Карр Филиппа. Валет червей

   — Это чепуха.
   — Вы же знаете, каковы эти слуги… без образования… готовы поверить в любые бредни.
   — Но вы же не уйдете, тетя Берта?
   — В течение многих лет здесь был мой дом. Граф был очень добр ко мне и моей девочке. Я думаю, он ждал бы от меня, что я останусь. Я остаюсь — и будь, что будет.
   — А где Лизетта?
   И снова она пожала плечами.
   — Я почти не видела ее с тех пор, как приехала. Могу поклясться, она знает, что делает. А зачем вы спустились сюда?
   — Мне нужна горячая вода.
   — Я принесу вам.
   — А кто остался в замке? — спросила я.
   — Эти двое в башне.
   — Значит, Жанна осталась?
   — Неужели вы думаете, что она могла бы покинуть мадемуазель Софи?
   — Нет, не думаю, что она на это способна. Жанна — верный человек, и Софи играет важнейшую роль в ее жизни. А кто еще?..
   — Если кто-то из слуг и остался здесь, то вскоре, как я сказала, они уйдут. Некоторые поговаривают о том, чтобы отправиться в Париж и присоединиться к тому, что они называют «забавой». Не думаю, что для этого надо отправляться в Париж. Они смогут позабавиться гораздо ближе.
   — Неужели дела обстоят настолько плохо?
   — Это назревало уже давно. Я благодарю Господа за то, что Он прибрал графа раньше, чем все началось.
   — Ах, тетя Берта! — воскликнула я. — Что же теперь будет с нами?
   — Подождем, посмотрим, — спокойно ответила она.
   Она пошла за горячей водой, а я стояла, ожидая, и Тишина замка начала подавлять меня.
   Это случилось вечером следующего дня. Тетя Берта оказалась права. Нас покинули все слуги, кроме нее и Жанны. Нам было страшно одиноко в огромном пустом замке, где над нами нависало ощущение грядущей опасности. Я не удивилась бы ничему.
   Днем я несколько раз поднималась на дозорную башню и осматривала окрестности. Ничего — лишь мирные поля. Трудно было поверить в то, что где-то невдалеке происходят эти ужасные события. Я должна ехать в Англию, к детям, к Дикону. Мне следует взять с собой Лизетту… и тетю Берту; и Софи с Жанной, если они согласятся. Нельзя медлить. В этом я была уверена. Я должна поговорить с Лизеттой. Мы должны составить план.
   Тишина была нарушена шумом во дворе. К нам прибыли посетители. Я сбегала вниз с чувством облегчения, хотя и не знала, чего следует ожидать. Возможно, явились как раз те, кто собирался причинить нам зло, но это, по крайней мере, прерывало невыносимое ожидание. Что-то наконец стало происходить.
   Вновь откуда-то появилась Лизетта.
   Приезжими оказались двое мужчин. Они были очень грязными, нечесаными. Один из них поддерживал другого, поскольку тому явно было трудно стоять на ногах. Оба были в ужасном состоянии.
   — Кто?.. — начала я.
   Тут один из них заговорил.
   — Лотти… — произнес он.
   Я подошла поближе и внимательно посмотрела на него.
   — Лотти, — вновь произнес он. — Я… я вернулся домой.
   Я узнавала голос, но не могла узнать человека.
   — Арман?! — воскликнула я. Но нет, это грязное существо не могло быть Арманом.
   — Мы проделали долгий путь… — пробормотал он.
   — Ему нужен отдых… и уход, — сказал его товарищ, — Мы… нам обоим… Лизетта спросила:
   — Вы бежали из тюрьмы?
   — Нас освободили… Народ. Они штурмовали тюрьму.
   — Бастилия! — воскликнула я. — Значит, именно там ты и был!
   Я тут же поняла, что сейчас не время для объяснений. Арман и его товарищ нуждались в немедленной помощи. Ноги Армана кровоточили, и это причиняло ему огромную боль, так что он с трудом мог стоять. Впрочем, в любом случае в его состоянии любой стоял бы с трудом.
   Мы с Лизеттой принялись помогать им, практичная тетя Берта пришла нам на помощь. Мы вымыли мужчин, раздели и уложили в постель.
   — Одежду надо сразу же сжечь, — сказала тетя Берта, решив, что даже в такие времена не следует» пачкать замок.
   Мы накормили мужчин, опасаясь при этом давать им пищу в большом количестве, так как было очевидно, что они долго голодали. Несмотря на огромную слабость, Арман желал поговорить с нами.
   — В тот день я отправлялся на встречу, — сказал он. — Возле реки меня встретило подразделение королевских гвардейцев. Их капитан вручил мне ордер на арест, и я понял, что это происки герцога Орлеанского. Я работал на благо страны. Я не был изменником. Но они посадили меня в Бастилию. Бастилия! — его начало трясти, и он никак не мог справиться с дрожью.
   Я настаивала на том, чтобы он замолчал, перестал говорить. Позже он несколько окрепнет и сможет рассказать нам все подробности. Мы нуждались в помощи. На наших руках были два больных мужчины, а мы могли присматривать за ними лишь втроем. Но в доме было еще два человека, и я решила, что они больше не имеют права уединяться в своей башне. По винтовой лестнице я поднялась к Софи.
   Постучав в дверь, я вошла. Софи с Жанной сидели за столом и играли в карты.
   — Нам нужна ваша помощь, — выкрикнула я. Софи холодно взглянула на меня.
   — Уходи, — сказала она. Я воскликнула:
   — Послушай, вернулся Арман. Ему удалось бежать из Бастилии.
   — Арман мертв, — возразила Софи. — Арман убит.
   — Пойди и убедись, — предложила я. — Арман здесь. Он не был убит. Кто-то предал его, и он получил ордер на арест. Он был заключен в Бастилию.
   Софи побледнела, и карты выпали из ее рук.
   — Это не правда, — сказала она. — Это не может быть правдой.
   — Пойди и убедись сама. Ты обязана нам помочь. Ты не имеешь права сидеть здесь и играть в карты. Неужели ты вообще не понимаешь, что происходит? Нам нужна помощь. Все слуги покинули нас. У нас двое мужчин, которые умрут, если не обеспечить им должный уход. Они пришли сюда пешком из Парижа, они бежали из Бастилии.
   Софи сказала:
   — Пойдем, Жанна.
   Она стояла возле кровати, глядя на своего брата.
   — Арман, — прошептала она, — неужели это ты?
   — Да, Софи, — ответил он. — Я твой брат Арман. Вот видишь, что может сделать с человеком Бастилия. Она упала на колени рядом с кроватью.
   — Но почему? В чем они обвиняли тебя… тебя?..
   — Когда есть ордер на арест, нет никакой необходимости в обвинении. Кто-то предал меня. Я вмешалась:
   — Сейчас не время для разговоров. Для ухода за ними мне нужна помощь, Софи. Вы с Жанной должны помочь. У нас больше нет слуг. Все они ушли.
   — Ушли? Почему?
   — Думаю, — сухо ответила я, — они полагают, что грянула революция.
   Софи работала не покладая рук, как и Жанна, и с их помощью мы сумели привести наших мужчин в относительный порядок. Из них в худшем состоянии был Арман. Его кожа была цвета грязной бумаги, а глаза совершенно тусклыми. Он потерял почти все волосы, его щеки глубоко ввалились. Годы, которые он провел в тюрьме, убили былого Армана, превратив его в дряхлого старика.
   Его напарник, без которого Арман никогда бы не добрался, быстрее реагировал на лечение и, хотя оставался еще слабым, явно поправлялся, чего нельзя было сказать об Армане.
   Он рассказал нам, что нашел Армана возле тюрьмы после того, как толпа штурмовала ее, и Арман объяснил, что ему необходимо попасть в Обинье. Ему самому было некуда податься, поэтому он помог Арману, и они вместе пересекли Париж. Он описал некоторые виденные ими сцены. Народ восстал. Повсюду собирались митинги, толпы формировались в банды, отправляясь громить лавки и нападая на всех, кого, судя по внешнему виду, стоило грабить, крича при этом: «Долой аристократов!»
   Я не давала ему говорить слишком много, а Арману вообще запретила разговаривать. Беседы волновали их, а они были очень слабы.
   Без помощи Жанны и Софи нам было бы не справиться. Тетя Берта прекрасно знала, как ухаживать за больными, к тому же она готовила на всех еду. Лизетта работала менее энергично, чем остальные, но действовала на нас успокаивающе, поскольку была в прекрасном настроении и утверждала, что со временем все образуется.
   После появления Армана и его товарища я оставила все мысли об отъезде из Франции. Я была нужна здесь, к тому же я сомневалась, что при данной обстановке в стране мне удастся добраться до побережья.
   В течение нескольких дней ничего не произошло.. Я уже стала надеяться, что нас оставят в покое. В Париже шло восстание. Там, по словам Лизетты, разгоралась революция, но здесь, если не обращать внимания на то, что нас покинули слуги, все пока еще выглядело мирно.
   Лизетта предложила:
   — Давай сходим в город. Выясним, что там происходит, и, быть может, купим какой-нибудь еды. Я согласилась, — что это неплохая идея.
   — Лучше всего, если мы будем выглядеть как служанки, — сказала она. — Некоторые из них покидали нас в такой спешке, что оставили всю свою одежду. Мы сумеем что-нибудь подобрать для себя.
   — Ты считаешь, что без этого нельзя обойтись?
   — Осторожность не помешает. Увидев меня в подобранном мной платье, она рассмеялась.
   — Это напоминает мне тот случай, когда мы отправились погадать к мадам Ружмон. Да, больше нет знатной дамы. Никакая не дочь графа, а простая служанка.
   — Ну, и ты выглядишь точно так же.
   — Так я являюсь всего-навсего племянницей домоуправительницы. Пошли.
   Мы взяли в конюшне двух пони и оседлали их. Это было все, чем мы располагали. Слуги, покинувшие нас, забрали и наших лошадей. На окраине города мы стреножили пони и пошли дальше пешком.
   Повсюду собирались толпы людей.
   — Похоже, сегодня у них какой-то особый день, — с улыбкой сказала Лизетта.
   В простых платьях мы прошли сквозь толпу, и если на нас и посматривали, то так, как посматривают мужчины на молодых и хорошеньких женщин.
   — Похоже, что сегодня действительно происходит что-то необычное, — сказала я.
   — Видимо, приедет кто-нибудь из Парижа, чтобы выступить перед ними. Смотри, вон там на площади сколотили помост.
   — А не следует ли нам попытаться купить еду? — спросила я.
   — А ты заметила, что большинство лавок забаррикадировано?
   — Уверена, они не опасаются каких-то беспорядков.
   — Графство Обинье больше не считается священным местом, Лотти.
   Сказав это, она рассмеялась. Взглянув на нее, я заметила, что ее глаза горят от возбуждения.
   Когда на трибуну начал взбираться какой-то человек, толпа притихла. Я уставилась на него. Я сразу же узнала его. Леон Бланшар!
   — Но что… — начала я.
   — Тихо, — шепнула Лизетта, — сейчас он будет выступать.
   По толпе пробежал одобрительный ропот. Он поднял руку, и сразу наступила тишина. Тогда он начал говорить.
   — Граждане, настал знаменательный день. День, в наступлении которого все мы были уверены, уже на пороге. Аристократы, правившие нами… жившие в роскоши, в то время как мы голодали… аристократы, которые в течение многих поколений делали из нас своих рабов… теперь побеждены. Теперь мы хозяева.
   Раздались оглушительные вопли. Он вновь поднял руку, требуя внимания.
   — Но дело еще не завершено, товарищи. Нам еще предстоит много работы. Мы должны изгнать их из гнездилищ роскоши и порока. Мы должны очистить эти гнездилища. Мы должны помнить — Господь даровал Францию народу. То, чем они пользовались в течение веков, теперь принадлежит нам… если мы заберем это. Всю жизнь вы жили в тени этих замков. Вы были рабами ваших хозяев. Они держали вас в состоянии голодных холопов, чтобы заставить трудиться на себя еще прилежней. Вы жили в постоянном страхе. Граждане, я говорю вам: все это кончилось. Настал ваш черед. Революция свершилась. Мы заберем себе их замки, их золото, их серебро, их пищу, их вино. Мы больше не будем питаться заплесневелым хлебом, платя за него заработанные кровью и потом жалкие су, которых частенько не хватало даже и на это. Мы последуем примеру доблестных граждан Парижа, продемонстрировавших нам, что именно надо делать. Граждане, это происходит по всей стране. Мы отправимся на замок д'Обинье. Мы заберем то, что принадлежит нам по праву.
   Пока он говорил, меня вдруг осенило. Это был тот самый человек, которого мы с отцом видели много лет тому назад. Не удивительно, что мне сразу показалось, будто я его знаю. Я не сразу узнала его, поскольку во время первой нашей встречи Леон Бланшар был одет как крестьянин, как, впрочем, и теперь. Он носил темный парик, несколько изменявший его внешность. Он совсем не был похож на того джентльмена, который явился к нам, предложив свои услуги в качестве наставника мальчиков. Но это был тот же самый человек. Дикон был прав. Этот человек был агитатором на службе герцога Орлеанского, который планировал революцию, чтобы занять престол. Как и предполагал Дикон, Бланшар был орлеанистом. Им же оказался и герцог Суасон, приехавший в свое время в Обинье, чтобы выяснить подробности о деятельности Армана. В результате Арман получил lettre de cachet… об этом, несомненно, позаботились в высших сферах герцоги Орлеанский и Суасон.
   — Это чудовищно, — сказала я.
   — Помалкивай! — предупреждающе бросила Лизетта.
   Я взглянула на нее. Она, как зачарованная, пожирала глазами Леона Бланшара.
   Я шепнула:
   — Нам нужно немедленно возвращаться. Мы должны предупредить их…
   — Готовы ли вы, граждане? — спросил Бланшар, и раздался ответный рев толпы.
   — В полном порядке мы соберемся здесь с наступлением сумерек. Эти обязанности лучше всего выполнять ночью.
   Мне показалось, что я задыхаюсь. Мне хотелось кричать: «Этот человек изменник. Мой отец был добр к своим слугам. Наши слуги жили прекрасно. Как вы смеете говорить, что мы морили их голодом! Мой отец всегда заботился об их благосостоянии. Никогда в жизни они не видели заплесневелого хлеба. А Леон Бланшар, злобный предатель, каким он и является на самом деле, — жил с нами… как член семьи, обманывая нас, разыгрывая роль наставника».
   Как же мы были обмануты. Дикон был прав. Если бы мы только тогда послушались Дикона! Лизетта схватила меня за руку.
   — Поосторожней, — прошипела она. — Не открывай свой рот. Пошли. Давай выбираться отсюда.
   Она чуть ли не силой вытащила меня из толпы. Отыскав наших пони, мы отправились в замок, — Значит, этот подлец с самого начала был изменником, — сказала я.
   — Это зависит от того, кого считать изменником, — заметила Лизетта. — Он стремился к своей цели.
   — А целью была революция! Что мы будем делать? Покинем замок?
   — А куда бы мы отправились?
   — Так ты думаешь, что нам следует дожидаться, пока они придут?
   — Но ведь толпа тебе ничем не навредила, правда? — Я взглянула на свое простое платье. — Нет, — продолжала она, — ты выглядишь как обычная служанка… женщина из хорошего сословия.
   — Если они захватят замок… — начала я. И опять она пожала плечами, как обычно.
   — Лизетта, — продолжала я, — что происходит с тобой? Похоже, тебя все это не волнует.
   Мы въехали в замок. Там все было спокойно. Я вспомнила толпу, слушавшую изменника Бланшара, и задумалась — увижу ли я эту картину вновь.
   Я сказала:
   — Ну что же мы будем делать? Мы должны предупредить Софи и Жанну.
   — Зачем?
   — И тетю Берту… — продолжала я.
   — Она будет в безопасности. В конце концов, она всего лишь прислуга.
   Лизетта пошла за мной в мою спальню.
   Я спросила:
   — Лизетта, ты знала, что Леон Бланшар собирается быть сегодня здесь?
   Она загадочно улыбнулась мне.
   — Тебя всегда было так легко обмануть, Лотти, — сказала она.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Леон послал мне весточку. Мы с ним большие друзья… близкие друзья. Видишь ли, у нас с ним много общего.
   — Ты… и Леон Бланшар!
   Она кивнула, улыбаясь.
   — Я познакомилась с ним в те жуткие годы, которые мне пришлось провести на ферме. Он привез меня сюда.
   Я закрыла глаза. Теперь многое прояснялось. Я припомнила слугу, который сопровождал ее, и то странное чувство, что я его уже видела, которое охватило меня тогда.
   — Что все это значит, Лизетта? — спросила я. — Ты чего-то недоговариваешь. Что произошло с тобой? Ты стала другой.
   — Я не стала другой, — сказала она, — я всегда была такой.
   — Сейчас ты смотришь на меня так, словно ненавидишь меня.
   — В определенном смысле это так и есть, — задумчиво произнесла она. — И при всем при этом я люблю тебя. Я не понимаю своих чувств к тебе. Я всегда любила бывать с тобой. Нам всегда было так интересно вместе… — она рассмеялась. — Эта самая гадалка… Да, можно сказать, что тогда все и началось.
   — Лизетта, — сказала я, — ты понимаешь, что этот ужасный человек со всей этой толпой в сумерках выступит на замок?
   — И что ты ждешь от меня, Лотти?
   — Возможно, нам следует бежать, спрятаться…
   — Кому? Тебе, Софи и Жанне. А что будет с этими больными мужчинами? Не думаю, что они очень уж заинтересуют толпу. Они похожи на пугала. Жанне и тете Берте нечего бояться. Слугам вообще нечего бояться.
   — Я решила, что мы не можем уйти, бросив мужчин.
   — Значит, мы остаемся.
   — Лизетта, похоже, что ты… довольна.
   — Хочешь, я расскажу тебе кое-что? Мне уже давно и не один раз хотелось сделать это. Все это началось давным-давно. Мы ведь сестры, Лотти… ты… я… и Софи. Единственная разница между нами в том, что меня, в отличие от тебя, так и не признали.
   — Сестры! Это не правда, Лизетта.
   — Ты в этом сомневаешься? Я всегда знала об этом. Нашего отца я помню с раннего детства. Почему бы он привез меня сюда, если бы это было не так?
   — Он рассказал мне, кто ты на самом деле, Лизетта.
   — Рассказал тебе!
   — Да. Ты не его дочь. Он первый раз увидел тебя, когда тебе было три или четыре года.
   — Это ложь.
   — Зачем ему лгать мне? Если бы ты была его дочерью, он бы признал тебя.
   — Он не сделал этого, поскольку моя мать была бедная женщина… в отличие от твоей матери… жившей в большом поместье… такого же благородного происхождения, как и он сам… почти… и он женился на ней.
   — Я знаю, что произошло, Лизетта, потому что он рассказал мне. Твоя мать действительно была его любовницей, но уже после твоего рождения; Впервые он увидел тебя случайно, во время, одного из своих посещений. Когда твоя мать умирала, она послала за своей сестрой Бертой и попросила ее позаботиться о тебе. И вот тогда граф нанял тетю Берту в качестве домоуправительницы и позволил тебе жить здесь и получить образование вместе с нами — он сделал это в память твоей матери.
   — Ложь! — воскликнула она. — Это он выдумал. Он не хотел признавать меня дочерью потому, что моя мать была всего лишь швеей.
   Я покачала головой.
   — Да, — продолжала она. — Он рассказал тебе всю эту ложь, поскольку хотел оправдаться. Ко мне никогда не относились как к равной, правда? Я всегда считалась племянницей домоуправительницы. Я хотела, чтобы меня признали. А кто бы не хотел? А потом… появился Шарль.
   — Ты имеешь в виду Шарля, моего мужа?
   — Да, Шарля. Он был занятным человеком, правда? Но какого же дурака он свалял, отправившись в Америку. До этой катастрофы на площади Людовика XV он собирался жениться на Софи. Я думала, что когда мой отец узнает, что у меня будет ребенок, он устроит брак с Шарлем.
   — Ребенок…
   — Не будь такой наивной, Лотти. Шарль увидел нас обеих у этой самой гадалки, ведь верно? Он всегда говорил, что мы обе понравились ему и что он не знал, кого из нас предпочесть. Он водил меня в те самые комнаты, которые мадам Ружмон предоставляла господам с их подружками. Я была рада, узнав, что у меня будет ребенок. Я была достаточно глупа, чтобы решить, что теперь все изменится, что мой отец признает меня и что Шарль женится на мне. Но что же они сотворили со мной? Они заставили тетю Берту увезти меня и подыскать в мужья какого-то мужлана-фермера. Я никогда не забуду этого и не прощу. После этого я возненавидела графа и все, что было связано с ним.
   Я была так потрясена, что смогла лишь пробормотать:
   — И все-таки ты хотела более всего быть связанной именно с ним!
   — Я говорю тебе, что ненавидела его. Я познакомилась с Леоном, когда он выступал в городке, расположенном поблизости от нас. Мы подружились. Мой муж погиб, когда толпа под предводительством Леона подожгла его хозяйство…
   — Значит, это сделал… Леон! Она пожала плечами и улыбнулась той самой улыбкой, которая теперь начала вызывать во мне страх.
   — Ты действительно очень наивна, Лотти. Ты поступила бы гораздо разумней, если бы вышла замуж за своего Дикона, когда у тебя была такая возможность. Он создавал нам трудности. Он был слишком умен, не так ли? Но теперь он далеко отсюда.
   Я медленно произнесла:
   — Значит, Бланшар был тем самым человеком, которого ты назвала слугой своих соседей.
   Я вспомнила случай возле конюшни, когда мне показалось, что уже где-то его видела. Значит, тогда я не ошиблась.
   — Конечно. Леон решил, что я могу оказаться очень полезна в замке. Кроме того, замок стал домом для меня и для сына твоего мужа. Любопытно, что ты не заметила, как они похожи. Я-то это видела. Каждый день он напоминал мне о Шарле. Но тебе это и в голову не приходило, моя дорогая наивная сестрица.
   — Запомни, что ты мне не сестра. Лизетта, как ты могла лгать нам… все эти годы? Как ты могла притворяться?
   Она сморщила брови, как бы пытаясь что-то припомнить, а затем сказала:
   — Не знаю. Временами я так любила тебя, а временами думала, сколько ты имеешь всего, что мы с тобой сестры, и как это нечестно. Тогда я тебя ненавидела. А потом я забывала об этом и опять любила тебя. Ну, сейчас это все неважно.
   — И ты знала о том, что Арман в Бастилии?
   — Леон не рассказывал мне всего… только то, что мне было необходимо знать. Но кое-что я предполагала и не жалела Армана. Он заслужил. Он всегда смотрел на меня свысока — всегда был недоступным и могущественным виконтом. Забавно было думать о том, что он сидит в тюрьме.
   — Как ты можешь так говорить!
   — Спокойно, — сказала Лизетта. — Если бы тебя унижали так, как меня, ты рассуждала бы так же.
   — И Леон Бланшар сообщил тебе о том, что собирается быть сегодня в городе? Она кивнула.
   — Я хотела, чтобы ты увидела и послушала его. Я хотела, чтобы ты знала, как именно обстоят дела. Мне давно не терпелось рассказать тебе обо всем. Я хотела, чтобы ты знала, что я твоя сестра.
   В комнату вошла тетя Берта.
   — У нас почти не осталось продуктов. Я сварила немного супа. Что случилось? Я ответила:
   — Мы ездили в город. Там выступал Леон Бланшар с призывами к революции. Они собираются напасть на наш замок.
   Тетя Берта побледнела.
   — О Боже, — пробормотала она. Лизетта вмешалась:
   — Лотти плела здесь всякую чушь. Она сказала, что я вовсе не дочь графа. Как будто я не знаю, как обстояли дела. Она говорит, что граф впервые увидел меня, когда мне было три или четыре года. Ведь это же не правда, верно? Это не правда?
   Пристально посмотрев на Лизетту, тетя Берта проговорила:
   — Граф взял тебя в дом, поскольку был добрым и благородным господином. Мы с тобой ему очень многим обязаны. Но он не был твоим отцом. Твой отец был сыном торговца и работал в лавке отца. Твоя мать рассказала мне об этом незадолго до твоего рождения, когда я приехала в Париж, пытаясь убедить ее вернуться домой. Конечно, она не могла этого сделать, так как собиралась рожать. Я помогала ей во время родов. Она не хотела бросать тебя и пыталась заработать на жизнь шитьем. Ей не удавалось свести концы с концами, и она начала заводить себе дружков, которые помогали ей оплачивать жилье и пищу для ребенка.
   — Ты хочешь сказать, что она была… проституткой!
   — Нет, нет! — с жаром воскликнула тетя Берта. — У нее всего лишь были дружки, которые ей нравились… и они помогали ей, поскольку сами этого хотели. Граф был одним из них. Когда она поняла, что умирает, то она попросила меня приехать. Она хотела, чтобы я о тебе заботилась. В то время, когда я была у нее, зашел граф. Он был озабочен состоянием твоей матери и завел со мной разговор о будущем. Граф рассказал мне, что во время одного из посещений ему удалось выяснить, что она прячет у себя маленькую девочку. Он был очень тронут этим и решил, что твоя мать — отважная женщина. Когда она умерла, он предложил мне должность домоуправительницы в замке и позволил мне взять с собой тебя.
   — Ложь! — воскликнула Лизетта. — Все это ложь!
   — Это правда, — сказала тетя Берта. — Клянусь именем Пресвятой Девы Марии.
   Было похоже на то, что Лизетта сейчас разрыдается. Я понимала, что в данный момент рушатся мечты всей ее жизни.
   Она продолжала кричать:
   — Все это ложь… ложь! Открылась дверь, и вошла Софи.
   — В чем дело? — спросила она. — Я услышала крики из комнаты Армана.
   — Софи, — сказала я, — мы в опасности. С наступлением темноты в замок явится толпа. Их предводитель — Леон Бланшар.
   — Леон!..
   Я мягко сказала:
   — Подозрения Дикона оказались справедливыми. Леон Бланшар никогда не был учителем. Он находился здесь, чтобы шпионить в пользу орлеанистов. Герцог Суасон тоже принадлежал к ним. Мы только что слышали, как он подстрекал толпу, чтобы она отправилась в замок. Когда он явится сюда, ты убедишься во всем своими глазами.
   — Леон? — ошеломленно повторяла она.
   — Ах, Софи, — сказала я, — вокруг сплошной обман. По всей Франции творятся ужасные вещи. Как мы теперь можем знать, кто за нас, а кто против?
   — Я не верю в то, что Леон.
   — начала она, а Лизетта истерически расхохоталась.
   — Тогда я расскажу тебе, — сказала она. — Леон привез меня к Лотти. Он был моим любовником до этого, был любовником пока мы жили здесь… и остается им. Видишь ли, хотя твой отец и признал тебя своей дочерью, не все происходило так, как вы хотели. Леон, который был тебе нужен, был моим любовником. Шарль, Лотти, был моим любовником. В спальне он не очень-то разбирался, признал меня отец своей дочерью или нет. Но я все равно являюсь дочерью графа. Они пытаются доказать мне, что это не так, но это так, уверяю вас. Это так. Я благородного происхождения. Такого же благородного, как и вы. У нас у всех один отец… и неважно, что по этому поводу говорят.