Картленд Барбара. Дважды венчанные

   Гарри рассмеялся.
   — Уверяю вас, я очень реален, особенно когда мне представляется случай прокатиться на изумительных лошадях, которые ваш отец прислал нам.
   — Я с нетерпением жду этой поездки, — призналась Тереза.
   Она увидела, как Гарри посмотрел на нее, и догадалась, о чем он подумал.
   Видимо, лошади были слишком рослые, и ему казалось, она не сможет с ними справиться. Поэтому Тереза поспешила предупредить его:
   — Даже не пытайтесь препятствовать мне, я решительно намерена испробовать одну из этих лошадей.
   — Я бы не осмелился препятствовать вам в чем бы то ни было, — парировал Гарри, — но все же следует учесть их молодость… то есть они, несомненно, нуждаются в твердой руке.
   Тереза улыбнулась.
   Ее невысокий рост побуждал многих думать, что для нее в самый раз будет спокойная и послушная лошадка.
   Но она-то получала истинное удовольствие только от преодоления трудностей, даже если речь шла о верховой езде, а лошади, только что приобретенные ее отцом, хотя и были великолепно обучены, могли доставить наезднику немало неприятностей.
   Ей не хотелось ссориться с Гарри, наоборот, надо было, по совету отца, заинтересовать его.
   — Давайте поступим так, — сказала она. — После ленча мы с вами попробуем проехаться, если, конечно, лошади не очень утомлены.
   — Они прибыли еще вчера, — напомнил Гарри, — и несмотря на то что они преодолели большое расстояние, у них была возможность отдохнуть.
   — Тогда, пожалуйста, давайте поедем на прогулку, — взмолилась Тереза.
   Молодой человек явно сомневался, сумеет ли она справиться с новой лошадью.
   — Может, вы захотите взглянуть на других обитателей дядиной конюшни?
   — Вы отказываетесь от вызова, который я вам бросаю? — Тереза вскинула брови. — Я собиралась предложить папе — а ему это непременно придется по вкусу — устроить завтра соревнование по прыжкам через барьеры; я слышала, они установлены на новом скаковом круге, который он строит для вашего дяди.
   — Похоже, вы знаете об этом больше, нежели я, — посетовал Гарри. — Я и понятия не имел, будто дядя собирается завести в имении скаковой круг.
   — Разумеется, — подтвердила Тереза. — Живя в деревне, необходимо должным образом упражняться и поддерживать себя в спортивной форме.
   В глазах молодого человека мелькнул озорной огонек.
   — Теперь и вы упрекаете меня, так же как дядя, за столь долгое пребывание в Лондоне! По после нескольких лет за границей Лондон кажется мне полным развлечений.
   Он одобрительно посмотрел на нее и добавил:
   — А англичанки в самом деле очень миловидны!
   Тереза была уверена, что в этот момент он подумал о хорошенькой рыжей головке Камиллы Клайд.
   — Это правда, — согласилась она. — Однако мне часто приходилось слышать, будто мы не столь остроумны и сообразительны по сравнению с нашими соперницами-француженками.
   Гарри не сразу ответил на ее реплику — очевидно, подобная мысль никогда раньше не приходила ему в голову.
   — Мне кажется, красивая женщина, обладающая умом, — явная аномалия. Она стала бы постоянно возражать и спорить по любому поводу.
   — Но она могла бы также поощрять мужчину на большие достижения, — заметила Тереза, — и вдохновлять его на покорение новых вершин в выбранной им сфере деятельности.
   Она поколебалась с минуту, затем, понизив голос, чтобы отец не услышал ее, объяснила:
   — Именно таким образом поступала моя мама, и я ручаюсь вам, огромный успех моего отца был во многом ее заслугой.
   Гарри, оказалось, ошеломили эти слова, и, дабы он не подумал, будто она поучает его, она оглядела комнату, в которую они как раз входили.
   Прежде чем он заговорил, Тереза, вскрикнув, бросилась к картинам. Там и правда было от чего прийти в восхищение. Многое об изобразительном искусстве Тереза почерпнула от матери, а в пансионе преумножила свои знания.
   И сейчас она выплескивала подробности из жизни художников, рассуждала о их живописном стиле.
   Все это произвело на Гарри большое впечатление.
   Потом, когда все направились к ленчу, Тереза затаив дыхание рассматривала гобелены на стенах.
   Увидев великолепные стулья, как ей было известно, выкупленные ее отцом через двадцать лет после вынужденной их продажи, она поздравила законного владельца со столь радостным событием.
   Маркиз воспринял ее поздравление как комплимент.
   — Вы были на правильном пути, милорд, — отметила она, — когда решили все воссоздать в первозданном виде, как это было задумано и реализовано самим Ванбургом.
   — Мне нравится сознавать, что я прав, — ответил маркиз, — но почему ты вдруг стала такой церемонной? До сих пор я был для тебя дядей Морисом.
   — Знаю, знаю, — улыбнулась Тереза, — но поскольку я совсем недавно познакомилась с вашим племянником, то боюсь, он неправильно поймет меня и чего доброго заподозрит в посягательстве на его права.
   Все засмеялись над ее шуткой, а Гарри сказал:
   — Я с удовольствием разделю с вами своего дядю Мориса, но только если вы не отнимете у меня Стоук Пэлэс.
   — Я постараюсь, — пообещала Тереза. — Мне хотелось бы показать вам свой дом, или, нет, лучше папину флотилию, вам это должно показаться более интересным.
   — Вот это действительно было бы для меня настоящим подарком! — воскликнул Гарри.
   — Тогда вам обязательно надо поехать с нами в Ливерпуль, — предложил сэр Хьюберт. — Там я организую для вас большую экскурсию. Вы сможете лично оценить мои суда.
   — Ловлю вас на слове! — возликовал Гарри.
   После восхитительного ленча Тереза побежала наверх переодеться в костюм для верховой езды. Она чувствовала — до сих пор все шло хорошо, отец и маркиз явно довольны ею.
   Когда она вернулась вниз, все трое были в библиотеке.
   Маркиз показывал свое новое приобретение — картину, которую он разместил над камином.
   Купил он ее на аукционе Кристи, решив, что она удачно дополнит его собрание.
   Тереза присоединилась к джентльменам, одобрительно отозвавшись о картине.
   Потом, взглянув на Гарри, она молвила:
   — Мне бы хотелось выйти на воздух. Погода хорошая, и мне просто не терпится посмотреть на лошадей, которыми папа так восторгался.
   — Я присоединюсь к вам позже, — заявил сэр Хьюберт, — сейчас нам с маркизом необходимо обсудить кое-какие планы; так что вы, молодые, отправляйтесь в путь вдвоем.
   — Лошади у парадного входа, — сказал Гарри, — но на случай, если вы, Тереза, измените свое мнение, я велел привести для вас также другую лошадь, на которой ваша поездка будет более приятной.
   — Я прекрасно понимаю, о чем вы хотите сказать таким несколько витиеватым способом! — парировала Тереза. — Но как дама, я настаиваю на своем праве выбора лошади.
   Гарри безнадежно махнул рукой, как бы давая понять, что с ее упрямством ему попросту не справиться.
   Лошади, прибывшие с торгов, вне всякого сомнения, были бесподобны, и стоило Терезе лишь мельком взглянуть на красавицу, выбранную для нее Гарри, как она тут же по достоинству оценила и ее саму, и школу, которую та прошла.
   Она была не такая ретивая, как стоявшие рядом жеребцы, которых грумы едва могли удержать на месте.
   Тереза остановила свой выбор на отчаянно брыкающемся жеребце.
   Несмотря на возмущенный ропот Гарри, девушка все-таки уговорила его помочь ей забраться в седло.
   Она села поудобнее, взяла поводья и приготовилась к предстоящей схватке с оказавшимся под ней конем.
   В эту минуту и Гарри уже был вовлечен в поединок.
   Как она и предполагала, он оказался хорошим наездником — ему потребовалось совсем немного времени, чтобы заставить коня слушаться.
   Они направились в парк, хотя конь Терезы все еще брыкался, не желая поступаться независимостью.
   Часом позже, когда они уже отъехали на некоторое расстояние от дворца, Гарри признался:
   — Никогда еще не видел ни одной женщины, которая бы так мастерски ездила верхом. Поздравляю вас!
   — Премного благодарна вам, сэр! — с шутливой кротостью произнесла Тереза.
   — Нет, нет, я серьезно, — уверял ее Гарри. — Как вам удается управлять столь беспокойным созданием и при этом производить впечатление невесомости, будто порывом ветра может вас, унести как пушинку?
   — Звучит очень поэтично. Не раз мне приходилось объяснять отцу, что я в самом деле похожа на маму, но мужской склад ума унаследовала от него, так же как и его упорство. Только по нелепой случайности я не родилась мальчиком, и теперь мне приходится прилагать усилия, дабы убедить отца, что я в состоянии помогать ему в работе. — И она тяжело вздохнула.
   — Вы действительно этого хотите? — удивился Гарри. — Вот уж никогда бы не подумал, что женщина, тем более столь очаровательная, может интересоваться такими серьезными делами.
   — Мне уже немало известно о судах, грузах и маршрутах плавания, — заявила Тереза, — и я намерена глубже вникнуть в эти вопросы. Это так увлекательно!
   — Но почему? — недоумевал Гарри. — Если быть откровенным до конца, то я не считаю подобное замятие подходящим для женщины.
   Они продолжали обсуждать эту тему, и когда возвращались во дворец, споря и пикируясь друг с другом.
   Тереза поднималась наверх, чтобы немного отдохнуть и переодеться. Она мысленно продолжала спорить со своим спутником, зная, что никогда не изменит своей точки зрения.
   А впрочем, ей удалось в какой-то степени доказать Гарри свою правоту.
   Переодевшись, девушка поторопилась спуститься вниз, чтобы увидеть как можно больше в этом необъятном, великолепном доме.
   Вчетвером они переходили из комнаты в комнату, и маркиз просто сгорал от желания показать им свои сокровища. При этом он неизменно отмечал роль сэра Хьюберта, давая понять, что лишь благодаря ему Стоук Пэлэс выглядит сейчас столь величественно.
   За обедом Тереза решила сменить тему разговора.
   Ей хотелось обсудить сооружение скакового круга и барьеры для прыжков, установленные там отцом.
   Когда сэр Хьюберт сообщил, какая у них высота, Гарри даже растерялся.
   — Полагаю, они слишком недоступны для женщины, давайте лучше завтра устроим обыкновенные скачки без препятствий.
   Сэр Хьюберт улыбнулся.
   — Я думал, вы поняли сегодня, когда поехали кататься верхом, что Тереза — дочь своего отца, как говорится, яблоко от яблони недалеко падает, а я, да будет вам известно, еще никогда не сталкивался с преградой, которую не смог бы преодолеть,
   — Однако я действительно думаю… — стал оправдываться Гарри, но тут заметил, что Тереза смеется над ним.
   — Хорошо, хорошо, ваша взяла! — сдался наконец он. — Но под свою ответственность и, если вы упадете, винить, кроме себя, вам будет некого!
   — Я буду винить только себя, — согласилась Тереза, — а вам придется рано или поздно признать: мужчины не столько превосходят нас, сколько им просто нравится в это верить.
   — Все несчастья от женщин! — парировал Гарри. — Они вторгаются в то, что является по самой своей сути прерогативой мужчин. Мы не успеем опомниться, как появятся женщины-жокеи и, вполне вероятно, женщины — солдаты и моряки.
   Он засмеялся над своей шуткой, но Тереза охладила его пыл.
   — Странно, — молвила она, — получается, правда состоит в том, что вы, как любой мужчина, просто боитесь, что мы окажемся не только равными вам, но и превзойдем вас, если представится случай доказать вам это.
   Трое мужчин дружно рассмеялись над ее словами, но девушка стояла на своем.
   — Что ж, подождем немного, но я уверена, в один прекрасный день вы обнаружите — женщины могут управлять миром, точно так же как и мужчины.
   — Они и впрямь управляли им тысячу лет со своих подушек, — отразил ее выпад маркиз, — и так будет всегда, но не более того.
   Они еще долго обсуждали этот вопрос, находя его весьма забавным, пока наконец сэр Хыоберт не предложил отойти ко сну.
   Поднимаясь по лестнице рядом с Терезой, он сказал ей почти шепотом, чтобы никто не мог услышать:
   — Ты была великолепна, моя драгоценная дочурка!
   Она поцеловала отца и пожелала ему доброй ночи.
   Прежде чем уснуть, она оценила прошедший день как один из самых приятных в своей жизни.
   Больше того — ей понравился Гарри.
   Теперь она могла понять ужас маркиза при мысли о его женитьбе на актрисе.
   Ведь у него с той женщиной действительно не так уж много общего.
   Тереза убедилась — Гарри Лэнбоурн достоин похвал, расточаемых ему герцогом Веллингтоном.
   Он мог стать хорошим командиром и использовать в борьбе с врагом не только пушки, но и свой ум.
   Он в состоянии много делать для своей страны и в мирное время, и для него было бы нелепо растрачивать себя на созерцание жены в очередной ее роли на театральной сцене.
   Он должен направить свои знания на изменение и совершенствование законов Англии на заседаниях парламента.
   Порядком уставшая от размышлений, но довольная прошедшим днем, Тереза мирно уснула.
   Она пробудилась рано и тотчас привела себя в порядок, чтобы поездить с Гарри верхом до завтрака.
   Сэр Хьюберт после ужина предупредил их, что желал бы поберечь силы для дневных скачек.
   Солнце уже поднялось довольно высоко, когда Тереза и Гарри отправились на прогулку.
   Все вокруг казалось ей обворожительным — золотистые головки первых весенних цветов, птицы, щебечущие среди зеленых листьев…
   Она оглянулась и посмотрела на дом.
   Его красота словно добавила новые яркие оттенки в те ощущения, которые она испытывала сейчас, во время верховой езды.
   Все в ней трепетало от внутреннего возбуждения, и Тереза вынуждена была признаться себе, что оно вызвано беседой с Гарри, вернее, той словесной дуэлью, которую они веди не переставая.
   Они вернулись к завтраку, и каждый из них гордился достигнутым результатом, хотя из этого поединка никто так и не вышел победителем.
   Весь следующий день оказался не менее интересным.
   К несказанному восторгу Терезы, отец выиграл скачки с препятствиями.
   Что касается ее самой, то пришлось признать, что оба всадника превзошли ее в скорости, но с минимальным результатом — ее конь уступил им всего на полкорпуса.
   Сэр Хьюберт не скрывал своего удовлетворения.
   — Вы победили меня, сэр Хьюберт. — В голосе молодого человека слышалось искреннее уважение.
   — Исключительно благодаря большему опыту, мой мальчик. Опыт необходим во всем, чем бы мы ни занимались: не важно, скачем ли мы верхом, или ведем торговые дела, или готовим план наступления на врага.
   — Вы правы, — сказал Гарри. — Теперь мне понятно, откуда у вашей дочери такие знания и опыт, не говоря уже о складе ее ума.
   — Мне нравятся подобные похвалы, — улыбнулся сэр Хьюберт.
   — Жаль только, я не смогла обставить вас обоих, — заявила Тереза, — но непременно сделаю это в следующий раз. Вот увидите, так и будет!
   Мужчин рассмешила категоричность, с которой она произнесла эту угрозу, и они поддразнивали девушку, пока ехали обратно домой.
   Переодеваясь к обеду, Тереза вдруг вспомнила, что должно было произойти вечером этого дня.
   А между тем маркиз беседовал с ее отцом.
   — Всё складывается как нельзя лучше. Ах, если б мы могли себе позволить подождать еще немного! Но по словам Чарлза Грэма, Гарри может завтра вернуться в Лондон.
   — И я думал о том же, — признался сэр Хьюберт.
   — Впрочем, еще до отъезда из Лондона я договорился, — продолжал маркиз, — о приезде актера, который сыграет роль священника. Я пообещал ему хорошие деньги и, разумеется, предоставил свою карету, дабы он мог легко добраться сюда.
   — Если он актер, вы допустили ошибку, ведь Гарри нельзя видеть его, — заметил сэр Хьюберт. — Все провалится, если он его узнает.
   — Думаю, это маловероятно. Мне стоило большого труда заполучить человека, которому можно довериться. К тому же я заручился его молчанием обо всем, что он увидит, посулив ему щедрое вознаграждение.
   Сэр Хьюберт тяжело вздохнул.
   — Нам было так хорошо здесь всем вместе, жаль, что мы не можем отказаться от задуманного.
   Маркиз обвел взглядом комнату.
   — Вы можете представить, как этим домом и всем имением управляет женщина, чьей единственной претензией на значимость является ее привлекательность в огнях рампы?
   — Полагаю, Камилла Клайд хорошая актриса, — отметил сэр Хьюберт.
   — Она всего лишь подобно попугаю воспроизводит заученные слова, которые были написаны кем-то, намного более талантливым и умным, чем она! — раздраженно бросил маркиз.
   — Вы правы, безусловно, вы правы, — согласился сэр Хьюберт, — и поскольку мы обязаны спасти Гарри, я, так же как и вы, полагаю — это единственно возможный путь к его спасению.
   — На сегодня я не могу придумать ничего лучшего, — сказал маркиз, — а в понедельник, возможно, будет слишком поздно.
   — Да, конечно, — кивнул сэр Хьюберт.
   Тереза уже была одета к обеду, когда отец постучал в дверь ее комнаты. Ему открыла горничная.
   — Я подумал, что ты уже готова, моя дорогая, и зашел поговорить с тобой наедине.
   Горничная, помогавшая Терезе, поспешно вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
   — Что… случилось? — встревоженно спросила девушка.
   — Ничего не случилось… пока, но согласно нашему плану маркиз подобрал актера для исполнения обряда венчания и позаботился обо всем до мельчайших деталей.
   Тереза молча слушала, и сэр Хьюберт продолжал:
   — Он даже достал разрешение на брак, без которого бракосочетание не может считаться юридически законным.
   Тереза понимала, насколько все эти предосторожности существенны.
   Когда Гарри узнает, в какую ловушку его заманили, он может обвинить организаторов венчания в его незаконности.
   Если он пойдет дальше, угрожая передать дело в суд, маркизу ничего не останется, как признать фальсификацию.
   Все это породит неимоверные сплетни, переходящие в грандиозный скандал.
   Словно читая ее мысли, сэр Хьюберт промолвил:
   — Нам необходимо убедить Гарри (и мне жаль, дорогая, но именно тебе предстоит взять на себя основную миссию), будто все произошло абсолютно законно, — и добавил не очень уверенно: — Он может разозлиться на нас за обман, но при этом сочтет бессмысленным объяснять все Камилле Клайд.
   Помолчав немного, он произнес, словно взвешивая каждое слово:
   — По всей вероятности, если только я не ошибаюсь, он примет ситуацию такой, какая она есть, и после того как мы будем окончательно уверены, что от его увлечения той женщиной не осталось и следа и Гарри готов забыть ее, скажем ему правду.
   — А ты… не думаешь, папа, — нерешительно сказала Тереза, — что следовало бы… поговорить с ним… и попытаться объяснить ему, как… жестоко он обидит и огорчит дядю Мориса… Может, Гарри… откажется от своих планов… по собственной воле?..
   Сэр Хьюберт задумался на миг.
   — Он мог бы так поступить. Но точно так же он может и разозлиться за вмешательство в его личную жизнь. Тогда он незамедлительно отправится в Лондон и женится там на ней, лишь бы только доказать себе, что он достаточно взрослый и самостоятельный мужчина, способный решать за себя сам и строить собственное будущее без чьего бы то ни было вмешательства.
   Так как почти все время с момента их приезда в Стоук Пэлэс Тереза проводила в обществе Гарри, у нее была возможность убедиться в его независимом и твердом характере, а потому подобное развитие событий казалось ей вполне вероятным.
   Именно своим характером Гарри напоминал ей отца.
   Было бы трудно, а то и вовсе невозможно повлиять на него, если уж он принял какое-то решение.
   Она невольно вдохнула.
   — Полагаю… ты прав, папа, и, значит… нам… ничего не остается, как только продолжать задуманное… но мне так не нравится все это!
   — Мне тоже, дорогая, — признался сэр Хьюберт, — однако мы не можем оставить маркиза без поддержки в трудную минуту.
   — Нет, безусловно, нет, — подхватила Тереза. — Он любит Гарри и этот великолепный дом.
   — А я люблю тебя, моя милая девочка! И никогда не вовлек бы тебя в эту историю, не будь я уверен, что маркиз просто не сможет вынести, если все, над чем он работал и ради чего боролся в течение последних лет, падет к ногам никчемной женщины, не способной даже оценить подобную жертву.
   — Но почему Гарри не в состоянии это понять?
   — Мужчины — странные существа, — пытался объяснить ей отец, — и какими бы сильными они ни казались, неглупая женщина легко обведет их вокруг пальца и заставит делать такие вещи, которые потом вызовут у них стыд и сожаление.
   Сэр Хьюберт с обожанием посмотрел на дочь, подумав при этом: немыслимо, чтобы мужчина, особенно если он так долго пробыл вдали от Англии, не влюбился в Терезу с первого взгляда.
   И не только из-за ее огромных глаз и красивого личика, обрамленного золотистыми волосами.
   Было в этой девушке еще что-то неуловимое, что отличало ее от ровесниц и придавало ее облику удивительную неповторимость.
   Едва ли кто-то из молодых джентльменов, которых она еще встретит в высшем свете, сможет устоять перед ее притягательностью.
   — Никто никогда не должен ничего узнать, — неожиданно резко произнес он. — Слухи о твоем участии в столь отвратительной истории могут губительно сказаться на твоей репутации.
   Тереза ласково потрепала отца по руке.
   — Не волнуйся, папа. Надеюсь, Гарри осознает происходящее и поймет — иначе просто быть не может, — все, что вы с дядей Морисом сделали, диктовалось исключительно любовью к нему.
   И вдруг она добавила:
   — Мне кажется, ему не хватает материнского тепла, несмотря на то что дядя Морис всегда чрезвычайно добр к нему. У него не было родителей или хотя бы одного из них, как у меня.
   Сэра Хьюберта до глубины души тронули слова дочери, он нагнулся и поцеловал ее в щеку.
   — Актер, вероятно, вот-вот подъедет, и мы начнем церемонию. А после этого никогда больше не будем ни упоминать, ни обсуждать случившееся.
   О, сколь мучительна была для ее отца эта необходимость обманывать юношу, которого он так искренне любил!
   Но, так же как и маркиз, он оказался не в состоянии придумать ничего другого, дабы предотвратить брак, способный причинить молодому человеку горе и разрушить его будущее.
   Когда отец вышел из комнаты, Тереза посмотрела на себя в зеркало.
   На ней было платье из тончайшего белого муслина, предназначенное для одного из балов сезона.
   По всему подолу и по линии декольте его украшали маленькие шелковые цветы и блестки.
   Серебристые ленты, скрещиваясь под грудью, плавно спадали вдоль талии вниз, почти до самого пола.
   Блестки переливались при каждом ее движении.
   На голову Тереза надела венок из шелковых роз в россыпях блесток.
   Юная и прекрасная, она казалась богиней весны, вступающей в мир вместе с первыми лучами солнца.
   Спускаясь по лестнице, Тереза гадала, понравится ли она Гарри, но потом решила, что все его мысли заняты той, другой — с рыжими волосами.
   Актрисой, ожидавшей его в Лондоне.
   Сэр Хьюберт о чем-то спросил маркиза, но она не расслышала вопроса.
   Тот вместо ответа только покачал головой. Видимо, актер, на которого они рассчитывали, еще не прибыл.
   Для них это могло обернуться катастрофой.
   Тереза мечтала о завтрашней верховой прогулке с Гарри и мысленно умоляла его не презирать ее за участие во всем этом.

Глава 5

   Обед подошел к концу, и все смеялись над какой-то шуткой сэра Хьюберта.
   В эту минуту к маркизу подошел дворецкий и вручил его светлости записку. Маркиз прочитал ее и кивнул головой.
   Тереза догадалась о приезде актера, и сердце ее отчаянно забилось.
   Она поняла, что ее догадка верна, когда маркиз произнес:
   — Прежде чем мы вернемся в гостиную, я хотел бы предложить вам особое угощение.
   — Какое же? — поинтересовался сэр Хьюберт.
   — Его Величество подарил мне бутылку собственного портвейна как раз перед самым моим отъездом из Лондона, — пояснил маркиз. — Он утверждает, будто лучшего вина никогда не пил. Мы должны попробовать его и сообщить Его Величеству, прав он или не прав.
   Все рассмеялись над этим заявлением — ведь король никогда, ни при каких обстоятельствах не признавал свою неправоту.
   Маркиз подошел к буфету, на котором стоял графин с перелитым в него портвейном. Он наполнил четыре бокала.
   Тереза догадалась, что именно сейчас он добавил в бокал Гарри две капли снадобья.
   Маркиз поставил перед каждым бокал с вином.
   — Итак, за что мы будем пить? — спросил он.
   — Давайте поднимем этот тост не за человека, а за Стоук Пэлэс, — предложила Тереза, — я знаю, вы с отцом часто пьете за его процветание, и год от года дядя Морис делает его еще прекраснее.
   Маркиз вскинул свой бокал.
   — За Стоук Пэлэс! И пить до дна!
   Терезе он налил совсем чуть-чуть, буквально на один глоток.
   Ее отец и Гарри осушили свои бокалы, и она почувствовала, будто в комнате внезапно воцарилась мертвая тишина.
   Не только они — казалось, и сам дом замер в ожидании.
   Сделав над собой усилие, маркиз продолжал разговор о дворце и о задуманных им преобразованиях, уже начатых в саду, но постепенно голос его стих.
   И сэр Хьюберт, и Тереза поняли — наркотическое снадобье подействовало на Гарри.
   Молодой человек сидел на стуле ровно, как и на протяжении всего обеда, но взгляд его стал отсутствующим.
   Он смотрел куда-то прямо перед собой, не поворачиваясь к дяде, ни когда тот говорил, ни даже когда шутил.