Картленд Барбара. Роман с призраком

   Демелса, выглядывая из-за шелковой ширмы, сразу же увидела графа Треварнона. Как хозяин на этом обеде, он сидел во главе стола, на том самом резном стуле с высокой спинкой и зеленой бархатной обивкой, где раньше сидел ее отец.
   Демелса в первый раз увидела мужчин в таких элегантных вечерних костюмах.
   Когда отец собирался на какое-нибудь торжество, его наружность всегда производила на Демелсу, еще девочку, сильнейшее впечатление, но теперь она понимала, что ему было далеко до лондонских денди.
   А такой джентльмен, как граф Треварнон, несомненно, выделялся среди других мужчин и восхищал своим видом всех даже на королевском балу в замке Виндзоров.
   Теперь, когда девушка смотрела на него сверху вниз, он показался ей моложе и добродушнее. Глубокие складки у рта, придававшие его лицу циничное выражение, как будто разгладились.
   Слуги уже ушли, и джентльмены коротали время за портвейном. Некоторые кололи грецкие орехи, которые были насыпаны в пару серебряных блюд, принадлежавших к числу самых любимых вещей ее покойной матери.
   Ими редко пользовались даже в прежние времена, а теперь Демелса считала их семейной реликвией.
   «Не забыть бы сказать Нэтти, чтобы попросила джентльменов обращаться с ними поосторожнее», — подумала девушка.
   Свечи, освещавшие стол, горели в массивном серебряном канделябре, принесенном из отцовского кабинета. Что касается сочных персиков и роскошных гроздьев винограда, то они никак не могли быть выращены в поместье, где стекла в теплицах были давным-давно перебиты.
   Но кушанья гораздо меньше интересовали Демелсу, чем человек, сидевший во главе стола.
   Она смотрела и смотрела, не в силах отвести глаз. Вначале разговор мужчин сливался для нее в сплошной рокот, из которого выделялись лишь отдельные слова, произнесенные более громко или пришедшиеся на тот момент, когда остальные голоса смолкали.
   Но, прислушавшись, она стала разбирать, о чем беседуют гости, и вдруг, к своему удивлению, услышала, что граф Треварнон спросил у Джерарда:
   — А в этом доме нет случайно какого-нибудь призрака?
   — Их здесь не менее дюжины, по лично мне ни один из них не знаком, — пошутил Джерард.
   — А чьи это призраки? — не отступал граф.
   — Есть какой-то монах, повесившийся, так как ему стала нестерпима мысль о его тяжких грехах, — ответил Джерард. — Ребенок, которого инквизиция королевы Марии сожгла на костре вместе с родителями. Ну и, конечно, Белая Женщина.
   — Белая Женщина? — переспросил граф. Его вопрос прозвучал как-то слишком заинтересованно.
   — Согласно местным преданиям и суевериям, это наш самый знаменитый призрак, — улыбнулся Джерард.
   — Расскажите о нем, — попросил граф Треварнон.
   Джерард рассказал печальную историю о том, как Белая Женщина ищет, не зная покоя, своего пропавшего возлюбленного.
   Глядя, с каким любопытством слушает историю граф Треварнон, Демелса сделала вывод, что он заметил се утром в галерее.
   «Интересно, признается ли он, что успел познакомиться с местной достопримечательностью», — подумала Демелса.
   Но графа Треварнона волновало другое:
   — А если человек видит Белую Женщину, это к добру или к худу?
   Опередив Джерарда, лорд Рэмджил пояснил:
   — Эта дама показывается тем, кто будет бесконечно искать свою любовь, которая будет неизменно ускользать от него.
   Он расхохотался:
   — Тебе, Вэлент, это не грозит.
   — Если бы ты хоть раз из дичи превратился в охотника, это пошло бы тебе на пользу, — добавил Ральф Миэр.
   — По-моему, это так же невозможно, как и то, что Крусадер проиграет Голд Кап, — заметил лорд Рэмджил.
   — Я полагаю, вы все поставили на него? — спросил граф.
   — Ну конечно, — сказал лорд Ширн. — Хотя ради этого приходилось и поспорить. Все настолько уверены в победе твоего жеребца, что букмекеры очень неохотно принимают ставки.
   Обводя взглядом компанию, Демелса заметила, что сэр Фрэнсис Вигдон был очень немногословен.
   Он сидел, оттопырив по привычке нижнюю губу, что придавало ему презрительное выражение.
   «Этот мне не нравится, — подумала Демелса. — В нем есть что-то неприятное, даже отталкивающее».
   Остальные джентльмены скорее напоминали ей отцовских гостей, чем столичных «ветреников», как называла их Нэтти. По мнению Демелсы, все это были порядочные люди, увлекавшиеся спортом. Что касается сэра Фрэнсиса, то он выделялся из компании собравшихся.
   Беспокоясь за брата, девушка пришла к заключению, что среди его приятелей только этот может представлять какую-то опасность.
   Демелса и сама не знала, отчего у нее родилась подобная неприязнь к совершенно незнакомому человеку, однако она обладала очень тонкой интуицией, которая, возможно, развилась у нее благодаря тому, что она слишком много времени проводила в одиночестве и много читала.
   По временам она буквально физически чувствовала ауру, излучаемую тем или иным человеком, и чуть ли не читала чужие мысли.
   — Я уверена, что сэр Фрэнсис лишь притворяется графу другом, а на самом деле сгорает от зависти. В этом человеке нет никакой искренности, — тихонько размышляла вслух Демелса.
   Наблюдая за обедающими, она вдруг почувствовала, что и сама проголодалась.
   Бросив последний взгляд на графа Треварнона, оценив про себя его властные, полные достоинства, но лишенные напыщенности манеры, Демелса юркнула в потайную дверь и стала торопливо бесшумно подниматься по винтовой лестнице к себе в комнату.
   Она знала, что, как только слуги сядут за стол, Нэтти принесет обед в ее комнату.
   Однако Нэтти опередила свою хозяйку.
   — Где вы были, мисс Демелса? — спросила она суровым тоном, каким говорила всегда, когда была чем-то рассержена.
   — Я ходила посмотреть лошадей. Крусадер — просто чудо! Клянусь, ты в жизни не видела ничего подобного!
   — Вы не имеете права расхаживать по саду. Ведь ваш братец вам это запретил! — напомнила Нэтти.
   — Мне там ничего не грозило, — пыталась оправдаться Демелса. — В конюшне был только наш Эббот. Все остальные ушли в Эскот, а джентльмены — обедали. Перед тем, как выходить, я это сама видела.
   — Пока они в доме, вам полагается оставаться в своей комнате, — наставительно сказала Нэтти.
   — Ну перестань волноваться за меня, — улыбнулась Демелса. — Лучше расскажи, что ты мне принесла поесть, я страшно проголодалась.
   — Уж я не сомневаюсь, — смягчилась Нэтти. — Мне удалось приберечь для вас понемногу от трех блюд — из множества кушаний, которые были выставлены на стол приезжим джентльменам.
   Приподняв серебряные крышки с тарелок, Демелса не сдержала радостного возгласа.
   — Как аппетитно! Нэтти, постарайся разузнать у повара рецепты, и мы приготовим такие же блюда в следующий приезд Джерарда.
   — Я и сама уже об этом подумала, — сказала Нэтти. — А теперь мне пора идти.
   — Нет, подожди, поговори со мной. Я ведь здесь сижу взаперти, а там происходит столько интересного! Расскажи мне обо всем, что ты видела. Я пока поем, и тебе не придется возвращаться за подносом!
   По тому, с какой готовностью Нэтти опустилась на тростниковый плетеный стул, Демелса поняла, что няня и сама сгорает от желания поделиться новостями.
   — Должна вам сказать, мисс Демелса, — начала она, — что слуги его милости — очень расторопные и предупредительные.
   «Этого и следовало ожидать», — отметила про себя Демелса.
   Во время еды она услышала от няни про мистера Ханта — управляющего его милости, про лакеев, изъявивших намерение взять на себя заботу о постели гостей, о поваре, служившем у графа Треварнона много лет и обладавшем неоспоримым кулинарным гением.
   — Из всего штата прислуги мне не понравился только один человек — мистер Хейс, младший дворецкий.
   — Младший дворецкий? — переспросила Демелса. — Неужели у графа Треварнона двое дворецких?
   — Очевидно, старший дворецкий, мистер Дин, который служил еще у отца его милости, плохо переносит жару, и управляющий оставил его в Лондоне, привезя сюда его помощника. Но что-то мне в нем не понравилось, хотя ничего определенного я сказать не могу. Он достаточно обходителен.
   Демелса с улыбкой подумала, что Нэтти так же по наитию невзлюбила младшего дворецкого, как она — сэра Фрэнсиса Вигдона.
   Несомненно, всякий, кто подслушал бы их разговор, подумал бы, что жизнь в старом уединенном доме накладывает на его обитателей определенный отпечаток.
   «Если так и дальше пойдет, мы рискуем превратиться в пару колдуний», — улыбнулась про себя Демелса.
   Вслух она сказала:
   — Однако мистер Хейс, наверное, хорошо справляется с работой и знает вкусы своего хозяина.
   — Не сомневаюсь. Только он распоряжается, какие вина подать к тому или иному блюду. Они привезли с собой столько вин, что наш погреб почти полон, можете это себе представить?
   — Помнишь, папа говорил, что скачки пробуждают жажду? Мы, наверное, тоже захотим пить, если завтра будет так же пыльно, как всегда, — предположила девушка.
   — Кстати, мисс Демелса, мне сейчас пришло в голову, что вам не следовало бы появляться на скачках… — начала Нэтти.
   — Чтобы я не пошла на скачки? — перебила ее Демелса. — Нэтти, да ты просто с ума сошла! Мы с тобой не пропускали ни одного заезда. Ничто не остановит меня в этом году, когда я так хочу посмотреть, как выступает Крусадер — и… Файерберд.
   — Но это рискованно, — пробормотала Нэтти, по-видимому, понявшая, что уговаривать хозяйку бесполезно.
   — В чем же ты видишь риск? — с жаром возражала Демелса. — Мы будем стоять в толпе, а все джентльмены будут смотреть скачки из королевской ложи, вместе с Его Величеством.
   Это был неоспоримый довод, и Нэтти сдалась.
   — Как только джентльмены уйдут, а ты с помощью лакеев уберешь постели, мы с тобой тоже пойдем смотреть скачки, — сказала Демелса. — Мы проберемся через конюшню, и нас никто не заметит.
   Она взволнованно продолжала:
   — Эббот обещал отвезти нас на двуколке, мы оставим ее подальше от трибун. А в такой толпе на нас никто не обратит внимания. Все будут заняты лошадьми, и никто не заинтересуется нами.
   — Ладно уж, — согласилась Нэтти. — Завтра я принесу вам свежее платье, а сейчас немедленно ложитесь спать, а то утром не встанете вовремя.
   — Я как раз и намереваюсь это сделать, — ответила Демелса. — Я хочу, чтобы мне приснился Крусадер.
   — Лошади, лошади, вы только о них и думаете! — ворчливо сказала Нэтти. — В ваши годы пора бы видеть сны о другом.
   Демелса не ответила.
   Эту тему Нэтти уже давно перепевала на все лады. Няня глубоко страдала оттого, что из-за безденежья они не могли принимать, как она выражалась, «порядочных людей»и Демелса проводила время в одиночестве. Ей надо было устраивать свою жизнь, ведь юность так быстротечна.
   Кроме того, у Демелсы не было никаких пожилых родственниц, а без сопровождающей она не могла выезжать в гости к барышням своего возраста. Не было и речи о посещении балов, изредка устраиваемых в сельской местности.
   Правда, в большие дома, находившиеся по соседству, хозяева наезжали лишь на время скачек и когда в Виндзорском замке устраивались приемы, Вот если бы леди Лэнгстон была жива, даже в их стесненных денежных обстоятельствах они могли бы изредка давать вечера.
   Но мать Демелсы скончалась, когда девушке исполнилось всего шестнадцать лет. В ту пору Демелса еще занималась с учителями и ей рановато было думать о замужестве. А теперь, когда Джерард почти безвыездно жил в Лондоне, приличия не позволяли ей одной принимать гостей.
   Она жила настолько уединенно, что даже не знала, кому принадлежат многие дома в округе.
   А прежде ее родители были очень дружны с соседями. После смерти отца Демелсы многие поместья успели сменить владельцев.
   Правда, Демелса нисколько не роптала на судьбу. Она была вполне довольна тихим существованием в сельской местности, лишь бы ей не мешали скакать на лошадях Джерарда.
   Когда брат, совершенно издержавшись, приезжал в деревню переждать самые тяжелые времена, Демелса испытывала упоительное счастье. Она часами скакала верхом по Эскоту и по тропинкам Виндзорского леса, затаив дыхание слушала по вечерам захватывающие истории о развлечениях в высшем лондонском свете.
   Иногда она спрашивала себя, что будет, когда Джерард женится.
   Однако у нее не было особых оснований для беспокойства. Пока брак был Джерарду не по карману, и это «пока» могло затянуться на неопределенный срок, скорее всего — навсегда, если только он не нашел бы богатую невесту.
   Заметив особое, напряженное выражение лица у своей няни, Демелса добродушно сказала:
   — Не волнуйся, Нэтти, я счастлива. Ты и сама это знаешь.
   — Такой образ жизни — неестествен для юной девушки, мисс Демелса, — возразила Нэтти. — Неестествен — и все тут, — упрямо повторила она.
   Не дожидаясь ответа, Нэтти молча собрала посуду и пошла прочь из комнаты. Она поспешила выйти из потайных помещений через первую же дверь.
   — От этих секретных ходов просто страх берет, — поморщилась она.
   Оставшись одна, Демелса улыбнулась, вспоминая свою няню, жившую интересами повзрослевших питомцев.
   Но вскоре она вернулась мыслями к Крусадеру и его владельцу.
   Опустившись на колени для вечерней молитвы, она не забыла попросить у господа и победы для Крусадера.
   Но всякий раз, когда она старалась думать о жеребце, в ее мыслях возникал и образ его хозяина, словно эти двое были неотделимы друг от друга.
 
   На следующее утро в Лэнгстон-Мэнор царило невообразимое волнение и суматоха.
   Так всегда начинался первый день скаковой недели. Всем хотелось поскорее отправиться на скачки, а в последний момент выяснялось, что предстоит еще очень много дел.
   Граф заказал для своей компании ленч в жокейском клубе.
   Обычно в такой солнечный теплый день предпочтение отдавалось пикнику на свежем воздухе.
   На крышах карет, которые стали съезжаться к ипподрому ни свет ни заря, громоздились огромные корзины с копченой олениной, рыбой и сладостями, заготовленные для завтрака на траве.
   В ларьках и палатках продавалась всевозможная снедь, а из-за жары кружки с пивом появились в руках посетителей скачек с раннего утра.
   Когда Демелса с Нэтти пришли на скаковое поле, шум толпы был оглушительным. Его производили не только профессиональные игроки и букмекеры, но и сами зрители.
   Публику приглашали в «шатер чудес», где можно было поглазеть на всякие диковинки всего за один пенс.
   Нэтти и Демелса миновали «богемца», который демонстрировал зевакам свою силу, и нескольких женщин, танцевавших на ходулях высотой в восемь футов.
   «Хорошо устроились, — подумала про них Демелса, — и деньги зарабатывают, и скачки могут смотреть с такой высоты, что их ничто не загораживает».
   Ей не терпелось как следует разглядеть новую королевскую ложу и собравшихся там зрителей, главным из которых, разумеется, являлся Его Величество король.
   Строительство ложи началось в мае и закончилось лишь на прошлой неделе — прямо перед скачками.
   К строительству был привлечен знаменитый архитектор Джон Нэшу, являвшийся также автором проекта перестройки Букингемского дворца, планировки Риджент-стрит и террасы в Риджент-парке.
   Королевская ложа, расположенная прямо напротив финишного столба, была построена в виде греческого портика, ее крышу поддерживали изящные колонны с каннелюрами.
   Ложа была двухъярусная, король занимал только верхний ярус. Пока ложа строилась, Демелса не раз приходила посмотреть новое сооружение. Королевский ярус состоял из двух комнат, которые накануне скачек были убраны коврами, белыми муслиновыми портьерами и цветочными гирляндами.
   Сегодня Демелсе уже не удалось бы войти на королевские трибуны. Вход охраняли полицейские и королевские гвардейцы, пускавшие на заветные места только тех, кто был особо приглашен королем.
   По обеим сторонам от королевской ложи размещалось по девять трибун различного размера, уже теперь все они были заполнены до отказа. Проезжая по противоположной стороне поля, Демелса и Нэтти с интересом рассматривали их издали.
   — Пожалуй, тут можно остановиться, мисс Демелса, — сказал Эббот, подъезжая к площадке, где уже стояли несколько карет, повозок и даже телег.
   — Я тоже так думаю, — сказала Нэтти, опередив хозяйку. — Если мы поедем на ту сторону поля, мы уже не сможем быстро покинуть состязания, а нам надо уехать до окончания последнего заезда.
   Демелса поняла, что у Нэтти из головы не выходит строгий наказ Джерарда и она заботится о том, чтобы вернуться в дом незамеченными.
   Она безропотно согласилась с мнением няни, хотя отсюда было невозможно разглядеть, как седлают лошадей и готовят животных к старту, что ее всегда особенно занимало в прошлом.
   Не успели они расположиться, как на противоположной стороне поля раздались радостные возгласы публики. Это означало, что в ложе появился король.
   Эббот слышал от столичных конюхов, что еще на прошлой неделе были сомнения, сможет ли Его Величество присутствовать на скачках, так как у него случился жестокий приступ подагры.
   Король, несомненно, прибыл, однако, в отличие от покойного отца, поехал к своему месту не по полю, перед трибунами, а сзади, за спинами собравшихся.
   Приветственные возгласы слышались на всем пути Его Величества к королевской ложе. Потом король показался в окне своей ложи, и джентльмены, собравшиеся в галерее нижнего яруса, подняли шляпы.
   Пару минут он так постоял, отвечая на приветствия, лишенные особого воодушевления Демелса успела разглядеть бриллиантовую звезду, сиявшую на груди Его Величества.
   «Интересно, граф находится рядом с королем?»— подумала Демелса.
   Она знала, что попадали в королевскую ложу лишь избранные.
   Нэтти, которая всегда проявляла живейший интерес к королевским гостям и всем событиям при дворе, издалека умудрилась узнать герцога Йоркского и герцога Веллингтонского.
   — А ты не знаешь случайно, кто та леди, которая стоит слева от короля? — спросила Демелса.
   — Это леди Конингем, — сообщила Нэтти и поджала губы. Она не одобряла поведение фаворитки.
   Как только прибыл король, начался первый заезд, после чего в скачках был сделан часовой перерыв на ленч.
   Нэтти достала сандвичи. Они всегда брали с собой одни сандвичи, и обычно Демелса не обращала внимания на еду.
   Но на этот раз девушка почему-то чуть ли не с завистью, на которую вообще-то была неспособна, рассматривала обильное угощение богатых посетителей скачек, расположившихся на пикник по обеим сторонам от площадки, на которой стояли экипажи.
   Там были всевозможные холодные закуски, повсюду открывали бутылки с рейнвейном и шампанским.
   День был очень жаркий, даже знойный. Это не помешало толпе зрителей с чрезвычайной живостью реагировать на очередной заезд, в котором, как и ожидалось, приз Грэфтон Свип достался Трансу, — Триста гиней в карман Его Величества, — прокомментировал Эббот.
   Он еще раньше успел рассказать Демелсе, что герцог Йоркский ставил на Транса против жеребца по кличке Дюк.
   Привезя Демелсу с Нэтти на состязания, Эббот на время исчез, и Демелса была уверена, что и он тоже сделал ставку на Транса.
   Состязания подходили к концу.
   Когда одна из лошадей графа Треварнона выиграла, Нэтти стала настаивать, чтобы молодая хозяйка покинула ипподром, но Демелса никак не желала пропустить четвертый, последний, заезд.
   Она попробовала протестовать, но Нэтти была неумолима:
   — Скачки продлятся пять дней, еще успеете насмотреться. Мы не должны рисковать. Пойдемте, мисс Демелса, вы же знаете, сколько мне всего надо переделать по дому.
   Обратный путь занял на удивление мало времени — до окончания скачек дорога была пустая.
   — Спасибо, Эббот! — воскликнула Демелса, когда двуколка заехала во двор. — Зрелище было восхитительное, я ни минуты не скучала.
   — Это еще что, — сказал Эббот таким гордым тоном, словно он сам был устроителем скачек. — Завтра и в четверг будут самые захватывающие заезды. А если Моисей не возьмет Олбани Стейкс, клянусь, что я съем мою шляпу — Я уверена, что шляпа останется при тебе, — улыбнулась Демелса. — Моисей не может проиграть.
   Она была готова бесконечно продолжать разговор на столь милую ей тему, но Нэтти заторопила барышню. Казалось, еще минута — и она силой потащит ее за собой к боковой двери, через которую в дом можно было попасть из сада.
   В коридоре Демелса через дверку в резных панелях проникла в потайной ход, а Нэтти отправилась на кухню.
   Поднимаясь по винтовой лестнице к себе в комнату, Демелса заново переживала волнующие моменты состязаний. Единственным неудобством была нестерпимая жара.
   Демелса даже на секунду остановилась, чтобы снять шляпку.
   В это время она с удивлением услышала незнакомый женский голос, доносившийся из холла:
   — Раз его милости нет, я оставлю ему записку.
   — Пожалуйста, миледи. Присядьте за этот стол. Демелсе показалось странным, что кто-то мог рассчитывать застать графа Треварнона в доме в разгар состязаний.
   Девушка на цыпочках подошла к отверстию в стене и выглянула в гостиную.
   Такой красивой дамы она еще никогда не видела. Голубое, как цветы цикория, платье было почти такого же оттенка, как ее огромные глаза. Пышным белокурым волосам было тесно под высокой шляпой со страусовыми перьями цвета электрик. Общее впечатление было ошеломляющее.
   На высокой шее и на прекрасных белых руках, поверх коротких перчаток, сверкало множество бриллиантов.
   В движениях очаровательной леди ощущалась чувственная, почти кошачья, грация.
   Дама вышла на середину гостиной, где стала еще лучше видна Демелсе. Когда лакей, сопровождавший ее, закрыл за собой дверь, она обратилась к оставшемуся с ней слуге совсем другим тоном:
   — У тебя есть для меня новости, Хейс? Демелса вспомнила, что так звали младшего дворецкого, который пришелся не по душе Нэтти.
   — Нет, миледи. Мы прибыли лишь вчера, и в доме собрались одни мужчины, ни одной дамы здесь не было.
   — И в доме тоже нет женщин?
   — Нет, миледи, только пожилая няня и еще одна служанка, совсем старая, — почтительно ответил Хейс.
   — А леди Плимуорт не приезжала?
   — Нет, миледи.
   Элегантная посетительница посидела еще с минуту, подперев рукой подбородок, словно в задумчивости. Помедлив, она наконец спросила:
   — А сегодня его милость обедает не здесь?
   — По-моему, он собрался к кому-то с визитом.
   — Не к лорду ли Дайзерту?
   — Я слышал, как камердинер его милости упоминал это имя, миледи.
   — Так я и думала, — пробормотала дама про себя. Потом, обращаясь к младшему дворецкому, она сказала так, будто тот состоял у нее на службе:
   — Послушай меня внимательно, Хейс. Когда его милость одевается, чтобы выезжать из дому с визитом, у него на столе всегда стоит бокал вина. Я хочу, чтобы ты перелил вино из бутылки в графин и вылил туда вот это.
   Светская красавица достала из ридикюля флакончик из темного стекла, не более трех дюймов, и протянула его Хейсу.
   Лакей явно колебался, не решаясь его взять — Миледи, мне бы очень не хотелось, чтобы .
   — Да ничего его милости не сделается. Бери, дурак! — прикрикнула дама. — Просто граф Треварнон не сможет поехать на обед сегодня вечером, а назавтра будет страдать от головной боли — только и всего.
   Хейс стоял к Демелсе спиной, но даже в его позе чувствовался испуг.
   Поглядев на него, дама расхохоталась:
   — Не волнуйся. Тебя за это не повесят, я ручаюсь.
   — Но миледи, мне все равно страшно! А что, если вино выпьет кто-то другой?
   — В таком случае ты за это поплатишься! — отрезала дама. — Я тебя устроила на это место и хорошо тебе заплатила. А если выполнишь все как надо, получишь вознаграждение.
   — Благодарю вас, миледи. Я вот только уж больно доволен своим местом и не хотел бы отсюда уходить.
   — Уйдешь, когда это будет удобно мне, — возразила дама. — Так ты понял, что должен сделать?
   — Да, миледи!
   — Значит, выполняй приказание!
   — Сделаю все в наилучшем виде! Посетительница поднялась с кресла и решительно направилась к выходу.
   Когда Хейс отворил перед ней дверь, она заметила:
   — Я передумала: записку передавать не стоит. Пусть то, что в ней написано, станет для его милости сюрпризом Я скажу ему сама — при встрече.
   Демелса догадалась, что эти слова предназначались, чтобы сбить с толку лакеев, стоявших в холле.
   Леди вышла из гостиной в сопровождении Хейса, который оставил дверь открытой.
   Девушка по-прежнему стояла на том же месте затаив дыхание.
   Вскоре до нее донесся звук удаляющейся кареты — скрип колес и топот лошадей.
   Демелса только теперь выдохнула и продолжила путь в свою комнату не в состоянии до конца осознать, что произошло.
   Возможно ли! Как такая красавица, как миледи, могла желать вреда графу Треварнону? А чтобы добиться своего, дама вовлекла в интригу одного из слуг его милости! Какое неслыханное предательство!
   Совершенно ошеломленная, ничего не понимая, Демелса поднялась в комнату «священников»и, опустившись на кровать, глубоко задумалась.
   Из книг она знала, что дамы и в прошлом часто прибегали к различным средствам, чтобы причинить зло тем, кого они не любили… или любили?
   Демелса догадалась, почему эта коварная леди хотела помешать графу Треварнону поехать вечером с визитом. Ну конечно, она его любила!