Карр Джон Диксон. Темная сторона луны

   Густо-черное и молочно-белое, со слегка поблескивающими окнами, здание школы поднялось перед ними, как хранилище тайн. "Р. Гэйддон". На свалке металлолома Р. Гэйддона не было никакого света, она казалось пустынной.
   Ни одна собака не лаяла, ни один сторож не преградил им путь с дробовиком, никаких шагов не было слышно, кроме их собственных. Они почти дошли до боковой двери, когда Камилла схватила Алана за руку и показала куда-то.
   - Там темно,- сказала она шепотом.- В окнах комнаты 26 темно, как в яме. Доктор Фелл говорил так, словно место вполне подготовлено для того, что ты назвал вечеринкой, но, похоже, что света нет ни там, ни где бы то ни было еще.
   - С каких это пор, моя антипуританка, нам нужно беспокоиться по поводу темных комнат? Мы должны войти, сесть и ждать результатов. Если мне не изменяет память, он сказал, что боковую дверь будет легко открыть.
   Но открывать дверь им не пришлось, поскольку чья-то рука распахнула ее настежь изнутри. Янси Бил - откуда-то позади него сочился тусклый свет прислонился плечом к внутренней стороне двери и разглядывал их с какой-то нервной непринужденностью.
   - Привет всем!- сказал он.- В комнате вовсе не темно, она просто затемнена.
   - Затемнена?
   - Просмоленной бумагой,- Янси сделал поясняющие движения,прикрепленной на деревянном каркасе. Это некая игра, хитроумно задуманная Великим Гоблином доктором Феллом или Верховным Жрецом Каиафой Эшкрофтом, но не спрашивайте меня, что это за игра или в чем дело. Они позвонили мне домой, они настаивали на моем присутствии, так что я приехал.
   - Кто еще здесь?
   - Пока что никого, кроме меня. Входите, присоединяйтесь к Клубу потерянных душ!
   Коридор был темным; комната номер 25 напротив через коридор тоже была темной. Но такой же тусклый свет с потолка пробивался через стеклянную панель в двери комнаты номер 26. Толкнув дверь, Янси подсунул под нее клинышек и с некоторым шиком провел их внутрь.
   - Со вчерашней ночи здесь немного прибрались,- объяснил он, показывая на затемнение на окнах.- Пахнет мылом и водой, да? Никакой крови там, где бедняжка Валери остановила пулю. Виктрола стоит на своем месте, крышка закрыта. А вот этот чертов саксофон все еще на крышке пианино. По моему мнению...- Он резко замолчал.
   - Каково же твое мнение?- спросил Алан.- И что ты там говорил насчет Клуба потерянных душ?
   - Думаю, что принадлежу к нему, возможно, мы все к нему принадлежим.Янси начал расхаживать туда-обратно перед учительским столом.- Когда я добрался сюда, минут пятнадцать назад, я поставил машину с западной стороны свалки металлолома и пошел пешком к школе. Я почти поравнялся со свалкой, когда увидел женщину, одиноко бредущую по дороге в направлении от Мэйнард-Холла так неуверенно, словно она не могла решить, куда ей идти.
   Потом я осознал, что это Мэдж, это моя малышка Мэдж! Не видя меня - я был в тени,- она повернулась вокруг, будто слепая девушка, и отправилась обратно в том же направлении, откуда пришла. Если она нуждается в помощи и утешении, подумал я, старина Яне - тот самый малый, кто его ей может дать! Я почти открыл рот, чтобы окликнуть ее, но кто, вы думаете, появился со свалки, как не Великий Гоблин доктор Фелл, с весьма специфическим выражением на лице?
   "Не делайте этого,- сказал он,- не вмешивайтесь, не добавляйте ей огорчений".- "Это Мэдж,- сказал я.- Она тоже будет присутствовать на полуночной конференции?" - "Ее не будет,- сказал доктор Фелл,- нужно ли нам еще больше огорчать ее?" Он велел мне идти в школу, а сам вернулся на свалку, ни сказав не единого слова. Что он там делал, я не знаю, и что он имел в виду - тоже...
   Янси сделал паузу.
   Послышался слабый звук, боковая дверь открылась и закрылась. В комнату номер 26, переваливаясь, вошел доктор Фелл, без шляпы, неся в одной руке свою палку, а в другой кожаный портфель. Он закрыл дверь в коридор. Положив палку и портфель на учительском столе, он зашел за стол и, глядя на своих компаньонов, длинно и шумно вздохнул.
   - Прошу прощения за всю эту конспирацию в духе плаща и кинжала,- начал он.- Мы здесь, мадам и джентльмены, по просьбе капитана Эшкрофта.
   - Самого старины Нимрода?- спросил Янси.- Где же сам могущественный зверолов перед Господом?
   - Он задержался в другом месте по срочному делу. Поскольку капитан Эшкрофт говорит, что не имеет охоты разговаривать, желание, до сей поры не замеченное в нем, он уполномочил меня изложить вам определенные факты, которые необходимо понять прежде, чем мы сможем понять что-либо еще. Я сам без большого удовольствия смотрю на эту перспективу. Слушать это будет горько, и кое-какие петарды могут взорваться прежде, чем мы закончим. Но это необходимо, у нас нет другого выбора. Если вы устроитесь поудобнее, насколько это возможно при подобных обстоятельствах...
   Камилла, Янси и Алан сели за три школьные парты в первом ряду, с некоторым трудом пристроив под ними ноги. Доктор Фелл остался стоять, мучимый тревогой. Из кармана он вынул уже набитую пенковую трубку. Но он не зажег ее, лишь указал черенком на Алана:
   - Если на мгновение я мог бы - хрумпф!- воспользоваться методом Сократа, какие самые рискованные вопросы возникают в этом деле?
   - Кто убил Генри Мэйнарда и пытался убить Валери Хьюрет? Как объяснить это невозможное убийство?
   - Фью!- сказал доктор Фелл с оттенком нетерпения.- Меня интересуют не самые головоломные вопросы, меня интересуют самые рискованные. Как и с кем все это началось? Чьи эмоции начали цепную реакцию, которая завершилась столь ужасным взрывом? Чей характер мы должны рассмотреть прежде всего?
   - Вы имеете в виду убийцу?
   - Я имею в виду жертву.
   - Вы хотите сказать,- вскричала Камилла,- что все началось с мистера Мэйнарда?
   - Разумеется! Как далеко мы ни заглядывали бы назад, на горизонте пейзажа мы постоянно видим Генри Мэйнарда. Пусть он присутствует на экране ваших мозгов так же живо, как присутствовал в жизни. Но его внешние физические характеристики - гибкая, подтянутая фигура, всегда тщательно одетая, серебряные волосы, довольно холодные голубые глаза - менее показательны, чем духовные или эмоциональные. Он был человеком с воображением и умом. Он был человеком сильных чувств, обычно подавленных, но они могли и иногда вырывались наружу. Несмотря на убедительное обаяние, которым он пользовался, когда хотел, он был человеком непредсказуемых настроений. По меньшей мере месяц, возможно гораздо дольше, что-то его преследовало и беспокоило. Что это было?
   Внешне, по крайней мере, он производил впечатление человека, у которого совсем немного забот. Уже и так обеспеченный, он унаследовал состояние и поместье своего старшего брата. Он добился успеха даже в своем хобби - в академических кругах его высоко ценили. Богатством, здоровьем и восхищением он был одарен в большой степени. Может ли человек просить большего?
   И все же он оставался далеко не счастливым; преследовавшее его беспокойство все нарастало. Со времени приезда в Мэйнард-Холл он, по существу, мало что делал, если не считать бесконечных "вычислений" на бумаге, которые он никогда ни с кем не обсуждал и никому о них не рассказывал. Есть ли какие-нибудь указания на то, что это были за вычисления? Хорошо! Предположительно потому, что его дочь возражала против слишком уединенного образа жизни, он пригласил определенных гостей на вечеринку, которая должна была начаться в понедельник третьего мая, и в число этих гостей входили два поклонника, как известно, искавших руки Мэдж Мэйнард. Отметим мельком, что однажды он спрашивал у Мэдж о росте и весе и Риптона Хиллборо, и Янси Била.
   Доктор Фелл сделал паузу. Ему ответила Камилла, чуть ли не вскочив от возбуждения на ноги.
   - Да!- сказала Камилла.- Меня здесь не было, когда он об этом спрашивал, это было до того, как мы все сюда приехали. Мэдж первый раз сказала мне об этом по секрету, а потом выболтала в библиотеке днем в пятницу, я уверена, что это правда. Но чем это может помочь? Что бы там ни мучило мистера Мэйнарда, разве это не было связано с самой Мэдж?
   - В яблочко!- сказал доктор Фелл, постукивая костяшками пальцев по столу.- Его мука - вы использовали очень верное слово!- происходила именно от этого. В этом мы все время соглашались, этого никто никогда не отрицал. Вы, мистер Бил, в некоторых подробностях описывали знаменитый инцидент под магнолиями ночью в воскресенье второго мая. Вы помните?
   - Помню,- согласился Янси.
   - Мэдж говорила с каким-то неизвестным мужчиной, который ушел как раз перед тем, как появились вы. С чердака вниз пришел Генри Мэйнард, снова в муках, и добавил путаницы в и без того уже запутанную сцену. Он был спровоцирован любопытной вспышкой, когда Мэдж, взорвавшись по каким-то своим собственным причинам, закончила: "Иногда мне кажется, что не стоит..." Что она хотела этим сказать? Как это было связано с муками Генри Мэйнарда?
   - Дорогой мой Великий Гоблин,- взревел Янси,- я уже говорил, что не знаю, и задавал вам тот же самый вопрос. Штаны господни, что все это значит? Мы пытаемся узнать, что болело в душе у старикана, но никаких сведений нет!
   - Есть!- сказал доктор Фелл.
   Положив трубку, он расстегнул металлическую застежку на портфеле, лежавшем на столе, открыл его и залез внутрь. Но не вытащил оттуда никаких бумаг, которые в нем, очевидно, лежали. Вместо этого он снова взял свою пенковую трубку и указал черенком на Алана Грэнтама.
   - Подумайте!- сказал он.- По дороге в ресторан "Дэвис" в субботу вечером, если помните, я спросил, есть ли у вас какие-то предположения, объясняющие подчас поразительное поведение Мэйнарда. Вы заострили ситуацию в духе, вполне свойственном викторианским новеллам, предположив, что Генри Мэйнард может оказаться не настоящим Генри Мэйнардом, а только самозванцем. Хотя я был вынужден отвергнуть этот аргумент как ошибочный, но все же ответил вам, что это ведет самым прямым образом к другой мысли. И эта мысль, разумеется, способна многое объяснить в его отношении к дочери.
   - Другая мысль, вы сказали?- вскрикнула Камилла. В этот раз она все-таки подскочила, как возбужденная школьница на уроке.- Какая мысль, доктор Фелл? И каким образом, ради всех святых, она могла влиять на его отношение к дочери?
   Доктор Фелл взмахнул черенком трубки.
   - Потому что Мэдж Мэйнард не его дочь,- ответил он.- У Генри Мэйнарда никогда не было дочери, мисс Брюс; она ему такая же родственница, как и вы. Она имеет все права носить имя Мэдж Мэйнард, хотя и не родилась с ним.
   А теперь я должен рассказать вам, что одиннадцать лет назад этот ложный отец, проживая в то время в Нью-Йорке, отчаянно влюбился в шестнадцатилетнюю девушку, которую встретил в приюте Святой Доротеи в Куинсе. Мэдж Макколл, сиротка с богатым воображением, была неоценимой помощницей в обучении младших детей. Но она стремилась к более широким горизонтам, именно об этом она всегда мечтала. Он удочерил ее официально, затем на год отправил ее учиться в лучшую школу в Швейцарии, после чего семнадцатилетняя Мэдж приняла его любовь на тех условиях, которые он предложил. С тех пор она была его любовницей, и эти отношения поддерживались настолько осторожно, что никто ни о чем не подозревал. Его страсть далеко не уменьшалась, напротив, только возрастала с годами. Сама девушка (подлинно добросердечная, с подлинно добрыми намерениями, просто аморальная) была вполне счастлива. Она могла бы продолжать оставаться счастливой, если бы с ними не случилась трагедия, разбившая его жизнь, как, возможно, разобьет и ее, когда природа взяла свое и ее глаза устремились на другого мужчину.
   Глава 19
   Воцарилось молчание.
   Тусклый свет падал с потолка на стоящий метроном, на палку и на открытый портфель перед доктором Феллом. Бормоча что-то, доктор Фелл запихнул трубку в свой карман. Он снова потянулся к портфелю, но опять ничего из него не вынул.
   - Если вы хотите документальных подтверждений...- начал он,- однако, поскольку Мэдж сама знала всю правду...
   Величественно наклонившись вперед, доктор Фелл моргнул, глядя на Алана, затем на Камиллу, которая снова села, крепко сжав руки. Потом, поглядев на Янси Била, выпрямился.
   - Мистер Бил! Я сожалею, что нанес вам столь грубый и прямой удар. Но это было необходимо, вы прежде всех должны были узнать об этом! Лучше вам услышать это здесь от меня, чем обнаружить при других обстоятельствах, возможно, еще более жестоких.
   - Все в порядке, Великий Гоблин,- сказал Янси.- Все в порядке.
   Он говорил так легко и спокойно, что Алан на мгновение задумался. Голова Янси была повернута в сторону. Внезапно, подобрав свои длинные ноги, он очень резко встал и направился к левой стороне учительского стола, мимо переносной школьной доски на мольберте, к маленькому пианино в углу. Казалось, он рассматривает саксофон, лежавший на крышке пианино. Потом, с лицом абсолютно спокойным, если не считать вертикальной морщинки, образовавшейся между бровей, он повернулся к доктору Феллу.
   - Все в порядке, Великий. Гоблин!- повторил он.- Я слышу, что вы говорите, я понимаю, о чем вы говорите. Просто, похоже, это пока не много для меня значит, только и всего. Я все еще в шоке, конечно. Во всяком случае,- взорвался он,- какая разница, что именно думаю я?- Он посмотрел на Алана.- Вот ты, старина. Вся эта история с Мэдж, ты что-то подозревал?..
   - Нет, ни на секунду! Но я теперь понимаю, почему капитан Эшкрофт назвал это крупной неприятностью.
   - А ты, Камилла? Ты догадывалась?
   Камилла уставилась на свои переплетенные пальцы.
   - Нет, не догадывалась, хотя должна была бы. Мы все замечали нечто странное в их отношениях, но как же сильно мы ошибались! То, что мы рассматривали как "гипертрофированную заботу" о Мэдж, было всего лишь... о, это не важно!
   - Вот и я говорю, милая: не важно. Я пытаюсь понять, что это. Боли нет никакой - пока нет, во всяком случае,- так что я просто хочу знать. Можете вы, наконец, расколоться и рассказать нам, Великий Гоблин? Что навело вас на эту мысль? Кто вас на это навел?
   Доктор Фелл скосил глаза.
   - Вначале,- ответил он,- это можно было назвать не больше чем атмосферой, предположениями, намеками: тем, что мисс Брюс описала как "нечто странное". Намек на эту странность туманно проявился, когда я первый раз познакомился с ними обоими в Голиафе, во время моей зимней лекционной поездки. Когда он призвал меня из Нью-Йорка и разговаривал со мной в своем кабинете днем в пятницу, ощущения какой-то странности усилились. Говорил ли он о ней, говорила ли она о нем - со мной ли или с кем-либо в разговорах, которые мне пересказывали,- все время чувствовалось, что отношения между отцом и дочерью гораздо более странные, чем я когда-либо встречал.
   Нельзя было затронуть ни одну тему, чтобы каждый из них не начинал немедленно говорить о другом. Это было слишком, это было навязчиво! Они говорили не как отец с дочерью; они говорили как тайные любовники, имеющие свои причины для перебранки. Правда, предательские речи раздавались не настолько часто, чтобы привлечь всеобщее внимание. Их близость длилась уже полных десять лет; оба довольно хорошо научились играть свои роли.
   - Да,- вскричала Камилла,- вот этого-то я и не могу пережить!
   - Если это шокирует вас, мисс Брюс...
   - Это меня, в общем-то, не шокирует, хотя не могу сказать, что мне это нравится. Такая разница в возрасте! Такие вещи случаются, мы знаем; долгое время, я полагаю, Мэдж, должно быть, была настолько благодарна ему, что на самом деле считала, что любит его. Но - десять лет вместе! Как они могли рассчитывать, что никто не узнает?
   - Ответ,- сказал доктор Фелл,- заключается в том, что никто так и не узнал. Будьте скрытны, мадам и джентльмены, будьте скрытны, вот вам мой совет, и ваш самый строгий сосед будет принимать вас таким, каким вы хотите ему казаться.
   С вашего позволения, однако, мы вернемся к фактам, которые могут быть установлены или доказаны.
   В кабинете в пятницу Генри Мэйнард без колебаний излагал факты и называл даты. Мэдж, сказал он, родилась в Париже в 1938 году и была крещена в американской церкви на авеню Георга Пятого. Как я и подозревал, он привык пересказывать эти "факты"; он никогда не боялся, что кто-то поставит их под сомнение. Когда какая-то девушка известна всем как чья-то дочь и по крайней мере на людях ведет себя соответственно, кто станет задаваться вопросами или проводить дальнейшее расследование?
   Несмотря на сомнения, возникшие в моей голове, я сам бы никогда не стал заниматься расследованием, если бы не одно случайное обстоятельство, которое выдало его. Когда я уходил, чтобы спуститься вниз по лестнице, он вручил мне дневник, в котором одна юная леди в 1867 году описывала смерть коммодора Мэйнарда на берегу. Забудьте на некоторое время об этом дневнике; он просто послал меня в погоню за вымышленным зайцем в ложном направлении по поводу методов убийства. Но наш добрый хозяин рассказал мне кое-что еще.
   Направляясь из дома, чтобы посмотреть некие бейсбольные игры на дороге, я заглянул в библиотеку. Над камином, как мне сказали, висит портрет покойной миссис Генри Мэйнард, урожденной Кэтрин Уилкинсон из Атланты. Один взгляд на портрет вновь оживил мысли, все еще бродившие в этих хилых мозгах, когда вся наша компания возвратилась в дом и обнаружила, что из оружейной исчез томагавк, а потом удалилась в библиотеку для медитации.
   Ну, я действительно медитировал; клянусь громом, медитировал! Стоя под портретом спиной к нему, я пытался поймать ускользающие воспоминания. Итак, у Генри Мэйнарда были голубые глаза. Возможно, вы заметили голубые глаза женщины на портрете. И вы не могли не заметить, что Мэдж Мэйнард, их предполагаемая дочь, имеет яркие, сияющие карие глаза.
   Тогда, стоя под портретом, я нагнал мою ускользавшую память, нашел для нее имя и произнес одно слово. Мисс Брюс играла на рояле. Несомненно, мое произношение оставляет желать лучшего - я заплатил свой штраф непониманием. Все подумали...
   - Да?- требовательно спросил Алан.
   - Все подумали, что я сказал "Мендельсон", хотя для меня любая аллюзия к классической музыке столь же малохарактерна, как ссылка на высшую математику. Это следует подчеркнуть со всеми возможными смиреннейшими извинениям, но на самом деле я сказал "менделизм".
   - Менделизм?- воскликнул Янси, словно отчаянно пытаясь вдохнуть воздух.- Кажется, для вас это что-то значит, Великий Гоблин, но я совсем ничего не понимаю. Что такое менделизм?
   - Теория наследственности,- ответил доктор Фелл,- возникшая в результате экспериментов среди растений и живой природы, проведенных аббатом Грегором Менделем из Австрии в девятнадцатом веке. Его последователи, приложившие эту науку к человеческим существам, вывели закон Менделя. И закон Менделя, который не однажды и не дважды подвергали сомнению, но так никогда и не опровергли, устанавливает аксиому на все времена: у голубоглазых родителей не может появиться кареглазый ребенок! Если я что-то и невоспитанно прорычал, ощущая триумф, тому была весьма основательная причина. Это было уже что-то, что могло быть доказано.
   - И это было доказано?
   - Это,- продолжал доктор Фелл, копаясь в портфеле и вытаскивая оттуда несколько тонких машинописных листков, которые он положил на стол,- копия полного полицейского отчета. Жена Мэйнарда действительно умерла в Париже в тридцать девятом году, как он и говорил. Но ни в мэрии, ни в упомянутой выше американской церкви не было зарегистрировано рождение ребенка. "Дочь" была мифом - что и требовалось доказать.
   Опуская еще не решенный в тот момент вопрос, кем же была Мэдж и как она вошла в его жизнь, давайте вернемся к ситуации в Мэйнард-Холле в начале этого месяца и к человеку, который наполовину обезумел от ревности. Она ускользала от Мэйнарда, она нашла кого-то еще! На случай, если вы сомневаетесь в глубине чувств, испытываемых им к девушке, которую он выдавал за свою дочь,- доктор Фелл снова нырнул в портфель,- у меня здесь есть пачка писем, подтверждающих состояние его ума.
   Письма, все еще перевязанные широкой розовой лентой, он положил рядом с машинописным отчетом.
   - Отправленные из Полчестера, Массачусетс, и датированные между сентябрем и Рождеством шестьдесят первого года, они были написаны Мэдж в Голиаф боготворившим ее пожилым человеком, который принял академическую должность, от которой впоследствии отказался, потому что хотел вернуться к ней. Нет необходимости смущать вас, читая отрывки; они полны поэзии страстной любви. Он забыл это опасное юридическое выражение: "Написанное слово остается". Мэдж тоже забыла об этом - она сохранила письма. Их нашел некто, кого мы называем шутником, некто, интуитивно подозревавший, что происходит между этими двумя одержимыми душами, некто, кто украл письма и намеренно оставил их в этой комнате, чтобы их обнаружила полиция.
   - Да, шутник!- вскричала Камилла.- А кто этот шутник?
   - Могу я умолять о вашем снисхождении еще на минуту?
   - Хорошо...
   - Письма, правда, были написаны четыре года назад. Но вряд ли можно сомневаться, что его чувства изменились, когда он планировал свою вечеринку в первую неделю мая. Мы можем пойти дальше - его чувства во сто крат возросли! Четыре года назад на горизонте не было никакого соперника. Теперь соперник появился. Он знал это, учитывая, как он квохтал над Мэдж, хотя так и не смог догадаться, кто это был. Она, в свою очередь, могла только изображать явное безразличие. Если мы вернемся назад с ретроспективной дрожью к той сцене под магнолиями в ночь воскресенья второго мая, станет очевидно, что прерванная вспышка Мэдж должна была закончиться словами: "Иногда мне кажется, что не стоит продолжать весь этот маскарад".
   Он-то думал, что стоит! Маскарад должен был продолжаться вечно! И поэтому, решил он, кому-то придется умереть.
   Алан выпрямился за партой:
   - Он решил, что кому-то придется умереть? Вы хотите сказать?..
   - Нет, Генри Мэйнард не совершил никакого преступления! Я сомневаюсь, чтобы он смог бы когда-нибудь воплотить в жизнь свой план. Но он был в таком душевном состоянии, что думал об убийстве и самым тщательным образом планировал его. Посмотрите сюда!
   Нырнув еще раз в портфель, доктор Фелл взял два сложенных листка из записной книжки. Насколько Алан мог судить на расстоянии, они были испещрены цифрами и надписями, сделанными твердым, аккуратным почерком.
   - Знаменитые "вычисления",- сказал доктор Фелл, возвращая бумаги обратно в портфель.- Записи, над которыми Мэйнард работал некоторое время. Те самые бумаги, которые он держал в таком секрете, о которых он солгал мне и которые, в конце концов, он спрятал в потайном ящике шератоновского бюро в своем кабинете. Детектив-констебль по фамилии Уэксфорд, главный эксперт капитана Эшкрофта по антикварной мебели, обнаружил потайной ящик и его содержимое в субботу. Вы только что видели это содержимое.
   То, что Мэйнард разрабатывал, представляло собой полный чертеж, с размерами и спецификациями, для самого эффективного орудия убийства, с которым я только встречался. Нечто математическое, как и можно было ожидать от него; нечто в высшей степени практичное, чем мог бы воспользоваться любой человек с умеренными навыками определенного сорта. Это самое устройство, в руках настоящего убийцы, вернулось бумерангом, чтобы убить самого Генри Мэйнарда. Мэйнард никогда не чувствовал опасности, никогда не думал, как защититься от нее. Его схема должна была быть использована против...
   Янси Бил, с выражением лица, близким к коллапсу, все еще стоял рядом с маленьким пианино. Пока доктор Фелл говорил, Янси сделал один неверный шаг вперед.
   - Да?- подсказал он.- Я думал, что смогу выслушать все, что вы скажете против Мэдж. Теперь я не так в этом уверен. Но что все это значит? Про Мэйнарда как потенциального убийцу? Кто должен был стать его жертвой?
   - Как планировалось с самого начала, насколько я понимаю, жертвой должны были стать либо Рип Хиллборо, либо вы сами. Вы не забыли рассуждения мистера Хиллборо на эту самую тему?
   - Нет, но...
   - Серьезно он говорил это или нет, но он до опасного близко подошел к истине, когда сказал, что вам обоим следует поостеречься. Мэдж, вы помните, немедленно загорелась и стала спрашивать, что мог бы ее "отец" иметь против любого из вас. Вы не смогли ответить тогда на этот вопрос. Теперь вы можете на него ответить?
   - Да, но...
   - Подумайте! Вы и мистер Хиллборо были двумя признанными соискателями руки Мэдж. Вы оба молоды, оба хорошо выглядите, он ненавидел вас обоих! Хотя, казалось, Мэдж не отдавала предпочтения ни одному из вас, разве это не могло быть ширмой, чтобы скрыть свою страсть к тому или другому? Такая мысль непременно должна была прийти к Мэйнарду. В самом деле, когда мы сами посмотрим на настоящего убийцу...
   - Полегче, Великий Гоблин! Давайте-ка полегче! Вы что, хотите сказать, что убийцей может быть либо Рип, либо я?
   - Одну минуту, сэр. Мы смотрим на это не нашим собственным взглядом, мы смотрим на все глазами Генри Мэйнарда, человека далеко не первой молодости, мучимого жгучей ревностью. Если вы сами когда-либо испытывали чувство ревности...
   - Если я испытывал чувство ревности, бога ради!
   - И все же, в глубине души, планировал ли когда-либо Мэйнард убийство по-настоящему? Здесь я попадаю в область догадок. Он любил побаловаться с планами и цифрами; жестокая реальность - совершенно другое дело. Ибо что же произошло? Знаменитый воскресный вечер под магнолиями, гости, приезжающие на следующий день, Мэдж в объятиях - кого же? Вы, мистер Бил, сказали, что это были вы. Он сомневался в этом, у него имелись причины сомневаться. Но если не вы, то кто же? Он не знал, он не мог догадаться. Алан Грэнтам и я можем засвидетельствовать, что это неведение сводило его с ума.