Картер Крис. Кровавый ветер

   Пэт хохотнула и плюхнулась рядом. Она была на год моложе брата (ей исполнилось шестнадцать), носила очки с толстыми стеклами, волосы небрежно схвачены в два хвоста. Пол не считал себя глупым, но рядом с сестрой не раз сомневался в своих умственных способностях.
   Согнув ноги в коленях, Пэт обхватила их руками.
   — Не слишком живописная речка!
   — Какая наблюдательность!
   — Опять ругаются.
   — Тоже мне новость.
   С тех пор как они здесь поселились, родители постоянно ругались: из-за дома, из-за переезда, из-за того, что отец того и гляди потеряет работу, да из-за чего угодно. А как они поцапались, когда Пол на свои сбережения купил себе индейский амулет на бисерной нитке! Отец обозвал его хиппи и педиком, мать принялась защищать сына, а Пол, хлопнув дверью, убежал, пока не успел натворить глупостей.
   Опустив подбородок на колени, Пэт смотрела на воду.
   — Собрался сбежать, Пол? — спросила она вдруг, повернувшись к нему лицом.
   — Что?! — Пол не поверил своим ушам. Пожав плечами, Пэт снова перевела взгляд на воду.
   — Последнее время ты так себя ведешь, что я подумала… не знаю… подумала, может, ты хочешь вернуться в Чикаго?
   — Хотелось бы. — Пол бросил камень, и он шлепнулся в грязь на другом берегу. — А тебе это не приходит в голову?
   — Еще как приходит.
   Вот это да! Пэт такая разумная, спокойная, никогда не теряет голову. Сколько раз она заговаривала зубы предкам, когда Пол доводил их до точки, и спасала его задницу! Убежать из дому и вернуться в Чикаго — это по его части. Кто бы мог подумать, что Пэт с ним заодно?
   Закатилось солнце.
   Из-за тополей наступала ночь.
   Тут и там в воде мерцали огоньки: отражения из окна трейлера, соседских окон, домов на том берегу. Они то вспыхивали, то гасли, словно напоминая, что река рядом.
   Пол вдруг почувствовал, что ему совсем не хочется оставаться одному.
   — Но ведь ты не сбежишь? Пэт рассмеялась:
   — Спятил? Ну как я оставлю этот райский уголок? — Еще один смешок. — Извини, Пол, но мне еще два года учиться. И я доучусь, как бы тошно мне здесь ни было! — Она повернулась к нему лицом: в темноте блеснули очки. — .Ну а потом — клянусь Богом! — я удеру из этой дыры. Ты и опомниться не успеешь!
   — Поживем — увидим, — усмехнулся Пол.
   — Быстрее той лошади, что тебя тогда понесла. Не забыл еще, братец?
   — Терпеть не могу лошадей! Их навоз пахнет дерьмом.
   После минутной паузы оба покатились со смеху и смеялись до слез, до боли в животе. А потом на Пэт напала икота, и Пол с большим удовольствием молотил сестру по спине, пока она его не остановила.
   — Я серьезно, — заявила она. — Я вовсе не шучу.
   — Вот и отлично. — Глядя на черную воду, Пол почесал под носом. — Я тоже не шучу.
   Возбужденные голоса родителей на какой-то миг заглушили музыку.
   Где-то хлопнула дверь, раздался рев мотора, а вслед за ним — визг шин.
   Слева, за деревьями, послышалось шипение.
   Пол услышал первым и, нахмурившись, повернулся в ту сторону, пытаясь разглядеть в сгустившейся темноте, что там такое.
   — Пэт?
   — Что?
   — А змеи выползают ночью?
   — Что ты несешь! Ну какие тут змеи!
   Он схватил ее за руку, чтобы она замолчала. Что-то шипело еле слышно, но теперь и Пэт услышала.
   — Нет, — шепнула она (голос чуть дрожал). — Насколько я знаю, змеи не выползают ночью. Сейчас прохладно, а они любят тепло.
   Может, она и права, но все-таки здорово похоже на змею. Вернее, на целый клубок змей, вон там, где совсем темно, метрах в тридцати.
   Пэт коснулась его ладони, чтобы он отпустил ее и понял, что она тоже слышит. Правда, не знает что.
   Разглядеть они так ничего и не смогли.
   Ветер пробежал по листве. Пол поднял глаза и замер, пытаясь сообразить, в чем дело.
   Сколько же в этой Богом забытой дыре незнакомых, непонятных звуков, особенно после заката! Вдобавок ко всем прочим «прелестям».
   И от каждого мороз по спине.
   Шипение приближалось.
   Теперь оно больше походило на торопливый хрипловатый шепот. Привстав на колено, Пол пристально вглядывался в темноту.
   Пэт подползла к нему поближе и, тронув за плечо, попросила:
   — Пол, давай лучше уйдем отсюда, ладно? Но Пол упрямо затряс головой. Дудки! Раз уж предки поссорились с головой и приперлись сюда с бредовой затеей начать все заново (хотя на севере у них было доходное дело), он не позволит каким-то уродам себя запугать.
   Городской мальчик!
   В школе все звали его городским мальчиком. Да они в открытую издеваются над ним, а его внушительный рост и гневные взгляды здесь, похоже, никого не впечатляют.
   Ну конечно! А здесь что, не город? Разве здесь не такие же пробки? Разве здесь люди стреляют, режут и бьют друг друга не так же, как в Чикаго?
   Темнота все сгущалась.
   Шипение все ближе.
   — Пол?
   Как можно тише он поднялся на ноги, вытер ладони о джинсы и стиснул кулаки. Ну хватит, они его достали!
   — Пошли отсюда, Пол!
   — Иди наверх! — не оборачиваясь, приказал он.
   Нет, сюда явно кто-то крадется. Наверно, местные сопляки решили над ним подшутить. Пол сделал шаг вверх по склону и ощутил под ногой толстую сухую ветку. Напряженно вглядываясь в темноту, он наклонился и взял ее в руку.
   — Пол!
   — Иди наверх, Пэт! — вырвалось у него громче, чем ему бы хотелось. — Кому говорят!
   Он так таращился в темноту, что у него закружилась голова. Кругом темнотища, а тут еще и в глазах темно.
   Свободной рукой Пол быстро потер глаза, но что толку!
   Светлее не стало. , «Хватит валять дурака! — подумал он вдруг. — Иди-ка лучше домой: нечего искать приключений на свою задницу!»
   И тут из-за спины выскользнула змеей чья-то рука. От ужаса у Пола в горле застрял крик.
   И слава Богу! Пэт разжала ладонь, и Пол различил золотую зажигалку. Сестра курит?! Он взял зажигалку и полуобернулся, словно спрашивая, давно ли она начала курить. Та улыбнулась — нашел время спрашивать! — и задрала нос, а Пол, поняв неуместность вопроса, снова повернул голову в сторону, откуда доносилось шипение.
   Взяв палку поудобнее, он смело шагнул вперед и расправил плечи:
   — Эй, вы там! Уносите ноги или пеняйте на себя, козлы! А то поздно будет!
   Никто ему не ответил.
   Только шипение…
   Подняв зажигалку высоко над головой, он зажег ее и, щуря глаза на желтый язычок пламени, поводил из стороны в сторону: тени то приближались, то удалялись. Деревья пришли в движение, листва посерела, берег принял нереальные очертания.
   — Эй!
   Еще один шаг вперед.
   — Эй! Еще один.
   Ветер щекотнул его затылок и всколыхнул пламя: тени причудливо изогнулись.
   А они все ближе, шепот все громче. Пол еще крепче сжал палку и отвел в сторону, готовясь врезать первому, кто войдет в круг света. Ему не раз приходилось орудовать битой одной рукой.
   Он не успел увернуться, и тополиная ветка скользнула по правой щеке и плечу.
   Пэт окликнула его, а может, ему просто показалось? Сейчас он слышал только, как шуршат по земле его кроссовки, как шелестит листвой ветер и кто-то все шепчет и шепчет…
   Пол нахмурился.
   Нет, это не шепот.
   Все-таки это шипение. Но только какое-то странное. На змеиное не похоже. Скорее, это… да, как будто чем-то шершавым водят по шершавой поверхности.
   А теперь опять как будто шепот…
   Пол споткнулся и облизнул губы.
   Ладно, может, там и не люди, но и не змеи тоже, если верить Пэт. И уж конечно, не река.
   Так что же, черт возьми, там такое?
   Ветер снова пробежал по листве. Пол задрал голову и улыбнулся.
   Теперь понятно: кто-то тащит по земле ветку. Это шуршат листья!
   Все громче и громче…
   Черт, как раскалилась зажигалка! Пол погасил пламя и принялся размахивать рукой, чтобы охладить пальцы, а заодно и зажигалку: ведь она ему скоро опять понадобится.
   Главное — все верно рассчитать.
   Он подождет, пока этот козел подойдет поближе, а потом одновременно зажжет зажигалку и как размахнется! Да этот дебил и сообразить не успеет, кто его так огрел.
   Дергая от нервного напряжения уголком рта, Пол встал в бейсбольную стойку и весь обратился в слух.
   Ну, где вы там, уроды, нападайте!
   Все громче…
   Шагов пока не слышно, но это не важно.
   Пол оглянулся: сестры не видно. Он снова посмотрел вперед — там маячила чья-то неясная тень, казавшаяся в темноте выше, чем на самом деле.
   Громче-Совсем громко.
   «Городской мальчик!» — со злостью вспомнил Пол и чиркнул зажигалкой.
   Но не размахнулся.
   Вскрикнула Пэт.
   Он не мог размахнуться.
   Пэт завизжала…
   Ее визг слился с истошным криком Пола.

Глава 4

   Заместитель директора Вальтер Скиннер сидел за столом, сложив руки на коленях, и глядел в потолок. Наконец он опустил глаза и мрачно воззрился на раскрытую папку с делом. Покачал головой, снял очки в металлической оправе и потер переносицу.
   Малдер молчал. Сидевшая рядом Скалли сохраняла невозмутимый вид.
   Заседание шло пока не самым благоприятным образом.
   Шеф был не в духе: затерялась расшифровка записей полугодовых телефонных разговоров главаря питсбургской мафии. Когда Малдер вошел в кабинет, Скиннер изливал свой гнев на секретаршу и провинившихся агентов. Зная его необузданный нрав, Малдер вместо приветствия кивнул и благоразумно ретировался в приемную.
   Потом он нарушил этикет, позволив себе сесть без приглашения. А когда появился весь красный от возбуждения Скиннер, Малдер недостаточно шустро вскочил со стула, за что босс одарил его таким взглядом, от которого скисло бы и парное молоко.
   И пошло-поехало! Даже появление Скалли не улучшило настроения шефа: долго и нудно он разглагольствовал на тему преступной безответственности некоторых сотрудников.
   Малдер внимал ему без комментариев.
   Слава Богу, на этот раз гнев босса направлен на кого-то другого (неплохо для разнообразия): Малдеру частенько приходилось выступать в качестве объекта воспитания.
   Как правило, яблоком раздора служили дела под грифом «Икс».
   Согласно положению об обеспечении правопорядка, спектр деятельности ФБР охватывал расследование самых разнообразных федеральных преступлений: похищений, вымогательств, политических убийств, ограблений банков. Кроме того, агенты ФБР имели право расследовать и местные дела — либо по просьбе местных властей, либо в тех случаях, когда дело затрагивает федеральные интересы и представляет угрозу национальной безопасности.
   Но иной раз встречаются такие дела, которые не подпадают ни под одну из категорий.
   Дела настолько странные и необъяснимые, что не поддаются ни здравому смыслу, ни логике — словно в них не обошлось без вмешательства внеземных цивилизаций.
   Дела под грифом «Икс».
   Их обычно поручали Малдеру, который свято верил, что в любом деле, независимо от грифа, истина не всегда столь очевидна, как представляется на первый взгляд. А зачастую и не столь желанна и лицеприятна.
   Но она всегда есть — нужно ее только найти.
   И предъявить миру.
   А какой ценой — не суть важно.
   Скиннер положил руку на папку.
   — Малдер… — Он запнулся и отодвинул очки. — Малдер, вы что, всерьез полагаете, что убийца пишет на телах жертв свое имя?
   По его тону Малдер догадался, что босс озабочен чем-то другим.
   — На мой взгляд, это очевидно, сэр. Остается только правильно расшифровать символы.
   Скиннер молча посмотрел на него и устало выдохнул:
   — Допустим.
   Переглянувшись со Скалли, Малдер убедился в верности своей дОгадки. Более того, он понял, что умудрился в очередной раз наступить кое-кому на любимую мозоль.
   Малдер не раз говорил Скалли, что танцор из него хреновый.
   Впрочем, есть масса вещей, которые волнуют его куда больше, чем внутренняя политика ФБР. Учитывая действующих лиц, ему следовало бы догадаться, что с точки зрения стратегии было бы куда лучше, если Ньюхаус и Бурнелл пришли к решению самостоятельно. Надо было лишь направить их в нужную сторону, а не решать все за них.
   Ну и нетрудно догадаться, опять же с учетом действующих лиц: кто-то из них (скорее всего Бурнелл), надо думать, пожаловался боссу, что Малдер хочет умыкнуть у них дело, а значит, и лавры.
   — Сэр, — обратилась к шефу Скалли. Тот перевел на нее взгляд.
   — Насколько я понимаю, мы весьма ограничены во времени. Судя по регулярности предыдущих преступлений, убийца нанесет очередной удар недели через две. А может, и того раньше. Поэтому в данный момент любая подсказка, любая версия, которую агент Малдер выдвигает, несмотря на груз собственных дел, должна восприниматься не как грубое вмешательство, а как неоценимая помощь.
   Малдер едва заметно кивнул, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не рассмеяться.
   — Кроме того, я полагаю, что для Малдера, — вкрадчивым тоном продолжила Скалли (Скиннер опять надел очки), — дело это слишком очевидно, а значит, и неинтересно.
   Скиннер не мигая посмотрел на Малдера:
   — В этом я с вами полностью согласен, агент Скалли.
   Малдер никак не мог понять выражение его лица. Ведь именно Скиннер по приказу свыше закрыл дела под грифом «Икс»: начальству не нравилось, что Малдер слишком много знает. Но именно Скиннер приказал вновь открыть дела под грифом «Икс». А сделать это ему наверняка было нелегко.
   Что-то здесь нечисто.
   Скиннер ему не враг, но и не союзник. Он как тень. Знать бы еще чья.
   — Прошу прощения, сэр, но могу я узнать, в чем моя вина? — тщательно подбирая слова, спросил Малдер. — В том, что я, когда ко мне обратились, предложил помощь?
   — Никто вас ни в чем не обвиняет, агент Малдер, — устало возразил Скиннер. Он опять потер переносицу, но снимать очки не стал. — Да, я вас вызвал, и, надеюсь, разговор останется между нами. Но в следующий раз будьте так любезны, избавьте меня от лишних неприятностей и нежелательных звонков. Ну хотя бы для разнообразия дайте возможность кому-нибудь другому выдвинуть свою версию. А вы, как удачно сформулировала агент Скалли, ему только подскажите.
   Все это было сказано без намека на улыбку.
   И в том же духе воспринято присутствующими.
   Наконец босс захлопнул папку и кивком головы дал понять, что больше их не задерживает.
   — Малдер, это греческий? — спросил он вдруг, когда они были у самой двери.
   — Да, сэр, древнегреческий, — невозмутимо ответил тот, поборов желание отдать честь, и поспешил в коридор за Скалли.
   Она предложила пойти в кафе выпить: ей — кофе, ему — ледяной чай.
   — Знаешь, Скалли, спасибо тебе за поддержку, — сказал он по дороге, — но защита мне не нужна. Как-нибудь и сам справлюсь.
   Скалли взглянула на него и вздохнула:
   — Еще как нужна, Малдер!
   Он недоверчиво покосился в ее сторону.
   — Доверься мне, — сказала она, погладив его по руке.
   До полудня Малдер успел добросовестно потрудиться, просмотрев с полдюжины новых дел, оставленных для него на столе. Оксфордский диплом, глубокое знание криминальной психологии и природный дар прослеживать логику преступления даже там, где ее как будто не было и нет, делали Малдера незаменимым при расследовании дел, зашедших в тупик.
   Он ничего не имел против. Ему это даже нравилось.
   Но сейчас Малдеру не давало покоя подозрение, которое, по общему признанию, не имело под собой достаточных оснований: Бурнелл и Ньюхаус подставили его сознательно. Почему? Они достаточно компетентны и определенно не глупы. Со временем они бы и сами увидели то, что увидел он. Да и вообще в Бюро навалом экспертов — и в Вашингтоне, и в академии ФБР в Квантико, — которые пришли бы к тому же выводу.
   Малдер откинулся на спинку стула, вытянул ноги и посмотрел на закрытую дверь.
   По щеке катилась капелька пота.
   Ему вдруг пришло в голову, что это опять Они, те невидимые силы, которые он окрестил Теневым Правительством, — люди, знавшие об истине, заключенной в делах под грифом «Икс», гораздо больше, чем давали понять другим.
   Нет, это не паранойя!
   Не раз они пытались его скомпрометировать.
   Не раз пытались убить.
   И не только его, но и Скалли.
   Только благодаря тому, что он сумел заручиться поддержкой определенных лиц в этой сумрачной стране теней, он по-прежнему жив и здоров.
   А теперь Они снова за него взялись. Проверяют, чего он стоит. Отвлекают, надеясь, что он допустит промах в одном из порученных ему дел. А защитить его могут только Скиннер, если, конечно, захочет, и «теневые» друзья.
   — Надо было сказать, что это русский! — шепнул он, обращаясь к двери.
   И рассмеялся.
   Дверь распахнулась. От неожиданности Малдер чуть не свалился со стула. На пороге стоял Бурнелл.
   — Малдер, кто может знать древнегреческий? — с мрачным видом спросил он.
   Малдер пожал плечами:
   — Не знаю. Надо думать, древние греки. Бурнелл моргнул и прошел в кабинет как раз в тот момент, когда из вентиляционной отдушины потянуло наконец холодным воздухом. Он было собрался закрыть за собой дверь, но передумал и засунул руку в карман.
   — Священники, вот кто! Семинаристы. Преподаватели семинарии. Проповедники. — Свободной рукой он ослабил галстук. — В общем, Малдер, люди, которые изучают Библию.
   Малдер вежливо выслушал и решил, что дополнять перечень преподавателями иностранных языков, археологами и Бог еще знает кем, пожалуй, не стоит. Не говоря уже об эмигрантах, получивших образование в Греции. Или филологах, искусствоведах и лингвистах. Бурнелл явно прорабатывает новую версию, и сбивать его не следует.
   — Я все думаю, — продолжал агент, постукивая пальцем по картотечному шкафу. — Ты был прав: это греческий. Как же я сам не додумался! А вот насчет имени ты ошибаешься.
   Малдер не спеша выпрямил спину, подобрал ноги и поднял голову.
   — Вот как? — прищурившись, спросил он.
   — Когда я учился в колледже, я вступил в братскую общину.
   — Я бы на твоем месте выбрал женскую.
   Бурнелл посмотрел на него с таким недовольством, что Малдер не выдержал и поднял руку, давая понять, что просит прощения.
   — Ну ладно. Ты был членом братства. Какое это имеет отношение к…
   — Оно называлось «Альфа Хи Ро». — Бурнелл вытянул вперед правую руку: на безымянном пальце красовался массивный золотой перстень с печаткой и граненым рубином в центре. Он подошел поближе, чтобы Малдер смог как следует его разглядеть. — Видишь надпись, Малдер?
   Увидев три заглавные буквы, Малдер затаил дыхание.
   Бурнелл опустил руку.
   — Хи Ро. Это символ Христа, Малдер! — с ликованием в голосе изрек он и возбужденно взмахнул рукой. — Вот что он вырезал: Хи Ро. — Он кивнул и хлопнул рукой по бедру. — А его жертвы вовсе не проститутки. Не все так просто! Ну а что касается того дома на ферме и самой фермы, то что-то в них есть… какая-то связь, которая религиозному фанатику могла показаться… ну я не знаю… кощунственной, что ли.
   Малдер откинулся на спинку стула.
   — Черт меня побери! — В его глазах читалось неподдельное восхищение.
   Бурнелл улыбнулся, потер ладони и, взглянув на вентиляционную отдушину, заметил:
   — Старик, здесь холодильник, да и только. У тебя полетел термостат, да? — Он подошел к двери и, взявшись за ручку, помедлил.
   Малдер заметил, как у него напряглись и расслабились плечи.
   — Спасибо тебе, Малдер. Кроме шуток! По правде сказать, если бы не ты, то даже и не знаю, догадался бы я, что это греческий… У меня это кольцо сто лет, а я на него ни разу даже и не посмотрел как следует. Хорошо, что пару дней назад отдал его почистить, и сегодня утром, когда надел… Понимаешь, меня как озарило! Мне даже показалось, что я вижу его в первый раз.
   Бурнелл помолчал, словно собираясь сказать что-то еще, но передумал и, кивнув в знак благодарности, закрыл за собой дверь.
   А Малдер еще долго сидел не шелохнувшись…

Глава 5

   Сняв шляпу, шериф Чак Спэрроу промокнул рукавом лысину, после чего водрузил шляпу на место, низко опустив поля.
   — Ну, что скажешь? — слабым голосом спросила стоявшая рядом женщина. (Вид у нее был такой, будто ее вот-вот вырвет.) Спэрроу молча покачал головой. У него было только два соображения: либо кому-то взбрело в голову отточить свое мастерство дубления кожи, либо здесь поработала одна из этих чертовых сект, окопавшихся в горах. В любом случае не надо быть нейрохирургом, чтобы понять — потрудились тут на славу.
   Они стояли у маленькой пещеры, к западу от одинокого пологого холма, что в трех километpax от ранчо Хэтч. Перед входом лежали останки вола, кишащие муравьями и мухами.
   — Что скажешь, Чак?
   — Ни черта не пойму, Донна! Женщина была высокого роста, в сапогах, мешковатых джинсах и мужской рубашке большого размера, скрывавших фигуру. Короткие каштановые волосы зачесаны за уши, на правой руке массивное серебряное кольцо. Свой джип «чероки» она оставила на обочине метрах в пятидесяти, рядом с патрульной машиной шерифа.
   — А ты внутрь заглянул? — спросила она, кивнув подбородком в сторону входа в пещеру.
   — Да, — ответил Чак преувеличенно спокойно, — заглянул.
   — Ну и что?
   — Я нашел там одно только дерьмо. Если угодно, четырнадцать видов дерьма. И еще кости. Косточки, — быстро добавил он. — Ничего особенного.
   — Знаешь, я где-то читала, что кости нужны для обряда. Как бы для репетиции…
   Чак осмотрел склон холма и остановил взгляд на машинах.
   — Давай не будем делать скоропалительных выводов, ладно? Хотя с тех пор, как я здесь работаю, я что-то не слыхал, чтобы тут водились горные львы. И потом, насколько я знаю, эти твари не имеют привычки перед приемом пищи сдирать с жертвы шкуру.
   — Твои шуточки, Чак, мне ни к чему!
   «Это точно, — подумал он. — А вот хорошая порка тебе бы не повредила. Чтобы не мешала людям спокойно работать».
   Это уже четвертое животное, убитое за последнюю неделю. И ни единого следа, ни единого знака или хотя бы намека на то, что стало причиной их гибели. Вернее, кто и как содрал с них шкуру. Чак был почему-то уверен, что ее с них содрали заживо. Животные скорее всего погибли от болевого шока или истекли кровью.
   А вот он, если сию секунду не уйдет отсюда, наверняка задохнется от смрада.
   Чак повернулся, прикрыл рот рукой и зашагал к машине. Донна не спеша побрела за ним, бормоча что-то под нос и щелкая пальцами.
   «Животные еще полбеды, — думал Чак, спускаясь в неглубокий ров и в два прыжка из него выбираясь. — Если бы дело было только в них, в управлении не подняли бы такой шумихи».
   Погибли три человека, причем точно таким же образом. Вернее, черт его знает каким, если можно так выразиться. Каждый раз, когда в полицию поступало очередное сообщение, Спэрроу выезжал на место происшествия сам. И отнюдь не потому, что не доверял своим заместителям. За тридцать пять лет он исколесил пустыню вдоль и поперек, общался с индейцами в Санто-Доминго, Сан-Фелипе и других пуэбло ^{note 4}, изучил холмы и горы так, что ориентировался в них с закрытыми глазами. Словом, стал истинным знатоком здешних мест. Хотя сам он к этому не стремился и никто его об этом не просил, а иной раз он отдал бы на отсечение руку, лишь бы поглупеть и ничего этого не знать…
   Чак просунул руку в открытое окно водителя, схватил микрофон и, набрав номер диспетчера, доложил, что нашел и где. Под недоверчивым взглядом Донны он вызвал фургон, чтобы вывезти останки, и ветеринара для осмотра, после чего швырнул микрофон на сиденье и, скрестив на груди руки, облокотился мощным торсом на дверцу автомобиля.
   — Может, сходишь поговоришь с Энни? — спросила Донна. Она стояла на дороге и рисовала носком сапога бессмысленные узоры в серой пыли, толстым слоем покрывавшей асфальт.
   — Зачем? — хмыкнул Чак. — Ее ранчо отсюда далеко.
   — Может, это ее вол.
   — Может быть, — согласился шериф, — а может, кого-то из этих, — и он указал рукой на гору, за которой была Стена Коночинов. — Тебе это не приходит в голову?
   Женщина не подняла глаз, и Чак улыбнулся. Да, Донна Фолкнер не слишком любит коночинов. Они упорно отказывали ей, когда она предлагала посредничество в продаже их поделок, а как-то раз даже прогнали из резервации. В прямом смысле прогнали: они бежали за ней, крича и размахивая чем придется, словно хотели загнать ее на Сангре-Вьенто-Меса и сбросить оттуда, как сбросили триста лет назад, во время восстания в пуэбло, испанских священников и солдат.
   С той лишь разницей, что испанцы к ко-ночинам больше не вернулись. Никто не знает почему.
   Сейчас в качестве посредника с Донной работает Ник Ланая, и ей не приходится ходить в резервацию самой.
   — А может, это сатанисты? — предположила Донна, все так же водя ногой по асфальту и засунув руки в карманы джинсов.
   Спэрроу хмыкнул. Он проверил всех подозрительных: от сатанистов до придурков сектантов, которые всерьез полагают, что, отрубая головы бычкам и козам, можно усовершенствовать этот мир. Насколько ему известно, ни один из них не убивает с такой бессмысленной жестокостью ни животных, ни людей, даже не удосуживаясь потом спрятать трупы жертв. Нет, на их почерк это совсем не похоже.
   Впрочем, в этом он не специалист. Чак вздохнул и подумал, что, пожалуй, пора усмирить гордыню и обратиться за помощью к экспертам. В одиночку ему не справиться. А то газетчики того и гляди начнут смешивать его с грязью.
   На склоне горы сидели двое мужчин. Их свободные одежды сливались цветом с выгоревшей землей. Один из них был глубокий старик с прямыми седыми волосами, ниспадавшими на худые плечи, и резкими чертами лица. Смуглая кожа у рта и глубоко посаженных глаз испещрена морщинами. На шее ожерелье из позвоночника гремучей змеи.