Картленд Барбара. Проклятие клана

   «Одному Богу известно, что с ней будет», – неоднократно повторял про себя мистер Фалкирк, понимая, что, будь его воля, он бы тут же отправил ее домой, не дожидаясь, когда они приедут в замок.
   Не ведая о его терзаниях, Тара то восторженно глядела на горные вершины, возвышавшиеся над ними, то, высунувшись из коляски, не отрывала глаз от серебристого водопада, ниспадавшего по отвесной скале в озеро, раскинувшееся у ее подножия.
   – Чем больше я вижу, тем красивее кажется мне Шотландия, – призналась она. – Возможно, вам это покажется нелепым, но я чувствую… что я родом отсюда… что это моя страна… я принадлежу ее народу.
 
   По подъездной аллее, обсаженной с обеих сторон деревьями, к замку направлялись две коляски. В них сидели шестеро мужчин. Все были одеты в зелено-желтые клетчатые пледы – парадное одеяние клана Килдоннонов.
   Вождь клана – красивый мужчина с пышными бакенбардами, густыми бровями и седеющими усами, – непринужденно откинувшись на спинку сиденья, казалось, безмятежно наслаждался быстрой ездой.
   Однако его брат и два его сына чувствовали себя неспокойно. С самого начала пути они обсуждали волнующий их вопрос: зачем их пригласили в замок. Но так и не смогли прийти к какому-то определен ному выводу.
   – Как вы думаете, отец, почему герцог не пригласил нас, а приказал приехать? – обратился один из сыновей к старшему Килдоннону, вождю клана,
   – Верно, это было не приглашение, а приказ, – подхватил другой сын.
   – Совершенно с вами согласен, – проговорил их дядя. – «Вам надлежит явиться в замок к четырем часам 10 июля, хотите вы этого или нет». Приглашение, сделанное в такой форме, можно считать приказом.
   – Судя по всему, герцог собирается рассказать нам о своей поездке во Францию, – ответил вождь.
   Он обладал старейшим в Шотландии титулом, у этого небольшого клана была долгая история, которой Килдонноны неимоверно гордились.
   – Ты знал, что он ездил во Францию? – удивился брат вождя.
   – Да, знал.
   – А не кажется ли тебе, что он отправился туда с какой-то определенной целью?
   В коляске воцарилась тишина.
   – Что ты имеешь в виду? – наконец спросил старший Килдоннон.
   И вновь повисла тишина, нарушаемая лишь стуком лошадиных копыт.
   – Не знаю, слышал ты об этом или нет, – отозвался после продолжительного молчания Элистер Килдоннон, – поговаривали, что Маргарет примерно с месяц назад уехала во Францию.
   – Маргарет уехала во Францию? – удивленно переспросил старший Килдоннон. – Кто это распускает такие слухи? И почему мне ничего не сказали?
   – Я не уверен, что это правда, – ответил брат. – Единственное, что я знаю, – это что она уехала из замка и отправилась на юг.
   Оба сына Килдоннона, сидевшие напротив, обменялись взглядами.
   Похоже, при желании они могли бы внести в этот вопрос кое-какую ясность, однако такового явно не обнаружилось, поскольку оба крепко сжали губы, словно дали обет молчания.
   Это были красивые юноши девятнадцати и двадцати трех лет. В беретах, надетых немного набекрень, что считалось особым шиком. С небрежной, как и у большинства молодых людей из клана Килдоннонов, походкой.
   – Что ж, скоро мы узнаем, уехала Маргарет во, Францию или нет, – заметил Элистер Килдоннон, пока коляска одолевала последний подъем на дороге к замку.
   Замок герцога Аркрейджского венчал холм, возвышавшийся над долиной. Как нельзя более удачное местоположение его было выбрано еще много столетий назад, когда Маккрейги возводили мощные крепости, защищавшие их от нападений врагов.
   Самыми жестокими врагами были Килдонноны. Печальным результатом вражды и бесконечных войн этих двух кланов стало множество могил в церковном дворе и на склоне холма.
   Над замком с его зубчатыми стенами, башенками, и бойницами и над крепостной стеной, бывшей когда-то неприступным укреплением, возвышались горы, постоянно покрытые зимой белым снегом.
   Но сейчас было лето, и вовсю цвел вереск, скромные цветочки которого на фоне серых стен казались красоты необыкновенной.
   Лошади с громким ржанием остановились перед массивными воротами, украшенными медными гвоздями и железными петлями старинной работы,
   В тот же миг ворота распахнулись: слуги герцога, облаченные в красно-сине-белые – цвета Маккрейгов – клетчатые пледы, со спорранами (кожаными сумками), отделанными барсучьим мехом, через плечо уже поджидали гостей.
   Во второй коляске приехали два сына-близнеца Элистера, брата вождя Килдоннонов.
   Дворецкий, спорран которого оказался еще более внушительных размеров, чем у слуг, торжественно провел шестерых представителей клана Килдоннонов по широкой лестнице на первый этаж.
   Там, как это принято в Шотландии, располагались залы для приемов. И Килдонноны знали, что герцог примет их в самом просторном, считавшемся самым главным.
   Это была огромная комната с высокими окнами, выходящими в сад. За садом поблескивала сталью вода озера, окруженного поросшими вереском торфяниками, где в изобилии водились олени и куропатки.
   В зале никого не было. Старший Килдоннон подошел к окну. При виде озера, где, как он знал, водился лосось, и вересковых зарослей, где обитало столько оленей, сколько ему и не снилось, в его глазах промелькнула зависть.
   Однако приехал он сюда не восхищаться владениями вождя Маккрейгов и не завидовать ему.
   Хотя старшему Килдоннону и не хотелось в этом признаваться, но из головы у него не шел тот же вопрос, что мучил остальных представителей его клана: зачем герцог приказал им явиться в замок и имеют ли под собой хоть какую-то почву слухи, касающиеся герцогини.
   Дверь в дальнем конце зала отворилась, и вошел герцог Аркрейджский.
   С первого взгляда Килдоннонам стало понятно: это не дружеская встреча, а официальный прием, хотя почему, они понятия не имели.
   Герцог Аркрейджский был высокого роста – у Килдоннонов такого высокого мужчины в роду никогда не было. Держался он сегодня надменно и чопорно, от всего его облика веяло таким холодом, что не оставалось сомнений – произошло что-то из ряда вон выходящее.
   С тех пор как герцог стал его зятем, старший Килдоннон узнал его поближе и полюбил. И встречи их уже не носили официального характера.
   После сердечного рукопожатия герцог обычно принимался живо обсуждать с тестем проблемы, представлявшие взаимный интерес и касающиеся обоих кланов.
   Но сегодня, подойдя поближе, он несколько секунд постоял, глядя на Килдоннонов так, словно видел впервые.
   Из-под нахмуренных бровей глаза его метали громы и молнии, и представители клана со страхом ждали, что их сейчас арестуют и отправят в тюрьму.
   Словно желая подчеркнуть значимость момента, герцог предстал перед посетителями при всех регалиях, полагающихся вождю клана: с белоснежным спорраном, отделанным серебром, висевшим поверх пледа в красно-сине-белую клетку – плед этот застегивался на плече огромной брошью из дымчатого топаза, – в пышном кружевном жабо, а из-за отворота клетчатого чулка виднелась рукоять кинжала,
   Молчание герцога показалось Килдоннонам зловещим, словно черная туча, нависшая над вересковыми зарослями.
   Чувствуя, что он первым должен нарушить гнетущее безмолвие, от которого всем было не по себе, вождь клана Килдоннонов заставил себя произнести:
   – Добрый день, Аркрейдж. Вы просили нас приехать, и вот мы здесь.
   – Добрый день, – ледяным голосом произнес герцог.
   – Прошу садиться, – указал он на стулья в дальнем углу комнаты. Перед ними высилось кресло с резной спинкой, которое, как было хорошо известно старшему Килдоннону, использовалось лишь во время официальных церемонии.
   Сыновья и племянники старого Килдоннона обменялись за его спиной встревоженными взглядами.
   Не желая выдать охватившее его волнение, Килдоннон принял приглашение герцога и уселся на стул, закинув ногу на ногу, делая вид, что ему все нипочем.
   Остальные Килдонноны последовали за ним, и лишь когда все они уселись, герцог проследовал к своему креслу столь величественно, что оно показалось озадаченным гостям настоящим троном вождя.
   Однако садиться герцог не стал. Опершись о спинку кресла и не отрывая взгляда от лица Килдоннона, он медленно, подчеркивая каждое слово, произнес:
   – Я приказал вам приехать, Килдоннон, чтобы вы услышали правду о своей дочери Маргарет, моей жене герцогине Аркрейджской, которой больше нет в живых!

Глава 3

   – Нет в живых?!
   Слова эти эхом пронеслись по залу.
   Килдонноны во все глаза смотрели на герцога.
   Повисла томительная тишина. Наконец вождь Килдоннонов медленно проговорил:
   – Почему мне об этом не сообщили?
   – Я вам сообщаю.
   – Где она похоронена?
   – Во Франции, рядом со своим любовником.
   Присутствующие, затаив дыхание, ждали, что герцог скажет дальше.
   – Я вызвал вас, чтобы рассказать о том, что произошло. – Голос герцога прозвучал резко.
   Вождь клана Килдоннонов хмуро смотрел на него. Брови его почти сошлись у переносицы.
   Напряженно выпрямившись, Килдонноны застыли на своих стульях. Поза герцога была почти оскорбительно небрежна.
   Однако лицо его было столь мрачным, что казалось, перед ними стоял не молодой человек, а глубокий старец.
   Обращаясь к старшему Килдоннону, он начал свой рассказ:
   – Когда мы с вами обсуждали возможность соглашения о том, что наши кланы впредь станут жить в мире, вы поставили мне несколько условий.
   Килдоннон согласно кивнул.
   – Первое из них, – напомнил герцог, – гласило, что я должен предоставить вам заем в десять тысяч фунтов для оказания помощи беднейшим представителям клана и тем, кто, по вашему мнению, пострадал по моей вине.
   – И это было более чем справедливо! – вмешался Элистер Килдоннон. – Ведь не кто иной, как Маккрейги, опустошали наши поля, угоняли наши стада и воровали наших овец!
   В голосе его прозвучали злоба и вызов, однако герцог не удостоил его ответом. Глядя на старшего Килдоннона, он продолжал рассуждать вслух, будто его и не прерывали:
   – А второе – что во имя установления прочного мира между нашими кланами я должен жениться на вашей дочери Маргарет.
   Наступила гробовая тишина: шестеро мужчин, затаив дыхание, во все глаза смотрели на герцога.
   – Вы тогда особо подчеркнули, – продолжал герцог, – что, если ваша дочь станет герцогиней Аркрейджской, она сможет многое сделать, чтобы помочь женщинам клана Килдоннонов. Все свои усилия она сосредоточит на том, чтобы заставить их понять, что время распрей миновало, детей нужно воспитывать так, чтобы они считали мирную жизнь единственно правильной и никогда не стремились воевать.
   Поскольку старший Килдоннон никак на это высказывание не отреагировал, герцог спросил:
   – Так это или нет?
   – Так, – коротко ответил Килдоннон.
   – Я полагал, что все это принесет огромную пользу не только вашему клану, но и моему, – признался герцог. – Я одолжил вам денег и женился на вашей дочери.
   Сказав это, он обвел взглядом всех членов клана, причем взглядом столь презрительным, что они почувствовали себя оплеванными.
   – Я тогда понятия не имел, – ледяным тоном заметил герцог, – что ваша дочь отнюдь не разделяет наших радужных взглядов относительно будущего мира между нашими кланами и их процветания.
   И, снова окинув представителей Килдоннонов пренебрежительным взглядом, продолжал:
   – Она обманула меня, как из поколения в поколение Килдонноны обманывали Маккрейгов!
   – Как вы смеете нас оскорблять! – возмутился Элистер Килдоннон.
   – Это не оскорбление, а правда! – отрезал герцог. – В первую брачную ночь Маргарет Килдоннон заявила мне, что презирает меня и всех представителей моего клана. Более того, она никогда не станет моей настоящей женой!
   Снова наступила гнетущая тишина. Наконец старший Килдоннон уже совершенно другим тоном произнес:
   – Поверьте, я понятия не имел, что моя дочь испытывает подобные чувства.
   – Я думал, со временем ее взгляды изменятся, – заметил герцог, – но я не знал того, что, без сомнения, было известно членам вашей семьи: у Маргарет был любовник, которого она и не думала бросать после замужества.
   Вождь клана Килдоннонов застыл как громом пораженный. Сыновья его, украдкой переглянувшись, смущенно потупили взор.
   – Как говорится, об измене жены муж всегда узнает последним.
   В голосе герцога слышалась брезгливость.
   – Честью клянусь вам, – проговорил пораженный Килдоннон, – что я об этом понятия не имел.
   – Значит, вас обманывали так же, как и меня! – бросил герцог. – И не только ваша дочь, но и сыновья, племянники и, без сомнения, ваш брат!
   Старший Килдоннон, медленно, обернувшись, взглянул на своих родственников, однако те, боясь встретиться с ним взглядом, поспешно опустили глаза.
   Герцог невесело рассмеялся.
   – Неужели вы допускаете, что они не знали, что их кузен Неил при каждом удобном случае тайком встречается с моей женой?
   И, не получив ответа, продолжал:
   – В моем клане нашлось немало людей, горевших желанием донести мне, куда направляла свою лошадь герцогиня, когда я не мог ее сопровождать во время прогулки; кто поджидал ее то в зарослях вереска, то в лесу; через кого доставлялись в замок любовные записки и как их переправляли через границу доверенные люди.
   Темные глаза герцога сверкали гневом.
   – Неизвестно, как долго длилась бы эта бесчестная связь, – продолжал он, – если бы ваша дочь не поняла, что я неминуемо узнаю о ее измене, поскольку она забеременела.
   Для старшего Килдоннрна это, без сомнения, было сильнейшим ударом.
   Он вцепился в сиденье стула с такой силой, что костяшки пальцев побелели. И лицо его брата стало белым как мел: вся кровь отхлынула от него.
   – Значит, у нее должен был родиться ребенок, – едва слышно проговорил он. – А как вы узнали об этом?
   – Ваша дочь снизошла до того, чтобы оставить мне письмо, в котором объясняла, что обстоятельства вынуждают ее уехать во Францию вместе с кузеном Неилом Килдонноном, ее любовником.
   И снова двое братьев Килдоннонов переглянулись, и стало ясно, что для них это не новость.
   Однако герцог не удостоил их взглядом. Не сводя глаз с вождя клана Килдоннонов, он продолжал:
   – Как только я узнал, куда отправилась та женщина, что носит мое имя, а под сердцем – чужого ребенка, я последовал за ней.
   – Вы поехали во Францию? – изумился старший Килдоннон.
   – Да. А поскольку я плыл по морю, а они ехали сушей, я добрался до Кале раньше их, – ответил герцог.
   – И что произошло потом? Этот вопрос задал Элистер Килдоннон. Ему не терпелось узнать, что же случилось дальше.
   – Я вызвал Неила Килдоннона на дуэль и убил его! – ответил герцог.
   – Так вы убили его! – воскликнул старший Килдоннон, и в голосе его послышалось негодование.
   – Это была честная дуэль, – пояснил герцог. – У нас обоих были секунданты, а судил человек, заслуживающий всяческого доверия.
   – И он вас не ранил? – спросил Роуря, старший сын вождя клана Килдоннонов.
   – Неил Килдоннон никогда не был хорошим стрелком, – усмехнулся герцог.
   – Но… убить его!
   Теперь уже Элистер Килдоннон обвинял герцога.
   – К вашему сведению, – заявил герцог ледяным тоном, – он получил медицинскую помощь, и, насколько мне известно, было сделано все возможное, чтобы спасти его жизнь.
   – И все же он умер, – заметил старший Килдоннон. – А что случилось с Маргарет?
   – Когда вашей дочери сказали, что ее любовник умер, она схватила кинжал и вонзила себе его прямо в сердце.
   – Как вы могли это допустить! Не помешать! – воскликнул Роури Килдоннои, вскакивая со стула.
   Герцог окинул его презрительным взглядом:
   – Мою жену отвезли в монастырь, где за ней ухаживали монахини. К несчастью, ее мучили сильные боли, и врач прописал настойку опия. Монахиня, дав ей предписанную дозу, оставила пузырек на столе.
   Герцог отвернулся от молодого человека, с ненавистью глядевшего на него, и обратился к старшему Килдоннону.
   – Каким-то непостижимым образом, – тихо проговорил он, – видимо, ей пришлось приложить для этого сверхчеловеческие усилия, Маргарет выбралась из постели, добрела до того места, где стоял пузырек, и, схватив его, выпила все, что в нем было.
   Килдоннон прикрыл глаза рукой: первое выражение слабости, которое он позволил себе за время разговора.
   – Она потеряла сознание, – продолжал герцог, – и так и не пришла в себя.
   – Полагаю, вам это было на руку? – зло бросил Роури Килдоннон. – Разом избавились от обоих, и от Неила, и от моей сестры!
   Он шагнул к герцогу, гордо вскинув подбородок и сжав кулаки. Видно было, что шутить он не намерен.
   – Ну-ка сядьте! – приказал герцог. – Я вам еще не все сказал!
   На миг ему показалось, что молодой человек и не подумает подчиниться. Но тут на выручку пришел старший Килдоннон. Отняв руки от лица, он проговорил:
   – Сядь, Роури. Ничего поделать мы уже не можем. Маргарет не вернешь.
   – И Неила тоже! – процедил Роури Килдоннон, но отца все же послушался.
   Оглядев сидевших перед ним мужчин, герцог сказал:
   – Теперь у вас есть выбор. Либо вы сделаете так, чтобы правдивая история о смерти моей жены не вышла за стены этой комнаты, либо, наоборот, разнесете ее по белу свету, и тогда наши кланы снова вцепятся друг другу в глотку.
   И, взглянув на Роури Килдоннона и его родственников, понял, что они были бы просто счастливы вцепиться ему в глотку прямо сейчас.
   Но это было невозможно…
   А посему от имени представителей клана заговорил его вождь, Килдоннон-старший:
   – То, что вы рассказали нам, Аркрейдж, останется между нами. У меня нет ни малейшего желания порочить память моей дочери. Кроме того, я не хочу, чтобы междоусобная вражда, до сих пор приносившая моему народу лишь смерть и разрушения, вспыхнула вновь.
   – Отдаю должное вашему здравому смыслу, – заметил герцог. – Однако, принимая во внимание то унижение, которое я испытал, и то пренебрежение, с которым ко мне относились, теперь я выдвигаю условие.
   Шестеро представителей клана вопросительно смотрели на него. И ледяной тон герцога, я весь его величественный облик свидетельствовали о том, что он бросает им вызов.
   – И что же это за условие? – спросил старший Килдоннон.
   – Оно очень простое, – ответил герцог. – Год назад я взял в жены женщину, которую выбрали мне вы. А теперь я сам выбрал себе жену и настаиваю на том, чтобы вы одобрили мой выбор.
   – Жену? – недоверчиво переспросил Элистер Килдоннон.
   Вместо ответа герцог взял большой серебряный колокольчик, стоявший на столике у его кресла, позвонил в него, и в ту же секунду дверь в зал распахнулась.
 
   Дорога, по которой ехали мистер Фалкирк с Тарой, то карабкалась в гору, то вилась среди полей, поросших пурпурным вереском.
   Время от времени из-под копыт испуганно взлетали куропатки. И Тара следила, с какой неописуемой грацией поднимались они в воздух и кружили над долиной.
   Весь день, с того самого момента, когда они выехали утром с очередного постоялого двора, она находилась под впечатлением красот северной природы.
   Места, по которым они проезжали, были и в самом деле восхитительно красивы.
   Таинственные хвойные леса с темными могучими соснами; высокие горы, с вершин которых сбегали, исчезая в глубине скалистых утесов, серебристые водопады.
   Озера, краше которых она ничего никогда не видела, золотом сверкавшие на солнце. В общем, с каждой милей, уносившей ее дальше и дальше от Лондона, Таре казалось, что она попала в волшебную страну, о существовании которой даже не подозревала.
   – Ничего прекрасней и быть не может! – воскликнула она, и мистер Фалкирк, сидевший рядом, рассмеялся.
   – То же самое вы говорили вчера.
   – И то же самое скажу завтра, – заявила Тара. – Ах, если бы я могла ехать вот так всю жизнь!
   Мистер Фалкирк понимал, что ее беспокоит: скоро они приедут в замок. И разделял ее опасения.
   Он тоже весьма сожалел, что их путешествие подходит к концу и он уже не сможет учить эту способную девушку.
   – Скоро мы увидим замок, – проговорил он, когда лошади, взобравшись на вершину холма, стали спускаться вниз, в долину.
   Тара, тут же отодвинувшись от окна, обернулась к своему попутчику.
   –Я… боюсь, – тихонько прошептала она.
   – Уверяю вас, все будет не так плохо, как вам кажется, – ответил мистер Фалкирк.
   – А может… еще хуже.
   Она тяжело вздохнула, но, поспешно взяв себя в руки, деланно веселым тоном добавила:
   – Но ведь… и вы там будете?
   – Да, конечно, – подтвердил мистер Фалкирк. – Однако вы должны понимать, Тара, что я, будучи управляющим его светлости, не могу выделять кого-то из слуг, не рискуя вызвать зависти и кривотолков у остальных.
   – Я это понимаю, – подтвердила Тара. – Но вы обещали давать мне читать ваши книги. И… может быть… вы разрешите мне… хоть иногда разговаривать с вами… если уж мне будет совсем невмоготу.
   – Обещаю вам, что подобного не случится, – подвел черту под разговором мистер Фалкирк.
   Накануне ночью он долго размышлял о дальнейшей судьбе Тары и пришел к выводу, что непременно доложит герцогу о замечательных способностях девушки и попытается уговорить его поручить заботу о ней экономке, доброй старой женщине, которая служила в замке уже тридцать лет.
   – Чуть не забыл кое-что вам отдать, Тара, – спохватился он. – У меня такое чувство, что эта вещица придаст вам мужества.
   Он вытащил из кармана жилета маленький золотей медальон, принадлежавший ее матери, и протянул Таре.
   Она тихонько вскрикнула от восторга, глядя на прелестную вещицу с такой любовью, что он понял, насколько та ей дорога.
   – Вы часто думаете о маме? – спросил он.
   – Я придумываю о ней всякие истории и сама их себе рассказываю, – ответила Тара. – И об отце тоже.
   При упоминании об отце в голосе ее прозвучал вызов, словно она предупреждала мистера Фалкирка, чтобы он не смел напоминать о том, что ее отец, кем бы он ни был, не стал жениться на ее матери.
   – Я этому очень рад, – сказал мистер Фалкирк. – Мне кажется, Тара, если бы не ваше живое воображение, жизнь в приюте была бы для вас гораздо тяжелее.
   – А еще мне хорошую службу сослужило то, что я умею читать, – объяснила Тара. – Принимаясь за чтение, я забывала обо всем. И о миссис Бэрроуфилд, и о нехватке денег, и о том, что дети сидят вечно голодные, в общем, обо всех напастях.
   – Уверяю вас, больше дети в приюте не будут голодать, – пообещал мистер Фалкирк.
   – Я не устаю себе повторять, что все, что вы пообещали мне, сбудется, – заметила Тара. – И по-моему, если дети будут сыты, они не станут хулиганить и с ними легко будет найти общий язык.
   – Я в этом абсолютно уверен, – подтвердил мистер Фалкирк. – Но, Тара, постарайтесь для разнообразия подумать о себе. Вы начинаете новую жизнь, и мне очень хочется, чтобы она была счастливой.
   – И все равно… мне страшно, – едва слышно пробормотала Тара.
   Но внезапно она улыбнулась, и мистеру Фалкирку показалось, будто глаза ее засветились, словно солнышко.
   – Я скажу вам, сэр, что собираюсь сделать. Я надену на шею мамин медальон и, всякий раз ощущая кожей его прикосновение, буду чувствовать, как он придает мне мужества. Того самого мужества, которое шотландцы выказывали в битвах с англичанами.
   – Значит, вот о чем вы читали сейчас, – улыбнулся мистер Фалкирк.
   – Вчера вечером я читала о битве при Каллодене, – проговорила Тара. – Ну почему, почему шотландцы тогда не победили? Как это несправедливо! Конечно, у англичан уже были пушки, а шотландские войска почти безоружные, голодные, усталые…
   Голос ее сорвался, и она, отвернувшись от своего попутчика, стала смотреть в окно.
   Но не заросли вереска видела она, а воинов-шотландцев, потерпевших жестокое поражение – кто-то ранен, а кто-то умирает на поле боя. И ненавистные англичане, празднуя победу, ходят по полю, добивая раненых…
   – С войной покончено, – вывел ее из задумчивости голос мистера Фалкирка. – Теперь мы должны трудиться, Тара, во имя процветания Шотландии. Многие из наших соотечественников невероятно бедны, и, если у них есть какие-то способности, помимо способности к выживанию, они не умеют ими пользоваться.
   – Как бы мне хотелось им помочь! – порывисто воскликнула Тара.
   И, горько рассмеявшись, добавила:
   – Впрочем, вы, вероятно, сочтете, сэр, подобное высказывание какой-то англичанки самонадеянным.
   – Ну, в том, что вы англичанка, я вовсе не уверен, – заметил мистер Фалкирк. – Ведь у вас шотландское имя.
   – Разве Тара шотландское имя? – удивилась она. – Мне всегда было интересно это узнать.
   – Ну конечно, шотландское, – ответил мистер Фалкирк. – Я думал, ваш священник говорил вам об этом.
   – Мы обычно обсуждали вопросы, касающиеся Библии, или разговаривали о книгах, которые он мне дал почитать, – пояснила Тара. – Но мне никогда и в голову не приходило расспрашивать его о себе самой.
   И с сияющими глазами продолжала:
   – Но как же мне приятно то, что вы сказали! Теперь, когда я знаю, что у меня шотландское имя, я буду думать о том, что родилась в этой чудесной стране, и постараюсь быть такой же храброй, как шотландцы.
   Мистера Фалкирка до глубины души тронул ее искренний порыв, но прежде чем он успел сказать хоть слово, коляска остановилась.
   – Что там такое случилось? – удивился он, высовываясь из окна.