Страница:
— Я… мы не можем… мы не должны… — пролепетала Сабина.
— Вы не должны, вы хотите сказать, — ответил цыган. — И все же почему нет? Я — мужчина. Я вас люблю. Я не могу предложить вам такую же жизнь, то же положение, которое может предложить вам лорд Тетфорд, зато я могу подарить вам счастье.
— О, прошу вас… — взмолилась Сабина. — Вы… не понимаете. — Она закрыла лицо руками и, отвернувшись от стоящего перед ней на коленях мужчины, опустилась в кресло.
— Дорогая, я заставил вас плакать! — воскликнул цыган. — Какой я глупец! Верьте, я не желаю вам ничего, кроме счастья!
— Я… я полагаю, я плачу от счастья, — ответила Сабина. — Я плачу потому, что вы так добры, так отзывчивы, так милы со мной. Если бы мы только встретились на несколько месяцев раньше! Но теперь… теперь слишком… слишком поздно!
Цыган поднялся с колен, посмотрел сверху вниз на ее опущенную голову, и на его лице появилось выражение любопытства.
— Почему слишком поздно? — спросил он.
— По… многим причинам, — прерывисто ответила Сабина. — Мама… так довольна, и есть… остальные девочки.
— Гарриет, Меллони, Ангелина и Клер, — перечислил цыган.
— Да… все… они, — ответила Сабина. — О, я знаю, Артур сказал, что не собирается… многое для них делать после того, как мы поженимся, но, возможно, мне удастся заставить его передумать. В любом случае они смогут распоряжаться многими моими вещами… одеждой, всеми деньгами, которые только у меня есть… И они смогут приехать и остаться у нас в доме. Они… и мама… рассчитывают на это!
— И это ни в какое сравнение не идет с гостеприимством цыганского лагеря.
Сабина вспыхнула и убрала руки от лица.
— Нет, дело не в этом! — горячо воскликнула она. — Вы не должны думать, что я отказываю вам потому, что вы цыган, или потому, что я стыжусь вас. Я была бы очень горда, горда быть вашей… — Слова смолкли.
Цыган наклонился вперед.
— Скажите же, — подтолкнул он. — Произнесите эти слова, любовь моя, слова, которые я мечтаю услышать из ваших уст.
— Но я не должна, — запротестовала Сабина. — Как вы не понимаете? Мы не должны даже… думать об этом… я помолвлена с Артуром… и я должна выйти за него замуж. Кроме того, Гарри должен ему… сотню фунтов.
— О, дорогая, какой же вы ребенок, — ласково произнес цыган. — Неужели вы думаете, что сотня фунтов имеет хоть какое-нибудь значение, когда речь идет о всей вашей жизни? Уедемте со мной. Позвольте мне показать вам, что значит счастье. Позвольте мне научить вас, как любить, как жить, как трепетать, — этому не научит вас ни один англичанин, ни один человек в целом мире не сможет дать всего этого вам потому, что мы предназначены друг для друга.
— Вы не должны… искушать меня, — прошептала Сабина. — Вы не должны просить… подобных вещей от меня. Я не сильная, я… нехорошая, я слабая и… плохая, когда дело касается вас. Я хочу делать то, чего не должна делать никогда. Я хочу быть с… вами. Я хочу слышать ваш голос. Я хочу, чтобы вы… прикоснулись ко мне.
Цыган вдруг отвернулся от нее.
— Вы должны идти, Сабина, — сказал он. — Есть границы, за которые человек не должен переступать. Я люблю вас! Неужели вы думаете, что я не Хочу заключить вас в объятия, покрыть ваше лицо поцелуями, целовать ваши губы, ваши глаза, шею, распустить ваши волосы и целовать их? Я люблю вас. Любовь — это не то слабое, вялое чувство, в которое превращают ее англичане. Любовь для меня — сила, которая может заставить человека совершать отчаянные поступки. Это то, ради чего человек может страдать от голода, украсть и бороться со всем миром и даже умереть. Вот что такое любовь, Сабина. А теперь вы должны идти, или я позабуду, что вы гостья, которая воспользовалась моим гостеприимством. Именно поэтому я и не смею прикоснуться к вам.
В голосе цыгана было столько страсти, столько силы — Сабина слушала его затаив дыхание. Ее сердце бешено колотилось, а губы горели — она любила его! Теперь она это понимала. Это была любовь, которая разгоралась в ее сердце, словно пламя костра. Она в нерешительности стояла и думала, что никакая сила в мире не сможет удержать ее от того, чтобы не броситься ему в объятия, поднять свои губы к его и предаться тем поцелуям, сама мысль о которых заставляла ее дрожать и трепетать, но тут цыган резко распахнул дверь. Прохладный ночной воздух ворвался в фургон, свет факелов задрожал, и в лицо Сабины пахнул свежий ветер.
— Идите же! — приказал он, протягивая руку, чтобы помочь ей переступить порог.
Механически Сабина взяла свою шляпу и перчатки и покорно позволила ему провести себя вниз по ступеням фургона туда, где уже ждала ее лошадь. Она едва могла говорить и думать, все ее мысли перепутались.
Он ловко помог ей сесть в седло и отдал приказ одному из своих людей. Спустя несколько секунд какой-то цыган вернулся, ведя под уздцы иссиня-черного жеребца. Это было великолепное животное, в грациозном изгибе шеи которого угадывалась кровь арабских скакунов. Седло было украшено серебром, а стремена целиком отлиты из вороненого серебра.
Цыган вскочил на лошадь. Он отдал какие-то приказания своим людям, а потом он и Сабина скрылись в темноте. На скаку Сабина чувствовала, что ее восторг потихоньку покидает ее, однако ее дыхание по-прежнему тихо вырывалось из полуоткрытых губ, а тело продолжало трепетать от радости. Он был рядом! Его голова была гордо поднята, и он казался частью лошади, как и любой человек, который привык к лошадям с самого детства.
Что он подумал о ней? — задавала себе вопрос Сабина. Не только из-за того, что она ему отказала, но из-за того, что так крепко держалась за свою помолвку с Артуром. Осуждал ли он ее в самой глубине души за то, что она такой сноб? Думал ли он, что только из-за ее будущего положения, как жены Артура, она отказалась выйти замуж за бродягу-цыгана, мужчину, у которого не было дома? Понял ли он, что, если бы только она была свободна, если бы только не ее семья, она бы осталась с ним этой ночью, она бы никогда не вернулась назад в Монте-Карло?
Это была любовь, подумала Сабина. Любовь, которая разрывала сердце на части, которая, казалось, сжигала тело, разум и душу. И все же как она могла забыть боль, которую причинит своей семье, и блага, которых она их лишит, останься она сейчас с ним?
Гарриет рассчитывала, что приедет в Лондон, да и мама казалась моложе и красивее с тех пор, как она стала помолвлена с Артуром. Это потому, что она больше так не беспокоилась о будущем и не пыталась припрятать каждый фартинг, чтобы купить Гарриет какие-нибудь нарядные платья, в которых она могла бы совершить свой первый выход в свет.
Сабина вдруг подумала об Артуре, о его холодном, грубоватом голосе, которым он говорил с ней сегодня днем. Она вздрогнула и инстинктивно заставила свою лошадь приблизиться к жеребцу цыгана. Словно почувствовав, о чем она думала и что чувствовала, он вдруг обернулся и заговорил с ней в первый раз с тех пор, как они покинули лагерь. Она могла видеть его лицо, освещенное лунным светом и вдруг показавшееся ей таким чужим, но, тем не менее, сильным и надежным, его черные волосы, откинутые ветром назад с квадратного лба, полные и чувственные губы, темные, проницательные глаза, горящие огнем страсти.
— Мы скачем бок о бок, — сказал он своим низким звучным голосом, который, казалось, играл на ее чувствах, словно она была инструментом, который отвечал на прикосновение музыканта. — Бок о бок, Сабина. Для вас это ничего не значит? Для меня это значит все, о чем я мечтал и на что надеялся — сегодня и всегда.
Глава 10
— Вы не должны, вы хотите сказать, — ответил цыган. — И все же почему нет? Я — мужчина. Я вас люблю. Я не могу предложить вам такую же жизнь, то же положение, которое может предложить вам лорд Тетфорд, зато я могу подарить вам счастье.
— О, прошу вас… — взмолилась Сабина. — Вы… не понимаете. — Она закрыла лицо руками и, отвернувшись от стоящего перед ней на коленях мужчины, опустилась в кресло.
— Дорогая, я заставил вас плакать! — воскликнул цыган. — Какой я глупец! Верьте, я не желаю вам ничего, кроме счастья!
— Я… я полагаю, я плачу от счастья, — ответила Сабина. — Я плачу потому, что вы так добры, так отзывчивы, так милы со мной. Если бы мы только встретились на несколько месяцев раньше! Но теперь… теперь слишком… слишком поздно!
Цыган поднялся с колен, посмотрел сверху вниз на ее опущенную голову, и на его лице появилось выражение любопытства.
— Почему слишком поздно? — спросил он.
— По… многим причинам, — прерывисто ответила Сабина. — Мама… так довольна, и есть… остальные девочки.
— Гарриет, Меллони, Ангелина и Клер, — перечислил цыган.
— Да… все… они, — ответила Сабина. — О, я знаю, Артур сказал, что не собирается… многое для них делать после того, как мы поженимся, но, возможно, мне удастся заставить его передумать. В любом случае они смогут распоряжаться многими моими вещами… одеждой, всеми деньгами, которые только у меня есть… И они смогут приехать и остаться у нас в доме. Они… и мама… рассчитывают на это!
— И это ни в какое сравнение не идет с гостеприимством цыганского лагеря.
Сабина вспыхнула и убрала руки от лица.
— Нет, дело не в этом! — горячо воскликнула она. — Вы не должны думать, что я отказываю вам потому, что вы цыган, или потому, что я стыжусь вас. Я была бы очень горда, горда быть вашей… — Слова смолкли.
Цыган наклонился вперед.
— Скажите же, — подтолкнул он. — Произнесите эти слова, любовь моя, слова, которые я мечтаю услышать из ваших уст.
— Но я не должна, — запротестовала Сабина. — Как вы не понимаете? Мы не должны даже… думать об этом… я помолвлена с Артуром… и я должна выйти за него замуж. Кроме того, Гарри должен ему… сотню фунтов.
— О, дорогая, какой же вы ребенок, — ласково произнес цыган. — Неужели вы думаете, что сотня фунтов имеет хоть какое-нибудь значение, когда речь идет о всей вашей жизни? Уедемте со мной. Позвольте мне показать вам, что значит счастье. Позвольте мне научить вас, как любить, как жить, как трепетать, — этому не научит вас ни один англичанин, ни один человек в целом мире не сможет дать всего этого вам потому, что мы предназначены друг для друга.
— Вы не должны… искушать меня, — прошептала Сабина. — Вы не должны просить… подобных вещей от меня. Я не сильная, я… нехорошая, я слабая и… плохая, когда дело касается вас. Я хочу делать то, чего не должна делать никогда. Я хочу быть с… вами. Я хочу слышать ваш голос. Я хочу, чтобы вы… прикоснулись ко мне.
Цыган вдруг отвернулся от нее.
— Вы должны идти, Сабина, — сказал он. — Есть границы, за которые человек не должен переступать. Я люблю вас! Неужели вы думаете, что я не Хочу заключить вас в объятия, покрыть ваше лицо поцелуями, целовать ваши губы, ваши глаза, шею, распустить ваши волосы и целовать их? Я люблю вас. Любовь — это не то слабое, вялое чувство, в которое превращают ее англичане. Любовь для меня — сила, которая может заставить человека совершать отчаянные поступки. Это то, ради чего человек может страдать от голода, украсть и бороться со всем миром и даже умереть. Вот что такое любовь, Сабина. А теперь вы должны идти, или я позабуду, что вы гостья, которая воспользовалась моим гостеприимством. Именно поэтому я и не смею прикоснуться к вам.
В голосе цыгана было столько страсти, столько силы — Сабина слушала его затаив дыхание. Ее сердце бешено колотилось, а губы горели — она любила его! Теперь она это понимала. Это была любовь, которая разгоралась в ее сердце, словно пламя костра. Она в нерешительности стояла и думала, что никакая сила в мире не сможет удержать ее от того, чтобы не броситься ему в объятия, поднять свои губы к его и предаться тем поцелуям, сама мысль о которых заставляла ее дрожать и трепетать, но тут цыган резко распахнул дверь. Прохладный ночной воздух ворвался в фургон, свет факелов задрожал, и в лицо Сабины пахнул свежий ветер.
— Идите же! — приказал он, протягивая руку, чтобы помочь ей переступить порог.
Механически Сабина взяла свою шляпу и перчатки и покорно позволила ему провести себя вниз по ступеням фургона туда, где уже ждала ее лошадь. Она едва могла говорить и думать, все ее мысли перепутались.
Он ловко помог ей сесть в седло и отдал приказ одному из своих людей. Спустя несколько секунд какой-то цыган вернулся, ведя под уздцы иссиня-черного жеребца. Это было великолепное животное, в грациозном изгибе шеи которого угадывалась кровь арабских скакунов. Седло было украшено серебром, а стремена целиком отлиты из вороненого серебра.
Цыган вскочил на лошадь. Он отдал какие-то приказания своим людям, а потом он и Сабина скрылись в темноте. На скаку Сабина чувствовала, что ее восторг потихоньку покидает ее, однако ее дыхание по-прежнему тихо вырывалось из полуоткрытых губ, а тело продолжало трепетать от радости. Он был рядом! Его голова была гордо поднята, и он казался частью лошади, как и любой человек, который привык к лошадям с самого детства.
Что он подумал о ней? — задавала себе вопрос Сабина. Не только из-за того, что она ему отказала, но из-за того, что так крепко держалась за свою помолвку с Артуром. Осуждал ли он ее в самой глубине души за то, что она такой сноб? Думал ли он, что только из-за ее будущего положения, как жены Артура, она отказалась выйти замуж за бродягу-цыгана, мужчину, у которого не было дома? Понял ли он, что, если бы только она была свободна, если бы только не ее семья, она бы осталась с ним этой ночью, она бы никогда не вернулась назад в Монте-Карло?
Это была любовь, подумала Сабина. Любовь, которая разрывала сердце на части, которая, казалось, сжигала тело, разум и душу. И все же как она могла забыть боль, которую причинит своей семье, и блага, которых она их лишит, останься она сейчас с ним?
Гарриет рассчитывала, что приедет в Лондон, да и мама казалась моложе и красивее с тех пор, как она стала помолвлена с Артуром. Это потому, что она больше так не беспокоилась о будущем и не пыталась припрятать каждый фартинг, чтобы купить Гарриет какие-нибудь нарядные платья, в которых она могла бы совершить свой первый выход в свет.
Сабина вдруг подумала об Артуре, о его холодном, грубоватом голосе, которым он говорил с ней сегодня днем. Она вздрогнула и инстинктивно заставила свою лошадь приблизиться к жеребцу цыгана. Словно почувствовав, о чем она думала и что чувствовала, он вдруг обернулся и заговорил с ней в первый раз с тех пор, как они покинули лагерь. Она могла видеть его лицо, освещенное лунным светом и вдруг показавшееся ей таким чужим, но, тем не менее, сильным и надежным, его черные волосы, откинутые ветром назад с квадратного лба, полные и чувственные губы, темные, проницательные глаза, горящие огнем страсти.
— Мы скачем бок о бок, — сказал он своим низким звучным голосом, который, казалось, играл на ее чувствах, словно она была инструментом, который отвечал на прикосновение музыканта. — Бок о бок, Сабина. Для вас это ничего не значит? Для меня это значит все, о чем я мечтал и на что надеялся — сегодня и всегда.
Глава 10
Сабина пошевелилась и проснулась. Мгновенно мысли и воспоминания, словно толпа назойливых попрошаек, нахлынули на нее. Прошлая ночь была так щедра на события, но ее мысли, казалось, больше всего задержались на той поездке верхом в темноте, бок о бок с цыганским королем.
В словах не было нужды. Между ними была близость и понимание, которое сделало слова излишними. Для Сабины просто скакать рядом с ним, чувствовать его силу, знать, что ей надо всего лишь протянуть руку и она сможет дотронуться до него, само по себе было наслаждением.
И лишь когда впереди засияли огни Монте-Карло, она сказала:
— Ведь ваш лагерь переехал с тех пор, как я была у вас в первый раз?
Он повернулся к ней и улыбнулся, глядя на ее обращенное к нему личико:
— Я хотел быть как можно ближе к вам.
Она думала и раньше, что таково объяснение, но слышать его было радостью, которую она не могла скрыть. Они помчались дальше, и наконец, доехав до развилки дорог, где первая белая вилла уютно примостилась среди зелени деревьев, цыган, натянув поводья остановил лошадь.
— Теперь мне придется вас покинуть, дорогая, — скан. — Но я встречусь с вами позже. Где мне найти вас?
— Я велела Гарри подождать меня на дороге за виллой, — ответила Сабина.
— Я приеду туда, — сказал он и взял ее за руку. На ; ней была перчатка для верховой езды, и он, отвернув широкую крагу, поцеловал кожу ее запястья. Она задрожала, но не успела что-то сказать, спросить, что он собирался делать, как он пришпорил свою лошадь и исчез в темноте петляющей дороги, которая, как знала Сабина, вела в город.
Она поехала более медленно. В окнах многих вилл все еще горел свет, и далеко впереди виднелись зазывные огни казино. Люди, думала она, играли в этом здании, собравшись так, что каждый их нерв был напряжен, на крутящемся колесе рулетки или картах они испытывали судьбу. Блуждающий колдовской огонек заманивал неосторожных и глупых, даря многим удовольствие и все же неизбежно оказываясь ловушкой для неопытных и неискушенных.
Но никто не мог защитить людей от самих себя. Гарри усвоил этот урок. Он был жесток, и долгие месяцы он еще с горечью будет его помнить. Вздрогнув, Сабина вспомнила, что Гарри все еще не был спасен. Цыганский король должен был найти Катишу и убедить ее отдать деньги, только тогда Гарри можно вытащить из той ямы унижения и деградации, в которой он сейчас находился. Только тогда Сабина обретет уверенность в том, что Гарри спасен. Она не могла не доверять цыганскому королю, знала, что он ее не подведет.
Когда она наконец добралась до виллы «Мимоза» и проехала мимо ее фасада и дальше вниз по склону холма, на ее губах играла улыбка. Гарри ждал ее в тени деревьев. Стоило ей показаться, как конюх бросился к ней, взял лошадь под уздцы, и через мгновение Гарри уже стоял подле нее.
— Все в порядке?
Он едва дышал от волнения, и она видела, судя по темным кругам под его глазами, как сильно он страдал.
— Я думаю, все будет в порядке, — тихо ответила она Он помог ей слезть с лошади, и конюх увел ее.
— Ты не привезла деньги? — спросил он. Она покачала головой:
— Нет. Но нам их привезет кое-кто, кого я знаю. Я в этом уверена.
— Кто этот человек?
— Я встретила его, когда впервые приехала сюда, уклончиво ответила Сабина.
— Это конечно же мужчина, — сказал Гарри. Сабина не ответила. Что-то в выражении ее лица и напряжении ее тела заставило брата, который обычно не отличался проницательностью, прибавить:
— Что он значит для тебя? Сабина чуть слышно вздохнула:
— Почему ты меня спрашиваешь об этом?
— Потому что, когда речь заходит о нем, ты становишься скрытной и странной, — ответил Гарри. — Потому что он готов помочь тебе, и — послушай, Сабина, ты не попала в беду, нет?
— Беду! В какую такую беду? — спросила Сабина с веселыми нотками в голосе.
Гарри посмотрел ей в лицо.
— По-моему, ты в него влюбилась, — медленно произнес он.
— Что навело тебя на подобную мысль? — спросил Сабина, пытаясь говорить легкомысленным тоном, но только вот скрыть предательский румянец не смогла.
— Ты не можешь мне лгать, — сказал Гарри. — В любом случае, ты никогда не была хорошей лгуньей. Ты в беде, сестренка? Если да, я помогу тебе, если смогу.
Сабина дотронулась до его щеки:
— Дорогой Гарри. Мы всегда говорили друг другу все разве не так? Но об этом я не могу тебе рассказать, ты все равно не поймешь.
— Откуда ты знаешь? Ты мне не доверяешь.
— Не в этом дело, — сказала Сабина. — Просто я не могу, не смею говорить об этом. Он мой друг, это все, что я могу сказать. И когда он приедет, ты должен быть мил с ним — прошу тебя, Гарри, пообещай мне это!
Позже она поняла, что ей не обязательно было вырывать у него это обещание. Гарри, после одного встревоженного взгляда, брошенного на цыганского короля, казалось, не нашел его ни странным, ни каким-то подозрительным другом для своей сестры. Правда, сперва он был так ошарашен, получив сверток банкнотов, который ему вручил цыган, что мог только пробормотать слова благодарности и снова и снова повторял, насколько он ему обязан.
— Так вы вернули деньги! — воскликнула Сабина. — Я была уверена, что вам это удастся.
— Вы действительно добыли их у Катиши, сэр? спросил Гарри. — Я думал, уже после того, как Сабина уехала вас искать, что совершил ошибку, предположив, что именно она была виновницей. Я вспомнил, что в карете рядом со мной сидела светленькая девушка, скорее всего, именно она и взяла деньги, а не ее подруга.
Цыганский король улыбнулся:
— Давайте не будем задавать вопросы. Деньги — у вас, это главное, разве не так?
— Да-да! — воскликнул Гарри.
— И могу я посоветовать, если вы не сочтете это наглостью, немедля передать их в казино?
— Я отправлюсь туда сию же секунду. Но как мне благодарить вас, сэр, за то, что вы сделали для меня?
— Мне не нужна благодарность.
— Но мне кажется, я должен сказать вам… — начал Гарри, но цыган не дал ему договорить:
Вы только поставите меня в неловкое положение. Теперь торопитесь: а вдруг ваш чек уже на пути в Англию. Убедитесь в том, что они его аннулировали, но не садитесь за игорный стол, прежде чем не встретитесь с кассиром.
— У меня не настолько куриные мозги — второй раз я не наступлю на одни и те же грабли, — заверил Гарри. — До свидания, сэр. До свидания, сестренка. Я и не думал, что у сегодняшнего дня будет такой счастливый конец.
Сабина поцеловала его, и он торопливо зашагал вверх по склону холма. Она посмотрела ему вслед и тут увидела, что цыганский король пристально наблюдает за ней.
— Как мне благодарить вас? — тихо спросила она.
— Мне не нужна благодарность, — снова повторил он. — Я горжусь тем, что вы пришли за помощью именно ко мне, что вы доверяете мне.
Его голос заставил ее затрепетать. Сгорая от робости и смущения, Сабина бессмысленно уставилась на стену, рядом с которой они стояли.
— Я должна идти, — пробормотала она.
В ответ цыган вдруг схватил ее на руки, поднял вверх и посадил на гладкие камни стены.
— Не шевелитесь, пока я не смогу вам помочь, — приказал он снизу.
Он перемахнул через стену и оказался по другую сторону, в саду. Подняв руки, он аккуратно опустил девушку на землю. На мгновение они оказались очень близко друг к другу. Она почувствовала, что слышит биение его сердца, в тот миг, когда его руки крепко прижали ее к себе. Голова закружилась, и ей ужасно захотелось броситься ему в объятия. Она хотела, как еще никогда и ничего в жизни, почувствовать его губы. И тут вдруг он ее отпустил, и они встали немного поодаль друг от друга между стволами деревьев, а лунный свет рисовал странные узоры на земле между ними.
— Мне больно говорить вам, что вы действительно должны идти, — тихо произнес цыган. — Вы так устали Вы столько волновались и так были огорчены. Для одного дня хватит эмоций. Теперь вы должны лечь в постель и поспать.
Его забота заставила слезы навернуться на ее глаза.
— Но теперь все хорошо, — сказала она.
— Все ли? — Он вопросительно поднял брови. Она знала, что он думал о своей любви к ней и о ее помолвке с Артуром. Она отвела глаза, и он сказал:
— Но сегодня ночью я решил вам больше не доставлять никаких неприятностей. Бывают моменты, когда мы теряем способность здраво мыслить и мечемся между сердцем и разумом. И это, моя любовь, как раз та ситуация, в которой вы сейчас находитесь. Нет, ничего не говорите, — продолжал он, словно она хотела что-то возразить. — Но прежде чем уйти, я хочу сказать вам кое-что. Никогда больше вы не должны рисковать так, как рисковали сегодня. Не ищите меня, не скачите одна по темным и опасным дорогам. Если я вам понадоблюсь, просто выйдите на балкон со свечой в руке. Привяжите платок, который я вам дам, вокруг перил, и через час я буду у вас.
— Вы хотите сказать, что кто-то будет все время наблюдать?..
— Всегда. Вы не увидите, кто наблюдает, не бойтесь, но кто-то всегда будет рядом, чтобы, как только вы захотите меня видеть, немедленно известить меня.
Он снял с шеи шелковый платок и положил на ее правую ладонь. Ее пальцы сомкнулись на мягкой поверхности, и она вдруг с теплотой подумала: эта вещь принадлежала ему, он носил ее, и она сможет хранить ее вечно.
— А теперь спокойной ночи, — сказал цыган.
Он взял ее левую руку, снял перчатку и посмотрел на открытую ладошку.
— Хотите, я прочту ваше будущее? — спросил он. Или мне лучше сказать, что вы стоите на перепутье дорог? Есть два пути, по которым вы можете пойти, и только вы, Сабина, можете решить, какой из них выбрать.
Она что-то пробормотала, видимо желая возразить, что все должна решить именно она, а затем почувствовала его губы: сперва на своей ладони, потом на каждом пальчике в отдельности и наконец медлившие, горящие и зовущие на нежных голубых жилках запястья.
— Я люблю вас, — произнес он очень нежно. — Не думайте ни о чем сегодня ночью, кроме того, что я люблю вас.
Когда она засыпала, эти слова все еще звучали у нее в ушах, а когда проснулась, то обнаружила, что всю ночь проспала с его шелковым платком под щекой.
Был уже день, лучи солнца струились в окно, и она попыталась убедить себя, что все теперь покажется ей другим. Прошлая ночь была сном, невероятным, волнующим сном, одна мысль о котором все еще могла заставить ее кровь стучать в висках. Но сегодня она должна взглянуть на вещи реально.
Как она могла хоть на секунду подумать, что может стать женой цыгана? — спрашивала она себя. Мужчины, о котором она ничего не знала, у которого, если уж на то пошло, могло быть полдюжины жен из его собственного племени.
Сабина вдруг всхлипнула и закрыла глаза его платком. Бесполезно, она не могла его в чем-то укорять даже про себя. Она любила его. Она любила в нем все — как он двигался, как говорил, прикосновение его рук и горячую настойчивость его губ. Она не могла представить себе ничего более совершенного или более близкого к раю, чем быть в его руках, позволять ему делать все, что он хотел, и чувствовать его поцелуи на своем лице и волосах. При одной только мысли об этом она задрожала. Губы приоткрылись, дыхание стало прерывистым, а веки внезапно странно отяжелели. С усилием она вернулась к реальности.
Она была помолвлена с Артуром, она гостила у его матери и носила одежду, которая была подарена ей как часть приданого. Дома ей собирали свадебные подарки, а мама строила планы на свадьбу, которая должна была состояться в июне. Не сошла ли она с ума, раз могла подумать о том, чтобы отвернуться от всего этого? Нарушить данное слово, опозорить свою семью, стать в глазах всех изгоем, человеком, о ком они будут говорить не иначе как с презрением и сожалением.
«Это безумие. Безумие, безумие!» — повторяла Сабина снова и снова, но в ушах ее звенел этот низкий голос с таким милым акцентом, говорящий: «Я люблю вас!»
— Почему это должно было случиться именно со мной? — вслух спросила Сабина и подумала, что, не случись этого, она бы так никогда и не узнала, что такое настоящая любовь. Она искренне верила в то, что любила Артура. Приехав в Монте-Карло, она думала, что была самой везучей девушкой в мире, потому что она выходит замуж за столь влиятельного, столь очаровательного и в высшей степени достойного человека. Что же изменило ее отношение к нему за столь короткое время? Она знала ответ — это была любовь!
Она всегда думала, что такая любовь существует только в книгах. Но даже те более или менее откровенные романы, которые тайком они читали с Гарриет, не открыли ей и доли правды об этой дивной радости, которая, казалось, преображала весь мир вокруг, когда он был рядом. Они не объясняли, что она будет едва дышать и находиться на грани обморока, но в то же время наполняться жизненной силы, стоит ему коснуться ее. Она никогда не думала, что может мечтать о прикосновении мужских губ или чувствовать себя так, словно внутри у нее горит странный огонь, разожженный его словами, что один взгляд его глаз заставит ее трепетать всем телом.
— Я влюблена!
Она произнесла эти слова вслух, подошла к окну, но в тот же миг отступила назад, вспомнив, что на ней только ночная рубашка, и почувствовав, что где-то в зеленых зарослях пара глаз ждет сигнала, который приведет его к ней.
«Неужели это и вправду происходит?» — спросила себя Сабина. Неужели это правда, что она, Сабина Уонтидж, старшая дочь приходского священника в Кобблфилде, безвкусно одетая, непривлекательная, никому не известная девочка, которая при первом выезде в Лондон испытала полнейший провал в свете, теперь здесь, в Монте-Карло? Неужели это она помолвлена с одним мужчиной, а влюблена в другого? Неужели это за ней следили цыгане, неужели это она, если верить словам их короля, стояла на перепутье дорог?
Что ей делать? Что она могла сделать? Разумеется, только выйти замуж за Артура, как и было условлено.
Сабина прожила этот день словно во сне. Вместе с леди Тетфорд они ездили кататься верхом, побывали на званом обеде, потом снова покатались в карете, посетили магазины, выпили чаю в кругу друзей и наконец вернулись домой. Там их уже поджидала записка Артура, в которой говорилось, что он заедет за ними где-то без четверти восемь.
Все это время Сабина чувствовала себя отрешенной от всего происходящего — казалось, она была зрителем, перед которым разыгрывали какой-то странный спектакль. Только когда она услышала имя Артура, в первый раз за весь день сознание реальности вернулось к ней.
— Куда мы едем сегодня вечером? — спросила она.
— Мы ужинаем с великим русским князем Иваном, ответила леди Тетфорд. — Это обаятельный мужчина, и он тебе понравится. Недавно он построил виллу в Монте-Карло и теперь устраивает приемы с большой роскошью и великолепием.
— Вы давно с ним знакомы? — поинтересовалась Сабина.
— Да, многие годы, — ответила леди Тетфорд. — Он один из тех моих друзей, кого Артур, к моему удивлению, находит вполне приемлемым. — Она засмеялась. — Я не должна позволять себе быть злюкой, — прибавила она. — Мы должны всегда оставаться лояльными, особенно к капризам собственных детей.
— Артур едет с нами? — спросила Сабина.
— Да. Когда я сказала великому князю, что ты гостишь у меня и что ты помолвлена с Артуром, он пригласил вас обоих. Я очень хочу, чтобы ты поскорее познакомилась с ним. Однажды кто-то сказал: если князь Иван захочет, он может очаровать кого угодно. Мне весьма интересно, что ты о нем скажешь.
«Что такое обаяние?» — думала Сабина, когда поднималась вверх по лестнице, чтобы переодеться для ужина. Сочтет ли леди Тетфорд, что у цыганского короля есть обаяние? Своему сыну она напрочь в нем отказывала. Как же Сабине хотелось довериться кому-то более опытному и мудрому.
Она вдруг почувствовала себя молодой, беспомощной и ужасно несведущей девицей. Что она знала о мужчинах, или, если на то пошло, хотя бы о каком-нибудь одном мужчине? Она была знакома всего с несколькими мужчинами, которые так мало значили в ее жизни. У нее не было стандарта, по которому она могла судить, и из-за своей неопытности могла легко совершить роковую ошибку, сочтя мужчину привлекательным только потому, что он романтичен.
И все же она была уверена, что цыган, какими бы ни были его воспитание и манеры, был по-своему джентльменом. Гарри ведь тоже так думал и почти инстинктивно назвал его «сэр». Это была не просто благодарность за то, что тот оказал ему услугу, он просто признал его старшинство и влиятельность.
Но и Гарри был молод и неопытен. Что бы подумал Артур о ее друге-бродяге? Она вздрогнула при мысли о том, что Артур когда-нибудь узнает об этом. Она могла представить себе выражение холодного презрения на его лице, гнев и укор в его голосе.
Сабина начала торопливо одеваться. Она не хотела ни о чем думать, она хотела вернуться назад, к чувству зыбкой отрешенности от всего происходящего, в котором пребывала весь день. Но это было невозможно. События прошлой ночи вернулись к ней. Да, она стояла на перепутье. Какую дорогу она выберет?
Вилла великого князя, как и сказала леди Тетфорд. оказалась великолепной. Снаружи она не отличалась особенной роскошью, но стоило переступить порог, как она становилась непохожей на все другие виллы и дома, в которых Сабина бывала раньше.
Прекрасные ковры из Персии, нефрит и слоновая кость из Китая, шелк и вышивки из Японии, сандал и специи из Аравии — все было здесь. Великолепные картины, украшенные драгоценными камнями иконы, резьба и хрусталь изумляли Сабину, словно сказки из «Тысячи и одной ночи» вдруг стали явью.
Но все это был лишь некий фон для самого великого князя. Высокий и красивый, с тонкими аристократическими чертами лица и усталыми карими глазами, которые, казалось, загорались, когда он улыбался, OF тоже будто пришел из сказки. Его учтивость и поразительное обаяние заставляли гостей чувствовать себя него в гостях как дома, несмотря на различие их характеров и национальных особенностей.
В словах не было нужды. Между ними была близость и понимание, которое сделало слова излишними. Для Сабины просто скакать рядом с ним, чувствовать его силу, знать, что ей надо всего лишь протянуть руку и она сможет дотронуться до него, само по себе было наслаждением.
И лишь когда впереди засияли огни Монте-Карло, она сказала:
— Ведь ваш лагерь переехал с тех пор, как я была у вас в первый раз?
Он повернулся к ней и улыбнулся, глядя на ее обращенное к нему личико:
— Я хотел быть как можно ближе к вам.
Она думала и раньше, что таково объяснение, но слышать его было радостью, которую она не могла скрыть. Они помчались дальше, и наконец, доехав до развилки дорог, где первая белая вилла уютно примостилась среди зелени деревьев, цыган, натянув поводья остановил лошадь.
— Теперь мне придется вас покинуть, дорогая, — скан. — Но я встречусь с вами позже. Где мне найти вас?
— Я велела Гарри подождать меня на дороге за виллой, — ответила Сабина.
— Я приеду туда, — сказал он и взял ее за руку. На ; ней была перчатка для верховой езды, и он, отвернув широкую крагу, поцеловал кожу ее запястья. Она задрожала, но не успела что-то сказать, спросить, что он собирался делать, как он пришпорил свою лошадь и исчез в темноте петляющей дороги, которая, как знала Сабина, вела в город.
Она поехала более медленно. В окнах многих вилл все еще горел свет, и далеко впереди виднелись зазывные огни казино. Люди, думала она, играли в этом здании, собравшись так, что каждый их нерв был напряжен, на крутящемся колесе рулетки или картах они испытывали судьбу. Блуждающий колдовской огонек заманивал неосторожных и глупых, даря многим удовольствие и все же неизбежно оказываясь ловушкой для неопытных и неискушенных.
Но никто не мог защитить людей от самих себя. Гарри усвоил этот урок. Он был жесток, и долгие месяцы он еще с горечью будет его помнить. Вздрогнув, Сабина вспомнила, что Гарри все еще не был спасен. Цыганский король должен был найти Катишу и убедить ее отдать деньги, только тогда Гарри можно вытащить из той ямы унижения и деградации, в которой он сейчас находился. Только тогда Сабина обретет уверенность в том, что Гарри спасен. Она не могла не доверять цыганскому королю, знала, что он ее не подведет.
Когда она наконец добралась до виллы «Мимоза» и проехала мимо ее фасада и дальше вниз по склону холма, на ее губах играла улыбка. Гарри ждал ее в тени деревьев. Стоило ей показаться, как конюх бросился к ней, взял лошадь под уздцы, и через мгновение Гарри уже стоял подле нее.
— Все в порядке?
Он едва дышал от волнения, и она видела, судя по темным кругам под его глазами, как сильно он страдал.
— Я думаю, все будет в порядке, — тихо ответила она Он помог ей слезть с лошади, и конюх увел ее.
— Ты не привезла деньги? — спросил он. Она покачала головой:
— Нет. Но нам их привезет кое-кто, кого я знаю. Я в этом уверена.
— Кто этот человек?
— Я встретила его, когда впервые приехала сюда, уклончиво ответила Сабина.
— Это конечно же мужчина, — сказал Гарри. Сабина не ответила. Что-то в выражении ее лица и напряжении ее тела заставило брата, который обычно не отличался проницательностью, прибавить:
— Что он значит для тебя? Сабина чуть слышно вздохнула:
— Почему ты меня спрашиваешь об этом?
— Потому что, когда речь заходит о нем, ты становишься скрытной и странной, — ответил Гарри. — Потому что он готов помочь тебе, и — послушай, Сабина, ты не попала в беду, нет?
— Беду! В какую такую беду? — спросила Сабина с веселыми нотками в голосе.
Гарри посмотрел ей в лицо.
— По-моему, ты в него влюбилась, — медленно произнес он.
— Что навело тебя на подобную мысль? — спросил Сабина, пытаясь говорить легкомысленным тоном, но только вот скрыть предательский румянец не смогла.
— Ты не можешь мне лгать, — сказал Гарри. — В любом случае, ты никогда не была хорошей лгуньей. Ты в беде, сестренка? Если да, я помогу тебе, если смогу.
Сабина дотронулась до его щеки:
— Дорогой Гарри. Мы всегда говорили друг другу все разве не так? Но об этом я не могу тебе рассказать, ты все равно не поймешь.
— Откуда ты знаешь? Ты мне не доверяешь.
— Не в этом дело, — сказала Сабина. — Просто я не могу, не смею говорить об этом. Он мой друг, это все, что я могу сказать. И когда он приедет, ты должен быть мил с ним — прошу тебя, Гарри, пообещай мне это!
Позже она поняла, что ей не обязательно было вырывать у него это обещание. Гарри, после одного встревоженного взгляда, брошенного на цыганского короля, казалось, не нашел его ни странным, ни каким-то подозрительным другом для своей сестры. Правда, сперва он был так ошарашен, получив сверток банкнотов, который ему вручил цыган, что мог только пробормотать слова благодарности и снова и снова повторял, насколько он ему обязан.
— Так вы вернули деньги! — воскликнула Сабина. — Я была уверена, что вам это удастся.
— Вы действительно добыли их у Катиши, сэр? спросил Гарри. — Я думал, уже после того, как Сабина уехала вас искать, что совершил ошибку, предположив, что именно она была виновницей. Я вспомнил, что в карете рядом со мной сидела светленькая девушка, скорее всего, именно она и взяла деньги, а не ее подруга.
Цыганский король улыбнулся:
— Давайте не будем задавать вопросы. Деньги — у вас, это главное, разве не так?
— Да-да! — воскликнул Гарри.
— И могу я посоветовать, если вы не сочтете это наглостью, немедля передать их в казино?
— Я отправлюсь туда сию же секунду. Но как мне благодарить вас, сэр, за то, что вы сделали для меня?
— Мне не нужна благодарность.
— Но мне кажется, я должен сказать вам… — начал Гарри, но цыган не дал ему договорить:
Вы только поставите меня в неловкое положение. Теперь торопитесь: а вдруг ваш чек уже на пути в Англию. Убедитесь в том, что они его аннулировали, но не садитесь за игорный стол, прежде чем не встретитесь с кассиром.
— У меня не настолько куриные мозги — второй раз я не наступлю на одни и те же грабли, — заверил Гарри. — До свидания, сэр. До свидания, сестренка. Я и не думал, что у сегодняшнего дня будет такой счастливый конец.
Сабина поцеловала его, и он торопливо зашагал вверх по склону холма. Она посмотрела ему вслед и тут увидела, что цыганский король пристально наблюдает за ней.
— Как мне благодарить вас? — тихо спросила она.
— Мне не нужна благодарность, — снова повторил он. — Я горжусь тем, что вы пришли за помощью именно ко мне, что вы доверяете мне.
Его голос заставил ее затрепетать. Сгорая от робости и смущения, Сабина бессмысленно уставилась на стену, рядом с которой они стояли.
— Я должна идти, — пробормотала она.
В ответ цыган вдруг схватил ее на руки, поднял вверх и посадил на гладкие камни стены.
— Не шевелитесь, пока я не смогу вам помочь, — приказал он снизу.
Он перемахнул через стену и оказался по другую сторону, в саду. Подняв руки, он аккуратно опустил девушку на землю. На мгновение они оказались очень близко друг к другу. Она почувствовала, что слышит биение его сердца, в тот миг, когда его руки крепко прижали ее к себе. Голова закружилась, и ей ужасно захотелось броситься ему в объятия. Она хотела, как еще никогда и ничего в жизни, почувствовать его губы. И тут вдруг он ее отпустил, и они встали немного поодаль друг от друга между стволами деревьев, а лунный свет рисовал странные узоры на земле между ними.
— Мне больно говорить вам, что вы действительно должны идти, — тихо произнес цыган. — Вы так устали Вы столько волновались и так были огорчены. Для одного дня хватит эмоций. Теперь вы должны лечь в постель и поспать.
Его забота заставила слезы навернуться на ее глаза.
— Но теперь все хорошо, — сказала она.
— Все ли? — Он вопросительно поднял брови. Она знала, что он думал о своей любви к ней и о ее помолвке с Артуром. Она отвела глаза, и он сказал:
— Но сегодня ночью я решил вам больше не доставлять никаких неприятностей. Бывают моменты, когда мы теряем способность здраво мыслить и мечемся между сердцем и разумом. И это, моя любовь, как раз та ситуация, в которой вы сейчас находитесь. Нет, ничего не говорите, — продолжал он, словно она хотела что-то возразить. — Но прежде чем уйти, я хочу сказать вам кое-что. Никогда больше вы не должны рисковать так, как рисковали сегодня. Не ищите меня, не скачите одна по темным и опасным дорогам. Если я вам понадоблюсь, просто выйдите на балкон со свечой в руке. Привяжите платок, который я вам дам, вокруг перил, и через час я буду у вас.
— Вы хотите сказать, что кто-то будет все время наблюдать?..
— Всегда. Вы не увидите, кто наблюдает, не бойтесь, но кто-то всегда будет рядом, чтобы, как только вы захотите меня видеть, немедленно известить меня.
Он снял с шеи шелковый платок и положил на ее правую ладонь. Ее пальцы сомкнулись на мягкой поверхности, и она вдруг с теплотой подумала: эта вещь принадлежала ему, он носил ее, и она сможет хранить ее вечно.
— А теперь спокойной ночи, — сказал цыган.
Он взял ее левую руку, снял перчатку и посмотрел на открытую ладошку.
— Хотите, я прочту ваше будущее? — спросил он. Или мне лучше сказать, что вы стоите на перепутье дорог? Есть два пути, по которым вы можете пойти, и только вы, Сабина, можете решить, какой из них выбрать.
Она что-то пробормотала, видимо желая возразить, что все должна решить именно она, а затем почувствовала его губы: сперва на своей ладони, потом на каждом пальчике в отдельности и наконец медлившие, горящие и зовущие на нежных голубых жилках запястья.
— Я люблю вас, — произнес он очень нежно. — Не думайте ни о чем сегодня ночью, кроме того, что я люблю вас.
Когда она засыпала, эти слова все еще звучали у нее в ушах, а когда проснулась, то обнаружила, что всю ночь проспала с его шелковым платком под щекой.
Был уже день, лучи солнца струились в окно, и она попыталась убедить себя, что все теперь покажется ей другим. Прошлая ночь была сном, невероятным, волнующим сном, одна мысль о котором все еще могла заставить ее кровь стучать в висках. Но сегодня она должна взглянуть на вещи реально.
Как она могла хоть на секунду подумать, что может стать женой цыгана? — спрашивала она себя. Мужчины, о котором она ничего не знала, у которого, если уж на то пошло, могло быть полдюжины жен из его собственного племени.
Сабина вдруг всхлипнула и закрыла глаза его платком. Бесполезно, она не могла его в чем-то укорять даже про себя. Она любила его. Она любила в нем все — как он двигался, как говорил, прикосновение его рук и горячую настойчивость его губ. Она не могла представить себе ничего более совершенного или более близкого к раю, чем быть в его руках, позволять ему делать все, что он хотел, и чувствовать его поцелуи на своем лице и волосах. При одной только мысли об этом она задрожала. Губы приоткрылись, дыхание стало прерывистым, а веки внезапно странно отяжелели. С усилием она вернулась к реальности.
Она была помолвлена с Артуром, она гостила у его матери и носила одежду, которая была подарена ей как часть приданого. Дома ей собирали свадебные подарки, а мама строила планы на свадьбу, которая должна была состояться в июне. Не сошла ли она с ума, раз могла подумать о том, чтобы отвернуться от всего этого? Нарушить данное слово, опозорить свою семью, стать в глазах всех изгоем, человеком, о ком они будут говорить не иначе как с презрением и сожалением.
«Это безумие. Безумие, безумие!» — повторяла Сабина снова и снова, но в ушах ее звенел этот низкий голос с таким милым акцентом, говорящий: «Я люблю вас!»
— Почему это должно было случиться именно со мной? — вслух спросила Сабина и подумала, что, не случись этого, она бы так никогда и не узнала, что такое настоящая любовь. Она искренне верила в то, что любила Артура. Приехав в Монте-Карло, она думала, что была самой везучей девушкой в мире, потому что она выходит замуж за столь влиятельного, столь очаровательного и в высшей степени достойного человека. Что же изменило ее отношение к нему за столь короткое время? Она знала ответ — это была любовь!
Она всегда думала, что такая любовь существует только в книгах. Но даже те более или менее откровенные романы, которые тайком они читали с Гарриет, не открыли ей и доли правды об этой дивной радости, которая, казалось, преображала весь мир вокруг, когда он был рядом. Они не объясняли, что она будет едва дышать и находиться на грани обморока, но в то же время наполняться жизненной силы, стоит ему коснуться ее. Она никогда не думала, что может мечтать о прикосновении мужских губ или чувствовать себя так, словно внутри у нее горит странный огонь, разожженный его словами, что один взгляд его глаз заставит ее трепетать всем телом.
— Я влюблена!
Она произнесла эти слова вслух, подошла к окну, но в тот же миг отступила назад, вспомнив, что на ней только ночная рубашка, и почувствовав, что где-то в зеленых зарослях пара глаз ждет сигнала, который приведет его к ней.
«Неужели это и вправду происходит?» — спросила себя Сабина. Неужели это правда, что она, Сабина Уонтидж, старшая дочь приходского священника в Кобблфилде, безвкусно одетая, непривлекательная, никому не известная девочка, которая при первом выезде в Лондон испытала полнейший провал в свете, теперь здесь, в Монте-Карло? Неужели это она помолвлена с одним мужчиной, а влюблена в другого? Неужели это за ней следили цыгане, неужели это она, если верить словам их короля, стояла на перепутье дорог?
Что ей делать? Что она могла сделать? Разумеется, только выйти замуж за Артура, как и было условлено.
Сабина прожила этот день словно во сне. Вместе с леди Тетфорд они ездили кататься верхом, побывали на званом обеде, потом снова покатались в карете, посетили магазины, выпили чаю в кругу друзей и наконец вернулись домой. Там их уже поджидала записка Артура, в которой говорилось, что он заедет за ними где-то без четверти восемь.
Все это время Сабина чувствовала себя отрешенной от всего происходящего — казалось, она была зрителем, перед которым разыгрывали какой-то странный спектакль. Только когда она услышала имя Артура, в первый раз за весь день сознание реальности вернулось к ней.
— Куда мы едем сегодня вечером? — спросила она.
— Мы ужинаем с великим русским князем Иваном, ответила леди Тетфорд. — Это обаятельный мужчина, и он тебе понравится. Недавно он построил виллу в Монте-Карло и теперь устраивает приемы с большой роскошью и великолепием.
— Вы давно с ним знакомы? — поинтересовалась Сабина.
— Да, многие годы, — ответила леди Тетфорд. — Он один из тех моих друзей, кого Артур, к моему удивлению, находит вполне приемлемым. — Она засмеялась. — Я не должна позволять себе быть злюкой, — прибавила она. — Мы должны всегда оставаться лояльными, особенно к капризам собственных детей.
— Артур едет с нами? — спросила Сабина.
— Да. Когда я сказала великому князю, что ты гостишь у меня и что ты помолвлена с Артуром, он пригласил вас обоих. Я очень хочу, чтобы ты поскорее познакомилась с ним. Однажды кто-то сказал: если князь Иван захочет, он может очаровать кого угодно. Мне весьма интересно, что ты о нем скажешь.
«Что такое обаяние?» — думала Сабина, когда поднималась вверх по лестнице, чтобы переодеться для ужина. Сочтет ли леди Тетфорд, что у цыганского короля есть обаяние? Своему сыну она напрочь в нем отказывала. Как же Сабине хотелось довериться кому-то более опытному и мудрому.
Она вдруг почувствовала себя молодой, беспомощной и ужасно несведущей девицей. Что она знала о мужчинах, или, если на то пошло, хотя бы о каком-нибудь одном мужчине? Она была знакома всего с несколькими мужчинами, которые так мало значили в ее жизни. У нее не было стандарта, по которому она могла судить, и из-за своей неопытности могла легко совершить роковую ошибку, сочтя мужчину привлекательным только потому, что он романтичен.
И все же она была уверена, что цыган, какими бы ни были его воспитание и манеры, был по-своему джентльменом. Гарри ведь тоже так думал и почти инстинктивно назвал его «сэр». Это была не просто благодарность за то, что тот оказал ему услугу, он просто признал его старшинство и влиятельность.
Но и Гарри был молод и неопытен. Что бы подумал Артур о ее друге-бродяге? Она вздрогнула при мысли о том, что Артур когда-нибудь узнает об этом. Она могла представить себе выражение холодного презрения на его лице, гнев и укор в его голосе.
Сабина начала торопливо одеваться. Она не хотела ни о чем думать, она хотела вернуться назад, к чувству зыбкой отрешенности от всего происходящего, в котором пребывала весь день. Но это было невозможно. События прошлой ночи вернулись к ней. Да, она стояла на перепутье. Какую дорогу она выберет?
Вилла великого князя, как и сказала леди Тетфорд. оказалась великолепной. Снаружи она не отличалась особенной роскошью, но стоило переступить порог, как она становилась непохожей на все другие виллы и дома, в которых Сабина бывала раньше.
Прекрасные ковры из Персии, нефрит и слоновая кость из Китая, шелк и вышивки из Японии, сандал и специи из Аравии — все было здесь. Великолепные картины, украшенные драгоценными камнями иконы, резьба и хрусталь изумляли Сабину, словно сказки из «Тысячи и одной ночи» вдруг стали явью.
Но все это был лишь некий фон для самого великого князя. Высокий и красивый, с тонкими аристократическими чертами лица и усталыми карими глазами, которые, казалось, загорались, когда он улыбался, OF тоже будто пришел из сказки. Его учтивость и поразительное обаяние заставляли гостей чувствовать себя него в гостях как дома, несмотря на различие их характеров и национальных особенностей.