Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- Следующая »
- Последняя >>
Барбара Картленд
Беглецы-влюбленные
От автора
Окрик «Кошелек или жизнь» сеял ужас в сердцах путников на дорогах Англии с семнадцатого по девятнадцатый век.
То был окрик грабителей, промышлявших на больших дорогах, пока конные патрули и полиция не положили конец постоянным нападениям на экипажи богатых путешественников.
Дик Тарпин был одним из наиболее известных английских разбойников, образ которого ныне овеян романтическим ореолом.
Однако в мае 1793 года он убил в Эппинге лесника, пытавшегося поймать его, и после этого преступления за голову разбойника было объявлено вознаграждение в двести фунтов.
По профессии он был мясником, лет ему было около тридцати, судя по описаниям, «весь он был покрыт оспинами».
В конце концов его казнили в Тайберне, где публичные казни еще очень часто проводились в девятнадцатом столетии.
Вокруг имен таких людей разрастается немало легенд, и одна из них повествует о дерзкой прогулке, якобы совершенной Диком Тарпином в Йорк на лошади по имени Черная Бесси, прогулке, которую он никогда не совершал, и на лошади, которой он никогда не имел.
То был окрик грабителей, промышлявших на больших дорогах, пока конные патрули и полиция не положили конец постоянным нападениям на экипажи богатых путешественников.
Дик Тарпин был одним из наиболее известных английских разбойников, образ которого ныне овеян романтическим ореолом.
Однако в мае 1793 года он убил в Эппинге лесника, пытавшегося поймать его, и после этого преступления за голову разбойника было объявлено вознаграждение в двести фунтов.
По профессии он был мясником, лет ему было около тридцати, судя по описаниям, «весь он был покрыт оспинами».
В конце концов его казнили в Тайберне, где публичные казни еще очень часто проводились в девятнадцатом столетии.
Вокруг имен таких людей разрастается немало легенд, и одна из них повествует о дерзкой прогулке, якобы совершенной Диком Тарпином в Йорк на лошади по имени Черная Бесси, прогулке, которую он никогда не совершал, и на лошади, которой он никогда не имел.
Глава 1
1823
Граф Келвиндэйл проснулся, разбуженный мягким движением тела рядом с ним.
Он и не заметил, как уснул. И неудивительно.
Любовь, которой одарила его леди Имоджен Бассет, была столь пламенной, столь пылкой, что полностью лишила его сил.
Он приехал к ней, преодолев долгий и изнурительный путь из Лондона.
Он надеялся приехать пораньше и успеть отдохнуть.
Однако, к его разочарованию, в загородном доме Имоджен его ожидала большая и довольно шумная компания.
Были там и ее два брата чрезвычайно дурной репутации.
Заядлые картежники, вечно мечтающие ухватить куш покрупнее, они не вылезали из долгов.
То и дело они становились участниками пьяных скандалов.
К концу ужина граф уже сожалел о том, что приехал.
Ему не следовало принимать приглашение леди Имоджен.
Будучи членом одной из знатнейших фамилий в стране и обладая огромным богатством, он являлся столь важной фигурой в обществе, что его буквально засыпали приглашениями со всех сторон.
Он был желанным гостем не только в любом доме, но и при дворе.
В его взаимоотношениях с Имоджен роль охотника принадлежала скорее ей, нежели ему.
И это несмотря на то что она была, несомненно, самой прекрасной женщиной высшего света, окруженной вниманием всех денди при дворе Георга IV.
А то, что в количестве любовных приключений она могла бы посоперничать с королем, лишь усиливало ее привлекательность.
Она легко могла выбрать себе наилучшего любовника из несметного числа ухажеров.
Однако, избрав мишенью графа, она тотчас принялась расставлять силки для своей жертвы.
Порой он ощущал себя оленем под прицелом охотника или лисой, убегающей от погони.
И в то же время леди Имоджен притягивала его.
Она вела себя настолько дерзко, была настолько остроумна и весела, что общество ее забавляло и развлекало графа.
Обычно он был крайне осторожен и скрытен в своих любовных делах.
Он вовсе не желал, чтобы его постигла участь короля, еще в бытность свою принцем Уэльским ставшего объектом насмешек.
Он пытался, насколько возможно, избегать сплетен и пересудов светских острословов.
Однако ему оказалось невозможно оставаться в тени.
Он был слишком красив и представлял собой слишком ценную добычу для светских девиц и их матушек.
Каждая женщина, вращавшаяся в обществе, рада была бы заполучить его в качестве мужа или зятя.
Он примчался в загородный дом Имоджен в своей новой коляске, запряженной четырьмя превосходными лошадьми.
Его лошади всегда вызывали зависть как у владельцев упряжек, так и у коневодов по всей стране.
Одной из приманок, которые Имоджен использовала для того, чтобы залучить его к себе, было обещание устроить для своих гостей стипл-чейз1.
Граф очень любил участвовать в скачках, неизменно выходя в них победителем.
Еще до своего прибытия он отправил в усадьбу Имоджен двух из своих лучших и самых быстрых лошадей, чтобы они успели Отдохнуть перед соревнованиями.
Он никогда не бывал ранее в усадьбе Тауэрс, где Имоджен жила со своим мужем, пока не овдовела.
Она вышла замуж, когда ей было семнадцать.
Уже тогда она обещала превратиться в красавицу, в честь которой станут провозглашать тосты в каждом клубе на Сент-Джеймс-стрит.
В тот раз ее выбор оказался не очень удачен: Ричард Бассет, хотя и был дворянином, являлся лишь третьим сыном в семье.
Состояние его поэтому было довольно скромным.
Он влюбился в Имоджен с первого взгляда, а поскольку он был так красив в своем мундире, она пришла в его объятия.
Она поклялась, что если не получит согласия на замужество, то просто сбежит с возлюбленным.
Отец ее, герцог Бредон, с крайней неохотой согласился на этот брак.
Ее замужество окончилось — быть может, лишь к добру — спустя пять лет, когда Ричард Бассет был убит на дуэли, защищая свою честь.
Он упорно отказывался поверить, что жена была неверна ему.
Он бросил вызов тому, кто похвалялся своей связью с ней.
Несмотря на то что дуэли очень редко заканчивались трагически, он погиб, раненный в сердце.
Победитель вынужден был бежать из страны по крайней мере на три года.
Имоджен была свободна — и в расцвете своей красоты.
Ее отец дал ей достаточно денег, чтобы содержать дом в Лондоне.
Средства же на наряды и драгоценности она получала от любовников.
В двадцать семь лет она призадумалась о своем будущем.
Она была достаточно умна, чтобы понимать: красота — какой бы захватывающей она ни была — не длится вечно.
Если она не примет меры, ее затмит одна из новых красавиц.
Многие уже пытались взойти на пьедестал, на котором она пока царила безраздельно.
При первой же встрече с графом Келвиндэйлом она поняла: он — тот, кто ей нужен.
Она и раньше слышала о нем.
Невозможно вращаться в высшем обществе и не знать о его успехах на скачках и любовных победах.
Он неизменно удостаивал своим вниманием прекрасных, но скромных женщин.
Их сдержанность не позволяла никаким соглядатаям доказать истинность своим подозрений.
Имоджен же, напротив, не собиралась «прятать свою свечу под сосудом»2.
Как только граф поддался ее чарам, она провозгласила об этом всем вместе и каждому в отдельности.
Сначала он и не подозревал об этом, но узнав, пришел в ярость.
Он обвинил леди Имоджен в нескромности, но она лишь рассмеялась в ответ.
— Почему ты должен стыдиться нашей связи? — спросила она. — Я горда ею, Дэрол, и ты, так же как и я, знаешь, что пары прекрасней, чем мы, нет в целом мире!
Она говорила столь откровенно — и заставила рассмеяться и графа.
Однако он сказал себе, что дело зашло слишком далеко; и чем скорее он покончит с этой историей, тем лучше.
И все-таки он чувствовал, что ему трудно будет избавиться от Имоджен.
Как-то между делом он пообещал ей, что когда-нибудь посетит Тауэрс и примет участие в стипл-чейзе.
Имоджен уверяла его, что ее скаковой трек — один из самых трудных во всей стране.
— В последних скачках, — сказала она, — лишь половина всадников дошла до конца, но я знаю, дорогой, что ты завоюешь серебряный кубок победителя и покажешь им, как далеко им всем до тебя.
Граф отнюдь не разделял подобное мнение.
Он знал, что двое его друзей, которые наверняка примут участие в скачках, являются отличными наездниками.
Поэтому он выехал из Лондона рано утром.
За два дня до выезда он выслал вперед три смени лошадей, собираясь ехать безостановочно.
Мастерски управляя лошадьми, он доберется до Тауэрса как раз к ужину.
Так и получилось, и у него оставалось еще четверть часа до начала ужина.
И все же — хотя он и не хотел признаться себе в этом — он сильно устал.
Устал он и телом, и духом.
Его способность мастерски править не только на главных дорогах, но и на извилистых узких проездах привела в восхищение его конюхов, сидевших рядом.
— Никто, кроме вас, милорд, не смог бы проделать это! — воскликнул его главный конюший, когда они примчались в Тауэрс.
Но, лежа в теплой ванне перед ужином, граф надеялся, что вечер не затянется надолго.
Этим надеждам не суждено было сбыться.
Когда же он наконец добрался до постели, то без сил откинулся на мягкие подушки.
Он сказал себе, что должен немедленно заснуть, если хочет быть в форме для завтрашнего стипл-чейза.
Закрывая глаза, он подумал, что почему-то за ужином не говорилось ни слова о предстоящих скачках.
Ему даже не сообщили час их начала.
Теперь ему стало казаться, что все присутствовавшие намеренно избегали разговора о том, что будет происходить на следующий день.
Уж не затеяла ли Имоджен какую-либо очередную проделку?
Может быть, она замыслила провести совершенно необычный стипл-чейз, совершенно непохожий на все предыдущие.
С нее бы сталось потребовать, чтобы наездники скакали с завязанными глазами или управляли лошадью лишь одной рукой.
«Если она задумала нечто подобное, — решил про себя граф, — будь я проклят, если буду участвовать в этом!»
В этот момент дверь отворилась, и, к его изумлению, в спальне появилась Имоджен.
Она поистине неотступно преследовала его.
Ранее, когда они гостили в других домах, она всегда устраивалась поблизости от него, чтобы они могли проводить ночь вместе.
Но до сих пор она никогда сама не приходила в его комнату.
Согласно неписаному закону, только мужчина мог прийти в комнату своей любовницы, но не наоборот.
И вот она стояла на пороге со свечой в руке.
Граф сознавал, как соблазнительно она выглядела в прозрачной ночной рубашке, которая скорей подчеркивала, чем скрывала совершенство ее тела.
Ее длинные темные волосы окутывали плечи, ниспадая почти до талии.
Глаза с зеленоватым оттенком сверкали подобно глазам тигрицы.
— Имоджен! — воскликнул граф. — Почему ты здесь?
Она засмеялась тем серебристым смехом, который поклонники ее сравнивали со звонким переливом колокольчиков.
— Мне казалось, что это очевидно, Дэрол! — ответила она.
Она поставила свечу на столик у изголовья кровати и стояла рядом, глядя на него.
— Я проделал долгий путь, — сказал граф, — и поскольку я намереваюсь победить завтра на твоем стипл-чейзе, я должен выспаться!
— Для этого останется много времени, — тихо сказала Имоджен.
Говоря это, она подняла руки к своим плечам.
Очень медленно, с шорохом, подобным нежному вздоху, ее рубашка соскользнула на пол. После этого слова были излишни.
— Граф подумал, что никогда еще страсть ее не была столь ненасытна.
Когда он открыл глаза, за окном было еще темно.
От оплывшей почти до конца свечи исходило лишь слабое неровное мерцание.
Имоджен подняла голову с его плеча.
— Мне пора уходить, Дэрол, — сказала она, — и тебе не надо подниматься с рассветом, потому что наша свадьба будет не раньше полудня!
У графа от изумления перехватило дыхание.
Он не мог поверить своим ушам.
— Что ты сказала?
— Со стипл-чейзом можно повременить, — ответила Имоджен. — Вместо него я организовала, мой удивительный, восхитительный возлюбленный, нашу свадьбу в моей собственной часовне, и наши друзья в восторге от этой идеи!
Словно вспышка молнии озарила графа догадка, почему все так странно смотрели на него.
И почему ему так и не удалось поговорить ни с кем о стипл-чейзе.
Вслух же он сказал:
— Я, должно быть, плохо понял тебя, Имоджен. Я всегда ясно давал понять, что не имею намерения жениться на ком-либо в ближайшее время!
— Ты женишься на мне! — настойчиво произнесла Имоджен. — И я знаю, что мы будем очень счастливы.
— Когда я захочу жениться, — твердо сказал граф, — я сам найду свою избранницу и сам позабочусь об организации свадьбы.
— Я бы тоже хотела, чтобы ты сделал это, — ответила Имоджен, — но ты как-то не спешил, мой любимый, сказать слова, которые я так жаждала услышать. Поэтому я решила несколько ускорить события.
— Мне жаль огорчать тебя, — сказал граф, — но если ты делаешь мне предложение, ответом с моей стороны будет «Нет»!
Имоджен коротко рассмеялась.
— Неужели ты действительно думаешь, что я приняла бы это твое «Нет»? — спросила она. — А что, если я скажу, что у меня будет ребенок?
— Я не поверю этому и лишь отвечу, что это ложь.
Граф смутно припоминал какие-то слухи о причинах, почему она не подарила Бассету ребенка.
В то время он не придал этому значения.
Говорили, что Имоджен стала бесплодной после несчастного случая, происшедшего при падении с лошади.
Он никогда не вспоминал об этом за время связи с нею, поскольку это его не особенно интересовало.
— Если у меня и нет ребенка теперь, — беззаботно произнесла Имоджен, — то он появится, как только мы поженимся, потому что тебе непременно нужен наследник.
Это было сказано слишком торопливо.
Граф утвердился в своих подозрениях, что никакого ребенка нет.
— Есть ребенок или нет, — ответил он, — я не намерен жениться на тебе, Имоджен!
— Вот тут ты заблуждаешься, — отозвалась она. — Все уже приготовлено, и если тебя придется «убедить» пойти к алтарю, мои два брата с большой охотой сделают это.
В голосе Имоджен прозвучала неподдельная угроза.
Ее братья только обрадуются возможности заставить его оплачивать их долги во избежание скандала, раз они станут членами его семьи.
Он не мог представить ничего более унизительного, чем препровождение в часовню под конвоем ее братцев.
Имоджен неожиданно склонилась к нему и легко поцеловала в губы.
— Не пытайся избежать неизбежного, — сказала она. — Как я уже сказала тебе, мы будем бесконечно счастливы вместе, и для меня нет ничего более желанного, чем стать графиней Келвиндэйл!
С этими словами она выбралась из кровати.
Подняв с пола ночную рубашку, она быстрым движением набросила ее на себя.
Еще мгновение она стояла, глядя сверху вниз на графа.
Он ошеломленно смотрел на Имоджен, как будто с трудом веря в реальность происходящего.
Затем она направилась к двери.
— Спи крепко, мой дорогой! — сказала она. — Ты же понимаешь, я должна тебя запереть, чтобы ты не пытался скрыться. Я обещаю тебе, что буду прекрасной невестой!
Она вышла из комнаты, и граф услышал, как в замке повернулся ключ.
Несколько мгновений он не мог пошевелиться.
Затем он сказал себе, что каким бы то ни было способом, хотя сам не знал еще каким, он должен ускользнуть из этой ловушка.
Теперь он понял всю хитрость этого плана.
Он вспомнил, что среди гостей Имоджен было двое известных сплетников, способных раздуть любую историю.
На ужине был также и некий весьма именитый и популярный адвокат.
Несомненно, его пригласили, чтобы засвидетельствовать законность заключаемого брака.
Это обеспечило бы благополучие Имоджен на всю оставшуюся жизнь, если они и не станут видеть друг друга после свадьбы.
— Она продумала все! — гневно воскликнул он.
Он выбрался из постели и, подойдя к двери, обнаружил, что она, как и следовало ожидать, была сделана из крепкого дуба.
Ее не удалось бы взломать без инструментов.
Затем он подошел к окну — и понял, почему ему отвели именно эту комнату.
Расположенная в западной части дома, она не была оснащена балконом, и прямо под окном находилась отвесная стена.
Попытка побега через окно привела бы в лучшем случае к перелому ноги.
В спальне не было дверей, ведущих в другие комнаты, а печная труба оказалась слишком узкой, чтобы протиснуться в нее и вылезти на крышу.
Но он поклялся себе, что не сдастся.
Он облачился в свой костюм для верховой езды.
Сделал он это с той быстротой, которая всегда раздражала его камердинера, недовольного подобной самостоятельностью графа.
Окинув взглядом комнату, он стащил простыни с кровати. Их было всего две. Требовалось что-то еще.
Граф взглянул на занавеси.
Они были не из толстого бархата, а из более податливого шелка.
Он сдернул их и связал с простынями морским узлом.
Отец еще в детстве учил его вязать различные узлы.
Импровизированный канат оказался, однако, недостаточно длинен, и к нему пришлось добавить одеяла.
К счастью, их оказалось четыре.
На такой веревке уже можно было рискнуть спуститься вниз.
Он обвязал один конец веревки вокруг толстой деревянной ножки кровати с балдахином.
Для того чтобы сдвинуть такую кровать хотя бы на несколько дюймов, потребуется гораздо большая тяжесть, нежели его вес.
Граф широко распахнул окно и увидел, что звезды уже стали меркнуть на небосклоне.
Стояла предрассветная тишь.
Но скоро над горизонтом появятся первые лучи солнца.
Граф перебросил свой импровизированный канат через подоконник и убедился, что верно рассчитал длину.
Он закутал шею шарфом и набросил на плечи френч.
Он положил в карман все деньги, которые были с ним.
Он помолился, чтобы самодельное средство побега не подвело его.
Иначе он неминуемо разобьется о землю.
Темнота мешала разглядеть все как следует, но графу показалось, что прямо под окном виднеется цветочная клумба.
Он надеялся, что не ошибся.
Он обернулся, чтобы взглянуть на спальню.
В этот миг свеча рядом с кроватью в последний раз отчаянно мигнула слабым мерцающим огоньком и погасла.
Мрачная усмешка слегка изогнула губы графа. Он надеялся, что это не станет дурным предзнаменованием.
Он еще раз проверил прочность простыни, обвязанной вокруг ножки кровати.
Убедившись, что узел достаточно крепок, граф вылез из окна и медленно начал спускаться вниз вдоль стены дома.
Отец, по счастью, учил его лазать в горах.
Еще мальчиком он лазал но горам Уэльса, когда они гостили у родственников.
К своему великому восторгу, он взбирался тогда на самые вершины.
Граф мечтал отправиться когда-нибудь в Швейцарию, на склоны Альп.
До сих пор он так и не осуществил этой мечты.
Но он помнил еще, как пользоваться веревкой, как упираться ногами в кирпичную стену дома.
Когда веревка кончилась, ему пришлось прыгнуть с высоты почти двух метров.
Он так и сделал — и с облегчением обнаружил, что под окном действительно оказалась цветочная клумба.
Он приземлился прямо на нее, и она смягчила падение.
Затем, так быстро, как только было возможно, стараясь не производить шума, он поспешил в конюшню.
Он застал там лишь одного сонного молодого конюха, охранявшего лошадей.
Парень в изумлении уставился на графа, который небрежно произнес:
— Сейчас, правда, слишком рано, но поскольку мне что-то не спится, я решил прокатиться на одной из моих лошадей.
Парень соскочил с сена, служившего ему постелью.
Он последовал за графом к стойлу, где тот увидел при свете фонаря своего жеребца.
На нем он намеревался выиграть стипл-чейз.
Для побега нужна была именно такая лошадь.
Поскольку юнец еще не проснулся как следует, граф помог ему оседлать Юпитера и, подтягивая подпругу, сказал:
— Я — граф Келвиндэйл. Скажи моему главному конюшему, когда он проснется, чтобы он немедленно отвез мою коляску обратно домой и взял с собой остальных моих лошадей!
Он повторил сказанное, чтобы удостовериться, что парень понял все верно.
Затем он дал ему соверен, который тот принял с несказанной радостью.
Граф вывел Юпитера в конюшенный двор.
Он быстро вскочил в седло, опасаясь, что малейшее промедление даст Имоджен возможность так или иначе воспрепятствовать его отъезду.
Она вполне могла послать своих братьев или слуг за ним в погоню.
Граф поехал в направлении, где его не могли заметить из дома, радуясь, что ему удалось скрыться от нее.
Он понимал, однако, что ему придется преодолеть еще много миль, прежде чем он сможет почувствовать себя действительно в безопасности.
Теперь он знал, насколько непоколебима может быть эта красавица в своем стремлении добиться цели.
Она не отступится от него так легко.
Она решила женить его на себе, и он понимал, что нет ничего, что она сочла бы слишком низким, слишком подлым или недостойным, если только это сможет помочь ей осуществить свой замысел.
«Я должен хорошо помнить это», — думал граф, выезжая на равнину и пуская Юпитера во весь опор.
Ему предстояло вернуться в свой дом, Келвиндэйлский приорат, преодолев долгий и трудный путь.
Келвиндэйлский приорат был одним из самых красивых родовых имений во всей Англии.
Поместье это находилось во владении его рода с двенадцатого столетия.
Дом был построен в то же самое время, когда впервые члену этого рода был дарован титул графа Келвиндэйла.
Граф был чрезвычайно горд как своим поместьем, так и своей родословной.
У него никогда и в мыслях не было ввести в этот дом Имоджен на место его умершей матери, сделав ее графиней Келвиндэйл.
Граф обожал свою мать, которая умерла, когда он был в Итоне.
Он до сих пор горевал, думая об этой потере.
Он свято чтил ее память, хотя никогда о ней не говорил.
Он не представлял, что место графини Келвиндэйл когда-нибудь займет его будущая жена.
Стоило ли добавлять, что особа столь легкомысленная, столь скандальная, как Имоджен, могла стать разве что его любовницей.
«Как мог я быть таким глупцом, — спрашивал теперь граф сам себя, — чтобы не догадаться, что, будучи вдовой, она уцепится за меня?»
У других красавиц, разделявших его амурные похождения, были покладистые мужья, притворявшиеся, что не подозревают о происходящем.
Они знали, что граф слывет непревзойденным стрелком, и говорили, что предпочитают больше времени проводить в своих пригородных домах, нежели в Лондоне.
Граф вспоминал теперь те многочисленные обмолвки Имоджен, которые могли бы открыть ему глаза на ее планы.
Ему оставалось лишь изумляться тому, что он, как какой-то зеленый юнец, позволил заманить себя в ловушку.
«Больше такого не случится!»— пообещал он себе.
При этом он понимал, что опасность еще не миновала.
Юпитер был, безусловно, быстрее любой из лошадей Имоджен.
Однако среди ее гостей были двое, думал граф, кто сумел бы настигнуть его.
Не считая, конечно, опытных верховых, сопровождающих экипажи.
Они могли бы взять лошадей у других гостей, приехавших на скачки.
— Я даже подумать не мог, — пробормотал граф, невольно усмехаясь, — что она затеяла не стипл-чейз, а охоту! А мне отвела роль дичи!
Одна эта мысль заставила его пришпорить Юпитера.
Граф скакал до самого полудня.
Он раздумывал, не рискованно ли будет остановиться в местной гостинице или на постоялом дворе?
Существовала опасность, что преследователи станут расспрашивать о нем и по описанию нападут на его след.
Но он решил, что придется пойти на этот риск.
Он остановился в ближайшей деревне.
Это была маленькая деревушка из нескольких хижин, крытых соломой, с церковью в норманнском стиле и с черно-белой гостиницей, стоявшей на отшибе на зеленом лугу.
Вокруг не было видно ни души.
Граф въехал в небольшой двор, где увидел крытую соломой конюшню.
Он завел в нее Юпитера и нашел в кормушке немного свежего сена.
Стоявшее тут же пустое ведро он наполнил водой.
Наконец он вошел в гостиницу и увидел ее хозяина — дряхлого старика.
Старик вопросительно глядел на него подслеповатыми глазами.
Граф спросил, нет ли чего-нибудь поесть, и старик смог предложить лишь холодную ветчину и лежалый сыр.
Он быстро ответил, что больше ничего не надо, заказав только кружку домашнего сидра.
С едой и питьем он управился очень быстро.
Расплачиваясь, граф расспросил старика, где он находится.
Понять путаные объяснения оказалось непросто.
Но граф предположил, что взял нужное направление.
Он вышел из гостиницы.
Оседлав Юпитера, которому явно понравился отдых, граф продолжал путь.
Спустя три часа он понял, что заблудился.
Надо было спросить дорогу у первого же встречного.
Поскольку он ехал полями, избегая больших дорог и лишь пересекая их, ему встречалось очень мало пеших путников.
Но если он хотел добраться домой до темноты, ему следовало поспешить.
Он ехал по ровному, заросшему травой полю.
Вдалеке паслось несколько овечек.
Проехав почти половину поля, граф очутился перед высокой живой изгородью.
Похоже, надо было перепрыгнуть через нее. Иначе пришлось бы возвращаться назад к единственным воротам в изгороди.
Такие преграды не представляли трудности для Юпитера.
Граф направился к изгороди, набирая скорость, и в нужный момент обычным уверенным движением послал коня в прыжок.
И лишь когда они взлетели высоко над преградой, он с ужасом увидел глубокую яму по другую сторону изгороди.
Вокруг ямы были разбросаны большие камни.
Юпитер почуял опасность в тот же самый момент.
Он вытянулся как струна, но все же зацепился ногой о дальний край канавы.
Граф перелетел через его голову.
Жеребец выпрямился, слегка пошатываясь, но граф остался неподвижно лежать на земле.
Граф Келвиндэйл проснулся, разбуженный мягким движением тела рядом с ним.
Он и не заметил, как уснул. И неудивительно.
Любовь, которой одарила его леди Имоджен Бассет, была столь пламенной, столь пылкой, что полностью лишила его сил.
Он приехал к ней, преодолев долгий и изнурительный путь из Лондона.
Он надеялся приехать пораньше и успеть отдохнуть.
Однако, к его разочарованию, в загородном доме Имоджен его ожидала большая и довольно шумная компания.
Были там и ее два брата чрезвычайно дурной репутации.
Заядлые картежники, вечно мечтающие ухватить куш покрупнее, они не вылезали из долгов.
То и дело они становились участниками пьяных скандалов.
К концу ужина граф уже сожалел о том, что приехал.
Ему не следовало принимать приглашение леди Имоджен.
Будучи членом одной из знатнейших фамилий в стране и обладая огромным богатством, он являлся столь важной фигурой в обществе, что его буквально засыпали приглашениями со всех сторон.
Он был желанным гостем не только в любом доме, но и при дворе.
В его взаимоотношениях с Имоджен роль охотника принадлежала скорее ей, нежели ему.
И это несмотря на то что она была, несомненно, самой прекрасной женщиной высшего света, окруженной вниманием всех денди при дворе Георга IV.
А то, что в количестве любовных приключений она могла бы посоперничать с королем, лишь усиливало ее привлекательность.
Она легко могла выбрать себе наилучшего любовника из несметного числа ухажеров.
Однако, избрав мишенью графа, она тотчас принялась расставлять силки для своей жертвы.
Порой он ощущал себя оленем под прицелом охотника или лисой, убегающей от погони.
И в то же время леди Имоджен притягивала его.
Она вела себя настолько дерзко, была настолько остроумна и весела, что общество ее забавляло и развлекало графа.
Обычно он был крайне осторожен и скрытен в своих любовных делах.
Он вовсе не желал, чтобы его постигла участь короля, еще в бытность свою принцем Уэльским ставшего объектом насмешек.
Он пытался, насколько возможно, избегать сплетен и пересудов светских острословов.
Однако ему оказалось невозможно оставаться в тени.
Он был слишком красив и представлял собой слишком ценную добычу для светских девиц и их матушек.
Каждая женщина, вращавшаяся в обществе, рада была бы заполучить его в качестве мужа или зятя.
Он примчался в загородный дом Имоджен в своей новой коляске, запряженной четырьмя превосходными лошадьми.
Его лошади всегда вызывали зависть как у владельцев упряжек, так и у коневодов по всей стране.
Одной из приманок, которые Имоджен использовала для того, чтобы залучить его к себе, было обещание устроить для своих гостей стипл-чейз1.
Граф очень любил участвовать в скачках, неизменно выходя в них победителем.
Еще до своего прибытия он отправил в усадьбу Имоджен двух из своих лучших и самых быстрых лошадей, чтобы они успели Отдохнуть перед соревнованиями.
Он никогда не бывал ранее в усадьбе Тауэрс, где Имоджен жила со своим мужем, пока не овдовела.
Она вышла замуж, когда ей было семнадцать.
Уже тогда она обещала превратиться в красавицу, в честь которой станут провозглашать тосты в каждом клубе на Сент-Джеймс-стрит.
В тот раз ее выбор оказался не очень удачен: Ричард Бассет, хотя и был дворянином, являлся лишь третьим сыном в семье.
Состояние его поэтому было довольно скромным.
Он влюбился в Имоджен с первого взгляда, а поскольку он был так красив в своем мундире, она пришла в его объятия.
Она поклялась, что если не получит согласия на замужество, то просто сбежит с возлюбленным.
Отец ее, герцог Бредон, с крайней неохотой согласился на этот брак.
Ее замужество окончилось — быть может, лишь к добру — спустя пять лет, когда Ричард Бассет был убит на дуэли, защищая свою честь.
Он упорно отказывался поверить, что жена была неверна ему.
Он бросил вызов тому, кто похвалялся своей связью с ней.
Несмотря на то что дуэли очень редко заканчивались трагически, он погиб, раненный в сердце.
Победитель вынужден был бежать из страны по крайней мере на три года.
Имоджен была свободна — и в расцвете своей красоты.
Ее отец дал ей достаточно денег, чтобы содержать дом в Лондоне.
Средства же на наряды и драгоценности она получала от любовников.
В двадцать семь лет она призадумалась о своем будущем.
Она была достаточно умна, чтобы понимать: красота — какой бы захватывающей она ни была — не длится вечно.
Если она не примет меры, ее затмит одна из новых красавиц.
Многие уже пытались взойти на пьедестал, на котором она пока царила безраздельно.
При первой же встрече с графом Келвиндэйлом она поняла: он — тот, кто ей нужен.
Она и раньше слышала о нем.
Невозможно вращаться в высшем обществе и не знать о его успехах на скачках и любовных победах.
Он неизменно удостаивал своим вниманием прекрасных, но скромных женщин.
Их сдержанность не позволяла никаким соглядатаям доказать истинность своим подозрений.
Имоджен же, напротив, не собиралась «прятать свою свечу под сосудом»2.
Как только граф поддался ее чарам, она провозгласила об этом всем вместе и каждому в отдельности.
Сначала он и не подозревал об этом, но узнав, пришел в ярость.
Он обвинил леди Имоджен в нескромности, но она лишь рассмеялась в ответ.
— Почему ты должен стыдиться нашей связи? — спросила она. — Я горда ею, Дэрол, и ты, так же как и я, знаешь, что пары прекрасней, чем мы, нет в целом мире!
Она говорила столь откровенно — и заставила рассмеяться и графа.
Однако он сказал себе, что дело зашло слишком далеко; и чем скорее он покончит с этой историей, тем лучше.
И все-таки он чувствовал, что ему трудно будет избавиться от Имоджен.
Как-то между делом он пообещал ей, что когда-нибудь посетит Тауэрс и примет участие в стипл-чейзе.
Имоджен уверяла его, что ее скаковой трек — один из самых трудных во всей стране.
— В последних скачках, — сказала она, — лишь половина всадников дошла до конца, но я знаю, дорогой, что ты завоюешь серебряный кубок победителя и покажешь им, как далеко им всем до тебя.
Граф отнюдь не разделял подобное мнение.
Он знал, что двое его друзей, которые наверняка примут участие в скачках, являются отличными наездниками.
Поэтому он выехал из Лондона рано утром.
За два дня до выезда он выслал вперед три смени лошадей, собираясь ехать безостановочно.
Мастерски управляя лошадьми, он доберется до Тауэрса как раз к ужину.
Так и получилось, и у него оставалось еще четверть часа до начала ужина.
И все же — хотя он и не хотел признаться себе в этом — он сильно устал.
Устал он и телом, и духом.
Его способность мастерски править не только на главных дорогах, но и на извилистых узких проездах привела в восхищение его конюхов, сидевших рядом.
— Никто, кроме вас, милорд, не смог бы проделать это! — воскликнул его главный конюший, когда они примчались в Тауэрс.
Но, лежа в теплой ванне перед ужином, граф надеялся, что вечер не затянется надолго.
Этим надеждам не суждено было сбыться.
Когда же он наконец добрался до постели, то без сил откинулся на мягкие подушки.
Он сказал себе, что должен немедленно заснуть, если хочет быть в форме для завтрашнего стипл-чейза.
Закрывая глаза, он подумал, что почему-то за ужином не говорилось ни слова о предстоящих скачках.
Ему даже не сообщили час их начала.
Теперь ему стало казаться, что все присутствовавшие намеренно избегали разговора о том, что будет происходить на следующий день.
Уж не затеяла ли Имоджен какую-либо очередную проделку?
Может быть, она замыслила провести совершенно необычный стипл-чейз, совершенно непохожий на все предыдущие.
С нее бы сталось потребовать, чтобы наездники скакали с завязанными глазами или управляли лошадью лишь одной рукой.
«Если она задумала нечто подобное, — решил про себя граф, — будь я проклят, если буду участвовать в этом!»
В этот момент дверь отворилась, и, к его изумлению, в спальне появилась Имоджен.
Она поистине неотступно преследовала его.
Ранее, когда они гостили в других домах, она всегда устраивалась поблизости от него, чтобы они могли проводить ночь вместе.
Но до сих пор она никогда сама не приходила в его комнату.
Согласно неписаному закону, только мужчина мог прийти в комнату своей любовницы, но не наоборот.
И вот она стояла на пороге со свечой в руке.
Граф сознавал, как соблазнительно она выглядела в прозрачной ночной рубашке, которая скорей подчеркивала, чем скрывала совершенство ее тела.
Ее длинные темные волосы окутывали плечи, ниспадая почти до талии.
Глаза с зеленоватым оттенком сверкали подобно глазам тигрицы.
— Имоджен! — воскликнул граф. — Почему ты здесь?
Она засмеялась тем серебристым смехом, который поклонники ее сравнивали со звонким переливом колокольчиков.
— Мне казалось, что это очевидно, Дэрол! — ответила она.
Она поставила свечу на столик у изголовья кровати и стояла рядом, глядя на него.
— Я проделал долгий путь, — сказал граф, — и поскольку я намереваюсь победить завтра на твоем стипл-чейзе, я должен выспаться!
— Для этого останется много времени, — тихо сказала Имоджен.
Говоря это, она подняла руки к своим плечам.
Очень медленно, с шорохом, подобным нежному вздоху, ее рубашка соскользнула на пол. После этого слова были излишни.
— Граф подумал, что никогда еще страсть ее не была столь ненасытна.
Когда он открыл глаза, за окном было еще темно.
От оплывшей почти до конца свечи исходило лишь слабое неровное мерцание.
Имоджен подняла голову с его плеча.
— Мне пора уходить, Дэрол, — сказала она, — и тебе не надо подниматься с рассветом, потому что наша свадьба будет не раньше полудня!
У графа от изумления перехватило дыхание.
Он не мог поверить своим ушам.
— Что ты сказала?
— Со стипл-чейзом можно повременить, — ответила Имоджен. — Вместо него я организовала, мой удивительный, восхитительный возлюбленный, нашу свадьбу в моей собственной часовне, и наши друзья в восторге от этой идеи!
Словно вспышка молнии озарила графа догадка, почему все так странно смотрели на него.
И почему ему так и не удалось поговорить ни с кем о стипл-чейзе.
Вслух же он сказал:
— Я, должно быть, плохо понял тебя, Имоджен. Я всегда ясно давал понять, что не имею намерения жениться на ком-либо в ближайшее время!
— Ты женишься на мне! — настойчиво произнесла Имоджен. — И я знаю, что мы будем очень счастливы.
— Когда я захочу жениться, — твердо сказал граф, — я сам найду свою избранницу и сам позабочусь об организации свадьбы.
— Я бы тоже хотела, чтобы ты сделал это, — ответила Имоджен, — но ты как-то не спешил, мой любимый, сказать слова, которые я так жаждала услышать. Поэтому я решила несколько ускорить события.
— Мне жаль огорчать тебя, — сказал граф, — но если ты делаешь мне предложение, ответом с моей стороны будет «Нет»!
Имоджен коротко рассмеялась.
— Неужели ты действительно думаешь, что я приняла бы это твое «Нет»? — спросила она. — А что, если я скажу, что у меня будет ребенок?
— Я не поверю этому и лишь отвечу, что это ложь.
Граф смутно припоминал какие-то слухи о причинах, почему она не подарила Бассету ребенка.
В то время он не придал этому значения.
Говорили, что Имоджен стала бесплодной после несчастного случая, происшедшего при падении с лошади.
Он никогда не вспоминал об этом за время связи с нею, поскольку это его не особенно интересовало.
— Если у меня и нет ребенка теперь, — беззаботно произнесла Имоджен, — то он появится, как только мы поженимся, потому что тебе непременно нужен наследник.
Это было сказано слишком торопливо.
Граф утвердился в своих подозрениях, что никакого ребенка нет.
— Есть ребенок или нет, — ответил он, — я не намерен жениться на тебе, Имоджен!
— Вот тут ты заблуждаешься, — отозвалась она. — Все уже приготовлено, и если тебя придется «убедить» пойти к алтарю, мои два брата с большой охотой сделают это.
В голосе Имоджен прозвучала неподдельная угроза.
Ее братья только обрадуются возможности заставить его оплачивать их долги во избежание скандала, раз они станут членами его семьи.
Он не мог представить ничего более унизительного, чем препровождение в часовню под конвоем ее братцев.
Имоджен неожиданно склонилась к нему и легко поцеловала в губы.
— Не пытайся избежать неизбежного, — сказала она. — Как я уже сказала тебе, мы будем бесконечно счастливы вместе, и для меня нет ничего более желанного, чем стать графиней Келвиндэйл!
С этими словами она выбралась из кровати.
Подняв с пола ночную рубашку, она быстрым движением набросила ее на себя.
Еще мгновение она стояла, глядя сверху вниз на графа.
Он ошеломленно смотрел на Имоджен, как будто с трудом веря в реальность происходящего.
Затем она направилась к двери.
— Спи крепко, мой дорогой! — сказала она. — Ты же понимаешь, я должна тебя запереть, чтобы ты не пытался скрыться. Я обещаю тебе, что буду прекрасной невестой!
Она вышла из комнаты, и граф услышал, как в замке повернулся ключ.
Несколько мгновений он не мог пошевелиться.
Затем он сказал себе, что каким бы то ни было способом, хотя сам не знал еще каким, он должен ускользнуть из этой ловушка.
Теперь он понял всю хитрость этого плана.
Он вспомнил, что среди гостей Имоджен было двое известных сплетников, способных раздуть любую историю.
На ужине был также и некий весьма именитый и популярный адвокат.
Несомненно, его пригласили, чтобы засвидетельствовать законность заключаемого брака.
Это обеспечило бы благополучие Имоджен на всю оставшуюся жизнь, если они и не станут видеть друг друга после свадьбы.
— Она продумала все! — гневно воскликнул он.
Он выбрался из постели и, подойдя к двери, обнаружил, что она, как и следовало ожидать, была сделана из крепкого дуба.
Ее не удалось бы взломать без инструментов.
Затем он подошел к окну — и понял, почему ему отвели именно эту комнату.
Расположенная в западной части дома, она не была оснащена балконом, и прямо под окном находилась отвесная стена.
Попытка побега через окно привела бы в лучшем случае к перелому ноги.
В спальне не было дверей, ведущих в другие комнаты, а печная труба оказалась слишком узкой, чтобы протиснуться в нее и вылезти на крышу.
Но он поклялся себе, что не сдастся.
Он облачился в свой костюм для верховой езды.
Сделал он это с той быстротой, которая всегда раздражала его камердинера, недовольного подобной самостоятельностью графа.
Окинув взглядом комнату, он стащил простыни с кровати. Их было всего две. Требовалось что-то еще.
Граф взглянул на занавеси.
Они были не из толстого бархата, а из более податливого шелка.
Он сдернул их и связал с простынями морским узлом.
Отец еще в детстве учил его вязать различные узлы.
Импровизированный канат оказался, однако, недостаточно длинен, и к нему пришлось добавить одеяла.
К счастью, их оказалось четыре.
На такой веревке уже можно было рискнуть спуститься вниз.
Он обвязал один конец веревки вокруг толстой деревянной ножки кровати с балдахином.
Для того чтобы сдвинуть такую кровать хотя бы на несколько дюймов, потребуется гораздо большая тяжесть, нежели его вес.
Граф широко распахнул окно и увидел, что звезды уже стали меркнуть на небосклоне.
Стояла предрассветная тишь.
Но скоро над горизонтом появятся первые лучи солнца.
Граф перебросил свой импровизированный канат через подоконник и убедился, что верно рассчитал длину.
Он закутал шею шарфом и набросил на плечи френч.
Он положил в карман все деньги, которые были с ним.
Он помолился, чтобы самодельное средство побега не подвело его.
Иначе он неминуемо разобьется о землю.
Темнота мешала разглядеть все как следует, но графу показалось, что прямо под окном виднеется цветочная клумба.
Он надеялся, что не ошибся.
Он обернулся, чтобы взглянуть на спальню.
В этот миг свеча рядом с кроватью в последний раз отчаянно мигнула слабым мерцающим огоньком и погасла.
Мрачная усмешка слегка изогнула губы графа. Он надеялся, что это не станет дурным предзнаменованием.
Он еще раз проверил прочность простыни, обвязанной вокруг ножки кровати.
Убедившись, что узел достаточно крепок, граф вылез из окна и медленно начал спускаться вниз вдоль стены дома.
Отец, по счастью, учил его лазать в горах.
Еще мальчиком он лазал но горам Уэльса, когда они гостили у родственников.
К своему великому восторгу, он взбирался тогда на самые вершины.
Граф мечтал отправиться когда-нибудь в Швейцарию, на склоны Альп.
До сих пор он так и не осуществил этой мечты.
Но он помнил еще, как пользоваться веревкой, как упираться ногами в кирпичную стену дома.
Когда веревка кончилась, ему пришлось прыгнуть с высоты почти двух метров.
Он так и сделал — и с облегчением обнаружил, что под окном действительно оказалась цветочная клумба.
Он приземлился прямо на нее, и она смягчила падение.
Затем, так быстро, как только было возможно, стараясь не производить шума, он поспешил в конюшню.
Он застал там лишь одного сонного молодого конюха, охранявшего лошадей.
Парень в изумлении уставился на графа, который небрежно произнес:
— Сейчас, правда, слишком рано, но поскольку мне что-то не спится, я решил прокатиться на одной из моих лошадей.
Парень соскочил с сена, служившего ему постелью.
Он последовал за графом к стойлу, где тот увидел при свете фонаря своего жеребца.
На нем он намеревался выиграть стипл-чейз.
Для побега нужна была именно такая лошадь.
Поскольку юнец еще не проснулся как следует, граф помог ему оседлать Юпитера и, подтягивая подпругу, сказал:
— Я — граф Келвиндэйл. Скажи моему главному конюшему, когда он проснется, чтобы он немедленно отвез мою коляску обратно домой и взял с собой остальных моих лошадей!
Он повторил сказанное, чтобы удостовериться, что парень понял все верно.
Затем он дал ему соверен, который тот принял с несказанной радостью.
Граф вывел Юпитера в конюшенный двор.
Он быстро вскочил в седло, опасаясь, что малейшее промедление даст Имоджен возможность так или иначе воспрепятствовать его отъезду.
Она вполне могла послать своих братьев или слуг за ним в погоню.
Граф поехал в направлении, где его не могли заметить из дома, радуясь, что ему удалось скрыться от нее.
Он понимал, однако, что ему придется преодолеть еще много миль, прежде чем он сможет почувствовать себя действительно в безопасности.
Теперь он знал, насколько непоколебима может быть эта красавица в своем стремлении добиться цели.
Она не отступится от него так легко.
Она решила женить его на себе, и он понимал, что нет ничего, что она сочла бы слишком низким, слишком подлым или недостойным, если только это сможет помочь ей осуществить свой замысел.
«Я должен хорошо помнить это», — думал граф, выезжая на равнину и пуская Юпитера во весь опор.
Ему предстояло вернуться в свой дом, Келвиндэйлский приорат, преодолев долгий и трудный путь.
Келвиндэйлский приорат был одним из самых красивых родовых имений во всей Англии.
Поместье это находилось во владении его рода с двенадцатого столетия.
Дом был построен в то же самое время, когда впервые члену этого рода был дарован титул графа Келвиндэйла.
Граф был чрезвычайно горд как своим поместьем, так и своей родословной.
У него никогда и в мыслях не было ввести в этот дом Имоджен на место его умершей матери, сделав ее графиней Келвиндэйл.
Граф обожал свою мать, которая умерла, когда он был в Итоне.
Он до сих пор горевал, думая об этой потере.
Он свято чтил ее память, хотя никогда о ней не говорил.
Он не представлял, что место графини Келвиндэйл когда-нибудь займет его будущая жена.
Стоило ли добавлять, что особа столь легкомысленная, столь скандальная, как Имоджен, могла стать разве что его любовницей.
«Как мог я быть таким глупцом, — спрашивал теперь граф сам себя, — чтобы не догадаться, что, будучи вдовой, она уцепится за меня?»
У других красавиц, разделявших его амурные похождения, были покладистые мужья, притворявшиеся, что не подозревают о происходящем.
Они знали, что граф слывет непревзойденным стрелком, и говорили, что предпочитают больше времени проводить в своих пригородных домах, нежели в Лондоне.
Граф вспоминал теперь те многочисленные обмолвки Имоджен, которые могли бы открыть ему глаза на ее планы.
Ему оставалось лишь изумляться тому, что он, как какой-то зеленый юнец, позволил заманить себя в ловушку.
«Больше такого не случится!»— пообещал он себе.
При этом он понимал, что опасность еще не миновала.
Юпитер был, безусловно, быстрее любой из лошадей Имоджен.
Однако среди ее гостей были двое, думал граф, кто сумел бы настигнуть его.
Не считая, конечно, опытных верховых, сопровождающих экипажи.
Они могли бы взять лошадей у других гостей, приехавших на скачки.
— Я даже подумать не мог, — пробормотал граф, невольно усмехаясь, — что она затеяла не стипл-чейз, а охоту! А мне отвела роль дичи!
Одна эта мысль заставила его пришпорить Юпитера.
Граф скакал до самого полудня.
Он раздумывал, не рискованно ли будет остановиться в местной гостинице или на постоялом дворе?
Существовала опасность, что преследователи станут расспрашивать о нем и по описанию нападут на его след.
Но он решил, что придется пойти на этот риск.
Он остановился в ближайшей деревне.
Это была маленькая деревушка из нескольких хижин, крытых соломой, с церковью в норманнском стиле и с черно-белой гостиницей, стоявшей на отшибе на зеленом лугу.
Вокруг не было видно ни души.
Граф въехал в небольшой двор, где увидел крытую соломой конюшню.
Он завел в нее Юпитера и нашел в кормушке немного свежего сена.
Стоявшее тут же пустое ведро он наполнил водой.
Наконец он вошел в гостиницу и увидел ее хозяина — дряхлого старика.
Старик вопросительно глядел на него подслеповатыми глазами.
Граф спросил, нет ли чего-нибудь поесть, и старик смог предложить лишь холодную ветчину и лежалый сыр.
Он быстро ответил, что больше ничего не надо, заказав только кружку домашнего сидра.
С едой и питьем он управился очень быстро.
Расплачиваясь, граф расспросил старика, где он находится.
Понять путаные объяснения оказалось непросто.
Но граф предположил, что взял нужное направление.
Он вышел из гостиницы.
Оседлав Юпитера, которому явно понравился отдых, граф продолжал путь.
Спустя три часа он понял, что заблудился.
Надо было спросить дорогу у первого же встречного.
Поскольку он ехал полями, избегая больших дорог и лишь пересекая их, ему встречалось очень мало пеших путников.
Но если он хотел добраться домой до темноты, ему следовало поспешить.
Он ехал по ровному, заросшему травой полю.
Вдалеке паслось несколько овечек.
Проехав почти половину поля, граф очутился перед высокой живой изгородью.
Похоже, надо было перепрыгнуть через нее. Иначе пришлось бы возвращаться назад к единственным воротам в изгороди.
Такие преграды не представляли трудности для Юпитера.
Граф направился к изгороди, набирая скорость, и в нужный момент обычным уверенным движением послал коня в прыжок.
И лишь когда они взлетели высоко над преградой, он с ужасом увидел глубокую яму по другую сторону изгороди.
Вокруг ямы были разбросаны большие камни.
Юпитер почуял опасность в тот же самый момент.
Он вытянулся как струна, но все же зацепился ногой о дальний край канавы.
Граф перелетел через его голову.
Жеребец выпрямился, слегка пошатываясь, но граф остался неподвижно лежать на земле.