— Что же дальше? — заинтересовался маркиз.
   — Думаю, ты сам догадываешься, — ответила Люсия. — Бабка княжны привезла ее в Англию, в корнуольское поместье герцога.
   — Сколько ей было? — спросил маркиз.
   — К этому времени ей было почти восемнадцать. Ее бабка, вдовствующая герцогиня, была очень довольна предстоящим браком, но княжна сильно переживала.
   Голос Люсии стал звонче.
   — Ей было страшно выходить за человека, у которого уже есть три взрослых сына и две дочери.
   — Понимаю, — пробормотал маркиз.
   — А когда княжна приехала к герцогу в Корнуолл, она познакомилась с его младшим сыном Бернаром…
   — И они полюбили друг друга!
   — С первого взгляда. Маменька говорила, что увидела папеньку в необычайном сиянии, а он говорил то же самое о ней.
   — И что же потом?
   — Поначалу они совсем отчаялись и решили, что у тех ничего не получится. Папенька даже хотел уехать за границу, потому что не мог оставаться рядом с маменькой и видеть ее замужем за собственным отцом.
   — Я его понимаю, — согласился маркиз.
   — Они были очень несчастны… но папенька придумал план.
   — Какой?
   — Очень хитрый… но сложный.
   — Что они сделали?
   — Папенька забрал из конюшен двух лучших лошадей и сказал грумам, что собирается продать их другу, жившему неподалеку.
   Чтоб маркиз проникся ее рассказом, Люсия стала говорить очень медленно:
   — Потом папенька вынес из дома всю одежду, какую мог незаметно увезти, и оставил ее у того же друга.
   Люсия помолчала.
   — Маменьке было труднее — она приехала с камеристкой. Но она все же передала папеньке самое необходимое и он оставил эти вещи там же, где и остальное.
   Тихонько вздохнув, Люсия продолжала:
   — Ты, наверное, понимаешь, как им было страшно — все уже было подготовлено, но в самый последний момент тайна могла раскрыться… например, слуги заподозрили бы неладное и рассказали о своих подозрениях герцогу.
   — Да, им было нелегко, — согласился маркиз.
   — Наконец княжна познакомилась со своим будущим домом и до ее отъезда обратно в Валленштейн, где она должна была готовиться к свадьбе, оставалось четыре дня.
   Тогда маменька с папенькой приступили к делу.
   — Что же они сделали?
   — Они выехали из дома рано утром, а маменька оставила записку о том, что папенька повез ее любоваться зарей над Драконьими пещерами. Драконьи пещеры — знаменитое место, и каждый гость герцога стремился побывать там, — пояснила Люсия, — но увидеть их во всей красе можно только с воды.
   Внимательно слушавший маркиз начал уже догадываться о дальнейших событиях.
   — Папенька отвез маменьку вниз по реке на лодке. Потом он высадил ее на берег, разделся, на лодке отплыл к пещере, выбросил весла за борт и перевернул лодку верх дном.
   — Умно! — одобрил маркиз.
   — Он оттолкнул лодку от берега и пошел к маменьке.
   Папенька оделся, и они поспешили в лес, где их ждал друг с лошадьми.
   Маркиз улыбнулся:
   — Очень хороший план!
   — Они поскакали прочь, — продолжала Люсия, — стремясь как можно дальше отъехать от герцогского поместья, пока там не началась суматоха.
   — И они бежали?
   — Об их трагической гибели напечатали во всех газетах. Сообщалось, что тел найти не удалось и вода вынесет их где-нибудь дальше на побережье.
   Усмехнувшись, Люсия добавила:
   — У пещер всегда было сильное течение, и ни для кого не секрет, что оно очень опасно.
   — И никто не догадался, что они остались живы? — спросил маркиз.
   Люсия покачала головой.
   — У папеньки имелись кое-какие деньги, а незадолго до «гибели» он снял из банка все, что у него было, и взял кредит.
   — И на эти деньги они жили?
   — Конечно, им хватало только на самое скромное существование. Когда, двумя годами позже, у них родилась я, они были очень рады, но понимали, что ребенок требует дополнительных расходов.
   — Поэтому они поселились в Литтл-Мордене.
   — В юности папенька бывал в Ворчестершире и знал, что графство это невелико и находится достаточно далеко от остальных. Поэтому он отправился туда. Маменька говорила, они провели замечательный медовый месяц в небольшом коттедже, который снимали за несколько шиллингов в неделю. Там им никто не мешал.
   Голос Люсии стал очень нежным.
   — Это был наш дом… и я очень любила его…
   — Понимаю, — ответил маркиз, — ведь твои родители пожертвовали всем ради любви.
   — Конечно, они постоянно опасались, что кто-нибудь узнает об обмане… Был бы ужасный скандал!
   — Да, — согласился маркиз, — ужасный. Но никто не узнал.
   — Маменька сумела вдохновить папеньку. Она открыла в нем талант, и, как я тебе уже говорила, когда мы обеднели, он зарабатывал кое-что, рисуя на заказ.
   Маркиз промолчал. Через миг Люсия добавила:
   — Теперь ты все знаешь… у меня нет имени, никто не должен догадаться о моих родителях… и потому я не могу выйти за тебя замуж.
   Маркиз обнял ее и привлек к себе.
   — Неужели ты думаешь, что твоему отцу удалось поступить очень предусмотрительно, а мы не сможем последовать его примеру и избежать не только раскрытия тайны, но и любопытных расспросов, которые неминуемо возникнут, если ты останешься «мисс Бомон из ниоткуда»?
   Люсия с сомнением посмотрела. — на него.
   — Я… я не понимаю?..
   — Не надо недооценивать меня, — ответил маркиз. — Твои родители избежали ненужной огласки, и мы сделаем то же самое.
   — Это невозможно… если я стану твоей женой, сразу посыплются вопросы, . — возразила Люсия.
   — Согласен, — заметил маркиз. — Но на них мы придумаем подходящие ответы.
   Девушка озадаченно взглянула на него и спросила:
   — Как это?
   — Я и думаю сейчас, — сказал маркиз. — А пока, дорогая моя, скажу тебе еще раз, что для меня важнее всего на свете — наша любовь, и ничто не помешает мне любить тебя.
   — Я тоже люблю тебя! — заверила Люсия. — Но…
   — Никаких «но», — отрезал маркиз, — я люблю тебя и твердо намерен жениться на тебе, а значит, нам придется быть умными. Но сначала я тебя поцелую.
   Он приподнял ее подбородок и поцеловал неторопливо и страстно. Люсии показалось, что все тревоги оставили их и никаких трудностей больше не осталось — только любовь, которая разгоралось между ними, словно раннее солнце.
   Маркиз долго целовал девушку, и Люсия ощутила в себе пламя, полыхавшее в ней прошлой ночью, и она почувствовала, что его сердце стучит так же быстро, как и ее.
   Маркиз отпустил Люсию.
   — Дорогая моя, любовь моя, — говорил маркиз, — я женюсь на тебе в Ницце. До нее всего два дня пути. Я больше не могу ждать!
   — Но я же тебе сказала… мы не можем пожениться!
   — Твой рассказ все сделал гораздо проще, чем раньше, хотя в это трудно поверить.
   — Как это?
   — Любовь моя, — объяснял маркиз, — я не собираюсь жениться на мисс Бомон, чтобы люди не вздумали расспрашивать меня о твоих родителях. Это было бы слишком опасно.
   — Но что же делать?
   Маркиз помолчал, размышляя, и сказал:
   — Ты, должно быть, знаешь, что Наполеон смел Валленштейн с лица земли, когда сражался с Австрией?
   — Да, маменька говорила мне об этом. Она была очень огорчена.
   — То, что осталось от страны, — продолжал маркиз, — принадлежит теперь Австрийской империи, и твой дед был последним великим герцогом.
   — Маменька очень плакала, когда прочла об этом в газетах, — вспомнила Люсия, — но там ведь нет наследников — у маменьки не было брата.
   — Я так и думал, — заключил маркиз. — Что ж, наша история будет такова.
   — Как… я не понимаю…
   — Ты — последняя представительница фамилии, — пояснил маркиз. — Перед захватом Наполеоном твоей страны родные, испугавшись судьбы других небольших европейских стран, отослали тебя к друзьям в Венецию.
   Там ты и жила по сей день.
   Люсия смотрела на него широко открытыми глазами, а маркиз продолжал:
   — Не думаю, что начнутся расспросы, если все узнают, что я женюсь на княжне Люсии Валленштейнской.
   — Княжне! — воскликнула Люсия.
   — Ты унаследовала этот титул от своей матушки, — пояснил маркиз. — Ты будешь с радостью принята моей семьей, которую очень интересует мой выбор.
   — И… они поверят?
   — А как они могут не поверить, если я сам все это расскажу? — спросил маркиз. Улыбнувшись, он добавил:
   — Уверяю тебя, мои родственники меня изрядно побаиваются, поэтому мы запросто удержим их в узде.
   Люсия рассмеялась.
   — Ну прямо… как в сказке.
   — А разве могло быть иначе, если твой отец и матушка добились своего? Мы сделаем то же самое!
   Люсия посмотрела на него и спросила:
   — Мой рассказ действительно не расстроил тебя? Ты… все еще хочешь на мне жениться?
   — Я женюсь на тебе, — повторил маркиз. — Любимая, твои родители стойко боролись за счастье и даже бежали ради него — как же мы смеем отказаться от нашего счастья, нам ведь оно дается гораздо проще, чем им.
   — Я люблю тебя! — воскликнула Люсия. — Я тебя обожаю! Я… я сделаю все, что ты захочешь!
   Больше она не могла сказать ни слова, потому что маркиз уже целовал ее, целовал страстно и настойчиво.
   Солнце встало из-за дымки на горизонте и окружило их таинственным золотым сиянием.
 
   Люсия красовалась перед зеркалом у себя в каюте и думала, что все случившееся прекрасный сон.
   Казалось, только вчера она голодала и дрожала от страха, жила на чердаке и ухаживала за больным отцом; только вчера она рано утром ушла на поиски пищи, а встретила на площади Сан-Марко маркиза.
   — Разве могла я хоть на миг предположить, что стану его женой! — говорила Люсия своему отражению.
   Ей казалось, что сам Господь и родители направляли ее и помогали ей, а она была глупа и пуглива, и не понимала этого. Но страха перед одиночеством, который охватил ее после смерти отца, девушка не могла забыть до сих пор.
   Когда она встретила маркиза, все изменилось и, глядя теперь на свое отражение в подвенечном платье, Люсия представила, что сошла с полотна ее отца. Бившее в иллюминаторы солнце позолотило ее волосы и осветило флердоранж. Вуаль Люсии была тонка и воздушна, словно ее соткали феи и эльфы. Вуаль купил для Люсии маркиз, вместе с множеством платьев, которые специально для Люсии шили лучшие портные Ниццы.
   — Мне всегда хотелось посмотреть на тебя во всей красе, — говорил маркиз. — Я даже по ночам не спал, представляя, как ты выглядишь в платьях, которые я смог подарить бы тебе. Теперь ты не сможешь отказаться от них.
   Люсия рассмеялась:
   — Откуда ты знал, что я бы отказалась?
   Маркиз улыбнулся и приблизился к лицу Люсии.
   — Я знаю о тебе все, моя дорогая, — сказал он, — и люблю твою гордость не меньше всех остальных черт твоего характера, потому что они — часть тебя.
   — Если бы ты купил мне платья, я думаю, правильно было бы не принимать их.
   Говоря так, она понимала, что отказываться сейчас нелегко — ведь она очень любит своего маркиза и хочет всегда быть красивой для него. И потом, перечить его желаниям Люсия не собиралась.
   — Ты моя жена, и я хочу, чтобы твоя красота ослепляла всех, — произнес маркиз. — К тому же ты княжна, а значит, должна выглядеть подобающе.
   Люсия рассмеялась:
   — Мне кажется, ты зовешь меня княжной только потому, что в душе ты такой же сноб, как и твои английские родственники.
   — Вероятно, в чем-то ты права, — согласился маркиз, — но, дорогая моя, княжна ты или нет, ты все равно аристократка. А когда ты будешь шикарно одета, никто не усомнится в том, что в твоих жилах течет голубая кровь.
   С этими словами он поцеловал ее, и Люсия ничего не ответила ему. Ее матушка была бы наверняка очень рада, узнав, что после многих лет скитаний и лишений ее дочь займет то место в свете, которое раньше занимала она сама.
   Когда матушка была жива, она говорила Люсии:
   — Я ни минуты не жалела о том, что убежала с твоим отцом и стала счастливее всех на свете! Однако мне хотелось бы, дорогая моя, чтобы ты, как и я, жила во дворце, чтобы у тебя были самые лучшие лошади и чтобы все люди были счастливы и довольны. — Она делала многозначительную паузу и добавляла:
   — Когда мы жили в Валленштейне, народ всегда приветствовал нас криками и бросал в карету цветы.
   Но Люсия, не повидавшая за свою жизнь ничего, кроме маленького домика в Литтл-Мордене, не могла себе такого даже представить.
   Но у маркиза были не только несколько домов в разных графствах, но и фамильное поместье в Букингемшире. Люсия знала, что матушка всегда мечтала, чтобы ее дочь жила как истинная княжна в настоящем замке.
   Во время войны с Наполеоном в Европе царила неразбериха, множество мелких стран было уничтожено, поэтому излишних подозрений на счет Люсии у будущих английских родственников возникнуть не могло.
   Вернувшись на яхту, маркиз сказал:
   — Я знаю нынешнего герцога Бохемптонского — насколько я понимаю, это твой дядя. Интересно, когда ты с ним познакомишься, покажется ли он тебе похожим на твоего отца?
   — К счастью, я пошла в папеньку только цветом волос.
   — Я всегда подозревал, что ты не чистокровная англичанка, — заметил маркиз. — К тому же ты так упорно отказывалась об этом говорить, что мои подозрения только усиливались.
   Обняв ее, он добавил:
   — Ты не слишком умело лукавишь, моя дорогая. Обещай, что никогда больше не станешь обманывать меня!
   — Клянусь, — ответила Люсия. — Я совсем не собираюсь лгать тебе… я хочу говорить тебе только правду.
   Маркиз поцеловал ее со словами:
   — У тебя очень красивые глаза. Мы очень близки, я уверен, что всегда распознаю по ним, правду ли ты говоришь или нет.
   Теперь, отходя от зеркала, Люсия подумала, что правда всегда очень проста: она любила маркиза и, выйдя за него замуж, хотела одного — сделать его счастливым на всю жизнь.
   «Он спас меня и столько мне дал, — рассуждала она, — что я никогда не смогу его отблагодарить… и стану любить и боготворить его всю оставшуюся жизнь».
   Раздался стук в дверь. Люсия ответила:
   — Войдите! — И на пороге появился Эванс.
   — Его светлость спрашивает, готовы ли вы» мисс, — произнес он. — Он вас ждет в кают-компании, а карета уже стоит на набережной.
   — Я готова, — ответила Люсия. — Посмотрите, платье в порядке?
   — Вы просто великолепны, — ответил Эванс, — как Бог свят, красавица.
   В его голосе звучало искреннее восхищение, и, следуя за ним в кают-компанию, Люсия лучезарно улыбалась.
   Когда маркиз сообщил Эвансу о женитьбе, ожидая недовольства камердинера, Эванс ответил:
   — Вот и хорошо, милорд. Если б вы меня попросили выбрать вам невесту, лучше мисс Бомон я бы не нашел.
   Она настоящая леди, хоть отец у нее и был простым художником.
   Решив, что Эвансу следует знать то же, что и всем, маркиз рассказал ему о Люсии, которая на самом деле княжна, но во время войны ее отец потерял все деньги и был вынужден под вымышленным именем писать картины.
   — Думаю, Эванс, — заметил он, — будет разумнее скрывать обстоятельства, при которых мы встретили мисс Бомон. Надеюсь, ты никому ничего не расскажешь, когда мы вернемся в Англию.
   Помолчав, маркиз добавил:
   — Я женюсь не на мисс Бомон, а на княжне Люсии Валленштейнской. Именно так напишут в лондонских газетах.
   Он понимал, что преданный Эванс будет рад оказанному ему доверию и ничего не расскажет слугам в Англии.
   Маркиз даже припомнил некоторые подробности сражений в Валленштейне в то время, как страна находилась под властью Наполеона, и был уверен, что Эванс состряпает из этого неплохую историю.
   Когда Люсия вошла в кают-компанию, маркиз подумал что никто на свете не мог бы походить на княжну больше, чем она — на настоящую княжну. Он долго смотрел на нее без слов, а потом взял ее руку и поцеловал.
   — Я люблю тебя! — сказал он. — И докажу тебе всю глубину и силу моей любви.
   От его слов Люсия зарделась и робко заглянула ему в глаза.
   Маркиз пропустил ее вперед, и они спустились по трапу в ожидавшую на пристани закрытую карету.
   Маркиз обо всем позаботился. Карета повезла их в мэрию, где венчал по французским законам сам мэр. Выслушав его многословные поздравления, маркиз и Люсия отправились в английскую церковь, где их ждал священник.
   И алтарь, и вся церковь были украшены белыми лилиями. Едва новобрачные вступили под золотые своды, как раздалось негромкое звучание органа. Капитан и первый помощник на яхте маркиза, свидетели, уже ожидали их.
   Кроме них, в церкви не было никого, но Люсия слышала голоса ангелов и знала, что папенька и маменька сейчас рядом с ней, завороженно наблюдают, как их дочь выходит замуж за любимого человека.
   «Только они понимают, какое это чудо — отыскать во всем мире того единственного, кому хочешь принадлежать», — думала Люсия.
   Она была уверена, что свет, окружавший ее родителей, сиял и для них с маркизом. Они были едины, а их любовь и есть тот прекрасный мерцающий свет, что льется с полотен отца Люсии.
   Когда маркиз надел Люсии кольцо, она вздрогнула от его прикосновения, чувствуя, что любовь возносит ее на небеса.
   «Мы благословлены Господом», — сказала себе Люсия. Маркиз в тот момент думал о том же.
   Они расписались в книге и через боковой придел прошли туда, где ожидала их карета. Когда они покатили прочь, маркиз взял руку Люсии и поднес к своим губам. Люсия молчала, потому что ее сердце и душа были переполнены священной торжественностью брачной церемонии. Маркиз, должно быть, испытывал подобные чувства, потому что привлек невесту поближе, но тоже ничего не говорил.
   Только когда карета проехала уже довольно много, Люсия поняла, что они направляются вовсе не к бухте, где стояла на якоре яхта. — Она посмотрела, на маркиза, ожидая объяснения, и он произнес:
   — У меня есть для тебя сюрприз, милая.
   — Какой?
   — Я тебе не говорил, что недалеко от Ниццы у меня есть вилла.
   — Почему же ты скрывал это?
   — Я не был там уже несколько лет и вначале хотел удостовериться, что она достаточно хороша и удобна для нашего медового месяца.
   Люсия прижалась к нему поближе, устроила голову у него на плече и произнесла:
   — Где бы мы ни провели медовый месяц, с тобой он будет в любом случае великолепен. Но вилла — это замечательно, там ведь, наверное, растут прекрасные деревья и много-много Цветов…
   — Думаю, да, — улыбнулся маркиз, — но самое главное, дорогая, там мы будем совсем одни, и нам будет гораздо уютнее, чем на яхте.
   Лошади преодолели крутой холм и свернули с широки дороги. Карета покатилась по аллее меж высоких кипарисов.
   В конце аллеи сверкала в лучах солнца белая вилла, больше походившая на греческий храм. Она стояла высоко на крутом берегу моря, посреди сада, полного самых различных цветов и деревьев.
   Но Люсия едва замечала все вокруг, потому что смотрела лишь в глаза маркиза, полные любви. Он помог Люсии выйти из кареты и пропустил ее в дверь. Девушка ступила в большую светлую комнату, которая показалась ей совершенно сказочной.
   Позже она рассмотрела, что вилла великолепно обставлена и украшена картинами, которые обязательно понравились бы ее отцу, а из каждого окна открывается потрясающий вид. Однако пока она не видела ничего, кроме глаз возлюбленного, которые затмевали для нее весь белый свет.
   Маркиз посмотрел на Люсию долгим взглядом и произнес:
   — Я никогда не думал, что на свете существует такая совершенная красота! Как мне повезло, что я нашел тебя!
   — А я — тебя.
   Люсия ждала, что маркиз вот-вот поцелует ее, но он только не спеша провел пальцами по ее подбородку. Девушку охватило небывалое волнение, будто ее лица коснулся солнечный луч.
   Осторожно маркиз снял с нее венок и вуаль. Бросив их на стул, он вновь медленно и бережно обнял Люсию и нежно поцеловал, словно стараясь навсегда запомнить прикосновение ее губ. Все существо Люсии откликнулось на поцелуй и устремилось к маркизу. Но он уже целовал ее более страстно и сильно, ведь теперь она его жена, хоть и никак не верилось в это. Она носила его имя и принадлежала ему.
   Маркиз притянул Люсию ближе, и поцелуй из нежного превратился во властный, хотя не утратил должной благоговейности. Люсия почувствовала на его губах огонь, и тот же огонь вспыхнул у нее в сердце. Пламя разгоралось все сильнее и маркиз повлек девушку прочь из этой комнаты.
   С трудом понимая, что происходит, Люсия увидела, что находится в спальне с большой кроватью, изголовье которой представляло собой серебристую раковину. Кровать была покрыта белым атласом и старинным кружевом.
   Стены комнаты были белыми. Посмотрев на них, Люсия онемела — на них висели картины ее отца! Только маркиз мог придумать такое, только он догадался бы сделать так, будто сам отец благословляет их брак.
   Пока Люсия осматривалась, маркиз не сводил с нее глаз. Девушка воскликнула:
   — О, мой дорогой! Как мне тебя благодарить! Ты все понимаешь… ты такой чудесный… ты лучше всех на свете!
   — Я расскажу тебе, как ты сможешь отблагодарить меня, — ответил маркиз. — Боже, мне кажется, я ждал этого сотни лет!
   Он схватил Люсию в объятия и снова принялся целовать, на этот раз страстно и требовательно. Поцелуи становились все настойчивее, возбуждая в Люсии неведомую ей страсть.
   Маркиз целовал девушку, пока белая спальня, цветы и солнечный свет не закружились вокруг нее в едином хороводе. Небо исчезло, весь мир исчез, остались только маркиз и Люсия, уплывавшие в вечность, которая называлась любовью.
   Люсия так и не поняла, как вдруг оказалась обнажена и лежала в мягкой постели, жмурясь под лучами бившего в окна солнца. Маркиз тотчас же опустился рядом, и Люсия почувствовала, что она больше не одинока.
   — Я люблю тебя, моя дорогая, моя ненаглядная жена! — повторял он. — Наконец-то я смогу рассказать тебе, как ты мне нужна, как я тебя желаю и сколько ты для меня значишь!
   — Я… я люблю тебя… и не знаю… ничего другого…
   — Я хочу слышать от тебя это снова и снова, я хочу доказательств, — ответил маркиз, — я все еще боюсь, что ты исчезнешь и я никогда больше не найду тебя.
   — Я не исчезну, — прошептала Люсия, — ведь без тебя я не просто останусь одна… без тебя вокруг воцарится темнота.
   Он понял ее слова и прижал к себе.
   — Наше будущее полно любви и счастья, — произнес маркиз. — Ты больше никогда не будешь плакать, любовь моя, и не останешься одна.
   — Я… я люблю тебя!
   Маркиз начал целовать Люсию, обжигая ее до самого сердца. Люсия трепетала, а маркиз уже целовал ее глаза, тубы, шею, грудь — и девушка вновь услышала пение ангелов.
   И когда она наконец всецело отдалась ему, вокруг взметнулся яркий свет любви, которая вела их в вечность, исходя от Бога, И любовь эта была жизнью.