Еще больше он удивился, когда увидел, что коляску остановил конюх его светлости.
   Спешившись и взяв свою лошадь под уздцы, тот направился к мистеру Фалкирку:
   – Добрый день, мистер Фалкирк.
   – Добрый день, Эндрю.
   – У меня для вас поручение от его светлости, сэр.
   – Что же это за поручение? – поинтересовался мистер Фалкирк.
   – Его светлость просит вас, сэр, прибыть в замок ровно без десяти пять. Вы должны пройти на лестничную площадку перед главным залом и ждать там до тех пор, пока его светлость не позвонит в колокольчик. Тогда вам следует войти в зал.
   Мистер Фалкирк удивился:
   – А до того я разве не увижусь с его светлостью?
   – Нет, сэр. Но когда его светлость позвонит, вы должны войти в зал вместе с тем человеком, которого везете с собой, – зачастил конюх.
   Создавалось впечатление, что он вызубрил это сообщение наизусть, не задумываясь над его смыслом.
   – И это все? – выслушав его, спросил мистер Фалкирк.
   – Да, сэр.
   – Спасибо, Эндрю.
   Конюх откланялся, забрался в седло и, ухмыльнувшись лакеям, поскакал назад в замок, откуда только что приехал.
   Мистер Фалкирк вытащил из кармана часы и обратился к лакею, который, спешившись, стоял возле кареты в ожидании дальнейших указаний.
   – Если мы поедем в замок прямо сейчас, то прибудем слишком рано. Так что остановимся в ближайшей гостинице.
   – Слушаюсь, сэр.
   Лошади тронулись, и, когда мистер Фалкирк уселся рядом с Тарой, девушка взволнованно спросила:
   – А почему его светлость приказал мне сопровождать вас в главный зал?
   – Понятия не имею, – раздраженно бросил мистер Фалкирк.
   Он никак не мог понять, что замыслил герцог, а потому страшно злился.
   К чему вся эта таинственность, недоумевал он. И вообще, зачем везти в Шотландию эту девчонку из приюта?
   Однако, решив пощадить чувства Тары, он сдержался и завел разговор на посторонние темы. Так проехали они две мили и наконец добрались до гостиницы.
   Это было убогое заведение, но, когда по приказу мистера Фалкирка принесли чай, а к нему самую разнообразную снедь, оно показалось Таре роскошным.
   Здесь были и свежеиспеченный горячий хлеб, и пирожные, и домашнее масло, и овсяные лепешки, на которые следовало это масло намазывать и которые Таре еще никогда не доводилось пробовать.
   – А в Шотландии всегда подают к чаю столько всякой всячины? – спросила она.
   – Шотландские хозяйки очень гордятся своим умением печь, – ответил мистер Фалкирк, – и я рекомендовал бы вам, Тара, отведать всех этих вкусностей: хотя вы уже не настолько худы, как в начале нашего путешествия, еще немного поправиться вам не помешает.
   Тара робко улыбнулась ему, и мистер Фалкирк отметил, что у нее немного округлились щеки и синяки под глазами исчезли.
   И все же девушка была чересчур тоненькой, мистер Фалкирк боялся, что она будет мерзнуть промозглыми зимними ночами, когда вокруг замка свищут холодные ветры, прилетая с заснеженных горных вершин, и жаркие камины, которые топят в каждой комнате, не спасают от холода.
   «Ей понадобится теплая одежда», – подумал он и решил, что с герцогом следует поговорить еще и об этом.
   Но тут же горько усмехнулся: он квохчет над Тарой, как наседка над цыпленком.
   Герцог решит, что его управляющий спятил, если он начнет обсуждать то, как одета прислуга в замке.
   Конечно, управляющий волен вести себя так, как считает нужным, лишь бы дела в замке шли своим чередом, однако мистер Фалкирк понимал, что, начни он относиться к Таре иначе, чем к обычной прислуге, сразу восстановит против нее всю челядь.
   – Вас что-то беспокоит, сэр? – вывел его из задумчивости голос Тары.
   Подобная чуткость вовсе не удивила мистера Фалкирка. Еще в самом начале путешествия он заметил, что Тара отлично чувствует его настроение, а иногда даже читает его мысли.
   – Полагаю, вам польстит то, что я вам сейчас скажу: я беспокоился о вас.
   – Это для меня… огромная честь, – тихо проговорила Тара. – Вы были так добры ко мне. Я никогда не думала, что человек может быть настолько добрым. Вот почему я так боюсь остаться в замке одна, без вас.
   – Но я буду в замке, – возразил мистер Фалкирк.
   Хотя он и сам понимал, что это не одно и то же и что не это Тара сейчас хотела услышать.
   Помолчав немного, она спросила:
   – А его светлость… очень страшный?
   Снова короткая пауза.
   – Я знаю, что, естественно, не буду с ним сталкиваться, но, поскольку он послал за мной, я наверняка увижу его по прибытии.
   – По-моему, это как раз тот случай, когда вы должны вспомнить о своих шотландских корнях и сказать себе, что не боитесь никого и ничего на свете,– проговорил мистер Фалкирк.
   И заметил, как Тара инстинктивно дотронулась рукой до медальона на груди.
   – Обещаю, что я об этом не забуду, – сказала она, – а еще я буду повторять себе, что мой клан, каким бы он ни был, такой же могущественный, как и клан Маккрейгов.
   – Я в этом не сомневаюсь, – заметил мистер Фалкирк.
   Наградой за эти слова были сияющие глаза Тары и улыбка, преобразившая ее лицо.
   И тем не менее, стоило им снова двинуться в путь, улыбка исчезла с ее лица, оно посерьезнело, и, когда лошади, миновав железные ворота, направились по подъездной аллее к замку, Тара заметно занервничала.
   Однако при виде замка – величественного сооружения, построенного на вершине холма, с башнями и зубчатыми стенами, четко вырисовывающимися на фоне синего неба, – у нее вырвался вздох восхищения, не укрывшийся от мистера Фалкирка.
   Он и сам, возвращаясь в замок, всякий раз бывал поражен его красотой и величием.
   Было в нем нечто, вызывавшее благоговейный трепет, и в то же время что-то настолько надежное, что мистер Фалкирк, сам не будучи Маккрейгом, прекрасно понимал, почему для членов этого клана их замок всегда был защитой и опорой.
   Они знали, что до тех пор, пока замок стоит на земле, их клан будет существовать.
   Те, кто изгонял шотландцев с их исконных земель и уничтожал кланы, вселяли в их души чувство отчаяния, безысходности, обреченности. Люди лишались даже надежды.
   Но Аркрейджский замок олицетворял собой то, что от века было предметом гордости всех, в чьих жилах текла шотландская кровь.
   Его мощь и несокрушимость свидетельствовали о том, что воины-шотландцы не зря погибали на полях сражений, что преданность своим идеалам приведет шотландцев к победе.
   Между тем коляска, в которой ехали мистер Фалкирк и Тара, преодолевала последний подъем.
   Кучер из кожи вон лез, чтобы с шиком подъехать к замку; понукая лошадей, он с гордостью думал, что доехал от Лондона до замка так быстро, что и многие помоложе, чем он, позавидовали бы.
   – Какой он… огромный.
   Это были первые слова, которые Тара произнесла за последние десять минут.
   Коляска остановилась у входной двери.
   – Ничего, привыкнете, – улыбнулся мистер Фалкирк. – И помните, каким бы большим он вам ни казался, это ваш дом, равно как и мой.
   Тара робко улыбнулась в ответ. Дверь коляски распахнулась. Слуги радостно приветствовали мистера Фалкирка.
   Таре помогли снять ее черный плащ, и они с мистером Фалкирком начали медленно подниматься по широким каменным ступеням лестницы.
   Взгляд Тары скользнул по оленьим головам, украшавшим просторный холл, по щитам и старинным палашам, висевшим над камином, по простреленным знаменам, под которыми сражались Маккрейги.
   Ей было не до того: она вся дрожала от страха. Сердце бешено колотилось в груди, в горле пересохло.
   Слуги в своих килтах казались ей солдатами, а дворецкий, шедший впереди, имел настолько внушительный вид, что, скажи ей кто-то, что это сам герцог, она бы не удивилась.
   Перед тем как выпить чаю, когда они в последний раз остановились на постоялом дворе, Тара, воспользовавшись благоприятной возможностью, переоделась в чистое, правда, неотутюженное платье.
   Мистер Фалкирк не просил ее об этом, она додумалась сама. Платье лежало в дорожной корзине на самом верху, Тара собиралась переодеться сразу же по приезде в замок.
   Однако на постоялом дворе, умывшись, поняла, что у нее достаточно времени, чтобы переодеться, и не замедлила этим воспользоваться.
   Глядя на нее, такую свеженькую и чистенькую, мистер Фалкирк лишний раз убедился, что бледное и немощное создание, которое он вывез из приюта, осталось в прошлом.
   Никогда в жизни Тара не чувствовала себя такой бодрой, как сейчас. В приюте у нее временами кружилась от голода голова и подкашивались ноги.
   Теперь же во время путешествия, просыпаясь поутру, она ощущала все больший прилив сил, а вечером, когда отправлялась спать, не чувствовала себя разбитой и могла прочесть по крайней мере главу из тех книг, которые мистер Фалкирк дал ей почитать.
   Однако в глубине души Тара не переставала бояться: вдруг у нее не хватит сил, чтобы выполнить ту работу, которую поручит ей герцог, и он отошлет ее обратно в Лондон или, что еще ужаснее, в другой приют, где-нибудь в Шотландии.
   А какое это унижение – знать, что ты не в состоянии справиться со своими обязанностями!
   Но самое ужасное то, что она сирота и ее нельзя уволить, как других слуг, которые, не угодив чем-то хозяевам, могут уехать домой и попытаться подыскать себе другое место.
   Ей-то ехать некуда, да и рекомендации никто ей не даст, разве что из приюта, который принадлежит герцогу.
   «Я должна справиться! Должна», – думала Тара, поправляя перед зеркалом свой серый чепец.
   Фасон был выбран очень неудачно, чепец закрывал уши, и дети в этих чепцах плохо слышали.
   У нее самой слух был прекрасный, но головной убор казался Таре до того уродливым, что она мечтала, чтобы герцог разрешил ей одеваться в обычную одежду и носить нормальные чепцы, тогда бы она выглядела хоть чуточку посимпатичнее.
   И теперь, когда они с мистером Фалкирком поднимались по лестнице, Тара всей кожей ощущала придирчивые взгляды слуг-шотландцев и чувствовала себя неловко оттого, что ее серенькое сиротское платьице не идет ни в какое сравнение с их яркими пледами и камзолами с блестящими пуговицами.
   – Вам известно распоряжение его светлости? – вывел ее из задумчивости голос дворецкого.
   Мистер Фалкирк кивнул.
   Здесь, в замке, он показался Таре совершенно другим человеком. В его облике и манерах появилась властность, не позволявшая забыть, что он управляющий герцога, то есть человек, имеющий большой вес.
   Из-за массивной дубовой двери слышался гул голосов, однако слов нельзя было разобрать.
   Мистер Фалкирк не делал ни малейшей попытки заговорить, и Тара тоже стояла рядом с ним молча, с каждой минутой ее тревога росла. Вот она добралась до ее груди, подкралась к горлу…
   Внезапно зазвенел колокольчик, да так громко, что Тара едва не подпрыгнула от неожиданности.
   Дворецкий бросил взгляд на мистера Фалкирка и, распахнув дверь, громогласно объявил:
   – Мистер Фалкирк, ваша светлость!
   Управляющий вошел в зал первым. Тара – за ним и, войдя, едва не вскрикнула от восторга: огромный зал переливался всеми цветами радуги. На мужчинах, находившихся в зале, были яркие клетчатые пледы. Взгляд ее уперся в одного из них, стоявшего поодаль от остальных, и Тара тотчас же поняла, что это герцог.
   Только на самом деле он оказался еще страшнее, чем она его представляла.
   Казалось, он не просто возвышается над сидящими перед ним мужчинами, а достает головой чуть ли не до потолка.
   Она и знать не знала, что можно выглядеть таким величественным и важным.
   Со слов мистера Фалкирка Таре было известно, что герцог хорош собой, однако она не ожидала, что настолько. Вот только красивое лицо его не выражало ничего, кроме презрения.
   Тара сразу же почувствовала, что он вне себя от ярости. И вообще атмосфера в зале была накалена настолько, что, казалось, с минуты на минуту можно ожидать взрыва.
   Угроза эта исходила от сидевших в зале мужчин, в упор смотревших на Тару. Они смотрели так странно, что Тара даже смутилась. И испугалась.
   Ее обуял такой безотчетный страх, что ноги подкосились и ей показалось, что она сейчас упадет.
   Но в ту же секунду она, ощутив на груди мамин медальон, приказала себе взять себя в руки и не раскисать. Ведь она шотландка, а шотландцы – люди мужественные и храбрые. Так что этим господам ее не запугать!
   И Тара гордо вскинула подбородок.
   – Добрый день, ваша светлость, – поздоровался стоявший впереди мистер Фалкирк.
   – Добрый день, Фалкирк. Поздравляю вас, вы прибыли вовремя.
   У герцога оказался такой низкий, своеобразно окрашенный голос, какого Тара еще ни разу не слышала ни у одного мужчины.
   Несмотря на охватившую ее робость, она не могла оторвать от герцога глаз, решив, что, когда он находится в комнате, на остальных присутствующих просто не станешь обращать внимание.
   Однако сам герцог смотрел на мистера Фалкирка, а на нее даже не взглянул. Когда дворецкий вышел из зала, закрыв за собой дверь, он, медленно и четко выговаривая каждое слово, произнес:
   – Я сообщил Килдоннону, Фалкирк, о тех событиях, которые произошли во Франции. Он сам и его родственники согласились, что больше ни одна душа не узнает о случившемся.
   Мистер Фалкирк кивнул.
   – Как раз перед вашим приездом, – продолжал герцог, – я напомнил Килдоннону о том, что в соответствии с нашим соглашением, принятым год назад, я позволил ему самому выбрать мне жену, так как подобное соглашение было в интересах обоих наших кланов. Теперь же я оставляю за собой право выбора.
   Он взглянул на Тару.
   – По моему распоряжению, – продолжал он, – вы привезли в замок мою будущую жену.
   Мистер Фалкирк так и застыл на месте, а Тара смотрела на герцога во все глаза. Впрочем, она почти ничего не поняла из того, что он говорил.
   Герцог повернулся к Килдоннонам.
   – Я выбрал девушку, – заявил он, – которая не развращена ни светской жизнью, поскольку она ей незнакома, ни родственниками, поскольку у нее их нет. Ее привезли из «Приюта неизвестных», и, я полагаю, вы согласитесь, что для выполнения функций, которые требуются от герцогини Аркрейджской, при сложившихся обстоятельствах нет более подходящей кандидатуры, чем… незаконнорожденная!
   На несколько секунд в зале воцарилась тишина. Наконец, опомнившись, Роури Килдоннон и его братья повскакивали со своих мест и двинулись к герцогу.
   – Вы оскорбляете нас, Аркрейдж, и мы этого не потерпим!
   Криво усмехнувшись, тот бросил:
   – У вас есть выбор, джентльмены. Вы можете вернуть мне десять тысяч фунтов, которые я одолжил вашему отцу, и объявить мне и моему клану войну. Но запомните раз и навсегда: те земли, что мы завоюем в будущих сражениях, мы вам никогда и ни за что не отдадим.
   – Вы этого не сделаете! – горячо воскликнул Роури Килдоннон. – Мы поедем в Эдинбург и найдем на вас управу в суде!
   – А кто возместит вам сгоревшее зерно, угнанный скот? – презрительно спросил герцог. – Вы думаете, из Эдинбурга пришлют солдат вас защищать? Да и можете ли вы себе позволить затевать долгую тяжбу?
   Молодые люди в нерешительности остановились. Тут поднялся старший Килдоннон и взмахом руки осадил своих не в меру ретивых защитников.
   – Вы выдвигаете чересчур жесткие условия, Аркрейдж, – тихо проговорил он.
   – Но по крайней мере все честно, – ответил герцог. – Я не обманываю вас, как обманывали меня вы.
   Взгляды вождей скрестились. Так продолжалось несколько минут. Первым отвел взгляд старший Килдоннон.
   – Вы прекрасно знаете, что выбора у нас нет и мы будем вынуждены подчиниться.
   – Но… – начал было Роури Килдоннон, но старший Килдоннон резко повернулся к нему:
   – Здесь я принимаю решения, а ты будешь делать то, что я тебе прикажу.
   – Очень хорошо, – вмешался герцог. – Поскольку вы приняли мое предложение, вы будете присутствовать на моем бракосочетании, которое состоится безотлагательно, а потом каждый из вас засвидетельствует свое почтение герцогине Аркрейджской.
   И снова молодые Килдонноны готовы были вспылить, однако отец усмирил их яростным взглядом, а потом кивнул герцогу:
   – Мы согласны, Аркрейдж.
   Решив заставить заявить о согласии всех присутствующих Килдоннонов, герцог, взглянув на брата старшего Килдоннона, Элистера, спросил его:
   – Вы согласны?
   После небольшой заминки пожилой мужчина, проглотив комок в горле, едва слышно проговорил:
   – Да, согласен.
   – А ты, Роури Килдоннон? – спросил герцог.
   Молодой человек взглянул на отца. Видно было, что он считает ситуацию, в которой оказался, невыносимой и едва сдерживается, чтобы не взорваться. Однако старший Килдоннон одарил его таким взглядом, что он угрюмо пробурчал:
   – Согласен.
   Точно так же ответили его брат и оба сына-близнеца Элистера Килдоннона, после чего герцог повернулся к мистеру Фалкирку:
   – Попросите сюда священника, будьте добры.
   Он дожидается в моем кабинете.
   Мистер Фалкирк поклонился, не решаясь произнести ни слова: он не был уверен, что голос его послушается. Потом повернулся и вышел из зала, оставив Тару в одиночестве.
   Она была настолько напугана и изумлена, что не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
   Происходило что-то настолько непостижимое, что мозг отказывался воспринимать. Ей казалось, будто герцог говорит на языке, которого она не знает. Все происходящее представлялось ей кошмарным сном.
   Пока Килдонноны шептались о чем-то между собой, герцог подошел к Таре, и она с трудом заставила себя присесть перед ним в реверансе.
   – Как вас зовут? – тихо спросил ее герцог своим низким голосом.
   – Т… Тара… в… ваша… светлость, – едва вымолвила она, запинаясь на каждом слове.
   – Вы слышали, что я сказал, Тара. Вы должны выйти за меня замуж. Сколько вам лет?
   – Скоро будет восемнадцать, ваша светлость.
   Герцог удивленно вскинул брови.
   – Вы старше, чем я предполагал. И вы всю свою жизнь прожили в приюте?
   – Д… да, ваша светлость.
   – У вас раньше не было никаких любовных связей?
   – Нет… конечно, нет… ваша светлость.
   – Вы в этом уверены?
   – Совершенно.., ваша… светлость.
   Дверь отворилась, и в зал вошел священник, а следом за ним мистер Фалкирк. На священнике была черная сутана с белым муслиновым воротничком. В руке он держал молитвенник.
   Он поклонился сначала герцогу, потом Килдоннонам.
   – Я пригласил вас сюда, святой отец, – проговорил герцог, – чтобы вы обвенчали меня с Тарой, у которой нет другого имени. Эти господа, которых, без сомнения, вы хорошо знаете, будут свидетелями церемонии.
   – Слушаюсь, ваша светлость, – произнес священник с сильным шотландским акцентом. И, важно пройдя в дальний угол зала, встал перед камином, увенчанным огромным каменным гербом Маккрейгов.
   Так стоял он, преисполненный чувства собственного достоинства, перелистывая страницы молитвенника в течение некоторого времени, выжидая, когда к нему подойдут герцог с Тарой.
   Герцог предложил Таре руку, и несколько секунд она не могла понять, чего он хочет.
   Потом робко, нерешительно, словно лишившись способности думать и действовать по собственной воле, она взяла его под руку, и они подошли к священнику.
   Мистер Фалкирк остался стоять у двери. Священник начал службу.
   Она оказалась очень короткой, и хотя Тара никогда не присутствовала на свадебной церемонии, она читала эту службу в своем молитвеннике и поняла, что английская ее версия сильно отличается от шотландской.
   Однако то, что священник исполняет именно этот обряд, сомневаться не приходилось.
   – Герон Торкуил, пятый герцог Аркрейджский, вождь клана Маккрейгов, согласны ли вы взять в жены эту женщину, Тару, и жить с ней в любви и согласии, пока смерть не разлучит вас?
   –Да.
   Голос герцога звучал решительно и твердо.
   – Тара, возьмете ли вы в мужья этого человека и будете ли повиноваться ему и служить ему до конца своей жизни, пока смерть не разлучит вас?
   – Да, – едва слышно прошептала Тара.
   Священник соединил их руки, и герцог надел ей на палец обручальное кольцо. Оно оказалось слишком велико.
   Потом священник прочитал молитву, ни одного слова из которой Тара не слышала, а если б и услышала, то все равно не поняла бы.
   В голове билась единственная мысль: она замужем!
   Теперь она жена человека, которого впервые увидела всего пару минут назад!
   Человека, страх перед которым не давал ей покоя всю дорогу из Англии в Шотландию!
   Человека, который оказался еще страшнее, чем она предполагала! Она замужем!

Глава 4

   – Разрешите помочь вам раздеться… ваша светлость?
   Перед последними словами – небольшая пауза.
   – Н… нет… благодарю вас, – смущенно пробормотала Тара.
   – В этой комнате некоторое время никто не жил, поэтому я распорядилась затопить камин. По вечерам здесь может быть прохладно, хотя сейчас и лето.
   – Спасибо, миссис Маккрейг. Это… очень… любезно с вашей стороны.
   Экономка обвела комнату придирчивым взглядом.
   – Может быть, вы что-нибудь еще желаете… ваша светлость?
   И снова перед последними словами небольшая пауза.
   – Нет, спасибо.
   Экономка вышла из комнаты, и Тара осталась одна посреди огромной спальни с высоким потолком, которая, как ей сказали, служила опочивальней жене вождя клана с тех самых пор, как был построен замок.
   Внимательно оглядевшись, Тара пришла к выводу, что в те далекие времена комната эта была обставлена просто, безо всяких излишеств, однако нынешнее убранство спальни казалось настолько роскошным и изысканным, что она ужаснулась.
   Кровать с искусно расшитым пологом подавляла своими внушительными размерами, Таре и во сне не могло присниться, что она будет на такой спать. Изящная мебель, зеркала в золоченых рамах, картины на стенах – все это великолепие не для такой простой девушки, как она.
   Впрочем, какая же она простая девушка? Она герцогиня Аркрейджская!
   Тара прекрасно понимала, почему экономке было так трудно называть ее «ваша светлость». Она не сомневалась, что и остальная прислуга будет выговаривать это обращение с таким же трудом.
   Она начала медленно раздеваться и, сняв свое серое полотняное платьице, стыдливо поежилась.
   Когда после свадебной церемонии миссис Маккрейг отвела Тару в ее комнату, ей было стыдно, что она так убого одета.
   Пока они шли длинными коридорами, увешанными портретами предков Маккрейгов, Таре казалось, что они провожают ее презрительными взглядами.
   А как ей было неловко, когда две служанки принялись доставать из дорожной корзины, которую она привезла с собой в Шотландию, ее скудные пожитки и развешивать их в шкафу!
   Она понимала, что слуги должны быть изумлены и ее убогим гардеробом, и ее новым положением.
   По правде говоря, последнего и сама Тара тоже пока не осознавала. Похоже, мозг ее отказывался работать: невозможно было понять ни что произошло, ни что ее ждет впереди.
   Ей очень хотелось найти мистера Фалкирка, чтобы он хоть как-то утешил ее и приободрил. Но когда Килдоннонов вынудили засвидетельствовать ей свое почтение и они угрюмо проделали это, мистера Фалкирка в зале уже не было.
   Он вернулся, лишь когда последний из Килдоннонов спустился по широкой лестнице и, оставив за собой атмосферу ненависти, молча покинул замок.
   Только Тара, облегченно вздохнув, двинулась к нему, как послышался голос герцога:
   – Я хочу с вами поговорить, Фалкирк. Пройдемте ко мне в кабинет.
   – Слушаюсь, ваша светлость.
   В этот момент в зал вошла миссис Маккрейг, вызванная, как догадалась Тара, мистером Фалкирком.
   – Это, миссис Маккрейг, молодая герцогиня Аркрейджская, – ледяным голосом представил Тару герцог. – Прошу вас показать ее светлости ее апартаменты и проследить, чтобы она ни в чем не нуждалась.
   Миссис Маккрейг присела в реверансе и направилась к выходу. Тара, следуя за ней, потерянно думала, что вступает в новую жизнь, о которой не имеет ни малейшего представления.
   По дороге она узнала, что ужинает герцог рано и что перед ужином от нее требуется принять ванну и переодеться.
   У Тары осталось только одно чистое платье, и то штопаное-перештопаное.
   Одежды в приюте всегда не хватало, и она переходила от одного ребенка к другому, пока не превращалась в лохмотья, годившиеся разве на то, чтобы мыть ими пол.
   Дети, которых отдавали в подмастерья, свою одежду оставляли в приюте. Она доставалась тому, у кого был тот же размер.
   Тара жила в приюте дольше всех, однако платья ее были новее, чем у других, поскольку она сама их шила.
   Конечно, миссис Бэрроуфилд никогда не дала бы ей денег на новый материал, однако, по счастью, покойная герцогиня Анна Аркрейджская приобрела для приюта по умеренной цене несколько рулонов серой ткани.
   Сшить новое платье было только вопросом времени. А вот его-то Таре всегда и не хватало, ей приходилось присматривать за таким множеством детей, что до шитья руки не доходили.
   Теперь она припомнила, что последний раз сшила себе платье больше двух лет назад, и пожалела, что не успела перед поездкой на север смастерить новое. Но теперь, когда она стала женой герцога, решила Тара, она сможет сбросить свою убогую сиротскую одежду.
   «Жена герцога!»
   Она повторяла эти слова про себя, моясь в ванне, которую внесли в спальню и поставили на огромный турецкий ковер, на который ей полагалось ступить после купания мокрыми ногами.
   Принимать горячую ванну, и чтобы тебя при этом не торопили – такую роскошь Тара могла себе позволить чрезвычайно редко.