Страница:
Помолчав, он спросил:
— Вы сейчас играли собственное сочинение?
— Эта мелодия зазвучала в моей душе… когда я подумала о вас.
Герцог перевел дыхание. Это признание было сделано просто, в нем не было ничего, кроме правды, и именно поэтому оно было так мучительно.
— Что вы со мной сделали, Зоя? — спросил герцог. — Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного.
— О чем… вы г-говорите? — шепотом спросила Зоя.
— О том, что я вдруг начинаю видеть и слышать какие-то необыкновенные вещи. О мистике, или назовите это как хотите. Все это совершенно не в моем характере.
— Как вы можете быть в этом так уверены? — спросила Зоя. — Если бы это было в самом деле так, вы не смогли бы понять папино сочинение, как вы поняли его вчера.
— Но в чем же дело? — почти грубо спросил герцог. — Это как-то связано с Россией? Или это случилось бы с нами в любом другом месте — в Лондоне или Париже?
Зоя посмотрела на клавиши, потом сказала:
— Думаю… с нами случаются вещи, которые кажутся нам странными… но на самом деле мы к ним… внутренне готовы. Мы можем слушать одну и ту же музыку, смотреть на одну и ту же картину, любоваться пейзажем, и… ничего не случится, пока…
Ее голос затих, словно она не могла подобрать нужных слов, и герцог договорил за нее:
— ..внезапно не появляется что-то еще, видение, которое я принимал за галлюцинацию, пока не пришел сегодня сюда. — Зоя ждала продолжения, и герцог добавил:
— Увидев вас снова, я понял, что в тот раз все было реальностью. Поэтому я и спрашиваю вас, что вы со мной сделали? Почему я чувствую все именно так?
Она ответила ему улыбкой, которая показалась герцогу самой прекрасной улыбкой на свете.
— Это… произошло, — сказала она. — Объяснения , не нужны.
— Разумеется, — согласился герцог. — Но я человек любопытный. Это случалось и с другими мужчинами?
В его голосе послышались резкие нотки, как будто он ожидал услышать, что она использует гипноз или что-нибудь подобное, чтобы добиться такого эффекта.
Он ждал ответа, зная, насколько это важно для него.
— Только с папой, — ответила Зоя. — Он понимает , он и я… мы чувствуем одинаково, а… б-болыле ни с кем Герцог почувствовал облегчение. Он боялся, что ответ будет другим.
— Поговорим об этом или вы еще поиграете для меня? — спросил он.
— А что вы предпочитаете?
— И то и другое, — с улыбкой сказал герцог. Он облокотился о фортепиано, Зоя подняла руки, посмотрела на них и вдруг опустила на колени.
— В-вы… меня… смущаете, — пробормотала она. — Не могу… думать… о музыке, потому что вы… здесь.
— Другими словами, вы думаете обо мне, а не о музыке.
— Но вы… хотите, чтобы я вам… поиграла.
— Оставим это, — возразил герцог. — Давайте сядем на диван, и вы расскажете мне о себе.
Он выпрямился, готовый отойти от фортепиано. Зоя продолжала сидеть.
— Думаю, ее высочество… будет расстроена… если узнает, что вы… были здесь… в ее отсутствие, — медленно произнесла она, словно только сейчас подумав об этом. — И мы здесь… одни.
— Какое это имеет значение? — спросил герцог. — Может быть, она и не узнает.
— Нет, она обязательно узнает, — возразила Зоя. — Слуги ей расскажут. Здесь, в России… все становится известно.
Это правда, подумал герцог, ведь узнала же вчера Екатерина, что он ушел из Зимнего, чтобы навестить княгиню Всевольскую.
Герцогу было абсолютно безразлично, узнает ли княгиня о его визите и что она в этом случае скажет или сделает.
Но потом он подумал, что здесь будет замешана и Зоя. Впервые герцог понял, что в своем стремлении снова увидеть ее он поступил непростительно эгоистично.
Герцог настолько привык считаться исключительно со своими собственными интересами, думать только о своих удовольствиях, что никогда не задумывался над тем, как это скажется на других людях.
Впервые за много лет он столкнулся с необходимостью учитывать последствия своего поступка для другого человека — девушки, доверчиво глядящей на него.
— Думаю, самым правильным будет, если я немедленно вас покину, — заявил он.
Он посмотрел на Зою и продолжил:
— Я хотел бы остаться, бог свидетель, как я этого хочу! Мне хотелось поговорить с вами о многом, хотелось услышать ваш рассказ о себе. Но если это может повредить вам хоть в малейшей степени, если это вызовет хоть какие-то осложнения, я оставлю вам записку для княгини и уйду.
Зоя всплеснула руками, и при виде этого инстинктивного жеста у герцога перехватило дыхание.
— Я хочу, чтобы вы… остались, — едва слышно произнесла Зоя. — Мне так… хочется… поговорить с вами, но, думаю, я поступлю… правильно… попросив вас уйти.
— Предлагаю компромисс, — быстро сказал герцог. — Я останусь ненадолго, но мы не будем терять ни секунды нашего драгоценного времени.
Он протянул к ней руки.
— Идите сюда. Давайте устроимся поудобнее и как можно лучше используем это время.
Зоя встала и подала ему руку.
Их руки встретились, и это прикосновение заставило обоих вздрогнуть.
Они хотели спуститься с возвышения, но теперь не в силах были сделать ни одного движения и застыли в молчании, держась за руки. Зоя подняла голову, глаза их встретились, и время перестало существовать для них.
— Я так себе это и представлял, — произнес герцог.
Голос его прервался.
Зоя отняла руку, прошла по комнате к обитому атласом дивану, стоящему у мраморной колонны, и села.
Герцог поймал себя на том, что не отрываясь наблюдает за ее грациозными движениями, ему казалось, она не идет, а парит в воздухе, в каждом ее движении ему слышалась музыка.
Герцог сел рядом с Зоей так, чтобы видеть ее.
— Вчера вечером я много слышал о вас, — сказал он. Зоя молчала. — Мне сказали, что вас прозвали Ледяной Девой.
Зоя слегка опустила глаза, и щеки ее порозовели.
— Это… глупое прозвище, — прошептала она. — И придумал его… глупый человек.
— Почему вы так говорите?
— Потому что на самом деле… я вовсе не… ледяная, — ответила Зоя. — Я такая по отношению только к… одному человеку.
— Князю Борису!
— Да… Он… мне… не нравится. Он шантажирует папу!
— Каким же образом? — резко спросил герцог.
— Он сказал папе, что с его помощью папу вышлют из России, что ему не позволят здесь дирижировать, если… я не сделаю того, что он… хочет.
— Это возмутительно! — рассердился герцог. — Князь не имеет права вести себя таким диким образом!
— Папа тоже так говорит, — заметила Зоя. — Папа сказал князю, что он не имеет права вести себя подобным образом. Но я все же… очень боюсь.
— Почему?
— Князь Борис очень упорный и настойчивый человек. У меня такое чувство, что он может быть очень злым и… неразборчивым в средствах, если это потребуется для достижения его цели.
— Но здесь, в Санкт-Петербурге, вы в безопасности.
— Надеюсь… — ответила Зоя. — Ее высочество… очень добра ко мне.
— Уверен, она защитит вас в любом случае, — успокоил ее герцог. — Если вам будут грозить неприятности, я тоже готов помочь.
Зоя посмотрела на него. Герцог почувствовал, что взгляд ее проник в самое его сердце, как будто она хотела найти там ответ на какой-то вопрос. Потом девушка спокойно сказала:
— Вы не должны вмешиваться… ни в какие истории, чтобы это… не повредило вашим… отношениям с царем. Я слышала, он очень привязан к вам. Русские дела… не должны касаться… вас лично.
Герцог улыбнулся:
— Но вы ведь не русская, то есть не совсем русская. Вы наполовину француженка.
— Это еще хуже! — воскликнула Зоя. — Англия ведь воюет с Францией!
— Сейчас и Россия воюет с Францией, — заметил герцог.
— Я волнуюсь за отца, как он там в Москве. Если французы подойдут к Москве, битва наверняка будет… страшной.
— Думаю, русские сделают все возможное, чтобы не подпустить французов к Москве, — уверенно сказал герцог.
— Все так ужасно… так бессмысленно, — вздохнула Зоя. — Маленькой девочкой я очень любила Париж. Папа так страдает при мысли, что столько людей гибнет напрасно, исключительно из-за ненасытных амбиций даже не француза, а… корсиканца! Почему же это происходит?
» Этот вопрос задают многие французы, которых я знаю, — подумал герцог, — но у меня нет ответа на этот вопрос «. Вместо ответа герцог сказал:
— Знаю, что у вас могут быть осложнения, если я задержусь здесь дольше, но я хочу видеть вас снова. Если вам будут грозить какие-либо неприятности, не стесняйтесь и обращайтесь ко мне.
Помолчав, он добавил:
— Обещайте мне, что поступите именно так.
— Обещаю, — мягко ответила Зоя.
Герцог подумал, насколько это характерно для нее — не избегать прямого ответа и не драматизировать событий, как на ее месте поступили бы многие женщины.
Они встали, и герцог взял руку Зои в свои.
Она почувствовала его губы на своей нежной коже.
— Берегите себя, — сказал он и, не обернувшись, вышел из комнаты.
Некоторое время Зоя смотрела ему вслед. Затем она прижала руки к груди, словно пытаясь успокоить свое смятение.
Глава 4
— Вы сейчас играли собственное сочинение?
— Эта мелодия зазвучала в моей душе… когда я подумала о вас.
Герцог перевел дыхание. Это признание было сделано просто, в нем не было ничего, кроме правды, и именно поэтому оно было так мучительно.
— Что вы со мной сделали, Зоя? — спросил герцог. — Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного.
— О чем… вы г-говорите? — шепотом спросила Зоя.
— О том, что я вдруг начинаю видеть и слышать какие-то необыкновенные вещи. О мистике, или назовите это как хотите. Все это совершенно не в моем характере.
— Как вы можете быть в этом так уверены? — спросила Зоя. — Если бы это было в самом деле так, вы не смогли бы понять папино сочинение, как вы поняли его вчера.
— Но в чем же дело? — почти грубо спросил герцог. — Это как-то связано с Россией? Или это случилось бы с нами в любом другом месте — в Лондоне или Париже?
Зоя посмотрела на клавиши, потом сказала:
— Думаю… с нами случаются вещи, которые кажутся нам странными… но на самом деле мы к ним… внутренне готовы. Мы можем слушать одну и ту же музыку, смотреть на одну и ту же картину, любоваться пейзажем, и… ничего не случится, пока…
Ее голос затих, словно она не могла подобрать нужных слов, и герцог договорил за нее:
— ..внезапно не появляется что-то еще, видение, которое я принимал за галлюцинацию, пока не пришел сегодня сюда. — Зоя ждала продолжения, и герцог добавил:
— Увидев вас снова, я понял, что в тот раз все было реальностью. Поэтому я и спрашиваю вас, что вы со мной сделали? Почему я чувствую все именно так?
Она ответила ему улыбкой, которая показалась герцогу самой прекрасной улыбкой на свете.
— Это… произошло, — сказала она. — Объяснения , не нужны.
— Разумеется, — согласился герцог. — Но я человек любопытный. Это случалось и с другими мужчинами?
В его голосе послышались резкие нотки, как будто он ожидал услышать, что она использует гипноз или что-нибудь подобное, чтобы добиться такого эффекта.
Он ждал ответа, зная, насколько это важно для него.
— Только с папой, — ответила Зоя. — Он понимает , он и я… мы чувствуем одинаково, а… б-болыле ни с кем Герцог почувствовал облегчение. Он боялся, что ответ будет другим.
— Поговорим об этом или вы еще поиграете для меня? — спросил он.
— А что вы предпочитаете?
— И то и другое, — с улыбкой сказал герцог. Он облокотился о фортепиано, Зоя подняла руки, посмотрела на них и вдруг опустила на колени.
— В-вы… меня… смущаете, — пробормотала она. — Не могу… думать… о музыке, потому что вы… здесь.
— Другими словами, вы думаете обо мне, а не о музыке.
— Но вы… хотите, чтобы я вам… поиграла.
— Оставим это, — возразил герцог. — Давайте сядем на диван, и вы расскажете мне о себе.
Он выпрямился, готовый отойти от фортепиано. Зоя продолжала сидеть.
— Думаю, ее высочество… будет расстроена… если узнает, что вы… были здесь… в ее отсутствие, — медленно произнесла она, словно только сейчас подумав об этом. — И мы здесь… одни.
— Какое это имеет значение? — спросил герцог. — Может быть, она и не узнает.
— Нет, она обязательно узнает, — возразила Зоя. — Слуги ей расскажут. Здесь, в России… все становится известно.
Это правда, подумал герцог, ведь узнала же вчера Екатерина, что он ушел из Зимнего, чтобы навестить княгиню Всевольскую.
Герцогу было абсолютно безразлично, узнает ли княгиня о его визите и что она в этом случае скажет или сделает.
Но потом он подумал, что здесь будет замешана и Зоя. Впервые герцог понял, что в своем стремлении снова увидеть ее он поступил непростительно эгоистично.
Герцог настолько привык считаться исключительно со своими собственными интересами, думать только о своих удовольствиях, что никогда не задумывался над тем, как это скажется на других людях.
Впервые за много лет он столкнулся с необходимостью учитывать последствия своего поступка для другого человека — девушки, доверчиво глядящей на него.
— Думаю, самым правильным будет, если я немедленно вас покину, — заявил он.
Он посмотрел на Зою и продолжил:
— Я хотел бы остаться, бог свидетель, как я этого хочу! Мне хотелось поговорить с вами о многом, хотелось услышать ваш рассказ о себе. Но если это может повредить вам хоть в малейшей степени, если это вызовет хоть какие-то осложнения, я оставлю вам записку для княгини и уйду.
Зоя всплеснула руками, и при виде этого инстинктивного жеста у герцога перехватило дыхание.
— Я хочу, чтобы вы… остались, — едва слышно произнесла Зоя. — Мне так… хочется… поговорить с вами, но, думаю, я поступлю… правильно… попросив вас уйти.
— Предлагаю компромисс, — быстро сказал герцог. — Я останусь ненадолго, но мы не будем терять ни секунды нашего драгоценного времени.
Он протянул к ней руки.
— Идите сюда. Давайте устроимся поудобнее и как можно лучше используем это время.
Зоя встала и подала ему руку.
Их руки встретились, и это прикосновение заставило обоих вздрогнуть.
Они хотели спуститься с возвышения, но теперь не в силах были сделать ни одного движения и застыли в молчании, держась за руки. Зоя подняла голову, глаза их встретились, и время перестало существовать для них.
— Я так себе это и представлял, — произнес герцог.
Голос его прервался.
Зоя отняла руку, прошла по комнате к обитому атласом дивану, стоящему у мраморной колонны, и села.
Герцог поймал себя на том, что не отрываясь наблюдает за ее грациозными движениями, ему казалось, она не идет, а парит в воздухе, в каждом ее движении ему слышалась музыка.
Герцог сел рядом с Зоей так, чтобы видеть ее.
— Вчера вечером я много слышал о вас, — сказал он. Зоя молчала. — Мне сказали, что вас прозвали Ледяной Девой.
Зоя слегка опустила глаза, и щеки ее порозовели.
— Это… глупое прозвище, — прошептала она. — И придумал его… глупый человек.
— Почему вы так говорите?
— Потому что на самом деле… я вовсе не… ледяная, — ответила Зоя. — Я такая по отношению только к… одному человеку.
— Князю Борису!
— Да… Он… мне… не нравится. Он шантажирует папу!
— Каким же образом? — резко спросил герцог.
— Он сказал папе, что с его помощью папу вышлют из России, что ему не позволят здесь дирижировать, если… я не сделаю того, что он… хочет.
— Это возмутительно! — рассердился герцог. — Князь не имеет права вести себя таким диким образом!
— Папа тоже так говорит, — заметила Зоя. — Папа сказал князю, что он не имеет права вести себя подобным образом. Но я все же… очень боюсь.
— Почему?
— Князь Борис очень упорный и настойчивый человек. У меня такое чувство, что он может быть очень злым и… неразборчивым в средствах, если это потребуется для достижения его цели.
— Но здесь, в Санкт-Петербурге, вы в безопасности.
— Надеюсь… — ответила Зоя. — Ее высочество… очень добра ко мне.
— Уверен, она защитит вас в любом случае, — успокоил ее герцог. — Если вам будут грозить неприятности, я тоже готов помочь.
Зоя посмотрела на него. Герцог почувствовал, что взгляд ее проник в самое его сердце, как будто она хотела найти там ответ на какой-то вопрос. Потом девушка спокойно сказала:
— Вы не должны вмешиваться… ни в какие истории, чтобы это… не повредило вашим… отношениям с царем. Я слышала, он очень привязан к вам. Русские дела… не должны касаться… вас лично.
Герцог улыбнулся:
— Но вы ведь не русская, то есть не совсем русская. Вы наполовину француженка.
— Это еще хуже! — воскликнула Зоя. — Англия ведь воюет с Францией!
— Сейчас и Россия воюет с Францией, — заметил герцог.
— Я волнуюсь за отца, как он там в Москве. Если французы подойдут к Москве, битва наверняка будет… страшной.
— Думаю, русские сделают все возможное, чтобы не подпустить французов к Москве, — уверенно сказал герцог.
— Все так ужасно… так бессмысленно, — вздохнула Зоя. — Маленькой девочкой я очень любила Париж. Папа так страдает при мысли, что столько людей гибнет напрасно, исключительно из-за ненасытных амбиций даже не француза, а… корсиканца! Почему же это происходит?
» Этот вопрос задают многие французы, которых я знаю, — подумал герцог, — но у меня нет ответа на этот вопрос «. Вместо ответа герцог сказал:
— Знаю, что у вас могут быть осложнения, если я задержусь здесь дольше, но я хочу видеть вас снова. Если вам будут грозить какие-либо неприятности, не стесняйтесь и обращайтесь ко мне.
Помолчав, он добавил:
— Обещайте мне, что поступите именно так.
— Обещаю, — мягко ответила Зоя.
Герцог подумал, насколько это характерно для нее — не избегать прямого ответа и не драматизировать событий, как на ее месте поступили бы многие женщины.
Они встали, и герцог взял руку Зои в свои.
Она почувствовала его губы на своей нежной коже.
— Берегите себя, — сказал он и, не обернувшись, вышел из комнаты.
Некоторое время Зоя смотрела ему вслед. Затем она прижала руки к груди, словно пытаясь успокоить свое смятение.
Глава 4
Княгиня Всевольская с Таней сначала отправились с визитом к своей престарелой родственнице, жившей в великолепном дворце на одном из островов Невы.
Она была так стара и так много пережила в своей жизни, что ее уже не интересовали происходящие события.
Однако она была верной, преданной почитательницей царя и непрестанно говорила о его обаянии и внушительной внешности.
Недавно ее посетила мадам де Сталь, французская писательница, превозносившая царя и твердившая всем и каждому, какое глубокое впечатление он произвел на нее своей благородной простотой, вызвавшей к нему в Европе огромный интерес.
— Александр, — говорила старая леди, — как раз такой царь, о котором русские давно мечтали. Увидите, он займет достойное место в истории.
Тане этот визит казался очень скучным, и она развлекалась разглядыванием красивых вещей, которыми был полон дворец.
Когда они покинули родственницу, мать сказала Тане:
— По крайней мере есть хоть один человек, который доволен правлением в России, но меня не оставляет чувство, что подобные похвалы его императорскому величеству — случай исключительный.
— А я думаю, мама, что все восхищаются царем, — ответила Таня. — Он такой красивый. В мундире он выглядит очень внушительно.
Княгиня оставила при себе довольно резкое замечание и вместо этого снова заговорила о герцоге:
— Таня, ты должна оказывать ему как можно больше внимания. Улыбайся, спрашивай его мнение, но ни в коем случае не докучай ему банальностями.
— Что ты имеешь в виду, мама?
Княгиня посмотрела на дочь и подумала, что при всем своем очаровании Таня не настолько умна, чтобы заинтересовать избалованного женским вниманием герцога.
Затем они заехали в Зимний дворец, где спросили, могут ли получить аудиенцию у царицы.
Елизавета Федоровна, всегда относившаяся к княгине с большой симпатией, тотчас же согласилась принять ее.
Княгиню с дочерью провели в личные покои царицы, и Таню поразили прекрасно украшенные комнаты.
Царица ласково встретила княгиню и ее дочь.
Сейчас, благодаря трудной ситуации в стране, отношения царской четы были гораздо лучше, чем прежде. Александр уже не проводил долгие часы с Марией Нарышкиной. Вместо этого он искал опоры в своей жене, и она от всего сердца старалась его поддержать.
Княгиня подумала, что царица сохраняет удивительное присутствие духа.
— Мадам, вы очень мужественны, — сказала она.
— Стараюсь, — просто ответила царица. — Но мне трудно передать вам, как я переживаю, что моя дорогая и любимая мною, как собственное дитя, Россия больна.
Она глубоко вздохнула и продолжила:
— Уверена, что господь не оставит ее своей милостью, но ей придется перенести страдания, а вместе с ней буду страдать и я, разделяя ее боль.
Княгиня взяла руки царицы в свои и пожатием дала понять, насколько она понимает ее чувства.
Потом уже спокойным голосом царица стала рассказывать о фонде помощи детям-сиротам, родители которых погибли на войне, и о том, что она собственноручно передала на благотворительные нужды девять десятых своего годового содержания.
Дело уже шло к вечеру, и княгиня ждала, что царица подаст им знак об окончании визита. Внезапно дверь распахнулась и в комнату быстро вошла одна из придворных фрейлин. Лицо ее выражало отчаяние.
— Ваше величество! Мадам! — воскликнула она. Императрица поднялась и озабоченно спросила:
— Что стряслось? В чем дело?
— Говорят, мадам, — с трудом выговорила фрейлина, — что французы собираются двинуться в направлении Санкт-Петербурга!
— Этого не может быть! — воскликнула царица.
— Так сказал гвардейский капитан, мадам. Ему сообщили, что правительство уже планирует эвакуацию ценностей.
— Я в это не верю! — вскричала царица — Я сейчас же должна увидеться с императором.
Она вышла из комнаты, а княгиня, взяв Таню за руку, направилась к выходу из дворца.
Коридоры были полны людей, бегавших взад-вперед, громко переговариваясь. Здесь были кавалергарды в золоченых нагрудниках, епископы и митрополиты в белых клобуках с покрывалами, ниспадающими на плечи, и придворные арапчата в ярких камзолах.
Княгиня столкнулась со знакомой, которая кричала:
— Это невыносимо, немыслимо! Уверена, кто-нибудь остановит их прежде, чем они до нас доберутся!
— Думаю, так и будет, — попыталась успокоить ее княгиня.
— Клянусь, я скорее вырву себе язык, чем когда-нибудь опять заговорю по-французски! — вновь истерично закричала знакомая княгини. — Всех французов, будь то мужчины или женщины, нужно немедленно изгнать из Санкт-Петербурга или сослать в Сибирь!
Она со злобой выкрикнула эти слова, а затем исчезла в толпе людей, бегущих, орущих и громко проклинающих французов и их императора Наполеона.
Княгиню ждала ее карета. Когда они отъехали от дворца, Таня робко спросила:
— Французы убьют нас, мама?
— Уверена, что твой отец и русская армия остановят их гораздо раньше, чем они подойдут к Санкт-Петербургу, — сухо сказала княгиня.
Она перекрестилась и зашептала молитву.
В доме Всевольских в отличие от суматохи, царящей в Зимнем дворце, все было тихо и спокойно.
Очевидно, последние новости еще не дошли до слуг. Дворецкий, встречавший княгиню, сообщил:
— В ваше отсутствие заходил с визитом его светлость герцог Уэлминстер.
Княгиня нахмурила брови.
— Вы сказали ему, в котором часу я вернусь?
— Его светлость не спрашивал меня, ваше высочество, но он некоторое время разговаривал с мадемуазель Баллон, может быть, она ему об этом сказала.
— Он разговаривал с мадемуазель Валлон? — резко спросила княгиня.
— Он спросил ваше высочество, я сказал ему, что вы уехали, а дома только мадемуазель Зоя. Он попросил меня проводить его в музыкальный салон.
Княгиня поджала губы. Много раз она вспоминала о том, как смотрели герцог и Зоя друг на друга при их первой встрече. Тогда это показалось ей странным, но теперь, вспоминая, какой интерес проявил герцог к Зое, она многое поняла, и глаза ее потемнели от гнева.
Не сказав Тане ни слова, княгиня быстро поднялась по лестнице. Она услышала звуки музыки, которые и подсказали ей, где искать Зою.
Княгиня открыла дверь в музыкальный салон. Зоя сидела за фортепиано. Глаза ее смотрели в пространство, и, казалось, она не осознавала, что происходит вокруг. Лицо девушки светилось радостью, она была прекраснее, чем когда бы то ни было. Княгиня еще не видела ее такой.
Она резко захлопнула за собой дверь, и Таня, которая поднималась по лестнице вслед за матерью, оказалась перед закрытой комнатой.
Стук двери вернул Зою на землю. Она прекратила играть и встала навстречу княгине.
Подойдя к фортепиано, княгиня резко спросила:
— Я слышала, здесь был герцог Уэлминстер?
— Да, мадам.
— И сколько времени он здесь был?
— Очень недолго, мадам.
— Сколько же?
— Не могу сказать точно, — ответила Зоя.
— Тебе прекрасно известно, что ты не имеешь права принимать мужчин в мое отсутствие. От девушки, живущей в моем доме, я имею право требовать соблюдения приличий.
— Сожалею, мадам, — ответила Зоя, — но герцог вошел в салон неожиданно. Узнав, что вас нет дома, он вскоре ушел.
— Что он сказал? О чем вы разговаривали? Зоя помолчала, потом сказала:
— О музыке… и о моем отце.
Казалось бы, прямой и честный ответ Зои должен был успокоить княгиню, но вместо этого он рассердил ее еще больше. Княгиню всегда раздражало, что Зоя затмевает ее дочь и, не прикладывая к тому никаких усилий, производит впечатление на мужчин, и теперь она не могла больше сдерживать себя.
— Твои соотечественники идут на Санкт-Петербург, — заявила она. — Под угрозой не только наша жизнь, но и все, что есть у нас дорогого и святого. Тебе лучше вернуться к отцу, я не намерена укрывать у себя врага! При этих словах Зоя удивленно раскрыла глаза. Выслушав гневные слова княгини, она спокойно, но с достоинством сказала:
— Понимаю, мадам. Я немедленно отправляюсь в Москву. Спасибо за гостеприимство. Я и мой отец очень благодарны вам.
Она поклонилась, и княгиня, которая, казалось, внезапно осознала, насколько молода и беззащитна Зоя, сказала уже менее агрессивным тоном:
— Я велю заложить для тебя дорожную карету, тебя будут сопровождать надежные слуги, чтобы с тобой ничего не случилось в дороге.
— Благодарю вас, мадам.
Зоя еще раз поклонилась и вышла из комнаты.
Когда пришло сообщение, что Наполеон движется на Санкт-Петербург, герцог был у царя. Александр прочитал депешу, и лицо его побледнело. Не говоря ни слова, он протянул депешу герцогу.
Прочитав сообщение, написанное небрежным, местами плохо понятным почерком, герцог сказал:
— Честно говоря, сир, я в это не верю.
— Почему? — поинтересовался царь.
— Если бы это было правдой, вы получили бы сообщение непосредственно от генерала Кутузова.
— А вы считаете, что эта депеша не от него?
— Нет, сир. Она от князя Повольского, помните, был такой в вашей свите, когда мы встречались в Вене.
— Да-да, вспоминаю, — сказал царь.
— Я всегда считал князя дилетантом и сплетником. Не знаю, какой пост он занимает в русской армии, но думаю, не очень высокий.
Царь выхватил послание из рук герцога и перечитал его.
— Полагаю, вы правы. Мы не должны обращать серьезного внимания на эту депешу, пока не получим подтверждения непосредственно от Кутузова.
Однако, выйдя от царя, герцог, к своему сожалению, узнал, что члены правительства прочитали депешу прежде, чем она попала к царю. Доставивший послание курьер рассказывал его содержание каждому встречному.
Подобное никогда бы не произошло в британской армии — в этом герцог был полностью уверен. Его также ужаснула паника, царившая не только во дворце, но и во всем городе.
Вскоре он узнал, что большая часть аристократических семей упаковывает вещи и отправляется в свои имения, а бедняки остаются в городе без помощи и защиты. Перед Зимним дворцом собрались огромные толпы народу, как будто надеясь, что их спасут воля божья и царь.
Герцог был уверен, что Наполеон едва ли изменит направление и двинется на Санкт-Петербург, не взяв прежде Москву.
Другое дело, что он предложит русскому царю после капитуляции Москвы. Герцог, который в свое время и сам служил в армии, был почти уверен, что с военной точки зрения Санкт-Петербург не может быть целью похода Наполеона.
Однако герцог не нашел никого, с кем мог бы это обсудить.
Наконец он смог переговорить с лордом Кеткартом, британским послом, сообщившим герцогу новые сведения: сэр Роберт Уилсон, известный как» Английский генерал «, находился, оказывается, в русской армии.
Сэр Роберт слыл в Европе знатоком военной политики России. Два года назад была опубликована его книга на эту тему. Книгу внимательно изучали все военные специалисты, включая и самого Бонапарта.
Лорд Кеткарт сообщил герцогу, что британское правительство перевело сэра Роберта на русский фронт из Турции. Он прибыл в Россию как раз вовремя, чтобы стать свидетелем падения Смоленска.
— Он сейчас с русской армией, — сказал лорд Кет-карт. — Жду от него отчета о развитии событий. — И добавил с улыбкой:
— Вы, конечно, понимаете, ваша светлость, что его докладам я верю больше, чем сообщениям русских, которые часто вводят царя в заблуждение.
Герцог поудобнее расположился в кресле во внушительной гостиной посольства.
— Вы меня успокоили, милорд, — сказал он. — Если вы в самом деле ожидаете депешу, я хотел бы подождать ее здесь.
— Буду только рад, — любезно ответил лорд Кеткарт.
Однако курьер от сэра Роберта Уилсона прибыл лишь поздно вечером.
Герцог остался в посольстве на обед, и только после того, как они с послом насладились прекрасным обедом, слуга сообщил о прибытии курьера. Естественно, что и посол и герцог с нетерпением ждали, пока слуга вскроет письмо. Посол прочитал сообщение и со вздохом облегчения передал его герцогу.
Роберт Уилсон живо и убедительно писал, что он понимает намерение генерала Кутузова остановить отступающую перед французами армию и заставить захватчиков вступить в бой, прежде чем они подойдут к Москве.
» Москва — вот цель, которую поставил перед собой Бонапарт, — писал сэр Уилсон. — Нужно сделать все возможное, чтобы он этой цели не достиг «.
На этом короткое послание заканчивалось. Улыбнувшись, герцог сказал послу:
— Я был уверен, что паника, охватившая Санкт-Петербург, беспочвенна.
— Я был того же мнения, — согласился с ним лорд Кеткарт. Он встал. — Я должен немедленно сообщить обо всем царю, — сказал он. — А вас, ваша светлость, я попросил бы сообщить эти сведения всем членам правительства, с которыми вы сможете встретиться.
— Непременно сделаю это, — согласился герцог. Это оказалось не таким уж легким делом. Но через три часа благодаря герцогу и послу были отменены продиктованные паникой приказы, и многие важные люди не покинули город.
К этому времени герцог очень устал. Направляясь наконец в свою спальню, он надеялся, что Екатерина оставит его сегодня в покое.
В течение дня у него не было времени думать о ней. Но сейчас он вспомнил, как прошлой ночью Екатерина опять появилась в его спальне.
Когда она, в новом и еще более соблазнительном, чем в прошлый раз, неглиже приблизилась к нему, он понял, что его интерес к ней угас и, как ни странно, она уже не казалась ему такой привлекательной, как прежде.
С самого начала этой связи герцог был уверен, что они испытывают друг к другу только физическое влечение. Оба страстные натуры, оба ценят умение вести любовную игру.
То, что Екатерина может вызывать физическое желание, не подлежало ни малейшему сомнению. И со стороны герцога не было излишним самомнением верить, что княгиня не преувеличивает, говоря о нем как о необыкновенном любовнике.
Княгиня Екатерина развлекала и возбуждала герцога.
Более того, тот факт, что ей было поручено шпионить за ним, придавал их связи особую пикантность. И это признавали и герцог и Екатерина.
И вдруг, совершенно неожиданно для себя — это было как взрыв бомбы, — он понял, что его чувства к ней изменились, что даже если бы он и захотел, то не смог бы играть роль любовника.
Догадываясь, чего будет ожидать от него княгиня, герцог не стал раздеваться.
Слуга унес его фрак с орденами, герцог ослабил туго затянутый узел галстука, но когда появилась Екатерина, он все еще был в рубашке из тонкого полотна и в темных атласных панталонах до колена, а на черных шелковых чулках сверкали бриллиантовые подвязки.
Прежде чем Екатерина успела заговорить и задать очевидный вопрос, почему он не в постели, герцог быстро произнес:
— Екатерина, мне нужно срочно составить несколько донесений. Это займет много времени, я буду занят до самого утра.
Княгиня улыбнулась.
— Ну, тогда я буду писать эти донесения вместе с вами. Вы же знаете, как мне хочется их прочитать.
— К сожалению, они будут закодированы. Насколько я знаю, ваши соотечественники попытались расшифровать код, но им это не удалось.
— Это правда, — сказала Екатерина, — именно поэтому, мой дорогой Блейк, вы и должны расшифровать мне ваши депеши.
— Неужели вы могли подумать, что я способен на такое предательство? — возмутился герцог. — Я ведь не просил вас показывать мне ваши секретные отчеты.
— Можете их посмотреть, если хотите, — заявила Екатерина. — Но я и сама могу вам сказать, что я о вас думаю и каков вы как мужчина.
Последние слова прозвучали в ее устах как ласка, и герцог поспешил ответить:
— Идите спать, Екатерина, и дайте мне работать.
— Неужели вы можете быть таким злым? — улыбнулась княгиня.
Она подошла к нему, и прежде, чем герцог опомнился, ее руки уже обнимали его, а губы целовали его тело. Сквозь тонкую рубашку он чувствовал их тепло и настойчивость, но теперь, как и тогда, когда она только вошла в комнату, герцог знал, что она уже больше не имеет над ним прежней власти. Трудно было поверить в это, потому что их связь казалась такой пылкой, они так бурно желали друг друга.
Герцог легко коснулся пальцами нежного подбородка княгини и поднял ее лицо. Он долго смотрел ей в глаза, в глубине которых таился огонь, губы ее были полуоткрыты, она часто дышала.
Она была так стара и так много пережила в своей жизни, что ее уже не интересовали происходящие события.
Однако она была верной, преданной почитательницей царя и непрестанно говорила о его обаянии и внушительной внешности.
Недавно ее посетила мадам де Сталь, французская писательница, превозносившая царя и твердившая всем и каждому, какое глубокое впечатление он произвел на нее своей благородной простотой, вызвавшей к нему в Европе огромный интерес.
— Александр, — говорила старая леди, — как раз такой царь, о котором русские давно мечтали. Увидите, он займет достойное место в истории.
Тане этот визит казался очень скучным, и она развлекалась разглядыванием красивых вещей, которыми был полон дворец.
Когда они покинули родственницу, мать сказала Тане:
— По крайней мере есть хоть один человек, который доволен правлением в России, но меня не оставляет чувство, что подобные похвалы его императорскому величеству — случай исключительный.
— А я думаю, мама, что все восхищаются царем, — ответила Таня. — Он такой красивый. В мундире он выглядит очень внушительно.
Княгиня оставила при себе довольно резкое замечание и вместо этого снова заговорила о герцоге:
— Таня, ты должна оказывать ему как можно больше внимания. Улыбайся, спрашивай его мнение, но ни в коем случае не докучай ему банальностями.
— Что ты имеешь в виду, мама?
Княгиня посмотрела на дочь и подумала, что при всем своем очаровании Таня не настолько умна, чтобы заинтересовать избалованного женским вниманием герцога.
Затем они заехали в Зимний дворец, где спросили, могут ли получить аудиенцию у царицы.
Елизавета Федоровна, всегда относившаяся к княгине с большой симпатией, тотчас же согласилась принять ее.
Княгиню с дочерью провели в личные покои царицы, и Таню поразили прекрасно украшенные комнаты.
Царица ласково встретила княгиню и ее дочь.
Сейчас, благодаря трудной ситуации в стране, отношения царской четы были гораздо лучше, чем прежде. Александр уже не проводил долгие часы с Марией Нарышкиной. Вместо этого он искал опоры в своей жене, и она от всего сердца старалась его поддержать.
Княгиня подумала, что царица сохраняет удивительное присутствие духа.
— Мадам, вы очень мужественны, — сказала она.
— Стараюсь, — просто ответила царица. — Но мне трудно передать вам, как я переживаю, что моя дорогая и любимая мною, как собственное дитя, Россия больна.
Она глубоко вздохнула и продолжила:
— Уверена, что господь не оставит ее своей милостью, но ей придется перенести страдания, а вместе с ней буду страдать и я, разделяя ее боль.
Княгиня взяла руки царицы в свои и пожатием дала понять, насколько она понимает ее чувства.
Потом уже спокойным голосом царица стала рассказывать о фонде помощи детям-сиротам, родители которых погибли на войне, и о том, что она собственноручно передала на благотворительные нужды девять десятых своего годового содержания.
Дело уже шло к вечеру, и княгиня ждала, что царица подаст им знак об окончании визита. Внезапно дверь распахнулась и в комнату быстро вошла одна из придворных фрейлин. Лицо ее выражало отчаяние.
— Ваше величество! Мадам! — воскликнула она. Императрица поднялась и озабоченно спросила:
— Что стряслось? В чем дело?
— Говорят, мадам, — с трудом выговорила фрейлина, — что французы собираются двинуться в направлении Санкт-Петербурга!
— Этого не может быть! — воскликнула царица.
— Так сказал гвардейский капитан, мадам. Ему сообщили, что правительство уже планирует эвакуацию ценностей.
— Я в это не верю! — вскричала царица — Я сейчас же должна увидеться с императором.
Она вышла из комнаты, а княгиня, взяв Таню за руку, направилась к выходу из дворца.
Коридоры были полны людей, бегавших взад-вперед, громко переговариваясь. Здесь были кавалергарды в золоченых нагрудниках, епископы и митрополиты в белых клобуках с покрывалами, ниспадающими на плечи, и придворные арапчата в ярких камзолах.
Княгиня столкнулась со знакомой, которая кричала:
— Это невыносимо, немыслимо! Уверена, кто-нибудь остановит их прежде, чем они до нас доберутся!
— Думаю, так и будет, — попыталась успокоить ее княгиня.
— Клянусь, я скорее вырву себе язык, чем когда-нибудь опять заговорю по-французски! — вновь истерично закричала знакомая княгини. — Всех французов, будь то мужчины или женщины, нужно немедленно изгнать из Санкт-Петербурга или сослать в Сибирь!
Она со злобой выкрикнула эти слова, а затем исчезла в толпе людей, бегущих, орущих и громко проклинающих французов и их императора Наполеона.
Княгиню ждала ее карета. Когда они отъехали от дворца, Таня робко спросила:
— Французы убьют нас, мама?
— Уверена, что твой отец и русская армия остановят их гораздо раньше, чем они подойдут к Санкт-Петербургу, — сухо сказала княгиня.
Она перекрестилась и зашептала молитву.
В доме Всевольских в отличие от суматохи, царящей в Зимнем дворце, все было тихо и спокойно.
Очевидно, последние новости еще не дошли до слуг. Дворецкий, встречавший княгиню, сообщил:
— В ваше отсутствие заходил с визитом его светлость герцог Уэлминстер.
Княгиня нахмурила брови.
— Вы сказали ему, в котором часу я вернусь?
— Его светлость не спрашивал меня, ваше высочество, но он некоторое время разговаривал с мадемуазель Баллон, может быть, она ему об этом сказала.
— Он разговаривал с мадемуазель Валлон? — резко спросила княгиня.
— Он спросил ваше высочество, я сказал ему, что вы уехали, а дома только мадемуазель Зоя. Он попросил меня проводить его в музыкальный салон.
Княгиня поджала губы. Много раз она вспоминала о том, как смотрели герцог и Зоя друг на друга при их первой встрече. Тогда это показалось ей странным, но теперь, вспоминая, какой интерес проявил герцог к Зое, она многое поняла, и глаза ее потемнели от гнева.
Не сказав Тане ни слова, княгиня быстро поднялась по лестнице. Она услышала звуки музыки, которые и подсказали ей, где искать Зою.
Княгиня открыла дверь в музыкальный салон. Зоя сидела за фортепиано. Глаза ее смотрели в пространство, и, казалось, она не осознавала, что происходит вокруг. Лицо девушки светилось радостью, она была прекраснее, чем когда бы то ни было. Княгиня еще не видела ее такой.
Она резко захлопнула за собой дверь, и Таня, которая поднималась по лестнице вслед за матерью, оказалась перед закрытой комнатой.
Стук двери вернул Зою на землю. Она прекратила играть и встала навстречу княгине.
Подойдя к фортепиано, княгиня резко спросила:
— Я слышала, здесь был герцог Уэлминстер?
— Да, мадам.
— И сколько времени он здесь был?
— Очень недолго, мадам.
— Сколько же?
— Не могу сказать точно, — ответила Зоя.
— Тебе прекрасно известно, что ты не имеешь права принимать мужчин в мое отсутствие. От девушки, живущей в моем доме, я имею право требовать соблюдения приличий.
— Сожалею, мадам, — ответила Зоя, — но герцог вошел в салон неожиданно. Узнав, что вас нет дома, он вскоре ушел.
— Что он сказал? О чем вы разговаривали? Зоя помолчала, потом сказала:
— О музыке… и о моем отце.
Казалось бы, прямой и честный ответ Зои должен был успокоить княгиню, но вместо этого он рассердил ее еще больше. Княгиню всегда раздражало, что Зоя затмевает ее дочь и, не прикладывая к тому никаких усилий, производит впечатление на мужчин, и теперь она не могла больше сдерживать себя.
— Твои соотечественники идут на Санкт-Петербург, — заявила она. — Под угрозой не только наша жизнь, но и все, что есть у нас дорогого и святого. Тебе лучше вернуться к отцу, я не намерена укрывать у себя врага! При этих словах Зоя удивленно раскрыла глаза. Выслушав гневные слова княгини, она спокойно, но с достоинством сказала:
— Понимаю, мадам. Я немедленно отправляюсь в Москву. Спасибо за гостеприимство. Я и мой отец очень благодарны вам.
Она поклонилась, и княгиня, которая, казалось, внезапно осознала, насколько молода и беззащитна Зоя, сказала уже менее агрессивным тоном:
— Я велю заложить для тебя дорожную карету, тебя будут сопровождать надежные слуги, чтобы с тобой ничего не случилось в дороге.
— Благодарю вас, мадам.
Зоя еще раз поклонилась и вышла из комнаты.
Когда пришло сообщение, что Наполеон движется на Санкт-Петербург, герцог был у царя. Александр прочитал депешу, и лицо его побледнело. Не говоря ни слова, он протянул депешу герцогу.
Прочитав сообщение, написанное небрежным, местами плохо понятным почерком, герцог сказал:
— Честно говоря, сир, я в это не верю.
— Почему? — поинтересовался царь.
— Если бы это было правдой, вы получили бы сообщение непосредственно от генерала Кутузова.
— А вы считаете, что эта депеша не от него?
— Нет, сир. Она от князя Повольского, помните, был такой в вашей свите, когда мы встречались в Вене.
— Да-да, вспоминаю, — сказал царь.
— Я всегда считал князя дилетантом и сплетником. Не знаю, какой пост он занимает в русской армии, но думаю, не очень высокий.
Царь выхватил послание из рук герцога и перечитал его.
— Полагаю, вы правы. Мы не должны обращать серьезного внимания на эту депешу, пока не получим подтверждения непосредственно от Кутузова.
Однако, выйдя от царя, герцог, к своему сожалению, узнал, что члены правительства прочитали депешу прежде, чем она попала к царю. Доставивший послание курьер рассказывал его содержание каждому встречному.
Подобное никогда бы не произошло в британской армии — в этом герцог был полностью уверен. Его также ужаснула паника, царившая не только во дворце, но и во всем городе.
Вскоре он узнал, что большая часть аристократических семей упаковывает вещи и отправляется в свои имения, а бедняки остаются в городе без помощи и защиты. Перед Зимним дворцом собрались огромные толпы народу, как будто надеясь, что их спасут воля божья и царь.
Герцог был уверен, что Наполеон едва ли изменит направление и двинется на Санкт-Петербург, не взяв прежде Москву.
Другое дело, что он предложит русскому царю после капитуляции Москвы. Герцог, который в свое время и сам служил в армии, был почти уверен, что с военной точки зрения Санкт-Петербург не может быть целью похода Наполеона.
Однако герцог не нашел никого, с кем мог бы это обсудить.
Наконец он смог переговорить с лордом Кеткартом, британским послом, сообщившим герцогу новые сведения: сэр Роберт Уилсон, известный как» Английский генерал «, находился, оказывается, в русской армии.
Сэр Роберт слыл в Европе знатоком военной политики России. Два года назад была опубликована его книга на эту тему. Книгу внимательно изучали все военные специалисты, включая и самого Бонапарта.
Лорд Кеткарт сообщил герцогу, что британское правительство перевело сэра Роберта на русский фронт из Турции. Он прибыл в Россию как раз вовремя, чтобы стать свидетелем падения Смоленска.
— Он сейчас с русской армией, — сказал лорд Кет-карт. — Жду от него отчета о развитии событий. — И добавил с улыбкой:
— Вы, конечно, понимаете, ваша светлость, что его докладам я верю больше, чем сообщениям русских, которые часто вводят царя в заблуждение.
Герцог поудобнее расположился в кресле во внушительной гостиной посольства.
— Вы меня успокоили, милорд, — сказал он. — Если вы в самом деле ожидаете депешу, я хотел бы подождать ее здесь.
— Буду только рад, — любезно ответил лорд Кеткарт.
Однако курьер от сэра Роберта Уилсона прибыл лишь поздно вечером.
Герцог остался в посольстве на обед, и только после того, как они с послом насладились прекрасным обедом, слуга сообщил о прибытии курьера. Естественно, что и посол и герцог с нетерпением ждали, пока слуга вскроет письмо. Посол прочитал сообщение и со вздохом облегчения передал его герцогу.
Роберт Уилсон живо и убедительно писал, что он понимает намерение генерала Кутузова остановить отступающую перед французами армию и заставить захватчиков вступить в бой, прежде чем они подойдут к Москве.
» Москва — вот цель, которую поставил перед собой Бонапарт, — писал сэр Уилсон. — Нужно сделать все возможное, чтобы он этой цели не достиг «.
На этом короткое послание заканчивалось. Улыбнувшись, герцог сказал послу:
— Я был уверен, что паника, охватившая Санкт-Петербург, беспочвенна.
— Я был того же мнения, — согласился с ним лорд Кеткарт. Он встал. — Я должен немедленно сообщить обо всем царю, — сказал он. — А вас, ваша светлость, я попросил бы сообщить эти сведения всем членам правительства, с которыми вы сможете встретиться.
— Непременно сделаю это, — согласился герцог. Это оказалось не таким уж легким делом. Но через три часа благодаря герцогу и послу были отменены продиктованные паникой приказы, и многие важные люди не покинули город.
К этому времени герцог очень устал. Направляясь наконец в свою спальню, он надеялся, что Екатерина оставит его сегодня в покое.
В течение дня у него не было времени думать о ней. Но сейчас он вспомнил, как прошлой ночью Екатерина опять появилась в его спальне.
Когда она, в новом и еще более соблазнительном, чем в прошлый раз, неглиже приблизилась к нему, он понял, что его интерес к ней угас и, как ни странно, она уже не казалась ему такой привлекательной, как прежде.
С самого начала этой связи герцог был уверен, что они испытывают друг к другу только физическое влечение. Оба страстные натуры, оба ценят умение вести любовную игру.
То, что Екатерина может вызывать физическое желание, не подлежало ни малейшему сомнению. И со стороны герцога не было излишним самомнением верить, что княгиня не преувеличивает, говоря о нем как о необыкновенном любовнике.
Княгиня Екатерина развлекала и возбуждала герцога.
Более того, тот факт, что ей было поручено шпионить за ним, придавал их связи особую пикантность. И это признавали и герцог и Екатерина.
И вдруг, совершенно неожиданно для себя — это было как взрыв бомбы, — он понял, что его чувства к ней изменились, что даже если бы он и захотел, то не смог бы играть роль любовника.
Догадываясь, чего будет ожидать от него княгиня, герцог не стал раздеваться.
Слуга унес его фрак с орденами, герцог ослабил туго затянутый узел галстука, но когда появилась Екатерина, он все еще был в рубашке из тонкого полотна и в темных атласных панталонах до колена, а на черных шелковых чулках сверкали бриллиантовые подвязки.
Прежде чем Екатерина успела заговорить и задать очевидный вопрос, почему он не в постели, герцог быстро произнес:
— Екатерина, мне нужно срочно составить несколько донесений. Это займет много времени, я буду занят до самого утра.
Княгиня улыбнулась.
— Ну, тогда я буду писать эти донесения вместе с вами. Вы же знаете, как мне хочется их прочитать.
— К сожалению, они будут закодированы. Насколько я знаю, ваши соотечественники попытались расшифровать код, но им это не удалось.
— Это правда, — сказала Екатерина, — именно поэтому, мой дорогой Блейк, вы и должны расшифровать мне ваши депеши.
— Неужели вы могли подумать, что я способен на такое предательство? — возмутился герцог. — Я ведь не просил вас показывать мне ваши секретные отчеты.
— Можете их посмотреть, если хотите, — заявила Екатерина. — Но я и сама могу вам сказать, что я о вас думаю и каков вы как мужчина.
Последние слова прозвучали в ее устах как ласка, и герцог поспешил ответить:
— Идите спать, Екатерина, и дайте мне работать.
— Неужели вы можете быть таким злым? — улыбнулась княгиня.
Она подошла к нему, и прежде, чем герцог опомнился, ее руки уже обнимали его, а губы целовали его тело. Сквозь тонкую рубашку он чувствовал их тепло и настойчивость, но теперь, как и тогда, когда она только вошла в комнату, герцог знал, что она уже больше не имеет над ним прежней власти. Трудно было поверить в это, потому что их связь казалась такой пылкой, они так бурно желали друг друга.
Герцог легко коснулся пальцами нежного подбородка княгини и поднял ее лицо. Он долго смотрел ей в глаза, в глубине которых таился огонь, губы ее были полуоткрыты, она часто дышала.