— Существует много способов умереть, — продолжила Мария Стюарт, — и Шина пережила один из них. Она должна рассказать нам, каково это. Должна!
— Не сейчас, — быстро ответила Шина, зная, как настойчива может быть временами молодая королева, когда чего-то хочет. — Мне нужно время, чтобы собрать воедино все мысли и подобрать нужные слова.
— Тогда расскажу я, чтобы вы все стали панически бояться темноты. Возможно, именно так я и умру, — начала Мария Стюарт, вновь переводя внимание на себя. — Я почувствую, как пламя поднимается ко мне, услышу треск горящих веток и представлю себе, что через несколько секунд моя белая плоть обуглится и станет черной.
Одна из спутниц королевы, молодая француженка, вскрикнула:
— Пощадите нас, Ваше Величество! Выбросьте навсегда из головы такие мысли! Мы пришли сюда, чтобы выразить наше искреннее сочувствие мадемуазель Шине Маккрэгган, а не заставлять ее переживать этот кошмар снова и снова!
— Прошу прощения, если я вела себя бестактно, — извинилась Мария Стюарт, обаятельно улыбнувшись. — Чтобы немного взбодрить вас, Шина, мы приготовили лекарство.
— Какое же. Ваше Величество? — спросила Шина.
— Мы договорились встретиться здесь со знаменитым предсказателем Ее Величества королевы Екатерины. Сам Нострадамус обещал прийти. Что вы об этом думаете?
— Думаю, что хороший вечер пройдет впустую, ведь можно было бы заняться чем-то более интересным, — ответила Шина.
Мария Стюарт от души рассмеялась.
— Разве это не похоже на нашу дорогую Шину? — сказала она. — Вы всегда такая здравомыслящая и практичная и, наверное, думаете, что у нас куриные мозги. Но сегодня быть по-моему! Я просто мечтаю услышать предсказания великого Нострадамуса!
— И мы тоже! — раздался восторженный хор голосов.
В дверь негромко постучали.
— Вот и он! — воскликнула Мария Стюарт. — Быстрее впустите его!
Кто-то бросился выполнять ее приказание, и скоро в дверях показался низкий худой мужчина средних лет, с глубоко посаженными глазами, высокими скулами и длинными пальцами с большими костяшками. Под мышкой он нес несколько свертков бумаги, и Шина заметила, что его камзол был потертым, а штаны не раз подвергались штопке.
Нострадамус низко поклонился. Мария Стюарт протянула ему руку для поцелуя.
— Мы много наслышаны о вас, сударь, — начала она. — Мы слышали, что ваши предсказания неизменно сбываются и что вы видите будущее точно, как никто другой в целом мире.
— Ваше Величество льстит мне, — ответил Нострадамус негромким глуховатым голосом, который, казалось, доносился из самой глубины его тела.
— Откройте нам наши судьбы, сударь! — попросила Мария Стюарт. — Расскажите, что вы видите в будущем.
Нострадамус вежливо улыбнулся.
— Вы молоды, Ваше Величество, — произнес он, — и будущее так далеко, что вы совершенно не страшитесь его.
Но очень скоро будущее станет настоящим, а потом и прошлым.
— Расскажите, какой вы видите в будущем меня, — настаивала Мария Стюарт. — Суждено ли мне надеть три короны? Стану ли я когда-нибудь королевой Франции, Шотландии и Англии?
Нострадамус изучающе взглянул на юную королеву, затем прошел по комнате и положил свои свертки на маленький секретер, стоявший возле окна.
— С разрешения Вашего Величества, — сказал он, показывая на стул.
— Разумеется, разумеется, — нетерпеливо согласилась Мария Стюарт.
Предсказатель неторопливо развернул свои записи.
— Когда вы родились, Ваше Величество? — спросил он.
Это оказался лишь первый вопрос из длинного списка.
Нострадамус очень медленно записывал все ответы длинным гусиным пером, которое неприятно поскрипывало при соприкосновении с бумагой.
Наконец он сказал:
— Вы прекрасны, Ваше Величество, и мужчины всегда будут любить вас, но ваша красота, к сожалению, не принесет вам счастья. Ревность всегда останется вашим грозным врагом, особенно когда она будет исходить от одной женщины, которая носит корону. Вижу в будущем ваше замужество; вы станете вдовой и супругой недостойного вас мужчины.
На мгновение предсказатель замолчал. В комнате воцарилась тишина. Все очень внимательно его слушали. Нострадамус снова заглянул в свои записи и продолжил:
— Вас неизменно окружают сердца и клинки, насилие и слезы. Вы скоро наденете корону. Вы будете страстно любить и будете так же страстно любимы. Но давайте на этом закончим, Ваше Величество.
— Нет, нет. Рассказывайте! Продолжайте! Рассказывайте все, что видите! — приказала Мария Стюарт.
Нострадамус закрыл записи.
— Это все, — тихо сказал он.
В выражении его лица было нечто такое, что заставило Шину осознать его нежелание рассказать больше, чем он мог бы сообщить.
— Это все, — повторил Нострадамус.
— По крайней мере моя жизнь будет интересной, — воскликнула Мария Стюарт, сверкнув глазами. — По крайней мере я не буду скучать. Любовь! Это то, от чего женщине никогда не бывает скучно. Разве не так, сударь?
— Любовь приходит к разным людям по-разному, — ответил предсказатель, — особенно к королевам.
— Королевы тоже женщины, — сказала Мария Стюарт.
Нострадамус принялся сворачивать свои бумаги.
— Подождите! — воскликнула юная королева. — Вы не предсказали будущее моим друзьям. А как же мой жених, дофин?
— Сожалею, Ваше Величество, но я не предсказываю будущее сразу нескольким людям, — ответил он, — Возможно, я сделаю это в другой раз.
— Да, да, разумеется, — ответила Мария Стюарт. — Мы придем к вам завтра.
Было очевидно, что, узнав свою судьбу, она уже не слишком интересовалась судьбами других.
Нострадамус взял свои бумаги под мышку и повернулся. к двери. И тогда, словно впервые заметив лежавшую в постели Шину и как будто повинуясь непонятному зову, знаменитый предсказатель подошел к ней.
— Это с вами, сударыня, произошел этот неприятный случай сегодня утром? — спросил он.
Шина утвердительно кивнула.
— Во дворце только о вас и говорят, — продолжил Нострадамус. — Позвольте выразить сочувствие по поводу того, 'что вам пришлось пережить.
— Благодарю вас, сударь, — тихо поблагодарила Шина.
Предсказатель внимательно посмотрел на нее и низко поклонился.
— Иногда такое печальное испытание для тела может обернуться великой радостью для сердца, — сказал он.
Шина удивленно посмотрела на него, но, прежде чем успела задать ему вопрос или даже понять сказанное, Нострадамус поклонился и вышел.
Мария Стюарт по-прежнему оживленно щебетала о своем будущем.
— Любовь и опасность! Всегда ли они вместе? — спросила она и задорно рассмеялась на остроумную реплику одного из молодых придворных.
Болтая и смеясь, веселая компания удалилась из комнаты Шины в поисках нового развлечения.
После их ухода в комнате установилась странная тишина; теперь Шина наконец могла сосредоточиться и вспомнить, что с ней недавно случилось. Она снова почувствовала унижение, которое испытала, когда фанатики-реформаты сорвали с нее одежду, и ужас при воспоминании о том, как кузнец нес ее к месту предстоящей казни.
Она погрузилась в воспоминания и не слышала, как открылась дверь. Девушка вздрогнула от испуга, когда подняла глаза и увидела герцога де Сальвуара, стоявшего рядом с ней.
На какое-то мгновение ею овладел гнев из-за того, что он вошел так тихо, а она не слышала этого и не имела возможности позволить ему войти.
Шина неожиданно вспомнила, что герцог видел се обнаженной и укутал в свою накидку. Ее бледное лицо тут же покраснело.
— Вам лучше? — спросил он.
— Д-да, благодарю вас, Ваша светлость, — не поднимая глаз на герцога, ответила Шина.
Ей было трудно говорить, и она молилась, чтобы он скорее ушел, потому что у нее в горле застрял ком. Однако герцог не желал уходить. Он взял стул, поставил его рядом с кроватью и сел.
— Лекарь, осматривавший вас, сказал мне, что ваши ноги не так сильно обгорели, как он и предполагал.
— Они уже не болят, — ответила Шина.
Де Сальвуар внимательно посмотрел на нее, и через некоторое время она заставила себя сказать:
— Я… я должна поблагодарить Вашу светлость за спасение.
— Вам не за что меня благодарить, — тихо ответил он.
— Наоборот, — настаивала Шина. — Герцогиня сказала мне, что если бы не вы, меня бы… меня бы здесь не было.
Вы спасли мне жизнь!
— Как вы могли быть настолько непредусмотрительны, что оставили грума в лесу и поехали дальше одна, без сопровождения?
Шина вспомнила, почему она была так сердита, почему захотела поскорее выбраться из дворца и скакать по лесу до тех пор, пока либо она сама, либо ее конь не устанут. Но как она могла открыть мотивы своего поведения, пусть и безрассудного, герцогу? Шина снова покраснела.
Де Сальвуар, казалось, догадался о ее чувствах и, не дожидаясь ответа, продолжил:
— Его Величество король приказал, чтобы впредь никто не смел покидать пределов дворца без сопровождения вооруженного дворянина и двух грумов. Вас спасло настоящее чудо.
— Но, как я поняла, людей, которые… которые схватили меня, казнят, — сказала Шина.
— На их место придут другие, — ответил герцог. — Иногда мне кажется, что мы пытаемся сдержать накатывающуюся морскую волну голыми руками.
В его голосе прозвучал цинизм, очень не похожий на рьяный фанатизм герцогини.
— Но, возможно, эти люди правы, — продолжила Шина.
— Как разобраться в том, кто прав, а кто нет? — спросил герцог. — Разве вы не задавали себе этот вопрос с того самого момента, как оказались при французском дворе?
Шина удивленно посмотрела на него. Ее поразило, как точно он угадал ее растерянность и то, что ей было очень трудно в первые часы своего пребывания в Париже составить правильное представление о чем-либо или ком-либо.
К се изумлению, герцог нагнулся и положил свои ладони на ее руки. От прикосновения его сильных пальцев девушка почувствовала неожиданную скованность; она не могла пошевелиться, ей было даже трудно дышать.
— Уезжайте из Франции! — резко сказал де Сальвуар. — Возвращайтесь в Шотландию, пока вас не испортили здешние нравы и вы не разочаровались в жизни и людях. Вы приехали сюда такой жизнерадостной, такой уверенной в себе и в своей искренней преданности юной шотландской королеве. Если вы останетесь здесь надолго, вы будете сбиты с толку, несчастны и, кто знает, возможно, так же циничны, как и я.
На последних словах он усмехнулся и встал со стула.
— Уезжайте, малышка Шина, — повторил он. — Мой вам совет. Во дворце творятся вещи, которые я не могу объяснить, а вы слишком молоды, чтобы их понять. Но если вы воспользуетесь моим советом, то последуете за своим письмом как можно скорее.
— Моим письмом? — удивилась Шина.
— Я отправил его вашему отцу, — объяснил он. — Оно доверено надежному человеку. Ваш отец его скоро получит.
— Благодарю вас, Ваша светлость, — сказала Шина и быстро добавила:
— Я так и не поблагодарила вас как следует. Вы не дали мне возможности сказать, насколько я признательна вам за то, что вы пришли, что спасли меня… от… неминуемой… смерти.
Она не смогла понять выражение лица герцога.
— Вероятно, я услышал ваш зов, — неожиданно сказал он, и, прежде чем Шина успела прийти в себя от изумления, вышел из комнаты.
Она была настолько удивлена, что повернула голову и посмотрела на дверь. Что он имел в виду? Ведь она не звала его. С ее губ не сорвалось ни единого слова.
В глубине ее сердца что-то произошло. Не воспоминание, а нечто необъяснимое, нечто неопределенное ощутила она в этот миг. Возможно, это был отзвук того, что она тогда почувствовала и чего не могла выразить словами. Что это?
Она не могла объяснить.
И вдруг совершенно неожиданно, как солнечный свет проходит через оконное стекло, Шина поняла, что, несмотря на ужас, отчаяние и страх, которые ей пришлось пережить, она чувствовала, что не умрет. Она была безошибочно, абсолютно убеждена в том, что будет жить, что ее непременно спасут.
И она точно знала, хотя до этого момента была в этом не уверена, что человек, который спасет ее, — герцог де Сальвуар.
Глава 10
— Не сейчас, — быстро ответила Шина, зная, как настойчива может быть временами молодая королева, когда чего-то хочет. — Мне нужно время, чтобы собрать воедино все мысли и подобрать нужные слова.
— Тогда расскажу я, чтобы вы все стали панически бояться темноты. Возможно, именно так я и умру, — начала Мария Стюарт, вновь переводя внимание на себя. — Я почувствую, как пламя поднимается ко мне, услышу треск горящих веток и представлю себе, что через несколько секунд моя белая плоть обуглится и станет черной.
Одна из спутниц королевы, молодая француженка, вскрикнула:
— Пощадите нас, Ваше Величество! Выбросьте навсегда из головы такие мысли! Мы пришли сюда, чтобы выразить наше искреннее сочувствие мадемуазель Шине Маккрэгган, а не заставлять ее переживать этот кошмар снова и снова!
— Прошу прощения, если я вела себя бестактно, — извинилась Мария Стюарт, обаятельно улыбнувшись. — Чтобы немного взбодрить вас, Шина, мы приготовили лекарство.
— Какое же. Ваше Величество? — спросила Шина.
— Мы договорились встретиться здесь со знаменитым предсказателем Ее Величества королевы Екатерины. Сам Нострадамус обещал прийти. Что вы об этом думаете?
— Думаю, что хороший вечер пройдет впустую, ведь можно было бы заняться чем-то более интересным, — ответила Шина.
Мария Стюарт от души рассмеялась.
— Разве это не похоже на нашу дорогую Шину? — сказала она. — Вы всегда такая здравомыслящая и практичная и, наверное, думаете, что у нас куриные мозги. Но сегодня быть по-моему! Я просто мечтаю услышать предсказания великого Нострадамуса!
— И мы тоже! — раздался восторженный хор голосов.
В дверь негромко постучали.
— Вот и он! — воскликнула Мария Стюарт. — Быстрее впустите его!
Кто-то бросился выполнять ее приказание, и скоро в дверях показался низкий худой мужчина средних лет, с глубоко посаженными глазами, высокими скулами и длинными пальцами с большими костяшками. Под мышкой он нес несколько свертков бумаги, и Шина заметила, что его камзол был потертым, а штаны не раз подвергались штопке.
Нострадамус низко поклонился. Мария Стюарт протянула ему руку для поцелуя.
— Мы много наслышаны о вас, сударь, — начала она. — Мы слышали, что ваши предсказания неизменно сбываются и что вы видите будущее точно, как никто другой в целом мире.
— Ваше Величество льстит мне, — ответил Нострадамус негромким глуховатым голосом, который, казалось, доносился из самой глубины его тела.
— Откройте нам наши судьбы, сударь! — попросила Мария Стюарт. — Расскажите, что вы видите в будущем.
Нострадамус вежливо улыбнулся.
— Вы молоды, Ваше Величество, — произнес он, — и будущее так далеко, что вы совершенно не страшитесь его.
Но очень скоро будущее станет настоящим, а потом и прошлым.
— Расскажите, какой вы видите в будущем меня, — настаивала Мария Стюарт. — Суждено ли мне надеть три короны? Стану ли я когда-нибудь королевой Франции, Шотландии и Англии?
Нострадамус изучающе взглянул на юную королеву, затем прошел по комнате и положил свои свертки на маленький секретер, стоявший возле окна.
— С разрешения Вашего Величества, — сказал он, показывая на стул.
— Разумеется, разумеется, — нетерпеливо согласилась Мария Стюарт.
Предсказатель неторопливо развернул свои записи.
— Когда вы родились, Ваше Величество? — спросил он.
Это оказался лишь первый вопрос из длинного списка.
Нострадамус очень медленно записывал все ответы длинным гусиным пером, которое неприятно поскрипывало при соприкосновении с бумагой.
Наконец он сказал:
— Вы прекрасны, Ваше Величество, и мужчины всегда будут любить вас, но ваша красота, к сожалению, не принесет вам счастья. Ревность всегда останется вашим грозным врагом, особенно когда она будет исходить от одной женщины, которая носит корону. Вижу в будущем ваше замужество; вы станете вдовой и супругой недостойного вас мужчины.
На мгновение предсказатель замолчал. В комнате воцарилась тишина. Все очень внимательно его слушали. Нострадамус снова заглянул в свои записи и продолжил:
— Вас неизменно окружают сердца и клинки, насилие и слезы. Вы скоро наденете корону. Вы будете страстно любить и будете так же страстно любимы. Но давайте на этом закончим, Ваше Величество.
— Нет, нет. Рассказывайте! Продолжайте! Рассказывайте все, что видите! — приказала Мария Стюарт.
Нострадамус закрыл записи.
— Это все, — тихо сказал он.
В выражении его лица было нечто такое, что заставило Шину осознать его нежелание рассказать больше, чем он мог бы сообщить.
— Это все, — повторил Нострадамус.
— По крайней мере моя жизнь будет интересной, — воскликнула Мария Стюарт, сверкнув глазами. — По крайней мере я не буду скучать. Любовь! Это то, от чего женщине никогда не бывает скучно. Разве не так, сударь?
— Любовь приходит к разным людям по-разному, — ответил предсказатель, — особенно к королевам.
— Королевы тоже женщины, — сказала Мария Стюарт.
Нострадамус принялся сворачивать свои бумаги.
— Подождите! — воскликнула юная королева. — Вы не предсказали будущее моим друзьям. А как же мой жених, дофин?
— Сожалею, Ваше Величество, но я не предсказываю будущее сразу нескольким людям, — ответил он, — Возможно, я сделаю это в другой раз.
— Да, да, разумеется, — ответила Мария Стюарт. — Мы придем к вам завтра.
Было очевидно, что, узнав свою судьбу, она уже не слишком интересовалась судьбами других.
Нострадамус взял свои бумаги под мышку и повернулся. к двери. И тогда, словно впервые заметив лежавшую в постели Шину и как будто повинуясь непонятному зову, знаменитый предсказатель подошел к ней.
— Это с вами, сударыня, произошел этот неприятный случай сегодня утром? — спросил он.
Шина утвердительно кивнула.
— Во дворце только о вас и говорят, — продолжил Нострадамус. — Позвольте выразить сочувствие по поводу того, 'что вам пришлось пережить.
— Благодарю вас, сударь, — тихо поблагодарила Шина.
Предсказатель внимательно посмотрел на нее и низко поклонился.
— Иногда такое печальное испытание для тела может обернуться великой радостью для сердца, — сказал он.
Шина удивленно посмотрела на него, но, прежде чем успела задать ему вопрос или даже понять сказанное, Нострадамус поклонился и вышел.
Мария Стюарт по-прежнему оживленно щебетала о своем будущем.
— Любовь и опасность! Всегда ли они вместе? — спросила она и задорно рассмеялась на остроумную реплику одного из молодых придворных.
Болтая и смеясь, веселая компания удалилась из комнаты Шины в поисках нового развлечения.
После их ухода в комнате установилась странная тишина; теперь Шина наконец могла сосредоточиться и вспомнить, что с ней недавно случилось. Она снова почувствовала унижение, которое испытала, когда фанатики-реформаты сорвали с нее одежду, и ужас при воспоминании о том, как кузнец нес ее к месту предстоящей казни.
Она погрузилась в воспоминания и не слышала, как открылась дверь. Девушка вздрогнула от испуга, когда подняла глаза и увидела герцога де Сальвуара, стоявшего рядом с ней.
На какое-то мгновение ею овладел гнев из-за того, что он вошел так тихо, а она не слышала этого и не имела возможности позволить ему войти.
Шина неожиданно вспомнила, что герцог видел се обнаженной и укутал в свою накидку. Ее бледное лицо тут же покраснело.
— Вам лучше? — спросил он.
— Д-да, благодарю вас, Ваша светлость, — не поднимая глаз на герцога, ответила Шина.
Ей было трудно говорить, и она молилась, чтобы он скорее ушел, потому что у нее в горле застрял ком. Однако герцог не желал уходить. Он взял стул, поставил его рядом с кроватью и сел.
— Лекарь, осматривавший вас, сказал мне, что ваши ноги не так сильно обгорели, как он и предполагал.
— Они уже не болят, — ответила Шина.
Де Сальвуар внимательно посмотрел на нее, и через некоторое время она заставила себя сказать:
— Я… я должна поблагодарить Вашу светлость за спасение.
— Вам не за что меня благодарить, — тихо ответил он.
— Наоборот, — настаивала Шина. — Герцогиня сказала мне, что если бы не вы, меня бы… меня бы здесь не было.
Вы спасли мне жизнь!
— Как вы могли быть настолько непредусмотрительны, что оставили грума в лесу и поехали дальше одна, без сопровождения?
Шина вспомнила, почему она была так сердита, почему захотела поскорее выбраться из дворца и скакать по лесу до тех пор, пока либо она сама, либо ее конь не устанут. Но как она могла открыть мотивы своего поведения, пусть и безрассудного, герцогу? Шина снова покраснела.
Де Сальвуар, казалось, догадался о ее чувствах и, не дожидаясь ответа, продолжил:
— Его Величество король приказал, чтобы впредь никто не смел покидать пределов дворца без сопровождения вооруженного дворянина и двух грумов. Вас спасло настоящее чудо.
— Но, как я поняла, людей, которые… которые схватили меня, казнят, — сказала Шина.
— На их место придут другие, — ответил герцог. — Иногда мне кажется, что мы пытаемся сдержать накатывающуюся морскую волну голыми руками.
В его голосе прозвучал цинизм, очень не похожий на рьяный фанатизм герцогини.
— Но, возможно, эти люди правы, — продолжила Шина.
— Как разобраться в том, кто прав, а кто нет? — спросил герцог. — Разве вы не задавали себе этот вопрос с того самого момента, как оказались при французском дворе?
Шина удивленно посмотрела на него. Ее поразило, как точно он угадал ее растерянность и то, что ей было очень трудно в первые часы своего пребывания в Париже составить правильное представление о чем-либо или ком-либо.
К се изумлению, герцог нагнулся и положил свои ладони на ее руки. От прикосновения его сильных пальцев девушка почувствовала неожиданную скованность; она не могла пошевелиться, ей было даже трудно дышать.
— Уезжайте из Франции! — резко сказал де Сальвуар. — Возвращайтесь в Шотландию, пока вас не испортили здешние нравы и вы не разочаровались в жизни и людях. Вы приехали сюда такой жизнерадостной, такой уверенной в себе и в своей искренней преданности юной шотландской королеве. Если вы останетесь здесь надолго, вы будете сбиты с толку, несчастны и, кто знает, возможно, так же циничны, как и я.
На последних словах он усмехнулся и встал со стула.
— Уезжайте, малышка Шина, — повторил он. — Мой вам совет. Во дворце творятся вещи, которые я не могу объяснить, а вы слишком молоды, чтобы их понять. Но если вы воспользуетесь моим советом, то последуете за своим письмом как можно скорее.
— Моим письмом? — удивилась Шина.
— Я отправил его вашему отцу, — объяснил он. — Оно доверено надежному человеку. Ваш отец его скоро получит.
— Благодарю вас, Ваша светлость, — сказала Шина и быстро добавила:
— Я так и не поблагодарила вас как следует. Вы не дали мне возможности сказать, насколько я признательна вам за то, что вы пришли, что спасли меня… от… неминуемой… смерти.
Она не смогла понять выражение лица герцога.
— Вероятно, я услышал ваш зов, — неожиданно сказал он, и, прежде чем Шина успела прийти в себя от изумления, вышел из комнаты.
Она была настолько удивлена, что повернула голову и посмотрела на дверь. Что он имел в виду? Ведь она не звала его. С ее губ не сорвалось ни единого слова.
В глубине ее сердца что-то произошло. Не воспоминание, а нечто необъяснимое, нечто неопределенное ощутила она в этот миг. Возможно, это был отзвук того, что она тогда почувствовала и чего не могла выразить словами. Что это?
Она не могла объяснить.
И вдруг совершенно неожиданно, как солнечный свет проходит через оконное стекло, Шина поняла, что, несмотря на ужас, отчаяние и страх, которые ей пришлось пережить, она чувствовала, что не умрет. Она была безошибочно, абсолютно убеждена в том, что будет жить, что ее непременно спасут.
И она точно знала, хотя до этого момента была в этом не уверена, что человек, который спасет ее, — герцог де Сальвуар.
Глава 10
Шина быстрым шагом направлялась в покои Марии Стюарт. Она торопилась, словно ей дорога была каждая минута.
Весь день она только этим и занималась: торопливо занималась какими-то несущественными делами, бестолково суетилась, делая вид, что слишком занята даже для того, чтобы поздороваться с придворными в коридорах.
На самом же деле она изо всех сил пыталась убежать от самой себя, от своих мыслей, от ощущения того, что рано или поздно ей придется разобраться в своих чувствах и признать правоту сказанных герцогом де Сальвуаром слов.
Когда Шина подошла к покоям молодой королевы, то обнаружила первую комнату пустой, а дверь в гостиную слегка приоткрытой. Из нее доносились чуть приглушенные голоса — высокий взволнованный мелодичный голос Марии Стюарт и другой, явно принадлежавший мужчине.
Девушка остановилась, раздумывая, не помешает ли она разговору и стоит ли ей постучать и войти или же подождать, когда собеседник королевы выйдет.
— Не сердитесь на меня, Ваше Преосвященство, — услышала она слова Марии Стюарт. — Не забывайте, я взрослею.
— Я не забыл этого, — послышался тихий низкий голос кардинала де Гиза. — Но взросление влечет за собой новые обязательства, новые обязанности и новую ответственность.
— Я слишком молода для всего этого.
Шина зримо представляла себе тот самый взгляд Марии Стюарт, легкий, из-под длинных ресниц, который она наверняка использовала в беседе с кардиналом.
Кардинал не ответил, и через мгновение юная королева продолжила:
— Я так счастлива здесь, во Франции. Вес так добры ко мне, и теперь у меня, как и у моего жениха, есть поклонники, много поклонников. Ваше Преосвященство заметили это?
— Я заметил, Ваше Величество, — ответил кардинал. — Это хорошо, что вами восхищаются. Но как ваш духовный наставник я не могу не предостеречь вас, что играть с мужскими сердцами — все равно что играть с огнем.
— И все же, как и огонь, любовь и обожание так дивно греют и волнуют, — ответила Мария Стюарт. — Мне нравятся мужчины, Ваше Преосвященство. Мне нравится, когда они собираются вокруг меня. Мне нравится разговаривать с ними. Мне нравится видеть восхищение в их глазах и знать, что они безраздельно находятся в моей власти.
— Ваше Величество очень откровенны, но ваши слова наполняют меня глубочайшей тревогой, — ответил кардинал. — Женщина имеет право на восхищение, но его, как крепкий ликер, нужно смаковать, а не пить большими, жадными глотками.
— Но я не желаю быть предусмотрительной и осторожной, как какая-нибудь матрона преклонных лет! — воскликнула Мария Стюарт. — Хотя я и взрослею, мне хочется всегда оставаться молодой, хочется наслаждаться жизнью, хочется запомнить каждый ее миг. Это так восхитительно!
Возникла пауза, и Шина предположила, что кардинал изумленно смотрит на молодую королеву. Затем де Гиз тихо сказал:
— В вашем окружении так много преданных женщин.
Смею ли я дать вам совет воспользоваться их дружбой и, возможно, научиться у них быть немного более… осмотрительной, более благоразумной, более осторожной с теми, кому вы дарите свои симпатии?
— О, женщины так завистливы и скучны!
В голосе Марии Стюарт прозвучала легкая нотка неповиновения, и Шина представила себе, как алые губки королевы немного надулись. Так бывало каждый раз, когда кто-то не исполнял ее желаний.
— Не все женщины таковы, Ваше Величество — ответил кардинал с некоторым изумлением в голосе. — Например, у вас должно быть много общего с милой барышней Шиной Маккрэгган, которая недавно приехала из вашей родной страны.
Мария Стюарт усмехнулась.
— Шина действительно «милая девушка», как сказали бы Ваше Преосвященство. Но что касается чего-то общего, скажите, в чем наши интересы могут пересекаться? Она постоянно говорит мне о Шотландии, этой бесплодной, холодной, нищей земле. А я люблю Францию. Я хочу жить здесь, при дворе. Я хочу стать вашей королевой.
Шина закрыла рот рукой, чтобы хоть немного сдержать восклицание от услышанного. Что бы подумали ее отец и другие шотландские вельможи, если бы услышали сейчас эти слова королевы?
— А как же Англия, Ваше Высочество? — последовал вопрос кардинала.
— Разумеется, я хочу стать и королевой Англии, — ответила Мария Стюарт. — Три короны! Мне так хотелось бы, чтобы мою голову венчали сразу три короны! Впервые в истории женщина правила бы тремя государствами одновременно. Но Ваше Преосвященство наверняка знает, что не женщины посадят меня на трон, а мужчины — мужчины. которые будут сражаться ради меня; мужчины, которые будут готовы отдать свою жизнь ради меня.
Шина не могла этого больше вынести. Она думала о тех людях, которые погибли, о тех, которые сражались в этот момент, веря, что поступают правильно, готовые переносить невиданные мучения, чтобы их законная королева вернулась в Шотландию и правила ими.
Шина бесшумно прошла через пустую первую комнату назад и вернулась в коридор. Теперь она знала, что миссия, с которой ее прислали, оказалась целиком и полностью невыполнима.
Шина и раньше знала, что Марию Стюарт не интересовали рассказы о героизме и преданности, патриотизме и верности шотландского народа. Она отказывалась взглянуть в лицо правде и часто меняла тему разговора и переходила на обсуждение своих нарядов и украшений, на какой-нибудь бал, который давали накануне, на бал, который скоро состоится. Задумываясь над этим, Шина пыталась найти оправдание легкомысленности Марии Стюарт.
— Она еще так молода, — говорила Шина самой себе. — Она все еще ребенок, зачарованный блестящими безделушками, и не вполне осознает все сложности жизни!
Разговор же, который она только что невольно подслушала, исходил не из детских уст, а из уст женщины, причем женщины, которая хорошо знает, чего хочет, и твердо намерена добиться задуманного.
О Шотландия! Прекрасная Шотландия! Мысли о ней всецело овладели душой Шины. Она отчаянно задавала себе вопрос: что готовит будущее, и как ей сообщить тем, кто возложил на нее эту миссию, хотя бы долю правды?
Не находя ответа, она шла по коридору к огромной лестнице, которая вела в центр дворца. По ее величественным мраморным ступенькам можно было спуститься в центральный зал. Какое-то время Шина стояла наверху и смотрела вниз. Неожиданно она увидела двух человек, которые о чем-то оживленно беседовали.
Поначалу, погруженная в свои мысли, она их не рассмотрела; затем, когда уже начала спускаться, узнала в стоящем спиной к лестнице мужчине герцога. Его собеседница, женщина, с чуть откинутой назад головой, что придавало ей трогательный вид, оказалась графиней Рене де Пуге.
Графиня выглядела очень привлекательно, в свойственной ей слегка бесстыдной и вольной манере. Ее длинные бриллиантовые серьги покачивались и ярко блестели на фоне белоснежной кожи ее шеи. Она что-то говорила с большой искренностью, а потом, когда Шина посмотрела на них, нежно положила руку герцогу на плечо, одновременно прижимаясь к нему, как будто этим простым движением она отдавала ему всю себя.
Неожиданно Шина ощутила странное чувство. Едва ли не боль, как будто кто-то вонзил острый кинжал ей в сердце.
Какое-то мгновение она стояла и смотрела на герцога и графиню, затем повернулась и побежала на дрожащих ногах в свою спальню.
Шина вбежала в комнату, которая, к счастью, оказалась пуста, и заперла за собой дверь. Задыхаясь, она прижалась спиной к двери, но ее частое дыхание было вызвано не только физическим напряжением.
Она простояла так несколько секунд, прежде чем откуда-то из глубины ее души вырвался крик. Пробежав через всю комнату, Шина бросилась на кровать лицом вниз.
Она распознала эту боль, которая, казалось, раздирала ее на части. Теперь она испытывала страдания, которые не могли облегчить слезы.
Это ревность, в этом нет никаких сомнений. Шине пришлось смириться с правдой и принять ее без всякого лицемерия и притворства. Ревность, которая, как ядовитая змея, своими холодными кольцами безжалостно сдавливала ее. Ревность, вызванная тем, что она любит герцога де Сальвуара!
Ей казалось, она знала об этом чувстве с того самого момента, как он пришел ей на помощь, когда она стояла, привязанная веревками к столбу, и языки пламени лизали ее ноги. Она знала это, когда он укутал ее в свою накидку и взял на руки. Она знала это по буре слез и по чувству полнейшей безопасности и покоя, охватившему ее, когда они с герцогом в одном седле возвращались домой.
Теперь ей казалось, что, возможно, она знала об этом даже еще раньше. Шина поняла это по тому чувству, которое нахлынуло на нее при первой встрече с графом де Клодом.
Она думала, что это ненависть, но теперь знала точно — ее чувство гораздо сильнее. Такое бывает, когда женщина наполовину напугана и наполовину очарована мужчиной, который станет ее господином.
— Я люблю его!
Шина прошептала эти слова, понимая их полную безнадежность. Разве недавно она не видела ярость на его лице, когда он тряс ее, как провинившегося ребенка, а потом грубо и бесцеремонно поцеловал, и при этом злобный огонь пылал в его глазах? Он не испытывал к ней любви. Она раздражала и злила его, он презирал ее за то, что ему то и дело приходилось спасать ее от неприятностей.
Шина чувствовала себя оскорбленной недавним унижением и мыслью о том, как герцог застал ее с маркизом в тенистой беседке, когда тот пытался целовать ее. Она снова вспомнила циничную ухмылку на его лице, когда она, растрепанная, выбежала из сада, а граф Гюстав де Клод бежал за ней с ее шалью. Шина вспомнила презрение в голосе герцога, когда она вошла в комнату постоялого двора в Бресте2.
Это произошло в тот самый день, когда она впервые ступила на землю Франции.
Она полюбила его! Это было безумно, смешно, невероятно, немыслимо и в то же время спорить с этим чувством совершенно бесполезно. Здесь не могло быть ошибки. Ее тело пронзила отравленная стрела ревности, когда она увидела, с какой фамильярностью графиня положила руку ему на плечо и придвинулась ближе к нему.
Так, значит, они любовники! Шина была уверена в этом, и тем не менее все ее естество молило, чтобы это оказалось не так.
Неожиданно она поднялась с кровати, на которую недавно упала.
— Я непременно должна вернуться в Шотландию, — произнесла она вслух. — Здесь мне больше нечего делать. Я вернусь домой и постараюсь убедить отца и остальных шотландских дворян в том, что все в порядке и Мария Стюарт оправдает их желания и стремления.
Шина знала, что ставит перед собой трудную, почти невыполнимую задачу, и все же она отказывалась лишить человека тех идеалов, которыми он живет и за которые готов отдать свою жизнь. Пусть шотландцы продолжают верить в то, что Мария Стюарт заботится о них, так же как они заботятся о ней. Шина будет молиться, чтобы они никогда не были разочарованы.
Лицо Шины выражало твердую решительность, когда она села за секретер и взяла перо и лист бумаги.
Шина решила, что напишет отцу о том, что ей необходимо без всякого промедления вернуться домой. По крайней мере ей нужно подготовить его к своему внезапному приезду. Отослав письмо, она отправится в порт в надежде найти корабль и упросить капитана взять ее.
Шина неожиданно испытала острый приступ тоски по величественным, придающим силу и уверенность в себе горам, по прозрачным, кристально чистым ручьям, по холодному, пронизывающему ветру с Северного моря, по неповторимому запаху вереска.
Слишком долго она была уступчивой и спокойной, слишком много времени провела при дворе, где людей заботили исключительно тривиальные вещи: рыцарские поединки, балы, торжественные приемы и маскарады, в общем, все, что составляло ежедневную череду увеселений и забав для тех, кому постоянно хотелось новых развлечений и ощущений.
— Я должна вернуться домой, — прошептала Шина, а потом вдруг с болью поняла, что оставит здесь, во Франции, свое сердце.
В ее жизни больше никогда не будет упоительного очарования этой неповторимой страной, думала она. Она знала это интуитивно. С самого детства Шина мечтала о мужчине, которого она однажды встретит и будет любить всем сердцем, всем своим существом. Она совершенно не представляла себе, что он будет таким, как герцог де Сальвуар. Однако теперь ей стало ясно, что каким-то таинственным образом герцог завладел ее воображением, воплотив в себе все черты героя се грез и сновидений.
Девушка закрыла глаза и поняла, что его красивое усталое лицо навсегда останется в ее памяти, и в каждом мужчине она будет видеть его. Но ни один мужчина не сможет подарить ей счастье, как и она не сможет полюбить другого человека, кроме герцога.
Шина подняла руку и кончиками пальцев коснулась губ.
Он совсем недавно поцеловал се. Она будет это помнить, хотя от того поцелуя осталось лишь горькое воспоминание.
Если бы герцог хотя бы один раз поцеловал ее нежно, в знак дружбы или даже чего-то большего, чем дружба и обычная симпатия, то она могла бы умереть счастливой. Но его поцелуй был как клинок — жестокий, грубый, безжалостный. После него ее бросило в дрожь от непонятного огня, который разгорелся внутри. Теперь она знала — это была любовь.
Весь день она только этим и занималась: торопливо занималась какими-то несущественными делами, бестолково суетилась, делая вид, что слишком занята даже для того, чтобы поздороваться с придворными в коридорах.
На самом же деле она изо всех сил пыталась убежать от самой себя, от своих мыслей, от ощущения того, что рано или поздно ей придется разобраться в своих чувствах и признать правоту сказанных герцогом де Сальвуаром слов.
Когда Шина подошла к покоям молодой королевы, то обнаружила первую комнату пустой, а дверь в гостиную слегка приоткрытой. Из нее доносились чуть приглушенные голоса — высокий взволнованный мелодичный голос Марии Стюарт и другой, явно принадлежавший мужчине.
Девушка остановилась, раздумывая, не помешает ли она разговору и стоит ли ей постучать и войти или же подождать, когда собеседник королевы выйдет.
— Не сердитесь на меня, Ваше Преосвященство, — услышала она слова Марии Стюарт. — Не забывайте, я взрослею.
— Я не забыл этого, — послышался тихий низкий голос кардинала де Гиза. — Но взросление влечет за собой новые обязательства, новые обязанности и новую ответственность.
— Я слишком молода для всего этого.
Шина зримо представляла себе тот самый взгляд Марии Стюарт, легкий, из-под длинных ресниц, который она наверняка использовала в беседе с кардиналом.
Кардинал не ответил, и через мгновение юная королева продолжила:
— Я так счастлива здесь, во Франции. Вес так добры ко мне, и теперь у меня, как и у моего жениха, есть поклонники, много поклонников. Ваше Преосвященство заметили это?
— Я заметил, Ваше Величество, — ответил кардинал. — Это хорошо, что вами восхищаются. Но как ваш духовный наставник я не могу не предостеречь вас, что играть с мужскими сердцами — все равно что играть с огнем.
— И все же, как и огонь, любовь и обожание так дивно греют и волнуют, — ответила Мария Стюарт. — Мне нравятся мужчины, Ваше Преосвященство. Мне нравится, когда они собираются вокруг меня. Мне нравится разговаривать с ними. Мне нравится видеть восхищение в их глазах и знать, что они безраздельно находятся в моей власти.
— Ваше Величество очень откровенны, но ваши слова наполняют меня глубочайшей тревогой, — ответил кардинал. — Женщина имеет право на восхищение, но его, как крепкий ликер, нужно смаковать, а не пить большими, жадными глотками.
— Но я не желаю быть предусмотрительной и осторожной, как какая-нибудь матрона преклонных лет! — воскликнула Мария Стюарт. — Хотя я и взрослею, мне хочется всегда оставаться молодой, хочется наслаждаться жизнью, хочется запомнить каждый ее миг. Это так восхитительно!
Возникла пауза, и Шина предположила, что кардинал изумленно смотрит на молодую королеву. Затем де Гиз тихо сказал:
— В вашем окружении так много преданных женщин.
Смею ли я дать вам совет воспользоваться их дружбой и, возможно, научиться у них быть немного более… осмотрительной, более благоразумной, более осторожной с теми, кому вы дарите свои симпатии?
— О, женщины так завистливы и скучны!
В голосе Марии Стюарт прозвучала легкая нотка неповиновения, и Шина представила себе, как алые губки королевы немного надулись. Так бывало каждый раз, когда кто-то не исполнял ее желаний.
— Не все женщины таковы, Ваше Величество — ответил кардинал с некоторым изумлением в голосе. — Например, у вас должно быть много общего с милой барышней Шиной Маккрэгган, которая недавно приехала из вашей родной страны.
Мария Стюарт усмехнулась.
— Шина действительно «милая девушка», как сказали бы Ваше Преосвященство. Но что касается чего-то общего, скажите, в чем наши интересы могут пересекаться? Она постоянно говорит мне о Шотландии, этой бесплодной, холодной, нищей земле. А я люблю Францию. Я хочу жить здесь, при дворе. Я хочу стать вашей королевой.
Шина закрыла рот рукой, чтобы хоть немного сдержать восклицание от услышанного. Что бы подумали ее отец и другие шотландские вельможи, если бы услышали сейчас эти слова королевы?
— А как же Англия, Ваше Высочество? — последовал вопрос кардинала.
— Разумеется, я хочу стать и королевой Англии, — ответила Мария Стюарт. — Три короны! Мне так хотелось бы, чтобы мою голову венчали сразу три короны! Впервые в истории женщина правила бы тремя государствами одновременно. Но Ваше Преосвященство наверняка знает, что не женщины посадят меня на трон, а мужчины — мужчины. которые будут сражаться ради меня; мужчины, которые будут готовы отдать свою жизнь ради меня.
Шина не могла этого больше вынести. Она думала о тех людях, которые погибли, о тех, которые сражались в этот момент, веря, что поступают правильно, готовые переносить невиданные мучения, чтобы их законная королева вернулась в Шотландию и правила ими.
Шина бесшумно прошла через пустую первую комнату назад и вернулась в коридор. Теперь она знала, что миссия, с которой ее прислали, оказалась целиком и полностью невыполнима.
Шина и раньше знала, что Марию Стюарт не интересовали рассказы о героизме и преданности, патриотизме и верности шотландского народа. Она отказывалась взглянуть в лицо правде и часто меняла тему разговора и переходила на обсуждение своих нарядов и украшений, на какой-нибудь бал, который давали накануне, на бал, который скоро состоится. Задумываясь над этим, Шина пыталась найти оправдание легкомысленности Марии Стюарт.
— Она еще так молода, — говорила Шина самой себе. — Она все еще ребенок, зачарованный блестящими безделушками, и не вполне осознает все сложности жизни!
Разговор же, который она только что невольно подслушала, исходил не из детских уст, а из уст женщины, причем женщины, которая хорошо знает, чего хочет, и твердо намерена добиться задуманного.
О Шотландия! Прекрасная Шотландия! Мысли о ней всецело овладели душой Шины. Она отчаянно задавала себе вопрос: что готовит будущее, и как ей сообщить тем, кто возложил на нее эту миссию, хотя бы долю правды?
Не находя ответа, она шла по коридору к огромной лестнице, которая вела в центр дворца. По ее величественным мраморным ступенькам можно было спуститься в центральный зал. Какое-то время Шина стояла наверху и смотрела вниз. Неожиданно она увидела двух человек, которые о чем-то оживленно беседовали.
Поначалу, погруженная в свои мысли, она их не рассмотрела; затем, когда уже начала спускаться, узнала в стоящем спиной к лестнице мужчине герцога. Его собеседница, женщина, с чуть откинутой назад головой, что придавало ей трогательный вид, оказалась графиней Рене де Пуге.
Графиня выглядела очень привлекательно, в свойственной ей слегка бесстыдной и вольной манере. Ее длинные бриллиантовые серьги покачивались и ярко блестели на фоне белоснежной кожи ее шеи. Она что-то говорила с большой искренностью, а потом, когда Шина посмотрела на них, нежно положила руку герцогу на плечо, одновременно прижимаясь к нему, как будто этим простым движением она отдавала ему всю себя.
Неожиданно Шина ощутила странное чувство. Едва ли не боль, как будто кто-то вонзил острый кинжал ей в сердце.
Какое-то мгновение она стояла и смотрела на герцога и графиню, затем повернулась и побежала на дрожащих ногах в свою спальню.
Шина вбежала в комнату, которая, к счастью, оказалась пуста, и заперла за собой дверь. Задыхаясь, она прижалась спиной к двери, но ее частое дыхание было вызвано не только физическим напряжением.
Она простояла так несколько секунд, прежде чем откуда-то из глубины ее души вырвался крик. Пробежав через всю комнату, Шина бросилась на кровать лицом вниз.
Она распознала эту боль, которая, казалось, раздирала ее на части. Теперь она испытывала страдания, которые не могли облегчить слезы.
Это ревность, в этом нет никаких сомнений. Шине пришлось смириться с правдой и принять ее без всякого лицемерия и притворства. Ревность, которая, как ядовитая змея, своими холодными кольцами безжалостно сдавливала ее. Ревность, вызванная тем, что она любит герцога де Сальвуара!
Ей казалось, она знала об этом чувстве с того самого момента, как он пришел ей на помощь, когда она стояла, привязанная веревками к столбу, и языки пламени лизали ее ноги. Она знала это, когда он укутал ее в свою накидку и взял на руки. Она знала это по буре слез и по чувству полнейшей безопасности и покоя, охватившему ее, когда они с герцогом в одном седле возвращались домой.
Теперь ей казалось, что, возможно, она знала об этом даже еще раньше. Шина поняла это по тому чувству, которое нахлынуло на нее при первой встрече с графом де Клодом.
Она думала, что это ненависть, но теперь знала точно — ее чувство гораздо сильнее. Такое бывает, когда женщина наполовину напугана и наполовину очарована мужчиной, который станет ее господином.
— Я люблю его!
Шина прошептала эти слова, понимая их полную безнадежность. Разве недавно она не видела ярость на его лице, когда он тряс ее, как провинившегося ребенка, а потом грубо и бесцеремонно поцеловал, и при этом злобный огонь пылал в его глазах? Он не испытывал к ней любви. Она раздражала и злила его, он презирал ее за то, что ему то и дело приходилось спасать ее от неприятностей.
Шина чувствовала себя оскорбленной недавним унижением и мыслью о том, как герцог застал ее с маркизом в тенистой беседке, когда тот пытался целовать ее. Она снова вспомнила циничную ухмылку на его лице, когда она, растрепанная, выбежала из сада, а граф Гюстав де Клод бежал за ней с ее шалью. Шина вспомнила презрение в голосе герцога, когда она вошла в комнату постоялого двора в Бресте2.
Это произошло в тот самый день, когда она впервые ступила на землю Франции.
Она полюбила его! Это было безумно, смешно, невероятно, немыслимо и в то же время спорить с этим чувством совершенно бесполезно. Здесь не могло быть ошибки. Ее тело пронзила отравленная стрела ревности, когда она увидела, с какой фамильярностью графиня положила руку ему на плечо и придвинулась ближе к нему.
Так, значит, они любовники! Шина была уверена в этом, и тем не менее все ее естество молило, чтобы это оказалось не так.
Неожиданно она поднялась с кровати, на которую недавно упала.
— Я непременно должна вернуться в Шотландию, — произнесла она вслух. — Здесь мне больше нечего делать. Я вернусь домой и постараюсь убедить отца и остальных шотландских дворян в том, что все в порядке и Мария Стюарт оправдает их желания и стремления.
Шина знала, что ставит перед собой трудную, почти невыполнимую задачу, и все же она отказывалась лишить человека тех идеалов, которыми он живет и за которые готов отдать свою жизнь. Пусть шотландцы продолжают верить в то, что Мария Стюарт заботится о них, так же как они заботятся о ней. Шина будет молиться, чтобы они никогда не были разочарованы.
Лицо Шины выражало твердую решительность, когда она села за секретер и взяла перо и лист бумаги.
Шина решила, что напишет отцу о том, что ей необходимо без всякого промедления вернуться домой. По крайней мере ей нужно подготовить его к своему внезапному приезду. Отослав письмо, она отправится в порт в надежде найти корабль и упросить капитана взять ее.
Шина неожиданно испытала острый приступ тоски по величественным, придающим силу и уверенность в себе горам, по прозрачным, кристально чистым ручьям, по холодному, пронизывающему ветру с Северного моря, по неповторимому запаху вереска.
Слишком долго она была уступчивой и спокойной, слишком много времени провела при дворе, где людей заботили исключительно тривиальные вещи: рыцарские поединки, балы, торжественные приемы и маскарады, в общем, все, что составляло ежедневную череду увеселений и забав для тех, кому постоянно хотелось новых развлечений и ощущений.
— Я должна вернуться домой, — прошептала Шина, а потом вдруг с болью поняла, что оставит здесь, во Франции, свое сердце.
В ее жизни больше никогда не будет упоительного очарования этой неповторимой страной, думала она. Она знала это интуитивно. С самого детства Шина мечтала о мужчине, которого она однажды встретит и будет любить всем сердцем, всем своим существом. Она совершенно не представляла себе, что он будет таким, как герцог де Сальвуар. Однако теперь ей стало ясно, что каким-то таинственным образом герцог завладел ее воображением, воплотив в себе все черты героя се грез и сновидений.
Девушка закрыла глаза и поняла, что его красивое усталое лицо навсегда останется в ее памяти, и в каждом мужчине она будет видеть его. Но ни один мужчина не сможет подарить ей счастье, как и она не сможет полюбить другого человека, кроме герцога.
Шина подняла руку и кончиками пальцев коснулась губ.
Он совсем недавно поцеловал се. Она будет это помнить, хотя от того поцелуя осталось лишь горькое воспоминание.
Если бы герцог хотя бы один раз поцеловал ее нежно, в знак дружбы или даже чего-то большего, чем дружба и обычная симпатия, то она могла бы умереть счастливой. Но его поцелуй был как клинок — жестокий, грубый, безжалостный. После него ее бросило в дрожь от непонятного огня, который разгорелся внутри. Теперь она знала — это была любовь.