Картленд Барбара. Благоуханье роз

   В пути личные слуги маркиза поили их чаем, шампанским и выполняли любые их требования. Однако сам маркиз предпочел путешествовать в одиночестве, чтобы не испортить пустой болтовней удовольствие приветствовать гостей уже дома.
   Почти все они впервые видели Ридж и были ошеломлены.
   Замок был огромен, но с архитектурной точки зрения представлял собой верх совершенства.
   Ридж стоял на высоком холме, и из окон открывался прекрасный вид во все стороны.
   Поскольку Джеймс и Николь жили в деревне, им не было предложено воспользоваться поездом.
   Маркиз рассудил, что им проще приехать обычным путем.
   Мистер Грей сообщил им, что их будут ждать в любое время после шести часов, и Джимми не был склонен опаздывать.
   Однако на дорогу потребовалось больше времени, чем он рассчитывал, и только д двадцать минут седьмого они въехали в высокие ворота Риджа.
   Николь была в восторге от устройства ворот: ветви огромных деревьев сплелись над головой, образуя зеленый сводчатый коридор.
   А увидев сам дом, она на мгновение потеряла дар речи.
   Она даже в мыслях не могла представить, что замок может быть, настолько красив. Сотни стрельчатых окон сияли в солнечном свете, делая его похожим на сказочный дворец.
   — Какая красота, Джимми! — воскликнула она. — И какой он огромный! Как человек может жить в таком большом доме один?
   — Маркиз не так уж часто бывает один, — заметил Джимми.
   — Я надеюсь, у него не будет слишком много гостей, — быстро проговорила Николь. — У меня только одно приличное платье.
   — Тогда тебе лучше надеть его сегодня вечером, — ответил Джимми. — Первое впечатление очень важно.
   Николь подумала — а на кого, собственно, она должна его произвести?
   Разумеется, на маркиза, решила она, но вслух ничего не сказала.
   Теперь, когда Николь увидела его дом, маркиз начал представляться ей героем романа, которого окружают остроумные и красивые женщины.
   По сравнению с ними она будет серенькой пташкой.
   Дома, в Кингз-Кип, когда выдавалось свободное время, Николь часто брала книгу и уходила в сад.
   Ее мать всегда настаивала лишь на одном: в доме должна быть большая библиотека.
   В то время, как ее отец думал только о своих картинах, мама всегда покупала книги.
   — Мы не можем позволить себе путешествовать, — говорила она дочери, — но из-за этого ты не должна чувствовать себя ограниченной.
   Николь непонимающе посмотрела на нее.
   — Почему, мама?
   — Потому, дорогая, что ты можешь путешествовать в своем воображении, и хотя ты не увидишь собственными глазами тех стран, о которых читаешь, все же ты можешь представить их себе и понять, почему люди, которые там живут, ведут себя так, а не иначе.
   Николь полюбила чтение с самого раннего детства, а когда она выросла, книги стали частью ее жизни.
   Она с легкостью овладевала языками стран, которые были ей интересны.
   Ее мать нашла в деревне француженку, которая научила ее своему языку.
   Потом появился школьный учитель, хорошо знавший итальянский.
   Он провел детство в этой стране.
   Став старше, Николь вспоминала, как и чему она училась, и теперь ей представлялось, что это было похоже на поиски драгоценных камней в песчаной пустыне.
   Казалось, их здесь нет и быть не может.
   И вдруг среди песка попадался великолепный алмаз.
   Например, таким подарком судьбы стал для Николь человек, научивший ее испанскому языку.
   Потом, неожиданно для себя, она познакомилась с русской девочкой.
   Она училась в школе в соседнем городе, расположенном в двух милях от Кингз-Кип.
   Отец каждое утро возил туда Николь, а вечером привозил обратно.
   За три года учебы Николь узнала очень немногое, помимо того, что ей уже было известно.
   Разве что новые языки.
   Русская девочка была дочерью дипломата, который навлек на себя немилость царя и поэтому опасался возвращаться в Россию.
   Располагая не очень большими деньгами, он обосновался в этом маленьком городке и жил в ветхом доме.
   Однако он был графом и очень уважаемым человеком, поэтому школа, в которой училась Николь, согласилась принять его дочь за весьма скромную плату.
   Но даже это было больше, чем он мог реально себе позволить.
   Его семья жила исключительно на гонорары за статьи о России, которые он писал.
   Кроме того, он сочинял поэмы, которые никто не печатал.
   Николь их читала и нашла очень трогательными.
   Она подружилась с Наташей.
   Леди Танкомб жалела девочку и часто приглашала ее погостить.
   Наташа была красива своей особенной красотой.
   Она очень хотела выучить английский язык.
   Николь же не менее страстно мечтала выучить русский.
   Естественно, девочки стали учить друг друга. Потам Александр Второй наконец смягчился. Он простил отцу Наташи все прегрешения, и семья графа получила возможность вернуться в Россию.
   Прощаясь, девочки плакали.
   — Мы никогда уже не увидимся, — рыдала Наташа, — но я всегда буду помнить тебя, Николь.
   — Как и я тебя, — в слезах отвечала Николь. — Только, пожалуйста, пиши мне иногда, чтобы я знала, как ты живешь.
   Они обнялись на прощание. Наташа уехала, и Николь чувствовала, хотя не говорила об этом вслух, что с ней случится что-то ужасное.
   Но только через два года она узнала что.
   После приезда в Петербург вся семья графа, по политическим соображениям, а может, из-за очередной прихоти царя, была сослана в Сибирь.
   Услышав об этом, Николь возненавидела Россию и русских.
   Она молила Бога, чтобы ей никогда не довелось столкнуться с этими ужасными людьми.
   Но, конечно же, подъезжая к Риджу, Николь думала не о России.
   Она думала, что только, в Англии дом может выглядеть таким величественным и при этом не быть королевским дворцом.
   А увидев маркиза, Николь поняла: он мог бы быть если не королем, то по меньшей мере принцем.
   Благодаря его красоте и благородной осанке казалось, что он возвышается над остальными гостями.
   По прибытии Джимми и Николь были встречены целой армией слуг, которые проводили их в отведенные для них комнаты и предложили отдохнуть после долгой дороги. До обеда еще оставалось время. Спальня показалась Николь настолько красивой, что она с трудом представляла, как сможет тут спать.
   Комната ее брата была почти такой же роскошной.
   Обе спальни выходили в будуар, который был общим.
   Лакей предложил Николь чаю, но она отказалась, не решаясь доставлять слугам лишние хлопоты.
   Как только дверь за лакеем закрылась, Джимми, который при этом присутствовал, сердито воскликнул:
   — Не будь такой глупой! Соглашайся на все, что тебе предлагают. Я очень сомневаюсь, что нам когда-нибудь еще удастся попасть в такую роскошь!
   — Я… подавлена этим всем! — прошептала Николь. — Здесь все… настолько красиво!
   — Особенно картины, — вставил Джимми. Картин на стенах и в самом деле было великое множество.
   — Зачем же ему еще, когда у него их и так уже много? — спросила Николь.
   — Он — коллекционер, благодарение Богу! — сказал Джимми. — А раз он коллекционер, то не сможет устоять перед картинами, которые я привез с собой.
   Николь вздохнула.
   — Ах, Джимми, как было бы замечательно, если бы мы приехали сюда просто так и могли бы не опасаться, что маркиз начнет задаваться вопросом, откуда они у тебя!
   Джимми улыбнулся.
   — Когда ты познакомишься с ним, то поймешь, что его невозможно представить шныряющим вокруг запертых пыльных комнат в доме тети Алисы!
   Николь невольно хихикнула, потому что это прозвучало весьма забавно.
   — Так что довольно волнений! — сказал Джимми. — Нам ничто не грозит и все, что мне нужно, — это уехать отсюда с чеком на крупную сумму, которая вся будет потрачена на Кингз-Кип.
   «И это единственное, что нас хоть чуть-чуть извиняет», — подумала Николь уже в тысячный раз.
   Вернувшись в свою спальню, она обнаружила, что все ее вещи уже распакованы.
   Николь надеялась, что горничная обратила внимание на ее новое платье, хотя, конечно, была удивлена невзрачностью двух других.
   Для того, чтобы купить себе дневное платье, Николь пришлось несколько месяцев откладывать по чуть-чуть из тех денег, что Джимми давал ей на хозяйство.
   Зимой он был вынужден купить ей пальто, иначе бы она просто замерзла.
   Но он вечно ворчал насчет расточительности. «Следующей зимой, — подумала Николь, — он скорее скажет, чтобы я куталась в коврики, чем даст мне хоть пенни».
   Джимми выручил уйму денег за украденные картины и вазы, но из них ничего потратил на сестру.
   Правда, он слегка увеличил затраты на еду.
   Впрочем, если бы даже он предложил ей денег, она определенно сказала бы «нет».
   В то же время Николь не могла не думать о том, долго ли еще продержатся ее ботинки.
   Платье она сшить могла — но чулки и перчатки все равно нужно было покупать.
   Николь уже износила практически все, что принадлежало ее матери.
   Она знала, что мужчина не заметил бы в ее одежде никаких изъянов, но любая женщина моментально поняла бы, что это старые вещи.
   «Так или иначе, — бодро сказала она себе, — сегодня вечером я надену свое новое платье, а если его светлость захочет и завтра увидеть меня в нем, пусть думает, что его обманывает зрение!»
   Все это было очень смешно!
   Хихикая, Николь принялась раздеваться.
   Никогда в жизни она не чувствовала себя в такой роскоши, как в тот момент, когда ей приготовили ванную перед растопленным камином.
   Две горничные принесли горячую и холодную воду в медных кувшинах, отполированных до такой степени, что в них можно было смотреться как в зеркало.
   «Это настоящее приключение, как те, о которых я читала», — подумала Николь, пробуя ногой воду.

Глава четвертая

   Маркиз не вышел к гостям сразу же по приезде, как делал обычно.
   Ему надо было дать много важных указаний секретарю.
   Кроме того, он хотел обсудить с Довкинсом, какую с собой взять одежду.
   Когда маркиз покончил с делами, уже подошло время переодеваться к обеду.
   Поэтому он сразу же направился в свою спальню.
   Только надевая вечерний костюм, он вспомнил, что лорд Биконсфилд советовал ему подыскать подходящую спутницу.
   Маркиз знал, что, кроме леди Сары Лэнгвиш, он никого не может об этом просить.
   Дочь герцога Дорсета, она единственная из его недавних пассий была не замужем.
   В юности у нее был муж — красивый, беспутный и нищий аристократ.
   С точки зрения сословности брак казался весьма удачным, и помолвка была объявлена.
   Только встретившись с отцом своего будущего зятя по поводу брачного договора, герцог узнал о его финансовом положении.
   Однако отказываться было поздно, и брак состоялся.
   Герцогу оставалось лишь сожалеть, что его красавица дочь не выбрала себе более подходящего мужа.
   Сара, которой тогда едва исполнилось восемнадцать, была, само собой разумеется, отчаянно влюблена в Рональда Лэнгвиша.
   Он был на десять лет старше ее и очень красив.
   Сару он нашел восхитительной.
   Его излюбленным занятием стало ездить на лошадях герцога и гостить в принадлежащих ему домах.
   Однако, когда они остались вдвоем в его не слишком роскошном жилище, очарование первых дней моментально увяло.
   Сара была очень избалована своими родителями.
   Она злилась оттого, что не имела возможности нанять столько слуг, сколько ей хотелось, покупать лучших лошадей и, разумеется, дорогие наряды.
   Не прошло, и года, как в семье начались склоки, а еще через два, хотя брак формально продолжал существовать, каждый из супругов жил фактически отдельной жизнью.
   Но наконец судьба улыбнулась Саре: Рональд Лэнгвиш погиб на скачках.
   Это был стиппль-чез, а он выступал на лошади, которая была не приучена к высоким барьерам.
   Упав на третьем барьере, он сломал себе шею.
   Это было в общем-то к лучшему: даже если бы он выжил, то остался бы беспомощным калекой.
   Герцог вздохнул с облегчением: теперь его дочь была свободна.
   Но леди Сара не имела ни малейшего намерения снова выходить замуж.
   Она меняла любовников как перчатки и становилась с каждым днем все прекраснее.
   Она была одной из первых красавиц в Лондоне. Люди на улицах замирали, когда она проезжала мимо в открытом ландо.
   Потом леди Сара встретила маркиза.
   Результатом этого события явилось то, что она решила согласиться на уговоры отца и выйти замуж вторично.
   Маркиз стал мужчиной ее мечты. Его богатство и страстность были всем, чего она желала.
   Она преследовала его неуклонно, но умно.
   К тому времени она уже имела достаточно опыта, чтобы не показывать ему своих намерений и не давать пищу для сплетен. Леди Сара поклялась себе, что маркиз будет принадлежать ей.
   И никто его у нее не отнимет.
   Роман маркиза с леди Лессингтон ничуть ее не встревожил. Лорд Лессингтон обладал превосходным здоровьем, а ее светлость никогда не решилась бы на развод.
   Леди Сара ждала лишь подходящего случая, и когда Уильям сказал ей, что он приглашен в Ридж, поняла, что дождалась.
   Стараясь не показать своей заинтересованности, она спросила:
   — А это будет большая вечеринка?
   — Да нет, не думаю, — ответил Вилли. — Только Кливленды и я. Мы хотим испытать новых лошадей, которых привез Блэйк. Он говорит, что они станут предметом зависти для всего Лондона!
   — Как всегда, — рассмеялась леди Сара. Однако она узнала все, что хотела. Маркиз пригласил на уик-энд лишь немногих друзей, и леди Лессингтон среди них не было.
   Выбрав время, когда маркиза не было дома, она пришла к нему на Парк-Лейн и сказала, что хочет видеть его секретаря.
   Ее проводили в библиотеку, и, когда туда вошел мистер Грей, леди Сара лучезарно улыбнулась.
   — Доброе утро, — сказала она. — Я слышала, что его светлость в отъезде.
   — Его светлость вернется только к полудню, — отвечал мистер Грей.
   — В таком случае, не спросите ли вы его, могу ли я приехать в Ридж в пятницу вечером и остаться там до воскресенья? У меня есть дела в тех местах, и я была бы весьма благодарна его светлости, если бы он позволил мне остановиться у него.
   — Я передам его светлости вашу просьбу, миледи, когда он вернется.
   — Благодарю, — кивнула леди Сара. — И если вы могли бы послать записку с ответом ко мне домой, я была бы весьма признательна.
   — Как только его светлость приедет, я сразу же у него спрошу. К вечеру вы будете знать ответ.
   — Вы очень любезны, — промурлыкала леди Сара своим нежным голоском, от которого была без ума половина Лондона.
   Она еще раз улыбнулась мистеру Грею и удалилась.
   Когда дверь за леди Сарой закрылась, мистер Грей мысленно отметил, что она очень красива.
   Он был почти уверен, что его хозяин придерживается такого же мнения.
   В то же время никогда нельзя быть уверенным ни в чем до конца.
   Возвращаясь к себе в кабинет, мистер Грей вспоминал многих других красивых женщин. Все они быстро надоедали маркизу. «Интересно, что ему действительно нужно? — подумал мистер Грей, усаживаясь за стол. Впрочем, — сказал он себе, — не мое это дело».
 
   Маркиз закончил одеваться.
   Он решил, что, если он собирается взять леди Сару с собой, нужно сказать ей об этом сегодня вечером или, на худой конец, завтра с утра.
   Маркиз был совершенно уверен: она не станет отказываться.
   Но он знал, что любую женщину надо предупредить по крайней мере за двадцать четыре часа, чтобы она успела собраться.
   Несомненно, леди Сара захочет купить уйму ненужных вещей в преддверии столь долгого путешествия.
   С другой стороны, она поможет ему скоротать время в поезде и с ее внешностью станет идеальным оправданием небольшого круиза вдоль берегов Греции и Болгарии.
   Маркиз бросил быстрый взгляд в зеркале, чтобы убедиться, что узел на галстуке не перекошен.
   Потом он вышел в коридор, который привел его к лестнице.
   Спускаясь, он оглядывал зал внизу, продолжая одновременно думать о леди Саре.
   Два лакея в ливреях Риджа выглядели роскошно.
   Дворецкий, чьи волосы были чуть тронуты сединой, ждал приказания проводить гостей в гостиную.
   По обеим сторонам мраморного камина висели знамена.
   Предки маркиза принесли их с полей многих сражений, в которых англичане всегда оказывались победителями.
   Спускаясь по лестнице, маркиз, разумеется, посмотрел также и на картины.
   Они висели на одном и том же месте вот уже более сотни лет.
   С тайным ликованием маркиз вспомнил, что сэр Джеймс Танкомб обещал привезти ему еще несколько полотен.
   Он надеялся, что они столь же великолепны, как Дюге.
   И тогда это будет именно то, чего не хватало маркизу для новой галереи, которую он устроил в восточном крыле.
   Старая картинная галерея была давно переполнена — отец маркиза позаботился об этом!
   Поэтому пришлось объединить несколько комнат, чтобы получилась вторая.
   Маркиз был твердо намерен добиться того, чтобы картины, которые покупал он, были столь же известны и великолепны, как и собранные его предками.
   Войдя в гостиную, он обнаружил, что некоторые из приглашенных уже там: лорд и леди Кливленд, а также леди Сара.
   Когда маркиз вошел, они все громко смеялись чему-то.
   Заметив его, леди Кливленд поднялась с кресла.
   — Блэйк, как замечательно снова вас видеть! — воскликнула она. — Вы знаете, как я обожаю Ридж, который, кажется, становится все красивее с каждым моим приездом!
   — Рад это слышать, — с улыбкой ответил маркиз.
   Обменявшись рукопожатием с лордом Кливлендом, он сказал:
   — Я с нетерпением ждал встречи с вами, Артур.
   Потом маркиз повернулся к леди Саре.
   Она специально встала чуть в стороне, чтобы он успел восхититься ее красотой.
   Когда маркиз подошел к ней, она протянула руки ему навстречу.
   — Надеюсь, вы простили меня за навязчивость?
   — Вы знаете и без моих слов, — ответил маркиз, — что вам здесь рады в любое время.
   Он поймал ее взгляд и понял, чем закончится вечер.
   Словно бы нехотя маркиз повернулся обратно к Кливленду.
   — Над чем вы так весело смеялись, когда я вошел? — спросил он. — Кажется, я пропустил что-то забавное?
   — Очень забавное, — улыбнулась леди Кливленд.
   — Сара рассказывала нам весьма фривольную историю о Джордже Гамильтоне, но мы поклялись никому не разглашать этой тайны!
   — Кроме меня, конечно! — небрежно заметил маркиз.
   При этом у него мелькнула мысль, что леди Сара не должна сплетничать о герцоге Гамильтоне.
   Во-первых, герцог был уже не молод, а во-вторых — весьма уважаемый человек.
   Если она была способна распространять сплетни о нем, то с такой же легкостью могла разболтать всем о вещах, о которых лорд Биконсфилд запретил когда-либо упоминать. Дверь гостиной распахнулась.
   — Сэр Джеймс Танкомб и мисс Николь Танкомб, милорд! — объявил дворецкий.
   Маркиз повернулся.
   К нему шла Николь в прекрасном бирюзовом платье.
   Она не могла предвидеть, что гостиная маркиза станет для нее идеальным фоном.
   Стены были белые с золотыми листьями. Стулья и диваны эпохи Людовика Четырнадцатого задрапированы синим, и этот цвет почти полностью совпадал с цветом платья Николь.
   Разумеется, все в комнате было подобрано в тон с мебелью.
   Даже в ковре преобладали синий и белый цвета.
   Пока Николь шла через зал, маркиз смотрел на нее, не в силах избавиться от мысли, что она похожа на статуэтку из севрского фарфора, что стояла на каминной полке.
   А еще она напоминала картину Буше, в которую был включен точно такой же оттенок синего цвета.
   Сначала маркиз обменялся рукопожатием с Джеймсом.
   — Рад видеть вас снова, сэр Джеймс! — сказал он. — Я счастлив, что вы уговорили вашу сестру приехать с вами.
   Николь присела перед маркизом в изящном реверансе.
   Потом она вложила свою руку в его, и он почувствовал, как дрожат ее пальцы.
   Казалось, будто он держит в ладони маленького испуганного птенца.
   Поглядев в ее большие глаза, которые словно бы занимали собой все лицо, он убедился, что она действительно чего-то боится.
   Желая ее успокоить, он задержал ее пальцы в своих чуть дольше, чем было необходимо, и проговорил:
   — Прошу вас, познакомьтесь с моими друзьями. У нас тут очень скромная компания.
   Он начал представлять ей прочих гостей, но в эту минуту в комнату ворвался капитан Баркли.
   — Я не опоздал? — закричал он с порога. — Я потерял запонку и был вынужден позаимствовать одну из ваших.
   Леди Кливленд посмеялась над его рассеянностью, и капитан направился к леди Саре.
   Потом маркиз представил его Николь и Джеймсу. Капитан потрясение уставился на Николь:
   — Почему я не видел вас раньше? Где вас прятали все это время?
   — Там, где я живу, — улыбнулась Николь. — В деревне.
   — Это место называется Кингз-Кип, — вставила леди Кливленд. — Я уже столько наслышана от нашего хозяина!
   — Очаровательное название, — жизнерадостно заметил Вилли.
   — Этого мнения придерживаются все Танкомбы, — проговорила Николь. — Но, конечно, они страдают предвзятостью!
   С Уильямом Баркли было очень легко говорить, и Николь обрадовалась, что ее посадили рядом с ним за обедом.
   Леди Кливленд сидела по правую руку от маркиза, по левую — леди Сара.
   Только через некоторое время Николь набралась храбрости взглянуть на маркиза еще раз.
   И он показался ей еще более деспотичным и внушающим страх, чем она себе представляла.
   Сидя во главе стола в резном кресле эпохи Карла Второго, он выглядел и впрямь как король.
   В то же время в нем была какая-то трепетность, которую Николь не могла себе объяснить.
   Джимми говорил ей, что маркиз — поборник совершенства во всем.
   Николь решила, что он, наверное, весьма проницателен.
   А если так, значит, очень опасен.
   Наблюдая за ним на протяжении всего обеда, она убедилась, что маркиз имеет свойство, которое ее отец называл «орлиным глазом».
   «Орлы видят дальше, чем другие птицы, — говорил отец, — и замечают практически все. Даже самая крошечная мышь или кролик в сотне футов внизу не могут от них убежать».
   «Он опасен! Опасен!»
   Все время, пока Николь беседовала то с Вилли, то с лордом Кливлендом, сидящим по другую сторону от нее, она слышала эти слова, повторяющиеся у нее в голове.
   Обед был превосходным, как и вина, сопровождающие его, а беседа — веселой и остроумной.
   Поскольку гостей было немного, каждый мог говорить с кем хотел, даже с тем, кто сидел на другой стороне стола.
   Николь вдруг поняла, что ни разу в жизни не обедала так увлекательно.
   Но на сердце у нее лежал камень, и она знала, что имя этому камню — тревога.
   «Я просто смешна! — сказала она себе, когда дамы оставили мужчин, чтобы дать им возможность спокойно выпить портвейн. — Почему маркиз обязательно должен заподозрить плохое?»
   Николь внимательно рассматривала картины в коридоре и, вспоминая те, что висели в гостиной, с негодованием думала: «Ну зачем маркизу еще больше?»
   — Присядьте, мисс Танкомб, и расскажите мне о себе, — дружелюбно пригласила ее леди Кливленд.
   Она была очень внимательной женщиной и подумала, что девушка, которая намного моложе остальных гостей, вероятно, чувствует себя несколько неловко.
   Николь села возле нее на диван.
   — Я смущена великолепием этого дома! — сказала она.
   — Мы все это чувствуем, когда приезжаем в Ридж! — рассмеялась леди Кливленд.
   — Наверное, его владельца утомили бесконечные выражения восхищения, как будто этого и так не видно, — ответила Николь. Леди Кливленд улыбнулась.
   — Напротив, я думаю, что он ждет комплиментов и был бы удивлен и, возможно, рассержен, если бы их не услышал.
   — Мой брат точно такой же, — сказала Николь. — Он считает, что Кингз-Кип — верх совершенства, и удивляется, если люди не восторгаются, едва увидев его.
   — Я думаю, большинство людей таковы, — ответила леди Кливленд. — Мой муж интересуется лошадьми, и первое, что вы должны осмотреть, когда приезжаете к нам, это конюшни!
   Николь рассмеялась.
   Благодаря доброте и участию леди Кливленд она почувствовала, как напряжение отчасти покидает ее.
   Джентльмены вошли в. гостиную, и маркиз, заметив, что карточные столы разложены, подошел к леди Кливленд.
   — Я знаю, Айрис, — сказал он, — что вы хотите сыграть в бридж. Полагаю, Вилли и леди Сара составят вам компанию.
   Леди Сара, которая встала, когда он вошел в комнату, положила руку ему на локоть.
   — Я хочу играть с вами, — томно сказала она.
   — Может быть, позже, — ответил маркиз. — Нам с сэром Джеймсом и его сестрой нужно пройти ко мне в кабинет. Мы не задержимся надолго и тогда, возможно, нам хватит партнеров для баккары.
   Леди Сара была явно разочарована. Николь почувствовала, что камень в ее груди стал слишком тяжел. Она едва не задыхалась от непонятного страха.
   Но она видела, как горят глаза Джимми, и постаралась взять себя в руки.
   Когда они вышли из гостиной, Джимми спросил маркиза:
   — Вы хотите, чтобы я принес картины, которые я приготовил для вас? Они наверху, в моей спальне.
   — Это мог бы сделать лакей, — ответил маркиз. — Но полагаю, вы предпочли бы принести их сами.
   Джимми направился к лестнице, а маркиз сказал Николь:
   — Нам сюда.
   Он повел ее в другое крыло здания и привел в комнату, о которой Николь могла сказать лишь, что именно, таким должен быть кабинет мужчины.
   Стены были увешаны фотографиями на тему спорта, а над камином красовалась великолепная картина Стабба с изображением лошади.