— Возможно, это будет стоить вам одной броши или браслета, которыми вы щедро одариваете своих лондонских подружек, или же одной развеселой вечеринки — о них пишут во всех газетах! Зато вы почувствуете невиданное удовлетворение от сознания того, что помогли юному невинному созданию избавиться от настоящего ада на земле.
   Она произнесла это так, будто была уверена, что он не способен на столь благодушный поступок. Поэтому ему вдруг нестерпимо захотелось наговорить ей гадостей, сказать, что ее мнение о нем абсолютно правильное и что он не собирается и пальцем шевелить ради спасения этого чумазого мальчишки.
   Но неожиданно раздавшееся детское всхлипывание заставило его отказаться от этого намерения. Более того, он почувствовал вдруг, что уже не сможет вернуть ребенка трубочисту.
   Это ощущение было незнакомым и не вполне понятным ему, но поражало своей силой.
   — Я решу эту проблему, — пробормотал он и торопливо вышел из гостиной.
   Валета тяжело вздохнула, вернулась к камину и опустилась на колени рядом с мальчиком.
   Когда маркиз вернулся в комнату, поразился, увидев, что Валете удалось каким-то образом отчистить лицо ребенка от сажи. Он больше не плакал.
   В руке она держала черную тряпку. Маркиз с трудом узнал в ней свой некогда белоснежный платок из дорогой изысканной ткани.
   — Вы были правы, — воскликнул он, цинично улыбаясь. Валета подняла голову и вопросительно взглянула ему в глаза. — Выкупить этого ребенка оказалось не дороже бриллиантового браслета.
   — Вы… выкупили его?
   Она произнесла это на выдохе, почти неслышно.
   — Считайте, что это ваш первый подарок от попечителя. Надеюсь, что это создание не доставит вам чрезмерных хлопот.
   — Вы выкупили его! — выкрикнула Валета. — Выкупили!
   Большое вам спасибо! Спасибо!
   Она вскочила на ноги, и маркизу почудилось, что в ее удивительных глазах заиграли солнечные лучи.
   — Как великодушно с вашей стороны! — радостно воскликнула Валета. — А вы уверены, что этот бессердечный трубочист не потребует вернуть мальчика?
   — Если нечто подобное произойдет, то немедленно дайте мне об этом знать, — сказал маркиз. — Потому как у меня имеется письменное подтверждение того, что Николас — по всей вероятности, так зовут этого ребенка, — больше не является учеником моего трубочиста.
   — Я бесконечно благодарна вам, милорд! — прощебетала Валета. — Наверное, нам с Николасом лучше всего отправиться сейчас домой.
   — А на чем вы поедете? — поинтересовался маркиз.
   — Я оставила своего пони, запряженного в телегу, во внутреннем дворе, — сообщила Валета.
   — Может, сначала нам следует попросить прислугу вымыть вашего нового подопечного? — спросил маркиз. — В моем доме он уже «навел порядок». Вовсе не обязательно подвергать тому же самому и ваш дом.
   Валета взглянула на коврик у камина, на котором все еще сидел мальчик. Он был весь усыпан сажей.
   — М-да, малыш очень грязный. — Она осмотрела раны на руках и ногах ребенка и нахмурилась. — Но если опустить его в ванну, он почувствует жгучую боль.
   Маркиз ухмыльнулся;
   — Надеюсь, это дитя не забудет поблагодарить вас, когда подрастет, за все, на что вам пришлось пойти ради него!
   Валета не обратила внимания на его слова.
   — Может, просто попросим у вашей экономки какую-нибудь старую простыню и закутаем в нее мальчика, чтобы вынести его из дома, больше ничего не запачкав?
   — Вы уверены, что не стоит помыть его здесь?
   Валета кивнула:
   — Мы с няней сами с этим справимся. Еще раз спасибо вам, — пробормотала она.
   Маркиз вряд ли слышал ее последние слова. Он направлялся к двери, чтобы отдать распоряжение дворецкому принести Валете простыню.
   Николас наблюдал за происходившим широко раскрытыми испуганными глазами.
   Вернувшись, маркиз отвел Валету в сторону.
   — Нам предстоит найти людей, которые согласились бы усыновить мальчика, — сказал он вполголоса.
   — Сначала его необходимо как следует накормить, — ответила Валета.
   — По его виду я не сказал бы, что он голодал, — заметил маркиз. — К тому же у меня такое ощущение, что кто-то серьезно занимался его воспитанием. Конечно, я могу ошибаться.
   — Я читала в докладах комитета о жутких случаях, когда детей воруют из семей вполне образованных и состоятельных людей, — сказала Валета.
   По губам маркиза скользнула пренебрежительная улыбка.
   Было понятно, что он воспринимает ее слова как глупые детские выдумки.
   — Может, вы и правы. Будем надеяться, что этот ребенок не окажется беспокойным и шумным и не перевернет ваш дом вверх дном до тех пор, как мы подыщем для него подходящих родителей, — сказал он.
   В гостиную вошла экономка с большой простыней в руках. Увидев мальчика, она замерла от ужаса.
   — Не знаю, сколько сил и времени у меня уйдет на то, чтобы вернуть этот коврик в прежнее состояние, милорд! А этого трубочиста вам лучше уволить. Работает он отвратительно и очень уж вздорный.
   — Вам представляется прекрасная возможность, — прошептала Валета, обращаясь к маркизу, — нанять человека, который использует новые методы чистки труб.
   — Я слышал о таковых и до сегодняшнего разговора с вами, — ответил он. — Но говорят, они не очень эффективны.
   Глаза Валеты опять гневно засверкали, но она не успела произнести и слова, как маркиз добавил:
   — Обещаю, что все как следует обдумаю.
   — Рада это слышать, милорд. Буду надеяться, что вы по крайней мере испробуете хотя бы один из более гуманных методов очистки трубы.
   — Ходят слухи, что в Ирландии для этих целей используют живых гусей, — невозмутимо ответил маркиз. Он знал, какова будет реакция Валеты, но хотел подразнить ее.
   Она поморщила лоб:
   — Какая жестокость! Но давайте поговорим об этом в другой раз. Не возражаете?
   — Я заеду к вам завтра.
   Валета не слышала его слов. Она направилась к мальчику и осторожно подняла его на ножки — до настоящего момента он так и сидел в одном и том же положении.
   Теперь сажей был перепачкан не только коврик, но и пол — она слетела с одежды ребенка и рассыпалась повсюду. Экономка ахнула и взялась за голову, а Валета невозмутимо принялась закутывать мальчика в простыню.
   — Сейчас мы с тобой поедем на тележке, в которую запряжен пони, — сказала она.
   — Вы больше никогда не отдадите меня мистеру Сибберу? — осторожно спросил Николас.
   — Конечно, нет. — Валета погладила ребенка по голове. — Об этом можешь не беспокоиться.
   — А сам он не потребует вернуть меня?
   — Нет, малыш, уверяю тебя! Ты ему больше не принадлежишь. Теперь ты мой.
   Маркиз задумчиво рассматривал Николаса. Разговаривал этот ребенок на удивление грамотно. Дети — выходцы из трущоб в таком возрасте обычно не умели связать двух слов.
   Может, Валета действительно права, подумал он. Не исключено, что этого мальчишку украли из семьи образованных людей.
   Валета покончила со своим занятием и растерянно оглядела закутанного в простыню ребенка, похожего сейчас на гусеницу в коконе.
   Теперь его следовало вынести на улицу на руках, ведь если бы он пошел сам, то запачкал бы сажей и лестницу, и коридор.
   Валета нагнулась и протянула к нему руки.
   — Подождите, — остановил ее маркиз. — Мы попросим слуг подвезти вашу телегу к парадному входу и вынести мальчонку. — Он вышел за дверь, отдал лакею соответствующее распоряжение и вернулся в гостиную.
   — Верно, верно, — закудахтала экономка. — Если дите пойдет само, то превратит дом неизвестно во что! Я и такого-то беспорядка ни разу в жизни не видывала в этой гостиной!
   Валета повернула голову:
   — Думаю, что убрать это будет не так сложно. А вот насчет трубочиста вы правильно сказали. Работает он плохо, это очевидно. Его светлости нужен новый работник. Который, помимо всего прочего, имел бы представление о новых методах чистки труб.
   — Нынче в трубочисты идет всякий сброд, мисс! — с чувством воскликнула экономка. — До войны все было совсем по-другому. Трубы чистили только люди, знающие в этом толк. Сейчас же этим занимаются все кому не лень. В основном чернорабочие с ферм. Хотят ухватить побольше денег!
   — Вы абсолютно правы, — подтвердила слова экономки Валета. — А мальчиков им продают всего за три-четыре гинеи!
   — Да что вы говорите? — Экономка вытаращила глаза. — В это страшно поверить!
   — Я согласна с вами. — Валета кивнула. — В докладе, который я читала, написано еще и о том, что зачастую детей просто похищают у родителей.
   Экономка покачала головой.
   — Правительство должно что-нибудь предпринять, чтобы прекратить это безобразие! — провозгласила она.
   — Непременно должно! — воскликнула Валета и метнула в сторону маркиза многозначительный взгляд.
   Ей показалось, что по его губам скользнула едва уловимая ироничная улыбка, и ненависть с неимоверной силой обожгла ее сердце.
   — Мальчики, подобные этому, вынуждены голодать, — продолжила она. — Они питаются лишь тем, что изловчаются украсть. А спят чаще всего на голом полу. У них нет возможности мыться и менять одежду. И все потому, что их хозяева относятся к ним со зверской жестокостью…
   Ей хотелось сказать об этом как можно спокойнее, чтобы убедить и экономку в том, что использование детского труда в чистке труб — невиданная бесчеловечность. Но, когда она произносила последнее слово, ее голос задрожал, а на глаза навернулись слезы.
   Выражение лица маркиза резко изменилось — Валете показалось, что он на мгновение растерялся.
   В гостиную вошел слуга.
   — Мисс Лингфилд, по всей вероятности, телега уже ждет вас у входа в дом, — сообщил маркиз и кивком указал лакею на мальчика, закутанного в простыню.
   Молодой человек в форменной ливрее решительно шагнул к ребенку, а Валета вскрикнула:
   — Только будьте осторожны, умоляю вас! У маленького Николаса изранены колени и локти!
   Слуга кивнул и бережно поднял мальчика на руки.
   Все присутствовавшие направились к выходу. Это была странная процессия — впереди шел лакей, за ним следовала Валета, за ней — экономка, а маркиз замыкал шествие.
   На улице у самого основания лестницы, ведшей в дом, уже стоял старенький пони, впряженный в телегу. На этой низкорослой лошадке Валета ездила еще ребенком.
   Слуга аккуратно усадил Николаса на повозку. Забралась на нее и Валета.
   — Еще раз благодарю вас, ваша светлость! — воскликнула она и взяла в руки поводья.
   Маркиз ничего не ответил-, лишь молча кивнул.
   Он долго не двигался с места, глядя вслед удалявшейся старой телеге. И лишь когда она исчезла из виду, заметил, что и экономка все еще стоит с ним рядом.
   — Какая упрямая и настойчивая эта молодая женщина! — произнес он как можно более небрежно.
   — Но необыкновенно великодушная, — заметила экономка.
   — Великодушная? — Маркиз для описания нрава этой особы никогда бы не применил это слово.
   — Еще и какая! Эта девочка переняла от матери главную черту — неисчерпаемое желание заботиться о людях.
   Маркиз скривил губы и непонимающе покачал головой:
   — О чем вы ведете речь?
   — Как это о чем? Не знаю, ваша светлость, что бы делали без нее многие из местных жителей, — сказала экономка. — Наверняка вам известно, что наш приходский священник не женат. Мисс Валета постоянно помогает ему посещать больных прихожан, водит детишек в воскресную школу, выполняет множество других дел, которые должна была бы выполнять жена священника.
   — Мне кажется, мисс Лингфилд чересчур молода для того, чтобы быть такой, какой вы ее описываете, — усомнился в правдивости слов экономки маркиз.
   — Дело тут вовсе не в возрасте, милорд, — ответила экономка. — Просто у некоторых людей огромное сердце и доброты его хватает на всех. У мисс Валеты именно такое сердце.
   Маркиз молча развернулся и вошел в дом.
 
   Валета нисколько не удивилась, когда на следующий день после обеда выглянула на улицу из окна гостиной и увидела приближающийся к своему дому фаэтон маркиза. Она невольно залюбовалась впряженными в него крупными красавицами лошадьми, И самим маркизом, несмотря на всю свою ненависть по отношению к нему.
   В шляпе с высокой тульей, немного сдвинутой набок, сером габардиновом пиджаке, идеально сидевшем на его фигуре, и панталонах цвета шампанского он представлял собой само олицетворение модности и щеголеватости.
   Но этот наряд не смотрелся бы так потрясающе, если бы маркиз не обладал столь примечательными внешними данными — густыми черными волосами, выразительными чертами лица, мускулистыми плечами.
   Валета хотела встретить его подчеркнуто сдержанно и официально, поэтому поспешно отскочила от окна, уселась в кресло и принялась ждать момента, когда няня объявит о приходе гостя.
   — Маркиз Труна, мисс Валета! — послышалось со стороны двери буквально через несколько минут.
   Валета нарочито медленно поднялась с кресла, чувствуя странную дрожь внутри и с удивлением отмечая, что чересчур взволнована.
   В тот день, когда маркиз посетил ее впервые, она дала себе слово, что не позволит этому самовлюбленному типу каким-нибудь образом повлиять на нее, а тем более запугать.
   «Я не боюсь его! — твердила себе Валета. — И никогда не буду бояться!»
   Маркиз вошел в гостиную, и Валета присела в реверансе, приветствуя его;
   — Добрый день, ваша светлость!
   — Добрый день, Валета.
   Называть ее по имени было неслыханной дерзостью с его стороны, но Валета решила не придавать этому слишком большого значения. В данный момент ее волновало множество гораздо более важных вещей, поэтому не следовало заострять внимание на подобных мелочах.
   — Позволите мне присесть? — спросил маркиз.
   — Конечно, милорд. Могу предложить прохладительные напитки или что-нибудь перекусить.
   — Нет-нет, благодарю. Мне интересно, как поживает ваш новый подопечный, — сказал маркиз, опускаясь на стул.
   Глаза Валеты засияли. Она села в кресло и воодушевленно воскликнула:
   — Я была права! Абсолютно права в своем предположении! Этот ребенок воспитывался в образованной семье и был украден у своих родителей!
   — Почему вы так уверены в этом? — поинтересовался маркиз.
   Валета таинственно улыбнулась и немного наклонилась вперед.
   — Во-первых, потому что Николас отнесся к принятию ванны как к чему-то привычному и естественному.
   Она выдержала паузу и продолжила:
   — Вам, ваша светлость, вряд ли это кажется убедительным, но я точно знаю, что деревенские дети из семей бедняков кричат от ужаса, если ты вынужден купать их в ванне.
   Мне не раз доводилось заниматься этим. А Николас не только с удовольствием позволил помыть себя, но и сказал, когда мы вытащили его из ванны: «Теперь я стал чистеньким!»
   — Вам удалось привести его в нормальный вид? — спросил маркиз.
   — Не совсем, — ответила Валета, вздыхая. — Сажа въелась ему в кожу, ведь он даже спал на мешках с сажей где-то в доме трубочиста. Там же спят и другие мальчики этого дьявола.
   — У него их много?
   — Еще три человека. Но все они намного старше Николаса.
   — Что вам еще удалось узнать о нем? — полюбопытствовал маркиз.
   Странно, но этот разговор был для него весьма увлекательным.
   Когда он ехал сегодня к Валете, настраивался на нечто совсем другое. Ему представлялось, что она начнет жаловаться на сорванца, скажет, что им с няней с ним не управиться и не вынести его невежества, его грубой брани, которая укоренилась в нем и вырывается наружу каждый раз, как только он открывает рот.
   — Трубочист жестоко избивал его, — продолжила рассказывать Валета. — На спине и на ногах у него краснеют уродливые следы от ударов кнутом. А глаза все еще такие же красные и опухшие — он плакал, и сажа с ресниц попадала ему в глаза.
   Она перевела дыхание.
   — Но он с удовольствием отказывается от ругательств, которые слышал от других мальчиков, и уже начинает разговаривать со мной так же, как я с ним. Полагаю, это для него вполне привычно.
   — Сколько ему лет, по-вашему? — спросил маркиз, — Не больше шести. Я еще не пыталась расспрашивать его о родителях, но, когда мы посадили его за стол и дали в руки нож и вилку, он спокойно принялся есть ими, еще раз убеждая нас в том, что его отец — джентльмен.
   Валета замолчала, но тут же добавила:
   — И вот еще что! Увидев на столе серебряную ложку, Николас воскликнул: «У моего папы есть такая же!» Думаю, это тоже говорит о многом.
   Она вопросительно уставилась на маркиза, ожидая его реакции.
   — То, что вы поведали мне, — заговорил он, — очень занимательно. Признаться, раньше я никогда не верил в эти истории о похищении детей. Наверное, вы желаете, чтобы я заявил на трубочиста в полицию? Если да, то я сделаю это.
   Пусть займутся расследованием.
   — Я и в самом деле хотела обратиться к вам с такой просьбой, — ответила Валета. — Возможно, полиции и удастся что-нибудь выяснить. Хотя в наше время» нельзя возлагать на нее больших надежд.
   — А откуда вы это знаете? — пораженно глядя на собеседницу, спросил маркиз.
   Многих жителей Лондона волновали проблемы полицейских: их отвратительная организация и получаемые ими мизерные заработки.
   Все это вынуждало блюстителей порядка зачастую поступать нечестно.
   Для маркиза это не являлось секретом, ведь большую часть времени он проводил в столице. А откуда было знать о ситуации в Лондоне девушке из деревни?
   Валета, заметив его изумление, спокойно объяснила:
   — Я читаю газеты каждый день, милорд. А еще мы с папой тщательно изучили результаты двух последних исследований, проведенных специальным комитетом палаты общин.
   Маркиз никак не ожидал услышать от нее подобное.
   Поэтому на протяжении нескольких мгновений сидел молча, совершенно сбитый с толку.
   Лишь некоторые мужчины из его окружения время от времени заглядывали в газеты, публикующие доклады специальных комитетов. А женщины вообще не имели понятия о существовании таковых.
   Как будто почувствовав, что она обязана предоставить ему более подробные объяснения, Валета продолжила:
   — Отец моей мамы был лондонским епископом, поэтому ее всегда интересовали результаты работы духовенства по улучшению участи бедняков из Сити.
   — Я об этом не имел ни малейшего представления, — несколько сконфуженно пробормотал маркиз.
   — Папу тоже это увлекло, поэтому я с ранних лет росла в атмосфере сострадания к ущемленным и давно поняла, что обязана не забывать о людях, рожденных не в благополучной семье, как я, а в бедности и голоде.
   Она говорила об этом так просто и искренне, что маркиз не мог не верить ей.
   Ему представилось вдруг, что ее красивые волосы уложены в модную прическу, что у нее на шее — колье из драгоценных камней, что ее платье сшито по последнему слову моды известнейшим из лондонских портных.
   Такое прелестное создание занимается спасением мальчиков-чистильщиков, посещением больных прихожан, изучением комитетских докладов и переживаниями за нищих! — подумал он, и его сердце сжалось.
   — Мне кажется, Валета, нам с вами не стоит концентрировать все наше внимание на Николасе. Необходимо позаботиться и о вас. Это тоже крайне важно, — сказал он.

Глава четвертая

   — Прошу вас, не беспокойтесь обо мне! — ответила Валена. — и мне очень хочется поговорить с вами о Николасе.
   Маркиз смотрел на нее как на сверхъестественное существо. Ни одна из молодых женщин, которых ему доводилось знавать, не интересовалась чьей-нибудь судьбой больше, чем своей собственной.
   — Я долго думала над тем, как отыскать родителей этого мальчика, — сказала Валета. — Наверняка после исчезновения сына они известили о своем несчастье полицию и магистрат, если, конечно, таковые имеются в их городе. Однако до Лондона это известие вряд ли дошло.
   Маркиз кивнул:
   — И что же вы предлагаете?
   Последовала непродолжительная пауза. На лице Валеты отразилось смущение.
   — Наверное… это… стоит больших денег… — пробормотала она. — Но лучший способ отыскать родителей Николаса, чем размещение объявлений в газете… вряд ли существует…
   Маркиз тщательно обдумал идею Валеты и опять кивнул, соглашаясь с ней:
   — Вы правы. Только таким образом мы смогли бы добиться каких-то результатов. Хотя и этот метод не дает нам никаких гарантий.
   — Конечно, на это… уйдут немалые денежные средства… — смущенно произнесла Валета. — Поэтому я готова частично заплатить за объявления сама.
   Маркиз улыбнулся:
   — Валета, я, естественно, не позволю вам это сделать.
   Поверьте, даже если мы разместим свои объявления во всех газетах Англии, я не обанкрочусь.
   Она ничего не ответила, но одарила его выразительным взглядом, исполненным благодарности.
   — Насколько я понимаю, судьба Николаса очень вас волнует. И надеюсь, что вы не слишком расстроитесь, если наши попытки найти его семью не увенчаются успехом.
   Валета положила руки на колени и заговорила тихим голосом:
   — Возможно, вы посчитаете меня ненормальной, но мне кажется, что все произошло не случайно. Ведь надо было Николасу выпасть из трубы именно в тот момент, когда я находилась в гостиной! Не раньше и не позже!
   — Миссис Филдинг, моя экономка, находит это событие отнюдь не счастливым совпадением, — кривя губы, ответил маркиз. — Она до сих пор не может отчистить коврик. Говорит, что это у нее вряд ли получится.
   — В самом деле? — удивилась Валета. — А я знаю, как это сделать! Мне доводилось заниматься подобными вещами. Давайте я приеду к вам как-нибудь на днях и восстановлю ваш коврик.
   — Только этого не хватало! — Маркиз нахмурился. — Зарубите себе на носу, Валета: человек, находящийся у меня на попечении, не должен заниматься подобными вещами.
   Он думал, что его слова приведут ее в смущение. Она же звонко рассмеялась:
   — Вот как? Вы, наверное, считаете, что мне следует целыми днями сидеть на шелковых подушках и отдавать приказания слугам. Которых у меня, кстати говоря, нет.
   Маркиз даже не улыбнулся:
   — Я беспокоюсь о вашем будущем, Валета. И убежден, что вам не пристало жить в этом доме одной. С мальчишкой или без него.
   Валета моргнула.
   — Вы ведь… не хотите сказать… что собираетесь отнять у меня Николаса? — спросила она, испугавшись прозвучавшего в голосе маркиза сарказма.
   — А что, если мы не сможем разыскать его родителей?
   Надеюсь, вы не планируете оставить у себя ребенка навсегда?
   Как ни странно, Валета ничего не ответила. Просто медленно поднялась на ноги и прошла к окну.
   — О чем вы задумались? — поинтересовался маркиз.
   — О жизни Николаса, а также сотен других детей, вынужденных страдать от дикой человеческой жестокости, жестокости, которую никто не собирается пресекать.
   Ее голос слегка дрожал, и маркиз, немного помолчав, сказал:
   — Вам известно, что глава специального комитета, Генри Грей Веннет, назначенный на этот пост лишь в нынешнем году, добивается принятия парламентом билля о строгом запрете использования чистильщиками труб детского труда?
   — Это правда? — радостно вскрикнула Валета. — Вы поддержите его?
   Маркиз понимал, что она страстно желает услышать от него положительный ответ, но был не готов дать кому бы то ни было столь серьезное обещание. Поэтому ответил как можно более нейтрально и осторожно:
   — Я еще обдумываю этот вопрос.
   — Пожалуйста, пожалуйста! — взмолилась Валета. — Мне невыносимо сознавать, что маленькие, нежные мальчики, подобные Николасу, повсеместно страдают и подвергаются невиданным издевательствам!
   Ее голос сильно задрожал.
   — Вы, наверное, слышали, что большинство из них страдают так называемым «раком трубочиста»?
   Маркиз поднялся на ноги.
   — Послушайте, Валета, у меня такое ощущение, что история с Николасом произвела на вас чересчур сильное впечатление. Девушки вашего возраста мечтают совсем о другом: их интересуют балы, встречи с ровесниками!
   Валета скептически скривила губы, и маркиз, поняв, что его слова прозвучали для нее абсолютно неубедительно, вновь заговорил. На этот раз с большим чувством.
   — Вы спасли Николаса. И должны успокоиться на этом.
   Поймите, вы не в состоянии заставить всех людей на свете чистить в своих домах трубы, используя при этом наиболее эффективный и дешевый метод!
   Глаза Валеты возмущенно блеснули. Она приоткрыла рот, намереваясь вступить с маркизом в жаркий спор, но он не дал ей такой возможности.
   — Я обещаю вам, что сам позабочусь об этом ребенке.
   Николас получит образование, а когда подрастет — то и подходящую работу. Но сразу предупреждаю: я не собираюсь выкупать всех мальчиков-чистильщиков и устраивать их жизнь!
   Прошу вас запомнить это.
   Валета долго и напряженно молчала. Потом заговорила тихо и медленно:
   — Я очень благодарна вам… за Николаса. И не хочу надоедать… и беспокоить вас своими затеями и тревогами. Но тот факт, что в столь богатой стране, как наша, существует столько несправедливости, жестокости и страдания и что это мало кого волнует, не дает мне покоя…
   Маркиз предпочел не отвечать на ее слова.
   — Предлагаю побеседовать теперь о вас. Рано или поздно нам все равно придется серьезно поговорить об этом.
   — Мне… не хочется… доставлять вам… лишние хлопоты…
   Валета сказала это очень смущенно, но спустя несколько мгновений добавила более уверенно:
   — Я ведь уже просила вас, милорд, не думать обо мне. Я вполне довольна своей жизнью. Главное для меня — оставаться в этом доме.