Страница:
— Допустимая для чего? — спросила Аме.
— Для брака, разумеется.
Леди Изабелла никак не ожидала, что при последних ее словах на лице у девушки появится выражение сильнейшей тревоги. Казалось, она пришла в ужас и неосознанно придвинулась поближе к его светлости.
— Вы ведь не хотите сказать… Вы не думаете… — начала что-то лепетать Аме.
Герцог Мелинкортский сразу понял, какие именно слова никак не может произнести девушка, прежде чем она успела закончить свою мысль вслух.
— Нет, разумеется, нет, — спокойно ответил он. — Никто не собирается предпринять какие-либо шаги для того, чтобы выдать вас замуж. В Англии люди женятся совершенно иначе, чем во Франции. Мужчины и женщины вступают там в брак, потому что любят друг друга, а не так, как здесь, когда им просто подыскивают подходящую партию.
Аме тихо вздохнула.
— Я на какое-то мгновение сильно испугалась, — проговорила девушка. — Леди Изабелла очень добра, и я так благодарна ей, но она все делает настолько быстро, что я встревожилась — она, пожалуй, может выдать меня замуж прежде, чем я пойму, что со мной происходит. Но ведь на самом деле, если возникнут такие обстоятельства, то я скорее соглашусь вернуться в монастырь, чем выйти замуж за одного из тех глупых мальчишек!
— Себастьян, уж не вы ли способствовали тому, чтобы это дитя прониклось презрением ко всей золотой молодежи Франции? — проговорила Изабелла Беррингтон, стараясь сохранять строгий тон, хотя на самом деле она сдерживалась из последних сил, чтобы не расхохотаться.
— Я не испытываю уважения ни к кому, кроме монсеньора Себастьяна, — ответила девушка. — На балу я заметила, как много людей смотрели на него с восхищением, а еще я слышала, как одна женщина сказала:» Дорогая моя, вот это мужчина! Ах, если бы я не была так стара!«— Аме на секунду умолкла. — Интересно, что она имела в виду, когда назвала себя» слишком старой «? — спросила затем девушка. — Может быть, та женщина считала себя слишком старой для того, чтобы выйти за вас замуж?
Леди Изабелла тихо захихикала, услышав это, но тут герцог проговорил сурово:
— Именно это она и имела в виду, Аме. Я думаю, она хотела польстить мне.
— Ну разумеется, это был комплимент, — согласилась девушка. — Следовало бы слышать тон, которым она проговорила:» Вот это мужчина!«А я уже хотела согласиться с ней. Хотела рассказать ей, какой чудесный вы человек.
— Боюсь, что у вас обо мне весьма превратное представление, — возразил ей его светлость. — Вам обязательно следует поговорить с Хьюго: ему будет проще всего развеять ваши иллюзии на мой счет.
— Месье Хьюго очень суров. Он воспринимает все окружающее слишком серьезно, но в то же время остается очень славным человеком. Внешне очень спокойный, холодный, но внутри у него полыхает огонь.
— Боже мой! Откуда вы взяли все это? — спросила у Аме леди Изабелла.
— А вот откуда. Хотя месье Хьюго всегда спокоен, у него доброе сердце, он очень глубоко переживает за все, что происходит вокруг. Я просто уверена в этом.
— А что вы, интересно, думаете о кардинале де Рогане? — спросил герцог.
Он почувствовал, как девушка тут же сжалась при упоминании этого имени: в течение какого-то времени она не отвечала на его вопрос. А когда Аме заговорила, голос ее был очень тих и совсем не походил на тот веселый и радостный, которым она говорила за секунду до этого.
— Я не понимаю этого человека, — проговорила наконец девушка. — Ведь кардинал принадлежит церкви, и я всегда думала о нем и обо всех остальных святых отцах, как о праведных и чистых людях, которые всеми помыслами устремлены к господу. Например, отец Пьер именно таков. Хотя он не кардинал, а лишь простой священник; и все-таки всем известно, что каждый его вздох, каждая мысль — хороши. Однажды мать-настоятельница сказала нам, что глаза человека — зеркало его души; так вот, любой человек, взглянув в глаза отца Пьера, скажет о нем: душа этого человека так же чиста и кротка, как душа маленького ребенка.
А его преосвященство совершенно иной человек, — продолжала свои откровения Аме. — Есть в нем нечто такое, что вызывает во мне дрожь. И уверяю вас, это не только из-за того, что я боюсь за себя. Есть и еще кое-что.
Кардинал представляется мне человеком, который не ведает бога.
— Отличное исследование характера, — заметил герцог. — Скажите, Аме, как вы узнали все это?
Вместо ответа она лишь пожала плечами.
— Я не знаю, — ответила девушка. — Вполне возможно, что я ошибаюсь. Надеюсь, что так оно и есть. Но я знаю наверняка, что герцог де Шартре — злой человек, и в то же время уверена, что другие люди, вроде месье Хьюго, — добрые и хорошие и никому не могут причинить зла.
— Честное слово, это становится похожим на гадание! — воскликнула леди Изабелла. — Я бы лично не осмелилась спросить, что вы думаете на мой счет. Потому что побоялась бы услышать что-нибудь неприятное о себе.
— Но почему же, мадам? Я люблю вас. Ведь вы так добры ко мне.
— Но вы не сказали бы, что я — хороший человек? — упорствовала Изабелла.
Аме колебалась:
— Вы, конечно, не такой хороший человек, как отец Пьер, но.
Как это вы говорите по-английски?.. Но очень сердечны. А еще, вы — одиноки. И всегда испытываете потребность в чем-то, чего никак не можете отыскать в своей жизни.
— Но это же глупо… — начала было леди Изабелла и тут же осеклась. — Что вы имеете в виду? — спросила она.
— Я думаю , но, мадам, вы должны простить меня, если я скажу вам нечто такое, что будет вам не по вкусу, Так вот, я думаю, что вы непрестанно ищете что-то: возможно, любовь, а возможно, кого-то, способного полюбить вас, — не знаю. Но, скорее всего, вы действительно почувствовали бы себя гораздо счастливее, если бы полюбили одного человека, только сильно, сильно.
— Hy! Честное слово — воскликнула Изабелла Его светлость обратил внимание на то, что леди Изабелла не оспорила утверждения девушки, а также на то, что остаток пути Изабелла просидела в полном молчании, забившись в угол кареты с необычайно серьезным видом.
Они добрались до дома, чувствуя неловкость и неимоверную усталость. И хотя было уже очень поздно, в гостиной большого особняка их поджидали несколько лакеев, а в люстрах и в канделябрах на лестнице были зажжены все свечи.
— Предлагаю по бокалу вина, прежде чем мы отправимся спать, — проговорил герцог. — Это сгладит влияние ночного воздуха.
Он направился в малую гостиную, где обычно проводил время. Это была красивая комната, декорированная в серых тонах и отделанная панелями серебристого цвета. Торопливо вошел лакей, неся поднос с напитками.
На боковом столике было подано множество закусок, и Аме попробовала их все, в то время как леди Изабелла заявила о том, что слишком устала за этот вечер и не в состоянии проглотить даже крошки.
— Думаю, что вечер удался, — проговорил герцог Мелинкортский. — Одно обстоятельство подтвердилось, а именно: кардинал не имеет ни малейшего понятия, как выглядит Аме.
— Вряд ли кардинал искал сбежавшую послушницу в Версале, — усомнилась Изабелла.
— Я в этом не уверен, — ответил его светлость. — До этого произошли довольно странные вещи. Главное, что я хотел бы узнать: почему его преосвященству так необходимо, чтобы эта девушка вернулась в свой монастырь.
— Очень хотелось бы сообщить кардиналу, что он разговаривал на балу в Версале с той девушкой, которую так упорно ищет, и уделил ей не более секунды, — мечтательно проговорила леди Изабелла. — Хотя на самом деле, даже если бы он встречался с Аме когда-нибудь в прошлом, его преосвященство вряд ли узнал бы ее теперь.
Без сомнения, с напудренными волосами Аме выглядит совершенно иначе.
— На балу все говорили, что я выгляжу очень хорошо, — проговорила девушка, вернувшись к ним с куском цыпленка в руке. — А как вы думаете, монсеньор, я хорошо выглядела? — спросила она, обратившись к герцогу. — Вы гордились мной?
Было в этом вопросе девушки нечто особенное, почти мечтательное, отчего герцог на какое-то мгновение заколебался, прежде чем ответить.
— Неужели сегодня вечером вам показалось мало выслушанных комплиментов? — наконец спросил он. — Ведь даже граф д'Артуа заметил, что ваши глаза похожи на звезды.
— А еще один глупый молодой человек сказал, что мои губы похожи на розовый бутон, а мои уши напоминают раковины. Все они были крайне неловкими и наговорили целую кучу глупостей. Пожалуйста, монсеньор, ответьте мне, я хочу знать, что вы думаете?
— Ну а если я скажу, что был горд за вас, что тогда? — улыбнулся герцог.
— Думаю, — проговорила девушка, и голос ее немного дрогнул, — думаю, что тогда мне следовало бы поцеловать вам руку, монсеньор, потому что я, видите ли, тоже… гордилась вами.
Произнося эти слова, она наклонилась и прикоснулась губами к ладони его светлости, а затем с легким вздохом, который выражал ее полное удовлетворение, на мгновение прижалась щекой к его руке.
— Все было так замечательно, — проговорила она, — но только потому, что там были вы.
Изабелла немедленно встала с кресла, в котором она сидела, откинувшись на спинку.
— Я же говорила вам, Себастьян, что вы превратили меня во вдову, — проговорила она с упреком, — а теперь делаете из меня третьего лишнего.
— Третий лишний!
Глаза у Аме широко раскрылись от удивления.
— Да, третий лишний, — резким тоном повторила леди Изабелла. — Если вы не вполне понимаете, что означает это слово, могу объяснить вам его смысл: тот человек, кто чувствует себя лишним, — как правило это третий человек в компании — выходит, а двое оставшихся прекрасно проводят время наедине, и никто им не мешает.
— Изабелла, сейчас нет никакой потребности… — начал было герцог.
Но губы у Изабеллы Беррингтон плотно сжались в гневе, а глаза грозно блестели, явно демонстрируя охватившее ее чувство.
— Конечно, это очень хорошо, что вы, Себастьян, разговариваете с Аме, как с ребенком, — проговорила она, — но ведь ей уже восемнадцать лет, и она женщина; поэтому эта девушка должна и вести себя как женщина.
Она обязательно должна уяснить себе, что никто не демонстрирует свои чувства столь откровенно, как это делает она, особенно человеку, который возложил на себя обязанности опекуна.
— Но я вовсе не влюблена в герцога! — протестующе воскликнула Аме; лицо ее слегка побледнело.
— Разумеется, вы влюблены в него, — насмешливо проговорила леди Изабелла. — Что же еще можно подумать о ваших поступках и ваших высказываниях, если вы ведете себя по отношению к нему таким образом? Если вы продолжите в том же духе, все будет выглядеть весьма неподобающим образом.
— Но, мадам, у меня и в мыслях не было сделать что-нибудь неверное, — запинаясь, проговорила девушка. — Это происходит только из-за того, что я очень и очень признательна монсеньору.
Глаза у девушки заблестели от слез; потом их набралось столько, что они потекли по щекам. С тихим всхлипыванием, которое, казалось, вырывалось из самых глубин ее души, девушка повернулась и быстро выбежала из гостиной.
Дверь закрылась за ней. Изабелла Беррингтон в ужасе взглянула на герцога.
— Ах, дорогой, у меня и в мыслях не было обидеть это дитя! — воскликнула она. — Мне обязательно надо сейчас же пойти и извиниться перед этой невинной девушкой.
Она так чувствительна; но ведь это правда, Себастьян, она очень любит вас.
— Согласен, все это довольно глупо, — проговорил герцог Мелинкортский. — Сегодня вечером, на балу, когда она встретила множество более молодых мужчин, я подумал, теперь она может понять, что я очень стар и уныл для такой привязанности.
— Она такая кроткая и неиспорченная, — проговорила леди Изабелла, — а я сейчас так грубо обошлась с ней.
Это ваша вина, Себастьян. Вам ни в коем случае нельзя быть таким ужасно привлекательным.
— Дорогая, если вас что и привлекает во мне, так это исключительно мой титул, и я хорошо знаю это. Аме была права, Изабелла. Вы непрестанно ищете человека, которого смогли бы полюбить, но пока его не нашли.
— А если предположить, что я никогда и никого не полюблю? — спросила она, внезапно посерьезнев.
— Я не думаю, что кто-либо из нас двоих удовлетворился бы чем-нибудь второсортным, — проговорил герцог.
В его голосе было нечто такое, что заставило Изабеллу взглянуть ему в глаза.
— Себастьян, вы… влюблены? — спросила она.
Герцог отвернулся от нее, а когда заговорил, отвечая на вопрос, голос у него был резким:
— Может быть, я уже и не молод. Изабелла, но пока еще не дряхлый старик.
Глава 7
— Для брака, разумеется.
Леди Изабелла никак не ожидала, что при последних ее словах на лице у девушки появится выражение сильнейшей тревоги. Казалось, она пришла в ужас и неосознанно придвинулась поближе к его светлости.
— Вы ведь не хотите сказать… Вы не думаете… — начала что-то лепетать Аме.
Герцог Мелинкортский сразу понял, какие именно слова никак не может произнести девушка, прежде чем она успела закончить свою мысль вслух.
— Нет, разумеется, нет, — спокойно ответил он. — Никто не собирается предпринять какие-либо шаги для того, чтобы выдать вас замуж. В Англии люди женятся совершенно иначе, чем во Франции. Мужчины и женщины вступают там в брак, потому что любят друг друга, а не так, как здесь, когда им просто подыскивают подходящую партию.
Аме тихо вздохнула.
— Я на какое-то мгновение сильно испугалась, — проговорила девушка. — Леди Изабелла очень добра, и я так благодарна ей, но она все делает настолько быстро, что я встревожилась — она, пожалуй, может выдать меня замуж прежде, чем я пойму, что со мной происходит. Но ведь на самом деле, если возникнут такие обстоятельства, то я скорее соглашусь вернуться в монастырь, чем выйти замуж за одного из тех глупых мальчишек!
— Себастьян, уж не вы ли способствовали тому, чтобы это дитя прониклось презрением ко всей золотой молодежи Франции? — проговорила Изабелла Беррингтон, стараясь сохранять строгий тон, хотя на самом деле она сдерживалась из последних сил, чтобы не расхохотаться.
— Я не испытываю уважения ни к кому, кроме монсеньора Себастьяна, — ответила девушка. — На балу я заметила, как много людей смотрели на него с восхищением, а еще я слышала, как одна женщина сказала:» Дорогая моя, вот это мужчина! Ах, если бы я не была так стара!«— Аме на секунду умолкла. — Интересно, что она имела в виду, когда назвала себя» слишком старой «? — спросила затем девушка. — Может быть, та женщина считала себя слишком старой для того, чтобы выйти за вас замуж?
Леди Изабелла тихо захихикала, услышав это, но тут герцог проговорил сурово:
— Именно это она и имела в виду, Аме. Я думаю, она хотела польстить мне.
— Ну разумеется, это был комплимент, — согласилась девушка. — Следовало бы слышать тон, которым она проговорила:» Вот это мужчина!«А я уже хотела согласиться с ней. Хотела рассказать ей, какой чудесный вы человек.
— Боюсь, что у вас обо мне весьма превратное представление, — возразил ей его светлость. — Вам обязательно следует поговорить с Хьюго: ему будет проще всего развеять ваши иллюзии на мой счет.
— Месье Хьюго очень суров. Он воспринимает все окружающее слишком серьезно, но в то же время остается очень славным человеком. Внешне очень спокойный, холодный, но внутри у него полыхает огонь.
— Боже мой! Откуда вы взяли все это? — спросила у Аме леди Изабелла.
— А вот откуда. Хотя месье Хьюго всегда спокоен, у него доброе сердце, он очень глубоко переживает за все, что происходит вокруг. Я просто уверена в этом.
— А что вы, интересно, думаете о кардинале де Рогане? — спросил герцог.
Он почувствовал, как девушка тут же сжалась при упоминании этого имени: в течение какого-то времени она не отвечала на его вопрос. А когда Аме заговорила, голос ее был очень тих и совсем не походил на тот веселый и радостный, которым она говорила за секунду до этого.
— Я не понимаю этого человека, — проговорила наконец девушка. — Ведь кардинал принадлежит церкви, и я всегда думала о нем и обо всех остальных святых отцах, как о праведных и чистых людях, которые всеми помыслами устремлены к господу. Например, отец Пьер именно таков. Хотя он не кардинал, а лишь простой священник; и все-таки всем известно, что каждый его вздох, каждая мысль — хороши. Однажды мать-настоятельница сказала нам, что глаза человека — зеркало его души; так вот, любой человек, взглянув в глаза отца Пьера, скажет о нем: душа этого человека так же чиста и кротка, как душа маленького ребенка.
А его преосвященство совершенно иной человек, — продолжала свои откровения Аме. — Есть в нем нечто такое, что вызывает во мне дрожь. И уверяю вас, это не только из-за того, что я боюсь за себя. Есть и еще кое-что.
Кардинал представляется мне человеком, который не ведает бога.
— Отличное исследование характера, — заметил герцог. — Скажите, Аме, как вы узнали все это?
Вместо ответа она лишь пожала плечами.
— Я не знаю, — ответила девушка. — Вполне возможно, что я ошибаюсь. Надеюсь, что так оно и есть. Но я знаю наверняка, что герцог де Шартре — злой человек, и в то же время уверена, что другие люди, вроде месье Хьюго, — добрые и хорошие и никому не могут причинить зла.
— Честное слово, это становится похожим на гадание! — воскликнула леди Изабелла. — Я бы лично не осмелилась спросить, что вы думаете на мой счет. Потому что побоялась бы услышать что-нибудь неприятное о себе.
— Но почему же, мадам? Я люблю вас. Ведь вы так добры ко мне.
— Но вы не сказали бы, что я — хороший человек? — упорствовала Изабелла.
Аме колебалась:
— Вы, конечно, не такой хороший человек, как отец Пьер, но.
Как это вы говорите по-английски?.. Но очень сердечны. А еще, вы — одиноки. И всегда испытываете потребность в чем-то, чего никак не можете отыскать в своей жизни.
— Но это же глупо… — начала было леди Изабелла и тут же осеклась. — Что вы имеете в виду? — спросила она.
— Я думаю , но, мадам, вы должны простить меня, если я скажу вам нечто такое, что будет вам не по вкусу, Так вот, я думаю, что вы непрестанно ищете что-то: возможно, любовь, а возможно, кого-то, способного полюбить вас, — не знаю. Но, скорее всего, вы действительно почувствовали бы себя гораздо счастливее, если бы полюбили одного человека, только сильно, сильно.
— Hy! Честное слово — воскликнула Изабелла Его светлость обратил внимание на то, что леди Изабелла не оспорила утверждения девушки, а также на то, что остаток пути Изабелла просидела в полном молчании, забившись в угол кареты с необычайно серьезным видом.
Они добрались до дома, чувствуя неловкость и неимоверную усталость. И хотя было уже очень поздно, в гостиной большого особняка их поджидали несколько лакеев, а в люстрах и в канделябрах на лестнице были зажжены все свечи.
— Предлагаю по бокалу вина, прежде чем мы отправимся спать, — проговорил герцог. — Это сгладит влияние ночного воздуха.
Он направился в малую гостиную, где обычно проводил время. Это была красивая комната, декорированная в серых тонах и отделанная панелями серебристого цвета. Торопливо вошел лакей, неся поднос с напитками.
На боковом столике было подано множество закусок, и Аме попробовала их все, в то время как леди Изабелла заявила о том, что слишком устала за этот вечер и не в состоянии проглотить даже крошки.
— Думаю, что вечер удался, — проговорил герцог Мелинкортский. — Одно обстоятельство подтвердилось, а именно: кардинал не имеет ни малейшего понятия, как выглядит Аме.
— Вряд ли кардинал искал сбежавшую послушницу в Версале, — усомнилась Изабелла.
— Я в этом не уверен, — ответил его светлость. — До этого произошли довольно странные вещи. Главное, что я хотел бы узнать: почему его преосвященству так необходимо, чтобы эта девушка вернулась в свой монастырь.
— Очень хотелось бы сообщить кардиналу, что он разговаривал на балу в Версале с той девушкой, которую так упорно ищет, и уделил ей не более секунды, — мечтательно проговорила леди Изабелла. — Хотя на самом деле, даже если бы он встречался с Аме когда-нибудь в прошлом, его преосвященство вряд ли узнал бы ее теперь.
Без сомнения, с напудренными волосами Аме выглядит совершенно иначе.
— На балу все говорили, что я выгляжу очень хорошо, — проговорила девушка, вернувшись к ним с куском цыпленка в руке. — А как вы думаете, монсеньор, я хорошо выглядела? — спросила она, обратившись к герцогу. — Вы гордились мной?
Было в этом вопросе девушки нечто особенное, почти мечтательное, отчего герцог на какое-то мгновение заколебался, прежде чем ответить.
— Неужели сегодня вечером вам показалось мало выслушанных комплиментов? — наконец спросил он. — Ведь даже граф д'Артуа заметил, что ваши глаза похожи на звезды.
— А еще один глупый молодой человек сказал, что мои губы похожи на розовый бутон, а мои уши напоминают раковины. Все они были крайне неловкими и наговорили целую кучу глупостей. Пожалуйста, монсеньор, ответьте мне, я хочу знать, что вы думаете?
— Ну а если я скажу, что был горд за вас, что тогда? — улыбнулся герцог.
— Думаю, — проговорила девушка, и голос ее немного дрогнул, — думаю, что тогда мне следовало бы поцеловать вам руку, монсеньор, потому что я, видите ли, тоже… гордилась вами.
Произнося эти слова, она наклонилась и прикоснулась губами к ладони его светлости, а затем с легким вздохом, который выражал ее полное удовлетворение, на мгновение прижалась щекой к его руке.
— Все было так замечательно, — проговорила она, — но только потому, что там были вы.
Изабелла немедленно встала с кресла, в котором она сидела, откинувшись на спинку.
— Я же говорила вам, Себастьян, что вы превратили меня во вдову, — проговорила она с упреком, — а теперь делаете из меня третьего лишнего.
— Третий лишний!
Глаза у Аме широко раскрылись от удивления.
— Да, третий лишний, — резким тоном повторила леди Изабелла. — Если вы не вполне понимаете, что означает это слово, могу объяснить вам его смысл: тот человек, кто чувствует себя лишним, — как правило это третий человек в компании — выходит, а двое оставшихся прекрасно проводят время наедине, и никто им не мешает.
— Изабелла, сейчас нет никакой потребности… — начал было герцог.
Но губы у Изабеллы Беррингтон плотно сжались в гневе, а глаза грозно блестели, явно демонстрируя охватившее ее чувство.
— Конечно, это очень хорошо, что вы, Себастьян, разговариваете с Аме, как с ребенком, — проговорила она, — но ведь ей уже восемнадцать лет, и она женщина; поэтому эта девушка должна и вести себя как женщина.
Она обязательно должна уяснить себе, что никто не демонстрирует свои чувства столь откровенно, как это делает она, особенно человеку, который возложил на себя обязанности опекуна.
— Но я вовсе не влюблена в герцога! — протестующе воскликнула Аме; лицо ее слегка побледнело.
— Разумеется, вы влюблены в него, — насмешливо проговорила леди Изабелла. — Что же еще можно подумать о ваших поступках и ваших высказываниях, если вы ведете себя по отношению к нему таким образом? Если вы продолжите в том же духе, все будет выглядеть весьма неподобающим образом.
— Но, мадам, у меня и в мыслях не было сделать что-нибудь неверное, — запинаясь, проговорила девушка. — Это происходит только из-за того, что я очень и очень признательна монсеньору.
Глаза у девушки заблестели от слез; потом их набралось столько, что они потекли по щекам. С тихим всхлипыванием, которое, казалось, вырывалось из самых глубин ее души, девушка повернулась и быстро выбежала из гостиной.
Дверь закрылась за ней. Изабелла Беррингтон в ужасе взглянула на герцога.
— Ах, дорогой, у меня и в мыслях не было обидеть это дитя! — воскликнула она. — Мне обязательно надо сейчас же пойти и извиниться перед этой невинной девушкой.
Она так чувствительна; но ведь это правда, Себастьян, она очень любит вас.
— Согласен, все это довольно глупо, — проговорил герцог Мелинкортский. — Сегодня вечером, на балу, когда она встретила множество более молодых мужчин, я подумал, теперь она может понять, что я очень стар и уныл для такой привязанности.
— Она такая кроткая и неиспорченная, — проговорила леди Изабелла, — а я сейчас так грубо обошлась с ней.
Это ваша вина, Себастьян. Вам ни в коем случае нельзя быть таким ужасно привлекательным.
— Дорогая, если вас что и привлекает во мне, так это исключительно мой титул, и я хорошо знаю это. Аме была права, Изабелла. Вы непрестанно ищете человека, которого смогли бы полюбить, но пока его не нашли.
— А если предположить, что я никогда и никого не полюблю? — спросила она, внезапно посерьезнев.
— Я не думаю, что кто-либо из нас двоих удовлетворился бы чем-нибудь второсортным, — проговорил герцог.
В его голосе было нечто такое, что заставило Изабеллу взглянуть ему в глаза.
— Себастьян, вы… влюблены? — спросила она.
Герцог отвернулся от нее, а когда заговорил, отвечая на вопрос, голос у него был резким:
— Может быть, я уже и не молод. Изабелла, но пока еще не дряхлый старик.
Глава 7
Леди Изабелла медленно вошла в библиотеку, где Хьюго Уолтхем просматривал огромную пачку счетов. В руках у нее было несколько визитных карточек с приглашениями, которые она изучала на ходу.
Улыбнувшись Хьюго, когда тот встал из-за стола, и сделав знак рукой, позволила ему сесть. В это утро леди Изабелла выглядела особенно привлекательно. Она еще не завершила свой туалет и поэтому облачилась в муслиновый халат, отделанный венецианскими кружевами.
Волосы были не припудрены и не заколоты. Вместо замысловатой прически, золотистые локоны Изабеллы были схвачены голубой лентой, подобранной в тон ленте, что охватывала талию.
Она села у окна, и солнечный свет, упав на ее волосы, создал вокруг ее головы нечто вроде сверкающего золотистого нимба; а когда Изабелла обратила свой взор на Хьюго, глаза ее были такими светлыми и веселыми, словно лучи солнца, которые ослепительно отражались от серебряной чернильницы, стоявшей перед ним на письменном столе.
— Теперь уж нет никаких сомнений, что Аме сопутствует успех! — воскликнула леди Изабелла. — Только взгляните на эту пачку приглашений в ее адрес. По-моему, сейчас в Париже нет такого дома, двери которого не были бы широко распахнуты перед этой девушкой. Герцогиня де Дюра устраивает специальный прием для нас на следующей неделе, а принцесса де Ламбале — бал-маскарад.
Как только я вспомню, какими надменными и трудными в общении могут быть эти дамы, меня просто смех разбирает.
— Это больше всего беспокоит меня, — ответил Хьюго. — Если они узнают правду, то никогда не простят этого Себастьяну.
Изабелла пожала плечами.
— Даже если это и произойдет, герцог вряд ли сильно расстроится, — проговорила она.
— Год назад я, наверное, согласился бы с вами, может быть, даже месяц назад, — возразил ей Хьюго, — но теперь мне кажется, что он сильно переменился.
Изабелла бросила на него быстрый взгляд:
— Мне поначалу тоже так показалось, но потом я сочла, что это плод моего воображения.
— Думаю, это реальность, и воображение тут ни при чем, — ответил Хьюго. — Совершенно определенно можно сказать, что с Себастьяном что-то происходит. Он стал более серьезным и положительным.
Леди Изабелла положила на стол карточки с приглашениями, прижала ладони клипу и устремила свой взор в сад.
— А вы знаете, Хьюго, — проговорила она наконец, — я не удивляюсь, мы все меняемся понемногу.
— Мы все?
Изабелла кивнула.
— По крайней мере, в себе я чувствую изменения, — проговорила она. — Ах, трудно объяснить словами, что я имею в виду, и Себастьяну этого я сказать не смогла бы.
Он только посмеялся бы надо мной, а я почувствовала бы себя глупой. Но вам, Хьюго, я могу сказать. Полагаю, что все изменения, происходящие с нами, объясняются исключительно влиянием на нас этой девушки, Аме.
— Но каким образом? — спросил он.
— Это трудно выразить словами; больше того, по-моему, она таким образом влияет на всех, с кем ей приходится общаться, они становятся лучше, чем были прежде. Например, если бы вы несколько недель назад сказали мне, что я должна буду поехать на прием с какой-нибудь девицей, к которой Себастьян проявляет явный интерес, я подумала бы о вас как о сумасшедшем. И потом, сколько бы я ни старалась, никак не могу возбудить в себе ревность к Аме. Это может показаться смешным, но тем не менее — сущая правда.
— Да я и не вижу ни одной причины, почему бы вы, Изабелла, стали ревновать к ней, — поспешно проговорил Хьюго. — Она влюбилась в Себастьяна. Это совершенно очевидно для каждого, кто увидит ее с ним, но вот о том, какие чувства к девушке испытывает герцог, я лично не имею ни малейшего понятия.
— То же самое я могу сказать и о себе, — ответила леди Изабелла, — но мы оба все-таки допускаем мысль, что он внутренне изменился. Но дело не в этом. Я молода, красива, и тем не менее мне приходится во многих отношениях играть второстепенную роль рядом с девушкой, которая моложе меня и более красива.
— Это не правда, — начал было Хьюго, но Изабелла остановила его, приложив руку к его губам.
— Сейчас нет никакой необходимости в вашей галантности, Хьюго, — проговорила она. — Мы знаем друг друга уже достаточно давно. Я была первой дамой в Лондоне и слишком хорошо знаю, какие знаки внимания оказывает общество. Так вот, Аме — первая дама Парижа.
Она, если вам это больше нравится, первая красавица, за которую провозглашается первый тост.
— Мне не нравится это выражение, — чуть ли не с гневом возразил ей Хьюго.
У Изабеллы брови взметнулись вверх.
— Это обижает вас?
— И в высшей степени. Я никогда не считал знаком уважения, если имя какой-нибудь женщины упоминается полупьяными щеголями из Сент-Джеймского клуба либо ее красота становится предметом для разговоров в кафе или за игорными столами.
И столько неподдельного негодования было в его тоне, что леди Изабелла взглянула на Хьюго в полном недоумении. Она ничего не сказала, и через некоторое время Хьюго заговорил уже извиняющимся тоном:
— Вы должны простить мою дерзость. Изабелла. Мои чувства не представляют для вас никакого интереса, и я не должен беспокоить вас.
— Напротив, мне очень интересно, что вы обо всем этом думаете, — возразила ему Изабелла Беррингтон. — Даже не знаю, чем вызвано ваше неудовольствие.
— Вы должны простить меня, мне не следовало говорить вам этого, — упорствовал Хьюго.
— Почему же не следовало? — удивилась леди Изабелла. — Ведь мы с вами старые друзья, познакомились в Мелине, тогда вы впервые оказались в поместье герцога.
Помню, я осталась ночевать накануне вашего приезда.
И хорошо помню, как горячо мы все поздравляли его светлость с выбором такого секретаря. Ваш предшественник с этой должностью не справлялся.
— И поэтому у меня появилась возможность оказаться не таким уж и плохим, — проговорил Хьюго, и в голосе его появилась горечь.
— Я этого не говорила, — поспешно возразила ему леди Изабелла. — Мы с удовольствием пригласили бы вас на эту же должность и к себе. Я всегда была очень расположена к вам, и вот теперь, к моему полнейшему удивлению, вдруг узнаю, что вы, оказывается, затаили против меня недобрые упреки. А если за меня и поднимают тосты какие-нибудь полупьяные щеголи, поверьте, это не моя вина.
— Нет?
Изабелла, не выдержав пристального взгляда Хьюго, опустила глаза.
— Ну, по крайней мере, не только моя. Буду честной и сознаюсь вам, что действительно получала удовольствие от всеобщего внимания к своей особе, от того, что шокировала своим поведением всех, кто рад был осудить меня.
Все были такими чопорными, ханжески стыдливыми и готовыми всегда отыскать зло даже там, где его и не было.
Хьюго встал из-за стола и подошел к камину.
— Я никогда не верил в то, что вы способны в действительности стать испорченной женщиной. Что я всегда отвергал в вас, так это то, как бессмысленно вы распорядились своими дарованиями, а также то, что у вас нет цели в жизни.
— Смешно, неужели я имела какой-нибудь талант? — воскликнула Изабелла.
— Да, имели, — с самым серьезным видом заверил ее Хьюго. — Не вспомните ли сейчас наш с вами спор в Мелине в первый год моего пребывания там?
— Тогда я была намного моложе, — поспешно проговорила леди Изабелла. — В то время мне не терпелось продемонстрировать всем свои знания, но очень скоро, переехав в Лондон, я поняла, что для любой женщины самым последним достоинством, которым ей надо обладать, является ум. Такие женщины мужчинам не нравятся.
— Да, это правда, и все-таки я всегда сожалел об этом, — со вздохом проговорил Хьюго.
— Вы, наверное, предпочли бы, чтоб я сидела и занималась вместе с вами греческой мифологией вместо того, чтобы танцевать котильон в Девоншир-Хаусе? — спросила она.
— По крайней мере, греческая мифология была бы предпочтительнее и даже более желательной, чем гонки в собственном тандеме к Севеноуксу или победа еще в какой-нибудь гонке с призовым фондом в тысячу гиней.
Это было одно из самых смелых для ее репутации приключений, за него она ухитрилась заслужить суровое порицание всех более или менее уважаемых вдов английского высшего света.
Услышав то, что сказал Хьюго, она вскрикнула и прижала ладони к щекам.
— Господи, умоляю вас, Хьюго, не напоминайте мне О той гонке: вы заставляете меня смущаться. Это был гибельный для меня поступок, и все-таки я в то же время испытала тогда и огромное удовлетворение. Но теперь вам придется гораздо меньше волноваться из-за меня, потому что я становлюсь старше. Сейчас уже нет ни малейшего желания участвовать в какой-нибудь гонке, я не хочу совершать поступков, подобных тем, которыми шокировала свет в последние два года. А правда заключается в том, что у меня возникло ощущение, будто я все, что можно, уже сделала в своей жизни. Скажете, может, это оттого, что я стала пресыщенной?
— Довольно разумное объяснение, — согласился с ней Хьюго. — Для разнообразия попробуйте почитать немного.
Вы наверняка могли бы отыскать в греческой мифологии источник, который вернул бы вас к активной жизни.
— Вы все-таки странный человек, Хьюго, — проговорила леди Изабелла. — Скажу без лишней скромности, что всегда считала вас одним из самых преданных своих поклонников, вместо этого вы оказываетесь одним из моих наиболее суровых критиков.
— Позвольте мне несколько изменить это определение, — возразил Хьюго. — Одним из ваших самых восторженных критиков.
— Благодарю!
Леди Изабелла улыбнулась ему, а затем вновь собрала все карточки с приглашениями.
— Вы не решили ни одной из моих личных проблем, — сказала она Хьюго Уолтхему, — хотя вполне возможно, что только я смогу решить их, если влюблюсь в кого-нибудь.
— В кого же? — спросил тот.
— Мне и самой хотелось бы знать ответ на ваш вопрос, — ответила Изабелла Беррингтон. — Самым подходящим человеком был бы Себастьян, но совершенно очевидно, что мне невозможно конкурировать с Аме, чтобы завоевать его сердце.
— Вы никогда не любили его, — заявил Хьюго. — А если вы и считали так, то это была только видимость, может быть, даже самообман.
Изабелла рассмеялась:
— Ну, тут-то я отказываю вам в правоте. Чтоб вы знали, скажу: я люблю Себастьяна и хочу выйти за него замуж. Я должна стать прекрасной герцогиней, и вам это хорошо известно.
— Герцог ни за что не женится на вас. Изабелла, — решительно заявил Хьюго Уолтхем. — Я более чем уверен, что в глубине души Себастьян очень сентиментален, и прежде чем расстаться со своей свободой, захочет сначала влюбиться.
— Даже в случае с герцогом можно ошибаться, — задумчиво проговорила леди Изабелла. — Когда я выходила замуж за Чарльза Беррингтона, то очень его любила или по крайней мере думала, что любила; а теперь я уверена, что, останься он в живых, наш брак не стал бы счастливым. Ведь у нас было так мало общего. Он боготворил меня, но во многих отношениях Чарльз был ребенком, мальчишкой, рядом с ним я чувствовала себя неизмеримо старше.
— Какой тонкий, глубокий ум у вас, Изабелла! — проговорил Хьюго.
— Может быть, вы и правы. Что является недостатком, так это — обладать способностью ясно мыслить и остро чувствовать.
Хьюго уже готов был ответить Изабелле, но тут в комнату вошла Аме.
Девушка была одета в костюм для верховой езды из голубого атласа; на голове красовалась маленькая треугольная шляпка, украшенная длинным изогнутым пером светло-голубого цвета. Глаза у девушки искрились, щеки разрумянились после прогулки на свежем воздухе.
Аме быстро прошлась по комнате, нежно поцеловала леди Изабеллу в щеку, после чего протянула руку Хьюго.
— Здравствуйте, мадам. Доброе утро, дорогой месье Хьюго, — проговорила она. — Как жаль, что вы не присоединились к нам — в лесу было так замечательно, и мы с монсеньером даже скакали на лошадях наперегонки!
— И кто же победил? — спросила Изабелла.
— Ну разумеется, монсеньор. Он ведь прекрасный наездник. Выслушайте меня, есть большая новость для вас.
Пока мы катались на лошадях верхом, набрели на маленький особнячок. Знаете ли, маленький изящный домик, сооруженный в самой середине леса; рядом с ним — сад, полный цветов, а вокруг здания протекает небольшой ручей. Особняк был такой очаровательный, что мы остановились, чтобы все лучше рассмотреть, а потом его светлость спросил у старого садовника, кому все это принадлежит, и мы выяснили, что особняк сдается в аренду.
— Ну а дальше что? — спросила Изабелла.
— Это сюрприз, — ответила девушка. — Пока мы будем в Париже, монсеньор собирается сделать все приготовления, чтобы этот особняк сдали нам. В этом случае мы сможем выезжать туда по субботам и воскресеньям.
Улыбнувшись Хьюго, когда тот встал из-за стола, и сделав знак рукой, позволила ему сесть. В это утро леди Изабелла выглядела особенно привлекательно. Она еще не завершила свой туалет и поэтому облачилась в муслиновый халат, отделанный венецианскими кружевами.
Волосы были не припудрены и не заколоты. Вместо замысловатой прически, золотистые локоны Изабеллы были схвачены голубой лентой, подобранной в тон ленте, что охватывала талию.
Она села у окна, и солнечный свет, упав на ее волосы, создал вокруг ее головы нечто вроде сверкающего золотистого нимба; а когда Изабелла обратила свой взор на Хьюго, глаза ее были такими светлыми и веселыми, словно лучи солнца, которые ослепительно отражались от серебряной чернильницы, стоявшей перед ним на письменном столе.
— Теперь уж нет никаких сомнений, что Аме сопутствует успех! — воскликнула леди Изабелла. — Только взгляните на эту пачку приглашений в ее адрес. По-моему, сейчас в Париже нет такого дома, двери которого не были бы широко распахнуты перед этой девушкой. Герцогиня де Дюра устраивает специальный прием для нас на следующей неделе, а принцесса де Ламбале — бал-маскарад.
Как только я вспомню, какими надменными и трудными в общении могут быть эти дамы, меня просто смех разбирает.
— Это больше всего беспокоит меня, — ответил Хьюго. — Если они узнают правду, то никогда не простят этого Себастьяну.
Изабелла пожала плечами.
— Даже если это и произойдет, герцог вряд ли сильно расстроится, — проговорила она.
— Год назад я, наверное, согласился бы с вами, может быть, даже месяц назад, — возразил ей Хьюго, — но теперь мне кажется, что он сильно переменился.
Изабелла бросила на него быстрый взгляд:
— Мне поначалу тоже так показалось, но потом я сочла, что это плод моего воображения.
— Думаю, это реальность, и воображение тут ни при чем, — ответил Хьюго. — Совершенно определенно можно сказать, что с Себастьяном что-то происходит. Он стал более серьезным и положительным.
Леди Изабелла положила на стол карточки с приглашениями, прижала ладони клипу и устремила свой взор в сад.
— А вы знаете, Хьюго, — проговорила она наконец, — я не удивляюсь, мы все меняемся понемногу.
— Мы все?
Изабелла кивнула.
— По крайней мере, в себе я чувствую изменения, — проговорила она. — Ах, трудно объяснить словами, что я имею в виду, и Себастьяну этого я сказать не смогла бы.
Он только посмеялся бы надо мной, а я почувствовала бы себя глупой. Но вам, Хьюго, я могу сказать. Полагаю, что все изменения, происходящие с нами, объясняются исключительно влиянием на нас этой девушки, Аме.
— Но каким образом? — спросил он.
— Это трудно выразить словами; больше того, по-моему, она таким образом влияет на всех, с кем ей приходится общаться, они становятся лучше, чем были прежде. Например, если бы вы несколько недель назад сказали мне, что я должна буду поехать на прием с какой-нибудь девицей, к которой Себастьян проявляет явный интерес, я подумала бы о вас как о сумасшедшем. И потом, сколько бы я ни старалась, никак не могу возбудить в себе ревность к Аме. Это может показаться смешным, но тем не менее — сущая правда.
— Да я и не вижу ни одной причины, почему бы вы, Изабелла, стали ревновать к ней, — поспешно проговорил Хьюго. — Она влюбилась в Себастьяна. Это совершенно очевидно для каждого, кто увидит ее с ним, но вот о том, какие чувства к девушке испытывает герцог, я лично не имею ни малейшего понятия.
— То же самое я могу сказать и о себе, — ответила леди Изабелла, — но мы оба все-таки допускаем мысль, что он внутренне изменился. Но дело не в этом. Я молода, красива, и тем не менее мне приходится во многих отношениях играть второстепенную роль рядом с девушкой, которая моложе меня и более красива.
— Это не правда, — начал было Хьюго, но Изабелла остановила его, приложив руку к его губам.
— Сейчас нет никакой необходимости в вашей галантности, Хьюго, — проговорила она. — Мы знаем друг друга уже достаточно давно. Я была первой дамой в Лондоне и слишком хорошо знаю, какие знаки внимания оказывает общество. Так вот, Аме — первая дама Парижа.
Она, если вам это больше нравится, первая красавица, за которую провозглашается первый тост.
— Мне не нравится это выражение, — чуть ли не с гневом возразил ей Хьюго.
У Изабеллы брови взметнулись вверх.
— Это обижает вас?
— И в высшей степени. Я никогда не считал знаком уважения, если имя какой-нибудь женщины упоминается полупьяными щеголями из Сент-Джеймского клуба либо ее красота становится предметом для разговоров в кафе или за игорными столами.
И столько неподдельного негодования было в его тоне, что леди Изабелла взглянула на Хьюго в полном недоумении. Она ничего не сказала, и через некоторое время Хьюго заговорил уже извиняющимся тоном:
— Вы должны простить мою дерзость. Изабелла. Мои чувства не представляют для вас никакого интереса, и я не должен беспокоить вас.
— Напротив, мне очень интересно, что вы обо всем этом думаете, — возразила ему Изабелла Беррингтон. — Даже не знаю, чем вызвано ваше неудовольствие.
— Вы должны простить меня, мне не следовало говорить вам этого, — упорствовал Хьюго.
— Почему же не следовало? — удивилась леди Изабелла. — Ведь мы с вами старые друзья, познакомились в Мелине, тогда вы впервые оказались в поместье герцога.
Помню, я осталась ночевать накануне вашего приезда.
И хорошо помню, как горячо мы все поздравляли его светлость с выбором такого секретаря. Ваш предшественник с этой должностью не справлялся.
— И поэтому у меня появилась возможность оказаться не таким уж и плохим, — проговорил Хьюго, и в голосе его появилась горечь.
— Я этого не говорила, — поспешно возразила ему леди Изабелла. — Мы с удовольствием пригласили бы вас на эту же должность и к себе. Я всегда была очень расположена к вам, и вот теперь, к моему полнейшему удивлению, вдруг узнаю, что вы, оказывается, затаили против меня недобрые упреки. А если за меня и поднимают тосты какие-нибудь полупьяные щеголи, поверьте, это не моя вина.
— Нет?
Изабелла, не выдержав пристального взгляда Хьюго, опустила глаза.
— Ну, по крайней мере, не только моя. Буду честной и сознаюсь вам, что действительно получала удовольствие от всеобщего внимания к своей особе, от того, что шокировала своим поведением всех, кто рад был осудить меня.
Все были такими чопорными, ханжески стыдливыми и готовыми всегда отыскать зло даже там, где его и не было.
Хьюго встал из-за стола и подошел к камину.
— Я никогда не верил в то, что вы способны в действительности стать испорченной женщиной. Что я всегда отвергал в вас, так это то, как бессмысленно вы распорядились своими дарованиями, а также то, что у вас нет цели в жизни.
— Смешно, неужели я имела какой-нибудь талант? — воскликнула Изабелла.
— Да, имели, — с самым серьезным видом заверил ее Хьюго. — Не вспомните ли сейчас наш с вами спор в Мелине в первый год моего пребывания там?
— Тогда я была намного моложе, — поспешно проговорила леди Изабелла. — В то время мне не терпелось продемонстрировать всем свои знания, но очень скоро, переехав в Лондон, я поняла, что для любой женщины самым последним достоинством, которым ей надо обладать, является ум. Такие женщины мужчинам не нравятся.
— Да, это правда, и все-таки я всегда сожалел об этом, — со вздохом проговорил Хьюго.
— Вы, наверное, предпочли бы, чтоб я сидела и занималась вместе с вами греческой мифологией вместо того, чтобы танцевать котильон в Девоншир-Хаусе? — спросила она.
— По крайней мере, греческая мифология была бы предпочтительнее и даже более желательной, чем гонки в собственном тандеме к Севеноуксу или победа еще в какой-нибудь гонке с призовым фондом в тысячу гиней.
Это было одно из самых смелых для ее репутации приключений, за него она ухитрилась заслужить суровое порицание всех более или менее уважаемых вдов английского высшего света.
Услышав то, что сказал Хьюго, она вскрикнула и прижала ладони к щекам.
— Господи, умоляю вас, Хьюго, не напоминайте мне О той гонке: вы заставляете меня смущаться. Это был гибельный для меня поступок, и все-таки я в то же время испытала тогда и огромное удовлетворение. Но теперь вам придется гораздо меньше волноваться из-за меня, потому что я становлюсь старше. Сейчас уже нет ни малейшего желания участвовать в какой-нибудь гонке, я не хочу совершать поступков, подобных тем, которыми шокировала свет в последние два года. А правда заключается в том, что у меня возникло ощущение, будто я все, что можно, уже сделала в своей жизни. Скажете, может, это оттого, что я стала пресыщенной?
— Довольно разумное объяснение, — согласился с ней Хьюго. — Для разнообразия попробуйте почитать немного.
Вы наверняка могли бы отыскать в греческой мифологии источник, который вернул бы вас к активной жизни.
— Вы все-таки странный человек, Хьюго, — проговорила леди Изабелла. — Скажу без лишней скромности, что всегда считала вас одним из самых преданных своих поклонников, вместо этого вы оказываетесь одним из моих наиболее суровых критиков.
— Позвольте мне несколько изменить это определение, — возразил Хьюго. — Одним из ваших самых восторженных критиков.
— Благодарю!
Леди Изабелла улыбнулась ему, а затем вновь собрала все карточки с приглашениями.
— Вы не решили ни одной из моих личных проблем, — сказала она Хьюго Уолтхему, — хотя вполне возможно, что только я смогу решить их, если влюблюсь в кого-нибудь.
— В кого же? — спросил тот.
— Мне и самой хотелось бы знать ответ на ваш вопрос, — ответила Изабелла Беррингтон. — Самым подходящим человеком был бы Себастьян, но совершенно очевидно, что мне невозможно конкурировать с Аме, чтобы завоевать его сердце.
— Вы никогда не любили его, — заявил Хьюго. — А если вы и считали так, то это была только видимость, может быть, даже самообман.
Изабелла рассмеялась:
— Ну, тут-то я отказываю вам в правоте. Чтоб вы знали, скажу: я люблю Себастьяна и хочу выйти за него замуж. Я должна стать прекрасной герцогиней, и вам это хорошо известно.
— Герцог ни за что не женится на вас. Изабелла, — решительно заявил Хьюго Уолтхем. — Я более чем уверен, что в глубине души Себастьян очень сентиментален, и прежде чем расстаться со своей свободой, захочет сначала влюбиться.
— Даже в случае с герцогом можно ошибаться, — задумчиво проговорила леди Изабелла. — Когда я выходила замуж за Чарльза Беррингтона, то очень его любила или по крайней мере думала, что любила; а теперь я уверена, что, останься он в живых, наш брак не стал бы счастливым. Ведь у нас было так мало общего. Он боготворил меня, но во многих отношениях Чарльз был ребенком, мальчишкой, рядом с ним я чувствовала себя неизмеримо старше.
— Какой тонкий, глубокий ум у вас, Изабелла! — проговорил Хьюго.
— Может быть, вы и правы. Что является недостатком, так это — обладать способностью ясно мыслить и остро чувствовать.
Хьюго уже готов был ответить Изабелле, но тут в комнату вошла Аме.
Девушка была одета в костюм для верховой езды из голубого атласа; на голове красовалась маленькая треугольная шляпка, украшенная длинным изогнутым пером светло-голубого цвета. Глаза у девушки искрились, щеки разрумянились после прогулки на свежем воздухе.
Аме быстро прошлась по комнате, нежно поцеловала леди Изабеллу в щеку, после чего протянула руку Хьюго.
— Здравствуйте, мадам. Доброе утро, дорогой месье Хьюго, — проговорила она. — Как жаль, что вы не присоединились к нам — в лесу было так замечательно, и мы с монсеньером даже скакали на лошадях наперегонки!
— И кто же победил? — спросила Изабелла.
— Ну разумеется, монсеньор. Он ведь прекрасный наездник. Выслушайте меня, есть большая новость для вас.
Пока мы катались на лошадях верхом, набрели на маленький особнячок. Знаете ли, маленький изящный домик, сооруженный в самой середине леса; рядом с ним — сад, полный цветов, а вокруг здания протекает небольшой ручей. Особняк был такой очаровательный, что мы остановились, чтобы все лучше рассмотреть, а потом его светлость спросил у старого садовника, кому все это принадлежит, и мы выяснили, что особняк сдается в аренду.
— Ну а дальше что? — спросила Изабелла.
— Это сюрприз, — ответила девушка. — Пока мы будем в Париже, монсеньор собирается сделать все приготовления, чтобы этот особняк сдали нам. В этом случае мы сможем выезжать туда по субботам и воскресеньям.