Карр Филиппа. Валет червей

   К разговорам об войне колоний за независимость и о роли, которую собиралась играть в ней Франция, я прислушивалась вполуха — по-настоящему меня занимали только мои дети. К тому же мы вели долгие разговоры с Лизеттой, ездили верхом, бродили по окрестностям. Мне доставляло большое удовольствие общество Лизетты.
   В декабре Шарль отправился в Париж и пробыл там несколько недель. Когда он вернулся, выяснилось, что его энтузиазм относительно этой войны напоминает лихорадку. В Париже он познакомился с тремя представителями Америки — Бенджамином Франклином, Сайласом Дином и Артуром Ли. По его словам, весь Париж говорил только о них, их приглашали в самые знатные дома, и никто не принимал во внимание их необычную внешность — французы горели желанием выслушать рассказы о войне за независимость.
   — Их манеры исключительно просты, — рассказывал Шарль, — Волосы у них не напудрены, а одежда очень простого покроя и сшита из такой простой ткани, какой я никогда не видел. Но Париж от них без ума. Народ требует, чтобы мы немедленно начали войну против англичан.
   Еще раньше в этом же году он вступил в общество маркиза де Лафайета. Огромное впечатление произвела на него покупка маркизом боевого корабля, который он нагрузил оружием и после преодоления некоторых осложнений отправил в Америку.
   В стране были очень сильны антианглийские настроения, но король твердо стоял на своем: Франция не должна вмешиваться в эту войну.
   Так обстояли дела в тот момент, когда прибыл посыльный из Обинье.
   Моя мать получила письмо из Эверсли, в котором сообщалось, что бабушка очень больна и непременно хочет видеть нас. Сабрина писала, что, если у нас есть хоть какая-то возможность приехать, мы сможем обрадовать этим Клариссу, но если мы не поспешим, то, может статься, упустим возможность попрощаться с ней.
   Сабрина явно была расстроена, так как они с бабушкой бок о бок прожили всю жизнь.
   Дикон так и не оправился после смерти своей жены, — продолжала она. — Это, конечно, страшно опечалило всех нас. Бедный Дикон! К счастью, сейчас он очень занят и большую часть времени проводит в Лондоне. Дела не позволяют ему полностью предаться скорби по поводу понесенной утраты…
   Меня интересовало, как он выглядит. И чем занимается? Наверное, высматривает новую богатую наследницу, — цинично думала я. — Впрочем, теперь меня это не интересует. Я жена и мать.
   Моя мать приписала от себя:
   « Моя милая, я знаю, что требую от тебя слишком многого, прося оставить дом и детей, но мы не пробудем там долго… ровно столько, сколько нужно, чтобы повидаться с твоей бабушкой. Как говорит Сабрина, другой возможности у нас может и не быть. Я отправляюсь в любом случае, но было бы просто чудесно, если бы, ты могла сопровождать меня. Бабушка очень хочет видеть именно тебя «.
   Когда я показала письмо Шарлю, он сказал, что я обязательно должна ехать.
   Лизетта решила, что мне будет интересно повидать родной дом. Она тоже была бы не прочь отправиться со мной, но об этом не могло быть и речи.
   — Не задерживайся, — умоляла она меня. — Я просто не представляю, как буду здесь без тебя. Шарль напутствовал меня:
   — Постарайся хоть ты вразумить их. Если они не образумятся, их ждет унизительное поражение. Они дождутся, что Франция отправится воевать за Атлантику — Я еду не с дипломатической миссией, а всего лишь навестить больную бабушку, — напомнила я.
   — Но тогда постарайся не задерживаться, — сказал он. — А то здесь без тебя будет очень скучно.
 
   Мои чувства были смешанными, когда мы с матерью направлялись к побережью вместе с моим отцом, провожавшим нас до самого пакетбота, отплывавшего в Англию. Было очень грустно прощаться с детьми, Шарлем и Лизеттой, но одновременно я волновалась за бабушку и, честно говоря, ощущала радостное возбуждение при мысли о том, что снова увижу Эверсли. Наверное, мать чувствовала примерно то же самое, хотя выглядела весьма подавленной.
   Путешествие через Ла-Манш прошло без происшествий, и мы прибыли в Дувр во второй половине дня, так что к вечеру уже добрались до Эверсли.
   Старое семейное гнездо выглядело точно таким, каким я его запомнила, — возможно, не столь впечатляющим, как замок Обинье, но по-своему величественным.
   Услышав, как мы въезжаем, во двор выбежала Сабрина и бросилась обнимать нас.
   — Ах, как чудесно вновь видеть вас! — воскликнула она. — Как я рада, что вы смогли приехать.
   — Как дела у мамы? — спросила моя мать.
   — Она слаба… но очень оживилась, узнав, что сможет повидаться с вами. Я уверена, это пойдет ей на пользу. А вот и Дикон.
   Действительно, появился Дикон — человек, который долгое время один занимал все мои мысли. Он был именно таким, каким я его запомнила, » слишком крупным человеком «, как однажды кто-то сказал о нем; и выглядел он, как всегда, великолепно. К сожалению, его светлые локоны покрывал парик, но глаза, похоже, стали еще более пронзительно синими.
   — Сепфора! — воскликнул Дикон, бросившись к моей матери. Он обнял ее, и я заметила, что она попыталась высвободиться из его объятий, но он, как бы не замечая этого, продолжал обнимать ее.
   И только потом Дикон посмотрел на меня. Он тихо произнес мое имя.
   — Лотти… Лотти… Взрослая Лотти. Я протянула ему руку, но он не обратил на это внимания и со смехом, подхватив меня, подбросил в воздух. ; — Как чудесно… Лотти здесь.
   Сабрина смотрела на него с тем смешанным выражением восхищения, нежности и обожания, которое я так хорошо помнила. Я увидела, как мать поджала губы, и подумала: ничто не изменилось. Что же касается меня, я ждала этого Момента с тех самых пор, как узнала о предстоящем визите.
   — Они, должно быть, устали с дороги, — произнесла Сабрина. — Как прошло ваше путешествие? Комнаты для вас готовы… ваши прежние комнаты. Я решила, что это вам понравится. Но, может быть, вы сначала поздороваетесь с Клариссой?
   — Конечно, — отозвалась мать, — мы сейчас же пойдем к ней.
   Сабрина повела нас наверх по лестнице путем, который я прекрасно помнила.
   Дикон шел рядом. Он положил мне руку на плечи.
   — Лотти, — сказал он, — как я рад твоему приезду. Я сухо ответила:
   — Надеюсь, бабушка не слишком серьезно больна.
   — Годы берут свое, — проговорила Сабрина, — а за последние месяцы она сильно сдала. Вот почему я и решила, что вам лучше приехать сейчас.
   — Впрочем, им следовало бы приехать раньше, — добавил Дикон.
   Сабрина улыбнулась.
   — Ну конечно, им следовало бы. Мы все были огорчены тем, что вы покинули нас, уехав за границу.
   — Вам в утешение остался Эверсли, — сказала я, посмотрев на Дикона.
   Я говорила себе:» Теперь все совсем иначе. Я наконец разобралась в тебе. Я знаю, что тебе был нужен Эверсли, а не я «.
   Я должна все время помнить об этом, так как с первых же минут встречи я стала подпадать под обаяние Дикона, но меня переполняло чувство обиды.
   Мы прошли в бабушкину комнату. Она сидела в кровати и выглядела слабой, но очень милой в украшенной кружевами розовой ночной кофточке.
   — Сепфора! — воскликнула она, и мать бросилась к ней. — И Лотти! Ах, вы мои дорогие. Как прекрасно, что вы приехали. Сколько же времени прошло…
   Мы обнялись, и она попросила нас сесть по обеим сторонам кровати.
   — Ну, рассказывайте мне свои новости, — потребовала она. — Расскажите о милых малютках Шарло и Клодине. Ах, Лотти, как странно думать, что ты уже мать. Ты еще сама выглядишь как дитя.
   — Время идет. Я больше не дитя, бабушка.
   — Милая Лотти, она, как всегда, прелестна. Ведь верно же, Сабрина? Дикон?
   Сабрина кивнула, а Дикон сказал:
   — Она стала еще прелестнее. Взрослая Лотти, Лотти-женщина. Она очаровательнее, чем Лотти-ребенок.
   Сабрина и бабушка взглянули на него, и у них на лицах появилась улыбка, которую я так хорошо помнила. А на лице моей матери появилась жестокость, и все мы словно вернулись на много лет назад, в те дни, когда существовал конфликт из-за желания Дикона жениться на мне.
   — Теперь ты отец, Дикон, — произнесла она.
   — Ах, эти ужасные близнецы, — снисходительно заметила Сабрина, — они обиделись из-за того, что им не разрешили встретить вас и уложили в постель. Вы увидите их утром.
   — Теперь им, должно быть, что-то около восьми лет, — сказала моя мать.
   — Так ты помнишь, — одобрительно сказала бабушка.
   — Ну, у вас еще будет время поговорить, — сказала Сабрина и улыбнулась бабушке, — а сейчас я провожу их в комнаты. Вам, конечно, нужно умыться с дороги и поесть. Ты скоро снова их увидишь, Кларисса.
   Бабушка с удовлетворенной улыбкой кивнула, и Сабрина вывела нас из спальни и проводила в комнаты.
   Сколько воспоминаний было связано с этой комнатой! То же самое, должно быть, чувствовала в своей комнате моя мать. Не всегда она была здесь счастлива, и у нее были печальные воспоминания. Для нас обеих этот визит нес не только радость. Одного взгляда на Дикона было достаточно, чтобы убедиться в этом. Он сохранил свое обаяние, и я продолжала покоряться его чарам. Мне пришлось убеждать себя в необходимости быть начеку.
   Я умылась, переоделась и вместе с матерью спустилась вниз, к столу.
   — С тобой все в порядке? — спросила я ее. Она испытующе взглянула на меня.
   — Боюсь, я излишне эмоциональна. Все возвращается… так много воспоминаний… Да, многое произошло здесь. Дядя Карл… а потом Жан-Луи и я с ним.
   — Тогда здесь не было бабушки, Сабрины и Дикона.
   — Да, они приехали после нашего отъезда.
   — Я уверена, что здесь многое изменилось.
   — О, в этом я тоже уверена. Но твоя бабушка не столь плоха, как я боялась. Это меня радует. Похоже, мы здесь задержимся ненадолго, верно, Лотти? Я имею в виду… тебе будет все время хотеться домой… и твой отец просил меня не задерживаться надолго.
   — Мы только что приехали, — напомнила я. Но даже на столь ранней стадии я уже понимала, что мне не надо было приезжать сюда, поскольку Дикон явно был полон решимости восстановить наши отношения на том уровне, на котором они в свое время разорвались, — и это было вообще характерно для его отношения к жизни. Я была убеждена, что он считал себя центром вселенной, вокруг которого вращаются все остальные и служат удовлетворению его нужд. Все были обязаны исполнять свой долг, чем они и занимались; к Дикону это не относилось. Если он желал действовать вопреки законам чести, то именно так и действовал. Я была уверена: он находил себя таким очаровательным, что все должны ему прощать любые поступки.
   Нет, говорила я себе, не все. Я никогда не забуду о том, что он выбрал Эверсли и бросил меня.
   Когда в тот вечер мы сели за стол, Дикон сразу же начал оказывать мне знаки внимания.
   — Ты часто ездишь верхом во Франции. Лотти? — спросил он.
   — Сколько угодно, — ответила я.
   — Прекрасно. Завтра мы покатаемся. У меня есть для тебя подходящая лошадь. Сабрина улыбнулась.
   — Это будет тебе полезно, Лотти. А с Диконом ты будешь в безопасности.
   Мне хотелось расхохотаться. Даже одна я была бы в большей безопасности, чем в обществе Дикона.
   Моя мать рассказывала про Клодину и про то, каким очаровательным ребенком она растет.
   — Правда, по словам няни, она уже показывает свой характер. Ах, как мне хотелось бы почаще видеть внука и внучку. Маленький Шарло — прелестный мальчик.
   — А чего еще можно было ожидать от сына Лотти? — спросил Дикон — Интересно, — съехидничала я, — а что можно ожидать от твоих детей?
   — Странно думать о нас как о родителях, правда, Лотти? — спросил Дикон.
   — Отчего же? Мы уже не так молоды.
   — Чепуха, — возразил Дикон. — Я чувствую себя молодым. Ты выглядишь молодой. Таким образом, мы молоды. Не так ли, мамочка?
   — Дикон прав, — поддержала его Сабрина.» Интересно, — подумала я, — а был ли он когда-нибудь по твоему мнению не прав?»
   Мать начала расспрашивать о соседях.
   — А что там с этим старым домом в Эндерби?
   — Он стоит пустой, — ответила Сабрина. — После пожара Фостеры покинули его. Они не хотели больше радеть это место, что можно понять. Туда въехала другая семья, но прожила там недолго. Такая уж судьба у Эндерби. Дикон вел себя как герой на этом пожаре.
   — Моя мама всегда видит во мне лучшие черты, — сказал Дикон.
   — Да, — сухо заметила моя мать, — этого у нее не отнимешь.
   — Ну и что? Разве не так должна относиться всякая мать к своему отпрыску? — спросил Дикон. — Разве вы не смотрите на свою милую Лотти сквозь розовые очки?
   — Мне нет в этом нужды, — сообщила моя мать. — Лотти без всяких прикрас способна доставить мне радость.
   — А Сепфора действительно стала самой настоящей светской дамой, — сказал Дикон. — Ничего не скажешь, графиня. Вы, должно быть, ведете великолепную жизнь в замке.
   — Там и в самом деле очень приятно, — признала мать.
   — Вы выглядите моложе, чем в ту пору, когда покидали Англию. Впрочем, понятно, тогда… тогда вас угнетало множество забот.
   Мать ничего не ответила. Она молча продолжала есть, но я была уверена, что Дикон раздражает ее именно тем, что умышленно старается пробудить воспоминания, которые она предпочла бы стереть из своей памяти. Тем не менее, она решила не показывать своего настроения, но я, настолько близко знавшая ее, чувствовала, что она далека от спокойствия.
   Я была рада, когда ужин закончился и мы смогли встать из-за стола. Мать сказала, что сразу же пойдет к себе, поскольку путешествие действительно было весьма утомительным.
   Мы по пути зашли к бабушке, поболтали с нею с четверть часа, а затем разошлись по своим комнатам.
   Я недолго оставалась одна. В дверь постучали. Я почувствовала, как заколотилось мое сердце. Я подумала:» Нет. Даже он не решился бы «.
   — Можно войти?
   С облегчением я поняла, что это Сабрина.
   — Ах, Лотти, — сказала она, — надеюсь, ты удобно устроилась. Я так рада вашему приезду. Бабушка просто в восторге. С тех пор, как она узнала о вашем приезде, она не говорит ни о чем другом. Мы все очень довольны.
   — Мне хочется поскорее посмотреть на сыновей Дикона.
   — Они тебе понравятся. Чудные маленькие разбойники. Дикон говорит, что Джонатан пошел в него, так что можешь себе представить — тот, который непоседа, это Джонатан.
   — Наверное, занятно иметь близнецов.
   — Да… И очень удачно, принимая во внимание все случившееся. Я думаю, он до сих пор оплакивает Изабел. Это было так ужасно. А ведь больше всего они хотели именно сына.
   — Я слышала, у нее вообще было довольно слабое здоровье.
   — Да, до этого у нее было несколько выкидышей. Затем им наконец повезло, она родила двойню, но по иронии судьбы их рождение стоило матери жизни.
   — Да, это очень печально. Насколько я понимаю, у них был счастливый брак.
   — Да, они прекрасно подходили друг другу. Хотя и были разными людьми. Она была очень тихой, спокойной и обожала его.
   — Стало быть, он сумел найти еще одну почитательницу.
   — Твоя мать всегда насмехалась над тем, как мы с ним носимся. Но тебя-то это не удивляет, не правда ли? В Диконе ведь есть что-то особенное. Мне кажется, ты в свое время тоже это ощущала.
   Она испытующе взглянула на меня, и я покраснела.
   — Это было чем-то вроде детского обожания, — пробормотала я.
   — Дикон был очень расстроен, когда вы уехали во Францию.
   — Я думаю, что он был счастлив получить Эверсли. Если бы моя мать не вышла замуж и не уехала, он бы его не получил. Это должно возместить все его сожаления по поводу утраты.
   — Ну, конечно же, он любит Эверсли и превосходно им управляет. Бедному Жан-Луи это не удавалось. Что ж, все вышло к лучшему.
   — А вы часто ездите в Клаверинг?
   — Почти никогда. У Дикона там очень хороший управляющий, а сам он проводит все время здесь, если, разумеется, ему не надо быть в Лондоне.
   — Да, я помню, вы писали, что он умудряется одновременно сидеть на нескольких стульях.
   — Дикон не из тех, кто способен похоронить себя в глуши. Он действительно много времени проводит в Лондоне. У него там есть друзья… во влиятельных сферах. Ты, возможно, знаешь о том, что отец Изабел был преуспевающим банкиром.
   — Я слышала, что он женился на богатой наследнице.
   — Да, это так. После смерти отца Изабел унаследовала все. Так что, имея банковское дело в Лондоне и друзей при дворе, Дикон живет очень напряженной жизнью. Но, услышав о том, что вы приезжаете в Эверсли, он решил, что ему необходимо быть здесь.
   Она встала и внимательно посмотрела на меня. Она, несомненно, считала, что я разделяю ее восхищение Диконом. В конце концов, до отъезда из Англии я, как и все остальные, приходила от него в восторг.
   — Ты оправдала надежды Лотти. Ты действительно стала красавицей.
   — Спасибо, — сказала я.
   — Я уверена, что ты настоящая копия Карлотты. В доме есть ее портрет. Ты сама убедишься в поразительном сходстве. Ах, моя дорогая, как замечательно, что ты здесь. Надеюсь, ты не торопишься уехать, — она поцеловала меня. — Ну, спокойной ночи, приятных сновидений.
   Когда она вышла, я села на краешек кровати и стала размышлять о браке Дикона с Изабел, дочерью банкира, богатой наследницей. Он женился вскоре после того, как я уехала во Францию. Я цинично подумала: он неплохо наживается на женщинах. Через меня он получил Эверсли. А его жена Изабел принесла ему состояние и обширные связи в Лондоне. Придворные круги, не меньше! Да уж, Дикон берет от жизни все, что можно.
   Я не переставала думать о нем. Попытавшись разобраться в своих чувствах, я пришла к выводу, что надо мною нависла опасность.
   Я повернула в замке ключ. Только так я могла чувствовать себя в безопасности.
 
   В течение следующих дней мне пришлось проводить много времени в компании Дикона. Этого было невозможно избежать. Куда бы я ни направлялась, везде оказывался он. Он смотрел на меня с легкой усмешкой, как бы говоря:» Бесполезно пытаться убежать. Ты же знаешь, что никогда не сможешь от меня скрыться «.
   По сто раз на день мне приходилось напоминать себе, что он авантюрист, для которого свои интересы всегда ближе. Он очень гордился своими мальчиками. Мне они показались весьма занятными, они были похожи друг на друга и, вне всяких сомнений, на Дикона, однако характеры у них были разные: Дэвид — тихий и сосредоточенный, Джонатан — шумный и подвижный. Между ними не было той близости, которая обычно существует между близнецами. Джонатан, судя по всему, был склонен решать спор кулаками, а Дэвид умел хорошо срезать собеседника остроумным словом. Между ними, похоже, существовало соперничество, которое их наставник пытался хоть как-то сгладить. Мистер Рэйн был мужчиной за сорок с весьма резкими манерами, которые, впрочем, были необходимы, чтобы управиться с такими мальчишками. К Дикону они относились почтительно, восхищались им и искали его благосклонности. У Дикона не было возможности уделять им достаточно времени, и он даже не скрывал этого. Он был доволен тем, что у него есть два сына. Они были наследниками, необходимыми для продолжения рода. Он нанял наставника, которому должным образом надлежало позаботиться об их образовании до тех пор, пока не настанет время отправить их учиться. На этом его интерес к детям заканчивался.
   Много времени мы проводили с бабушкой. Ведь именно ради нее мы и приехали. Наш приезд действительно доставил ей радость. Она с удовольствием вспоминала вместе с моей матерью старые добрые времена и их счастливую жизнь с Сабриной, когда они вместе воспитывали Дикона.
   От Дикона в этом доме было просто некуда деться. И бабушка, и Сабрина постоянно говорили о нем, а как только я оставалась одна, он старался разыскать меня. Когда я отправлялась на прогулку верхом, он тут же оказывался рядом. Я знала цель, которую он преследовал, и предполагала, что с любой подходящей молодой женщиной все происходило бы точно так же. Дикон отлично знал, чего он хочет, и предполагал, что все обязаны удовлетворять его желания.
   Кроме того, что у него были определенные амбиции, он, несомненно, ощущал ко мне и подлинное влечение, и я задумывалась, а так ли было у него с Изабел. Будучи таким, каким он был, Дикон полагал себя неотразимым и считал, что нужно лишь какое-то время, чтобы я поборола свое сопротивление и затеяла с ним любовную интригу.
   В этом я была уверена, и моя мать тоже. Несомненно, в ней были живы воспоминания о первой встрече с моим отцом вблизи Эндерби. Я решила, что ни в коем случае не стану партнером Дикона, предназначенным для удовлетворения его временных капризов. Сабрина и бабушка, конечно, полагали, что он всего лишь разыгрывает роль очаровательного любезного хозяина, но для меня его намерения были ясны с самого первого дня.
   Проведя большую часть утра с бабушкой, я отправилась на конюшню и попросила грума оседлать мне лошадь. Мне хотелось вторую половину дня провести в ностальгических воспоминаниях, посетить те места, воспоминания о которых хранила все эти годы, и утешать себя тем, что во Франции я нашла счастливую жизнь. Я любила Шарля, с определенными оговорками, конечно. Я знала его недостатки. Я не считала, что он сохраняет мне верность. До определенной степени я сумела принять правила игры на своей новой родине, понимая, что основой счастливого брака для француза является то, что женщина не слишком интересуется его внебрачными отношениями. Некоторые женщины могли бы сказать, что они обладают равными с мужчинами правами, и кое-кто из них, насколько мне было известно, воплощали эту декларацию своих прав в жизнь. Я, однако, считала, что есть основания для более жестких правил в отношении женщин по той простой причине, что результатом их романтических увлечений могут быть дети.
   Мы с Лизеттой часто обсуждали этот вопрос. Она говорила, что это нечестно. Должен существовать один закон и одно правило, которое должно прилагаться и к мужчинам, и к женщинам. Если в результате связи появился ребенок, мужчина должен быть признан отцом, ведь у женщины нет иного выбора, как быть признанной матерью. Но нет, дело обстоит не так. Сколько же мужчин вступало в тайные отношения с женщинами, а потом бежали, скрываясь от стыда, унижения и практических трудностей, связанных с рождением внебрачного ребенка.
   Лизетта распалялась в спорах на эту тему. Мне же подобные дискуссии доставляли удовольствие, и я взяла себе за правило принимать противоположную точку зрения, подчас только ради того, чтобы не дать утихнуть спору.
   Теперь я подумала о Лизетте, представив, какое удовольствие доставило бы ей наблюдение за тем, как Дикон преследует меня.
   Я почти слышала свой разговор с Лизеттой. Да, сказала бы я, меня влечет к нему. Так было всегда… Я лучше всех об этом знаю. Влечет больше, чем к Шарлю? Ну, к Шарлю меня тоже влечет. Они похожи друг на друга. Оба легкомысленно относятся к жизни, считают себя неотразимыми мужчинами, хотя я готова упрекать их за это, именно эта черта меня привлекает. Я решительно настроена на то, чтобы сопротивляться искушению, и в то же время мне доставляют удовольствие попытки завоевать меня.
   Как жаль все-таки, что Лизетта не смогла поехать с нами. Она сумела бы заставить меня высказаться абсолютно искренне относительно моих чувств к Дикону.
   С самого начала я чувствовала волнение. Между нами разыгрывалась битва, в которой мы оба собирались победить. Он видел себя неотразимым соблазнителем; я же считала себя женщиной, которая, даже впав в искушение, не собирается отбросить свою гордость настолько, чтобы забыть о брачном обете, а к тому же и о факте, что этот мужчина бросил ее ради материальных выгод.
   В этот день я отъехала совсем недалеко, когда услышала за собой стук копыт. Оглянувшись, я вовсе не удивилась, узнав Дикона.
   — Прогулка в одиночестве? — спросил он. — Этого не следует делать.
   — Мне это доставляет удовольствие.
   — Но гораздо больше удовольствия доставляет прогулка с интересным очаровательным спутником, прекрасно знающим окрестности.
   — Как твои самооценки, так и оценки окрестных пейзажей мне хорошо знакомы. Когда-то я все-таки жила здесь.
   — Не напоминай мне об этом, Лотти. Из-за твоего отъезда моя жизнь пошла не тем путем.
   — Не тем путем? В направлении к Эверсли, к банку?.. К придворной жизни, к сидению сразу на нескольких стульях? Ах, Дикон, ты просто неблагодарный человек, если осмеливаешься бранить судьбу, одарившую тебя всеми этими благами!
   — Я вовсе не жалуюсь. Я просто хочу сказать, что мне не хватает именно того, что могло бы сделать мое счастье полным.
   — Ты производишь впечатление человека, довольного жизнью, Дикон. На твоем месте я забыла бы про недостающие мелочи и благодарила Бога за то, что все сложилось так удачно.
   — Мне не хватало тебя, Лотти.
   — Такое бывает, когда уезжают знакомые.
   — Ты поехала во Францию в гости и осталась там жить.
   — А ты переехал в Эверсли. Он стал твоим. Мечта твоей жизни — главная в то время мечта — стала реальностью. О чем еще ты можешь просить судьбу?
   — О тебе, Лотти.
   — Но у тебя был выбор, разве не так? Или то, или другое.
   — Ты была ребенком. Тогда я не знал…
   — Как странно слышать, что ты признаешься в собственном неведении. Не поговорить ли нам о чем-нибудь более интересном?