– В моих словах одна правда, никакой лести, – возразил сэр Питер.
   Серина знала, что Джастин в эту минуту пристально смотрит на нее, щеки ее вспыхнули, и, чтобы скрыть свое смущение, она спрятала лицо в цветах. Он ничего не говорил, пока они не доехали до церкви святого Георгия. Карета остановилась, и лакей открыл дверцу. Сэр Питер вышел первый. Серина собиралась выйти из кареты вслед за ним, но тут она встретилась взглядом с Джастином. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и вдруг он сказал:
   – Может быть, вы хотите вернуться, пока не поздно.
   Она почувствовала, как в висках застучало. Неужели в такой ранний час, в одиннадцать часов утра, он собирался избавиться от нее? Но девушка увидела, что лицо его было серьезным, а в его глазах она заметила непривычную нежность. Его лицо выражало еще нечто такое, о чем она не осмеливалась думать.
   – Вернуться? – повторила она, понимая, что Джастин ждет ее ответа.
   Он вдруг засуетился.
   – Нет, нет, – сказал он больше самому себе, чем ей. – Это всего лишь случайная мысль.
   Они вышли из кареты. У дверей церкви их ждал священник. С той минуты девушке стало казаться, что она застыла, превратилась в бесчувственную ледышку. Казалось, это не она сама, а кто-то другой, кто сидел в ее теле, отвечал Джастину, протягивал ему руку, чувствовал, как он надевал кольцо на ее палец. Кто-то другой, холодный, отрешенный и сдержанный, прошел в ризницу и оставил подпись в реестре; кто-то положил свою невесомую руку на Джастина, и его вывели из церкви обратно к карете.
   Девушка пришла в себя только тогда, когда они снова втроем возвращались на Гросвенор сквер. Она стала выходить из оцепенения, напряжение понемногу спадало, и она уже могла яснее мыслить. Все в ней трепетало и ликовало, но она все же боялась.
   Серина не разговаривала с Джастином. Сэр Питер что-то оживленно рассказывал. Девушка не старалась прислушиваться к его словам и хорошо понимала, что ее молчаливость могут принять за смущение. В доме вся прислуга выбежала в холл, чтобы поздравить их. Дворецкий, медлительный и важный, с достоинством произнес:
   – Позвольте мне от имени всей прислуги, милорд, от всей души поздравить вас и ее светлость вашу супругу и пожелать вам счастья.
   Джастин всех поблагодарил, и они с Сериной по очереди пожали руки всем слугам – горничным в черных шелковых платьях, поварятам и посудомойщикам.
   В библиотеке им подали вино с бисквитами. Сэр Питер произнес тост за новобрачных. Джастин поблагодарил его. Затем они перешли в малую столовую, где им накрыли стол, и все трое завтракали вместе. Странно, но Серина ловила себя на том, что она смеялась и держалась раскованно.
   – Жаль, что с нами нет Джилли, – сказал сэр Питер. – Когда он узнает, что пропустил твою свадьбу, Джастин, он будет зол, как тысяча чертей.
   Серина вздрогнула. Она вспомнила, что эта свадьба могла разозлить еще одного человека. Изабель! Что она скажет, когда узнает новость? Девушка взволнованно посмотрела на Джастина, но он улыбался сэру Питеру и наверняка в эту минуту Изабель его совсем не волновала.
   Когда они позавтракали, сэр Питер попрощался и ушел. Наконец они остались одни. Джастин подошел к камину. На минуту воцарилась тишина, но эта минута показалась девушке вечностью. Наконец он заговорил:
   – Через несколько минут меня осмотрит врач. Когда он уйдет, мы обсудим наши дальнейшие планы. Как известно, вам, как невесте, полагается провести медовый месяц. – От этих слов у девушки на щеках выступил румянец, она собиралась что-то сказать, но тут вошел дворецкий и доложил о приезде врача. – Прошу прощения, – сказал Джастин.
   Он вышел, и девушка осталась одна. Да, одна, как никогда. Она поняла это сейчас и закрыла руками глаза; она ощущала одиночество, бесконечное одиночество. Сейчас ей было хуже, чем в день, когда она уезжала из Стэверли. Никогда в своей жизни девушка не переживала ничего подобного. Любить и быть одинокой со своим чувством означало быть покинутой, настолько одинокой, что не передать никакими словами.
   Девушка подошла к окну. По улице шел нищий с обезьянкой на плече. Она прыгнула на тротуар и стала протягивать прохожим свои крохотные лапки.
   Серина наблюдала за этой сценой, а мысли ее витали далеко. День стоял знойный и душный, но сквозь тучи пробивались лучи солнца. На левой руке Серины сверкнуло колечко.
   Она отдернула руку с занавеса и отошла от окна. Некоторое время девушка внимательно рассматривала колечко и вдруг всхлипнула. Серина старалась держаться. Она боялась думать, страшилась даже одной мысли о том, что означало это кольцо – маленькое и простое.
   Невольно Серина закрыла лицо руками; но почувствовав, как холодный металл коснулся ее щеки, она отдернула руку, как будто спасаясь от чего-то опасного. Она вновь посмотрела на свою руку. Ей вдруг захотелось сорвать кольцо с пальца, но... Она снова подошла к окну.
   Нищий с обезьяной еще не ушел. К нему присоединился другой – одноногий бывший солдат с деревянным протезом, в потрепанном грязном мундире и с черной повязкой на глазу. Мужчины о чем-то так оживленно спорили, что, казалось, между ними сейчас разразится ссора. Серина равнодушно отвернулась.
   Как долго врач не уходит! Она не могла дождаться, пока он уйдет, ей не терпелось поговорить с Джастином, и все же... она вздрагивала от самой этой мысли. Джастин стал ее мужем! Это казалось невозможным, и все же свершилось. Вчера она едва ли могла представить, что сегодня наденет его кольцо, что будет носить его фамилию.
   Серина опять закрыла лицо руками, зажмурила глаза. Да, она уже имеет право носить его фамилию, но как мало это меняло, между ними оставалась огромная пропасть. Услышав голос Джастина в соседней комнате, девушка готова была броситься к нему, упасть на колени и рассказать обо всем, что было в ее сердце. И вспомнив прикосновение его рук, девушка задрожала всем телом...
   Нет. Нельзя допускать подобных мыслей, нужно контролировать себя, свое желание.
   Она прошлась взад и вперед по комнате, но никак не могла избавиться от напряжения, тело ее как будто била лихорадка. Девушка понимала, что нужно что-то предпринять, пойти на отчаянный шаг, который спасет ее от того, чтобы не допустить ничего подобного. Она знала, что любит его безгранично. Если он дотронется до нее, если...
   Серина закусила губу. Она не сможет удержаться от того, чтобы не закричать, и тогда он догадается о том, как она его любит. О Боже, как она глупа, что пытается скрыть такую тайну. Серина старалась отвлечь себя мыслью о La Flamme, вспомнить необыкновенную красоту женщины, которую выбрал Джастин; но даже если эти мысли причиняли ей боль, она знала, что в минуту, когда появится Джастин, не сможет думать ни о чем, кроме того, что ее собственная плоть так слаба и ее желание так сильно.
   – Мне нужно бежать, – подумала она в отчаянии. – Я должна уйти от него! Не могу здесь оставаться!
   Но только ей пришла в голову эта мысль, как открылась дверь и вошел Джастин.
   – Хорошие новости, – сказал он улыбаясь, – врач вполне доволен. Рана заживает, и я могу уже снять повязку.
   – Я рада, – ответила девушка, – очень рада.
   Она говорила почти неслышно, еле дыша, но, казалось, Джастин этого не замечал. Он подошел к ней.
   – Ну а теперь мы можем поговорить о планах – о наших планах.
   Серина вздрогнула.
   – Мы останемся здесь? – спросил он. – Может, лучше поехать в Бат? Или, может, вам хочется куда-нибудь в другое место? – Я подумал, может быть, вы хотите побыть в Стэверли?
   Тут девушка вскрикнула, готовая расплакаться:
   – Нет, нет, нет... только не в Стэверли.
   – Ну хорошо, не надо в Стэверли.
   – Думаю... мне... кажется... я вернусь в Мэндрейк, – проговорила Серина, подозревая, что попала в ловушку, из которой не сможет никак выбраться.
   – В Мэндрейк? – спросил Джастин. – Ну конечно, если вам так хочется. Мы вернемся вместе.
   Серина отвернулась и отошла к окну, так ей легче было говорить с ним.
   – Нам незачем возвращаться вместе. Я прекрасно понимаю наше положение... и ваш благородный поступок; но сейчас мы одни и незачем притворяться.
   Она некоторое время молчала, а затем с трудом заставила себя снова повернуться к нему. И когда Джастин снова заговорил, в его голосе появилась насмешка.
   – Разве кто-нибудь говорит о притворстве, Серина?
   – Я говорю. Почему бы нам не быть откровенными? – Она посмотрела прямо ему в лицо. – Милорд, вы женились на мне, и перед Богом и людьми я ваша жена; но давайте не забывать об обстоятельствах, при которых мы встретились. Вы выиграли меня в карты, и я заплатила вам долг моего отца. Более того, вчера вечером я сама подписала себе приговор. Я приехала сюда без сопровождающих, а вы поступили достаточно благородно и спасли мою репутацию. Обязательства выполнены обеими сторонами, милорд – больше от нас ничего не требуется.
   – Подойди ко мне, Серина.
   Джастин говорил низким и тихим голосом, в котором чувствовалась нежность, хотя его слова звучали как приказ. Она чуть было не послушалась его сразу, но, внезапно испугавшись собственного чувства и желания подойти к нему, ответила:
   – Нет!
   – Нет? – спросил он, удивленно поднимая брови. – А несколько минут назад ты обещала, что будешь слушаться меня.
   – Что вам от меня нужно?
   – Подойди и узнаешь.
   Но она не решалась. Она вцепилась пальцами в складки своего белого платья так, что ногти вдавились в ладони.
   – Серина, – продолжал Джастин. – Я сказал, подойди. Ты нужна мне.
   Медленно-медленно девушка стала приближаться к нему, ее сердце бешено билось, во рту пересохло. Он ждал. Его глаза светились ласковым светом. Он загадочно улыбался, и вдруг, когда Серина подошла поближе и между ними оставалось расстояние в несколько шагов, она готова была уступить своим желаниям и броситься в его объятья, но ее спасла гордость. Она никак не могла найтись, что же сказать ему, и вдруг ее осенило.
   Серина остановилась и оперлась о спинку стула.
   – Мне нужно сказать вам что-то, милорд.
   – Да?
   Он почувствовал перемену в ее настроении.
   – Вы как-то спросили меня, – заикаясь, начала она, – вы спросили меня... люблю ли я... кого-нибудь... Я ответила, что нет. В то время это была правда, но сейчас... обстоятельства изменились. Я...
   Джастин не мог выговорить ни слова.
   – Вы хотите сказать, что вы... вы кого-то любите, – произнес он, как бы не веря, что такое возможно.
   – Да, – ответила Серина, – я люблю другого человека.
   – Кто это? – вскрикнул Джастин, и вдруг осекся. – Прошу прощения, я не был готов к такому повороту событий. Вы говорите, что влюблены. Это что-то новое, правда?
   – Да, милорд.
   – Это случилось недавно?
   – Да, совсем недавно.
   Джастин быстро прошел через комнату и остановился у окна. Девушка удивленно наблюдала за ним, но затем отвернулась. Она не могла смотреть ему в лицо.
   – Я этого совсем не ожидал. Полагаю, это Джилли, но не буду вас расспрашивать. Теперь мне ясно, почему вы не хотите ехать в Стэверли.
   Серина с трудом подавила ком, подкативший к горлу. Можно ли было желать счастья больше, чем поехать с Джастином в Стэверли, если, конечно, он этого тоже хотел? Показать ему места, где она играла еще ребенком, деревья и кусты, посаженные специально для нее, комнаты, где она мечтала о счастье, озера, леса... О, быть в Стэверли с Джастином – Джастином, который любил ее!
   – Ну и что же вы собираетесь делать? – раздался его голос и на этот раз звучал сурово и даже грубо.
   – Я хочу... вернуться в Мэндрейк, – повторила Серина.
   В эту минуту она могла думать только о том месте, где она смогла бы остаться одна. Там бы она затерялась среди толпы гостей, чтобы избежать встреч наедине с ним... с человеком, которого любила.
   – Как вам будет угодно, – коротко согласился Джастин. – Я распоряжусь подать карету. Ваша служанка поедет с вами, а я подъеду позже в экипаже. Вы ведь этого хотите?
   – Да... спасибо.
   Серина говорила еле слышно. В эту минуту она пережила больше, чем когда-либо за всю свою жизнь. Джастин повернулся к Серине и пристально посмотрел на нее. Мысленно он сравнивал девушку с запуганным зверьком, пойманным в ловушку, который жаждал смерти так же, как и свободы. Он холодно посмотрел ей в лицо.
   – Эх ты, маленькая дурочка, – медленно произнес он, – почему ты раньше мне об этом не сказала?
   Горечь и раздражение в его голосе были уже последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Она невольно вскрикнула, отвернулась и выбежала из комнаты. Серина ворвалась в свою спальню и, хлопнув дверью, бросилась на кровать, содрагаясь от рыданий.

Глава 16

   – Ставлю гинею, к ночи поднимется шторм, – сказал лорд Джиллинхэм, выглядывая из окна оранжереи.
   – Зачем держать пари? Эта несносная жара и так не сулит ничего хорошего, – ответила Изабель.
   Она сидела на низком мягком стуле перед распахнутым окном, выходившим к зеленым лужайкам. Оранжерея занимала не последнее место в архитектуре Мэндрейка, и здесь было очень красиво. Ее построили в эпоху правления королевы Анны. Архитектор расположил окна таким образом, что из одного открывался вид на море, а из другого на лужайки, и у присутствующих создавалось впечатление, будто они плывут в лодке, заполненной растениями и фруктами. В центре оранжереи бил маленький фонтан; маленький бассейн был покрыт белоснежными лепестками водяных лилий.
   – Земля жаждет дождя, – заметил лорд Джиллинхэм.
   Изабель раскрыла веер и стала лениво обмахиваться.
   – Неужели ты не можешь говорить ни о чем другом, кроме погоды, Джилли? – недовольно проговорила она.
   Маркиза, сидевшая с закрытыми глазами на соседнем стуле, вдруг поднялась.
   – Как глупо, что я сказала всем, что вечером меня не будет дома, – произнесла она в пустоту, не обращаясь ни к кому из гостей – ни к Изабель, ни к Джилли, ни тем более к Николасу, который молча стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за Изабель.
   – Сейчас, когда вы узнали, что Джастин ранен не серьезно, мэм, можно оповестить друзей, что вам будет приятно их развлечь.
   Хэриет подошла к окну. Некоторое время она стояла молча. Легкий морской ветерок играл с ее платьем из муслина.
   – Но разве мне хочется развлекаться? – спросила она. – Разве мне нужно видеть их сейчас? Эти люди всего лишь болтуны с куриными мозгами, которые едва ли стоят того, чтобы я называла их друзьями.
   Голос маркизы звучал так жалобно, что Изабель невольно поднялась со стула.
   – Вы расстроены, мэм, – ласково сказала она, – лучше всего вам сейчас отдохнуть. Вчерашние события вас сильно разволновали, это неудивительно.
   Маркиза дотронулась рукой до лба.
   – Да, да, я расстроена. Пойду к себе в комнату. И там... останусь одна... наедине с моими мыслями.
   Она говорила как-то странно, с таким отчаянием, что Николас и Джилли сначала удивились, потом им стало неловко.
   – О, но, мэм. – Изабель сделала попытку что-то сказать, но тут, не слушая ее, маркиза резко отвернулась и, пройдя через оранжерею, вошла в дом.
   Все трое смотрели ей вслед, пока она не скрылась из виду; и только потом Изабель удивленно вскрикнула:
   – Что с ней происходит?
   – Боюсь, она явно не в себе, – ответил Джилли, – вчера вечером она особенно странно вела себя. Я подумал, что она похожа на пойманного зверя, я бы сказал, скорее, на тигра в клетке.
   Изабель рассмеялась:
   – О, Джилли, у тебя разыгралось воображение. Хотя действительно в последнее время маркиза не похожа на себя. Что вы на это скажете, Николас?
   – Все из-за лорда Вулкана, – недовольно ответил Николас. – Глупый мальчишка, который примчался с дурной вестью о том, что маркиз мертв или смертельно ранен, мог довести до отчаяния любую мать.
   – Я очень сочувствую маркизе, – согласилась Изабель. – А представьте, как бы переживала я, если бы проснулась до того, как нам уже сообщили хорошие новости.
   – Это так на тебя похоже, Изабель, – заметил Джилли, – ты умеешь спасаться от любой неприятности. Кстати, а что с Сериной, о ней что-нибудь известно?
   – Нет, – ответила Изабель, – я просто схожу с ума от того, что не поехала вместе с ней, когда она собралась в Лондон. Если бы только Серина предупредила меня, что собирается уехать, я бы, конечно, к ней присоединилась.
   – Но ты же не помчалась бы верхом на лошади, – съязвил ее брат, – ваша светлость предпочли бы путешествие с комфортом.
   – Если бы я, как Серина, узнала, что Джастин в беде, – оправдывалась Изабель, – я бы помчалась к нему на чем угодно, лишь бы добраться побыстрее, сколько бы испытаний ни выпало на мою долю.
   Николас вздрогнул. Он был расстроен, а разговор Изабель о Джастине тем более не мог поднять ему настроение. Изабель взглянула на него, в глазах ее появился лукавый блеск.
   – Если бы я не спала в ту минуту, когда сообщили о Джастине, я бы помчалась в самой быстрой карете. Николас, вы ведь отвезли бы меня, правда?
   Он ответил не сразу, а когда он повернулся к ней, был мрачнее тучи:
   – Нет, не повез бы, – произносил он голосом, полным злости, а Изабель удивленно подняла брови.
   – Ну какой же вы неучтивый, Николас, – воскликнула она. – А Серина помчалась к нему без сопровождения, только с одним слугой, разве она умно поступила?
   Николас разозлился еще больше.
   – Кузина, к сожалению, поступила легкомысленно. Я от нее не ожидал ничего подобного. Надеюсь только, что вы, Изабель, и вы, Джилли, не станете всем рассказывать о ее необдуманном шаге.
   Николас держался с таким достоинством, что это произвело впечатление даже на Изабель.
   – Боже мой, Николас, – сказала она, – почему вы думаете, что Джилли и я станем сплетничать о Серине? Я люблю эту девушку, клянусь вам, но так, как поступила она, друзья не поступают. Она не захотела довериться мне. Я...
   Изабель собиралась еще что-то сказать, но увидела, что к ним возвращается маркиза. Она зашла в оранжерею и опустилась на стул. Лицо ее сохраняло то же выражение безумной отрешенности.
   – В доме невыносимо жарко, – сказала она, как бы считая, что от нее ждут объяснений причины ее возвращения. – Представляете, даже в Большом зале жарко, как в аду. Здесь больше воздуха, чем в других комнатах.
   – Разве нельзя сказать лакеям, чтобы они принесли сюда кушетку, мэм? – предложила Изабель. – Если поставить ее у открытого окна, вы сможете уснуть и проснуться отдохнувшей.
   – Уснуть! – вскрикнула маркиза. – Нет, Изабель, я не могу спать. У меня словно пожар в голове... что-то странное... непонятное, чудовищное состояние, которое я не могу объяснить.
   Изабель взглянула на Николаса, как бы обращаясь за помощью, и он предложил:
   – Позвольте мне провести вас в спальню, мэм. Думаю, вам все же необходимо отдохнуть.
   – Нет, нет, – воскликнула маркиза, – я не могу, говорю вам, не могу!
   Послышались шаги, и все четверо обернулись. Вошел лакей с серебряным подносом, на котором лежала записка.
   Маркиза чуть не вскочила со стула.
   – Это от самого Джастина! – закричала она. – Когда получили?
   – Слуга привез с Гросвенор-сквер, миледи. Он прибыл несколько минут назад.
   Маркиза взяла записку.
   – О, ну раскройте же, мэм, – с нетерпением попросила Изабель. – Мне так хочется узнать, как себя чувствует Джастин, и он, наверное, пишет и о том, что Серина благополучно добралась до Лондона.
   – Серина! – маркиза повторила это имя сердитым голосом и вскрыла письмо.
   Изабель наклонилась вперед, глаза ее блестели от любопытства и нетерпения. Даже Николас, перестав дуться, подошел поближе, словно боясь пропустить что-то, о чем там написано.
   Маркиза читала медленно и вдруг заморгала, как бы с трудом сосредоточиваясь на смысле прочитанного. Гости продолжали смотреть на нее. Глаза ее округлились, она глубоко вздохнула и неожиданно вскочила, нервно скомкав письмо.
   – Нет, – закричала она. – Этого не может быть, это не правда.
   – Что, мэм? Что случилось?
   – Неправда! Это чудовищная ложь!
   – Но что случилось, мэм? Пожалуйста, скажите нам, – взволнованно просила Изабель. – Умоляю вас, не заставляйте нас так долго ждать. Что с Джастином? С ним что-то случилось?
   – Да, случилось. Он женился! Джастин женился!
   – Женился?
   Изабель еле слышно повторила это слово.
   – Но на ком? – поинтересовался Джилли.
   Маркиза повернулась в его сторону, и он подумал, что никогда еще не встречал более злого лица.
   – На ком же еще, как не на этой поганой хитрой девчонке, которую он привез сюда несколько недель назад?
   – На Серине? Моей кузине? – произнес Николас.
   – Да, на Серине, – прошипела маркиза и крикнула: – Прочь с моей дороги! Я хочу вернуться к себе!
   Она оттолкнула Николаса и, пошатываясь, быстро вышла из оранжереи.
   – Она сейчас свалится в обморок, клянусь. Пойду с ней и передам ее на попечение горничной, – сказал лорд Джиллинхэм.
   Он поспешил вслед за маркизой, оставив Изабель и Николаса наедине.
   – Изабель! – заговорил Николас.
   Но она тут же накинулась на него, глаза ее гневно сверкали, щеки порозовели.
   – Перестаньте повторять мое имя! Хорошие новости, ничего не скажешь, очень хорошие! Значит, Джастин женат, и женат на вашей кузине. Несомненно, вы довольны и счастливы, и вы наверняка все это сами и подстроили, притворяясь, что не имеете никакого представления о ее намерениях, но все время помогали ей быть рядом с ним. Забавная история, очень забавная, от которой неприятно отдает интрижкой.
   Изабель швырнула веер на пол. Палочки из слоновой кости разбились, ударившись о мраморный пол, но она даже и не взглянула на них. Она подошла к окну и стала смотреть на море.
   – Изабель, умоляю вас, – начал Николас.
   Резкий тон Изабель заставил его побледнеть.
   – Умоляете о чем? – спросила она. – Ха! Я сыта по горло вашими мольбами. Я в конце концов считала, вас честными людьми, вас и Серину – вот, что я получила за свое доверие. Укус змеи! Серина притворялась подругой. Она знала, что я люблю Джастина, я довольно часто говорила ей об этом, и она поклялась – да, убеждала меня в том, что не заинтересована в нем лично и связана с ним только долгом чести по вине своего отца. Хватит о Серине! А вы... вы, – Изабель не находила нужного слова, – вы мне осточертели вашими мольбами и просьбами, вашим нытьем о несчастной любви, и в то же время помогли Серине выйти замуж за Джастина. Как глупо я теперь выгляжу! Джастин женат, и тут ничего не остается, как... – Изабель замолчала и перегнулась через подоконник. – Сейчас я выброшусь из окна на камни. Не правда ли, подходящий свадебный подарок новобрачным, когда они вернутся – разбитое тело женщины, которая слишком его любила.
   – Изабель, умоляю вас, – произнес Николас, взволнованно приближаясь к ней.
   – Умоляете меня! Вы опять за свое. – Она истерично расхохоталась. – Как смешно, вы умоляете меня, как я умоляла Джастина, но все напрасно. Лучше мне умереть, чем жить без него, потому что на свете больше нет никого, кто хоть немного был бы на него похож.
   Она во второй раз перегнулась через подоконник, но на этот раз Николас схватил ее за плечи. Он втащил ее обратно в оранжерею, бледный как полотно, напуганный ее безумным порывом.
   – Подумайте о себе!
   Изабель сопротивлялась.
   – Отпустите меня, – яростно отбивалась она, – как вы смеете притрагиваться ко мне!
   К ее удивлению, Николас не ослаблял объятий.
   – Спасаю вас от самой себя.
   – Пустите меня, – повторила она. – Я сделаю то, что хочу сделать.
   – Ничего подобного вы не сделаете. К черту, Изабель, – прокричал он, – вы готовы испытывать терпение святого. – Она снова рассмеялась, но не переставала бороться с ним. – Прекратите! – Николас не отступал. – Слышите? Сейчас же!
   Он начал трясти ее, трясти, как ребенка, трясти так сильно, что у Изабель чуть сердце из груди не выскочило, она от удивления раскрыла рот.
   – Прекратите! – Он уже не сдерживался. – Вы, глупая девчонка. Как вы смеете вести себя так, тревожить и пугать людей! Кстати, ваша любовь к Джастину была ничем, кроме пустой болтовни. Она никогда не была настоящей, ничего, кроме желания добиться своей цели. Он не любил вас, но вам хотелось его добиться. Вам нет дела до людей, которые к вам неравнодушны, потому что они достойно ведут себя. Вы заставили меня переживать, но это в последний раз, понятно? И прежде чем уйти, я дам вам то, что вы заслуживаете, давно заслуживаете.
   И он дал ей пощечину. Изабель закричала – от удивления и неожиданности. Она была растрепана, кудри ее рассыпались, а от боли на глазах появились слезы. На щеке проступили красные пятна от его пальцев. Николас одной рукой продолжал держать ее.
   – Вот вам урок, – грубо сказал он, – играть людьми так же, как вы привыкли играть мной. Вы сделали из меня дурака, но так или иначе я свободен от вас. Я ухожу, и больше вы меня никогда не увидите!
   Николас смотрел на нее с ненавистью; и вдруг обнаружил, что она смутилась, он не смог остаться равнодушным к ее красивым глазам, наполненным слезами, к ее соблазнительным дрожащим алым губам. Не говоря ни слова, резким движением он крепко обнял ее. Он держал ее, как в тисках, она чуть не задохнулась, и поцеловал – он целовал ее страстно и грубо, впиваясь губами в ее губы. Затем он отпустил ее, так же неожиданно, как и обнял.
   – Прощайте!
   Его голос звучал холодно, но не только от злости. Он направился к выходу из оранжереи, но когда дошел до двери и уже собирался выйти, услышал:
   – Николас! О, Николас!
   Он заколебался и почти против воли обернулся и увидел, что она приближается к нему. Он угрюмо ждал, крепко сжав губы. Изабель подошла совсем близко к нему.