Страница:
Ей хотелось, чтобы в кругу пристойных, цивилизованных людей, ничем не порочащих своего происхождения, дочь узнала только светлые стороны жизни.
Парижский круг знакомых королевы составляли аристократы старой закваски, которые обладали безупречными манерами, гордо скрывая свои душевные и физические страдания.
Немало натерпевшись от необузданного нрава мужа и не имея возможности как-то смягчить вспышки его гнева, королева воспитывала Илону так, как считала нужным. Она внушила дочери, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя проявлять свои эмоции на людях, и всегда выражала неудовольствие, если девочка была несдержанна в выражении своих чувств.
Но в Добрудже, если уж любят — так любят, ненавидят — так ненавидят! Никаких «полумер», никаких полутонов, никакого безразличия! Люди в Добрудже решительны, пылки, ревнивы, мстительны и любят с бешеной страстью.
Вот эти-то черты королева твердо решила если не совсем подавить в дочери, то по крайней мере научить держать под контролем.
— Всегда помни, что ты принцесса! Помни, как французские аристократы шли на гильотину с улыбкой на устах, отпуская шутки даже когда клали головы под острый нож!
— Но меня, похоже, никто не собирается гильотинировать, — возражала Илона.
— В жизни бывают вещи и похуже, — загадочно произнесла королева, — но что бы ни случилось, Илона, ты все встретишь с мужеством, без жалоб, никому не показывая своих страданий.
«Именно так мама и умерла», — подумала Илона.
Временами королева, наверное, испытывала страшные боли, но никогда не показывала своих страданий даже врачу! Когда Илона нашла ее мертвой, она лежала на спине со сложенными на груди руками, а на губах ее застыла улыбка, словно она бросала вызов самой смерти.
После кончины матери Илоне казалось, что весь мир рушится: опустошение и одиночество так пугали ее, что ей хотелось кричать от ужаса.
Однако, помня наставления матери, всем, кто выражал ей соболезнования, она отвечала:
— Все в порядке.
«Я как-нибудь устроюсь, и нечего обременять других своими бедами», — думала она.
Только старую Магду, горничную матери, которая всегда была с ними с тех пор, как они покинули Добруджу, она спросила в отчаянии:
— Что нам делать, Магда? Что нам делать? Мы же не можем оставаться здесь вечно!
Их маленький дом стал казаться ей могилой, где мать оставила ее одну.
За время жизни в Париже Илона встречалась только со старыми аристократами, которых любила ее мать, но все они принадлежали к уходящему поколению. Двое знакомых умерли во время осады Парижа, остальные были стары, слабы и, казалось, долго не протянут.
«Что мне делать? Куда идти?» — терзалась ночами Илона.
Но все решилось само собой.
Однажды, когда Магда ушла за покупками и девушка осталась одна, раздался стук в дверь. Она удивилась столь раннему визиту. Может это какой-нибудь торговец, однако вряд ли Магда приказала что-либо доставить домой. Она всегда сама ходила на рынок, выбирала лучшие куски, которые могла себе позволить, и торговалась за каждый сантим.
Илона открыла дверь и увидела двух пожилых мужчин.
— Мы хотели бы поговорить с ее королевским высочеством принцессой Добруджи Илоной! — произнес один из них.
Илона не сразу поняла, что речь идет о ней: ведь все восемь лет, что они с матерью прожили за границей, она не считала себя принцессой. В Париже мадемуазель Илона Радак ровным счетом ничего не значила, и высокий титул не только удивил ее, но и заставил опасливо поежиться.
— Какое дело привело вас к принцессе? — уклончиво спросила Илона.
— Она дома?
По выражению лица и тону Илона поняла, что они боятся ошибиться адресом.
Вспомнив о хороших манерах, Илона пригласила их войти. Она провела посетителей в небольшую гостиную, где на серых стенах красовались немногие ценные картины, доставшиеся ее матери в наследство от родителей, и стояла мебель времен Людовика XVI, обитая выцветшей голубой парчой.
Несмотря на отсутствие прислуги, по ее манере держаться гости догадались, кто она.
— Ваше королевское высочество? — осведомился один из гостей.
— Да, это я, — ответила Илона, понимая, что сейчас начинается новая глава в ее жизни.
Подъезжая к дворцу, Илона ясно вспомнила, какое удовлетворение выразилось на лицах прибывших.
Она узнала, что оба посетителя — министры в правительстве ее отца, и им поручено доставить Илону в Добруджу. О смерти королевы там ничего не знали.
— Ваш брат, его королевское высочество принц Юлиуш, погиб! — сообщил один из них, как позже узнала Илона, — министр иностранных дел.
— Мне очень… жаль, — машинально произнесла Илона. — Как это случилось?
Девушке показалось, что ответ министра прозвучал несколько неуверенно.
— Несчастный случай. Принц оказался втянутым в драку в таверне. — Помолчав, он уточнил: — Никто доподлинно не знает, как все началось: была уже поздняя ночь, а некоторые господа плотно пообедали.
Илона подумала тогда, что Юлиуш, такой веселый и лихой, никак не увязывается с понятием о смерти. Она помнила его смеющимся, скачущим на коне смелее и быстрее своих ровесников. Невозможно думать о нем, как о чем-то неподвижном и безжизненном.
Девушка молчала и ждала, когда гости скажут, зачем она им понадобилась.
— Мы приехали за вами, — начал министр иностранных дел, — потому что теперь у его величества нет наследника и он хочет, чтобы вы заняли место вашего брата.
Илона не поверила своим ушам:
— Место… моего брата?
— После смерти вашего отца вы будете править Добруджей.
— Нет… Нет, я… не могу! — воскликнула Илона, но тут же вспомнила, как не понравилась бы матери такая потеря самообладания. Немедленно взяв себя в руки, она спокойно попросила: — Будьте любезны, объясните мне поподробнее.
Много позже она поняла, что все разговоры были пустой формальностью. Выбора у нее не было.
Ясно, откажись она ехать с министрами, они найдут средства заставить ее сделать так, как хочет ее отец.
За вежливой просьбой вернуться в Добруджу угадывался королевский приказ, который надо выполнить.
Девушка предполагала, что ее мать отказалась бы вернуться, но ей придется подчиниться по той простой причине, что по закону Добруджи, как и любой другой страны, отец — ее опекун, и, если он захочет, то обязательно настоит, чтобы дочь жила рядом с ним. Кроме того, Илона не была уверена, что хочет отказаться. Ее даже волновала мысль о возвращении домой после стольких лет, проведенных за границей. Девушка прекрасно знала, как ее мать боялась отца и помнила, какой страх он внушал ей в детстве, когда она в ужасе пряталась от него после очередных побоев.
«Но теперь, — думала она, — я же выросла! Я вернусь в Добруджу, а если станет совсем невыносимо, убегу, как мама».
Однако она прекрасно понимала, что убежать во второй раз будет совсем нелегко. Ее бабка и дед умерли несколько лет назад, и она не сможет воспользоваться предлогом, что хочет навестить их в Будапеште. Но оптимизм, свойственный юности, говорил ей, что если она решит убежать, то найдет способ вернуться в Париж.
Только захочет ли она убегать?
После нищеты и одиночества последних месяцев, прошедших со дня смерти матери, она была рада возможности забыть об ужасах и лишениях жизни в осаде.
«Тогда папа о нас не тревожился», — подумала она.
Но, не желая кривить душой, она решила: он не виноват, что они променяли тишину и изобилие Добруджи на полную неизвестности жизнь во Франции, потерпевшей поражение при Седане и захваченной пруссаками.
Илона содрогалась при воспоминании о тех ужасных месяцах, когда с каждым днем скудело питание, не было топлива и Париж подвергался постоянным обстрелам.
Но мать никогда не жаловалась, и девушка старалась не вспоминать об этом, не впадать в отчаяние.
Однако что может быть хуже осады?
Добруджа запечатлелась в ее памяти как край, полный света и красоты, и, возвращаясь туда в сопровождении министров, она испытывала не страх перед будущим, а только легкое волнение.
Наконец Илона увидела слуг, ожидавших ее у входа во дворец. Повернувшись к полковнику, она тихо промолвила:
— Благодарю вас за интересную и приятную прогулку. Только не говорите отцу, что мой конь помчался так быстро, иначе, заботясь о моей безопасности, он запретит мне ездить верхом!
— Мы ничего не скажем, ваше королевское высочество, — ответил полковник, взглянув на нее.
Илона чуть заметно улыбнулась ему, ощутив полное взаимопонимание. Но когда лакей помог ей сойти с коня, она задумалась, что сказал бы полковник, узнай он о случившемся с ней во время прогулки. Ведь ее поцеловали!
Поцеловал незнакомец, связанный с недовольными крестьянами, человек, обращавшийся с ней дерзко и фамильярно, но губы его, настойчивые и требовательные, она до сих пор ощущала на своих губах!
Глава 2
Парижский круг знакомых королевы составляли аристократы старой закваски, которые обладали безупречными манерами, гордо скрывая свои душевные и физические страдания.
Немало натерпевшись от необузданного нрава мужа и не имея возможности как-то смягчить вспышки его гнева, королева воспитывала Илону так, как считала нужным. Она внушила дочери, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя проявлять свои эмоции на людях, и всегда выражала неудовольствие, если девочка была несдержанна в выражении своих чувств.
Но в Добрудже, если уж любят — так любят, ненавидят — так ненавидят! Никаких «полумер», никаких полутонов, никакого безразличия! Люди в Добрудже решительны, пылки, ревнивы, мстительны и любят с бешеной страстью.
Вот эти-то черты королева твердо решила если не совсем подавить в дочери, то по крайней мере научить держать под контролем.
— Всегда помни, что ты принцесса! Помни, как французские аристократы шли на гильотину с улыбкой на устах, отпуская шутки даже когда клали головы под острый нож!
— Но меня, похоже, никто не собирается гильотинировать, — возражала Илона.
— В жизни бывают вещи и похуже, — загадочно произнесла королева, — но что бы ни случилось, Илона, ты все встретишь с мужеством, без жалоб, никому не показывая своих страданий.
«Именно так мама и умерла», — подумала Илона.
Временами королева, наверное, испытывала страшные боли, но никогда не показывала своих страданий даже врачу! Когда Илона нашла ее мертвой, она лежала на спине со сложенными на груди руками, а на губах ее застыла улыбка, словно она бросала вызов самой смерти.
После кончины матери Илоне казалось, что весь мир рушится: опустошение и одиночество так пугали ее, что ей хотелось кричать от ужаса.
Однако, помня наставления матери, всем, кто выражал ей соболезнования, она отвечала:
— Все в порядке.
«Я как-нибудь устроюсь, и нечего обременять других своими бедами», — думала она.
Только старую Магду, горничную матери, которая всегда была с ними с тех пор, как они покинули Добруджу, она спросила в отчаянии:
— Что нам делать, Магда? Что нам делать? Мы же не можем оставаться здесь вечно!
Их маленький дом стал казаться ей могилой, где мать оставила ее одну.
За время жизни в Париже Илона встречалась только со старыми аристократами, которых любила ее мать, но все они принадлежали к уходящему поколению. Двое знакомых умерли во время осады Парижа, остальные были стары, слабы и, казалось, долго не протянут.
«Что мне делать? Куда идти?» — терзалась ночами Илона.
Но все решилось само собой.
Однажды, когда Магда ушла за покупками и девушка осталась одна, раздался стук в дверь. Она удивилась столь раннему визиту. Может это какой-нибудь торговец, однако вряд ли Магда приказала что-либо доставить домой. Она всегда сама ходила на рынок, выбирала лучшие куски, которые могла себе позволить, и торговалась за каждый сантим.
Илона открыла дверь и увидела двух пожилых мужчин.
— Мы хотели бы поговорить с ее королевским высочеством принцессой Добруджи Илоной! — произнес один из них.
Илона не сразу поняла, что речь идет о ней: ведь все восемь лет, что они с матерью прожили за границей, она не считала себя принцессой. В Париже мадемуазель Илона Радак ровным счетом ничего не значила, и высокий титул не только удивил ее, но и заставил опасливо поежиться.
— Какое дело привело вас к принцессе? — уклончиво спросила Илона.
— Она дома?
По выражению лица и тону Илона поняла, что они боятся ошибиться адресом.
Вспомнив о хороших манерах, Илона пригласила их войти. Она провела посетителей в небольшую гостиную, где на серых стенах красовались немногие ценные картины, доставшиеся ее матери в наследство от родителей, и стояла мебель времен Людовика XVI, обитая выцветшей голубой парчой.
Несмотря на отсутствие прислуги, по ее манере держаться гости догадались, кто она.
— Ваше королевское высочество? — осведомился один из гостей.
— Да, это я, — ответила Илона, понимая, что сейчас начинается новая глава в ее жизни.
Подъезжая к дворцу, Илона ясно вспомнила, какое удовлетворение выразилось на лицах прибывших.
Она узнала, что оба посетителя — министры в правительстве ее отца, и им поручено доставить Илону в Добруджу. О смерти королевы там ничего не знали.
— Ваш брат, его королевское высочество принц Юлиуш, погиб! — сообщил один из них, как позже узнала Илона, — министр иностранных дел.
— Мне очень… жаль, — машинально произнесла Илона. — Как это случилось?
Девушке показалось, что ответ министра прозвучал несколько неуверенно.
— Несчастный случай. Принц оказался втянутым в драку в таверне. — Помолчав, он уточнил: — Никто доподлинно не знает, как все началось: была уже поздняя ночь, а некоторые господа плотно пообедали.
Илона подумала тогда, что Юлиуш, такой веселый и лихой, никак не увязывается с понятием о смерти. Она помнила его смеющимся, скачущим на коне смелее и быстрее своих ровесников. Невозможно думать о нем, как о чем-то неподвижном и безжизненном.
Девушка молчала и ждала, когда гости скажут, зачем она им понадобилась.
— Мы приехали за вами, — начал министр иностранных дел, — потому что теперь у его величества нет наследника и он хочет, чтобы вы заняли место вашего брата.
Илона не поверила своим ушам:
— Место… моего брата?
— После смерти вашего отца вы будете править Добруджей.
— Нет… Нет, я… не могу! — воскликнула Илона, но тут же вспомнила, как не понравилась бы матери такая потеря самообладания. Немедленно взяв себя в руки, она спокойно попросила: — Будьте любезны, объясните мне поподробнее.
Много позже она поняла, что все разговоры были пустой формальностью. Выбора у нее не было.
Ясно, откажись она ехать с министрами, они найдут средства заставить ее сделать так, как хочет ее отец.
За вежливой просьбой вернуться в Добруджу угадывался королевский приказ, который надо выполнить.
Девушка предполагала, что ее мать отказалась бы вернуться, но ей придется подчиниться по той простой причине, что по закону Добруджи, как и любой другой страны, отец — ее опекун, и, если он захочет, то обязательно настоит, чтобы дочь жила рядом с ним. Кроме того, Илона не была уверена, что хочет отказаться. Ее даже волновала мысль о возвращении домой после стольких лет, проведенных за границей. Девушка прекрасно знала, как ее мать боялась отца и помнила, какой страх он внушал ей в детстве, когда она в ужасе пряталась от него после очередных побоев.
«Но теперь, — думала она, — я же выросла! Я вернусь в Добруджу, а если станет совсем невыносимо, убегу, как мама».
Однако она прекрасно понимала, что убежать во второй раз будет совсем нелегко. Ее бабка и дед умерли несколько лет назад, и она не сможет воспользоваться предлогом, что хочет навестить их в Будапеште. Но оптимизм, свойственный юности, говорил ей, что если она решит убежать, то найдет способ вернуться в Париж.
Только захочет ли она убегать?
После нищеты и одиночества последних месяцев, прошедших со дня смерти матери, она была рада возможности забыть об ужасах и лишениях жизни в осаде.
«Тогда папа о нас не тревожился», — подумала она.
Но, не желая кривить душой, она решила: он не виноват, что они променяли тишину и изобилие Добруджи на полную неизвестности жизнь во Франции, потерпевшей поражение при Седане и захваченной пруссаками.
Илона содрогалась при воспоминании о тех ужасных месяцах, когда с каждым днем скудело питание, не было топлива и Париж подвергался постоянным обстрелам.
Но мать никогда не жаловалась, и девушка старалась не вспоминать об этом, не впадать в отчаяние.
Однако что может быть хуже осады?
Добруджа запечатлелась в ее памяти как край, полный света и красоты, и, возвращаясь туда в сопровождении министров, она испытывала не страх перед будущим, а только легкое волнение.
Наконец Илона увидела слуг, ожидавших ее у входа во дворец. Повернувшись к полковнику, она тихо промолвила:
— Благодарю вас за интересную и приятную прогулку. Только не говорите отцу, что мой конь помчался так быстро, иначе, заботясь о моей безопасности, он запретит мне ездить верхом!
— Мы ничего не скажем, ваше королевское высочество, — ответил полковник, взглянув на нее.
Илона чуть заметно улыбнулась ему, ощутив полное взаимопонимание. Но когда лакей помог ей сойти с коня, она задумалась, что сказал бы полковник, узнай он о случившемся с ней во время прогулки. Ведь ее поцеловали!
Поцеловал незнакомец, связанный с недовольными крестьянами, человек, обращавшийся с ней дерзко и фамильярно, но губы его, настойчивые и требовательные, она до сих пор ощущала на своих губах!
Глава 2
Илона побежала в спальню, где ее ждала Магд а. Ей уже доложили, что отец требует ее к себе, и она захотела привести себя в порядок, а Магде поручила приготовить все необходимое.
Когда они остались одни в огромной спальне, некогда принадлежавшей ее матери, Илона спросила:
— Магда, ты знаешь, что цыган изгоняют из Добруджи?
— Я узнала об этом сразу же, как приехала, мадемуазель, — ответила Магда, пожилая женщина с добрым, умным лицом.
Именно Магде королева доверила дочь, когда убежала от мужа. Магда была ее опорой, наперсницей и другом все годы изгнания. Если бы не Магда, они умерли бы с голода во время осады Парижа. Каким-то способом, известным ей одной, Магда умудрялась достать еду, пусть то была лишь буханка хлеба.
Сейчас, помогая Илоне снять костюм для верховой езды, Магда заметила:
— Говорят, во дворце, да и во всей стране недовольны указом его величества.
— Ну как отец мог издать такой жестокий и неразумный указ?
Ответ она знала заранее: такой поступок вполне в характере отца!
Илона знала о том, каким преследованиям подвергались цыгане в Румынии, сколько их бежало оттуда от власти господарей и военачальников, которым они, как рабы, принадлежали душой и телом. Они храбро переправлялись через заснеженные горные хребты, чтобы попасть в Добруджу. Многие умирали в пути, выжившие же рассказывали страшные истории о своем рабстве. За свой труд они не получали никакого вознаграждения и питались только мамалыгой и подсолнечными семечками. За провинность их нагими пороли розгами или надевали на шею железные ошейники, мешавшие спать.
Тогда король Добруджи радушно принял их, как принимал всех, кто бежал из Венгрии от жестокостей королевы Марии-Терезии. Она запрещала цыганам жить в палатках, выбирать своих предводителей, говорить на родном языке, а жениться разрешала только тем, кто мог содержать семью. Мужчин насильно заставляли идти на военную службу, а детей часто забирали от родителей.
Мать читала Илоне статью одной женщины, путешествовавшей в то время по Центральной Европе: «Пикеты солдат появлялись в тех уголках Венгрии, где жили цыгане, и забирали детей, даже недавно отнятых от груди, и разлучали молодые пары, не успевшие еще снять свадебных нарядов. Невозможно описать отчаяние этих несчастных. Родители цеплялись за повозки, увозившие их детей, а их за это били прикладами. Некоторые кончали с собой».
Но в Добрудже цыгане прижились и осели. Их музыка, танцы и песни стали неотъемлемой частью жизни страны.
Почему, спрашивала себя Илона, отец вдруг невзлюбил цыган? Куда они пойдут, если их выгонят отсюда?
— Я слышала, — произнесла Магда, понизив голос, — они уйдут на землю Шароша, где князь возьмет их под свою защиту.
— Неудивительно, почему отец так настроен против него, — заметила девушка.
Безусловно, ничто не взбесит отца больше, чем вызывающий переход цыган под покровительство его врага.
— Люди здесь несчастливы, мадемуазель, — произнесла Магда. — Мы вернулись в печальное место, на землю слез.
Илоне в голову пришла эта же мысль.
Одеваясь после ванны, девушка раздумывала, не поговорить ли ей с отцом на эту тему. Разве приятно править землей, с которой исчез смех? Однако она чувствовала, что у нее не хватит на это мужества.
За то короткое время, что она провела дома, он, как ни странно, был с ней очень любезен, хоть и побранил министров, сопровождавших ее из Парижа, за слишком долгое отсутствие.
Задержка была вызвана тем, что министры настояли на обновлении гардероба Илоны.
Поняв, что выбора у нее нет и ей придется вернуться на родину, она спросила министра иностранных дел:
— Когда мы отправляемся, месье?
Ей было трудно обращаться к нему иначе. За последние восемь лет она так привыкла называть всех мадам и месье, что слово машинально слетело с ее губ.
То же самое можно было сказать и о Магде, которая и помыслить не могла, чтобы называть ее иначе, как мадемуазель Илона.
— Мы можем отправиться незамедлительно, ваше королевское высочество, но я должен кое-что сказать вам.
— Что же?
— Для его величества будет неожиданностью увидеть вас в черном.
— Просто его величество не знает, что мама умерла и я в трауре.
— Примите наши глубочайшие соболезнования, и все-таки считаю своим долгом убедить вас, что вы не можете появиться в Добрудже в этом платье.
— Почему же, месье? Разве вы не можете объяснить отцу? — полюбопытствовала Илона.
— Его величество счел, что на похороны и уход за могилами уходит слишком много времени.
— Слишком много времени?
— Да, ваше королевское высочество. Поэтому он закрыл все кладбища, и люди больше не могут навещать могилы своих родственников!
— Ничего более абсурдного в жизни не слышала! — заявила Илона.
— Это указ его величества: никто в Добрудже не смеет носить траур или заказывать заупокойные молитвы.
Илона застыла. Услышанное привело ее в ужас. Однако, помня наставления матери, она не стала открыто выражать свои чувства. «В конце концов, — подумала она, — хотя мне мучительно недостает мамы, она ведь для меня не умерла!»
И в самом деле, не однажды, оставшись одна, она чувствовала присутствие матери, согревающей ее своей любовью.
— У меня есть еще несколько новое — только черное. Те немногие средства, что были у нас с мамой, мы истратили на еду во время осады Парижа.
— Его величество приказал мне купить вам все, что нужно. Поэтому предлагаю вашему королевскому высочеству обеспечить себя всем необходимым.
Илона вежливо поблагодарила министра, но глаза ее заблестели от возбуждения.
Какая женщина, столько лет живя в стесненных обстоятельствах, откажется купить прелестные, нарядные, изысканные платья, которыми славится Париж?
На следующий день они с Магдой посетили всех знаменитых портних, которые доселе были для нее лишь легендой. Прожив в Париже много лет, Илона прекрасно понимала, какая роскошь и великолепие царили в Париже во время правления Луи-Наполеона.
Императрица Евгения была законодательницей мод: она первой надела кринолин, удививший и манивший мужчин, заказывала бархат из Лиона и кружева из Нормандии, под ее покровительством развилась торговля шелком, хлопком, экзотическими перьями, она всячески поощряла ювелиров, модисток, серебряных дел мастеров и других ремесленников.
Даже в монастырях воспитанницы говорили о грандиозных балах во дворце Тюильри и богатых домах Парижа.
Илона была бы слепой, если, совершая верховые прогулки в Булонском лесу, не заметила бы дам, явно не принадлежавших к знати, но имевших дорогих лошадей, а своими костюмами и драгоценностями напоминавших сверкающих райских птичек!
— Это бесстыдные женщины! — пояснила ей Магда.
Но Илона находила их необыкновенно яркими и красивыми.
Чувствуя, что отец в долгу перед ними с матерью за годы, проведенные в безвестности, лишениях и страданиях, Илона купила себе целое приданое: вечерние туалеты, платья для утра, для послеобеденного времени и прочих всевозможных случаев, накидки, отороченные мехом и лебяжьим пухом, вышитые блестками или золотой тесьмой, шляпки с перьями, цветами и лентами, маленькие солнечные зонтики с настоящим кружевом, туфли, перчатки, ридикюли, шелковые чулки и белье из такого тончайшего шелка, что его можно было легко продеть сквозь кольцо.
Она никогда не испытывала такого восторга и возбуждения и, глядя на себя в зеркало, едва узнавала себя.
Никогда раньше она не замечала красоты своих темных рыжевато-золотистых волос, унаследованных от матери. Никогда раньше она не замечала, насколько бела ее кожа и какой глубокой зеленью отливают при свете ее глаза. Тонкая талия и красивая грудь никогда не обращали на себя внимания в платьицах из дешевых тканей, которые могла позволить себе ее мать.
Она увидела, с каким восхищением смотрели на нее посланники отца, когда настало время ехать на вокзал.
Вся прихожая маленького дома была забита коробками с одеждой, но Илона заявила, что это только часть ее покупок. Остальное, когда будет готово, ей пришлют в Добруджу. От нее не ускользнуло, что министр иностранных дел был слегка шокирован, увидев многочисленные счета, которые она ему представила.
«Но, — решила она, — если снова становишься принцессой, нужно и выглядеть принцессой!»
В том, что новые наряды придают ей уверенность в себе, она не смела признаться. Илона чувствовала, что если она вернется к отцу бедно одетой, ему будет легче унижать ее, добиться покорности и внушить ей страх.
«Ни за что не покажу ему, что боюсь его», — сто раз повторяла Илона, пока поезд нес ее из Парижа к новой жизни.
Она была достаточно взрослой, чтобы понимать, через какие страдания прошла ее мать, прежде чем решилась на отважный поступок — не возвращаться к мужу.
Королева не сомневалась: найди ее король — он бы силой вернул ее в Добруджу. Но следы были заметены достаточно удачно, а близкие друзья королевы никогда бы не выдали ее. К тому же Добруджа была крошечной страной и мало интересовала жителей Западной Европы. И все же она имела влияние на общеевропейскую политику, поскольку оставалась независимой.
Ее не смогли покорить ни турки, когда их империя простиралась от Греции до границ Румынии, ни австрийцы, когда покорили Венгрию. Может быть, причиной тому были почти непреодолимые высокие горы, а может быть, отвага и бесстрашие жителей Добруджи. Как бы то ни было, Добруджа, с ее высокими горами, глубокими ущельями и плодородными долинами все еще была независимым государством с собственными вековыми традициями.
Наконец Магда застегнула на Илоне шелковое платье цвета сочной травы, и девушка подошла к окну. Перед ней открывался прекрасный вид. С высоты была видна река, протекающая через центр столицы Витоци и разделяющая земли Радака и Шароша.
На своем берегу Илона увидела собор, здание парламента и величественные строения муниципальных учреждений. На другом берегу находились как бедные, так и богатые жилые кварталы. Здесь мирно соседствовали белые виллы, окруженные роскошными садами, и высокие деревянные дома, заполнявшие узенькие улочки города. За этими кварталами, почти невидимые за деревьями, скрывались крестьянские дома, крытые соломой и окруженные хозяйственными постройками, отчего они выглядели необычайно живописно.
А за городом, высоко на холме, чуть более низком, чем тот, на котором помещался дворец, располагался замок Шароша, в котором жило не одно поколение князей. Над деревьями возвышались башни замка, на одной из них легкий ветерок развевал флаг с гербом владельца. За замком возвышалась одна из высочайших гор королевства, к подножию которой низвергался огромный водопад.
Перед взором Илоны простирались плодородные холмистые поля, веселые рощи и сады, освещенные ярким солнечным светом. Защищенные высокими горами от холодных ветров России, земли Добруджи давали высокие урожаи. Страна могла бы процветать, но отец, не думая о справедливости, ввел жестокие законы, о которых говорил полковник Сеаки.
Илона была уверена, что, отдавая половину урожая, крестьяне неминуемо разорятся, и решила поговорить об этом с отцом. Но это было легко только на словах. Ей внушала ужас одна мысль о том, что она навлечет на себя его гнев.
— Вы готовы, мадемуазель? — спросила Магда. — Не стоит испытывать терпение его величества.
— Ты, как всегда, права, Магда, — улыбнулась Илона и, поцеловав старую служанку, добавила: — Не волнуйся! Даже если я опоздаю на пять минут, он меня не съест!
И все-таки, спускаясь по величественной лестнице с золочеными перилами, она чувствовала себя не в своей тарелке. Однако когда лакей в королевской ливрее открыл перед ней дверь в гостиную, где ее ждал отец, страх почему-то пропал.
Король стоял в дальнем конце комнаты возле огромного камина, в котором зимой горели толстые, как пивные бочки, бревна. Она шла ему навстречу, шурша шлейфом по ковру, глядя ему в лицо. Отец нисколько не утратил былой привлекательности. У него был высокий лоб, волевой подбородок, длинные усы, правильные, но резкие черты лица, характерные для жителя Добруджи. Густые брови над глубоко посаженными глазами оставались темными при совершенно седой голове.
Он молча ждал, и, когда Илона наконец приблизилась к нему, произнес резким, громким голосом:
— Ну, где ты была, черт возьми! Я послал за тобой еще час назад!
— Простите, папа, что заставила вас ждать, но я предупредила вас, что еду кататься верхом. Я не знала, что вы захотите видеть меня немедленно!
— Ты должна была прийти ко мне сразу после прогулки!
— Но я хотела переодеться и показать вам свое новое парижское платье, — оправдывалась Илона. — Надеюсь, оно вам нравится?
Она повернулась, чтобы показать отцу красоту платья с изящным турнюром и тесно облегающим лифом.
— У меня нет времени на эти глупости, — нетерпеливо произнес король. — Меня ждет депутация; я и так заставил их потерять столько времени, пока ты не соизволила появиться.
Илона подняла брови:
— Депутация? Чего они хотят?
— Это известно одному Богу! Наверное, будут жаловаться. Я редко слышу что-нибудь, кроме жалоб. Но так как ты теперь занимаешь место Юлиуша, тебе следует присутствовать при аудиенции!
Илона на мгновение лишилась дара речи.
Когда отец после ее приезда в Добруджу сказал, какая роль предназначена ей, она с трудом поверила в это.
— Твой брат погиб, — резко произнес он. — Его убили эти дьяволы Шароша, которым я отомщу за их преступление!
Он говорил с такой страстью, что Илона очень робко возразила:
— Насколько я поняла, папа, Юлиуш погиб при несчастном случае.
— Несчастный случай? Когда наследник престола погибал от несчастного случая? — взревел отец. — Это было умышленное убийство, и в один прекрасный день я убью Аладара Шароша, как он убил моего сына!
— Вы вызвали меня из Парижа, чтобы сказать мне это? — спросила Илона.
— Разумеется нет! Я вызвал тебя для того, чтобы ты заняла место своего брата. — Увидев в глазах дочери тревогу, он продолжал: — У меня должен быть наследник, и он должен принадлежать к семье Радак. Твоя матушка была слишком слаба и подарила мне всего двух детей.
Услышав оскорбление в адрес матери, Илона только плотнее сцепила руки, чтобы не вспылить. Равнодушным тоном она спросила:
— Не объясните ли, папа, чего именно вы от меня ждете?
— Ты будешь готовиться править этой страной после моей смерти. Я еще, конечно, не собираюсь умирать, просто я готовил к этому Юлиуша, а теперь буду заниматься с тобой! — Король явно не испытывал удовольствия от такой перспективы. Он схватил стул и с силой ударил им об пол. — Одному Богу известно, что будет делать на троне женщина, но, по крайней мере, ты моя плоть и кровь, а больше я никому не доверяю.
Далее посыпались обвинения в адрес князя Аладара и его приближенных. Илона отлично помнила, что подобные приступы гнева обычно кончались плачевно для окружающих, но все же ей удалось успокоить его и заставить более обстоятельно рассказать о стране и о его представлениях об управлении государством.
Ей хотелось узнать, как он правит и почему вдруг он издал столь непопулярные законы. «Кто-то, конечно же, сумел убедить его принять их, зная, что это может повлечь за собой страдания и недовольство народа», — думала она, но вслух произнесла смиренным тоном послушной дочери:
— Для меня большая честь принять депутацию вместе с вами. Вы уже сообщили им о моем приезде?
— Сообщать им? Зачем? — произнес король. — Они и так об этом знают. Все, что происходит на этой проклятой равнине, становится известным, будто об этом кричат с горных вершин!
«Это так и есть», — подумала Илона. Она была уверена: вскоре все в Добрудже узнают о ее возвращении.
Ее беспокоило одно: знает ли премьер-министр и его правительство о ее новом положении? Но она также прекрасно знала, что в любой момент отец может и передумать. Мать часто говорила ей о его непредсказуемом характере. Друг завтра может стать заклятым врагом, важная встреча, о которой договаривались заранее, может быть отменена в самый последний момент.
«Из-за этого всегда возникало немало неприятностей, — говорила королева. — Поэтому, Илона, ты всегда должна держать данное слово. Никогда нельзя нарушать своих обещаний! Твоя честность должна быть вне подозрений!»
— Ладно! Идем! — резко приказал король. — Если уж приходится встречаться с этими проклятыми людишками, то чем скорее, тем лучше. У меня есть занятия поважнее, чем слушать их жалобы и принимать бесконечные петиции!
Когда они остались одни в огромной спальне, некогда принадлежавшей ее матери, Илона спросила:
— Магда, ты знаешь, что цыган изгоняют из Добруджи?
— Я узнала об этом сразу же, как приехала, мадемуазель, — ответила Магда, пожилая женщина с добрым, умным лицом.
Именно Магде королева доверила дочь, когда убежала от мужа. Магда была ее опорой, наперсницей и другом все годы изгнания. Если бы не Магда, они умерли бы с голода во время осады Парижа. Каким-то способом, известным ей одной, Магда умудрялась достать еду, пусть то была лишь буханка хлеба.
Сейчас, помогая Илоне снять костюм для верховой езды, Магда заметила:
— Говорят, во дворце, да и во всей стране недовольны указом его величества.
— Ну как отец мог издать такой жестокий и неразумный указ?
Ответ она знала заранее: такой поступок вполне в характере отца!
Илона знала о том, каким преследованиям подвергались цыгане в Румынии, сколько их бежало оттуда от власти господарей и военачальников, которым они, как рабы, принадлежали душой и телом. Они храбро переправлялись через заснеженные горные хребты, чтобы попасть в Добруджу. Многие умирали в пути, выжившие же рассказывали страшные истории о своем рабстве. За свой труд они не получали никакого вознаграждения и питались только мамалыгой и подсолнечными семечками. За провинность их нагими пороли розгами или надевали на шею железные ошейники, мешавшие спать.
Тогда король Добруджи радушно принял их, как принимал всех, кто бежал из Венгрии от жестокостей королевы Марии-Терезии. Она запрещала цыганам жить в палатках, выбирать своих предводителей, говорить на родном языке, а жениться разрешала только тем, кто мог содержать семью. Мужчин насильно заставляли идти на военную службу, а детей часто забирали от родителей.
Мать читала Илоне статью одной женщины, путешествовавшей в то время по Центральной Европе: «Пикеты солдат появлялись в тех уголках Венгрии, где жили цыгане, и забирали детей, даже недавно отнятых от груди, и разлучали молодые пары, не успевшие еще снять свадебных нарядов. Невозможно описать отчаяние этих несчастных. Родители цеплялись за повозки, увозившие их детей, а их за это били прикладами. Некоторые кончали с собой».
Но в Добрудже цыгане прижились и осели. Их музыка, танцы и песни стали неотъемлемой частью жизни страны.
Почему, спрашивала себя Илона, отец вдруг невзлюбил цыган? Куда они пойдут, если их выгонят отсюда?
— Я слышала, — произнесла Магда, понизив голос, — они уйдут на землю Шароша, где князь возьмет их под свою защиту.
— Неудивительно, почему отец так настроен против него, — заметила девушка.
Безусловно, ничто не взбесит отца больше, чем вызывающий переход цыган под покровительство его врага.
— Люди здесь несчастливы, мадемуазель, — произнесла Магда. — Мы вернулись в печальное место, на землю слез.
Илоне в голову пришла эта же мысль.
Одеваясь после ванны, девушка раздумывала, не поговорить ли ей с отцом на эту тему. Разве приятно править землей, с которой исчез смех? Однако она чувствовала, что у нее не хватит на это мужества.
За то короткое время, что она провела дома, он, как ни странно, был с ней очень любезен, хоть и побранил министров, сопровождавших ее из Парижа, за слишком долгое отсутствие.
Задержка была вызвана тем, что министры настояли на обновлении гардероба Илоны.
Поняв, что выбора у нее нет и ей придется вернуться на родину, она спросила министра иностранных дел:
— Когда мы отправляемся, месье?
Ей было трудно обращаться к нему иначе. За последние восемь лет она так привыкла называть всех мадам и месье, что слово машинально слетело с ее губ.
То же самое можно было сказать и о Магде, которая и помыслить не могла, чтобы называть ее иначе, как мадемуазель Илона.
— Мы можем отправиться незамедлительно, ваше королевское высочество, но я должен кое-что сказать вам.
— Что же?
— Для его величества будет неожиданностью увидеть вас в черном.
— Просто его величество не знает, что мама умерла и я в трауре.
— Примите наши глубочайшие соболезнования, и все-таки считаю своим долгом убедить вас, что вы не можете появиться в Добрудже в этом платье.
— Почему же, месье? Разве вы не можете объяснить отцу? — полюбопытствовала Илона.
— Его величество счел, что на похороны и уход за могилами уходит слишком много времени.
— Слишком много времени?
— Да, ваше королевское высочество. Поэтому он закрыл все кладбища, и люди больше не могут навещать могилы своих родственников!
— Ничего более абсурдного в жизни не слышала! — заявила Илона.
— Это указ его величества: никто в Добрудже не смеет носить траур или заказывать заупокойные молитвы.
Илона застыла. Услышанное привело ее в ужас. Однако, помня наставления матери, она не стала открыто выражать свои чувства. «В конце концов, — подумала она, — хотя мне мучительно недостает мамы, она ведь для меня не умерла!»
И в самом деле, не однажды, оставшись одна, она чувствовала присутствие матери, согревающей ее своей любовью.
— У меня есть еще несколько новое — только черное. Те немногие средства, что были у нас с мамой, мы истратили на еду во время осады Парижа.
— Его величество приказал мне купить вам все, что нужно. Поэтому предлагаю вашему королевскому высочеству обеспечить себя всем необходимым.
Илона вежливо поблагодарила министра, но глаза ее заблестели от возбуждения.
Какая женщина, столько лет живя в стесненных обстоятельствах, откажется купить прелестные, нарядные, изысканные платья, которыми славится Париж?
На следующий день они с Магдой посетили всех знаменитых портних, которые доселе были для нее лишь легендой. Прожив в Париже много лет, Илона прекрасно понимала, какая роскошь и великолепие царили в Париже во время правления Луи-Наполеона.
Императрица Евгения была законодательницей мод: она первой надела кринолин, удививший и манивший мужчин, заказывала бархат из Лиона и кружева из Нормандии, под ее покровительством развилась торговля шелком, хлопком, экзотическими перьями, она всячески поощряла ювелиров, модисток, серебряных дел мастеров и других ремесленников.
Даже в монастырях воспитанницы говорили о грандиозных балах во дворце Тюильри и богатых домах Парижа.
Илона была бы слепой, если, совершая верховые прогулки в Булонском лесу, не заметила бы дам, явно не принадлежавших к знати, но имевших дорогих лошадей, а своими костюмами и драгоценностями напоминавших сверкающих райских птичек!
— Это бесстыдные женщины! — пояснила ей Магда.
Но Илона находила их необыкновенно яркими и красивыми.
Чувствуя, что отец в долгу перед ними с матерью за годы, проведенные в безвестности, лишениях и страданиях, Илона купила себе целое приданое: вечерние туалеты, платья для утра, для послеобеденного времени и прочих всевозможных случаев, накидки, отороченные мехом и лебяжьим пухом, вышитые блестками или золотой тесьмой, шляпки с перьями, цветами и лентами, маленькие солнечные зонтики с настоящим кружевом, туфли, перчатки, ридикюли, шелковые чулки и белье из такого тончайшего шелка, что его можно было легко продеть сквозь кольцо.
Она никогда не испытывала такого восторга и возбуждения и, глядя на себя в зеркало, едва узнавала себя.
Никогда раньше она не замечала красоты своих темных рыжевато-золотистых волос, унаследованных от матери. Никогда раньше она не замечала, насколько бела ее кожа и какой глубокой зеленью отливают при свете ее глаза. Тонкая талия и красивая грудь никогда не обращали на себя внимания в платьицах из дешевых тканей, которые могла позволить себе ее мать.
Она увидела, с каким восхищением смотрели на нее посланники отца, когда настало время ехать на вокзал.
Вся прихожая маленького дома была забита коробками с одеждой, но Илона заявила, что это только часть ее покупок. Остальное, когда будет готово, ей пришлют в Добруджу. От нее не ускользнуло, что министр иностранных дел был слегка шокирован, увидев многочисленные счета, которые она ему представила.
«Но, — решила она, — если снова становишься принцессой, нужно и выглядеть принцессой!»
В том, что новые наряды придают ей уверенность в себе, она не смела признаться. Илона чувствовала, что если она вернется к отцу бедно одетой, ему будет легче унижать ее, добиться покорности и внушить ей страх.
«Ни за что не покажу ему, что боюсь его», — сто раз повторяла Илона, пока поезд нес ее из Парижа к новой жизни.
Она была достаточно взрослой, чтобы понимать, через какие страдания прошла ее мать, прежде чем решилась на отважный поступок — не возвращаться к мужу.
Королева не сомневалась: найди ее король — он бы силой вернул ее в Добруджу. Но следы были заметены достаточно удачно, а близкие друзья королевы никогда бы не выдали ее. К тому же Добруджа была крошечной страной и мало интересовала жителей Западной Европы. И все же она имела влияние на общеевропейскую политику, поскольку оставалась независимой.
Ее не смогли покорить ни турки, когда их империя простиралась от Греции до границ Румынии, ни австрийцы, когда покорили Венгрию. Может быть, причиной тому были почти непреодолимые высокие горы, а может быть, отвага и бесстрашие жителей Добруджи. Как бы то ни было, Добруджа, с ее высокими горами, глубокими ущельями и плодородными долинами все еще была независимым государством с собственными вековыми традициями.
Наконец Магда застегнула на Илоне шелковое платье цвета сочной травы, и девушка подошла к окну. Перед ней открывался прекрасный вид. С высоты была видна река, протекающая через центр столицы Витоци и разделяющая земли Радака и Шароша.
На своем берегу Илона увидела собор, здание парламента и величественные строения муниципальных учреждений. На другом берегу находились как бедные, так и богатые жилые кварталы. Здесь мирно соседствовали белые виллы, окруженные роскошными садами, и высокие деревянные дома, заполнявшие узенькие улочки города. За этими кварталами, почти невидимые за деревьями, скрывались крестьянские дома, крытые соломой и окруженные хозяйственными постройками, отчего они выглядели необычайно живописно.
А за городом, высоко на холме, чуть более низком, чем тот, на котором помещался дворец, располагался замок Шароша, в котором жило не одно поколение князей. Над деревьями возвышались башни замка, на одной из них легкий ветерок развевал флаг с гербом владельца. За замком возвышалась одна из высочайших гор королевства, к подножию которой низвергался огромный водопад.
Перед взором Илоны простирались плодородные холмистые поля, веселые рощи и сады, освещенные ярким солнечным светом. Защищенные высокими горами от холодных ветров России, земли Добруджи давали высокие урожаи. Страна могла бы процветать, но отец, не думая о справедливости, ввел жестокие законы, о которых говорил полковник Сеаки.
Илона была уверена, что, отдавая половину урожая, крестьяне неминуемо разорятся, и решила поговорить об этом с отцом. Но это было легко только на словах. Ей внушала ужас одна мысль о том, что она навлечет на себя его гнев.
— Вы готовы, мадемуазель? — спросила Магда. — Не стоит испытывать терпение его величества.
— Ты, как всегда, права, Магда, — улыбнулась Илона и, поцеловав старую служанку, добавила: — Не волнуйся! Даже если я опоздаю на пять минут, он меня не съест!
И все-таки, спускаясь по величественной лестнице с золочеными перилами, она чувствовала себя не в своей тарелке. Однако когда лакей в королевской ливрее открыл перед ней дверь в гостиную, где ее ждал отец, страх почему-то пропал.
Король стоял в дальнем конце комнаты возле огромного камина, в котором зимой горели толстые, как пивные бочки, бревна. Она шла ему навстречу, шурша шлейфом по ковру, глядя ему в лицо. Отец нисколько не утратил былой привлекательности. У него был высокий лоб, волевой подбородок, длинные усы, правильные, но резкие черты лица, характерные для жителя Добруджи. Густые брови над глубоко посаженными глазами оставались темными при совершенно седой голове.
Он молча ждал, и, когда Илона наконец приблизилась к нему, произнес резким, громким голосом:
— Ну, где ты была, черт возьми! Я послал за тобой еще час назад!
— Простите, папа, что заставила вас ждать, но я предупредила вас, что еду кататься верхом. Я не знала, что вы захотите видеть меня немедленно!
— Ты должна была прийти ко мне сразу после прогулки!
— Но я хотела переодеться и показать вам свое новое парижское платье, — оправдывалась Илона. — Надеюсь, оно вам нравится?
Она повернулась, чтобы показать отцу красоту платья с изящным турнюром и тесно облегающим лифом.
— У меня нет времени на эти глупости, — нетерпеливо произнес король. — Меня ждет депутация; я и так заставил их потерять столько времени, пока ты не соизволила появиться.
Илона подняла брови:
— Депутация? Чего они хотят?
— Это известно одному Богу! Наверное, будут жаловаться. Я редко слышу что-нибудь, кроме жалоб. Но так как ты теперь занимаешь место Юлиуша, тебе следует присутствовать при аудиенции!
Илона на мгновение лишилась дара речи.
Когда отец после ее приезда в Добруджу сказал, какая роль предназначена ей, она с трудом поверила в это.
— Твой брат погиб, — резко произнес он. — Его убили эти дьяволы Шароша, которым я отомщу за их преступление!
Он говорил с такой страстью, что Илона очень робко возразила:
— Насколько я поняла, папа, Юлиуш погиб при несчастном случае.
— Несчастный случай? Когда наследник престола погибал от несчастного случая? — взревел отец. — Это было умышленное убийство, и в один прекрасный день я убью Аладара Шароша, как он убил моего сына!
— Вы вызвали меня из Парижа, чтобы сказать мне это? — спросила Илона.
— Разумеется нет! Я вызвал тебя для того, чтобы ты заняла место своего брата. — Увидев в глазах дочери тревогу, он продолжал: — У меня должен быть наследник, и он должен принадлежать к семье Радак. Твоя матушка была слишком слаба и подарила мне всего двух детей.
Услышав оскорбление в адрес матери, Илона только плотнее сцепила руки, чтобы не вспылить. Равнодушным тоном она спросила:
— Не объясните ли, папа, чего именно вы от меня ждете?
— Ты будешь готовиться править этой страной после моей смерти. Я еще, конечно, не собираюсь умирать, просто я готовил к этому Юлиуша, а теперь буду заниматься с тобой! — Король явно не испытывал удовольствия от такой перспективы. Он схватил стул и с силой ударил им об пол. — Одному Богу известно, что будет делать на троне женщина, но, по крайней мере, ты моя плоть и кровь, а больше я никому не доверяю.
Далее посыпались обвинения в адрес князя Аладара и его приближенных. Илона отлично помнила, что подобные приступы гнева обычно кончались плачевно для окружающих, но все же ей удалось успокоить его и заставить более обстоятельно рассказать о стране и о его представлениях об управлении государством.
Ей хотелось узнать, как он правит и почему вдруг он издал столь непопулярные законы. «Кто-то, конечно же, сумел убедить его принять их, зная, что это может повлечь за собой страдания и недовольство народа», — думала она, но вслух произнесла смиренным тоном послушной дочери:
— Для меня большая честь принять депутацию вместе с вами. Вы уже сообщили им о моем приезде?
— Сообщать им? Зачем? — произнес король. — Они и так об этом знают. Все, что происходит на этой проклятой равнине, становится известным, будто об этом кричат с горных вершин!
«Это так и есть», — подумала Илона. Она была уверена: вскоре все в Добрудже узнают о ее возвращении.
Ее беспокоило одно: знает ли премьер-министр и его правительство о ее новом положении? Но она также прекрасно знала, что в любой момент отец может и передумать. Мать часто говорила ей о его непредсказуемом характере. Друг завтра может стать заклятым врагом, важная встреча, о которой договаривались заранее, может быть отменена в самый последний момент.
«Из-за этого всегда возникало немало неприятностей, — говорила королева. — Поэтому, Илона, ты всегда должна держать данное слово. Никогда нельзя нарушать своих обещаний! Твоя честность должна быть вне подозрений!»
— Ладно! Идем! — резко приказал король. — Если уж приходится встречаться с этими проклятыми людишками, то чем скорее, тем лучше. У меня есть занятия поважнее, чем слушать их жалобы и принимать бесконечные петиции!