Грум вел его последним, и тут по какой-то ведомой лишь ему одному причине жеребец воспротивился чужой воле.
   Он вставал на дыбы и взбрыкивал, решительно намереваясь выбросить Терезу из седла, и почти преуспел в этом, но ценой неимоверных усилий ей удалось совладать с ним, и в конце концов они присоединились к остальным обитателям конюшни.
   Таким образом они продемонстрировали себя Гарри и вызвали одобрительные возгласы конюхов.
   Лошадей отвели назад в конюшню, а Гарри возвратился в кровать. Он бы крайне утомлен.
   Нянюшка сама помогла ему раздеться, отослав всех из комнаты.
   — Как все мужчины, — проворчала она, — его светлость хочет слишком много и все сразу, теперь-то вам надо оставить его в покое.
   Гарри не беспокоили до следующего дня, когда он, отдохнув, опять встал.
   Он явно чувствовал себя лучше и настоял на прогулке по всем комнатам первого этажа: действительно ли они теперь напоминают то время, когда жива была его мать?
   Этой ночью, пытаясь уснуть, Тереза вспоминала их дневные разговоры.
   И опять измучила себя мыслью, что Гарри начнет собираться в Лондон к Камилле Клайд, как только наберется сил.
   Слезы сами текли по щекам, хоть она и убеждала себя в их бесполезности.
   Наконец она погрузилась в неспокойный сон.
   Ей снился Гарри; он собирался в дорогу и, несмотря на ее мольбы остаться, продолжай готовиться к отъезду.
   Она в страхе проснулась и с облегчением вздохнула, поняв, что это лишь сон.
   «Как можно быть такой глупой?» — недоумевала она.
   И вновь стала вспоминать, как красив был Гарри, любуясь своими лошадьми, и какую бесподобную они вели беседу.
   Слезы снова подступили к глазам. Комната казалось душной и жаркой. Она слезла с кровати, отдернула шторы и открыла окно.
   Выглянув в сад, она увидела свет в одной из комнат внизу, видимо, в гостиной.
   Она вспомнила, что заходила туда перед сном за книгой, чтобы продолжать чтение в спальне.
   «Видимо, я забыла потушить свечу», подумала она, устыдившись своей небрежности. Ведь слуги к тому времени все разошлись по своим комнатам, а значит, свеча могла гореть всю ночь и, хоть это и было маловероятно, вызвать пожар.
   Она надела симпатичный халатик из голубой шерстяной ткани, отделанный кантом по воротнику и манжетам. Застегнула небольшие жемчужные пуговицы от шеи до самого подола и шагнула к двери.
   У себя за спиной она обнаружила Руфуса.
   — Сидеть! Жди меня, хороший пес! — приказала ему Тереза, решив, что если он увяжется за ней, то может своим лаем разбудить Гарри.
   Руфус послушно сел, но, когда девушка вышла за дверь, тихонько заскулил.
   — Я вернусь через одну-две минуты, — прошептала она ему.
   В коридоре всегда оставляли несколько горящих светильников.
   В холле тоже горел светильник у парадного входа.
   Она открыла дверь в гостиную, но, пройдя несколько шагов, остановилась как вкопанная.
   Двое незнакомцев пытались снять картину, висевшую над камином.
   Тереза невольно вскрикнула, и они обернулись.
   Их лица были прикрыты платками по самые глаза.
   — Что… вы тут делаете… Вы… не имеете… права… — возмутилась она, но кто-то, подкравшись сзади, затянул ей рот повязкой.
   Видимо, в комнате оказался еще один человек.
   Она стала сопротивляться, и двое остальных бросились на помощь сообщнику.
   Не успела Тереза понять, в чем дело, как оказалась связанной по рукам и ногам.
   Потом двое подхватили ее, отнесли к дивану и грубо швырнули на него. Тереза в ужасе смотрела на них. Тряпка, которой они зажали ей рот, давила на губы.
   Кто-то стащил со спинки дивана расшитое шелком китайское покрывало и накинул на девушку.
   Она была лишена возможности двигаться, издать хоть какой-нибудь звук, а теперь, оказавшись в полной темноте, она к тому же не могла ничего видеть.
   — Это утихомирит ее. — Один из грабителей впервые заговорил вслух.
   Голос у него был грубый, а выговор свидетельствовал о том, что он не деревни.
   — Все равно лучше поспешите, — посоветовал второй. — Да захватите коробки из шкафа.
   Терезе хотелось закричать от отчаяния, когда она догадалась, что этот тип имеет в виду очаровательную коллекцию табакерок, выставленную в стеклянной витрине шкафа в противоположном конце гостиной.
   Еще сегодня вечером она рассматривала их, когда со шкафа убрали чехол.
   — Они были гордостью и радостью для ее светлости, — сказал ей Доусон.
   Тереза также понимала их ценность.
   На одних были изящные миниатюры с изображением королевских особ, живших несколько столетий назад, обрамленные бриллиантами и жемчугом, другие покрывала эмаль, нанесенная рукой мастера.
   Как можно позволить этим людям украсть из дома столь бесценные вещи?! Ведь и Гарри должен любить их уже за то, что их собирала его мама.
   «Надо спасти коллекцию, но как это сделать?» — думала она, прекрасно сознавая свою беспомощность. И тут она вспомнила, как им с Гарри удавалось читать мысли друг друга, когда они спорили.
   Бывало, во время очередной словесной баталии он вдруг говорил:
   — Знаю, о чем вы подумали, и прежде чем вы произнесете свои мысли вслух, я скажу, до чего же вы не правы и еще раз не правы.
   Она только смеялась. Но и она частенько угадывала, какие доводы Гарри собирался противопоставить ей, прежде чем он облекал свои мысли в слова.
   «Если б он сейчас думал обо мне!..» — мечтала она.
   Возможно, в этом случае можно было бы предупредить его о происходящем сейчас в гостиной его матери.
   «Проснись же! Ну, просыпайся, — мысленно взывала она к нему. — Спасай… то, что тебе дорого… скорее приходи… ты так нужен».
   Казалось, она физически ощущала, как ее мысли словно крошечные пташки летят из гостиной в спальню Гарри.
   Хоть бы эти птахи разбудили его!
   Ей на память пришли рассказы отца о жителях Индии и других восточных стран, предпочитающих передачу мыслей на расстояние любому другому виду связи.
   Однажды во время очередной поездки отца проводник, отвечавший за его багаж, сказал, что ему необходимо срочно попасть домой.
   «Что случилось?» — спросил сэр Хьюберт. «Мой отец при смерти, утром его не станет, меня ждут дома». «Откуда вы знаете?» Сэр Хьюберт был удивлен, ведь дом этого проводника находился в тех местах, откуда они начали свой путь, а они преодолели к тому времени немалое расстояние. «Я слышу их мысли», — ответил проводник. Сэр Хьюберт решил, что проводник все выдумывает, и не позволил ему сразу же вернуться домой, но обещал отпустить его дня через три, а то и два. Проводник не ослушался, но мрачно покачал головой и сказал: «Тогда будет уже слишком поздно».
   — И действительно было слишком поздно? — спросила Тереза.
   — Да, все так и случилось, — ответил сэр Хьюберт. — Отец проводника умер в то самое время, какое он назвал. Мне оставалось только просить прощения у человека, которому я не поверил.
   — Передача мыслей на расстояние, — медленно произнесла Тереза, стараясь тогда понять и разобраться в этом.
   — У коренных жителей Индии все происходит вполне естественно, и жаль, что мы не пытаемся подражать им. — Он улыбнулся и добавил: — Ведь тогда мы избавились бы от множества неприятностей и сэкономили много денег!
   Теперь Тереза вспоминала тот разговор с отцом и продолжала мысленно звать Гарри, с отчаянием прислушиваясь к тому, как воры снимают еще одну картину со стены.
   Та, что висела над камином, принадлежала кисти Ван Дейка; каждый раз, входя в комнату, девушка не могла отвести от нее восхищенного взгляда.
   Теперь же они снимали со стены бесподобные цветы Амброзиуса Бос-харта; для Гарри станет ужасной катастрофой потеря этой картины — кто-то из слуг рассказывал ей, как графиня любила цветы.
   Она не только заполняла весь дом и оранжереи цветами, но и собирала картины с изображением цветов.
   «О Гарри… спасай картины! Услышь меня и, хотя ты еще очень слаб, спускайся вниз!»
   Гарри чувствовал страшную усталость, когда поднимался наверх после парада лошадей, но у него было достаточно времени для отдыха, и вообще с каждым часом он становится все крепче.
   Вероятно, ему понадобится всего несколько дней для выздоровления, чтобы он смог вернуться в Лондон и найти там Камиллу Клайд.
   Подумав об этом, она ощутила, будто ледяная рука сжимает ей сердце, и хотелось кричать от боли.
   Наверняка случившееся заставит его остаться в поместье.
   Его дом подвергся разбойному нападению, а комната, с такой любовью обставленная его матерью, потеряла свой облик!
   Мужчина, который собирал табакерки, видимо, присоединился к остальным — Тереза расслышала его слова:
   — Мы здорово заработаем на этих вещичках, и чем скорее уберемся отсюда и окажемся в Лондоне, тем лучше.
   — Ты, кажись, прав, — хмыкнул другой грабитель, — думаю, стоит взять еще парочку картин, старику Исааку они понравятся.
   Кто-то довольно хихикнул.
   — Еще бы! Ведь твой старик Исаак поимеет на этом кругленькую сумму!
   — Не просто кругленькую… — резюмировал третий. — Поторапливайтесь!
   Они собирались было пройти мимо Терезы, когда вдруг она услышала звук открывающейся двери и гневный голос Гарри:
   — Что, черт возьми, здесь происходит?
   Наверное, воры остановились как вкопанные где-то около дивана.
   В ее голове молнией промелькнула мысль, что Гарри может быть безоружен и тогда они разделаются с ним так же легко, как и с ней.
   Она уже силилась как-нибудь закричать, предупредить его об опасности, когда раздался его грозный окрик:
   — Руки вверх!
   Окрик относился, видимо, к одному из грабителей, пытавшемуся вытащить из-за пояса оружие.
   Девушка все еще дрожала от страха — ведь Гарри один против троих, но тут он обратился к кому-то:
   — Свяжите их. И она почувствована облегчение, расслышав шаги где-то позади него.
   И тогда, собрав все свои силы, Тереза сумела перевернуться на бок. Китайское покрывало сползло с лица, и она могла теперь видеть происходящее в комнате.
   Как она поняла, перед ней с поднятыми над головой руками стояли два вора, которые занимались картинами.
   Третий, стоявший немного поодаль, держал в одной руке огромный мешок, другая была задрана вверх.
   В мешке, должно быть, лежали украденные им из шкафа табакерки.
   Лицом к ним почти в самом проеме двери стоял Гарри.
   Двое лакеев с веревкой в руках направились к похитителям картин.
   В этот миг человек с мешком рванулся к большому окну, настежь открытому ворами, и фактически достиг его, все еще сжимая руке мешок.
   Гарри выстрелил.
   Пуля попала грабителю в руку выше локтя.
   Он издал вопль, выронил мешок и растянулся на полу, крепко стиснув свою руку.
   Похоже, Гарри предусмотрел все: он направился к другим соумышленникам, которых как раз связывали лакеи, чтобы вытащить у одного пистолет, у другого длинный сверкающий нож. От одного его вида Тереза задрожала.
   Проявив столь разумную предосторожность, Гарри отвернулся от них и увидел Терезу, лежащую на диване. Секунду Гарри только смотрел на нее. Потом быстро подошел и развязал повязку, стягивавшую ей рот.
   Тереза смогла наконец свободно вдохнуть.
   — С вами все в порядке, вы не ранены? — спросил он с беспокойством в голосе.
   — Нет, они только связали меня, — ответила Тереза, — Я отчаянно пыталась… сообщить вам о происходящем здесь… и вот вы… появились. Как вы узнали… что нужны здесь?..
   Гарри улыбнулся.
   — Я услышал вас.
   Он переключил внимание на связанных грабителей, которым завели руки за спину.
   Оба лакея с горящими от волнения глазами ожидали новых приказаний.
   — Уберите этих двоих, — велел Гарри, — и заприте их в буфетной или в любом другом месте, откуда им не убежать, до приезда полиции. Потом возвращайтесь, и я скажу вам, что делать с этим.
   Он подумал и добавил, глядя на раненого разбойника, корчившегося от боли в руке, из которой текла кровь:
   — Разбудите кого-нибудь, кто сходит за доктором, и нянюшку. Сообщите ей, что у нее опять появился раненый, требующий ухода.
   — Не очень-то она обрадуется такому больному, — заметил лакей.
   — Знаю, знаю, — согласился Гарри, — но едва ли мы можем позволить человеку, пусть и такому скверному, истечь кровью. Положите его на лежанку в лакейской и смотрите, чтобы он ничего не натворил там,
   Лакеи, выслушав все распоряжения, повели двоих грабителей прочь из комнаты.
   Тереза слышала их удалявшиеся шаги.
   Вряд ли в их жизни происходило более захватывающее событие, и, похоже, они сейчас испытывали какое-то нервное ликование.
   Гарри вернулся к ней и начал освобождать от пут.
   Девушка пошевелила пальцами, чтобы восстановить циркуляцию крови.
   — Как все произошло? — спросил Гарри. — И что вы делали здесь, внизу, среди ночи?
   — Я заметила из своего окна… свет… в гостиной и… подумала, что это я… должно быть… забыла погасить свечу.
   В эту минуту Тереза вновь ощутила тот ужас, который объял ее при виде грабителей.
   — Я так боялась, — продолжала она свой рассказ, — а вдруг им удастся уйти с картинами и коллекцией табакерок вашей мамы прежде, чем кто-нибудь остановит их? Неужели мои молитвы были услышаны, и вы появились вовремя?!
   Гарри улыбнулся.
   — Должен признаться — нам следует поблагодарить Руфуса.
   Тереза от удивления широко раскрыла глаза.
   — Руфуса?
   — Он скулил, словно чувствуя, что вы в опасности, и когда он разбудил меня, я понял — происходит нечто гадкое.
   — Я не взяла его с собой вниз, чтобы он не разбудил вас, — объяснила Тереза.
   — И хорошо сделали, иначе они могли бы его убить.
   Девушка испуганно вскрикнула.
   — Ваш пес проявил завидную сообразительность, разбудив меня, и тут я услышал или, скорее, почувствовал, что вы нуждаетесь во мне.
   — Я пыталась передать вам свои мысли на расстояние, как, по рассказам папы, делают в Индии.
   — А я понял — творится нечто ужасное, поэтому и захватил с собой револьвер.
   — И спасли ваши сокровища, — подытожила Тереза.
   Гарри развязал веревку на ее лодыжках, и она спустила ноги на пол.
   — Мне было… так страшно… — промолвила она. — А теперь вы… достойны еще одной награды… Медали по крайней мере.
   — Полагаю, она должна принадлежать вам.
   Когда Гарри произносил эти слова,
   Терезе показалось, будто он пытается сказать ей что-то еще…
   Но тут в дверном проеме внезапно появилась нянюшка в халате, придававшем ей несколько необычный вид, и с аккуратным пучком волос на затылке.
   И Терезе на миг почудилось, что они с Гарри маленькие дети и нянюшка всем своим видом показывает, как она сердится за их проступок, из-за которого произошли неприятности.
   — Сию минуту объясните мне, ваша светлость, что тут происходит и почему вы не в постели?
   — Я всего лишь спасаю мой дом от дерзкого ограбления, нянюшка. Воры вполне могли выкрасть и мисс Терезу вместе с картинами.
   — Бот бы не подумала, что такое может здесь произойти! — сокрушалась нянюшка. — Мне всегда казалось, дом охраняется как положено.
   — И мне тоже, — признался Гарри, направляясь через комнату к стонавшему человеку.
   — Он что — один из тех грабителей? — спросила нянюшка.
   — Осторожнее, — крикнула Тереза, — не повредите табакерки, они у него в мешке,
   Гарри, по-видимому, и сам догадался об этом, поднял мешок и оттащил его подальше. Но мешок оказался тяжелее, чем можно было предположить, и Гарри пошатнулся под его тяжестью.
   — А теперь отправляйтесь назад в постель, ваше сиятельство, — решительно потребовала нянюшка, — иначе опять сляжете с лихорадкой.
   Гарри приставил мешок к стене и примирительно сказал:
   — Хорошо, хорошо, нянюшка. Я послал за доктором и велел положить этого человека на лежанку в лакейской.
   — По мне, так чересчур хорошее место для него, коли хотите знать. По все же, думаю я, мы не можем позволить ему умереть, как он того заслуживает.
   Грабитель между тем простонал:
   — Помогите… помогите… мне больно!
   — Подожди-ка своей очереди! Тебе еще повезло, что кто-то заботится о таком жуке, как ты.
   Нянюшка и его ругала, словно нашкодившего малого ребенка.
   Терезе стало смешно, да и в глазах Гарри мелькнул озорной огонек.
   Он обнял девушку.
   — Думаю и вам, и мне, лучше вернуться в постель. Мы можем положиться на богатый опыт нянюшки и, конечно же, должны поступать так, как нам велят.
   — Само собой разумеется, мы должны ее слушаться, — сквозь смех согласилась Тереза.
   Когда они вышли в коридор, Тереза заметила, что Гарри слегка пошатывает.
   — Для вас это было уже слишком, — сказала она. — Держитесь за меня, я помогу вам подняться.
   — А я-то собирался помогать вам.
   — Вы и так спасли меня, и это единственное, что имеет сейчас значение.
   Они уже добрались до лестницы, и Гарри ухватился за перила, словно за спасательный круг.
   — Положите руку мне на плечо, — предложила Тереза, — и оставьте свою гордыню; вы очень утомились за день, к тому же ночное происшествие явно не прибавило вам сил.
   — По правде говоря, это вам следовало бы плакать на моем плече, а мне вас успокаивать. — Гарри поднимался по лестнице, с трудом переводя дыхание.
   — Я так и поступлю, когда вы почувствуете себя лучше, — пообещала Тереза, — но сейчас я не могу быть кроткой и слабой женщиной, какой вы хотите меня видеть.
   Гарри хмыкнул.
   Они молча шли по коридору. Дойдя до спальни Терезы, услышали, как лает и царапается Руфус.
   — Я запер его, — тихо промолвил Гарри, — на тот случай, если бы, как я и подозревал, внизу оказались грабители, чтобы он не рванулся к ним.
   — Уверена, так бы он и сделал, ведь они напали на меня. Руфус — очень храбрый пес.
   — И у него очень храбрая хозяйка, — заметил Гарри.
   Они остановились у его спальни. Тереза открыла дверь и обратила внимание на зажженную свечу у изголовья кровати.
   — Скорее всего нянюшка поднимется посмотреть, выполнено ли ее требование, — сказала девушка. — Ложитесь-ка лучше поскорее в постель.
   — И вам стоит поступить так же. Благодарю за спасение дорогих моему сердцу вещей. И опять вы мне дани повод чувствовать себя обязанным вам.
   — Мы поговорим обо всем завтра.
   Тереза смотрела, как он, немного пошатываясь, подошел к кровати.
   Потом она закрыла дверь и побежала к себе.
   Там Руфус уже готов был высадить дверь.
   Она схватила его на руки, и он радостно завилял хвостом.
   — Все хорошо, все хорошо. Ты спас меня, умный мой пес. Это ты разбудил графа, и на самом деле это ты сберег картины и табакерки, — приговаривала Тереза, сжимая своего любимца в объятиях.
   Потом она отпустила его и, сняв халат, забралась в постель, куда вслед за ней запрыгнул Руфус, чтобы улечься подле нее.
   «Всегда происходит то, чего меньше всего ожидаешь, а Гарри услышал меня, потому что я этого очень хотела, и это так замечательно и удивительно».
   Она мысленно позвала Гарри, и он ее понял.
   Она стала думать, что еще несколько дней после случившегося он, конечно, будет не в состоянии отправиться в Лондон. Возможно, такое страшное происшествие обернется для него благом. — Благодарю тебя. Господи, — прошептала она истово, — за спасение картин и табакерок графини. Пожалуйста, сделай так, чтобы Гарри остался в поместье… Пожалуйста… Прошу тебя…
   Так, молясь и надеясь, она не заметила, как заснула.

Глава 8

   Двумя днями позже Гарри спустился к ленчу и объявил, что после полуденного отдыха тоже будет обедать в столовой. Это известие привело миссис Доусон в неописуемое волнение.
   Она твердо решила побаловать его всякими вкусностями, которые он обожал еще мальчиком.
   Слуги так суетились и радовались, что это сказалось на настроении Терезы.
   Она надела самое симпатичное платье, из тех, которые графиня подобрала ей для выхода в свет.
   Спускаясь к обеду, Тереза предполагала, что этот вечер будет последним наедине с Гарри.
   Интуиция подсказывала ей — он решительно настроен на отъезд в Лондон, хотя не могла бы определенно сказать, откуда взялись у нее такие мысли, ведь он не произнес ни слова на этот счет.
   Просто ее не покидало ощущение, будто Гарри что-то задумал, и, по всей видимости, задуманное касается Камиллы Клайд.
   Тереза застала его в гостиной. Он был в вечернем костюме и выглядел столь привлекательно, что сердце бешено заколотилось в ее груди, а по мере того как она приближалась к Гарри, казалось, вот-вот выскочит наружу.
   — Сегодня особенный вечер, Тереза, — сказал он.
   — Потому что вы наконец-то обедаете внизу?
   — Потому что я поправился. А после обеда я хочу рассказать вам о своих намерениях.
   Тереза со страхом посмотрена на него, но ничего не спросила.
   Когда Доусон объявил, что обед готов, Гарри предложил ей свою руку.
   В столовой зажгли свечи, Доусон расставил на столе самые изысканные позолоченные приборы и столовое серебро, а обслуживали их лакеи в шикарных ливреях.
   Тереза подумала, что вряд ли можно представить более романтическую обстановку.
   И еще, если этот вечер наедине с Гарри действительно окажется последним, она навсегда запомнит каждую его секунду.
   Она оценила его усилия казаться милым и развлекать ее забавными историями о службе в оккупационных войсках, над которыми она весело смеялась.
   Прежде чем Доусон и лакеи удалились по завершении обеда, Гарри попросил налить ему немного бренди.
   — Право, мне следовало бы с вашего разрешения ограничиться портвейном, который вы почему-то не пьете, — сказала Тереза.
   — Пожалуй, будет лучше захватить мой бренди с собой в гостиную, — ответил Гарри.
   В гостиной все светильники были зажжены, и все вокруг, начищенное и отполированное, сияло в их свете. Тереза собралась было предложить Гарри сесть в кресло с высокой спинкой у камина, как в комнату торопливо вошел Доусон, неся в руках серебряный поднос, на котором лежало письмо.
   — Только что прибыло с посыльным из Лондона, ваша светлость, — доложил он. — Полагаю, посыльному можно остаться здесь на ночь?
   Тереза узнала почерк отца.
   — Да, да, разумеется, но попросите его не спешить завтра с отъездом, поскольку я, возможно, пошлю с ним ответ моему отцу.
   — Хорошо, ваша светлость, будет исполнено, — заверил ее Доусон. Тереза вскрыла письмо.
   — Интересно, почему папа отправил его с посыльным? Обычно он пользуется почтой.
   Гарри промолчал, и она принялась читать.
   Дочурка моя любимая, никогда еще мне не было так трудно писать тебе, потому что я предчувствую — ты расстроишься не меньше меня.
   Вчера маркиз отправился в город с цепью выяснить, как обстоят дела у Камиллы Клайд, и, поскольку новости оказались хорошими, сначала быт очень доволен.
   Она нашла себе нового покровителя в лице лорда Дархема; он стар, очень богат и к тому же весьма щедр, когда дело касается Камиллы Клайд и ей подобных.
   Потом, однако, маркиз поехал в Гаррик Клаб, чтобы поблагодарить актера, игравшего роль священника в вашем мнимом венчании.
   Он нашел своего знакомого и тут, к своему ужасу, узнал, что, не имея возможности приехать, как предполагал сначала, тот послал вместо себя не другого актера, а фактически направил к нам настоящего пастора из часовни в Мэйфэйре.
   Я с трудом пишу эти строки тебе, дорогая моя девочка, ведь это означает, что, поскольку маркиз позаботился и о получении специального разрешения на брак, то ваше с Гарри венчание, несмотря на то что он в то время находился под воздействием наркотического снадобья, совершено было по всем правилам, и, следовательно, теперь перед законом вы являетесь мужем и женой.
   Не могу выразить, как я сожалею, что все так обернулось, маркиз же ходит совсем потерянный, но не в его силах помочь нам ни словом, ни делом.
   Нам остается только просить у тебя прощения, поскольку я надеюсь — Гарри-то нас простит. Наше единственное оправдание в том, что все это мы затеяли только ради его блага.
   Словно бы надеясь, что она неправильно поняла отцовское письмо, Тереза снова перечитала его, потом встала, едва сознавая, что делает.
   Будто в тумане она двинулась к окну, чувствуя, что ей не хватает воздуха.
   — Что случилось? — забеспокоился Гарри. — Что так расстроило вас? Тереза не в силах была вымолвить ни слова.
   — Скажите же мне! — настаивал Гарри, и его слова прозвучали как команда.
   — Я… Я не… знаю… как сообщить вам, — молвила Тереза. — И… вы раз-гневаетесь… так сильно… даже больше… чем тогда…
   Гарри поднял брови.
   — Мне кажется, сильнее уже было бы невозможно, но скажите все-таки, о чем пишет ваш отец.
   — Не… могу, — прошептана Тереза. — О… Гарри… я не могу… рассказать вам! Могла ли я… подумать… могла ли… предположить… такое!
   — Дайте мне письмо! — потребовал Гарри.
   Повинуясь, девушка подошла к нему.
   Одной рукой он взял у нее письмо, другой коснулся ее запястья.
   — Представить себе не могу, что могло вас так расстроить! — недоумевал он.
   — Вы все… поймете… когда прочтете… Папа все… там… написал… — пробормотала Тереза.
   Она была сильно удручена, но все же не отдернула свою руку, а только машинально присела рядом.
   Гарри стал читать послание сэра Хьюберта.
   Тереза прислонилась к нему. Ей было так страшно увидеть ярость на его лице и услышать гнев в его голосе!
   В комнате воцарилась тишина, которую Тереза ощущала почти физически, — она, словно клубы черного дыма, неотвратимо обволакивала ее. И вдруг Гарри расхохотался. Это был какой-то необузданный смех, вырвавшийся, казалось, против его воли.