Картленд Барбара. Бегущая от любви

   Но герцог неожиданно отвернулся и подошел к письменному столу, стоящему у стены.
   — Я выпишу тебе чек, Имоджин, — сказал он, — чтобы возместить все неудобства, которые, вероятно, причинил тебе мой поспешный отъезд. Твоя одежда и драгоценности на борту «Афродиты». Не сомневаюсь, ты видела мою яхту, когда подплывала к бухте.
   — Не только видела, но уже была на борту, — ответила Имоджин. — Я не могла поверить, что ты отнимешь у меня драгоценности, которые дороги мне, потому что говорят о твоей любви.
   Герцог сел и открыл чековую книжку.
   Словно только сейчас осознав, что ее ласковый голос и уговоры не подействовали, Имоджин топнула ножкой.
   — Мне не нужны твои деньги, Хьюго, мне нужен ты! Перестань притворяться! Пошли слуг за моим багажом, и мы будем счастливы вместе, как раньше.
   — Я не притворяюсь, — сурово ответил герцог. — И не приглашаю тебя остаться у меня в гостях.
   — Хьюго! — крикнула она с такой силой, что это слово эхом разнеслось по всей комнате.
   — Прости, если расстраиваю тебя, — сказал герцог, сидя спиной к Имоджин. — Но говоря, что наши чувства остались в прошлом, я имел в виду именно это. Все кончено, Имоджин.
   — Я не верю тебе! — вскричала она. — Ты просто хочешь, чтобы я встала перед тобой на колени и просила прощения за то, что позволила Борису себя поцеловать. Но этот поцелуй ничего не значит! Борис — это Борис, а ты развлекался за игровым столом. Почему я тоже не могла позволить себе немного развлечься?
   — Я вовсе тебя не осуждаю, — утомленно сказал герцог.
   Он встал из-за стола и подошел к ней, держа в руке чек.
   — Возьми его, Имоджин, — сказал он, — и позволь мне еще раз поблагодарить тебя за прошлое. Но постарайся забыть меня в будущем.
   — Забыть тебя? — театрально воскликнула Имоджин, но в то же время протянула руку и взяла у герцога чек.
   Наблюдая за ней, герцог понял, что она хотела его разорвать, но быстро передумала, увидев сумму, проставленную на нем.
   — Ты всерьез полагаешь, что сможешь прожить без меня? — спросила она уже другим тоном.
   — Не сомневаюсь в этом — равно как и в том, что и ты прекрасно проживешь без меня, — ответил герцог.
   Имоджин подняла голову и сказала:
   — Я надеялась, что в конце концов мы поженимся… Мы во всех отношениях подходили друг другу.
   — Я никогда не стал бы тебе подходящим мужем, — сказал герцог.
   Имоджин вздохнула:
   — Ты не из тех, кто хочет жениться, но в твоей жизни всегда будет женщина. Эта девушка — что она для тебя значит? На вид она совсем еще ребенок.
   — Позволь сказать тебе, что это — мое дело.
   — Я где-то ее уже видела, — проговорила Имоджин и наморщила лоб, пытаясь вспомнить.
   — Ты ее видела? — быстро спросил герцог. Он хотел спросить, где именно и знает ли она полное имя Салены, но тут же подумал, что подло шпионить за тем, кого любишь.
   — Вероятно, тебя ждет экипаж, — вместо этого сказал он, — или ты хочешь, чтобы я предложил тебе свой?
   — Ты действительно прогоняешь меня, Хьюго? Я просто не могу в это поверить!
   В ее голосе прозвучали трагические нотки, но в то же время от герцога не укрылась заботливость, с которой она положила чек в свою маленькую шелковую сумочку.
   — Мне кажется, не следует ворошить прошлое, — сказал герцог. — Сохраним приятные воспоминания и постараемся в будущем оставаться друзьями.
   — У меня нет ни малейшего желания быть твоим другом, Хьюго, — резко ответила Имоджин. — Я люблю тебя и помню, как ты повторял снова и снова, что тоже любишь меня.
   Герцог не ответил, и, поняв, что все усилия бесполезны, она сказала:
   — Ну что ж, хорошо, но помяни мое слово, Хьюго, ты будешь жалеть, что слишком быстро избавился от меня. Ты ревновал — ревновал абсурдно и просто нелепо!
   Она сделала паузу, ожидая возражений, но не услышала их и продолжала:
   — Ты просто не хочешь признать, что поступил неблагородно, уехав из Монте-Карло, и поэтому теперь выставляешь меня из своей жизни.
   «Это объяснение, — подумал герцог, — она придумала для того, чтобы снять с себя всю вину за то, что произошло».
   — Быть может, ты скажешь, что это тоже нелепо, — вслух произнес он, — но раньше ты всегда смело смотрела в глаза правде.
   Не совсем так, подумал он про себя, но эта оценка польстит ее самолюбию.
   — Пусть я не нужна тебе, Хьюго, — сказала Имоджин, высоко вскинув голову, — зато нужна многим мужчинам.
   Она направилась к двери, но на полпути обернулась:
   — Поцелуемся на прощание, как в старые времена.
   Это была последняя попытка вернуть его, пробудив в нем желание. Раньше у нее это всегда получалось, но сейчас ее чары были бессильны.
   — Думаю, будет намного естественнее, — сказал герцог с насмешкой в голосе, — если я провожу тебя до коляски и мы расстанемся как друзья.
   — Как тебе будет угодно!
   С оскорбленным видом Имоджин вышла из комнаты, подождав, пока герцог отодвинет перед нею портьеру.
   До самой коляски она не говорила ни слова.
   Только перед тем как забраться в экипаж с белым полотняным верхом, она величественно протянула ему руку в перчатке.
   — Прощай, Хьюго, но если ты изменишь свое решение до того, как я сяду на корабль, это будет означать «до свидания».
   Герцог равнодушно поднес к губам ее руку и ничего не ответил.
   Глядя ей вслед, он думал о том, что это их последняя встреча. У него не было ни малейшего желания снова увидеть Имоджин.
   Именно Салена открыла ему глаза на то, как поверхностна и лжива была Имоджин. А те чувства, которые он к ней испытывал, вряд ли были достойны называться любовью.
   Медленно возвращаясь в гостиную, герцог думал, что если он изменил жизнь Салены, то и она, в свою очередь, оказала на него колоссальное влияние.
   Он теперь сознавал, что его прежние ценности были фальшивыми, и ему было стыдно, что он этого не понимал.
   Но чистота и невинность Салены, ее глубокая вера в Бога указали ему путь к иным ценностям, о которых он знал в юности, но с годами забыл.
   Когда-то он был большим идеалистом и стремился душой ко всему возвышенному и благородному.
   Еще учась в Оксфорде, он представлял себе, что, вступив во владение наследством, воспользуется своим положением, чтобы покончить с теми позорными явлениями, которые еще имели место в Британии.
   В кругу своих близких друзей он часто с жаром говорил о борьбе с несправедливостью, голодом и нуждой и видел себя крестоносцем, идущим в битву против всего, что оскорбляет человеческую природу.
   Тогда он был полон решимости бросить вызов любому злу, а сейчас, оглядываясь на прошлое, понимал, как быстро и незаметно сбился с им же самим намеченного пути.
   Став герцогом, он попал в сети людей, которые настойчиво желали научить его развлекаться и тратить деньги, нажитые отцом.
   Скачки, охота, балы и приемы, на которые приезжал сам принц, — все эти увеселения в Лондоне считались обязательными, и герцог едва ли не ежедневно устраивал их у себя в поместье.
   Теперь он недоумевал — зачем?
   Окончив колледж, он потерял связь с прежними оксфордскими друзьями. Быть может, они так же, как герцог, решили плыть по течению, не находя в себе сил сопротивляться светскому обществу?
   Но Салена показала ему путь к прошлому.
   Герцог тревожился за нее, боясь, что неожиданный визит Имоджин расстроил ее.
   Салены в гостиной не оказалось, и он отправился в ее спальню, не сомневаясь, что она там. Спальня Салены была рядом со спальней герцога, потому что девушка все еще боялась дурных снов.
   Салена сидела на диване у окна. Когда герцог вошел, она повернулась к нему, и он увидел, что не ошибся, предполагая, что Имоджин ее расстроила.
   — Она ушла, — сказал он так, словно Салена задала ему вопрос. — И более не вернется.
   Он присел на диван рядом с ней и, внимательно посмотрев ей в глаза, спросил:
   — Отчего вы встревожены?
   — Я… не… думала… что… в вашей жизни были… такие… женщины…
   Это был не тот ответ, которого он ждал, и герцог, не зная, что на это сказать, уклончиво проговорил:
   — Боюсь, я не вполне понял, что вы под этим подразумеваете.
   — Когда я впервые… увидела вас… в казино…
   — Вы видели меня в казино? — прервал ее герцог. — Вы никогда мне об этом не говорили.
   — Я видела вас только мельком, в толпе, — быстро сказала Салена. — И подумала тогда, что вас наверняка ждет… прекрасная женщина, вся усыпанная драгоценностями.
   — Почему вы так решили?
   — Я не… знаю. Просто я так подумала. А потом, на яхте, вы были один и… отнеслись ко мне с такой добротой… Я думала, что вы отличаетесь… от людей, с которыми я встречалась. Они только… смеялись и пили… и сплетничали друг о друге.
   — Я не такой, как они! — сказал герцог твердо. — И леди Мортон, которая здесь была, ничего не значит в моей жизни.
   — Она… очень красива, — сказала Салена и впервые смутилась, представив, что герцог, наверное, сравнивает ее с другими женщинами.
   А он думал, что вместе с Имоджин на их зачарованный остров ворвался суровый ветер действительности, и ругал себя за то, что не принял никаких мер предосторожности против незваных гостей.
   Он посмотрел на Салену, и выражение ее глаз испугало его. Но деваться было некуда, и, вздохнув, герцог сказал:
   — Я мужчина, Салена, и я думаю, что вызвал бы ваше недоумение, сказав, что в моей жизни не было женщин с тех пор, как я стал взрослым.
   Наступило молчание. Герцог боялся взглянуть на Салену.
   Наконец она сказала тихим, слабым голосом:
   — Я… должна была… догадаться! Я знаю, мужчины… все точно такие же… даже….
   Она остановилась.
   Она хотела сказать: «даже папа», — но вместо этого выдержала долгую паузу:
   — Вы мне… показались другим… И я о вас… так не думала. Но это было… глупо… с моей стороны.
   — Не глупо, — возразил герцог. — Мне кажется, за эти несколько недель, Салена, мы оба многое узнали не только друг о друге, но и о самих себе.
   Он помолчал, подбирая слова, и продолжил:
   — Благодаря вам я принял решение изменить свою жизнь, и даже если после сегодняшнего дня я никогда больше вас не увижу, то все равно не отступлюсь от своего решения, потому что… Потому что вы много значите для меня, Салена. — Он улыбнулся и добавил: — Как мне представляется, до встречи с вами я пребывал в сомнении насчет того, каким курсом мне следует двигаться. Мне было трудно отличить хорошее от плохого.
   — Вы имеете в виду… образ жизни? — спросила Салена.
   — Точно! — согласился герцог. — Мы с вами говорили о многих серьезных вещах, Салена, и теперь, после наших бесед, я намерен жить совсем иначе, нежели прежде.
   Сказав эти слова, герцог сам удивился уверенности, с которой их произнес.
   — В Англии много дел, — помолчав, сказал он, — которыми нужно вплотную заняться. Отныне я стану гораздо больше времени уделять политике.
   — Я уверена… это именно то, что вам нужно, — сказала Салена. — Вы не только значительный человек… вы., так умны… и справедливы…
   Герцог улыбнулся:
   — Надеюсь, вы правы. Но не все так верят в меня.
   — Поверят, — убежденно сказала Салена. — Непременно поверят!
   Герцог хотел сказать, что ему нужны ее помощь и вдохновение, но тень Имоджин все еще стояла между ними, и вместо этого он произнес:
   — Мне пришла в голову отличная мысль: что, если нам с вами вместе обсудить дела, которые нужно сделать? Может быть, даже составить список.
   — Вы имеете в виду что-нибудь вроде… «Добавлений к закону о детском труде»? — спросила Салена.
   — Точно! — ответил герцог.
   — В монастыре я слышала, что во Франции очень плохо оплачивается труд швей, — задумчиво произнесла Салена. — Настоятельница обожала читать нам лекции о таких вещах. И еще она говорила, что в Англии женщина должна пришить тысячу пуговиц, чтобы не умереть от голода.
   — Вот на такие вещи мы должны обратить внимание и решить, что тут можно сделать, — решительным тоном подвел итог герцог и посмотрел в окно. — Жара спадает, — сказал он. — Пойдемте в сад?
   Он встал и протянул Салене руки.
   Он увидел, что на секунду она заколебалась, хотя всего час назад, не задумываясь, вложила бы свои ладони в его.
   Любовь сделала герцога необычайно восприимчивым к малейшим оттенкам ее настроения, и он понимал, какие перемены вызвал в Салене неожиданный визит Имоджин.
   Салена впервые увидела в нем мужчину, со всеми его желаниями и страстями.

Глава 6

   Салена прошлась по гостиной, бесцельно касаясь рукой то одной, то другой вещи.
   Герцог задумчиво наблюдал за ней.
   Еще два дня назад она сидела бы у его ног и с непосредственностью ребенка болтала бы с ним.
   Но с тех пор как Салена увидела Имоджин, в ее поведении появилась напряженность, которой до этого не было.
   Она по-прежнему внимательно слушала герцога, и в ее глазах загорался свет, когда он входил в комнату, но в то же время она стала какой-то скованной.
   — Вы неспокойны, — сказал герцог. — Быть может, настало время покинуть Танжер и устремиться на поиски новых впечатлений?
   Он хотел удивить ее, и это ему удалось.
   Салена резко повернулась к нему, и в ее широко раскрытых глазах застыл немой вопрос. Она быстро пересекла комнату и остановилась напротив герцога.
   — Вы хотите… уехать? — спросила она.
   — Я думал о вас, — сказал он. — У меня сложилось впечатление, что в последнее время вы скучаете здесь.
   — Что вы, я не скучаю! — горячо ответила Салена. — Как я могу скучать, если я с вами? Это просто…
   Она замолчала, и после паузы герцог спросил:
   — Просто — что?
   Салена села на пол возле его кресла и заговорила, глядя куда-то в сторону:
   — Просто, — голос ее был тих, и герцогу пришлось наклониться, чтобы расслышать, — я не могу… не думать, что вы хотите навестить своих… товарищей и… задерживаетесь здесь только потому, что… добры ко мне…
   — В прошлом, — ответил герцог, — меня частенько обвиняли в эгоизме, и в этом есть доля истины: как правило, я забочусь о своих интересах. — Он улыбнулся: — Будьте уверены, когда я захочу уехать, то сделаю это, не обращая внимания ни на вас, ни на кого-либо еще, — но я счастлив здесь, Салена.
   Она подняла глаза и несмело на него посмотрела.
   — Это… действительно правда?
   — Уверяю вас, по возможности я всегда говорю правду, — с достоинством ответил герцог. — Ложь создает человеку слишком много ненужных проблем.
   — Я верю вам, — сказала Салена. — И я тоже счастлива здесь. Но придет время, когда вам… так или иначе придется вернуться…
   Понимая, что она тревожится о том, что будет с ней, когда этот день настанет, герцог ответил:
   — Давайте не будем говорить об этом, пока время еще не пришло. Признаться, я не могу представить себе лучшего уголка на земле, чем Марокко в это время года.
   Он убедил ее: во всяком случае, на данный момент. Тень, омрачавшая ее лицо, растаяла, лицо осветилось, и она улыбнулась.
   — Тогда, если мы остаемся, — сказала Салена, — можно мне вместе с вами покататься на лошади сегодня днем или завтра утром? Пожалуйста!
   Герцог уже собрался ответить, но внезапно вошел слуга.
   — В чем дело? — нетерпеливо спросил его герцог.
   — Вас желает видеть какая-то леди, хозяин. Она говорит, что это очень важно.
   — Леди? — переспросил герцог.
   — Леди, которая была здесь позавчера. Она чем-то очень взволнована.
   Герцог нахмурился.
   Он дал указание: не впускать в дом никого, ни под каким предлогом, — но знал, что если Имоджин будет настаивать, слуги в конце концов ей уступят.
   А если Имоджин взбрело в голову поговорить с ним, она не уйдет, пока не добьется своего.
   Герцог встал и положил руки Салене на плечи.
   — Это ненадолго, — сказал он. — А потом я велю седлать лошадей, и мы отправимся на прогулку, как только солнце перестанет палить.
   — Это замечательно! — воскликнула Салена, но герцог заметил, что когда она смотрела ему вслед, на ее лицо опять легла тень.
   Оставшись одна, Салена решительно встала.
   Она была очень взволнованна и ощущала в груди какую-то странную боль.
   Зачем прекрасная леди Мортон, которая разговаривала с герцогом только позавчера, пришла снова? Что ей от него нужно? И если она хотела с ним поговорить, не проще ли назначить встречу у нее?
   Вопросов было много, но ни на один Салена не могла найти ответа. Она вышла через открытую дверь на веранду.
   Залитый солнцем сад был прекрасен, но впервые его красота не вызвала у Салены никаких чувств.
   Она могла думать только о прекрасном лице леди Мортон и о том, что сама она по сравнению с ней выглядит блекло и неприметно.
   Салене не сиделось на месте; она прошла в самый конец веранды, откуда открывался вид не на море, а на горы, голубые и лиловые на фоне неба.
   Это было прекрасное и величественное зрелище, но ничто не могло успокоить Салену и унять боль у нее в груди.
   Внезапно она услышала какой-то звук в саду.
   Он был негромким и больше всего напоминал писк какого-то зверька.
   Она прислушалась, не понимая, что это могло бы быть. Писк повторился. Потом еще раз.
   Судя по всему, он доносился откуда-то из кустов, в изобилии росших вокруг веранды.
   «Наверное, чей-то детеныш запутался в ветках?» — подумала Салена.
   Она огляделась в поисках садовника, но вокруг не было ни души, и тогда Салена, спустившись по лесенке, пошла сама посмотреть, что случилось.
   Но едва она, наклонившись, раздвинула ветки, усыпанные цветами, как на голову ей накинули черное покрывало, и чьи-то сильные руки подняли ее и понесли прочь.
   Салена хотела закричать, но покрывало душило ее, и, кроме того, она была слишком растерянна, точнее — испуганна.
   Она пыталась сопротивляться, но сильные руки сжали ее, словно стальные обручи.
   Задыхаясь, она опять попробовала закричать, но убедилась, что это невозможно.
   Все силы уходили на то, чтобы втянуть в легкие хоть капельку воздуха.
   Салена чувствовала, что вот-вот потеряет сознание, причем не только от удушья, но и от боли, причиняемой грубыми руками тех, кто ее нес.
   Потом она услышала тихие голоса, говорящие по-арабски. Ее положили на землю, но прежде чем она успела пошевелиться, ей связали руки и ноги.
   Затем ее опять подняли, и она, к своему удивлению, обнаружила, что сидит на чем-то, похожем на стул.
   Какой-то человек скомандовал что-то, и Салену накрепко привязали к «стулу». Она услышала еще какую-то команду и почувствовала, что стремительно взлетает в воздух. Потом ее начало качать из стороны в сторону, и Салена с изумлением поняла, что сидит на верблюде.
   Поначалу верблюд двигался медленно, затем пошел быстрее, и по стуку копыт она догадалась, что рядом идут другие верблюды.
   Она не могла поверить, что всего мгновение назад была в полной безопасности на вилле герцога и наслаждалась его обществом.
   А теперь ее увозили прочь, и она с ужасом подумала, что он никогда не узнает, куда ее увезли.
   Ее охватила паника, и она вновь сделала попытку закричать, но ее слабый голос был заглушён плотной тканью и стуком верблюжьих копыт.
   «Меня увозят! Спасите! Спасите!» — кричала она, зная, что герцог не услышит эту бесполезную мольбу о помощи.
   У нее мелькнула мысль, что ее похитили, чтобы получить выкуп.
   Она вспомнила, как однажды за ужином герцог рассказывал ей о европейцах, чьи виллы стояли выше в горах, неподалеку от Танжера.
   — Один из них, весьма состоятельный человек, — говорил герцог, — год назад был похищен мавританскими берберами.
   — Какой ужас! — воскликнула Салена. — Он убежал?
   — Бандиты его отпустили, когда правительство заплатило за него выкуп.
   — Они его не покалечили?
   — Нет, по-видимому, с ним обращались довольно неплохо, но из-за того, что бандиты получили то, что хотели, его соседи были вынуждены позаботиться о своей безопасности.
   — А… вы? — с замиранием сердца спросила Салена.
   Герцог улыбнулся про себя, радуясь, что она тревожится прежде всего о нем, а не о себе, как сделала бы другая женщина на ее месте.
   — Уверяю вас, — ответил он, — что мистер Ворэн подобрал слуг чрезвычайно тщательно, а кроме того, когда моя яхта стоит в бухте, несколько матросов всегда дежурят на вилле.
   Салена знала, что это так, но все же не могла успокоиться сразу.
   Герцог заметил в ее глазах выражение легкой тревоги и, поднимая бокал с вином, сказал:
   — Вы не должны бояться. Я не рассказал бы вам эту историю, если бы знал, что вас она так встревожит.
   — Я тревожусь не о себе, — ответила Салена.
   — Никто не станет похищать меня ради выкупа. Но вы… Вы — совсем другое дело.
   И все же Салене казалось невероятным, что похитили ее, а не герцога. Ей было стыдно, что ему придется заплатить большую сумму за ее освобождение.
   «Почему, ну почему со мной вечно случается что-то ужасное?» — в тоске воскликнула она про себя.
   Она боялась, что пройдет много времени, прежде чем герцог обнаружит ее отсутствие. А когда похитители потребуют выкуп?
   Салена знала, что герцог придет в бешенство — не потому, что ему будет жаль денег, а из-за того, что каждая уступка бандитам поощряет их на новые преступления.
   «А вдруг он решит их проучить и не заплатит выкупа?»
   Придя в ужас от этой мысли, Салена сделала отчаянную попытку освободиться от веревок, но была слишком слаба, а веревки — слишком крепки, и после этих бесплодных усилий она почувствовала себя еще более беспомощной, чем прежде.
   Верблюд, который вез ее, пошел медленнее, и через несколько минут она поняла, что караван поднимается в гору.
   Значит, они добрались до границы равнины, на которой стоял город. Салена прекрасно понимала, что, как только верблюды войдут под сень огромных деревьев, которые росли у подножия гор, герцог уже никогда не сможет ее отыскать, даже если захочет.
   Но она ничего не могла сделать, и ей оставалось только молиться — молиться одновременно и Богу, и герцогу.
   «Спаси меня! Спаси меня!»
   Салена вновь и вновь повторяла про себя эти слова, всем своим существом стремясь к герцогу.
   Быть может, каким-то сверхъестественным путем она окажется рядом с ним — ведь он так ей сейчас нужен!
   «Вы нужны мне… Вы нужны… мне…»
   Она повторяла это как заклинание и вспоминала, как он держал ее на руках, утешая.
   Он был такой сильный, такой надежный, что все ее страхи улетучились, и эти последние несколько недель она была по-настоящему счастлива.
   «Неужели у меня… никогда больше не будет… таких дней?»
   Салена едва не задала этот вопрос вслух и застонала от мысли, что, может быть, навсегда потеряла герцога: она вдруг поняла, что любит его!
   Она никогда не представляла себе, что человек может столько для нее значить.
   Она была готова отдать ему не только свое сердце, но и всю себя.
   Она поняла, что всегда любила его, и эта любовь была в каждой ее мысли, в каждом вздохе — а она этого не сознавала.
   «Какой глупой… какой глупой я была!» — корила себя Салена.
   Она могла бы понять, что это любовь, потому, что была счастлива, когда он был рядом. Ей бывало трудно расстаться с ним вечером: ведь до утра проходило так много времени — времени, которое казалось ей потерянным, когда она не видела герцога.
   Она могла бы догадаться, что влюблена, потому что просыпалась с чувством, что ее ждет что-то прекрасное и чарующее.
   Но она никогда об этом не задумывалась, зато теперь повторяла:
   «Я люблю его! Я люблю его!»
   Сейчас она понимала, что боль в груди, возникшая, когда он ушел к прекрасной леди Мортон, была ревностью.
   Ревностью, потому что она боялась потерять его, ревностью, потому что эта женщина была намного красивее, чем Салена когда-нибудь надеялась стать.
   «О Господи, пусть он любит меня… немного, — молила она, — совсем… чуть-чуть».
   Она знала, что, если ей когда-нибудь придется расстаться с ним, она просто умрет.
   Как много времени она потеряла, потому что не подозревала о том, что любит его! А можно было бы говорить ему, как много он для нее значит, как важно ей быть рядом с ним.
   Но тут же Салена сказала себе, что это ничего бы не изменило. Герцог был просто… добр к ней — добр как человек, который помог кому-то в беде.
   Конечно же, он не чувствовал к ней ничего, кроме этого.
   Впервые Салена подумала о том, что жить на вилле вместе с герцогом было весьма предосудительно, а попросту говоря — непристойно.
   Ей это казалось настолько в порядке вещей, что лишь сейчас она осознала, как это выглядит в глазах остальных.
   Салена с ужасом представила, как леди Мортон рассказывает своим друзьям о том, что видела ее в гостиной у герцога, а те передают это еще кому-то, а те — еще… И вот уже весь Монте-Карло знает, что герцог живет у себя на вилле не один.
   «Они скажут, что я его любовница», — подумала Салена, ведь именно своей любовницей хотел сделать ее князь Петровский.
   Но эта мысль не вызвала у нее ожидаемого отвращения, наоборот, Салена вдруг осознала, что стать любовницей герцога — самая лучшая для нее участь.
   И какая разница, что скажет свет?
   Если он сделает ее своей любовницей, пусть ненадолго, она умрет счастливой, зная, что вкусила плоды рая, и ничто в жизни не могло с этим сравниться.
   «Люби меня… люби хотя бы… немного!» — взывала Салена к герцогу.
   Как жаль, что она не сказала ему этого раньше! Как было принято выражаться в этой стране, она была у его ног.
   «Да, я у твоих ног», — повторила про себя Салена.
   Она опять закричала мысленно, призывая его, чтобы она могла рассказать ему о своей любви.