Страница:
Теперь, лаская Руфуса, Шенда шепнула ему на ушко:
– Мы с тобой недолго здесь пробудем, вот увидишь. Я же знаю, что тебе хочется обратно в замок. И мне… тоже.
Она задумалась, припоминая, как красив был граф, когда стоял перед греческим храмом и ждал ее. Он сам походил на греческого бога, например на Апполона, приносящего свет всем, кто поклоняется ему. Потом Шенда вспомнила их поцелуй в лесу. Увы, больше это никогда не повторится. Как только она перестанет быть ему полезной, этот поцелуй останется ее единственным воспоминанием.
«Если рассуждать здраво, – сказала себе Шенда, – то надо бы мне покинуть замок и уехать куда-нибудь далеко-далеко». Но она знала, что, кроме как к дяде, ей уехать некуда. И остается, пока возможно, держаться за место швеи в замке.
Шенда помогла леди Граттон переодеться на ночь и думала, что та теперь ляжет в постель. Но ее милость, облачившись в одну из своих прозрачных ночных сорочек, к удивлению Шенды, сказала:
– Подай-ка мне теплый пеньюар, он висит в шкафу, синий, атласный, с кружевной оторочкой.
Когда леди Граттон закуталась в принесенный пеньюар, Шенда увидела, какой он нарядный и богатый, и подивилась, зачем он понадобился ее милости, когда не перед кем покрасоваться?
И в это время леди Граттон сказала ей:
– Теперь можешь идти спать, ты мне больше не понадобишься. Разбудишь меня, как всегда, в десять, но сама, я надеюсь, подымешься пораньше и займешься платьями, которые я для тебя отобрала. После завтрака можно будет устроить примерку.
– Слушаю, миледи, – ответила Шенда.
Она еще раз оглядела спальню, убедилась, что все в порядке, и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
В комнате напротив ее ждал Руфус. Он радостно запрыгал при ее появлении. Шенда посадила его на кровать и переоделась в хорошенькую ночную рубашку, которую когда-то ей сшила мама. Поверх рубашки она надела халатик из тонкой шерстяной ткани, совсем простой, украшенный только рядом перламутровых пуговок и узкой полоской кружева вокруг воротничка. Этот халатик служил ей уже не один год, он был совсем девчоночий, но зато теплый и уютный, а она собиралась еще почитать перед сном.
Шенда уселась на кровать и только успела придвинуть свечку, как вдруг послышался звук открываемой напротив двери. По-видимому, леди Граттон надумала зайти к ней и о чем-то еще распорядиться. Если она увидит Руфуса на кровати, то, конечно, будет недовольна. Шенда схватила Руфуса на руки и собралась опустить его на пол, но услышала, что ее милость прошла мимо ее двери и спускается по лестнице.
«Что ей могло понадобиться?» – изумилась Шенда. И как странно, что она, пальцем не желавшая пошевелить, не зовет ее, а идет за чем-то сама. Шенда порадовалась, что на какое-то время ограждена от окликов и повелений и не должна ежесекундно повиноваться той, кого презирает и ненавидит. Она знала, что ее родители были бы оба возмущены ее близостью к такому подлому созданию. И вообще тем, что она играет роль служанки. И что очутилась в Лондоне.
Впрочем, батюшка бы, конечно, понял ее желание помочь победе над Наполеоном, у которого сейчас под пятой вся Европа. Разве не жутко представить себе, что этого тирана, чья жестокость навела ужас на всю Англию, отделяют от окончательного торжества лишь корабли Британского флота?
– Дай нам, Господи… одержать победу! – прошептала Шенда.
В эту минуту она услышала, что к дому подъехала карета. Удивившись – ведь было уже очень поздно – Шенда встала с кровати и подбежав к окну, слегка отодвинула занавеску. Внизу стояла карета, с кучером на облучке и с ливрейным лакеем, который соскочил с запяток и как раз открывал дверцу. На глазах у Шенды из кареты вылез мужчина, она сначала подумала, что это сэр Генри Граттон неожиданно приехал домой. Недаром же леди Граттон спустилась ему навстречу в ночном неглиже. Значит, она его ждала.
Опустив край занавески, Шенда задула свечку и сунув ноги в бархатные, в тон халата, ночные туфельки, осторожно, медленно повернула ручку двери. От страха у нее громко колотилось сердце. Она выглянула: дверь напротив по-прежнему стояла приоткрытая, значит хозяйка в свою комнату не возвращалась. Шенда, неслышно ступая, вышла на площадку и, став так, чтобы ее не было видно снизу, прислушалась.
Раздался дробный стук в парадную дверь, слабый, чтобы не потревожить спавших в полуподвале домашних слуг. Вот шаги – это леди Граттон спускается по ступенькам из гостиной в холл. Проскрежетал ключ в замке, в отворившуюся дверь с улицы упал сноп света. Снова шаги. Дверь осторожно закрыли. И голос леди Граттон тихо произнес:
– Я уж думала, вы меня забыли!
– Вы должны меня извинить, mа cherie, – ответил мужской голос. – В Адмиралтействе была запарка, и я никак не мог уйти раньше.
– Неважно, вы здесь, а остальное не имеет значения, – отозвалась леди Граттон. – Поднимемся в гостиную.
Стало слышно, как они прошли по лестнице и закрыли за собой дверь гостиной. Шенде было ясно, что необходимо узнать, о чем у них пойдет разговор. Гость безупречно говорил по-английски, но от ее внимания не ускользнуло французское обращение, и она поняла, что это именно тот человек, которого разыскивает граф.
Медленно и бесшумно ступая по мягкой ковровой дорожке, Шенда спустилась по лестнице с верхнего этажа и застыла, прижавшись к стене, у двери в гостиную. К счастью, двери в этом доме были тонкие, не то что массивные цельные плиты из красного дерева в замке Эрроу. Шенда услышала, как леди Граттон со смехом говорит своему гостю, по-видимому, в ответ на его вопрос:
– О да, я превосходно провела там время, и граф, как я вам и обещала, влюбился в меня по уши.
– Превосходно, поддерживайте его в этом состоянии, – густым басом отозвался мужчина.
– Выпейте бокал шампанского, – предложила леди Граттон. – И после этого мы поговорим о делах.
– Но сначала я должен вам сказать, что у вас чревычайно соблазнительный, очаровательный вид. Я от вас без ума. И страшно соскучился, ma petite!
На мгновение стало тихо, Шенда поняла, что гость обнял леди Граттон и они целуются. Потом он опять заговорил, еще более низким голосом, чем раньше:
– Скорее, бокал вина! Mon Dieu! Говорят, французы склонны к красноречию. Но адмиралам и политикам тоже свойственна эта слабость, разговорятся, так их не остановишь.
Раздался серебристый смех леди Граттон. Шенда услышала, как мужчина прошел в другой конец комнаты к столику, на котором стояли вина. Звякнул хрусталь. И снова шаги – гость опять подошел к леди Граттон и подал ей наполненный бокал.
– Выпьем, mа cherie, за ваши прекрасные глаза и очаровательный рот, и за ваше соблазнительное, великолепное тело!
Снова послышался смех леди Граттон.
– Вы, Жак, как всегда, выражаетесь очень поэтично.
– Можно ли говорить иначе, когда находишься подле вас? – ответил он.
Теперь, как могла понять Шенда, они пили вино. Потом Жак, как назвала своего гостя леди Граттон, нетерпеливо осведомился:
– Ну, так какие у вас для меня новости? Только говорите, пожалуйста, по-французски, так надежнее. Но леди Граттон ответила со смехом:
– Здесь вы можете ничего не опасаться! И к тому же, вы ведь всегда дразните меня за плохой выговор.
– На самом деле я просто обожаю ваш ломаный французский язык, как обожаю в вас все! – заверил ее Жак. – Так, какие же у вас для меня известия?
Леди Граттон, видно, собралась с мыслями не сразу и ответила на весьма плохом французском, с сильным английским акцентом:
– Граф сам не вполне уверен, но я так поняла из его слов, что, по его данным, Тайная экспедиция направляется в Вест-Индию.
Жак довольно крякнул.
– Точно так же полагает и Бонапарт. Он будет в восторге, оттого что его предположение, как всегда, оправдалось. – Он громко, всей грудью вдохнул и продолжал: – Я слышал на днях от знакомых, что император намерен нагнать страху на Даунинг-стрит, чтобы здесь с испугу рассредоточили свои скромные боевые силы. Теперь он сможет убедиться, что этот замысел ему удался!
Шенде показалось, что он говорит не с находящейся рядом женщиной, а скорее с самим собой. Леди Граттон вкрадчиво произнесла:
– Я рада, что вы довольны, Жак.
– Я в восторге, – отозвался он.
– И я… получу… обещанную награду? В ее взволнованном голосе прозвучала неприкрытая алчность.
– Ну, разумеется, – ответил Жак. – Зная, что вы никогда меня не подводили, я даже захватил с собой обещанное.
– Пятьсот фунтов? – с придыханием переспросила леди Граттон.
– Они самые.
Стало тихо, потом послышалось шуршание. Жак вынул что-то из кармана.
– Ах, Жак, это чудесно! – воскликнула леди Граттон. – Мне как раз требовалась такая сумма, чтобы купить себе одну очень-очень нужную вещь. Благодарю вас! Вы добрый, настоящий друг.
Она говорила по-английски, но вопрос, который задал ей собеседник, был произнесен по-французски:
– А что насчет Нельсона? Снова стало тихо, а потом леди Граттон ответила:
– Увы, тут я не смогла добиться толку от его сиятельства. Честно сказать, я подозреваю, что местонахождение адмирала ему и самому неизвестно.
– Вы не допускаете, что ваши расспросы могли возбудить у него подозрения? – в голосе француза вдруг прозвучали жесткие угрожающие ноты.
– Нет, нет! Разумеется, нет! – поспешила с ответом леди Граттон. – Что же подозрительного может быть в том, что женщина интересуется нашим самым прославленным флотоводцем.
– Да, о нем, должно быть, все говорят? – сказал Жак.
– Ну конечно! Хотя на мой вкус, во всех этих героях нет ничего интересного, тем более если они так много времени проводят в плавании, что я уж и не помню, как они выглядят.
Раздался смех Жака.
– Но все-таки продолжайте свои попытки, – отсмеявшись, распорядился он. – Французам очень важно узнать, где находится этот человек. Он уже достаточно неприятностей причинил нам, вдруг появляясь в тех местах, где его меньше всего ожидали.
– Я постараюсь, – пообещала леди Граттон. – Я ведь всегда стараюсь выполнить то, о чем вы просите.
– В конце недели у меня будут еще вопросы, – сказал ей Жак. – И любые полезные сведения, какие вам удастся раздобыть, будут щедро оплачены.
– Ах, вы так любезны! – восторженно отозвалась леди Граттон.
Притаившаяся за дверью Шенда вдруг услышала подле себя сопение – это Руфус вышел из комнаты вслед за нею и легонько фыркнул, словно чихнул, видно пыль попала ему в нос. Не успела Шенда опомниться и схватить его на руки, как дверь в гостиную с силой распахнулась, и она оказалась лицом к лицу с незнакомым мужчиной.
– Кто вы такая? Что вы здесь делаете? – резко спросил он, и голос его в темноте прозвучал громко и грозно
В первую секунду Шенда ничего не соображала кроме того, что от этого человека исходит опасность. Если он решит, что она следила за ним, он может напасть на нее. Сердце у нее замерло, перехватило дыхание.
Но тут она спохватилась, что если он разоблачит ее, подозрение его падет на графа. И тут, словно покойный батюшка ее надоумил, она вдруг сообразила, как надо ответить:
– Я… прошу меня простить… если я вас побеспокоила, сэр, – дрожащим детским голоском пролепетала она, – но моя собачка… просится погулять, и я… я иду с ней на улицу.
Одно страшное мгновение ей казалось, что француз не поверил. Он сделал еще шаг к ней, но увидел собаку и, наверное, из-за этого остановился. А тут подоспела леди Граттон и сказала из-за его спины.
– Не беспокойтесь. Это всего лишь моя камеристка.
Шенда, словно в жутком сне, сделала маленький реверанс и пошла вниз по лестнице, держась за перила. Но, закрывая за собой дверь, он тихо сказал пофранцузски:
– Il faut la tuer!
Шенда уже схватилась за ручку входной двери, когда до ее сознания дошел смысл этих слов. Словно приговор, написанный у нее перед глазами огненными буквами: «Уничтожить». Ей стало так страшно, что на миг у нее отнялись ноги. Но Руфус уже выскользнул в приоткрытую дверь, и она поневоле вышла вслед за ним.
Лакеи на козлах дожидающийся у крыльца кареты смотрели на Шенду с изумлением. А она, словно направляемая чьей-то властной рукой, сдержала шаги и заставила себя неторопливо и спокойно пройти мимо. Но в душе у нее царил ужас: «Il faut la tuer!»
Этого и следовало ожидать от бонапартовского шпиона, естественно, что он не захочет рисковать.
Шенде показалось, что она целый час шла до угла Беркли-сквер. Но вот наконец и площадь. Кареты со слугами шпиона больше не видно. И тогда Шенда бросилась бежать. Никогда в жизни она не мчалась с такой скоростью. Добежав до графского дома, она увидела, что фонарь у подъезда еще горит. Она перевела дух. Но тут ей пришло в голову, что лакеи в карете могли двинуться следом за нею, и тогда – о ужас! – они будут знать, в какой дом она зашла. Она опасливо оглянулась через плечо: слава Богу, на залитой лунным светом площади – ни души.
Шенда взбежала по ступеням крыльца и осторожно, едва-едва, стукнула дверным молотком, чтобы громкий стук не разнесся по пустынной площади. А то еще услышат лакеи у дверей леди Граттон или даже сам ее гость.
Прошел, кажется, целый век, прежде чем дверь отворилась. Выглянул ночной швейцар, глаза у него были мутные, верно, он спал в мягком кресле, поставленном для него в холле. Шенда присмотрелась и, к своему великому облегчению, узнала слугу из замка, которого знала много лет.
– Его сиятельство… дома… Джеймс? – срывающимся голосом спросила она, и не дожидаясь ответа, протиснулась к нему в приоткрытую дверь. – Неужели это вы, мисс Шенда, – изумился слуга. – Его сиятельство дома, вон там. – Он указал рукой на дверь в дальнем конце холла. – Вот ужо, запру дверь и пойду доложу ему о вас.
Но Шенда не стала ждать, пока он справится со щеколдой, а бросилась через холл и распахнула дверь комнаты, в которой, как ей предстояло узнать впоследствии, находился хозяйский кабинет.
Граф стоял у окна, выходящего на маленький дворик позади дома. На шум он резко обернулся.
Шенда совсем потеряла голову от испуга и, ища у графа защиты, подбежала и прижалась к его груди.
– Я… я узнала… вашего шпиона! – задыхаясь, проговорила она. – И он собрался… меня… убить!
Речь ее звучала невразумительно, но разве это важно? Важно, что он рядом и – он ее защитит? Шенда уткнулась лицом ему в плечо.
Он обнял ее и ощутил, что она вся дрожит.
– Не бойтесь, – проговорил он тихонько. – Он не сможет причинить вам вреда.
– Он… сказал: «Il faut la tuer!», – шепотом, обмирая, повторила Шенда страшные слова. Она хотела, чтобы граф понял, как опасны и беспощадны шпионы Бонапарта.
– Он и вас… тоже может… убить! – прошептала она ему.
И потому, что ей было так жутко и она боялась не только за себя, но и за него, она горько разрыдалась.
Граф прижал ее к груди. Только теперь он понял, что чувства, которые у него вызывала Шенда, он еще не испытывал ни к одной женщине. Ему хотелось оберегать ее, заботиться о ней. И больше всего хотелось оградить ее от таких отвратительных явлений, как продажность Люсиль, как жестокость наполеоновских наймитов, как развратный лондонский высший свет, в котором нет места невинности и чистоте.
И, прижимая к себе заливающуюся слезами Шенду, граф понял, что влюблен, страстно и навсегда.
Люсиль Граттон налила себе еще бокал шампанского. И, поднеся его к губам, увидела, что Жак стоит у закрытой двери гостиной и лицо его мрачно.
– Не хмурьтесь, Жак, – сказала она. – Эту девушку я привезла из деревни, так как она хорошо шьет. Она молода, глупа и совершенно безобидна.
– Но вы говорили, что у вас в доме никто не может нас подслушать! – укоризненно проговорил Жак.
– Откуда же мне было взять, что деревенская дурочка вздумает в эту пору выводить погулять свою собачку?
– Она опасна! – воскликнул Жак. – Завтра утром я пришлю пилюли, и проследите, чтобы они попали ей в пищу или в питье.
– Значит, вы всерьез хотите ее убить?
– Уничтожить – это более верно слово.
– Ах, право, Жак, – попробовала было возразить леди Граттон. – Нельзя же чтобы у меня по всему дому валялись трупы. Стоит только кому-то проведать и пойдут разговоры, разве вы не понимаете? И потом, она же из замка Эрроу,
– Люди из замков тоже смертны, – язвительно произнес Жак. – А у вас появится повод выразить графу соболезнование и наглядно показать ему, как вы огорчены, что он лишился служанки.
– Вот еще! – надула губки леди Граттон. – Как я могу думать о слугах, когда вы со мной?
Она поставила бокал с шампанским и обвила руками его шею.
– Милый Жак, – проговорила она томно. – Больше всего вы нравитесь мне на ложе любви.
Он не сразу поддался соблазну. Но потом все же спросил изменившимся голосом:
– Так вот чего вы хотите?
– Могу ли я не хотеть этого, когда рядом со мной – вы?
Она потянулась к нему губами и, целуя, удостоверилась, что привела его в возбуждение.
– Пойдемте наверх, – шепнула она. – Эта противная девчонка уже, должно быть, закрылась у себя.
Жак задержался, чтобы налить себе еще вина, а леди Граттон пошла к двери. С площадки она увидела, что входная дверь по-прежнему полуоткрыта, и шепотом сказала ему через плечо:
– Она еще не возвращалась. Так даже проще. Идемте наверх, и закройте за собой дверь гостиной.
Он так и сделал. Но на площадке помедлил, глядя вниз на приоткрытую входную дверь.
– Жак! – тихим гортанным голосом позвала Люсиль, и в ее призыве прозвучало столько страсти, что противиться ей долее у него не осталось сил. И хотя на душе у него было неспокойно, он быстро взбежал по лестнице и скрылся в спальне.
Граф подвел Шенду к оттоманке возле камина и принес ей с подноса стакан грога. Она отрицательно затрясла головой но он с мягкой настойчивостью сказал:
– Отпейте немножко. Вам станет легче.
Напиток был сильно разбавлен» но все равно обжег ей горло. Шенду поневоле передернуло. Однако дурноту и ощущение полной безнадежности как рукой сняло. Она тыльной стороной руки принялась утирать слезы, и он дал ей свой платок. Ей вспомнилось, как он в Рыцарском лесу перевязал лапку Руфусу. И тут только, впервые с той минуты, как она бегом через площадь бросилась к Эрроу-Хаусу, она спохватилась: где Руфус? Песик мирно лежал у ее ног.
– Это Руфус… меня… спас! – сказала Шенда графу.
Он обнял ее за плечи.
– А теперь расскажите, как все было, с самого начала.
Шенда, виновато улыбнувшись, стерла последние слезы.
– Простите меня, пожалуйста.
– Вам не за что просить прощения, – ответил ей он. – Вы держались удивительно храбро, но сейчас надо позаботиться о том, что делать дальше. Так что расскажите мне все подробно.
Шенда робко начала рассказ, ни на миг не переставая чувствовать у себя на плечах его руки. Она передала ему все, что видела и слышала в доме леди Граттон. И только дойдя до того, как леди Грат-тон сообщила Жаку то, что узнала про Тайную экспедицию, Шенда замялась. Она в замешательстве смотрела на графа и не могла вымолвить ни слова.
– Что же она ему сказала? – мягко спросил граф.
– Будто вы… рассказывали ей… что Тайная экспедиция… направляется… в Вест-Индию.
Говоря это, она смотрела в сторону.
А затем, подняв на него глаза, горячо заключила:
– Но ведь вы… вы же не могли… их предать?
– А вы что же, поверили, что я их предал?
– Н-нет… но она… это она так сказала… а тогда откуда же она… могла знать?
– Она солгала, – уверенно ответил граф.
– Это… правда?
– Совершенная правда. И могу теперь вам открыть, в Адмиралтействе как раз этого и добивались, чтобы Наполеон Бонапарт так думал.
Шенда облегченно вздохнула.
– Неужели вы могли поверить, – сказал граф, – что я настолько глуп, чтобы, даже получив ваше предостережение, сообщить леди Граттон секретные сведения и подвергнуть опасности наши суда и наших моряков?
Шенда уловила в его голосе укор и, устыдившись, спрятала лицо у него на плече.
– Простите меня… – прошептала она. – Я знала, что… нарочно вы… этого не сделаете, но… думала, может быть, она… как-то вас… заколдовала… или подсыпала снадобья, чтобы… вы говорили во сне.
– Ни того, ни другого, – хмуро ответил граф. – Рассказывайте же дальше.
Обрадованная его объяснением, Шенда быстро и без заминок довела свой рассказ до конца. Только когда дошла до подслушанной у двери французской фразы, которая была ее смертным приговором, голос ее снова задрожал.
– Я… не хочу… умирать, – грустно, прошептала она.
– А этого и не будет, – ответил он. – Во всяком случае, еще много-много лет!
– Вы… вы защитите меня?
– И вы еще можете в этом сомневаться? Когда сами держались так замечательно, с таким совершенным, бесподобным мужеством?
– А вы знаете… кто этот… шпион?
– Да, я знаю, кто он. И умрет – он, а вовсе не вы, моя любимая!
Задавая вопрос, Шенда заглянула ему в лицо, теперь глаза ее расширились, губы дрогнули.
– Что… что вы… сказали? – еле слышно пролепетала она.
– Я назвал вас «моя любимая», – повторил граф, – потому что это давно уже так и есть, хоть я и старался, как м мог, противиться своему чувству. Я люблю вас, Шенда, и хочу знать, какие чувства вы питаете ко мне.
Шенда подняла к нему лицо, и его губы прижались к ее губам. Он поцеловал ее, как тогда в лесу. Но только это был уже совсем другой поцелуй – требовательный, властный, в нем была страсть и в то же время боязнь потерять ту, которую он любит.
А Шенде казалось, что над нею разверзлись небеса и в сердце ей сыплются звезды. Его губы пробудили в ней волнение, как и тогда, в первый раз, но теперь, когда она знала, что любит его, волнение это было стократ сильнее и упоительнее.
Он целовал ее, а она чувствовала, что принадлежит ему не только всем сердцем, но и всем своим существом.
Когда он оторвался от ее губ, она сумела выговорить несвязно, но с таким восторгом, какого графу никогда еще не доводилось слышать в женском голосе:
– Я вас люблю… люблю! Но я не понимаю… как вы… можете… любить меня?
– Чего же тут не понимать? – ответил граф. – И я обещаю вам, мое сокровище, что больше ничего такого, как в эти дни, с вами не случится. Я не допущу, чтобы вас опять коснулась какая-то опасность и угроза.
– Но я… сама хотела… вам помочь.
– Знаю. И вы выказали редкую храбрость. Но теперь вы должны понять, что мне надо действовать безотлагательно, иначе этот пособник Наполеона улизнет.
Шенда, сидевшая в блаженной задумчивости, заставила себя отвлечься от его поцелуев и подумать о недавних событиях.
– Я… когда ушла… не закрыла за собой входную дверь… они поймут, что… я не вернулась, – вспомнила она.
Граф, словно ограждая от опасности, еще крепче прижал ее к груди. А затем поднялся и Шенда увидела по его лицу, что теперь он вступает в бой.
– Я отведу вас наверх, – сказал он, – и вы ляжете спать. Здесь вы в безопасности, я скажу моему слуге, который был со мной в море, чтобы он охранял вас.
– Вы меня покидаете? – тихо проговорила Шенда.
– Я еду к лорду Барэму, чтобы сообщить ему, что вы разрешили его загадку. Дальнейшее он возьмет на себя, и тогда… – Он вдруг замолчал. – А тем временем, – закончил он фразу, как бы про себя, – этот негодяй успеет скрыться.
Он сказал это таким тоном, что Шенде стало страшно.
– Что же вы… намерены делать? – робко спросила она.
Но граф не ответил. Он уже решительными шагами выходил из комнаты. Внизу он приказал слуге, вскочившему из мягкого кресла навстречу хозяину:
– Разбудите всех мужчин в доме. Пусть немедленно оденутся. Поспешите, нельзя терять ни мгновения!
То был приказ человека, привыкшего повелевать.
Джеймс бросился со всех ног по коридору, который вел в кладовую и дальше в комнаты, где спали слуги-мужчины.
Тем временем из гостиной спустилась Шенда и стала рядом с графом. Он взял ее за руку и повел наверх в комнату, которая, как догадалась Шенда, служила в доме графской спальней, – просторную и богато обставленную, но все-таки ей было далеко до графской спальни в замке. Здесь их встретил худощавый крепкий человек небольшого роста, в котором с первого, взгляда можно было угадать моряка. Он сразу вытянулся перед графом.
– Хокинс, – сказал граф. – Мисс Шенде грозит опасность. Пока я не вернусь, пусть она спит в моей постели. Возьми пистолет и стреляй во всякого, кто вздумает войти сюда и ее потревожить. Ты меня понял?
– Да, милорд, – ответил Хокинс. Граф обратился к Шенде.
– Здесь вы будете в безопасности, я ручаюсь.
– Но и вы… тоже… поберегите себя!
Шенде вдруг стало смертельно страшно за него. Но он улыбнулся, и не успела она больше ничего сказать, как его уже не было в комнате, только быстрые шаги раздались по коридору и вниз, по лестнице.
По движению в доме можно было понять, что все мужчины уже собрались в холле и ждут появления графа?
Шенде мучительно захотелось побежать вслед за ним, она вдруг почувствовала себя одинокой и брошенной и, не зная, что делать, смиренно стояла посреди графской спальни. Перед ней возвышалась огромная кровать под балдахином с тяжелыми занавесями и с гербом графов Эрроу над изголовьем.
– Полезайте-ка в постель, мисс, вот что, – сказал ей крепыш Хокинс. – Его сиятельство себя в обиду не даст, не из таковских, он и нас, сколько я состою при нем, никогда в обиду не давал, за своих горой.
– А вдруг… вдруг француз… в него выстрелит? – обмирая от страха, прошептала Шенда.
– Мы с тобой недолго здесь пробудем, вот увидишь. Я же знаю, что тебе хочется обратно в замок. И мне… тоже.
Она задумалась, припоминая, как красив был граф, когда стоял перед греческим храмом и ждал ее. Он сам походил на греческого бога, например на Апполона, приносящего свет всем, кто поклоняется ему. Потом Шенда вспомнила их поцелуй в лесу. Увы, больше это никогда не повторится. Как только она перестанет быть ему полезной, этот поцелуй останется ее единственным воспоминанием.
«Если рассуждать здраво, – сказала себе Шенда, – то надо бы мне покинуть замок и уехать куда-нибудь далеко-далеко». Но она знала, что, кроме как к дяде, ей уехать некуда. И остается, пока возможно, держаться за место швеи в замке.
Шенда помогла леди Граттон переодеться на ночь и думала, что та теперь ляжет в постель. Но ее милость, облачившись в одну из своих прозрачных ночных сорочек, к удивлению Шенды, сказала:
– Подай-ка мне теплый пеньюар, он висит в шкафу, синий, атласный, с кружевной оторочкой.
Когда леди Граттон закуталась в принесенный пеньюар, Шенда увидела, какой он нарядный и богатый, и подивилась, зачем он понадобился ее милости, когда не перед кем покрасоваться?
И в это время леди Граттон сказала ей:
– Теперь можешь идти спать, ты мне больше не понадобишься. Разбудишь меня, как всегда, в десять, но сама, я надеюсь, подымешься пораньше и займешься платьями, которые я для тебя отобрала. После завтрака можно будет устроить примерку.
– Слушаю, миледи, – ответила Шенда.
Она еще раз оглядела спальню, убедилась, что все в порядке, и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
В комнате напротив ее ждал Руфус. Он радостно запрыгал при ее появлении. Шенда посадила его на кровать и переоделась в хорошенькую ночную рубашку, которую когда-то ей сшила мама. Поверх рубашки она надела халатик из тонкой шерстяной ткани, совсем простой, украшенный только рядом перламутровых пуговок и узкой полоской кружева вокруг воротничка. Этот халатик служил ей уже не один год, он был совсем девчоночий, но зато теплый и уютный, а она собиралась еще почитать перед сном.
Шенда уселась на кровать и только успела придвинуть свечку, как вдруг послышался звук открываемой напротив двери. По-видимому, леди Граттон надумала зайти к ней и о чем-то еще распорядиться. Если она увидит Руфуса на кровати, то, конечно, будет недовольна. Шенда схватила Руфуса на руки и собралась опустить его на пол, но услышала, что ее милость прошла мимо ее двери и спускается по лестнице.
«Что ей могло понадобиться?» – изумилась Шенда. И как странно, что она, пальцем не желавшая пошевелить, не зовет ее, а идет за чем-то сама. Шенда порадовалась, что на какое-то время ограждена от окликов и повелений и не должна ежесекундно повиноваться той, кого презирает и ненавидит. Она знала, что ее родители были бы оба возмущены ее близостью к такому подлому созданию. И вообще тем, что она играет роль служанки. И что очутилась в Лондоне.
Впрочем, батюшка бы, конечно, понял ее желание помочь победе над Наполеоном, у которого сейчас под пятой вся Европа. Разве не жутко представить себе, что этого тирана, чья жестокость навела ужас на всю Англию, отделяют от окончательного торжества лишь корабли Британского флота?
– Дай нам, Господи… одержать победу! – прошептала Шенда.
В эту минуту она услышала, что к дому подъехала карета. Удивившись – ведь было уже очень поздно – Шенда встала с кровати и подбежав к окну, слегка отодвинула занавеску. Внизу стояла карета, с кучером на облучке и с ливрейным лакеем, который соскочил с запяток и как раз открывал дверцу. На глазах у Шенды из кареты вылез мужчина, она сначала подумала, что это сэр Генри Граттон неожиданно приехал домой. Недаром же леди Граттон спустилась ему навстречу в ночном неглиже. Значит, она его ждала.
Опустив край занавески, Шенда задула свечку и сунув ноги в бархатные, в тон халата, ночные туфельки, осторожно, медленно повернула ручку двери. От страха у нее громко колотилось сердце. Она выглянула: дверь напротив по-прежнему стояла приоткрытая, значит хозяйка в свою комнату не возвращалась. Шенда, неслышно ступая, вышла на площадку и, став так, чтобы ее не было видно снизу, прислушалась.
Раздался дробный стук в парадную дверь, слабый, чтобы не потревожить спавших в полуподвале домашних слуг. Вот шаги – это леди Граттон спускается по ступенькам из гостиной в холл. Проскрежетал ключ в замке, в отворившуюся дверь с улицы упал сноп света. Снова шаги. Дверь осторожно закрыли. И голос леди Граттон тихо произнес:
– Я уж думала, вы меня забыли!
– Вы должны меня извинить, mа cherie, – ответил мужской голос. – В Адмиралтействе была запарка, и я никак не мог уйти раньше.
– Неважно, вы здесь, а остальное не имеет значения, – отозвалась леди Граттон. – Поднимемся в гостиную.
Стало слышно, как они прошли по лестнице и закрыли за собой дверь гостиной. Шенде было ясно, что необходимо узнать, о чем у них пойдет разговор. Гость безупречно говорил по-английски, но от ее внимания не ускользнуло французское обращение, и она поняла, что это именно тот человек, которого разыскивает граф.
Медленно и бесшумно ступая по мягкой ковровой дорожке, Шенда спустилась по лестнице с верхнего этажа и застыла, прижавшись к стене, у двери в гостиную. К счастью, двери в этом доме были тонкие, не то что массивные цельные плиты из красного дерева в замке Эрроу. Шенда услышала, как леди Граттон со смехом говорит своему гостю, по-видимому, в ответ на его вопрос:
– О да, я превосходно провела там время, и граф, как я вам и обещала, влюбился в меня по уши.
– Превосходно, поддерживайте его в этом состоянии, – густым басом отозвался мужчина.
– Выпейте бокал шампанского, – предложила леди Граттон. – И после этого мы поговорим о делах.
– Но сначала я должен вам сказать, что у вас чревычайно соблазнительный, очаровательный вид. Я от вас без ума. И страшно соскучился, ma petite!
На мгновение стало тихо, Шенда поняла, что гость обнял леди Граттон и они целуются. Потом он опять заговорил, еще более низким голосом, чем раньше:
– Скорее, бокал вина! Mon Dieu! Говорят, французы склонны к красноречию. Но адмиралам и политикам тоже свойственна эта слабость, разговорятся, так их не остановишь.
Раздался серебристый смех леди Граттон. Шенда услышала, как мужчина прошел в другой конец комнаты к столику, на котором стояли вина. Звякнул хрусталь. И снова шаги – гость опять подошел к леди Граттон и подал ей наполненный бокал.
– Выпьем, mа cherie, за ваши прекрасные глаза и очаровательный рот, и за ваше соблазнительное, великолепное тело!
Снова послышался смех леди Граттон.
– Вы, Жак, как всегда, выражаетесь очень поэтично.
– Можно ли говорить иначе, когда находишься подле вас? – ответил он.
Теперь, как могла понять Шенда, они пили вино. Потом Жак, как назвала своего гостя леди Граттон, нетерпеливо осведомился:
– Ну, так какие у вас для меня новости? Только говорите, пожалуйста, по-французски, так надежнее. Но леди Граттон ответила со смехом:
– Здесь вы можете ничего не опасаться! И к тому же, вы ведь всегда дразните меня за плохой выговор.
– На самом деле я просто обожаю ваш ломаный французский язык, как обожаю в вас все! – заверил ее Жак. – Так, какие же у вас для меня известия?
Леди Граттон, видно, собралась с мыслями не сразу и ответила на весьма плохом французском, с сильным английским акцентом:
– Граф сам не вполне уверен, но я так поняла из его слов, что, по его данным, Тайная экспедиция направляется в Вест-Индию.
Жак довольно крякнул.
– Точно так же полагает и Бонапарт. Он будет в восторге, оттого что его предположение, как всегда, оправдалось. – Он громко, всей грудью вдохнул и продолжал: – Я слышал на днях от знакомых, что император намерен нагнать страху на Даунинг-стрит, чтобы здесь с испугу рассредоточили свои скромные боевые силы. Теперь он сможет убедиться, что этот замысел ему удался!
Шенде показалось, что он говорит не с находящейся рядом женщиной, а скорее с самим собой. Леди Граттон вкрадчиво произнесла:
– Я рада, что вы довольны, Жак.
– Я в восторге, – отозвался он.
– И я… получу… обещанную награду? В ее взволнованном голосе прозвучала неприкрытая алчность.
– Ну, разумеется, – ответил Жак. – Зная, что вы никогда меня не подводили, я даже захватил с собой обещанное.
– Пятьсот фунтов? – с придыханием переспросила леди Граттон.
– Они самые.
Стало тихо, потом послышалось шуршание. Жак вынул что-то из кармана.
– Ах, Жак, это чудесно! – воскликнула леди Граттон. – Мне как раз требовалась такая сумма, чтобы купить себе одну очень-очень нужную вещь. Благодарю вас! Вы добрый, настоящий друг.
Она говорила по-английски, но вопрос, который задал ей собеседник, был произнесен по-французски:
– А что насчет Нельсона? Снова стало тихо, а потом леди Граттон ответила:
– Увы, тут я не смогла добиться толку от его сиятельства. Честно сказать, я подозреваю, что местонахождение адмирала ему и самому неизвестно.
– Вы не допускаете, что ваши расспросы могли возбудить у него подозрения? – в голосе француза вдруг прозвучали жесткие угрожающие ноты.
– Нет, нет! Разумеется, нет! – поспешила с ответом леди Граттон. – Что же подозрительного может быть в том, что женщина интересуется нашим самым прославленным флотоводцем.
– Да, о нем, должно быть, все говорят? – сказал Жак.
– Ну конечно! Хотя на мой вкус, во всех этих героях нет ничего интересного, тем более если они так много времени проводят в плавании, что я уж и не помню, как они выглядят.
Раздался смех Жака.
– Но все-таки продолжайте свои попытки, – отсмеявшись, распорядился он. – Французам очень важно узнать, где находится этот человек. Он уже достаточно неприятностей причинил нам, вдруг появляясь в тех местах, где его меньше всего ожидали.
– Я постараюсь, – пообещала леди Граттон. – Я ведь всегда стараюсь выполнить то, о чем вы просите.
– В конце недели у меня будут еще вопросы, – сказал ей Жак. – И любые полезные сведения, какие вам удастся раздобыть, будут щедро оплачены.
– Ах, вы так любезны! – восторженно отозвалась леди Граттон.
Притаившаяся за дверью Шенда вдруг услышала подле себя сопение – это Руфус вышел из комнаты вслед за нею и легонько фыркнул, словно чихнул, видно пыль попала ему в нос. Не успела Шенда опомниться и схватить его на руки, как дверь в гостиную с силой распахнулась, и она оказалась лицом к лицу с незнакомым мужчиной.
– Кто вы такая? Что вы здесь делаете? – резко спросил он, и голос его в темноте прозвучал громко и грозно
В первую секунду Шенда ничего не соображала кроме того, что от этого человека исходит опасность. Если он решит, что она следила за ним, он может напасть на нее. Сердце у нее замерло, перехватило дыхание.
Но тут она спохватилась, что если он разоблачит ее, подозрение его падет на графа. И тут, словно покойный батюшка ее надоумил, она вдруг сообразила, как надо ответить:
– Я… прошу меня простить… если я вас побеспокоила, сэр, – дрожащим детским голоском пролепетала она, – но моя собачка… просится погулять, и я… я иду с ней на улицу.
Одно страшное мгновение ей казалось, что француз не поверил. Он сделал еще шаг к ней, но увидел собаку и, наверное, из-за этого остановился. А тут подоспела леди Граттон и сказала из-за его спины.
– Не беспокойтесь. Это всего лишь моя камеристка.
Шенда, словно в жутком сне, сделала маленький реверанс и пошла вниз по лестнице, держась за перила. Но, закрывая за собой дверь, он тихо сказал пофранцузски:
– Il faut la tuer!
Шенда уже схватилась за ручку входной двери, когда до ее сознания дошел смысл этих слов. Словно приговор, написанный у нее перед глазами огненными буквами: «Уничтожить». Ей стало так страшно, что на миг у нее отнялись ноги. Но Руфус уже выскользнул в приоткрытую дверь, и она поневоле вышла вслед за ним.
Лакеи на козлах дожидающийся у крыльца кареты смотрели на Шенду с изумлением. А она, словно направляемая чьей-то властной рукой, сдержала шаги и заставила себя неторопливо и спокойно пройти мимо. Но в душе у нее царил ужас: «Il faut la tuer!»
Этого и следовало ожидать от бонапартовского шпиона, естественно, что он не захочет рисковать.
Шенде показалось, что она целый час шла до угла Беркли-сквер. Но вот наконец и площадь. Кареты со слугами шпиона больше не видно. И тогда Шенда бросилась бежать. Никогда в жизни она не мчалась с такой скоростью. Добежав до графского дома, она увидела, что фонарь у подъезда еще горит. Она перевела дух. Но тут ей пришло в голову, что лакеи в карете могли двинуться следом за нею, и тогда – о ужас! – они будут знать, в какой дом она зашла. Она опасливо оглянулась через плечо: слава Богу, на залитой лунным светом площади – ни души.
Шенда взбежала по ступеням крыльца и осторожно, едва-едва, стукнула дверным молотком, чтобы громкий стук не разнесся по пустынной площади. А то еще услышат лакеи у дверей леди Граттон или даже сам ее гость.
Прошел, кажется, целый век, прежде чем дверь отворилась. Выглянул ночной швейцар, глаза у него были мутные, верно, он спал в мягком кресле, поставленном для него в холле. Шенда присмотрелась и, к своему великому облегчению, узнала слугу из замка, которого знала много лет.
– Его сиятельство… дома… Джеймс? – срывающимся голосом спросила она, и не дожидаясь ответа, протиснулась к нему в приоткрытую дверь. – Неужели это вы, мисс Шенда, – изумился слуга. – Его сиятельство дома, вон там. – Он указал рукой на дверь в дальнем конце холла. – Вот ужо, запру дверь и пойду доложу ему о вас.
Но Шенда не стала ждать, пока он справится со щеколдой, а бросилась через холл и распахнула дверь комнаты, в которой, как ей предстояло узнать впоследствии, находился хозяйский кабинет.
Граф стоял у окна, выходящего на маленький дворик позади дома. На шум он резко обернулся.
Шенда совсем потеряла голову от испуга и, ища у графа защиты, подбежала и прижалась к его груди.
– Я… я узнала… вашего шпиона! – задыхаясь, проговорила она. – И он собрался… меня… убить!
Речь ее звучала невразумительно, но разве это важно? Важно, что он рядом и – он ее защитит? Шенда уткнулась лицом ему в плечо.
Он обнял ее и ощутил, что она вся дрожит.
– Не бойтесь, – проговорил он тихонько. – Он не сможет причинить вам вреда.
– Он… сказал: «Il faut la tuer!», – шепотом, обмирая, повторила Шенда страшные слова. Она хотела, чтобы граф понял, как опасны и беспощадны шпионы Бонапарта.
– Он и вас… тоже может… убить! – прошептала она ему.
И потому, что ей было так жутко и она боялась не только за себя, но и за него, она горько разрыдалась.
Граф прижал ее к груди. Только теперь он понял, что чувства, которые у него вызывала Шенда, он еще не испытывал ни к одной женщине. Ему хотелось оберегать ее, заботиться о ней. И больше всего хотелось оградить ее от таких отвратительных явлений, как продажность Люсиль, как жестокость наполеоновских наймитов, как развратный лондонский высший свет, в котором нет места невинности и чистоте.
И, прижимая к себе заливающуюся слезами Шенду, граф понял, что влюблен, страстно и навсегда.
Люсиль Граттон налила себе еще бокал шампанского. И, поднеся его к губам, увидела, что Жак стоит у закрытой двери гостиной и лицо его мрачно.
– Не хмурьтесь, Жак, – сказала она. – Эту девушку я привезла из деревни, так как она хорошо шьет. Она молода, глупа и совершенно безобидна.
– Но вы говорили, что у вас в доме никто не может нас подслушать! – укоризненно проговорил Жак.
– Откуда же мне было взять, что деревенская дурочка вздумает в эту пору выводить погулять свою собачку?
– Она опасна! – воскликнул Жак. – Завтра утром я пришлю пилюли, и проследите, чтобы они попали ей в пищу или в питье.
– Значит, вы всерьез хотите ее убить?
– Уничтожить – это более верно слово.
– Ах, право, Жак, – попробовала было возразить леди Граттон. – Нельзя же чтобы у меня по всему дому валялись трупы. Стоит только кому-то проведать и пойдут разговоры, разве вы не понимаете? И потом, она же из замка Эрроу,
– Люди из замков тоже смертны, – язвительно произнес Жак. – А у вас появится повод выразить графу соболезнование и наглядно показать ему, как вы огорчены, что он лишился служанки.
– Вот еще! – надула губки леди Граттон. – Как я могу думать о слугах, когда вы со мной?
Она поставила бокал с шампанским и обвила руками его шею.
– Милый Жак, – проговорила она томно. – Больше всего вы нравитесь мне на ложе любви.
Он не сразу поддался соблазну. Но потом все же спросил изменившимся голосом:
– Так вот чего вы хотите?
– Могу ли я не хотеть этого, когда рядом со мной – вы?
Она потянулась к нему губами и, целуя, удостоверилась, что привела его в возбуждение.
– Пойдемте наверх, – шепнула она. – Эта противная девчонка уже, должно быть, закрылась у себя.
Жак задержался, чтобы налить себе еще вина, а леди Граттон пошла к двери. С площадки она увидела, что входная дверь по-прежнему полуоткрыта, и шепотом сказала ему через плечо:
– Она еще не возвращалась. Так даже проще. Идемте наверх, и закройте за собой дверь гостиной.
Он так и сделал. Но на площадке помедлил, глядя вниз на приоткрытую входную дверь.
– Жак! – тихим гортанным голосом позвала Люсиль, и в ее призыве прозвучало столько страсти, что противиться ей долее у него не осталось сил. И хотя на душе у него было неспокойно, он быстро взбежал по лестнице и скрылся в спальне.
Граф подвел Шенду к оттоманке возле камина и принес ей с подноса стакан грога. Она отрицательно затрясла головой но он с мягкой настойчивостью сказал:
– Отпейте немножко. Вам станет легче.
Напиток был сильно разбавлен» но все равно обжег ей горло. Шенду поневоле передернуло. Однако дурноту и ощущение полной безнадежности как рукой сняло. Она тыльной стороной руки принялась утирать слезы, и он дал ей свой платок. Ей вспомнилось, как он в Рыцарском лесу перевязал лапку Руфусу. И тут только, впервые с той минуты, как она бегом через площадь бросилась к Эрроу-Хаусу, она спохватилась: где Руфус? Песик мирно лежал у ее ног.
– Это Руфус… меня… спас! – сказала Шенда графу.
Он обнял ее за плечи.
– А теперь расскажите, как все было, с самого начала.
Шенда, виновато улыбнувшись, стерла последние слезы.
– Простите меня, пожалуйста.
– Вам не за что просить прощения, – ответил ей он. – Вы держались удивительно храбро, но сейчас надо позаботиться о том, что делать дальше. Так что расскажите мне все подробно.
Шенда робко начала рассказ, ни на миг не переставая чувствовать у себя на плечах его руки. Она передала ему все, что видела и слышала в доме леди Граттон. И только дойдя до того, как леди Грат-тон сообщила Жаку то, что узнала про Тайную экспедицию, Шенда замялась. Она в замешательстве смотрела на графа и не могла вымолвить ни слова.
– Что же она ему сказала? – мягко спросил граф.
– Будто вы… рассказывали ей… что Тайная экспедиция… направляется… в Вест-Индию.
Говоря это, она смотрела в сторону.
А затем, подняв на него глаза, горячо заключила:
– Но ведь вы… вы же не могли… их предать?
– А вы что же, поверили, что я их предал?
– Н-нет… но она… это она так сказала… а тогда откуда же она… могла знать?
– Она солгала, – уверенно ответил граф.
– Это… правда?
– Совершенная правда. И могу теперь вам открыть, в Адмиралтействе как раз этого и добивались, чтобы Наполеон Бонапарт так думал.
Шенда облегченно вздохнула.
– Неужели вы могли поверить, – сказал граф, – что я настолько глуп, чтобы, даже получив ваше предостережение, сообщить леди Граттон секретные сведения и подвергнуть опасности наши суда и наших моряков?
Шенда уловила в его голосе укор и, устыдившись, спрятала лицо у него на плече.
– Простите меня… – прошептала она. – Я знала, что… нарочно вы… этого не сделаете, но… думала, может быть, она… как-то вас… заколдовала… или подсыпала снадобья, чтобы… вы говорили во сне.
– Ни того, ни другого, – хмуро ответил граф. – Рассказывайте же дальше.
Обрадованная его объяснением, Шенда быстро и без заминок довела свой рассказ до конца. Только когда дошла до подслушанной у двери французской фразы, которая была ее смертным приговором, голос ее снова задрожал.
– Я… не хочу… умирать, – грустно, прошептала она.
– А этого и не будет, – ответил он. – Во всяком случае, еще много-много лет!
– Вы… вы защитите меня?
– И вы еще можете в этом сомневаться? Когда сами держались так замечательно, с таким совершенным, бесподобным мужеством?
– А вы знаете… кто этот… шпион?
– Да, я знаю, кто он. И умрет – он, а вовсе не вы, моя любимая!
Задавая вопрос, Шенда заглянула ему в лицо, теперь глаза ее расширились, губы дрогнули.
– Что… что вы… сказали? – еле слышно пролепетала она.
– Я назвал вас «моя любимая», – повторил граф, – потому что это давно уже так и есть, хоть я и старался, как м мог, противиться своему чувству. Я люблю вас, Шенда, и хочу знать, какие чувства вы питаете ко мне.
Шенда подняла к нему лицо, и его губы прижались к ее губам. Он поцеловал ее, как тогда в лесу. Но только это был уже совсем другой поцелуй – требовательный, властный, в нем была страсть и в то же время боязнь потерять ту, которую он любит.
А Шенде казалось, что над нею разверзлись небеса и в сердце ей сыплются звезды. Его губы пробудили в ней волнение, как и тогда, в первый раз, но теперь, когда она знала, что любит его, волнение это было стократ сильнее и упоительнее.
Он целовал ее, а она чувствовала, что принадлежит ему не только всем сердцем, но и всем своим существом.
Когда он оторвался от ее губ, она сумела выговорить несвязно, но с таким восторгом, какого графу никогда еще не доводилось слышать в женском голосе:
– Я вас люблю… люблю! Но я не понимаю… как вы… можете… любить меня?
– Чего же тут не понимать? – ответил граф. – И я обещаю вам, мое сокровище, что больше ничего такого, как в эти дни, с вами не случится. Я не допущу, чтобы вас опять коснулась какая-то опасность и угроза.
– Но я… сама хотела… вам помочь.
– Знаю. И вы выказали редкую храбрость. Но теперь вы должны понять, что мне надо действовать безотлагательно, иначе этот пособник Наполеона улизнет.
Шенда, сидевшая в блаженной задумчивости, заставила себя отвлечься от его поцелуев и подумать о недавних событиях.
– Я… когда ушла… не закрыла за собой входную дверь… они поймут, что… я не вернулась, – вспомнила она.
Граф, словно ограждая от опасности, еще крепче прижал ее к груди. А затем поднялся и Шенда увидела по его лицу, что теперь он вступает в бой.
– Я отведу вас наверх, – сказал он, – и вы ляжете спать. Здесь вы в безопасности, я скажу моему слуге, который был со мной в море, чтобы он охранял вас.
– Вы меня покидаете? – тихо проговорила Шенда.
– Я еду к лорду Барэму, чтобы сообщить ему, что вы разрешили его загадку. Дальнейшее он возьмет на себя, и тогда… – Он вдруг замолчал. – А тем временем, – закончил он фразу, как бы про себя, – этот негодяй успеет скрыться.
Он сказал это таким тоном, что Шенде стало страшно.
– Что же вы… намерены делать? – робко спросила она.
Но граф не ответил. Он уже решительными шагами выходил из комнаты. Внизу он приказал слуге, вскочившему из мягкого кресла навстречу хозяину:
– Разбудите всех мужчин в доме. Пусть немедленно оденутся. Поспешите, нельзя терять ни мгновения!
То был приказ человека, привыкшего повелевать.
Джеймс бросился со всех ног по коридору, который вел в кладовую и дальше в комнаты, где спали слуги-мужчины.
Тем временем из гостиной спустилась Шенда и стала рядом с графом. Он взял ее за руку и повел наверх в комнату, которая, как догадалась Шенда, служила в доме графской спальней, – просторную и богато обставленную, но все-таки ей было далеко до графской спальни в замке. Здесь их встретил худощавый крепкий человек небольшого роста, в котором с первого, взгляда можно было угадать моряка. Он сразу вытянулся перед графом.
– Хокинс, – сказал граф. – Мисс Шенде грозит опасность. Пока я не вернусь, пусть она спит в моей постели. Возьми пистолет и стреляй во всякого, кто вздумает войти сюда и ее потревожить. Ты меня понял?
– Да, милорд, – ответил Хокинс. Граф обратился к Шенде.
– Здесь вы будете в безопасности, я ручаюсь.
– Но и вы… тоже… поберегите себя!
Шенде вдруг стало смертельно страшно за него. Но он улыбнулся, и не успела она больше ничего сказать, как его уже не было в комнате, только быстрые шаги раздались по коридору и вниз, по лестнице.
По движению в доме можно было понять, что все мужчины уже собрались в холле и ждут появления графа?
Шенде мучительно захотелось побежать вслед за ним, она вдруг почувствовала себя одинокой и брошенной и, не зная, что делать, смиренно стояла посреди графской спальни. Перед ней возвышалась огромная кровать под балдахином с тяжелыми занавесями и с гербом графов Эрроу над изголовьем.
– Полезайте-ка в постель, мисс, вот что, – сказал ей крепыш Хокинс. – Его сиятельство себя в обиду не даст, не из таковских, он и нас, сколько я состою при нем, никогда в обиду не давал, за своих горой.
– А вдруг… вдруг француз… в него выстрелит? – обмирая от страха, прошептала Шенда.