Картленд Барбара. Бегущая от любви

   — Вы… никуда не… уйдете? — бессвязно спросила она.
   — Мы посередине Средиземного моря, — ответил герцог. — И мне придется плыть слишком долго, чтобы достичь Испании.
   Он улыбнулся и добавил:
   — Не сомневайтесь, утром я никуда не денусь.
   Салена стиснула его пальцы, но силы ее оставили. Она отпустила герцога и, откинувшись на подушку, закрыла глаза.
   Несколько мгновений герцог молча смотрел на нее. Потом повернулся и, неслышно ступая, вышел из каюты, оставив дверь открытой.
   Ложась в постель, он подумал, что ничего более странного с ним еще не случалось.
   Сон не шел. Он лежал, размышляя над тем, что услышал сегодня, и стараясь собрать воедино все, что Салена ему рассказала.
   Как ни трудно было поверить в то, что она смогла заплыть так далеко в море, приходилось это признать. Герцог был уверен, что она прыгнула в воду не с яхты, и, значит, должна была жить на какой-то из вилл, стоящих на побережье поблизости от Монте-Карло.
   Выходя в море, «Афродита» прошла мимо огромного мыса, где стоял замок принца Чарльза. Ниже начинались виллы, выше — шла дорога из Монте-Карло в Ниццу.
   Прикинув, что они подобрали Салену где-то между Монте-Карло и Изом, герцог попытался припомнить имена владельцев ближайших вилл на побережье.
   Он несколько лет приезжал в Монте-Карло, но почти всегда ночевал на яхте, и поэтому знал далеко не всех.
   У маркиза Солсбери где-то в этих краях была огромная вилла. Но герцог знал, что она стоит значительно выше уровня моря.
   Невозможно представить, что Салена, босая, в одной ночной рубашке, могла спуститься по длинной дороге.
   Значит, та вилла, откуда она бежала, должна выходить на море, причем как со стороны дороги, так и со стороны вокзала. Этот факт значительно облегчал поиски. И в то же время герцог понимал, что сейчас ему известно ненамного больше, чем раньше.
   «Она начинает мне доверять, — сказал он себе. — Рано или поздно она расскажет мне все и, будем надеяться, назовет свое полное имя».
   Фантастично: он держал девушку в своих объятиях, можно сказать, видел ее обнаженной, она искала у него защиты и утешения — и при этом он до сих пор не имел ни малейшего понятия, кто она такая.
   «Несомненно, девушка эта — благородного происхождения», — подумал герцог. В каждой черточке ее похожего на цветок лица, в каждой линии ее прекрасного тела чувствовался аристократизм.
   «Она необыкновенна, — говорил себе герцог. — Не будь я такой скептик, я бы непременно поверил, что она — живое воплощение Афродиты, которая вновь вернулась на землю…»
   Он знал, что ему нужно выспаться, но не мог уснуть. Ворочаясь на кровати, он прислушивался, не позовет ли его Салена.
   Герцог подумал, что никто, и тем более леди Мортон, не поверит, что прекрасная женщина попросила его остаться с ней, а он уложил ее в кровать и оставил одну.
   — Она слишком невинна, чтобы понять, о чем попросила, — как бы оправдываясь перед кем-то, прошептал герцог.
   В то же время его не покидало воспоминание о том, как ему захотелось ее поцеловать.
   «Интересно, — подумал он, — целовал ли Салену тот, кто избил и унизил ее?» Представив себе эту картину, герцог пришел в ярость.
   Может, она и убила этого человека, но он получил по заслугам.
   — Черт бы побрал эту свинью! — пробормотал герцог. — Если он еще не умер, я с удовольствием сам бы его прикончил!

Глава 5

   — Шах и мат! — ликующе вскричала Салена и захлопала в ладоши от удовольствия. — Я выиграла! Я в первый раз выиграла!
   Герцог с озадаченным видом уставился на шахматную доску.
   — Должно быть, я заснул или о чем-то задумался, — пробормотал он, — и позволил вам пробить мою защиту.
   — Я действительно выиграла? — спросила Салена. — Вы не просто… поддались?
   — Конечно, нет! — возмущенно ответил герцог. — Я привык демонстрировать свое превосходство, выходя победителем из любой ситуации.
   — Но не на этот раз!
   — Да, сегодня вы честно и справедливо победили меня, — согласился он.
   Салена засмеялась от радости и, встав из-за шахматного столика, подошла к окну и выглянула в сад. Глядя на нее, герцог подумал, что за это время она неузнаваемо изменилась.
   Словно прочитав его мысли, Салена сказала:
   — Здесь просто великолепно! Каждый раз, глядя на цветы и голубое море, я думаю о том, как мне повезло.
   И, прежде чем герцог успел ответить, добавила совсем другим тоном:
   — Вы представляете: прошло уже три недели! Герцогу с трудом верилось, что с тех пор, как яхта вошла в Танжер, пролетело так много времени.
   Когда «Афродита» входила в бухту, они с Саленой стояли на палубе и смотрели на марокканские одномачтовые суденышки, снующие туда-сюда и расставляющие рыболовные сети, — как делалось в этих местах на протяжении двух тысячелетий.
   Салена залюбовалась холмами, сверкающими в лучах солнца, и минаретами над дворцом султана, но герцог указал на оливковые и апельсиновые рощи чуть в стороне от города.
   — Моя вилла вон там, — сказал он. — Надеюсь, что она покажется вам намного красивее и, конечно же, комфортабельнее, чем дворец султана.
   Салена ожидала увидеть что-то похожее на виллу князя Петровского в Монте-Карло, но на самом деле ее глазам предстал настоящий дворец, построенный в мавританском стиле. Там был внутренний дворик, прохладные веранды, бесчисленные комнаты и коридоры — одним словом, он был огромен.
   Дворец был окружен садом, от красоты которого захватывало дух. Салена просто не могла найти слов, чтобы выразить свое восхищение.
   Герцог объяснил, что его отец последние годы жизни провел в Танжере и, купив эту виллу, постоянно ее увеличивал.
   Сад уже в то время был великолепным. Старый герцог потратил много времени и денег, чтобы сделать его одним из самых красивейших мест во всем Марокко.
   Герцог не был на вилле два года, но не беспокоился за ее состояние: за виллой был хороший уход.
   Его бывшему гувернеру мистеру Ворэну врач прописал теплый климат, и поэтому герцог отправил мистера Ворэна с супругой в Танжер, наказав им содержать виллу в таком состоянии, чтобы туда в любой момент можно было приехать.
   Обычно герцог не предупреждал о своем приезде, но сейчас, поскольку с ним была Салена, почел за лучшее послать мистеру Ворэну телеграмму, когда яхта вошла в Гибралтарский пролив.
   Впрочем, взглянув на виллу, он понял, что мог бы и не предупреждать о своем приезде.
   Дом был в идеальном состоянии: стены только что выкрашены, комнаты убраны и проветрены, а сад стал еще пышнее, чем раньше.
   Он надеялся, что среди такой красоты страхи Салены развеются, и не ошибся: с каждым днем она становилась все больше похожа на ту девушку, какой, как догадывался герцог, была до своего ужасного приключения в Монте-Карло.
   После той ночи, когда она плакала у него на руках, ему было нетрудно вытянуть из нее конец этой истории, причем так, что она этого даже и не заметила.
   А то, о чем она умолчала, герцогу и так было ясно.
   Он понимал, что светское общество Монте-Карло способно смутить любого, а тем более юную девушку, которая, кстати, до этого училась в монастыре.
   Неудивительно, что она растерялась и испугалась.
   И даже более искушенная девушка была бы сокрушена, если бы с ней поступили так, как с Саленой.
   Теперь герцог понимал, что необычайная выносливость Салены, которая позволила ей заплыть так далеко в море, была результатом слишком сильных переживаний.
   Он слышал о похожем случае с одним человеком, который в состоянии эмоционального возбуждения проявил силу, в несколько раз превышающую его обычные способности.
   Но он знал также, что потом неизбежно наступает физическое и моральное опустошение.
   Герцогу хватало мудрости понимать, что пройдет немало времени, прежде чем Салена полностью оправится и страх, неотступно преследующий ее, будет забыт.
   В этом смысле лучшим лекарством являлось спокойствие, царящее на вилле. Здесь были только слуги-марокканцы, которые ступали почти неслышно и, вымуштрованные мистером Ворэном, умели делаться почти невидимыми.
   Это было похоже на сказку о зачарованном острове, но то, что выглядит романтичным в воображении, на самом деле часто оказывается донельзя скучным.
   Впрочем, герцог быстро убедился, что в обществе Салены скучать невозможно. С каждым днем его интерес к ней возрастал — по правде сказать, он был ею очарован.
   Салена рассказала о том, что, когда она ехала в Монте-Карло, у нее в ушах звучали предостережения монахинь, и призналась, что, выходя из поезда, ожидала увидеть кошмарный, зловещий город.
   Но две вещи она тем не менее сохранила в тайне: свою фамилию и имя мужчины, который склонил ее к фиктивному браку.
   Герцог огорчался тем, что она не доверяет ему полностью, и в то же время он понимал, что таким образом она хочет оградить от неприятностей своего отца.
   Утром после той памятной ночи Салена корила себя за то, что рассказала герцогу слишком много такого, что собиралась навсегда сохранить в секрете.
   Она не сомневалась, что совершит предательство, рассказав герцогу о том, что ее отец сыграл активную роль в столь позорной сделке.
   Герцогу было прекрасно известно имя лорда Карденхэма, и Салена боялась, что, возмущенный, он навсегда погубит репутацию отца.
   — Он никогда, никогда не должен узнать, кто я такая! — твердила себе Салена.
   И даже если бы герцог выяснил имя того, кто обошелся с ней так жестоко, это тоже могло повредить отцу.
   «Мама говорила, чтобы я заботилась об отце, — думала Салена. — Поэтому он никогда не должен узнать, что я… жива, и тем более что… что спас меня именно герцог».
   Она старалась не задаваться вопросом, что будет делать, когда герцогу надоест ее общество.
   Он начинал занимать все более важное место в ее жизни. Более того: ей трудно было даже представить свое существование, если бы его не было рядом.
   Она по-прежнему чувствовала страх перед князем — да и вообще едва ли не перед всеми мужчинами, — но хотя мысль о будущем порой вызывала тревогу, Салена упорно пыталась загнать ее в самый дальний угол сознания.
   Она твердила себе, что глупо портить такими мыслями случайно выпавшее ей короткое счастье, и каждый вечер в своих молитвах благодарила Бога за свое чудесное спасение и за то, что ее спасителем оказался герцог на своей «Афродите».
   Мысль об обществе людей по-прежнему вызывала у Салены неприятные чувства, и поэтому у нее не было никакого желания побывать, например, в Медине, хотя там были многочисленные лавки, торгующие изделиями туземцев и всякими редкостями, о которых она столько читала.
   Сами вещи были ей любопытны, но людей она избегала — всех, кроме герцога.
   Он понял ее состояние и, надо сказать, испытал облегчение, избавившись от необходимости сопровождать Салену, как до этого многих других женщин, по узким и душным улицам.
   Он терпеть не мог крикливых торговцев, пытающихся всучить всем и каждому дешевые украшения, поддельную керамику, вытертые ковры и пыльные пряности.
   В свой последний приезд сюда он привез с собой прекрасную спутницу, которая была предшественницей Имоджин.
   На что бы ни упал ее взгляд, ей все хотелось получить, и хотя герцог тогда развлекался, потворствуя ее жадности, у него не было ни малейшего желания повторять это представление.
   Вместо этого он повез Салену туда, где на плодородных равнинах жили мавританские племена.
   Салена горящими от любопытства глазами смотрела вокруг, впервые увидев гранатовые деревья, финиковые пальмы, фундук, смоковницы и оливы.
   По дороге брели люди в разноцветных одеждах, и герцог, объясняя Салене, что значит тот или иной цвет, обратил ее внимание на разносчиков воды, одетых в ярко-красное. С бурдюков, которые они несли на спине, свисала козья шерсть, темная от воды.
   Женщины под чадрами были похожи друг на друга, а мужчины в алых фесках, в мешковатых зеленых шароварах казались Салене героями «Тысячи и одной ночи».
   Герцог, который знал очень много, рассказал ей о берберах — загадочном древнем народе, который с незапамятных времен жил в горах Северной Африки.
   Салена внимательно слушала, а он рассказывал ей, что берберы — высокие, светлокожие люди — отличные земледельцы и многие из них весьма образованны.
   — Вам, без сомнения, интересно будет узнать, Салена, — говорил он, — что Святой Августин тоже был бербером.
   Герцог с удовольствием делился с Саленой своими познаниями, не переставая удивляться при этом, что ее привлекают столь отвлеченные темы. Все женщины, которых он до этого знал, интересовались только собой и ни о чем другом говорить не умели.
   А Салена, не отрываясь, смотрела ему в глаза и ловила каждое слово.
   Поначалу он устраивал ей небольшие проверки, возвращаясь к какому-нибудь предмету через день или два, чтобы узнать, внимательно ли она слушала и поняла ли, что он ей говорил.
   И он неизменно убеждался, что Салена не только его понимала, но и размышляла над услышанным, приходя порой к весьма неожиданным выводам. Иногда они спорили, и в этих спорах герцог порой открывал для себя что-то новое.
   «Мы здесь уже три недели», — повторил он про себя, глядя на Салену, чей силуэт четко вырисовывался на фоне окна.
   Если бы несколько месяцев назад ему сказали, что он проведет три недели наедине с женщиной и они пролетят для него, словно три дня, он бы не поверил.
   Даже во времена самых бурных своих увлечений, когда дни проходили в любовных утехах, ему казалось, что время тянется медленно, и он хотел занять себя еще чем-то.
   Но сейчас, к собственному изумлению, он наслаждался каждым мгновением, которое и в самом деле отличалось от предыдущего.
   Он даже забросил верховые прогулки, предпочитая подольше бывать в обществе Салены.
   Герцог убеждал себя, что делает так потому, что знает: Салене будет без него страшно, а он дал себе слово не допустить, чтобы она вновь вернулась к тому подавленному состоянию, в котором была, когда он ее нашел.
   И все же ему хватало честности признать, хотя бы перед самим собой, что его чувства к ней не исчерпываются одной лишь ответственностью.
   Но он не желал признавать другого.
   Он не желал признавать, что влюбился.
   С той самой ночи, когда ему захотелось поцеловать ее потому, что она была такой трогательной, это желание с каждым днем становилось сильнее, и порой герцог с трудом сдерживался, чтобы не заключить Салену в объятия.
   Герцог был избалован вниманием женщин — они сами гонялись за ним, — и он не имел привычки сдерживать свою страсть.
   Но он понимал, что сейчас одно неосторожное слово или поступок могут уничтожить ее доверие, и тогда к ней возвратится ужас, который таится в ее душе.
   Про себя герцог посмеивался над своими усилиями выглядеть равнодушным, но вместе с тем знал: если он, пусть даже случайно, обидит Салену, то никогда себе этого не простит.
   «Я люблю ее! — внезапно подумал он. — Я люблю ее так, как до этого не любил ни одну женщину!»
   Когда он осознал свои чувства, их страстность и глубина поразили даже его самого.
   Он готов был сказать те слова, которые говорят все влюбленные с начала времен:
   «Сейчас все иначе! Я не знал, что любовь бывает такой!»
   Но поистине это так. Сейчас все было иначе.
   Никогда еще у герцога не возникало желания защищать женщину, заботиться о ней, никогда его не волновали ее чувства, а не только свои.
   Никогда еще любовь не была для него состоянием скорее духа, нежели тела, — и вместе с тем он страстно желал Салену, и это желание возрастало, усиливалось, разгоралось внутри него, словно огонь.
   Салена отвернулась от окна и подошла к герцогу.
   Комната, где они находились, нравилась Салене больше всех остальных. Здесь всегда царила приятная прохлада, стены были украшены причудливой мозаикой, пол покрывали ковры столь великолепной работы, что они вполне могли бы служить гобеленами, а на удобных низких диванах лежали вышитые подушки.
   — Когда станет прохладней, — сказала Салена, — нельзя ли спуститься к пляжу? У моря так хорошо!..
   Герцог любил гулять с Саленой по золотистым пескам, которые тянулись на целые мили и были совершенно безлюдны.
   — Мне кажется, вы так стремитесь к морю, потому что хотите искупаться, — с улыбкой заметил он.
   — А разве вы не хотите поплавать? — спросила Салена.
   — Я подумываю о постройке бассейна, — произнес герцог. — Строго говоря, я уже говорил об этом с мистером Ворэном.
   — Бассейн! — воскликнула Салена. — Это будет прекрасно! Я не купалась в бассейне с самого детства, с тех пор как была в Бате. Там вода горячая благодаря подземным источникам.
   — А здесь — благодаря жаркому солнцу, — сказал герцог. — И было бы нелегко сделать ее попрохладнее.
   — А когда бассейн будет готов? — спросила Салена.
   Герцог засмеялся:
   — На это потребуется время. В арабских странах ничто не делается быстро.
   Салена помрачнела — она подумала, что ее к этому времени здесь уже не будет, догадался герцог, но промолчал, — и через мгновение Салена сказала:
   — Прошлой ночью я… подумала, что… скоро вы захотите… уехать.
   — Почему вы так решили? — спросил герцог.
   — По словам Дэлтона, он не помнит, чтобы вы когда-нибудь надолго задерживались здесь — да и вообще где бы то ни было. Он не… жаловался, ему… нравится здесь.
   — Рад за него, — усмехнулся герцог. — А вам?
   — Вы же знаете, что да. Это — самое удивительное место, которое только можно представить! Мне кажется, что я в раю.
   Она посмотрела в окно, потом вновь взглянула на герцога:
   — Но я была бы… счастлива в любом уголке мира, если была бы… с вами.
   Она сказала это без всякой задней мысли, как говорил бы ребенок, и герцог — в который раз! — подумал, как трудно понять, что она думает о нем как о мужчине.
   Он понимал, что два года, проведенные в монастыре, не прибавили ей опыта в общении с мужчинами — равно как и кокетства.
   Судя по всему, ей просто не приходило в голову, что между ней и герцогом вообще могут возникнуть отношения, обычные между мужчиной и женщиной.
   Разумеется, это была естественная реакция на жестокость того мерзавца, который испытывал к ней только физическое влечение. Герцог подозревал, что Салена на какое-то время перестала осознавать женщину в себе.
   — Любит ли она меня? — тысячу раз уже спрашивал себя герцог каждый день и каждую ночь.
   Несомненно, в его обществе Салена делалась жизнерадостнее.
   Она не умела скрывать своих чувств, и всякий раз, когда он входил к ней в комнату, ее лицо озарялось, словно внутри нее горели сотни свечей.
   Потом она подбегала к нему и вкладывала свои руки в его.
   Она разговаривала с ним легко, без малейших признаков смущения.
   По вечерам он заходил к ней в спальню, чтобы пожелать ей спокойной ночи, и ей никогда не приходило в голову, что в этом есть что-то предосудительное.
   Герцог не сомневался, что все это из-за того, что она видит в нем прежде всего защитника, символ некоей устойчивости в ее жизни.
   И никогда, даже на секунду, не задумывается о том, что он мог бы стать ее возлюбленным.
   Тем временем Салена, как делала часто, села на пол возле его ног.
   — Мне хотелось бы многое сделать… — сказала она, как будто думала вслух. — Вы говорили, что нужно подождать, пока я поправлюсь, но сейчас я выздоровела — действительно выздоровела, клянусь вам!
   — И что же вам хочется сделать? — спросил герцог.
   Когда Салена подняла голову, то, глядя на ее личико, похожее на цветок, герцог подумал, что она с каждым днем становится все прекраснее.
   В ней было что-то неземное, а сама она даже не догадывалась о своей привлекательности.
   Строго говоря, думал герцог, можно понять мужчину, который купил ее у отца: вероятно, он желал ее до такой степени, что не смог совладать с собой.
   Сейчас, когда Салена была рядом, он чувствовал, как сердце его бьется сильнее и стук крови отдается в висках.
   Ему отчаянно захотелось обнять Салену и прижать к себе, как в ту ночь, когда она рыдала у него на плече.
   Но он боялся, что, если сделает это, выражение счастья в ее глазах сменится ужасом, и она убежит от него, как раненый зверь, и, возможно, бросится в море, как сделала уже однажды.
   — Так какие же у вас планы? — вновь спросил он, стараясь контролировать свой голос.
   Салена принялась загибать пальцы:
   — Во-первых… я бы хотела поплавать с вами, — сказала она, — во-вторых, покататься на лошади — вы мне обещали! В-третьих… я хочу побывать в горах за равниной: вы говорили мне, что там сохранилась часть подлинного Марокко, куда не забредают туристы.
   — Весьма насыщенная программа! — весело сказал герцог. — Что-нибудь еще?
   Салена широко раскинула руки.
   — Дюжины, дюжины, дюжины вещей! — воскликнула она. — Я могу составить целый список, если хотите. Мне столько нужно узнать и столькому научиться! Мир такой большой… Просто… огромный!..
   — Другими словами, как я понимаю, вы намекаете, что «Афродита» ждет в бухте, чтобы увезти нас в другие края?
   — Я знаю, что это лишь… несбыточная мечта, — сказала Салена. — Но иногда перед сном я представляю, как мы… уплываем в неизвестность, чтобы найти… какую-нибудь древнюю страну, которую еще не открыли.
   — Таких стран немного, — ответил герцог. — Может статься, мы и так уже находимся в краю, который обжит людьми меньше, чем любые другие.
   — Почему? — спросила Салена.
   — Ну, одна из основных причин в том, что на здешних пустынных плоскогорьях прочно обосновались шайки свирепых бандитов и убийц.
   — Тогда мы туда не пойдем, — быстро произнесла Салена. — Представить, что вас взяли в плен или… убили… Я бы этого не пережила!
   Ее голос дрожал от искреннего волнения.
   — Хотелось бы знать, если это случилось бы… — начал герцог, но закончить фразу он не успел: портьера, служившая этой комнате дверью, отодвинулась, и слуга-марокканец жестом пригласил кого-то войти.
   Герцог подозрительно уставился на нежданного гостя, подумав, что следовало бы раньше распорядиться насчет нежелательных посетителей.
   А теперь уже было поздно.
   Имоджин уверенно шла прямо к нему. Имоджин — с улыбкой на прекрасном лице.
   Она выглядела необычайно изысканно: ее платье, без сомнения, было приобретено в Париже, а шляпка, должно быть, поразила слуг, когда она подъехала к вилле.
   — Вы удивлены, что я здесь, Хьюго? — спросила она.
   По ее тону было ясно, что она ждет не удивления, а восхищения.
   Герцог медленно встал; Салена тоже вскочила на ноги.
   Всего лишь мгновение она смотрела на элегантную женщину, появившуюся столь неожиданно, а потом быстро повернулась и выбежала из комнаты.
   Леди Мортон вопросительно посмотрела ей вслед.
   — Кто это? — спросила она.
   От герцога не ускользнула острая нотка в ее голосе.
   — Откуда ты взялась? — не отвечая, спросил он.
   — Я не сомневалась, что ты поплывешь именно сюда, — ответила Имоджин.
   Она подошла к герцогу вплотную и, на свой обычный манер откинув голову, поглядела ему в лицо.
   — Как мог ты быть настолько жесток, чтобы просто-напросто бросить меня? — мягко спросила она. — Это так на тебя не похоже, Хьюго, и мне показалось, что я должна приехать сюда и сказать тебе об этом.
   — Кто тебя привез? — спросил герцог. Имоджин тихо рассмеялась:
   — Не нужно ревновать, Хьюго, это был не великий князь.
   И, сверкнув глазами из-под длинных ресниц, добавила:
   — Когда на вилле Бориса мне сказали, что ты вышел в сад, чтобы найти меня, и пропал, я сразу поняла, что случилось.
   Ее ресницы выразительно взлетели и опустились.
   — Учитывая, что мы долгое время что-то значили друг для друга, нельзя злиться из-за такого пустяка, как невинный поцелуй.
   Герцог не ответил.
   Он смотрел на нее и не мог понять, почему раньше она казалась ему такой привлекательной.
   Теперь он видел: в ней есть что-то искусственное, лицемерное. Странно лишь, что он заметил это только сейчас.
   — Сожалею, что тебе пришлось проделать такой путь, чтобы объяснить мне то, что не требует объяснений, — проговорил он наконец.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Только то, — медленно проговорил герцог, — что мы с тобой оба люди искушенные. Я благодарен тебе, Имоджин, за радость, которую ты мне доставила, и за то прекрасное время, которое мы провели вдвоем. Но, увы, это время прошло.
   Имоджин была потрясена: она не могла поверить, что их роман действительно подошел к концу.
   Герцог был уверен: она убедила себя в том, что его ревность прошла и стоит ему только увидеть ее, как он сразу поймет: жизнь без нее невыносима.
   — Как ты можешь так говорить! — севшим голосом сказала она.
   — В таких вещах лучше быть искренним, — ответил герцог.
   Имоджин помолчала, словно хотела собраться с мыслями, а потом сказала с отчаянием:
   — Ты все еще на меня злишься, но это глупо, Хьюго, потому что ты знаешь: я люблю тебя, и в моей жизни нет других мужчин.
   Увидев, что это его не убедило, она быстро добавила:
   — Никто не воспринимает великого князя всерьез. Ты не можешь позволить ему разбить счастье, которое мы обрели друг в друге!
   Герцог не ответил, и через мгновение Имоджин сказала:
   — Если я и флиртовала с Борисом, то только лишь потому, что хотела поторопить тебя, мой дорогой Хьюго. Ведь ты до сих пор не сделал мне предложения, любимый.
   Она придвинулась ближе, ожидая, что он ее обнимет, и губы ее были готовы к поцелую.