Она медленно шла по розарию, когда одна из горничных открыла боковую дверь и, опустившись на колени, начала мыть ступени. Мелинда молча подошла к ней, ее тень упала на склоненную девушку, с удивлением поднявшую голову.
   — Господи боже мой! Как вы испугали меня! — воскликнула она и, поднявшись на ноги, быстро добавила:
   — Прошу прощения, мэм, я не должна была так говорить.
   — Ничего, — улыбнулась Мелинда. — Не думаю, что вы могли ожидать гостей в такой ранний час.
   — Вы правы, мэм, — ответила девушка.
   Мелинда прошла мимо нее и вошла в дом. После солнечного света там показалось темно и тихо. Она прошла через холл и поднялась по лестнице. Она слышала звук раздвигаемых штор и открываемых ставен, но дошла до своей комнаты, так и не встретив ни души.
   И тут она вспомнила, что вчера вечером заперла дверь своей спальни. Мгновение она стояла в замешательстве, раздумывая, что делать, затем припомнила, что есть еще одна дверь, которая ведет в ванную. Она была конечно же открыта, и она подумала, что маркиз, захоти он на самом деле войти к ней, мог воспользоваться той дверью.
   Она вошла в спальню, открыла дверь и задернула штору, которую отодвинула вчера вечером. Будет лучше, подумала она, если горничная, прислуживающая ей, не заметит ничего необычного, поэтому она разделась и, надев ночную рубашку, легла в постель.
   Она не уснула, а лежала в темноте и думала о том, что же ей делать. А если маркиз снова поцелует ее?
   Достанет ли у нее сил отклонить его поцелуй? Сможет ли она сопротивляться ему каждую ночь? Сможет ли она не пустить его в свою комнату и не выполнить его желания? Вопросы назойливо лезли ей в голову, и, словно прячась от них, она уткнулась лицом в подушку.
   Ей принесли завтрак. И она медленно поднялась, тщательно оделась, придирчивее, чем прежде, оглядывая себя в зеркале. В глубине души она знала, что она просто пытается выиграть время, и, когда уже нельзя было больше тянуть, она с решительным видом, хотя и с недостаточной решимостью внутри, вышла из спальни и спустилась вниз.
   Она была почти уверена, что найдет маркиза в гостиной, но его там не было. Она села на диван и снова задумалась, что делать дальше. Она взяла книгу с одной из полок, но поняла, что не может читать. Она ощущала, как каждый нерв у нее напряжен, и все время прислушивалась и прислушивалась, не идет ли он.
   Совершенно неожиданно раздался гул голосов: где-то разговаривали и смеялись мужчины и женщины. Она снова прислушалась и, повинуясь любопытству, подошла к двери гостиной и выглянула наружу.
   В Большом холле было полно людей. На мгновение Мелинде показалось, что она никого из них не знает, но потом одного человека она все же узнала. И тут в парадную дверь вошел маркиз.
   Он не видел Мелинду, но ее сердце заколотилось при его появлении. Он был в скаковых бриджах, котелок на голове небрежно сдвинут набок, в руке— хлыст, а рядом с ним были две собаки.
   — Что здесь за вторжение? — медленно проговорил он, увидев, что вся толпа повернулась и выжидательно смотрела на него. Было неясно, доволен ли он или сердится на них за их приезд.
   — Дрого! Какого черта вы уехали из Лондона и ничего мне не сказали?
   Мелинда без труда узнала эти простертые к маркизу руки и прелестное лицо с полуоткрытым ртом.
   — Я никак не ожидал увидеть вас сегодня утром, Скиттлз, — сказал маркиз.
   — Но вы рады меня видеть? Скажите, что вы рады меня видеть!
   Скиттлз повернулась лицом к нему и обольстительно надула пунцовые губки. Почти сама того не сознавая, Мелинда стиснула руки. И тут ее увидел капитан Вестей, стоявший у камина. Он подошел к ней и воскликнул:
   — Мелинда, приятно вас видеть! Вы хорошо доехали вчера?
   Он поцеловал ее руку, и она заставила себя ответить:
   — Да, да, поездка была очень приятной, спасибо.
   Так хорошо оказаться вне Лондона.
   — Мы все точно такого же мнения, — сказал он. — И Скиттлз поэтому настояла на том, чтобы мы отправились сюда безбожно рано, у меня еще слипались глаза.
   Жервез Вестей посмотрел на Мелинду, и она поняла, что он дает ей время взять себя в руки и намеренно не позволяет ей смотреть на то, как Скиттлз с помощью всех своих хитростей пытается обольстить маркиза.
   В изумрудной амазонке та выглядела необыкновенно привлекательной, талия казалась фантастически тонкой, а кожа невероятно белой.
   — Вы скоро сдохнете со скуки, проводя время в деревне, — сказала она своим резким голосом, но маркиз уже освободился из ее цепких рук и приветствовал других гостей.
   Скиттлз сопровождали одни мужчины: все элегантно одетые, слегка навеселе, державшиеся очень непринужденно. Они приветствовали Мелинду, которую представил им капитан Вестей, с легкой фамильярностью, которая показалась ей обидной, потому что она не понимала причин такого отношения к себе.
   — Ну, думаю, было чертовски правильно приехать и развеселить вас, — сказала Скиттлз. — Жервез рассказал нам о вашей тяжелой утрате, и мы решили, что вы не станете хандрить, если вас будут окружать друзья.
   — Мило с твоей стороны, Скиттлз, — сказал маркиз с ноткой сарказма в голосе, — но к чему такой огромный эскорт?
   — Мне что же, надо было прихватить развалину компаньонку с собой, да? — со смехом спросила Скиттлз. — А вон той бледной особе, кажется, требуется нянька!
   Говоря это, она смотрела на Мелинду с нескрываемой неприязнью, мужчины сразу почувствовали себя неуютно, как всегда бывает, когда женщины начинают ссориться друг с другом.
   — А не перекусить ли нам, Дрого, — быстро проговорил капитан Вестей. — По правде говоря, я не успел даже позавтракать и умираю с голоду.
   — А я предложу вам кое-что поинтереснее, — сказала Скиттлз. — Когда мы ехали через парк, я подумала, что это превосходное место для скачек.
   — Боже! Да она права! — восторженно сказал один из джентльменов. — А ступени перед парадным входом послужат превосходной трибуной, откуда можно будет наблюдать за наездниками в течение всей скачки. Почему мы раньше не подумали об этом?
   — Потому что вы придурки, вот почему! — ответила Скиттлз. — Ну-ка, пошли посмотрим.
   Она вышла в парадную дверь, мужчины последовали за ней. Мелинда как под гипнозом пошла за ними. Все встали на ступенях, перед ними простирался парк с огромными деревьями, в окружении полей с низкими живыми изгородями, тянувшимися до леса.
   — Видите! — сказала Скиттлз. — Настоящий ипподром.
   — А она права, — согласился капитан Вестей. — Ты должен попробовать провести здесь когда-нибудь заезд, Дрого.
   — Я чего ждать? — сказала Скиттлз. — Вызываю на соревнование любого из вас. Какая будет ставка?
   Пятьсот гиней?
   — Слишком много, Скиттлз, — запротестовал один из мужчин. — Ты же знаешь, что выиграешь.
   — Что, кишка тонка? — грубо спросила Скиттлз. — Ну же, вы, недоделанные ублюдки Пятьсот гиней, что на Сарацине я побью любого из вас, даже с одной привязанной к поясу рукой, если хотите!
   Мужчины выглядели несколько сконфуженно.
   Никто не принял ее вызова, но вдруг послышался тихий голос Мелинды, как ей показалось, принадлежавший совершенно незнакомому человеку:
   — Я принимаю вызов.
   Услышав ее, все внезапно замолчали, повернулись к ней и удивленно уставились на нее.
   — Ты? — презрительно спросила Скиттлз. — На чем ты поедешь? На корове?
   — Я принимаю ваш вызов, — сказала Мелинда, смотря ей прямо в глаза.
   — Да что вы, Мелинда… — начал капитан Вестей, но его перебил маркиз.
   — Это невозможно! — сказал он.
   — Нет, возможно, — ответила Мелинда. — Я хотела бы принять вызов мисс Уолтере, но с одной оговоркой. Только если вы позволите мне выбрать в вашей конюшне ту лошадь, которую мне захочется. — Ну, конечно, он разрешит! — воскликнул один из джентльменов. — У Дрого есть отличные скаковые лошади. Желаю пожать лавры, Скиттлз.
   — Лавры! — презрительно воскликнула Скиттлз. — Что, черт побери, ты думаешь обо мне? Ставлю пять к одному, что эта курочка свалится с лошади на первом же препятствии!
   От грубости Скиттлз Мелинда покраснела, но сверкнула глазами и поджала губы, когда услышала, что маркиз сказал:
   — Я не позволю этого.
   — Вам не удержать меня, милорд, — сказала она.
   — Конечно, он не имеет права, — согласились его друзья. — Не портите удовольствие другим, Дрого!
   Пусть девицы померяются силами. Кроме того, мисс Мелинда — темная лошадка.
   Капитан Вестей поймал Мелинду за руку.
   — Не надо! Не надо! — едва слышно уговаривал он ее. — Вы сошли с ума! Скиттлз — лучшая наездница в округе. Придумайте какую-нибудь отговорку, скажитесь больной, подчинитесь Дрого.
   Если Мелинда и колебалась, то не показывала виду.
   Она только взглянула поверх голов на Скиттлз, которая снова взяла маркиза за руку и говорила ему:
   — Вы давно не видели, как я езжу верхом. Я бы хотела показать вам свое умение.
   Двусмысленность ее слов не вызывала сомнений, и Мелинда почувствовала, что все нервы у нее напряглись.
   — Во сколько мисс Уолтере хотела бы начать скачку?
   — Нет никакой спешки, — ответила Скиттлз через плечо, — мне не достанет много времени посрамить вас, мисс Тщеславие, и я только надеюсь, что вы сможете выплатить ваш проигрыш наличными, я не люблю задержек.
   — Если вы выиграете, то вам заплатят, — тихо сказала Мелинда.
   — Кушать подано, милорд!
   Слова дворецкого пришлись как нельзя кстати, чтобы разрядить усиливающееся напряжение между обеими женщинами.
   — Мне нужно выпить, клянусь Юпитером! — говорил один из джентльменов, пока они стояли и пропускали вперед Скиттлз, которая не удостоила Мелинду ответом, только пренебрежительно взглянула на нее.
   Мелинда была вынуждена последовать за ней.
   В холле она пошла к лестнице и уже почти дошла до ступеней, когда ее остановил голос, донесшийся сзади:
   — Мелинда!
   Это был маркиз. Они были одни, так как все остальные уже шли по коридору к столовой. Она повернулась к нему.
   — Вы маленькая дурочка! — сказал он. — Вы свернете себе шею!
   Его голос прозвучал почти свирепо. Она больше не могла слышать его и, повернувшись, побежала вверх по лестнице, оставив его внизу.
   — И только прибежав в свою спальню, она поняла, что у нее нет амазонки. Без нее она не могла участвовать в скачках. Она позвонила горничной.
   — Нет ли в доме, случайно, какой-нибудь амазонки, которая подошла бы мне?
   Горничная выглядела еще более надменной, чем вчера вечером.
   — Не имею понятия, мисс, — сказала она. — Но я расспрошу миссис Медоуз.
   Миссис Медоуз была старой и седой, она подозрительно, как показалось Мелинде, рассматривала ее.
   — Амазонка? Не знаю, мисс, подойдет ли она вам.
   Вы такая маленькая.
   — О, пожалуйста, — взмолилась Мелинда, — пожалуйста, посмотрите, может быть, вы сможете найти что-нибудь для меня. Это очень важно.
   Она чувствовала, что отменить скачки — Значило сдаться не только Скиттлз, но и маркизу. И тут она подумала, что сошла с ума, поставив на кон все свои деньги, все свои надежды, связанные с коттеджем и совместной жизнью с Наиной, настолько неравны были силы. Но, тем не менее, она знала, что ненавидит Скиттлз и должна победить ее, и не только на скачках.
   — Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне, — просила она домоправительницу.
   Миссис Медоуз посмотрела на ее маленькое встревоженное лицо и, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, сказала:
   — Совершенно не понимаю, что такая милая молодая леди делает здесь и почему принимает участие в этих похождениях.
   — Я просто хочу выиграть у нее скачку, — сказала Мелинда почти шепотом.
   — Вообще-то я имела в виду не только скачки, — сказала миссис Медоуз, а потом поправилась:
   — Это не мое дело, конечно. Пойдемте, мисс, я подыщу вам что-нибудь в моей кладовой, может быть, что-то и подойдет. Жаль, что вы не мальчик, потому что я сохранила всю одежду его светлости, начиная с того дня, когда он впервые сел на лошадь. Я пересыпала ее нафталином, чтобы не побила моль. Есть еще и одежда покойной маркизы, она всегда оставляла часть одежды здесь, но ее светлость была крупной, и из ее вещей вам вряд ли что подойдет.
   К тому времени они подошли к комнате домоправительницы и прошли дальше в соседнюю комнату, полностью занятую под гардеробную.
   — Здесь хранится одежда, которую кто-то уже носил? — спросила Мелинда, оглядываясь вокруг.
   — Совершенно верно, мисс, — ответила миссис Медоуз, — и есть прелестные вещицы. Здесь хранятся платья его светлости Пира, которые он надевал на коронацию ее величества, и одежда его отца и его деда. А также диадемы ее светлости и свадебные платья четырех поколений. Его светлость иногда дразнит меня и называет хранительницей музея. Но он недалек от истины, потому что они — часть истории Чарда. — Миссис Медоуз говорила с гордостью, но в голосе слышалась грусть. — Никогда раньше в доме не было таких дам, как эти. — Она так произнесла слово «дамы», что оно прозвучало как ругательство.
   — Вот именно поэтому я должна победить ее, — сказала Мелинда. — Она просто чудовище. Не знала, что в мире есть такие женщины. Но в то же время она красавица!
   — В таких людях нет красоты! — резко заметила миссис Медоуз, потом воскликнула:
   — Нашла! Нашла то, что нужно, мисс. Я не вспомнила о ней раньше, потому что она хранилась с маскарадными костюмами. Но это настоящая амазонка, которую носила бабушка ее светлости, когда ездила во Францию и охотилась с Людовиком XIV. Она была очень маленького роста. Конечно, я знала ее только в очень преклонном возрасте, но у нее всегда была превосходная фигура, и сохранилось множество ее нарядов, которыми будет восторгаться еще не одно будущее поколение.
   Сказав это, миссис Медоуз открыла дверцу и достала с полки амазонку из темно-синего бархата. Она была расшита серебряным шнуром и застегивалась на пуговицы из синего сапфира. Воротник украшало кружевное жабо, а на маленькой треуголке были пышные страусовые перья.
   — Она восхитительна! — воскликнула Мелинда. А пуговицы! Они настоящие?
   — Неужели вы думаете, что ее светлость стала бы носить что-то поддельное? — спросила миссис Медоуз. — Ну-ка, примерьте ее, мисс. Я уверена, что она будет вам впору, у меня глаз наметанный, это уж точно. А где же сапоги?
   Через четверть часа Мелинда уже медленно спускалась по лестнице. Она понимала, что выглядит несколько старомодно, но амазонка была ей к лицу.
   Синий бархат подчеркивал синеву ее глаз, перья спускались на щеки, настоящие кружева жабо окружали шею, а сапфиры и бриллианты сияли на пуговицах.
   До нее доносились взрывы хохота из столовой, но она прошла через парадный вход и направилась к конюшне. Грумы были заняты лошадьми вновь прибывших гостей. С горячим гнедым конем Скиттлз трудно было управляться, и два грума с трудом поставили его в стойло. Главный грум, старик, с которым Мелинда уже разговаривала вчера, вышел ей навстречу.
   — Вам нужна лошадь, мэм?
   — Да, — ответила Мелинда. — Я хочу выехать на Громе.
   Грума словно поразила молния.
   — Уверен, что его светлость не позволит вам ездить на нем, мэм. Я уже говорил вам вчера, что с ним трудно управиться даже джентльмену, не говоря уже о леди.
   — Я поеду на нем, — решительно сказала Мелинда. — Позвольте мне войти к нему в стойло.
   — Осторожнее, мисс. Он в прошлом году так лягнул одного мальчишку, что тот провалялся в больнице три месяца.
   — Я буду осторожна, — сказала Мелинда.
   Она вошла в стойло. Гром прижал уши к голове при ее приближении и сердито раздул ноздри. Она заговорила с ним тем же голосом, каким она разговаривала со своими лошадьми, и очень медленно провела рукой по его шее.
   — Ты мне поможешь, мальчик? — тихо проговорила она. — Ты должен показать им, на что ты способен, а я должна доказать кое-что себе самой.
   Она говорила и говорила с ним, и, казалось, будто конь откликается на ее голос. В конце концов, она похлопала его по морде и повернулась к старому груму, который наблюдал за ней.
   — Запрягайте его немедленно, — приказала она. — Мне кажется, он все понял.
   — Отродясь не видал ничего подобного! — сказал старик, разводя руками. — Я сам его оседлаю, мэм. Не доверю его никому из мальчишек. Но не знаю уж, что скажет его светлость.
   — Я проеду на нем до входной двери, — сказала Мелинда, уверенная, что будет намного легче убедить его, когда она сядет верхом, а не останется стоять рядом.
   Когда вся компания вышла из столовой, наевшись до отвала холодных закусок, которые повар приготовил в последний момент, и выпив изрядное количество шампанского маркиза, Мелинда уже медленно кружила на Громе по подъездной аллее напротив дома.
   — Господи боже мой! — услышала она возглас капитана Вестея. — На каком коне сидит Мелинда? Я никогда раньше не видел более великолепного животного.
   — Это Гром, — ответил маркиз, и Жервез Вестей по лицу маркиза понял, что он в самом дурном расположении духа.
   — С ней будет все в порядке, не так ли?
   Маркиз не ответил ему и пошел к Мелинде:
   — Я не позволю! Вы меня понимаете, Мелинда? Я запрещаю вам ехать на этом жеребце!
   — Но я уже оседлала его, — возразила она.
   — Тогда я отведу его назад в стойло и найду вам другого коня, — сказал он.
   Он протянул руку и хотел взять Грома под уздцы.
   Но либо жеребец не одобрил его вмешательство, либо повиновался приказу Мелинды, трудно сказать, но он поднялся на дыбы, заставив маркиза отступить на шаг, а Мелинда тем временем со знанием дела направила коня вдоль аллеи, чтобы успокоить его, — Потише, мальчик! Потише! — сказала она. — Если они испугаются, то могут помешать мне проехать на тебе, и это будет очень печально.
   Из конюшни привели коня Скиттлз. Она спустилась, смеясь и ругаясь, по ступеням, И кто-то помог ей сесть в седло. Она громко приказывала принести ей то перчатки, то хлыст, перешучивалась с джентльменами, пока не оглянулась и не увидела Мелинду верхом на огромном черном жеребце. Она замолчала, прищурившись, потом захохотала:
   — Боже мой! Не знала, что сегодня маскарад! Моя соперница точно приготовилась меня убить! Да, возможно, без смертоубийства не обойдется! Кто знает?
   Она подождала, когда окружающие ее джентльмены рассмеются. Затем наклонилась и положила руку на плечо маркиза.
   — Том принимает ставки, Дрого, — сказала она. — Поставьте на меня. Я буду рада выиграть вам кое-что.
   — Спасибо, Скиттлз, но я не одобряю эти скачки, — ответил маркиз. — Я не стану ставить ни на одну из сторон.
   — Ну, тогда я принесу к вашим ногам свой триумф, — тихо проговорила Скиттлз. — Ставка гораздо больше пятисот гиней, вы прекрасно понимаете меня, не так ли?
   — Вы сами бились об заклад, — твердо проговорил маркиз, — я не имею к этому никакого отношения.
   Мелинда, видевшая, что они разговаривают, и не имевшая возможности слышать о чем, почувствовала внезапную боль в сердце. Какой бы грязной ни была эта женщина, она была красива. Она хотела добиться маркиза и не скрывала этого от целого света. И Мелинда не знала, как ей бороться с ней.
   Она развернула Грома, потому что не могла больше видеть их вместе, и поехала шагом к началу аллеи, где, как она знала, начнется их скачка. Шла небольшая перебранка насчет того, кто даст старт. Маркиз отказывался, тогда капитан Вестей взял это на себя.
   Ему надавали кучу советов, и он, наконец, взобрался на своего коня и поехал к Мелинде, за ним следовала Скиттлз.
   — Вы знаете, — обратился он к обеим женщинам, — маршрут проходит через три первые изгороди, их видно отсюда, затем поворот, и вы должны вернуться по другой стороне парка через те три изгороди вдали и вернуться сюда к финишу.
   — Не забудьте, что я также побилась об заклад, что моя соперница свалится у первой же изгороди, — сказала Скиттлз.
   Она говорила так враждебно, что Мелинда поняла, что она уже не так уверена в своих силах, как раньше.
   — А теперь идите на свои места, — проговорил капитан Вестей. — Я дам вам команду начинать. Я буду считать: «Раз, два, три», а потом махну вам платком.
   Он отъехал от них. Женщины повернули коней и медленно поехали за ним.
   — Раз, два, три… — отсчитал капитан Вестей и махнул платком.
   Гром, будто понимая, что происходит, помчался как выпущенная из лука стрела. Мелинда изо всех сил придерживала его, зная, что слишком большая скорость в начале скачек — ошибка. Перед ними возникла первая изгородь, и она видела, что Скиттлз ждет, что она упадет. Изгородь была высокая, с широким рвом и обрывом с другой стороны — настоящее испытание для неопытного коня и наездницы.
   — Осторожно, мальчик! Осторожно! — говорила Мелинда, натягивая повод, так что Гром перескочил через изгородь медленнее, чем он собирался. И легко приземлился по другую сторону.
   Осторожность Мелинды позволила Скиттлз выйти вперед. Следующая изгородь была недалеко, третья чуть дальше. Мелинда перепрыгнула следующую изгородь с той же осторожностью, что и первую, а затем позволила Грому нестись во весь опор. Она придержала его только у третьей изгороди и заметила, что за ней протекает небольшой ручей. Конь прыгнул четко, только слегка задел копытом берег.
   Снова Скиттлз ушла вперед. Теперь им нужно было повернуть и скакать к дому. Мелинда быстро взглянула на соперницу и поняла, что Скиттлз на самом деле была превосходной наездницей. Ей стало ясно, чем она заслужила свою славу: она ездила так, словно была частью лошади. Шаг был мягким, куски дерна, вырванные копытами коня, отлетали от них.
   Скиттлз все еще была впереди. Она перелетела через пятую изгородь, как птица, и, хотя Гром почти уже нагнал ее, опережала их на два корпуса. Они были уже около шестой изгороди, теперь оставалось только вернуться домой!
   Мелинда знала, что наступил момент, когда Гром должен сделать последнее усилие. Она стегнула его хлыстом, но в этом не было необходимости. Жеребец и без того инстинктивно чуял, что от него требуется: он начал догонять летящего впереди коня, дюйм за дюймом, фут за футом, постепенно сокращая разрыв. Она уже могла рассмотреть толпящихся мужчин, ждущих у финиша.
   — Пожалуйста, Гром! Пожалуйста! Ну, давай, мальчик!
   Она слышала свой голос, заглушающий топот копыт, и чувствовала, как слова вылетают изо рта с той же скоростью, что и их бег. Потом она ощутила, что Гром рванул вперед с новыми силами, которые он, казалось, почерпнул из ее сердца. Она подгоняла его всем своим существом, и он подчинялся.
   Теперь она уже слышала крики ждавших у финиша мужчин и чувствовала, как ветер сдирает кожу у нее на лице. Гром поравнялся со Скиттлз… обогнал ее коня на голову, затем на полкорпуса и молнией пересек финишную черту.
   Только за несколько секунд до этого Мелинде с трудом удалось натянуть повод, так сильно устали руки, а суставы перестали сгибаться, но она почти остановила коня и повернула в обратную сторону. Он легким галопом поскакал назад, и тут Мелинда в первый раз подумала о себе и поняла, что потеряла где-то свою треуголку, и волосы в беспорядке падали ей на плечи кольцами.
   Все столпились вокруг нее, аплодируя и говоря, что она была великолепна. Она смотрела поверх их голов на маркиза и видела, что он без улыбки смотрит на нее не отрывая глаз, выражение которых было ей неясно.
   — Отлично!
   — Браво!
   — Боже! Вы просто великолепны!
   Возгласы эхом повторялись вокруг нее, но она едва ли слышала их. Кто-то повел Грома к входной двери, чтобы она могла спешиться. Она ощущала только усталость. Даже восторг от победы куда-то ушел. Она только знала, что выражение лица маркиза лишило ее ощущения триумфа.
   Она, вероятно, качнулась в седле. И тут чьи-то сильные руки потянулись к ней и опустили ее на землю. Даже не взглянув, она знала, кто это был. Неся ее на руках, он поднялся по каменным ступеням и внес ее в парадный вход. Она думала, что он оставит ее в холле. Но вместо этого он понес ее наверх, она уткнулась лицом в его плечо, волосы рассыпались по синему бархату амазонки.
   Он отнес ее в спальню и положил на кровать. Она хотела закричать, когда он отнял свои руки, но не смогла вымолвить ни слова, даже сказать спасибо, голос пропадал в горле. А потом, когда она взглянула на него, лежа на подушке, до нее донеслись его слова, сказанные хриплым голосом:
   — Маленькая идиотка! Вы же могли свернуть себе шею!

Глава 10

 
   Мелинда от непомерного напряжения ненадолго впала в некое забытье, но, очнувшись, не могла ни о чем думать, только о ноте презрения — или гнева? — в голосе маркиза, когда он сказал: «Маленькая идиотка! Вы же могли свернуть себе шею!» Эти слова повторялись в ее мозгу снова и снова.
   В то же время она чувствовала, что скачка высвободила что-то внутри нее. Словно, приняв вызов, она выступила не только против Скиттлз, но и против всех, кто когда-либо тиранил ее, был с ней груб, обращался с ней презрительно или игнорировал ее, как бедную родственницу. Все, что доставило ей столько страданий, накапливалось в ее душе и образовало большой ком гнева, который теперь рассыпался и освободил ее.
   Но больше всего на свете ей хотелось получить одобрение маркиза, доказать ему, что она не слабая, глупая пешка, которую кто угодно может переставлять туда-сюда по своему желанию, а человек с характером и своим мнением. Но этого, как ей казалось, у нее не получилось. Но все же она выиграла скачку!
   Она видела изумление в глазах джентльменов, когда они поздравляли ее, после того как она первая пересекла финишную черту, опередив Скиттлз. Они не знали, что отец Мелинды воспитывал ее как сына, который у него так и не родился. Он всегда брал ее с собой, как будто она была тем наследником, которого он так желал иметь. Он научил ее ездить верхом, она ездила с ним на охоту, она стреляла куропаток рядом с ним и плавала в озере, ныряя с высокого берега. Когда ее мать протестовала против такого воспитания, он просто смеялся в ответ.