Картленд Барбара. Из бездны - к небесам

   — Это глупое и чересчур эмоциональное заявление, — сказал он. — Можете не сомневаться: брак, который я вам предлагаю, для любой девушки в Англии был бы пределом мечтаний, а большинство из них и помыслить о нем не могли бы.
   Посмотрев на Кистну уже с нескрываемым раздражением, Олчестер продолжал:
   — Вы не забыли, каково вам было в приюте? Ведь тогда вы были уверены, что впереди вас ждет только смерть от голода и холода. Неужели вас, хотя бы в противоположность этому, не привлекает возможность стать графиней Бранскомб?
   Кистна не могла видеть гнев в глазах маркиза.
   Его раздраженный голос причинял ей почти физическую боль. Она опустила голову, молча разглядывая свои руки.
   — Кроме того, — продолжал Олчестер, — мне кажется, что вы должны бы быть благодарны мне за то, что я предоставил вам столь блестящую перспективу.
   — Я… благодарна вам за все… что вы для меня сделали, — ответила Кистна со слезами в голосе.
   — А если вы благодарны, — ответил маркиз, — то вы сделаете то, что я вам скажу, не создавая мне лишних трудностей. Я не думаю, что требую от вас слишком многого.
   Возникла пауза, затем Кистна сказала:
   — Я… благодарна, милорд… и я сделаю то… что вы мне скажете.
   — Хорошо! А теперь слушайте внимательно.
   Он наклонился вперед, положив руки на стол, как бы стараясь подчеркнуть важность того, что собирался сказать.
   — Граф Бранскомб уже объявил в Лондоне, что намерен жениться на моей подопечной. Когда он приедет сюда, я так и представлю ему вас. Но о вашем существовании он не имеет понятия. На самом деле он имеет в виду другую мою подопечную. Она сейчас в Италии. Ее зовут Мирабел Честер. И вы должны уверить его, что вы и есть Мирабел.
   Кистна подняла голову:
   — Вы хотите… чтобы я его… обманула?
   — Ну какое это имеет значение? — с легкостью произнес маркиз. — Одна подопечная ничем не хуже другой.
   — Но я… я не понимаю! Почему мы не должны сообщать ему… мое настоящее имя?
   — Я хочу, чтобы он поверил, что вы Мирабел Честер.
   Я прошу вас помочь мне, да и себе самой, выполнив все, что я потребую, — проговорил медленно маркиз.
   И снова повисла тишина.
   — Но почему… вы не объясните мне… зачем необходим… этот обман?
   — Нет, — сказал маркиз твердо. — Это мое дело, и только мое. Но уверяю вас, Кистна, вы окажетесь на самом верху светского общества, все молодые девушки будут вам завидовать. Чего же еще вы можете пожелать?
   К удивлению маркиза, Кистна поднялась и отошла к окну.
   Он вдруг заметил, что, помимо воли, любуется грациозностью ее движений, изяществом фигуры. На ней было платье из нежно-розового полупрозрачного газа, украшенное атласными лентами того же цвета.
   Она как цветок, подумал Олчестер, но тут же одернул себя, напоминая, сколько проблем ему принес этот цветок.
   Повернувшись к маркизу спиной, Кистна смотрела на залитый солнечным светом парк.
   — Вы будете очень… сердиться, если я… откажусь делать то… что вы хотите?
   Маркиз опешил, потом стукнул кулаком по столу.
   — Я не только рассержусь. Я буду считать вас полоумной, хотя до сих у меня не было повода так думать.
   Кистна молчала, не оборачиваясь.
   — Если вы не выйдете замуж за Бранскомба, вы подумали, какая у вас альтернатива? Не можете же вы вечно оставаться здесь, без компаньонки, не имея впереди ничего, кроме необходимости искать жениха. Думаю, что найти кого-нибудь, равного Бранскомбу, будет совершенно невозможно.
   — Возможно, мне стоило бы… начать… самостоятельную жизнь.
   — Как? Какими талантами вы можете заработать себе на жизнь?
   Девушка промолчала, и маркиз продолжал;
   — Вы, может, думаете о работе в приюте, но, мне кажется, с вас довольно подобной жизни, пусть и не в таком ужасном месте, как то, где я вас встретил.
   Кистна опять почувствовала себя так, словно он ударил ее, и, не в силах выносить его гнев, обернулась и сказала:
   — Я… благодарна вам… за вашу доброту и за то… что вы беспокоитесь… о моем будущем. Я… постараюсь сделать то… что вы… хотите.
   Ее голос пресекся на последнем слове, но девушка справилась с собой и подошла к столу, — Я не сомневался, что вы будете благоразумны. Итак, запомните, Кистна, что теперь ваше имя — Мирабел Честер. Вы дочь моего кузена Эдуарда, путешественника. Думаю, сам он называл себя исследователем. Теперь и он, и его жена умерли.
   — Значит, Мирабел… сирота… как и я!
   — Именно так! — ответил маркиз. — И поскольку вы одного возраста, между вами, наверное, довольно много общего.
   Он заметил, что девушка сильно побледнела, словно готова была упасть в обморок.
   — Подойдите ближе и сядьте поудобнее, — предложил он. — Я расскажу вам о Мирабел, чтобы вы не допустили какого-нибудь промаха.
   Он поднялся, обошел стол и направился к камину. Кистна опустилась в уютное кресло напротив.
   Последние два дня было очень тепло, и огонь в камине не зажигали. Вместо этого в нем устроили удивительную композицию из цветов и растений, выращенных в теплицах аббатства. Кистна вдыхала их аромат и думала о том, что запах — неотъемлемая часть красоты аббатства, как запах пыли, грязи и нищеты пропитывал воздух приюта.
   Жизнь в Индии научила Кистну острее воспринимать окружающий мир. Она не сомневалась, что не только зрение и слух, но и обоняние создают тот образ какого-либо места, который остается в памяти. Для нее аббатство было пропитано ароматом цветов, пчелиного воска и дорогих сигар. А еще был неповторимый аромат свежести, который приносил ветер с вересковых пустошей.
   Все это для Кистны ассоциировалось с маркизом. Сейчас, когда он сидел напротив, такой красивый и неотразимо привлекательный, девушка ощущала, как все ее тело вибрирует от любви.
   — Мирабел с тех пор, как умер ее отец, живет в Риме, — рассказывал маркиз. — Сейчас она оканчивает очень хорошую школу, но я уверен, что вы знаете ничуть не меньше, чем она, а возможно, благодаря тому, что вы жили совсем в других условиях, и намного больше.
   — Я… не говорю по-итальянски.
   — Да, но ваш французский становится все лучше и лучше. Сомневаюсь, что граф говорит на каком-нибудь еще иностранном языке.
   — Но если он… спросит меня о чем-нибудь, на что я… не смогу ответить?
   — Я уверен, что вы достаточно сообразительны, чтобы не попасться, — ответил маркиз. — В подобных обстоятельствах лучше всего говорить как можно меньше.
   — Когда вы хотите… чтобы мы… поженились? — спросила Кистна.
   Маркиз чуть было не сказал: «Как можно скорее!» — но подумал, что это, пожалуй, может испугать девушку.
   Весьма неопределенно он ответил:
   — Мы, конечно, должны обсудить все с графом, и, я полагаю, вы доверите это мне. Подумайте, как вам повезло. Если бы ваши отец и мать были живы, они тоже были бы благодарны мне за то, что я устроил ваше будущее так, как они не могли и мечтать.
   Маркиз подумал, что его слова звучат несколько высокопарно, но, несомненно, успокаивающе.
   И он совсем не ожидал, что в глазах Кистны внезапно мелькнет безумное, испуганное выражение, как если бы она хотела возразить или отказаться от всего, на что согласилась раньше. Затем словно нечеловеческим усилием она взяла себя в руки, выражение ее лица изменилось, на глаза навернулись слезы, и от этого они стали казаться еще больше.
   Невнятно пробормотав извинение, она вскочила с кресла и выбежала из библиотеки. Маркиз изумленно смотрел ей вслед, пока ее шаги не стихли в коридоре.
 
   — К нам гость! — воскликнул Уоллингхем, как только они выехали на подъездную аллею, которая вела к дому.
   Взглянув на маркиза, он понял, что им обоим известно, кому принадлежит остановившийся перед парадным входом фаэтон.
   Они подъехали поближе, и сомнений не осталось вовсе: черные с желтым колеса и обивка экипажа, черная с. желтым ливрея кучера — цвета графа Бранскомба, в которых всегда выступал на скачках его жокей.
   — Вы знаете, кто это? — спросила Кистна. — Вы хотите… чтобы я спряталась… пока они не уедут?
   Ее голос слегка дрожал. Она вообразила, что экипаж принадлежит той прекрасной леди, которая навещала маркиза вчера утром и вернулась снова.
   Они ездили на ферму, и Кистна была совершенно очарована при виде новорожденных ягнят и телят, которые еще плохо держались на своих непослушных ножках.
   Девушка была счастлива, что может быть рядом с маркизом, и даже позабыла на время тревоги нынешнего утра.
   На ферме все казалось ей таким восхитительным, что ее настроение передалось и маркизу, и Уоллингхему.
   — Мама часто рассказывала мне, как прекрасна весна в Англии, — говорила Кистна, — и мне представлялись золотистые нарциссы поддеревьями, и распускающиеся почки… Но я совсем забыла, что весна — это еще и вот эти ягнята, и пушистые цыплята, и утята, что бродят, переваливаясь с боку на бок.
   Кистна протянула маркизу цыпленка, спрашивая:
   — Есть ли на свете что-либо более восхитительное?
   Наблюдая за девушкой, Уоллингхем думал, о том, что то же самое можно было бы спросить и о ней. Он поражался, что маркиз не замечает, как восхитительна Кистна, когда она держит в ладонях цыпленка, а глаза ее прямо-таки светятся от счастья.
   Теперь, при взгляде на фаэтон у крыльца, она сразу сникла.
   — Я хочу, — сказал маркиз с явным удовлетворением, — чтобы вы поднялись наверх и надели свое самое прелестное и самое роскошное платье. Распорядитесь, чтобы вас причесали соответствующим образом. К тому моменту, как я за вами пришлю, вы должны быть готовы встретиться с вашим будущим мужем, графом Бранскомбом.
   — Он… уже здесь?
   Не могло быть сомнений в, том, что голос девушки звучал испуганно.
   — Это его фаэтон. Как видите, это очень дорогой экипаж. И обратите внимание, какие великолепные лошади!
   В его тоне звучала сдержанная язвительность, и Кистна внимательно посмотрела на него, но промолчала. Маркиз продолжал:
   — Кистна, вы обещали делать то, что я прошу! Будьте. осторожны и помните, что ваше имя — Мирабел. Именно так я стану к вам обращаться.
   — Я… помню об этом, — ответила Кистна тихо, — но я не понимаю… почему вы хотите выдать меня замуж за человека… который вам не нравится.
   — Кто вам сказал, что он мне не нравится?
   — Это видно… по вашему тону.
   — У вас слишком богатое воображение, — ответил маркиз холодно и направил лошадей к площадке перед домом, на которой стоял фаэтон Бранскомба. Они вышли из экипажа, и Кистна, подчиняясь распоряжению маркиза, побежала наверх, а маркиз повернулся к Уоллингхему с торжествующей улыбкой.
   — Вы были правы! — сказал он, но так тихо, чтобы не слышали слуги. — Рыбка клюнула, и нам остается только проследить, чтобы она заглотнула наживку и не сорвалась с крючка!
   — Я охотно уступлю эту честь вам, — ответил Перегрин, но умоляю вас, Линден, не забывайте одну важную вещь.
   — Какую?
   — Вы играете людьми, а не шахматными фигурами.
   Маркиз с недоумением посмотрел на него, но Уоллингхем уже отвернулся и стал подниматься по лестнице, направляясь в свою комнату.
   Лакей с поклоном отворил дверь в гостиную, где уже дожидался Бранскомб. Войдя, Олчестер увидел его в дальнем конце комнаты и вновь почувствовал, насколько неприятен ему этот человек. Но когда граф обернулся, маркиз шагнул к нему навстречу с выражением радушия, изрядно приправленного удивлением:
   — Добрый день, граф! Какой неожиданный визит!
   — Я ехал к Веруламу в Горхембери, — ответил Бранскомб, — и, поскольку дело, которое я намерен с вами обсудить, носит весьма личный характер, я надеюсь, вы простите меня за то, что я не, предупредил заранее о своем визите.
   — Конечно, — ответил маркиз. — Не Хотите ли присесть? Я вижу, слуги уже принесли вам выпить.
   Бранскомб держал в руке бокал с шампанским. Поставив его на столик, он остался стоять у камина, словно так ему было легче говорить.
   Олчестер налил себе немного шампанского и молча ждал, понимая, что Бранскомбу нелегко начать этот разговор.
   Наконец тот заговорил:
   — Иногда мне кажется, Олчестер, что мне пора подумать о женитьбе. Как вам известно, их величества высказали пожелание, чтобы все, кто, как я, составляет их постоянное окружение, были бы женаты.
   Бранскомб замолчал, но, поскольку маркиз ничего не ответил, заговорил снова:
   — Моей будущей жене выпадет особая честь. Она получит наследуемый титул камер-фрейлины и станет не только компаньонкой ее величества королевы, но и ее подругой.
   Видя, что Бранскомб не собирается садиться, маркиз сам непринужденно опустился в стоявшее у камина кресло, скрестил вытянутые ноги и откинулся назад.
   Он думал, что испытывает ни с чем не сравнимое удовольствие, видя перед собой Бранскомба в непривычной для того роли просителя.
   — Королева еще так молода, — продолжал граф, — ей нет еще и двадцати шести. Ей будет приятно, что рядом с ней женщина, которая еще моложе нее. Уверен, вы согласитесь со мной.
   — Конечно, — пробормотал маркиз.
   — Поэтому после долгих размышлений я решил, что мне нужна молоденькая жена, которая, естественно, по рождению и положению в обществе могла бы: играть ту роль, которая уготована моей супруге при дворе.
   Бранскомб снова замолчал, ожидая ответа маркиза, но тот лишь кивнул в знак согласия и отпил глоток шампанского из своего бокала.
   — Не так уж просто найти именно то, что вам нужно, — продолжал граф, — но я думаю, что есть молодая женщина, о которой я со всей искренностью могу сказать, что она отвечает всем моим требованиям, и эта женщина, Олчестер, — ваша подопечная, Мирабел Честер.
   Маркизу удалось изобразить неподдельное изумление.
   — Мирабел! — воскликнул он. — Но ведь она еще не представлена королеве.
   — Я слышал, что ей уже исполнилось восемнадцать, — заметил Бранскомб, — Это действительно так, но я не собирался выдавать ее замуж сразу же по приезде в Англию!
   — Не вижу причины медлить.
   Маркиз поставил на столик свой бокал.
   — Воистину вам, Бранскомб, удалось застать меня врасплох. Как опекун Мирабел я вижу, какие преимущества имеет для нее союз с вами, но вижу также, что этот союз выгоден и вам.
   Сказанного было вполне достаточно, чтобы в глазах Бранскомба вспыхнул огонек алчности и голос его зазвучал слишком уж ровно, чтобы показаться естественным:
   — Полагаю, она унаследовала огромное состояние.
   — Просто невероятное! Оно уже выражается астрономической цифрой и продолжает расти.
   — Итак, я считаю, что получил ваше разрешение, — произнес Бранскомб явно, торжествующим тоном, — начать ухаживать за вашей подопечной и просить ее руки?
   — Я, конечно, не могу отвергнуть подобное предложение, — произнес маркиз официальным тоном, — но есть одно условие.
   — Условие?
   — Поскольку тот, кто женится на Мирабел, с момента свадьбы будет распоряжаться всем ее состоянием, я хочу, чтобы моя подопечная получила от своего жениха значительную сумму, которая принадлежала бы исключительно ей и обеспечивала ей безбедное существование.
   Произнося эту фразу, маркиз подумал, что он, по сути, не сказал ни слова лжи, ловко жонглируя словами «Мирабел» и «моя подопечная».
   Бранскомб с недоумением воззрился на него.
   — Но зачем?
   — Я хочу, чтобы моя подопечная не чувствовала себя зависимой от мужа.
   — Уверяю вас, что я весьма щедр.
   — Всем нам известны случаи, когда богатые наследницы не могли получить ни пенса из своего состояния, потому что после свадьбы оно, по закону, становилось собственностью мужа.
   — Как я уже сказал, моя щедрость известна, — похвастался Бранскомб.
   — Я всего лишь охраняю интересы моей подопечной.
   После небольшой паузы Бранскомб спросил:
   — Какую сумму я должен записать на нее?
   — Поскольку состояние Мирабел так велико, я полагаю, что моя подопечная в день свадьбы должна получить капитал, способный обеспечить ей доход в тысячу фунтов в год!
   — Это невозможно! — резко произнес Бранскомб.
   — Невозможно? — переспросил маркиз.
   — Я не предполагал, что вы выдвинете такое странное требование, но, поскольку вы сделали это, я вынужден поставить вас в известность, разумеется, строго конфиденциально, что мне будет очень трудно, если не совершенно невозможно, выполнить ваше требование.
   — Мне это кажется невероятным, — ответил маркиз.
   Бранскомб подошел к столу, где в серебряном ведерке со льдом стояла бутылка шампанского, и, не спрашивая позволения, снова наполнил свой бокал.
   — Я буду с вами откровенен, Олчестер, — сказал он, сделав глоток шампанского, — и расскажу вам нечто, что известно очень немногим, но что ставит меня в весьма затруднительное положение.
   Маркиз ждал продолжения, отметив про себя, что в этой ситуации есть что-то, чего он не ожидал.
   — Мой дед был человеком богатым, но весьма экстравагантным, — начал Бранскомб. — К тому же у него была большая семья, всех членов которой он, по мнению моего отца, его старшего сына, содержал на широкую ногу.
   Маркиз слегка улыбнулся, зная, что, традиционно, в аристократических семьях старший сын получал все, что принадлежало отцу, а младшие в семье были весьма и весьма стеснены в средствах.
   — Кроме того, — продолжал Бранскомб, — мой дед очень гордился древностью нашего рода, и вы, конечно же, понимаете, что, когда князь Фридрих Мильдерштайнский сделал предложение его младшей дочери, дед был весьма польщен.
   Маркиз удивленно приподнял бровь.
   — Я знаком с князем Фридрихом, но понятия не имел, что его жена приходится вам теткой.
   — В том-то и дело, что нет, — ответил граф с горечью, — и именно в этом причина всех моих бед.
   По его тону маркиз понял, что Бранскомб не любит, когда его перебивают.
   — Брачное соглашение было заключено, и, поскольку дед не сомневался, что князь рассчитывает на огромное приданое, он повел себя самым, на мой взгляд, предосудительным образом.
   — Что же он сделал? — спросил маркиз, в глубине души уверенный, что знает ответ.
   — Он отписал моей тетке крупную сумму, и, в силу некоторых причин, я не мог помешать этому до самого кануна ее свадьбы.
   Маркиз не прерывая внимательно слушал, и Бранскомб, выдержав паузу с мастерством, которое сделало бы честь драматическому актеру, произнес:
   — А затем она исчезла!
   — Исчезла?
   — Исчезла в ночь перед свадьбой! Но все ее вещи остались в комнате, и я решил, да и до сих пор так думаю, что это была нечестная игра. Ее, очевидно, убили!
   — Но вы не смогли это доказать?
   — Как мы могли это доказать, раз ее тело так и не было найдено? — резко спросил граф.
   — И это значит, — медленно произнес маркиз, — что вы не можете воспользоваться теми деньгами, которые оставил ей ваш дед.
   — Именно так. В конце концов суд сообщил мне, что я не могу рассчитывать на них, пока не пройдет двадцать пять лет. Я уверен, что тогда суд наконец признает ее мертвой и эти деньги вернутся ко мне.
   — Сколько же вам осталось ждать?
   — Еще пять лет или около того.
   Губы маркиза плотно сжались, и Уоллингхем, будь он в эту минуту в гостиной, подумал бы, что лицо его друга искажено жестокой усмешкой.
   — Бранскомб, я понимаю ваши затруднения, — заговорил Олчестер, — но и вы должны понять, что в свете этих печальных обстоятельств я не могу дать согласия на ваш брак с моей подопечной.
   — Вы можете отказать мне? — Голос Бранскомба дрожал от возмущения.
   — Боюсь, что так. Если только вы не соберете достаточно денег, чтобы дать моей подопечной необходимую независимость.
   Маркиз слегка усмехнулся:
   — Не так уж трудно будет достать любую сумму в ожидании такого наследства.
   Бранскомб прохаживался перед камином, прихлебывая шампанское из вновь наполненного бокала.
   Олчестер молча ждал. Наконец Бранскомб сказал:
   — Удовлетворит ли вас, если ваша подопечная будет иметь пятьсот фунтов в год?
   — Может, остановимся на семистах пятидесяти? — предложил маркиз. — После того как наши лошади выиграли дерби в мертвом гите, мы должны бы прийти к дружескому соглашению, когда ставки неизмеримо ниже!
   Бранскомб на минуту задумался, затем ответил:
   — Хорошо, но вы, Олчестер, вынудили меня заключить сделку менее выгодную, чем я ожидал.
   — Я думал не о вас, а о моей подопечной. Полагаю, вы хотели бы ее увидеть?
   — Конечно. И мне хотелось бы не откладывать свадьбу надолго. Я уверен, что это весьма обрадует королеву, и, кроме того, у меня есть свои причины не слишком медлить с этим.
   Маркиз подумал, что эти причины чисто финансового свойства, но не произнес это вслух, а позвонил в колокольчик и, когда появился лакей, сказал:
   — Попросите мою подопечную спуститься в гостиную.
   — Хорошо, милорд.
   Когда дверь за слугой закрылась, Бранскомб сказал:
   — Думаю, будет лучше, если я сразу введу Мирабел в лондонское общество как мою супругу, чем если она сначала начнет выезжать, а потом будет объявлено о нашей помолвке.
   Маркиз подумал, что Бранскомб нуждается в средствах куда больше, чем стремится показать, и хотя особенно медлить не входило в его собственные планы, сделал вид, что вовсе не собирается сразу идти на уступки.
   — Вам не кажется, — спросил он графа, — что ваши родственники очень удивятся, если вы не познакомите их с вашей будущей женой до свадьбы? Да и мои родственники, вероятно, захотят встретиться с вами.
   — Не вижу смысла в этих скучных семейных сборищах, — резко возразил Бранскомб. — Нам обоим будет намного удобней, если венчание состоится в вашей домашней часовне. А потом мы поставим светское общество перед свершившимся фактом.
   — Что мне во всем этом действительно не нравится, так это свадьба, — ответил маркиз. — Поэтому меня ваш вариант устраивает. Но, с другой стороны, сперва я должен обсудить это с моей подопечной наедине.
   При этом маркиз подумал, что, если Бранскомб будет спешить со свадьбой, а Кистна окажется не подготовленной к этому, она может вообще отказаться участвовать в этой затее и погубить весь замысел.
   Бранскомб не успел ответить, двери отворились, и в гостиную вошла Кистна.
   Выглядела она прелестно, но маркиз видел, как девушка испугана.
   На ней было зеленое платье, искусно сшитое по последней моде и безумно дорогое. Ее волосы уложили в затейливую прическу, а в вырезе платья был прикреплен крошечный букетик живых подснежников. Девушка казалась истинным воплощением весны.
   Кистна направилась к ним. Двигалась она легко и безупречно, остановилась именно в том месте, где следовало, и присела в реверансе. Понимая, как она испугана, маркиз взял ее за руку и почувствовал, что ее пальцы трепещут словно крылья пойманной птицы. Маркиз легким пожатием постарался немного ободрить девушку.
   — Моя дорогая, я хочу представить вам графа Бранскомба, который просил моего разрешения поухаживать за вами. Я, со своей стороны, могу рекомендовать его как наиболее подходящего для вас мужа.
   При этом маркиз с трудом удержался, чтобы голосом не выдать свое злорадство.
   Граф учтиво поклонился. Несомненно, в прекрасно сшитом костюме, с искусно завязанным галстуком и в безукоризненно начищенных ботинках он выглядел весьма привлекательно.
   — Ваш опекун, мисс Честер, — обратился Бранскомб к Кистне, — дал согласие на наш брак, и потому я имею честь просить вас стать моей женой.
   Он протянул руку, и маркиз, чувствуя, что Кистна не в состоянии ответить ему или хотя бы пошевелиться, передал руку девушки, которую держал в своей руке, Бранскомбу, и тот поднес ее к губам.
   — Я уверен, — сказал граф, — что нам будет очень хорошо вдвоем.
   Кистна по-прежнему не могла вымолвить ни слова, и маркиз поспешил прервать неловкую паузу:
   — Полагаю, мы должны выпить по бокалу шампанского. Я пью за ваше здоровье.
   Он подошел к столу и, наполнив шампанским бокалы для себя и для Кистны, вернулся туда, где Кистна по-прежнему стояла неподвижно, а Бранскомб разглагольствовал, становясь с каждым словом все более самодовольным:
   — Ваш опекун, несомненно, подтвердит, что его величество весьма ценит мои советы и королева интересуется моим мнением обо всем, что она делает. Это очень большая ответственность, и я от всей души надеюсь, что моя жена разделит ее со мной, так же как и обязанности, возложенные на меня в Хампшире, где Бранскомбы уже много веков играют ведущую роль в управлении графством.
   Маркиз вложил бокал с шампанским в руку Кистны и поднял свой:
   — Позвольте мне выпить за вас обоих! Желаю вам многих лет счастья!
   — Благодарю вас, — ответил Бранскомб.
   Он допил свой бокал. Кистна сделала лишь крохотный глоток.
   Она была так бледна, что показалась маркизу подснежником, вроде тех, что украшали вырез ее платья. Но он испугался, что Кистна вот-вот потеряет сознание.
   — Почему бы вам не пригласить сюда мистера Уоллингхема? — предложил он. — Уверен, он будет рад услышать эту прекрасную новость!
   — Я… с удовольствием… сделаю это, — ответила Кистна слегка изменившимся голосом.
   Она поставила свой бокал на ближайший столик и поспешила к выходу из гостиной.
   — Она еще очень молода и потому застенчива, — объяснил маркиз, словно пытаясь извиниться за ее молчание.
   Бранскомб улыбнулся:
   — Это именно те качества, которые я хотел бы видеть в моей будущей жене.
   Тон, каким это было сказано, почему т вызвал у Олчестера желание ударить графа.
   Он позвонил, чтобы принесли еще шампанского, надеясь, что Кистна не вернется в гостиную, а Бранскомб не сочтет подобную застенчивость подозрительной.