Страница:
– Предоставьте все мне, – решительно произнесла миссис Хендерсон, и в эту минуту Бертилла была счастлива ей покориться.
За ленчем она узнала, что лорд и леди Сэндфорд в полной безопасности и уже перебрались из неудобного помещения, где они ночевали, в дом плантатора в нескольких милях отсюда.
– Я известил их о том, что мы здесь и устроились очень хорошо, – сообщил Бертилле лорд Сэйр.
– Очень рада, – ответила она. – Я не хотела бы, чтобы леди Сэндфорд беспокоилась обо мне.
– Правильнее было бы уехать вам вместе с ней, когда пожар только начался, – сказал лорд Сэйр.
Но при этом он улыбнулся, и Бертилла поняла, что он вовсе не упрекает ее.
– Я предпочла бы уехать с вами, – честно призналась она. – И… миссис Хендерсон так добра.
– Если вас беспокоит то, что она тратится на вас, – понизив голос, проговорил лорд Сэйр, – то позвольте вас заверить, что Хендерсоны очень богаты и могут себе позволить быть щедрыми.
Бертилла ответила ему кроткой улыбкой – в благодарность за то, что он понимает и щадит ее чувства.
А он подумал, что, несмотря на одолженное ею нарядное платье, несмотря на улыбку, в растерянности этой девушки есть что-то трогательное.
Впервые в жизни он испытал желание защитить женщину и уберечь ее от тяжелых и неприятных ощущений.
В прошлом если кто и нуждался в защите, так это прежде всего он сам.
«Богини» вроде Гертруды да и прочие его возлюбленные вполне могли сами постоять за себя и своими силами добиться в этом мире всего, чего хотят.
Вопреки женственности их облика по сути они были истинными амазонками, женщинами, готовыми сражаться за все, чего им хотелось.
А Бертилла совсем другая…
Дело не просто в том, что он от души стремился успокоить ее, когда ей становилось страшно; дело в том, что она всегда казалась слишком маленькой и неуверенной в себе, чтобы оставаться одной.
Глядя, как она отворачивается от него и смотрит в сад, залитый солнцем, лорд Сэйр понимал, что она опасается, как бы не стать обузой для него.
Любая другая женщина в подобных обстоятельствах требовала бы его внимания, считала бы себя вправе повелевать им и при этом претендовала бы на лесть и на всеобщее сочувствие.
Бертилла же, напротив, старалась избежать малейшего внимания к своей особе.
Однако он заметил, что благодаря своему обаянию и тому, что она умела слушать людей не только ушами, но и всей душой, им нравилось говорить с ней и находиться в ее обществе.
– Бертилла – очень милая девушка, – сказала лорду Сэйру миссис Хендерсон в тот же вечер, когда Бертилла уже ушла к себе в комнату.
– Она еще очень молода, и все происходящее удивляет ее, – ответил он.
– Не настолько она молода, чтобы не думать и не чувствовать, – возразила миссис Хендерсон. – Она с такой радостью принимает то, что для нее делают. В наши дни это необычно. Большинство людей, старых и молодых, считают сейчас, что все им обязаны.
Именно так и поступали в прошлом все женщины, которых он знал, подумал лорд Сэйр.
– Что это за чепуха насчет того, что девушка должна ехать в Саравак? – спросила миссис Хендерсон.
– Я понял, что ее мать, леди Элвинстон, отправила дочь жить с теткой в Сараваке.
Миссис Хендерсон подняла глаза на лорда Сэйра.
– Вы имеете в виду Агату Элвинстон, когда говорите о тетке Бертиллы?
– Полагаю, что именно так ее и зовут.
– Милостивый Боже, Бертиллу ждет ужасная жизнь с этой старой ведьмой! Время от времени она приезжает в Сингапур и надоедает всем, и клянчит деньги у всех; люди готовы отдать ей что угодно, только бы отвязаться от нее!
Миссис Хендерсон помолчала и добавила:
– Теперь я припоминаю, что сэр Чарлз Брук рассказывал о ней, когда мы обедали у губернатора в прошлом году. Мы сидели за столом, и кто-то – сейчас уже не помню кто – заговорил о миссионерах.
– Я убежден, что в этой части света они совершенно не нужны, – вставил лорд Сэйр.
– Да, так они и в самом деле говорили о миссис Элвинстон. Хотелось бы мне вспомнить, что именно, однако у меня все вылетело из головы.
Лорд Сэйр ничего не ответил, и миссис Хендерсон заговорила снова:
– Вы должны удержать Бертиллу от поездки в Саравак! Ей вовсе ни к чему тратить жизнь на то, чтобы обращать в христианство охотников за головами, которые и без того счастливы.
– Боюсь, что судьба Бертиллы от меня не зависит, – улыбнувшись, проговорил лорд Сэйр, – но мне, конечно, очень жаль девушку.
Миссис Хендерсон с некоторым трудом поднялась с кресла, на котором до сих пор сидела.
– Возможно, сейчас ее судьба и не зависит от вас, лорд Сэйр, – сказала она, – но если позволите, я бы посоветовала вам принять в ней участие.
С этими словами она вышла из комнаты, а лорд Сэйр в полном изумлении уставился ей вслед.
Немного погодя он поднялся и налил себе выпить.
Глава 5
За ленчем она узнала, что лорд и леди Сэндфорд в полной безопасности и уже перебрались из неудобного помещения, где они ночевали, в дом плантатора в нескольких милях отсюда.
– Я известил их о том, что мы здесь и устроились очень хорошо, – сообщил Бертилле лорд Сэйр.
– Очень рада, – ответила она. – Я не хотела бы, чтобы леди Сэндфорд беспокоилась обо мне.
– Правильнее было бы уехать вам вместе с ней, когда пожар только начался, – сказал лорд Сэйр.
Но при этом он улыбнулся, и Бертилла поняла, что он вовсе не упрекает ее.
– Я предпочла бы уехать с вами, – честно призналась она. – И… миссис Хендерсон так добра.
– Если вас беспокоит то, что она тратится на вас, – понизив голос, проговорил лорд Сэйр, – то позвольте вас заверить, что Хендерсоны очень богаты и могут себе позволить быть щедрыми.
Бертилла ответила ему кроткой улыбкой – в благодарность за то, что он понимает и щадит ее чувства.
А он подумал, что, несмотря на одолженное ею нарядное платье, несмотря на улыбку, в растерянности этой девушки есть что-то трогательное.
Впервые в жизни он испытал желание защитить женщину и уберечь ее от тяжелых и неприятных ощущений.
В прошлом если кто и нуждался в защите, так это прежде всего он сам.
«Богини» вроде Гертруды да и прочие его возлюбленные вполне могли сами постоять за себя и своими силами добиться в этом мире всего, чего хотят.
Вопреки женственности их облика по сути они были истинными амазонками, женщинами, готовыми сражаться за все, чего им хотелось.
А Бертилла совсем другая…
Дело не просто в том, что он от души стремился успокоить ее, когда ей становилось страшно; дело в том, что она всегда казалась слишком маленькой и неуверенной в себе, чтобы оставаться одной.
Глядя, как она отворачивается от него и смотрит в сад, залитый солнцем, лорд Сэйр понимал, что она опасается, как бы не стать обузой для него.
Любая другая женщина в подобных обстоятельствах требовала бы его внимания, считала бы себя вправе повелевать им и при этом претендовала бы на лесть и на всеобщее сочувствие.
Бертилла же, напротив, старалась избежать малейшего внимания к своей особе.
Однако он заметил, что благодаря своему обаянию и тому, что она умела слушать людей не только ушами, но и всей душой, им нравилось говорить с ней и находиться в ее обществе.
– Бертилла – очень милая девушка, – сказала лорду Сэйру миссис Хендерсон в тот же вечер, когда Бертилла уже ушла к себе в комнату.
– Она еще очень молода, и все происходящее удивляет ее, – ответил он.
– Не настолько она молода, чтобы не думать и не чувствовать, – возразила миссис Хендерсон. – Она с такой радостью принимает то, что для нее делают. В наши дни это необычно. Большинство людей, старых и молодых, считают сейчас, что все им обязаны.
Именно так и поступали в прошлом все женщины, которых он знал, подумал лорд Сэйр.
– Что это за чепуха насчет того, что девушка должна ехать в Саравак? – спросила миссис Хендерсон.
– Я понял, что ее мать, леди Элвинстон, отправила дочь жить с теткой в Сараваке.
Миссис Хендерсон подняла глаза на лорда Сэйра.
– Вы имеете в виду Агату Элвинстон, когда говорите о тетке Бертиллы?
– Полагаю, что именно так ее и зовут.
– Милостивый Боже, Бертиллу ждет ужасная жизнь с этой старой ведьмой! Время от времени она приезжает в Сингапур и надоедает всем, и клянчит деньги у всех; люди готовы отдать ей что угодно, только бы отвязаться от нее!
Миссис Хендерсон помолчала и добавила:
– Теперь я припоминаю, что сэр Чарлз Брук рассказывал о ней, когда мы обедали у губернатора в прошлом году. Мы сидели за столом, и кто-то – сейчас уже не помню кто – заговорил о миссионерах.
– Я убежден, что в этой части света они совершенно не нужны, – вставил лорд Сэйр.
– Да, так они и в самом деле говорили о миссис Элвинстон. Хотелось бы мне вспомнить, что именно, однако у меня все вылетело из головы.
Лорд Сэйр ничего не ответил, и миссис Хендерсон заговорила снова:
– Вы должны удержать Бертиллу от поездки в Саравак! Ей вовсе ни к чему тратить жизнь на то, чтобы обращать в христианство охотников за головами, которые и без того счастливы.
– Боюсь, что судьба Бертиллы от меня не зависит, – улыбнувшись, проговорил лорд Сэйр, – но мне, конечно, очень жаль девушку.
Миссис Хендерсон с некоторым трудом поднялась с кресла, на котором до сих пор сидела.
– Возможно, сейчас ее судьба и не зависит от вас, лорд Сэйр, – сказала она, – но если позволите, я бы посоветовала вам принять в ней участие.
С этими словами она вышла из комнаты, а лорд Сэйр в полном изумлении уставился ей вслед.
Немного погодя он поднялся и налил себе выпить.
Глава 5
Лорд Сэйр окинул комнату взглядом, но не увидел Бертиллу.
Зато здесь толпилось множество народу – всех этих людей Хендерсоны пригласили познакомиться с приезжими.
Некоторые из близких соседей привезли с собой пассажиров с «Коромандела», неожиданно попавших к ним в качестве гостей.
Среди них лорд Сэйр увидел немало знакомых лиц; лорда и леди Сэндфорд не было, зато блистала своим присутствием леди Эллентон.
Плантаторы Малайи были народ веселый, они то и дело разражались громким и сердечным смехом.
Веселья добавил популярный здесь напиток под названием «пунш плантатора».
Главной составной его частью был ром, смешанный с небольшим количеством местного бренди, а также с различными фруктовыми соками, в частности, с ананасовым.
Многие из гостей танцевали в соседней комнате, крупная и очень шумная женщина аккомпанировала танцам на фортепиано.
Время от времени эта женщина принималась петь, остальные подхватывали, и танцы час от часу делались все оживленнее.
Лорд Сэйр вышел на веранду и обнаружил там такую же толпу, из которой то и дело слышались восклицания «Бой!», означавшие требование принести еще спиртного.
Он предположил, что Бертилла удалилась в сад в поисках уединенного местечка: она и на корабле избегала всякого рода сборищ.
Он побродил между клумбами орхидей и деревьями красного жасмина в цвету и в конце концов нашел девушку.
Бертилла стояла и любовалась пейзажем, таким светлым и загадочным в лунном сиянии.
Она была в новом платье, сшитом, как и обещала миссис Хендерсон, в течение суток; лорд Сэйр уже видел Бертиллу в этом наряде за обедом и нашел, что платье очень ей идет.
До сих пор он видел девушку одетой просто и даже бедно. Платье, выбранное миссис Хендерсон, снабжено было даже небольшим, но весьма элегантным турнюром.
С обеих сторон турнюр украшали букетики искусственных розовых розочек, такие же цветы прикреплены были к низко вырезанному корсажу.
Такое платье с восторгом надела бы любая из лондонских светских дебютанток; когда Бертилла вошла в комнату и посмотрела на лорда Сэйра, он понял, что она безмолвно спрашивает, одобрил ли он ее платье.
И вообще он заметил, что со времени их прихода в дом Хендерсонов она постоянно ищет его одобрения ее словам и поступкам.
Нет, она не задавала ему неловких вопросов и не ждала комплиментов, как сделала бы любая другая женщина; она просто поднимала на него свои серые глаза и по выражению его глаз узнавала ответ.
«Она нуждается в руководстве», – чуть ли не сто раз повторял себе лорд Сэйр.
Однако столь же часто он говорил себе, что было бы ошибкой слишком решительно вмешиваться в будущее Бертиллы: ведь он не властен предложить ей вместо жизни у тетки в Сараваке иной вариант.
И тем не менее он невольно задумывался, каким образом Бертилла могла бы зарабатывать себе на жизнь в Сингапуре.
Но ничего не мог придумать, а привлекать к этому миссис Хендерсон не хотел.
Тейдон безошибочно догадывался, что милая дама намерена сыграть в данном случае роль свахи, и это его раздражало: с какой стати, стоит ему подольше поговорить с женщиной, как уже кто-то непременно ожидает звона свадебных колоколов.
Но не думать о Бертилле и ее проблемах он не мог; лорд Сэйр замечал, что в счастливой, простосердечной атмосфере дома Хендерсонов девушка начинает расцветать, как цветок в саду.
Он пристально наблюдал за тем, как разгораются ясным светом ее глаза, веселеет улыбка, исчезает прежняя неуверенность в себе.
«Это все ее чертова мамаша, – рассуждал он сам с собой. – Из-за нее Бертилла так всего боится».
Чем-то эта девочка напоминает щенка, готового доверять всем на свете, пока не столкнется с тычками и грубостью вместо доброго отношения.
Глядя сейчас на девушку на фоне цветущего жасмина, он вдруг подумал, что слегка опасается, не обидел бы ее кто-нибудь из плантаторов.
Во время обеда он заметил, что мужчины помоложе настойчиво ищут ее общества.
Такая привлекательная девушка, как Бертилла, непременно столкнется в этой стране и с домогательствами, и с соблазнами: ведь здесь так мало молодых и хорошеньких англичанок.
Тейдон прекрасно помнил, с каким страхом в глазах говорила Бертилла о голландце на борту «Коромандела», и дал себе слово, если это будет в его силах, не допустить ничего подобного в дальнейшем.
Он почти бесшумно ступал по траве, но Бертилла почувствовала его присутствие, повернула к нему голову раньше, чем он подошел поближе, и при лунном свете Тейдон увидел улыбку у нее на губах.
– Я гадал, куда это вы запропастились, – сказал он.
– Здесь так красиво, – отозвалась Бертилла. – Что может быть прекраснее?
– А там, в доме, многие джентльмены хотели бы потанцевать с вами.
– Я предпочла бы побыть здесь, особенно теперь, когда вы…
Фраза показалась ей слишком личной, и Бертилла не стала договаривать; немного погодя лорд Сэйр сказал:
– Хочу предупредить вас, что завтра я уезжаю с мистером Хендерсоном осматривать его плантацию. Владения у него обширные, и на осмотр у нас уйдет весь день. Хендерсон выращивает немало новых культур, которыми раньше в Малайе никто не занимался. Хочу познакомиться с результатами.
Он намеренно рассказал ей подробно о том, что ему предстоит сделать, помня о своем обещании показать ей страну: ему не хотелось, чтобы она огорчилась, что на этот раз не поедет с ним.
Поездка предстояла чисто деловая, впечатления от нее он должен был включить в свой отчет по возвращении в Англию.
Бертилла промолчала, и немного погодя лорд Сэйр заговорил снова:
– Я уверен, что найду день, когда попрошу вас сопровождать меня.
Бертилла слегка отвернулась от него и негромко спросила:
– Как долго могу я оставаться здесь? Может быть, мне следует ехать в Саравак?
– Я ждал этого вопроса, – ответил лорд Сэйр. – Незачем спешить, Бертилла. Миссис Хендерсон не устает твердить, как она рада, что вы у нее гостите.
– Она очень добра.
– Вы еще узнаете, что люди в Малайе вообще добры и любезны, им нравится, когда у них гостят подолгу. Именно поэтому я и хотел предложить вам, чтобы вы побыли у Хендерсонов несколько недель.
– Это возможно?
В голосе ее лорд Сэйр услышал неприкрытую радость.
– Почему же нет? – сказал он. – Я не собираюсь перебираться и правительственную резиденцию, пока полностью не восстановлю свои гардероб.
– Боюсь, что на корабле вы потеряли гораздо больше, чем свой гардероб.
Лорд Сэйр подивился тому, что Бертилла с присущей ей тонкостью оценила его невосполнимую потерю: пропали все его заметки, книги и много важных бумаг.
Вслух он произнес:
– Может, оно и к лучшему, что теперь, разнообразия ради, мне придется положиться на собственную память. Те, кто постоянно имеет дело с бюрократией, рано или поздно становятся рабами написанного слова.
– Ваш ум, мне кажется, справится с делом лучше любого меморандума.
– Хочется надеяться, что вы правы, хоть сам я в этом сильно сомневаюсь! – улыбнулся лорд Сэйр.
– А когда вы переедете в Сингапур, сколько вы там пробудете?
Сам удивляясь своей проницательности, лорд Сэйр понял, чем вызван ее вопрос: когда он где-то поблизости, Бертилле есть к кому обратиться в беде, у кого попросить помощи и защиты.
И он дал ей тот ответ, которого она ждала:
– Достаточно долго, и прежде чем покину эту часть света, я намерен посетить Суматру, Яву, Бали и – кто знает? – возможно, и Саравак.
– Это и в самом деле возможно… что вы туда приедете?
– Я непременно включу Саравак в свое расписание, – пообещал лорд Сэйр.
Он увидел, что его ответ внезапно пробудил в девушке искорку счастья, и снова подумал, насколько же она ранима, насколько страшит ее, такую юную и неопытную, неведомое будущее.
Подчиняясь импульсу, лорд Сэйр сказал:
– Когда я переберусь в правительственную резиденцию в Сингапуре, то переговорю с губернатором: быть может, удастся устроить так, чтобы вы пожили там у кого-нибудь некоторое время.
Бертилла что-то невнятно пробормотала в ответ, а он продолжал:
– Я знаю, что вам хотелось бы увидеть, как воплотились в действительность за последние тридцать лет планы и мечты сэра Стамфорда Раффлза.
– Было бы просто замечательно взглянуть на порт и на все здания, о которых я читала в подаренной вами книге.
Бертилла помолчала и добавила:
– Я собираюсь остановиться в… недорогом отеле, пока буду ждать парохода, но мне не хотелось бы просить миссис Хендерсон рекомендовать мне такой отель. Она так добра и щедра, что это было бы равносильно просьбе заплатить за меня по счету.
– И речи быть не может, чтобы вы жили в отеле одна, – твердым голосом произнес лорд Сэйр. – Я ведь говорил вам, Бертилла, что в этой стране люди чрезвычайно гостеприимны, и я устрою вас у кого-нибудь в городе в качестве гостьи.
И вдруг осознал, как неприятна ему сама мысль о том, что Бертилле придется из одного нелегкого положения переходить в другое и полагаться на милость чужих людей.
Но и поселить ее одну в гостиничном номере тоже немыслимо.
«Только леди Элвинстон могла придумать такой дьявольский план», – мелькнуло у Тейдона в голове, но вслух он сказал:
– Предоставьте это мне. Я что-нибудь придумаю, будьте уверены!
– Нет таких слов, какими можно было бы описать вашу доброту! – слегка задыхаясь от волнения, проговорила Бертилла. – Вчера вечером я как раз думала, что английский язык плохо приспособлен для того, чтобы выражать чувства.
– Пожалуй, это и в самом деле так, – согласился лорд Сэйр, – но вот французы, например, – большие мастера, когда приходится говорить о любви.
Он произнес это небрежно – замечание, которое высказал бы почти автоматически, флиртуя с любой из знакомых женщин.
Однако Бертилла не ответила ему одной из тех остроумных реплик, которые он привык слышать. Вместо этого она проговорила тихим, убитым голосом:
– Любовь – это то, о чем я никогда и ничего… не узнаю в Сараваке.
– Почему вы так считаете? – спросил лорд Сэйр.
– Потому что в подаренной вами книге сказано, что там очень мало европейцев, а те, кто есть, не интересуются миссионерами.
То была неоспоримая правда, и лорду Сэйру нечего было ответить. Но его поразило, насколько верно Бертилла оценивает свое положение.
– Может, все сложится лучше, чем вы предполагаете, – сказал он.
Девушка повернулась к нему и сказала, глядя прямо в глаза:
– Не хочу, чтобы вы думали, будто я жалуюсь. Я с огромной радостью стану вспоминать все это, когда у меня… не останется ничего.
Лорда Сэйра глубоко тронула ее искренность.
Бертилла продолжала смотреть на него снизу вверх, лунный свет серебрил ее белокурые волосы, а серые глаза казались темными и загадочными, да и вся она выглядела такой красивой и неземной.
Она точно существо из другого мира, подумал лорд Сэйр: сам не сознавая, что делает, он протянул руки и привлек девушку к себе.
Очарование и прелесть этой ночи, сочувствие и нежность к Бертилле заставили Тейдона забыть об осторожности, благоразумии и привычном самоконтроле.
Долгую минуту он смотрел на девушку, потом наклонился и поцеловал ее.
Поцеловал нежно и одновременно властно, словно хотел уловить неуловимое и сделать его своим.
Ощутив мягкость и невинность ее губ, внезапную экстатическую дрожь ее тела, он прижался к ней губами еще более властно и со страстью.
Но в страсти оставалась нежность, словно он прикоснулся к цветку.
Бертилле показалось, что небо открылось перед нею, и она там, в обители славы и восторга, невероятных, неописуемых.
Она лишь понимала, что к этому стремилась, к этому неосознанно рвалась ее душа.
От прикосновения лорда Сэйра все ее существо слилось с ним, она невероятным и чудесным образом сделалась частью его существа.
Его губы привели ее в состояние экстаза, который был ей неведом, ее охватило божественное чувство обожания.
Это любовь!
Это любовь – и даже нечто большее. Это частица Бога, в которого она веровала, и одновременно человеческие и земные радость и восторг.
Оба они не представляли, как долго лорд Сэйр держал ее в объятиях.
Наконец он поднял голову и заглянул в самую глубину ее глаз, а Бертилла раскрыла губы, и Тейдон услышал ее шепот:
– Это самое… чудесное… самое необыкновенное из всего, что было у меня в жизни.
Едва голос ее – мягкий, вибрирующий, полный глубокого восхищения – успел умолкнуть, как по всему саду разнесся, пробудив эхо, внезапный, громкий крик:
– Сэйр! Где вы там, Сэйр?
Это мистер Хендерсон окликал своего самого важного гостя.
Лорд Сэйр инстинктивно выпрямился, а Бертилла, выскользнув из надежного убежища его объятий, скрылась в темноте.
Секунду назад она была здесь – и вот исчезла…
Лорду Сэйру вовсе не хотелось возвращаться в дом после того, как они с Бертиллой упали с волшебной горы в низину обыденности.
Очень медленно он в одиночестве прошел по лужайке к дому.
Он шел и представлял себе, как Бертилла скрылась в свою комнату и как ей тоже неприятно выходить сейчас к веселящимся гостям, которые столпились на веранде и в гостиной, где музыка гремела все громче.
Он не ошибся в своих предположениях.
Бертилла, проследив, как он возвращается к дому, как освещенный золотым светом из окон подходит к хозяину и поднимается вместе с ним на веранду, направилась к своей комнате.
– Вас ждет старый друг, – услышала Бертилла голос мистера Хендерсона. – Он приехал сюда из Сингапура повидаться с вами.
Больше она не стала слушать.
Осторожно, прячась в тени, обошла дом, отворила заднюю дверь и никем не замеченная проникла к себе в спальню.
До нее слабо доносились голоса и звуки музыки, однако все это не имело значения в сравнении с тем, что происходило у Бертиллы в душе, озаренной светом происшедшего с ней чуда.
Теперь она поняла, что такое любовь, теперь она узнала, что поцелуй может быть счастьем, которое не описать, не выразить словами.
– Я люблю его! – шептала она. – Я люблю его! И он меня поцеловал! Он поцеловал меня, и я стала совсем другой, не такой, как раньше!
Она твердила себе, что для него это ничего не значит, но для нее – откровение, снизошедшее с небес.
В будущем, когда она останется одна, ей только стоит закрыть глаза, чтобы представить себя в его объятиях и почувствовать на своих губах его губы.
Победная песнь счастья звучала у нее в сердце: какой бы одинокой, какой бы несчастной она ни стала, происшедшего с ней сегодня у нее уже никому не отнять.
Оно принадлежит ей – на все времена; даже если в ее жизни больше не случится ничего подобного, ее бесценное сокровище останется при ней.
Бертилла не легла в постель, а сидела в кресле, чувствуя себя так, словно ее со всех сторон окружал солнечный свет; тело ее неописуемо трепетало, как бы наполняясь новой жизненной силой.
«Я люблю его! Люблю и буду обожать всю жизнь!» – думала она.
Ей ни разу не пришло в голову, что она имеет какие-то права на лорда Сэйра или может, в свою очередь, что-то для него значить.
В его жизни было так много женщин, прекрасных, необычайных, похожих, как ей казалось, на ее мать.
Эти женщины вращались в том же придворном кругу, что и лорд Сэйр; таким незначительным личностям, как Бертилла, входа в это общество нет.
Он был среди этих женщин словно король, и они радостно отдавали ему все, чего бы он ни пожелал, потому что он неотразим.
Но Бертилла понимала, что с ней все иначе, по-другому, особенно.
Ей нечего было отдать ему, и все же он с такой душевной тонкостью, с такой щедростью подарил ей необыкновенное счастье, когда она меньше всего этого ожидала.
Он ее поцеловал!
Бертилла лелеяла ощущение счастья, как лелеет ребенка мать; оно принадлежало ей, и в то же время сама она была его частью.
Она очень долго сидела, перебирая в памяти случившееся и наслаждаясь им.
Когда девушка наконец разделась и легла в постель, в доме стало уже тихо и большинство гостей уехало.
Заснула Бертилла уже на рассвете и даже испугалась, когда, пробудившись, увидела, что утро давно наступило.
Она знала, что лорд Сэйр уже уехал на плантации с мистером Хендерсоном, но поспешила одеться, чтобы поскорее принести хозяйке дома извинения за то, что опоздала к завтраку.
Повернувшись к зеркалу, она ожидала увидеть себя в нем совсем другой, чем прежде, – из-за переполнявшего ее счастья.
Ей показалось, что в глазах зажегся новый свет и даже губы улыбаются особенно мягко.
Воспоминания обволакивали ее словно золотой дымкой, и Бертилле очень не хотелось выходить из спальни, не хотелось вести обычные разговоры с обыкновенными людьми.
Даже солнечный свет сделался золотистее, и цветы в саду сверкали всеми красками ярче, чем прежде.
Бертилла вышла из своей спальни и пошла по коридору, куда выходили двери комнат для гостей.
Завтрак, как всегда, был накрыт на веранде, а не в столовой, и Бертилла уже собиралась выйти туда, как вдруг услышала, что кто-то назвал ее имя.
Девушки невольно остановилась.
– Что вы думаете о Бертилле Элвинстон? – спросил кто-то.
Голос знакомый… да это же леди Эллентон.
Вчера она присутствовала на вечере, приехала вместе с плантатором по фамилии Уотсон, в доме которого остановилась, и с ходу обрушила на лорда Сэйра такой поток излияний, что Бертилла, уже зная, насколько подобные вещи неприятны лорду Сэйру, вчуже почувствовала себя неловко.
– Я считаю, что эта девушка очень мила, да и манеры у нее прекрасные, – ответила миссис Хендерсон.
Леди Эллентон издала знакомый Бертилле смешок.
– Ничего не могу с собой поделать, – сказала гостья. – Мне кажется забавным, что лорд Сэйр, этот Пират в любви, потерпел крушение, которое само по себе, разумеется, романтично, не с одной из тех очаровательных женщин, в каких он влюблялся раньше, а с этой ничем не примечательной и недоразвитой девочкой.
– Я считаю Бертиллу исключительно умной, – сказала миссис Хендерсон.
– Но ее не назовешь утонченной, – возразила леди Эллентон, – а я смею вас заверить на основании долгих наблюдений, что лорд Сэйр вступал в любовные связи только с женщинами утонченными.
– Не думаю, что горящий корабль можно считать подходящим местом для любовных отношений, – заметила миссис Хендерсон.
По тону ее Бертилла поняла, что она не одобряет леди Эллентон и намерена защищать своих гостей. Но леди Эллентон снова хихикнула.
– Поскольку речь идет о лорде Сэйре, место действия не имеет особого значения. Я слышала, что в Сингапуре его уже дожидается одна из его последних пассий, леди Бойнер.
– Леди Бойнер? – переспросила миссис Хендерсон.
– Да. Они с мужем, как мне говорили, только что приехали из Индии. Леди Бойнер весьма привлекательна. Смею вам сказать, что во время своего последнего приезда в Калькутту лорд Сэйр был совершенно ею околдован.
– Ну что ж, я уверена, ему будет приятно снова встретиться со старой приятельницей, – заметила миссис Хендерсон.
– Лучше бы ему отделаться от обузы, которую он сам взвалил себе на шею, – продолжала леди Эллентон. – Я хорошо знаю леди Бойнер, она чудовищно ревнива. Ходят слухи, что она едва не застрелила любовника, который изменил ей с другой женщиной.
– Боже милосердный! – воскликнула миссис Хендерсон. – Надеюсь, ничего подобного не произойдет в Сингапуре!
– Полагаю, лорд Сэйр сумеет оградить себя, – ответила леди Эллентон, – иначе, уверяю вас, мы увидим, как это белокурое создание повиснет у него на шее.
– Я уверена, что Бертилла на такое не способна, – сухо возразила миссис Хендерсон.
– Надеюсь, что вы правы, – сказала леди Эллентон, – но лорд Сэйр всегда казался мне рыцарем, а рыцарское благородство порой весьма дорого обходится мужчине.
Миссис Хендерсон отодвинула свой стул.
– Прошу меня извинить, леди Эллентон, – сказала она, – но я должна пойти посмотреть, что там с Бертиллой. Я велела горничной не будить ее, но теперь она, вероятно, уже встала.
Эти слова миссис Хендерсон, видимо, произносила уже на ходу, потому что в эту же минуту она появилась в гостиной и увидела стоявшую у двери Бертиллу.
Одного взгляда было достаточно пожилой женщине, чтобы понять: Бертилла все слышала.
Миссис Хендерсон обняла девушку за плечи и увела в другой конец комнаты, чтобы дать ей время прийти в себя.
– Не обращайте внимания, – ласково проговорила она. – Эта дама – просто обозленная сплетница. Если хотите знать мое мнение, она просто вне себя оттого, что лорд Сэйр не обратил на нее никакого внимания.
Зато здесь толпилось множество народу – всех этих людей Хендерсоны пригласили познакомиться с приезжими.
Некоторые из близких соседей привезли с собой пассажиров с «Коромандела», неожиданно попавших к ним в качестве гостей.
Среди них лорд Сэйр увидел немало знакомых лиц; лорда и леди Сэндфорд не было, зато блистала своим присутствием леди Эллентон.
Плантаторы Малайи были народ веселый, они то и дело разражались громким и сердечным смехом.
Веселья добавил популярный здесь напиток под названием «пунш плантатора».
Главной составной его частью был ром, смешанный с небольшим количеством местного бренди, а также с различными фруктовыми соками, в частности, с ананасовым.
Многие из гостей танцевали в соседней комнате, крупная и очень шумная женщина аккомпанировала танцам на фортепиано.
Время от времени эта женщина принималась петь, остальные подхватывали, и танцы час от часу делались все оживленнее.
Лорд Сэйр вышел на веранду и обнаружил там такую же толпу, из которой то и дело слышались восклицания «Бой!», означавшие требование принести еще спиртного.
Он предположил, что Бертилла удалилась в сад в поисках уединенного местечка: она и на корабле избегала всякого рода сборищ.
Он побродил между клумбами орхидей и деревьями красного жасмина в цвету и в конце концов нашел девушку.
Бертилла стояла и любовалась пейзажем, таким светлым и загадочным в лунном сиянии.
Она была в новом платье, сшитом, как и обещала миссис Хендерсон, в течение суток; лорд Сэйр уже видел Бертиллу в этом наряде за обедом и нашел, что платье очень ей идет.
До сих пор он видел девушку одетой просто и даже бедно. Платье, выбранное миссис Хендерсон, снабжено было даже небольшим, но весьма элегантным турнюром.
С обеих сторон турнюр украшали букетики искусственных розовых розочек, такие же цветы прикреплены были к низко вырезанному корсажу.
Такое платье с восторгом надела бы любая из лондонских светских дебютанток; когда Бертилла вошла в комнату и посмотрела на лорда Сэйра, он понял, что она безмолвно спрашивает, одобрил ли он ее платье.
И вообще он заметил, что со времени их прихода в дом Хендерсонов она постоянно ищет его одобрения ее словам и поступкам.
Нет, она не задавала ему неловких вопросов и не ждала комплиментов, как сделала бы любая другая женщина; она просто поднимала на него свои серые глаза и по выражению его глаз узнавала ответ.
«Она нуждается в руководстве», – чуть ли не сто раз повторял себе лорд Сэйр.
Однако столь же часто он говорил себе, что было бы ошибкой слишком решительно вмешиваться в будущее Бертиллы: ведь он не властен предложить ей вместо жизни у тетки в Сараваке иной вариант.
И тем не менее он невольно задумывался, каким образом Бертилла могла бы зарабатывать себе на жизнь в Сингапуре.
Но ничего не мог придумать, а привлекать к этому миссис Хендерсон не хотел.
Тейдон безошибочно догадывался, что милая дама намерена сыграть в данном случае роль свахи, и это его раздражало: с какой стати, стоит ему подольше поговорить с женщиной, как уже кто-то непременно ожидает звона свадебных колоколов.
Но не думать о Бертилле и ее проблемах он не мог; лорд Сэйр замечал, что в счастливой, простосердечной атмосфере дома Хендерсонов девушка начинает расцветать, как цветок в саду.
Он пристально наблюдал за тем, как разгораются ясным светом ее глаза, веселеет улыбка, исчезает прежняя неуверенность в себе.
«Это все ее чертова мамаша, – рассуждал он сам с собой. – Из-за нее Бертилла так всего боится».
Чем-то эта девочка напоминает щенка, готового доверять всем на свете, пока не столкнется с тычками и грубостью вместо доброго отношения.
Глядя сейчас на девушку на фоне цветущего жасмина, он вдруг подумал, что слегка опасается, не обидел бы ее кто-нибудь из плантаторов.
Во время обеда он заметил, что мужчины помоложе настойчиво ищут ее общества.
Такая привлекательная девушка, как Бертилла, непременно столкнется в этой стране и с домогательствами, и с соблазнами: ведь здесь так мало молодых и хорошеньких англичанок.
Тейдон прекрасно помнил, с каким страхом в глазах говорила Бертилла о голландце на борту «Коромандела», и дал себе слово, если это будет в его силах, не допустить ничего подобного в дальнейшем.
Он почти бесшумно ступал по траве, но Бертилла почувствовала его присутствие, повернула к нему голову раньше, чем он подошел поближе, и при лунном свете Тейдон увидел улыбку у нее на губах.
– Я гадал, куда это вы запропастились, – сказал он.
– Здесь так красиво, – отозвалась Бертилла. – Что может быть прекраснее?
– А там, в доме, многие джентльмены хотели бы потанцевать с вами.
– Я предпочла бы побыть здесь, особенно теперь, когда вы…
Фраза показалась ей слишком личной, и Бертилла не стала договаривать; немного погодя лорд Сэйр сказал:
– Хочу предупредить вас, что завтра я уезжаю с мистером Хендерсоном осматривать его плантацию. Владения у него обширные, и на осмотр у нас уйдет весь день. Хендерсон выращивает немало новых культур, которыми раньше в Малайе никто не занимался. Хочу познакомиться с результатами.
Он намеренно рассказал ей подробно о том, что ему предстоит сделать, помня о своем обещании показать ей страну: ему не хотелось, чтобы она огорчилась, что на этот раз не поедет с ним.
Поездка предстояла чисто деловая, впечатления от нее он должен был включить в свой отчет по возвращении в Англию.
Бертилла промолчала, и немного погодя лорд Сэйр заговорил снова:
– Я уверен, что найду день, когда попрошу вас сопровождать меня.
Бертилла слегка отвернулась от него и негромко спросила:
– Как долго могу я оставаться здесь? Может быть, мне следует ехать в Саравак?
– Я ждал этого вопроса, – ответил лорд Сэйр. – Незачем спешить, Бертилла. Миссис Хендерсон не устает твердить, как она рада, что вы у нее гостите.
– Она очень добра.
– Вы еще узнаете, что люди в Малайе вообще добры и любезны, им нравится, когда у них гостят подолгу. Именно поэтому я и хотел предложить вам, чтобы вы побыли у Хендерсонов несколько недель.
– Это возможно?
В голосе ее лорд Сэйр услышал неприкрытую радость.
– Почему же нет? – сказал он. – Я не собираюсь перебираться и правительственную резиденцию, пока полностью не восстановлю свои гардероб.
– Боюсь, что на корабле вы потеряли гораздо больше, чем свой гардероб.
Лорд Сэйр подивился тому, что Бертилла с присущей ей тонкостью оценила его невосполнимую потерю: пропали все его заметки, книги и много важных бумаг.
Вслух он произнес:
– Может, оно и к лучшему, что теперь, разнообразия ради, мне придется положиться на собственную память. Те, кто постоянно имеет дело с бюрократией, рано или поздно становятся рабами написанного слова.
– Ваш ум, мне кажется, справится с делом лучше любого меморандума.
– Хочется надеяться, что вы правы, хоть сам я в этом сильно сомневаюсь! – улыбнулся лорд Сэйр.
– А когда вы переедете в Сингапур, сколько вы там пробудете?
Сам удивляясь своей проницательности, лорд Сэйр понял, чем вызван ее вопрос: когда он где-то поблизости, Бертилле есть к кому обратиться в беде, у кого попросить помощи и защиты.
И он дал ей тот ответ, которого она ждала:
– Достаточно долго, и прежде чем покину эту часть света, я намерен посетить Суматру, Яву, Бали и – кто знает? – возможно, и Саравак.
– Это и в самом деле возможно… что вы туда приедете?
– Я непременно включу Саравак в свое расписание, – пообещал лорд Сэйр.
Он увидел, что его ответ внезапно пробудил в девушке искорку счастья, и снова подумал, насколько же она ранима, насколько страшит ее, такую юную и неопытную, неведомое будущее.
Подчиняясь импульсу, лорд Сэйр сказал:
– Когда я переберусь в правительственную резиденцию в Сингапуре, то переговорю с губернатором: быть может, удастся устроить так, чтобы вы пожили там у кого-нибудь некоторое время.
Бертилла что-то невнятно пробормотала в ответ, а он продолжал:
– Я знаю, что вам хотелось бы увидеть, как воплотились в действительность за последние тридцать лет планы и мечты сэра Стамфорда Раффлза.
– Было бы просто замечательно взглянуть на порт и на все здания, о которых я читала в подаренной вами книге.
Бертилла помолчала и добавила:
– Я собираюсь остановиться в… недорогом отеле, пока буду ждать парохода, но мне не хотелось бы просить миссис Хендерсон рекомендовать мне такой отель. Она так добра и щедра, что это было бы равносильно просьбе заплатить за меня по счету.
– И речи быть не может, чтобы вы жили в отеле одна, – твердым голосом произнес лорд Сэйр. – Я ведь говорил вам, Бертилла, что в этой стране люди чрезвычайно гостеприимны, и я устрою вас у кого-нибудь в городе в качестве гостьи.
И вдруг осознал, как неприятна ему сама мысль о том, что Бертилле придется из одного нелегкого положения переходить в другое и полагаться на милость чужих людей.
Но и поселить ее одну в гостиничном номере тоже немыслимо.
«Только леди Элвинстон могла придумать такой дьявольский план», – мелькнуло у Тейдона в голове, но вслух он сказал:
– Предоставьте это мне. Я что-нибудь придумаю, будьте уверены!
– Нет таких слов, какими можно было бы описать вашу доброту! – слегка задыхаясь от волнения, проговорила Бертилла. – Вчера вечером я как раз думала, что английский язык плохо приспособлен для того, чтобы выражать чувства.
– Пожалуй, это и в самом деле так, – согласился лорд Сэйр, – но вот французы, например, – большие мастера, когда приходится говорить о любви.
Он произнес это небрежно – замечание, которое высказал бы почти автоматически, флиртуя с любой из знакомых женщин.
Однако Бертилла не ответила ему одной из тех остроумных реплик, которые он привык слышать. Вместо этого она проговорила тихим, убитым голосом:
– Любовь – это то, о чем я никогда и ничего… не узнаю в Сараваке.
– Почему вы так считаете? – спросил лорд Сэйр.
– Потому что в подаренной вами книге сказано, что там очень мало европейцев, а те, кто есть, не интересуются миссионерами.
То была неоспоримая правда, и лорду Сэйру нечего было ответить. Но его поразило, насколько верно Бертилла оценивает свое положение.
– Может, все сложится лучше, чем вы предполагаете, – сказал он.
Девушка повернулась к нему и сказала, глядя прямо в глаза:
– Не хочу, чтобы вы думали, будто я жалуюсь. Я с огромной радостью стану вспоминать все это, когда у меня… не останется ничего.
Лорда Сэйра глубоко тронула ее искренность.
Бертилла продолжала смотреть на него снизу вверх, лунный свет серебрил ее белокурые волосы, а серые глаза казались темными и загадочными, да и вся она выглядела такой красивой и неземной.
Она точно существо из другого мира, подумал лорд Сэйр: сам не сознавая, что делает, он протянул руки и привлек девушку к себе.
Очарование и прелесть этой ночи, сочувствие и нежность к Бертилле заставили Тейдона забыть об осторожности, благоразумии и привычном самоконтроле.
Долгую минуту он смотрел на девушку, потом наклонился и поцеловал ее.
Поцеловал нежно и одновременно властно, словно хотел уловить неуловимое и сделать его своим.
Ощутив мягкость и невинность ее губ, внезапную экстатическую дрожь ее тела, он прижался к ней губами еще более властно и со страстью.
Но в страсти оставалась нежность, словно он прикоснулся к цветку.
Бертилле показалось, что небо открылось перед нею, и она там, в обители славы и восторга, невероятных, неописуемых.
Она лишь понимала, что к этому стремилась, к этому неосознанно рвалась ее душа.
От прикосновения лорда Сэйра все ее существо слилось с ним, она невероятным и чудесным образом сделалась частью его существа.
Его губы привели ее в состояние экстаза, который был ей неведом, ее охватило божественное чувство обожания.
Это любовь!
Это любовь – и даже нечто большее. Это частица Бога, в которого она веровала, и одновременно человеческие и земные радость и восторг.
Оба они не представляли, как долго лорд Сэйр держал ее в объятиях.
Наконец он поднял голову и заглянул в самую глубину ее глаз, а Бертилла раскрыла губы, и Тейдон услышал ее шепот:
– Это самое… чудесное… самое необыкновенное из всего, что было у меня в жизни.
Едва голос ее – мягкий, вибрирующий, полный глубокого восхищения – успел умолкнуть, как по всему саду разнесся, пробудив эхо, внезапный, громкий крик:
– Сэйр! Где вы там, Сэйр?
Это мистер Хендерсон окликал своего самого важного гостя.
Лорд Сэйр инстинктивно выпрямился, а Бертилла, выскользнув из надежного убежища его объятий, скрылась в темноте.
Секунду назад она была здесь – и вот исчезла…
Лорду Сэйру вовсе не хотелось возвращаться в дом после того, как они с Бертиллой упали с волшебной горы в низину обыденности.
Очень медленно он в одиночестве прошел по лужайке к дому.
Он шел и представлял себе, как Бертилла скрылась в свою комнату и как ей тоже неприятно выходить сейчас к веселящимся гостям, которые столпились на веранде и в гостиной, где музыка гремела все громче.
Он не ошибся в своих предположениях.
Бертилла, проследив, как он возвращается к дому, как освещенный золотым светом из окон подходит к хозяину и поднимается вместе с ним на веранду, направилась к своей комнате.
– Вас ждет старый друг, – услышала Бертилла голос мистера Хендерсона. – Он приехал сюда из Сингапура повидаться с вами.
Больше она не стала слушать.
Осторожно, прячась в тени, обошла дом, отворила заднюю дверь и никем не замеченная проникла к себе в спальню.
До нее слабо доносились голоса и звуки музыки, однако все это не имело значения в сравнении с тем, что происходило у Бертиллы в душе, озаренной светом происшедшего с ней чуда.
Теперь она поняла, что такое любовь, теперь она узнала, что поцелуй может быть счастьем, которое не описать, не выразить словами.
– Я люблю его! – шептала она. – Я люблю его! И он меня поцеловал! Он поцеловал меня, и я стала совсем другой, не такой, как раньше!
Она твердила себе, что для него это ничего не значит, но для нее – откровение, снизошедшее с небес.
В будущем, когда она останется одна, ей только стоит закрыть глаза, чтобы представить себя в его объятиях и почувствовать на своих губах его губы.
Победная песнь счастья звучала у нее в сердце: какой бы одинокой, какой бы несчастной она ни стала, происшедшего с ней сегодня у нее уже никому не отнять.
Оно принадлежит ей – на все времена; даже если в ее жизни больше не случится ничего подобного, ее бесценное сокровище останется при ней.
Бертилла не легла в постель, а сидела в кресле, чувствуя себя так, словно ее со всех сторон окружал солнечный свет; тело ее неописуемо трепетало, как бы наполняясь новой жизненной силой.
«Я люблю его! Люблю и буду обожать всю жизнь!» – думала она.
Ей ни разу не пришло в голову, что она имеет какие-то права на лорда Сэйра или может, в свою очередь, что-то для него значить.
В его жизни было так много женщин, прекрасных, необычайных, похожих, как ей казалось, на ее мать.
Эти женщины вращались в том же придворном кругу, что и лорд Сэйр; таким незначительным личностям, как Бертилла, входа в это общество нет.
Он был среди этих женщин словно король, и они радостно отдавали ему все, чего бы он ни пожелал, потому что он неотразим.
Но Бертилла понимала, что с ней все иначе, по-другому, особенно.
Ей нечего было отдать ему, и все же он с такой душевной тонкостью, с такой щедростью подарил ей необыкновенное счастье, когда она меньше всего этого ожидала.
Он ее поцеловал!
Бертилла лелеяла ощущение счастья, как лелеет ребенка мать; оно принадлежало ей, и в то же время сама она была его частью.
Она очень долго сидела, перебирая в памяти случившееся и наслаждаясь им.
Когда девушка наконец разделась и легла в постель, в доме стало уже тихо и большинство гостей уехало.
Заснула Бертилла уже на рассвете и даже испугалась, когда, пробудившись, увидела, что утро давно наступило.
Она знала, что лорд Сэйр уже уехал на плантации с мистером Хендерсоном, но поспешила одеться, чтобы поскорее принести хозяйке дома извинения за то, что опоздала к завтраку.
Повернувшись к зеркалу, она ожидала увидеть себя в нем совсем другой, чем прежде, – из-за переполнявшего ее счастья.
Ей показалось, что в глазах зажегся новый свет и даже губы улыбаются особенно мягко.
Воспоминания обволакивали ее словно золотой дымкой, и Бертилле очень не хотелось выходить из спальни, не хотелось вести обычные разговоры с обыкновенными людьми.
Даже солнечный свет сделался золотистее, и цветы в саду сверкали всеми красками ярче, чем прежде.
Бертилла вышла из своей спальни и пошла по коридору, куда выходили двери комнат для гостей.
Завтрак, как всегда, был накрыт на веранде, а не в столовой, и Бертилла уже собиралась выйти туда, как вдруг услышала, что кто-то назвал ее имя.
Девушки невольно остановилась.
– Что вы думаете о Бертилле Элвинстон? – спросил кто-то.
Голос знакомый… да это же леди Эллентон.
Вчера она присутствовала на вечере, приехала вместе с плантатором по фамилии Уотсон, в доме которого остановилась, и с ходу обрушила на лорда Сэйра такой поток излияний, что Бертилла, уже зная, насколько подобные вещи неприятны лорду Сэйру, вчуже почувствовала себя неловко.
– Я считаю, что эта девушка очень мила, да и манеры у нее прекрасные, – ответила миссис Хендерсон.
Леди Эллентон издала знакомый Бертилле смешок.
– Ничего не могу с собой поделать, – сказала гостья. – Мне кажется забавным, что лорд Сэйр, этот Пират в любви, потерпел крушение, которое само по себе, разумеется, романтично, не с одной из тех очаровательных женщин, в каких он влюблялся раньше, а с этой ничем не примечательной и недоразвитой девочкой.
– Я считаю Бертиллу исключительно умной, – сказала миссис Хендерсон.
– Но ее не назовешь утонченной, – возразила леди Эллентон, – а я смею вас заверить на основании долгих наблюдений, что лорд Сэйр вступал в любовные связи только с женщинами утонченными.
– Не думаю, что горящий корабль можно считать подходящим местом для любовных отношений, – заметила миссис Хендерсон.
По тону ее Бертилла поняла, что она не одобряет леди Эллентон и намерена защищать своих гостей. Но леди Эллентон снова хихикнула.
– Поскольку речь идет о лорде Сэйре, место действия не имеет особого значения. Я слышала, что в Сингапуре его уже дожидается одна из его последних пассий, леди Бойнер.
– Леди Бойнер? – переспросила миссис Хендерсон.
– Да. Они с мужем, как мне говорили, только что приехали из Индии. Леди Бойнер весьма привлекательна. Смею вам сказать, что во время своего последнего приезда в Калькутту лорд Сэйр был совершенно ею околдован.
– Ну что ж, я уверена, ему будет приятно снова встретиться со старой приятельницей, – заметила миссис Хендерсон.
– Лучше бы ему отделаться от обузы, которую он сам взвалил себе на шею, – продолжала леди Эллентон. – Я хорошо знаю леди Бойнер, она чудовищно ревнива. Ходят слухи, что она едва не застрелила любовника, который изменил ей с другой женщиной.
– Боже милосердный! – воскликнула миссис Хендерсон. – Надеюсь, ничего подобного не произойдет в Сингапуре!
– Полагаю, лорд Сэйр сумеет оградить себя, – ответила леди Эллентон, – иначе, уверяю вас, мы увидим, как это белокурое создание повиснет у него на шее.
– Я уверена, что Бертилла на такое не способна, – сухо возразила миссис Хендерсон.
– Надеюсь, что вы правы, – сказала леди Эллентон, – но лорд Сэйр всегда казался мне рыцарем, а рыцарское благородство порой весьма дорого обходится мужчине.
Миссис Хендерсон отодвинула свой стул.
– Прошу меня извинить, леди Эллентон, – сказала она, – но я должна пойти посмотреть, что там с Бертиллой. Я велела горничной не будить ее, но теперь она, вероятно, уже встала.
Эти слова миссис Хендерсон, видимо, произносила уже на ходу, потому что в эту же минуту она появилась в гостиной и увидела стоявшую у двери Бертиллу.
Одного взгляда было достаточно пожилой женщине, чтобы понять: Бертилла все слышала.
Миссис Хендерсон обняла девушку за плечи и увела в другой конец комнаты, чтобы дать ей время прийти в себя.
– Не обращайте внимания, – ласково проговорила она. – Эта дама – просто обозленная сплетница. Если хотите знать мое мнение, она просто вне себя оттого, что лорд Сэйр не обратил на нее никакого внимания.