и мяснике" У меня началась истерика, я выплакалась и почувствовала себя лучше. Это было очень нагло с моей стороны?
Все, разумеется, уставились на нее.
- Нет,- вполне серьезно сказал доктор Фелл,- это было замечательное представление! Но... о господи! Барроуз вас подготовил? Вот это да!
- Да, он занимался этим половину прошлой ночи.
- Барроуз? Но когда же он был здесь?- удивился Пейдж.- Я же сам проводил тебя домой.
- Он пришел сюда после того, как ты ушел. Он был переполнен тем, что я только что рассказала Молли, и очень возбужден.
- Знаете, господа,- прогрохотал доктор Фелл, задумчиво затянувшись большой сигарой,- мы не должны недооценивать нашего друга Барроуза. Пейдж давно говорил, что он невероятно умный малый. Уэлкин, казалось, обогнал его в начале этого представления; но все время психологически - слово-то какое!Барроуз получал от дознания то, что хотел. Разумеется, он будет бороться. Для фирмы Барроуза и самого Барроуза, разумеется, не все равно, отвоюют ли они состояние Фарнли или нет. А он борец. Когда, как в деле Фарнли против Гора, доходит до суда, он ложится костьми!
Эллиота же интересовало кое-что другое.
- Послушайте, мисс Дейн,- упрямо сказал он.- Я не отрицаю, что вы оказали нам услугу. Это победа, но только внешняя - для газет. Теперь дело не будет закрыто официально, даже если наши противники будут рвать на себе волосы и клясться, что суд присяжных состоял из тупоголовых деревенщин, попавших под чары хорошенькой... э... женщины. Но я хочу знать, почему со всей этой информацией вы не пришли сначала ко мне? Я не обманщик. Я не... такой уж плохой парень, если так можно выразиться. Почему вы не рассказали мне?
Пейдж подумал, что самое странное и почти смешное тут то, что он тоже чувствовал себя уязвленным.
- Я хотела рассказать,- ответила Маделин.- Честно, я хотела! Но сначала мне нужно было все рассказать Молли. А потом Нат Барроуз взял с меня клятвенное обещание, что полиции я не скажу об этом ни слова до тех пор, пока не закончится дознание. Он заявил, что не доверяет полиции. А еще он работает над теорией, которую хочет доказать...- Она осеклась, прикусила губу и виновато покрутила сигарету.- Вы же знаете, каковы некоторые люди!
- И все же, к чему мы пришли?- спросил Пейдж.- После сегодняшнего утра мы опять пойдем по старому кругу, пытаясь узнать, кто из них настоящий наследник? Если Марри клянется, что настоящий наследник - Гор, если суд признает такое доказательство, как отпечатки пальцев, тогда, кажется, делу конец. По крайней мере, я так думал. Сегодня утром, в какой-то момент, моя уверенность была поколеблена. Некоторые намеки - ты сама их делала сгустились в темное облако вокруг доброго старого Уэлкина.
- Правда, Брайан? Я только сказала то, что Нат велел мне сказать. А что ты имеешь в виду?
- То, что, возможно, этот иск по поводу состояния сфабрикован самим Уэлкином! Уэлкином - стряпчим, обслуживающим плутов и шарлатанов. Уэлкином, который выбирает довольно подозрительных клиентов и, может быть, выбрал Гора, как выбрал Аримана, мадам Дюкен и всех остальных. Когда мы впервые встретились с Гором, я сказал, что он мне напоминает кого-то вроде балаганщика. Уэлкин заявил, что видел призрака в саду во время убийства. Уэлкин во время убийства находился в каких-то пятнадцати футах от жертвы, и разделяло их только стекло. Уэлкин...
- Но ты же, Брайан, не подозреваешь мистера Уэлкина в убийстве?
- А почему бы нет? Доктор Фелл говорил...
- Я говорил,- вмешался доктор, смяв сигару,- что он был самой интересной фигурой в группе.
- Обычно это одно и то же,- грустно произнес Пейдж.- А ты что думаешь, Маделин, кто настоящий наследник? Ты вчера сказала мне, что считаешь Фарнли обманщиком. Правда?
- Да, сказала. Но я не понимаю, как можно его не пожалеть? Он не хотел быть обманщиком, неужели вы не видите? Он хотел лишь знать, кто он такой. Что же касается мистера Уэлкина, то он не мог быть убийцей. Он единственный из нас не был на чердаке, когда... конечно, ужасно говорить об этом после обеда и в такой чудесный вечер... но его не было на чердаке, когда упала кукла.
- Зловещее событие,- усмехнулся доктор.- Весьма зловещее!
- Вы, должно быть, очень мужественный человек,- очень серьезно произнесла Маделин,- если смеетесь над падением этого железного идола...
- Дорогая моя юная леди, я не мужественный человек. Кукла подняла такой ветер, что я чуть не простудился! Потом я начал, как святой Петр, изрыгать проклятия и ругательства. Затем я стал шутить. Черт возьми! Но тут я подумал об этой девушке в соседней комнате, у которой нет такой закалки, как у меня. И я смачно выругался.
Он занес над столом кулак, кажущийся в сумерках огромным. У всех создалось впечатление, что за шутками и легкомыслием доктора кроется опасная сила, которая может навалиться и прижать. Но он не опустил кулак. Он посмотрел на темнеющий сад и продолжил тихо курить.
- Тогда за что нам уцепиться, сэр?- спросил Пейдж.- Вы определили, кому мы сейчас можем доверять?
- Ему,- ответил Эллиот и взял из коробочки на столе сигарету. Он зажег ее, осторожно чиркнув спичкой. При свете огонька его лицо снова показалось всем вежливым и бесстрастным, но в нем появилось что-то, чего Пейдж не мог истолковать.- Мы скоро должны уезжать,- сказал инспектор.- Бертон отвезет нас в Паддок-Вуд, и мы с доктором Феллом сядем на десятичасовой поезд в город. У нас совещание с мистером Беллчестером в Скотленд-Ярде. У доктора Фелла есть идея.
- О том... что делать здесь?- нетерпеливо спросила Маделин.
- Да,- ответил доктор Фелл, продолжая некоторое время с сонным видом курить.- Я задавал себе один вопрос. Вероятно, будет лучше, если я вам сообщу кое-какие несерьезные тайные слухи. Например, что сегодняшнее дознание имело двоякую цель. Мы надеялись на вердикт "убийство" и надеялись, что кто-нибудь из свидетелей допустит оплошность. Мы добились вердикта "убийство", и кое-кто совершил грубую ошибку!
- Это когда вы выкрикнули "вот это да"?
- Я говорил "вот это да" много раз,- серьезно заметил доктор Фелл.- Про себя! За определенную цену мы с инспектором расскажем вам, почему мы оба сказали "вот это на". Я подчеркиваю - за определенную цену. В конце концов, вы должны сделать для нас то, что сделали для мистера Барроуза. Мы так же, как он, пообещаем вам хранить тайну. Минуту назад вы сказали, что он работает над теорией, над ее доказательством. Что за теория? И что он хочет доказать?
Маделин загасила сигарету. В полутьме, одетая в белое, она выглядела прохладной и чистой, ее нежная шея выглядывала из низкого декольте. Пейдж навсегда запомнил ее в этот момент: светлые волосы, уложенные кудряшками над ушами, и широкое лицо, в сумерках еще более мягкое и неземное. Она медленно закрыла глаза. В саду слабый ветерок шевелил лавровые деревья. К западу, над садом, низкое небо было желто-оранжевым, как хрупкое стекло; но над массивом Ханджинг-Чарт горела первая звезда. Комната, казалось, замерла, словно в ожидании. Маделин положила руки на стол и слегка отодвинулась.
- Не знаю,- сказала она.- Люди приходят и делятся со мной своими секретами. Они верят, что я умею хранить секреты - вероятно, я похожа на человека, который умеет хранить секреты. И я действительно умею. Теперь получается, что эти секреты из меня вытянули, и я чувствую, что, рассказывая сегодня все это, совершаю что-то неприличное.
- И?..- подбадривал ее доктор Фелл.
- Все равно, вы должны это знать. Вы действительно должны это знать. Нат Барроуз кое-кого подозревает в убийстве и надеется, что ему удастся это доказать.
- И кого же он подозревает?
- Он подозревает Кеннета Марри,- ответила Маделин.
Ответ: Да, сэр, пожалуй, это так.
- Вот это да!- крикнул кто-то из зрителей.
Голос, донесшийся с галереи, напоминал голос Тони Уэллера. На самом деле это очнулся доктор Фелл, который на протяжении всего процесса, казалось, спал, тяжело дыша, а его красное лицо буквально плавилось от жары.
- Тишина в зале!- крикнул следователь.
Во время перекрестного допроса, проводимого Барроузом, как адвокатом вдовы, Ноулз сказал, что не может поклясться в том, что видел, как покойный бросил нож. Зрение у него, конечно, хорошее, но не настолько. А своей очевидной искренностью он снискал симпатии присяжных. Ноулз признался, что высказал только свои впечатления, он допускал, что мог ошибиться, чем весьма удовлетворил Барроуза.
Доводы полиции, которые зиждились на описании жестов покойного, неумолимо истощались. В этом жарком сарае, где карандаши бегали, как лапки пауков, практически было определено, что покойный был обманщиком. Все устремили взгляды на Патрика Гора, истинного наследника. Пристальные взгляды. Оценивающие взгляды. Неуверенные взгляды. Даже дружеские взгляды, оставившие его холодным и бесстрастным.
- Члены суда присяжных,- сказал следователь,- я попрошу вас выслушать еще одну свидетельницу, хотя с ее показаниями я незнаком. По просьбе мистера Барроуза и по ее личной просьбе свидетельница пришла сюда дать важные показания, которые, я верю, помогут вам в вашей нелегкой работе. Итак, я вызываю мисс Маделин Дейн.
Пейдж выпрямился.
В зале возникло озадаченное шевеление: репортеры не остались равнодушными к неотразимой красоте Маделин. Пейдж понятия не имел, о чем она собирается говорить, но это его беспокоило. Зрители расступились, дав ей пройти к свидетельскому месту, где следователь протянул ей Библию, и она нервным, но твердым голосом принесла присягу. Словно в знак какого-то символического траура, она надела темно-синее платье с темно-синей шляпкой под цвет ее глаз. Атмосфера в зале суда начала разряжаться. Даже твердокаменные и самоуверенные члены суда присяжных немного расслабились. Они, конечно, не просияли при ее появлении, но Пейдж чувствовал, что до этого недалеко. Даже следователь стал взволнованно-предупредительным. Маделин, любимица всего мужского населения, обрела новых поклонников. Все собравшиеся устремили на красавицу восхищенные взгляды.
- Я снова должен настаивать на тишине!- сказал следователь.Пожалуйста, назовите ваше имя.
- Маделин Элспет Дейн.
- Ваш возраст?
- Т-тридцать пять.
- Ваш адрес, мисс Дейн?
- "Монплезир", близ Фреттендена.
- Итак, мисс Дейн,- деловито, но мягко сказал следователь,- вы, полагаю, хотели дать показания, касающиеся покойного? Что же это за показания?
- Да, я должна вам рассказать кое-что. Только не знаю, с чего начать.
- Вероятно, я могу помочь мисс Дейн,- с обезоруживающим достоинством произнес Барроуз.- Мисс Дейн, это...
- Мистер Барроуз,- огрызнулся следователь, потеряв контроль над собой,вы постоянно прерываете процесс, проявляя тем самым неуважение и к своим правам, и к моим. Я этого не потерплю. Вы имеете право допрашивать свидетельницу после меня, и только после меня! А пока вы или будете молчать, или покинете суд. Уф-ф! Гм-гм. Итак, мисс Дейн?
- Пожалуйста, не ссорьтесь.
- Мы не ссоримся, мадам. Я требую должного уважения к суду, собравшемуся для того, чтобы определить, как покойный встретил свою смерть, уважения, которого - что бы об этом ни говорилось в различных источниках,он окинул взглядом репортеров,- я твердо намерен добиваться. Итак, мисс Дейн?
- Это касается сэра Джона Фарнли,- серьезно произнесла Маделин,- и того, был он или не был сэром Джоном Фарнли. Я могу объяснить, почему он так хотел принять истца и его адвоката; и почему он не выгнал их из дома; и почему он так настаивал на снятии отпечатков пальцев - ах, да многое, что может вам помочь установить причину его смерти!
- Мисс Дейн, если вы просто хотите высказать свое мнение о том, был ли покойный сэром Джоном Фарнли, боюсь, что я должен вас информировать...
- Нет, нет, нет! Я не знаю, был ли он Джоном Фарнли! Но самое ужасное, что он сам этого не знал!
Глава 15
По оживлению в тускло освещенном сарае стало ясно, что произошла, может быть, главная сенсация дня, даже если никто не понимал, в чем дело. Следователь откашлялся и стал крутить головой, как встревоженная марионетка.
- Мисс Дейн, это не судебный процесс, это дознание, поэтому я могу позволить вам высказаться, но лишь при условии, что это как-то нам поможет. Не будете ли вы любезны объяснить, что вы имеете в виду?
Маделин сделала глубокий вдох:
- Да, если вы позволите мне объяснить, вы увидите, как это важно, мистер Уайтхаус. Мне трудно говорить при всех, как он пришел рассказать мне об этом. Но он должен был с кем-то поделиться. Леди Фарнли он слишком любил, чтобы довериться ей. Это была только его проблема, и иногда она волновала его настолько сильно, что все, наверное, замечали, какой нездоровый у него бывал вид. А мне, полагаю, открыться было безопасно,- она отчасти озорно, отчасти пренебрежительно наморщила лоб,- вот так это и произошло.
- Так-так! Что же произошло, мисс Дейн?
- Все свидетели рассказывали о встрече позавчера вечером, о разговорах, которые велись там, и о снятии отпечатков пальцев,- продолжила Маделин с пафосом, которого, вероятно, сама не замечала.- Меня там не было, но мне обо всем рассказал друг, который был там. Так вот, самое большое впечатление на него произвела абсолютная уверенность обоих претендентов - даже на процедуре снятия отпечатков пальцев, да и после нее. Он сказал, что бедняга Джон простите, Джон Фарнли - единственный раз улыбнулся и почувствовал облегчение, когда истец рассказывал об ужасной истории на "Титанике" и о том, как его ударили моряцким молотком.
- Да, ну и что же?
- Эту историю сэр Джон рассказал мне много месяцев назад. После крушения "Титаника" он очнулся в госпитале в Нью-Йорке. Но он не знал, что это Нью-Йорк, и ничего не помнил о "Титанике". Он не знал, где он, как попал туда и даже кто он такой! У него была сильная контузия от нескольких ударов по голове, нанесенных случайно или умышленно во время крушения судна, в результате которой возникла амнезия. Вы понимаете, что я имею в виду?
- Отлично, мисс Дейн. Продолжайте.
- Ему сказали, что по одежде и бумагам его опознали как Джона Фарнли. У его постели в госпитале стоял человек, который заявил, что он кузен его матери,- о, я, может быть, говорю сбивчиво, но вы понимаете, что я хочу сказать. Он успокоил мальчика и велел больше спать и скорее поправляться. Но вы же знаете, каковы дети в этом возрасте. Он был очень испуган и не на шутку встревожен. Ведь он ничего о себе не знал! И что хуже всего, он, как все мальчики-подростки, не осмелился кому-либо признаться в потере памяти из страха, что его, может быть, сочтут сумасшедшим. Вдруг он что-то натворил; его могут посадить в тюрьму. Так ему казалось. У него не было никаких причин считать, что он не Джон Фарнли. У него не было никаких причин думать, что ему говорят неправду. Он смутно помнил крики и суматоху, бескрайний открытый простор и холод; но это все, что он помнил. Поэтому он ни слова никому не сказал. Своему дяде, мистеру Ренику из Колорадо, он соврал, что помнит все, и тот ничего не заподозрил. Этот маленький секрет Джон хранил годами. Он перечитывал свой дневник, стараясь что-то вспомнить. Он говорил мне, что иногда часами сидел сжав голову руками и сосредоточившись. Иногда ему казалось, что он смутно вспомнил лицо или событие, но все эти картины были расплывчатыми. Потом ему опять казалось, что он все забыл. Единственное, что он вспоминал, скорее как образ, а не как событие, было что-то связанное с петлей, согнутой петлей!
Под железной крышей зрители сидели затаив дыхание. Никто не шуршал бумажками. Никто не шептался. Пейдж почувствовал, что ворот у него намок, а сердце тикает, как часы. В окна проникал дымный солнечный свет, и у Маделин задергался уголок глаза.
- Согнутая петля, мисс Дейн?
- Да. Я не знаю, что он имел в виду. Да и он тоже!
- Продолжайте, пожалуйста.
- Сначала, живя в Колорадо, он боялся, что его посадят в тюрьму, если он что-то сделает не так. Почерк у него был не очень хорошим, так как два его пальца были почти раздавлены во время кораблекрушения и он не мог правильно держать карандаш. Он боялся писать домой, поэтому никогда не писал. Он даже боялся пойти к врачу и спросить, не сошел ли он с ума, из страха, что врач на него донесет. Разумеется, со временем это понемногу проходило. Он убедил себя, что такие несчастья иногда случаются с людьми, но они продолжают жить нормально. Потом была война и все такое. Он посоветовался с психиатром, который после многочисленных психологических тестов сказал ему, что он настоящий Джон Фарнли и что беспокоиться ему не о чем. Но он за эти годы так и не избавился от ужаса, и, даже когда он думал, что обо всем забыл, это ему снилось. Потом все началось снова, когда умер брат Дадли и он стал наследником титула и состояния. Ему пришлось приехать в Англию. У него был - как бы поточнее выразиться?- академический интерес. Он думал, что он наконец-то все вспомнит. А он не вспомнил. Вы все, конечно, видели, как он обычно блуждал, словно призрак - бедный старый призрак,- по окрестностям. Вы знаете, какой он был нервный. Ему здесь нравилось. Он любил каждый акр и ярд этой земли. Заметьте, он ни на минуту не сомневался, что он Джон Фарнли. Но он должен был знать точно, что с ним произошло!
Маделин прикусила губу.
Ее ясные обычно, а теперь несколько жесткие глаза по очереди оглядывали зрителей.
- Я много говорила с ним и пыталась его успокоить. Я просила его не забивать себе голову этими мыслями; тогда, вероятно, он бы вспомнил. Я обычно устраивала так, чтобы что-то напоминало ему о прошлом, но чтобы он думал, что вспомнил это сам. Иногда это был граммофон, игравший в вечерней прохладе "Тебе, прекрасная леди"; и он вспоминал, как в детстве мы танцевали под эту музыку. Иногда это была какая-то деталь дома. В библиотеке есть один книжный шкаф, встроенный в стену между окнами, но на самом деле это не шкаф, а замаскированная дверь, выходящая в сад. Она и сейчас открывается, если знать, где находится задвижка. Я убедила его найти ее. Он говорил, что после этого много ночей подряд хорошо спал. Но он по-прежнему хотел докопаться до истины. Он говорил, что ему надо знать правду, даже если окажется, что он не Джон Фарнли, что он больше не сумасбродный мальчишка-подросток, и воспримет это спокойно, и, если он докопается до истины, это будет величайшим достижением в его жизни! Он побывал в Лондоне и встретился еще с двумя докторами - я это знаю. Некоторые из присутствующих видели, как он встревожился, когда однажды приблизился к человеку, который, как утверждали, обладал даром предвидения,- ужасному маленькому человечку по имени Ариман, живущему на улице Полумесяца. Джон пригласил всех нас пойти туда под предлогом, что нам предскажут судьбу, и делал вид, что смеется над этим. Но он рассказал этому ясновидящему о себе все, однако не нашел покоя и после этого. Он обычно говорил: "А я отличный помещик!" - и, знаете, так оно и было! Он часто ходил в церковь - очень любил гимны, особенно "Храни мне верность". В моменты эмоционального напряжения он обычно смотрел на церковные стены и говорил, что если бы ему когда-нибудь удалось...
Маделин замолчала.
Она почти задыхалась от волнения. Глаза ее скользили по передним рядам, а пальцы крепко сжимали подлокотники кресла. В ней, казалось, вдруг взыграли страсть и мистицизм - глубокие, как омут, и сильные, как корни дерева; и все же она была женщиной, которая изо всех сил защищала своего друга в этом жарком и душном сарае.
- Простите,- выпалила она.- Вероятно, об этом лучше не говорить; во всяком случае, это вас не касается. Простите, если я заняла ваше время рассказом, не имеющим отношения...
- Я требую тишины!- крикнул следователь, когда в зале зашумели.- Я не уверен, что вы впустую отняли у нас время, что это не имеет отношения к делу. Вы можете еще что-нибудь сказать суду?
- Да,- кивнула Маделин, повернулась и посмотрела в зал.- Еще одно.
- Что же?
- Услышав о претенденте на титул и состояние и его адвокате, я поняла, о чем должен был подумать Джон. Теперь вам известно, что все это время было у него на уме. Вы можете проследить каждый его шаг, каждую мысль и каждое сказанное им слово. Теперь вы понимаете, почему он заулыбался и почему испытал такое облегчение, когда услышал историю истца о моряцком молотке и ударе по голове во время крушения "Титаника". Ведь это именно он перенес контузию и потерял память на долгие двадцать пять лет! Погодите, пожалуйста! Я не говорю, что история истца не правдива. Я не знаю и решать не могу. Но сэр Джон, которого вы называете покойным - как будто он никогда не был живым,- должно быть, почувствовал немалое облегчение, услышав нечто такое, что, конечно, не могло быть правдой. Он понял, что его мечта наконец осуществилась и он близок к разрешению мучительной загадки. Теперь вы понимаете, почему он так приветствовал снятие отпечатков пальцев. Вы знаете, почему он хотел этого больше всех. Вы знаете, почему он едва мог дождаться этого и почему так нервничал, ожидая результата.- Маделин схватилась за подлокотники кресла.- Пожалуйста, простите! Вероятно, я выражаюсь довольно сумбурно, но надеюсь, вы меня поймете! Ему была нужна истина, а какова она не важно. Если он Джон Фарнли, он был бы счастлив до конца дней, если нет он был бы счастлив узнать это!
Для него это было нечто вроде выигрыша в тотализатор на футболе. Вы ставите за команду шесть пенсов и надеетесь выиграть тысячи фунтов. Вы почти уверены в своей победе. Но вы не можете быть уверенным до конца, пока не получите телеграмму. Если ее нет, вы думаете: "Что ж, будь что будет!" Вот так и Джон Фарнли. Он поставил на карту все! Акры и акры земли, которую он любил, уважение близких, почет и здоровый сон по ночам, конец мучений и начало жизни! Наконец он поверил в свою победу! А вы пытаетесь доказать, что он покончил с собой! Не верьте этому! Все не так просто. Вы можете представить, что он намеренно перерезал себе горло за полчаса до оглашения результатов?
Она закрыла глаза рукой.
В зале поднялся настоящий гвалт, но следователю удалось справиться с ним. Мистер Гарольд Уэлкин поднялся. Пейдж заметил, что его лоснящиеся щеки слегка побледнели и говорит он словно на бегу:
- Господин следователь! Все, что только что было сказано в защиту покойного, конечно, интересно.- Он язвительно ухмыльнулся.- Я не буду настолько дерзким, чтобы напоминать вам о ваших обязанностях! Я не буду настолько дерзким, чтобы заметить, что за последние десять минут не было задано ни одного вопроса! Но если эта леди закончила свое замечательное выступление, из которого, если оно правдиво, следует, что покойный был еще большим обманщиком, чем мы думали, я, как адвокат настоящего сэра Джона Фарнли, прошу разрешения на перекрестный допрос!
- Мистер Уэлкин!- ответил следователь, покрутив головой.- Вы будете задавать вопросы, когда я вам разрешу, а до тех пор вы будете молчать! Итак, мисс Дейн...
- Пожалуйста, разрешите ему задавать вопросы,- попросила Маделин.- Я помню, что видела его в доме этого ужасного маленького египтянина, предсказателя Аримана, на улице Полумесяца.
Мистер Уэлкин вынул носовой платок и вытер лоб.
И все вопросы были заданы. И следователь подвел итоги. И инспектор Эллиот вышел в другую комнату и втайне от всех сплясал сарабанду. И суд присяжных, готовясь передать дело в суд, вынес вердикт: "убийство неизвестным или неизвестными".
Глава 16
Эндрю Макэндрю Эллиот поднял бокал очень приличного рейнвейна и рассмотрел его на свет.
- Мисс Дейн,- объявил он,- вы прирожденный политик! Нет, я бы сказал дипломат; это звучит лучше - не знаю почему. А это сравнение с футбольным тотализатором поистине гениально. Суду присяжных теперь все ясно как божий день. Как вы пришли к этой мысли?
При долгом теплом свете вечерней зари Эллиот, доктор Фелл и Пейдж обедали у Маделин в неудачно названном, но уютном "Монплезире". Столик стоял у французских окон столовой, выходящих в лавровую рощу. Сразу за рощей начинался фруктовый сад. Через него шла тропинка к старому дому полковника Мардейла. Обогнув его, она тянулась вдоль ручья и поднималась по холму, заросшему густым лесом Ханджинг-Чарт, склон которого ярким пятном выделялся на фоне вечернего неба слева от фруктового сада. Если идти по этой тропинке, подняться на вершину и снова спуститься, можно попасть к границе задних садов "Фарнли-Клоуз".
Маделин жила одна. Каждый день к ней приходила женщина готовить еду и делать уборку. Это был аккуратный маленький домик, в котором хранились военные печатные издания, доставшиеся в наследство от отца, духовые инструменты и суетливые часы. Он стоял довольно обособленно: ближайший дом принадлежал несчастной Виктории Дейли; но Маделин никогда не тяготилась изоляцией.
Теперь она сидела в сумерках, во главе полированного стола у открытых окон, освещенная светом свечей в серебряных подсвечниках. Она была вся в белом. За ее спиной располагалась огромная низкая дубовая полка с оловянной посудой и старинными, но работающими часами. Когда обед закончился, доктор Фелл закурил гигантскую сигару; Пейдж зажег сигарету для Маделин. Услышав вопрос Эллиота, Маделин засмеялась при вспышке спички.
- О футбольном тотализаторе?- переспросила она, немного покраснев.- Я вообще-то до этого не додумалась бы. Это все Нат Барроуз. Он все это написал и заставил меня выучить наизусть. О, каждое сказанное мной слово было правдой! Я ощущала это всем своим существом. С моей стороны было большой наглостью произносить речь перед всеми этими людьми, и я ежесекундно боялась, что мистер Уайтхаус меня остановит; но Нат сказал, что другого выхода у меня нет. Потом, когда я вышла, в "Быке и мяснике" У меня началась истерика, я выплакалась и почувствовала себя лучше. Это было очень нагло с моей стороны?
Все, разумеется, уставились на нее.
- Нет,- вполне серьезно сказал доктор Фелл,- это было замечательное представление! Но... о господи! Барроуз вас подготовил? Вот это да!
- Да, он занимался этим половину прошлой ночи.
- Барроуз? Но когда же он был здесь?- удивился Пейдж.- Я же сам проводил тебя домой.
- Он пришел сюда после того, как ты ушел. Он был переполнен тем, что я только что рассказала Молли, и очень возбужден.
- Знаете, господа,- прогрохотал доктор Фелл, задумчиво затянувшись большой сигарой,- мы не должны недооценивать нашего друга Барроуза. Пейдж давно говорил, что он невероятно умный малый. Уэлкин, казалось, обогнал его в начале этого представления; но все время психологически - слово-то какое!Барроуз получал от дознания то, что хотел. Разумеется, он будет бороться. Для фирмы Барроуза и самого Барроуза, разумеется, не все равно, отвоюют ли они состояние Фарнли или нет. А он борец. Когда, как в деле Фарнли против Гора, доходит до суда, он ложится костьми!
Эллиота же интересовало кое-что другое.
- Послушайте, мисс Дейн,- упрямо сказал он.- Я не отрицаю, что вы оказали нам услугу. Это победа, но только внешняя - для газет. Теперь дело не будет закрыто официально, даже если наши противники будут рвать на себе волосы и клясться, что суд присяжных состоял из тупоголовых деревенщин, попавших под чары хорошенькой... э... женщины. Но я хочу знать, почему со всей этой информацией вы не пришли сначала ко мне? Я не обманщик. Я не... такой уж плохой парень, если так можно выразиться. Почему вы не рассказали мне?
Пейдж подумал, что самое странное и почти смешное тут то, что он тоже чувствовал себя уязвленным.
- Я хотела рассказать,- ответила Маделин.- Честно, я хотела! Но сначала мне нужно было все рассказать Молли. А потом Нат Барроуз взял с меня клятвенное обещание, что полиции я не скажу об этом ни слова до тех пор, пока не закончится дознание. Он заявил, что не доверяет полиции. А еще он работает над теорией, которую хочет доказать...- Она осеклась, прикусила губу и виновато покрутила сигарету.- Вы же знаете, каковы некоторые люди!
- И все же, к чему мы пришли?- спросил Пейдж.- После сегодняшнего утра мы опять пойдем по старому кругу, пытаясь узнать, кто из них настоящий наследник? Если Марри клянется, что настоящий наследник - Гор, если суд признает такое доказательство, как отпечатки пальцев, тогда, кажется, делу конец. По крайней мере, я так думал. Сегодня утром, в какой-то момент, моя уверенность была поколеблена. Некоторые намеки - ты сама их делала сгустились в темное облако вокруг доброго старого Уэлкина.
- Правда, Брайан? Я только сказала то, что Нат велел мне сказать. А что ты имеешь в виду?
- То, что, возможно, этот иск по поводу состояния сфабрикован самим Уэлкином! Уэлкином - стряпчим, обслуживающим плутов и шарлатанов. Уэлкином, который выбирает довольно подозрительных клиентов и, может быть, выбрал Гора, как выбрал Аримана, мадам Дюкен и всех остальных. Когда мы впервые встретились с Гором, я сказал, что он мне напоминает кого-то вроде балаганщика. Уэлкин заявил, что видел призрака в саду во время убийства. Уэлкин во время убийства находился в каких-то пятнадцати футах от жертвы, и разделяло их только стекло. Уэлкин...
- Но ты же, Брайан, не подозреваешь мистера Уэлкина в убийстве?
- А почему бы нет? Доктор Фелл говорил...
- Я говорил,- вмешался доктор, смяв сигару,- что он был самой интересной фигурой в группе.
- Обычно это одно и то же,- грустно произнес Пейдж.- А ты что думаешь, Маделин, кто настоящий наследник? Ты вчера сказала мне, что считаешь Фарнли обманщиком. Правда?
- Да, сказала. Но я не понимаю, как можно его не пожалеть? Он не хотел быть обманщиком, неужели вы не видите? Он хотел лишь знать, кто он такой. Что же касается мистера Уэлкина, то он не мог быть убийцей. Он единственный из нас не был на чердаке, когда... конечно, ужасно говорить об этом после обеда и в такой чудесный вечер... но его не было на чердаке, когда упала кукла.
- Зловещее событие,- усмехнулся доктор.- Весьма зловещее!
- Вы, должно быть, очень мужественный человек,- очень серьезно произнесла Маделин,- если смеетесь над падением этого железного идола...
- Дорогая моя юная леди, я не мужественный человек. Кукла подняла такой ветер, что я чуть не простудился! Потом я начал, как святой Петр, изрыгать проклятия и ругательства. Затем я стал шутить. Черт возьми! Но тут я подумал об этой девушке в соседней комнате, у которой нет такой закалки, как у меня. И я смачно выругался.
Он занес над столом кулак, кажущийся в сумерках огромным. У всех создалось впечатление, что за шутками и легкомыслием доктора кроется опасная сила, которая может навалиться и прижать. Но он не опустил кулак. Он посмотрел на темнеющий сад и продолжил тихо курить.
- Тогда за что нам уцепиться, сэр?- спросил Пейдж.- Вы определили, кому мы сейчас можем доверять?
- Ему,- ответил Эллиот и взял из коробочки на столе сигарету. Он зажег ее, осторожно чиркнув спичкой. При свете огонька его лицо снова показалось всем вежливым и бесстрастным, но в нем появилось что-то, чего Пейдж не мог истолковать.- Мы скоро должны уезжать,- сказал инспектор.- Бертон отвезет нас в Паддок-Вуд, и мы с доктором Феллом сядем на десятичасовой поезд в город. У нас совещание с мистером Беллчестером в Скотленд-Ярде. У доктора Фелла есть идея.
- О том... что делать здесь?- нетерпеливо спросила Маделин.
- Да,- ответил доктор Фелл, продолжая некоторое время с сонным видом курить.- Я задавал себе один вопрос. Вероятно, будет лучше, если я вам сообщу кое-какие несерьезные тайные слухи. Например, что сегодняшнее дознание имело двоякую цель. Мы надеялись на вердикт "убийство" и надеялись, что кто-нибудь из свидетелей допустит оплошность. Мы добились вердикта "убийство", и кое-кто совершил грубую ошибку!
- Это когда вы выкрикнули "вот это да"?
- Я говорил "вот это да" много раз,- серьезно заметил доктор Фелл.- Про себя! За определенную цену мы с инспектором расскажем вам, почему мы оба сказали "вот это на". Я подчеркиваю - за определенную цену. В конце концов, вы должны сделать для нас то, что сделали для мистера Барроуза. Мы так же, как он, пообещаем вам хранить тайну. Минуту назад вы сказали, что он работает над теорией, над ее доказательством. Что за теория? И что он хочет доказать?
Маделин загасила сигарету. В полутьме, одетая в белое, она выглядела прохладной и чистой, ее нежная шея выглядывала из низкого декольте. Пейдж навсегда запомнил ее в этот момент: светлые волосы, уложенные кудряшками над ушами, и широкое лицо, в сумерках еще более мягкое и неземное. Она медленно закрыла глаза. В саду слабый ветерок шевелил лавровые деревья. К западу, над садом, низкое небо было желто-оранжевым, как хрупкое стекло; но над массивом Ханджинг-Чарт горела первая звезда. Комната, казалось, замерла, словно в ожидании. Маделин положила руки на стол и слегка отодвинулась.
- Не знаю,- сказала она.- Люди приходят и делятся со мной своими секретами. Они верят, что я умею хранить секреты - вероятно, я похожа на человека, который умеет хранить секреты. И я действительно умею. Теперь получается, что эти секреты из меня вытянули, и я чувствую, что, рассказывая сегодня все это, совершаю что-то неприличное.
- И?..- подбадривал ее доктор Фелл.
- Все равно, вы должны это знать. Вы действительно должны это знать. Нат Барроуз кое-кого подозревает в убийстве и надеется, что ему удастся это доказать.
- И кого же он подозревает?
- Он подозревает Кеннета Марри,- ответила Маделин.