Картленд Барбара. Роман с призраком

   Поэтому она ревновала к какой-то леди Плимуорт, о которой справлялась у младшего дворецкого.
   Но отравить — или хоть усыпить графа! Несомненно, в своей ревности эта дама заходила слишком далеко.
   Демелса вспомнила, что рассказывал ее отец о том, как вела себя леди Джерси, фаворитка нынешнего короля, а в то время — принца Уэльского, когда Его Высочество женился на принцессе Каролине.
   Леди Джерси, очевидно, влюбленная в Его Высочество, была в числе тех, кого назначили выехать навстречу невесте, прибывающей в Англию.
   Всему Лондону было известно, что леди Джерси подсыпала принцессе Каролине в еду сильное рвотное, чтобы испортить молодоженам брачную ночь.
   По мнению Демелсы, высокородная дама совершила недостойный поступок, который Джерард назвал бы «грязной затеей». Демелса считала такие действия унизительными, совершенно недостойными женщины, претендующей на звание леди.
   И вот теперь, практически у нее на глазах, красавица, которая, как почувствовала, несмотря на всю свою неискушенность, Демелса, была способна увлечь любого мужчину, плела козни у нее в доме, задумав нечто совершенно в духе леди Джерси против графа Треварнона.
   Демелса не могла допустить, чтобы граф Треварнон подвергался подобному испытанию. Живое воображение девушки рисовало страшные картины, одну ужаснее другой.
   Она будто наяву увидела, как граф Треварнон содрогается в жестоких судорогах, один, не в силах позвать на помощь, или лежит на полу в глубоком обмороке.
   Он такой сильный и тренированный. Не случайно брат Джерард назвал его «первым среди всех» коринфян «. Демелса представила себе, как кто-то потихоньку подпиливает могучий дуб, в ее понимании, коварная красавица делала нечто похожее.
   Что она такое сказала?» И назавтра его милость очнется с головной болью…«А как же скачки?
   А если у него не хватит сил посмотреть, как будет выступать Моисей? Или, что еще хуже, из-за недуга он может пропустить тот заезд, в который заявлен один из его жеребцов?
   — Это не должно случиться! — решительно сказала себе Демелса. — Я должна, просто обязана разрушить коварные планы этой леди.
   Но как это сделать?
   Ее первой мыслью было рассказать обо всем Джерарду. Но это вызвало бы ряд осложнений.
   Во-первых, в комнату Джерарда, в отличие от большинства помещений, не было прямого доступа из потайных ходов.
   Раньше дверь была и там, но один из прежних владельцев дома, совершив путешествие в Китай, распорядился убрать в этой комнате резные деревянные панели и поклеить стены великолепными обоями из рисовой бумаги, купленными на Востоке.
   Демелсе всегда нравилась эта экзотическая деталь убранства, но теперь она мешала ей беспрепятственно зайти к Джерарду, а пробираться через общий коридор было слишком рискованно.
   Кроме того, Джерард едва ли согласился бы вмешиваться в заговор, в котором участвовала красавица, влюбленная в графа Треварнона, и его вероломный слуга.
   — Нет, я ничего не скажу об этом Джерарду! — решила после недолгого размышления Демелса.
   Но что же делать?
   Она долго сидела, прикидывая различные способы спасения своего постояльца, пока наконец не приняла решения.
 
   Граф вернулся со скачек в приподнятом настроении.
   Он съел превосходный ленч вместе с другими членами жокейского клуба, Его Величество доверил ему сделать за него ставки, выбрав лошадей по своему усмотрению.
   Это позволило графу Треварнону к концу дня вручить королю крупную сумму выигрыша. К тому же в трех заездах из четырех победили лошади, на которых поставил он сам, что принесло ему приличный доход.
   Теперь ему предстояло весьма приятно провести вечер — на обеде, где его ожидала новая встреча с Шерис Плимуорт.
   Они перебросились несколькими фразами, встретившись в королевской ложе, и Шерис как нельзя яснее дала ему понять, что ждет встречи с неменьшим нетерпением, чем он сам.
   Она поразила его своей загадочной красотой, блеском зеленых глаз, неуловимой улыбкой сфинкса.
   Разговаривая с леди Плимуорт, граф чувствовал, как его пожирает глазами Сайдел. Но в присутствии короля она при всем желании не могла устроить дикую сцену ревности В этом граф Треварнон не сомневался.
   — Проклятие! Как докучливы делаются ревнивые женщины! — пожаловался граф Треварнон лорду Ширну на пути со скачек в жокейский клуб.
   — Все женщины ревнивы, — возразил его друг. — Правда, одни ревнуют больше, другие — меньше Треварнон не отвечал, и лорд Ширн добавил:
   — Друг мой, будь поосторожнее с Сайдел Блэкфорд! Ходят слухи, что она занимается черной магией и бормочет заклинания над телом петуха, перед тем зарезав его чуть ли не собственноручно.
   Почувствовав, что несколько сгустил краски, лорд Ширн поспешил поправиться:
   — Насчет петуха я, может быть, и преувеличиваю, но о том, что она колдует, говорят многие Граф Треварнон расхохотался.
   — Это было возможно в средние века, но я никак не могу поверить, чтобы в нашу просвещенную эпоху женщина могла заниматься подобной чепухой.
   Лорд Ширн промолчал. Он не стал рассказывать, что, пережив краткий и чрезвычайно бурный роман с Сайдел Блэкфорд, на собственном опыте знал: это женщина готова на все, лишь бы добиться своего.
   Как и все друзья графа Треварнона, лорд Ширн в душе сожалел, что тот не может завести нормальную семью и зажить спокойной, размеренной жизнью.
   Большинство мужчин желали иметь наследника. Что касается графа Треварнона, то при его огромных владениях не иметь сына было просто преступно.
   Но, что бы ни думал про себя лорд Ширн, он не мог высказать свои мысли, и вскоре разговор товарищей вновь вернулся к теме скачек.
   В гостиной их ждало шампанское и сандвичи, но граф уже достаточно выпил в королевской ложе.
   Ненадолго задержавшись поболтать с друзьями, он пошел наверх переодеваться.
   Он знал, что камердинер Доусон наверняка приготовил для него ванну. Как приятно было освежиться после жаркого дня, смыть с себя пыль, которой в этот сезон летало в воздухе больше, чем когда-либо на его памяти, ведь стояла настоящая засуха.
   Камердинер помог графу Треварнону снять облегающий, превосходно сшитый камзол, который вызывал зависть у самого короля.
   — Просто не понимаю, почему на вас этот Вестон кроит все так хорошо, а на меня — так безобразно! — часто сетовал король.
   В душе граф Треварнон знал ответ. Виноват был не Вестон, а живот Его Величества, так выросший в последние годы, что ни один портной был бы не в силах придать фигуре короля элегантность.
   Когда сегодня король вернулся к этой теме, граф Треварнон ответил:
   — А я как раз хотел похвалить наряд Вашего Величества. Вы сегодня выглядите еще импозантнее, чем обычно.
   Король горделиво заулыбался. Услышать комплимент от такого знатока, как граф Треварнон, было особенно приятно.
   — Прекрасные были скачки, Доусон, — сказал Треварнон.
   — Отличные, милорд! — подхватил камердинер Небрежно бросив шейный платок на туалетный сто лик, граф Треварнон заметил сложенную записочку с его именем и пометкой» Срочно'«, воткнутую в рамку зеркала.
   Почерк был явно женский.
   — От кого это, Доусон? — спросил граф Треварнон Камердинер повернулся и с удивлением взглянул на записку, которую держал хозяин.
   — Понятия не имею, милорд. В первый раз вижу!
   — Но я нашел ее здесь, на своем туалетном столе!
   — Пока я здесь был, милорд, никто сюда не заходил, — заверил Доусон.
   Граф Треварнон развернул листочек.
   На нем была лишь пара строк. Еще не читая, он обратил внимание на изящный, но совершенно незнакомый почерк.
   В записке говорилось:
   » Не пейте вино, которое подадут, когда Вы будете оде даться, к обеду, а то заболеете!«
   Пока граф Треварнон в недоумении рассматривал таинственное послание, раздался стук в дверь.
   Доусон пошел открывать.
   Камердинер вернулся с подносом, на котором стоял хрустальный графин с вином и один бокал.
   — Вы выпьете вина до того, как примете ванну, или позже, милорд? — спросил Доусон.
   Граф Треварнон подозрительно посмотрел на графин.
   — Я хочу поговорить с Хантом, — сказал он — Прежде всего пусть он выяснит, кто сюда приезжал и кто оставил эту записку.
   Доусон явно удивился такому распоряжению хозяина, но, молча поставив поднос, вышел из комнаты.
   Граф Треварнон взял графин и понюхал вино. Ему показалось, что запах был обычный. Возможно, все это подстроил кто-то из друзей, желая над ним подшутить.
   Однако он знал почерк своих приятелей и был уверен, что записку писал кто-то другой.
   К тому же рука была явно женская.
   Теперь граф Треварнон почувствовал, что от записки исходит тонкий аромат. В первый момент он этого не заметил.
   Граф Треварнон поднес листок к носу. От нее исходил какой-то знакомый аромат, но он не мог определить, какой именно.
   Теперь он вспомнил, что уже не раз замечал этот запах у себя в спальне и в других помещениях дома.
   Может быть, это аромат от расставленных повсюду букетов? Но в его комнате были только чайные розы, и пахли они совсем по-другому.
   Граф Треварнон был заинтригован. Тайна, заключенная, как ему казалось, в этом доме, дала себя знать.
   В дверь постучали. Пришел мистер Хант.
   — Посылали за мной, милорд?
   — Я хочу знать, кто меня сегодня спрашивал и кто принес эту записку, — обратился граф к управляющему.
   — Я выяснил, ваша милость, что здесь была леди Блэкфорд, — сообщил камердинер. — Она приехала сегодня уже к вечеру, и мне не сообщили об этом, пока я не стал наводить справки минуту назад.
   » Ну конечно же, леди Блэкфорд!«— подумал граф Треварнон.
   — И это она написала мне записку?
   — Нет, милорд. Леди Блэкфорд специально сказала, что не станет оставлять для вас записки, потому что у нее есть для вашей милости сюрприз и она не хочет испортить удовольствие.
   — Я нахожу чрезвычайно странным, что вам не доложили о ее визите.
   — Это произошло по чистой случайности, — пояснил мажордом. — Я уже имел разговор с Хейсом.
   — С младшим дворецким?
   — Да, милорд. Выяснилось, что это он впустил леди Блэкфорд.
   — А кто наливал в графин вино, которое мне сейчас принесли?
   Мажордом удивился этому вопросу, но ответил:
   — Боюсь, что это мне неизвестно, милорд, но я сейчас выясню.
   — Будьте добры! — резко сказал граф Треварнон. Опять промедление! Граф Треварнон разделся и опустился в приготовленную для него ванну.
 
   Он все еще был в халате, но уже собирался одеваться, когда вернулся мажордом.
   — Прошу прощения за задержку, ваша милость, но мне стоило некоторых усилий установить, что вино было перелито из бутылки в этот графин Хейсом. Он же принес вино наверх. Здесь он передал поднос Роберту, который дежурит сейчас на этаже, и тот доставил его в комнату вашей милости.
   — А что вам известно об этом Хейсе? — спросил граф Треварнон.
   — Он пришел с отличными рекомендациями, когда вы, милорд, сказали, что у нас в сезон бывает слишком много гостей и Дину требуется помощник.
   — А какие рекомендации он предъявил?
   — У него было два письма. Одно от герцога Ньюкасла, другое — от леди Сайдел Блэкфорд.
   Лицо графа Треварнона выразило радость, сродни той, что появляется на лице охотника, долго преследовавшего кабана, когда дичь оказалась перед ним на расстоянии выстрела.
   — От леди Сайдел Блэкфорд! — воскликнул он. — И именно она сегодня разговаривала с Хейсом! Велите ему прийти ко мне через пять минут.
   Выжать из Хейса все, что граф Треварнон очень хотел знать, оказалось совсем не трудно.
   После разговора он снова вызвал мажордома и распорядился уволить Хейса немедленно и без рекомендаций.
 
   Демелса с торжеством наблюдала из своего укрытия, как граф Треварнон, который выглядел сегодня еще великолепнее, чем накануне вечером, — если такое было возможно, — сел в карету, чтобы ехать на обед к лорду Дайзерту.
   Он нашел виновного и категорически запретил впредь даже на порог пускать кого бы то ни было с рекомендациями от леди Блэкфорд.
   Но один секрет так и остался нераскрытым. Кто же его предупредил запиской? Кто положил ее на туалетный столик? Чьи духи источали странный, тонкий и чарующий аромат?
   Он не переставал ломать голову над этими вопросами.
   В этот вечер взгляд Шерис Плимуорт почему-то показался графу менее загадочным, чем он ожидал. Встреча с зеленоглазой красавицей закончилась весьма прозаично.

Глава 4

   В среду, возвращаясь со скачек домой, Демелса с волнением думала, что этот день стал одним из самых примечательных в ее жизни.
   Ей удалось не только увидеть самых великолепных лошадей, но пережить волнение, прежде ей неведомое, от сознания, что она спасла графу Треварнону здоровье и, кто знает, может быть, даже жизнь.
   Она заметила его на маленьком балкончике, опоясывавшем королевскую ложу, а потом видела, как он стоял, о чем-то оживленно беседуя с Его Величеством.
   Потом она видела графа Треварнона в загоне, где седлают лошадей, куда после долгих уговоров ей удалось увлечь Нэтти.
   — Что скажет мастер Джерард, случись ему нас заметить? — волновалась няня.
   — Если это произойдет, что весьма маловероятно в такой толчее, он поймет, что я не могу не полюбоваться на лошадей с близкого расстояния, — довольно беспечно отвечала Демелса.
   Ей особенно хотелось посмотреть, как будет выступать Транс, принадлежавший мистеру Грину, против жеребца по кличке Карденио.
   Демелсе было известно, что оба жеребца, учитывая их родословную, заслуживали предпочтения по сравнению с жеребцом герцога Йоркского, который также принимал участие в заезде.
   В итоге в этом заезде победил гнедой жеребец из личной конюшни Его Величества, сын Элекциона и Волшебницы.
   Бойс, молодой жокей, которого, как определил Эббот, ожидало большое будущее, выступал замечательно.
   Дальше следовала скачка на приз Олбани Стейкс, который завоевал Моисей, жеребец герцога Йоркского, победитель дерби — состязаний трехлеток в Эпсоме.
   Гнедой жеребец был выведен в конюшнях герцога Йоркского. Это было, безусловно, замечательное животное, но Демелса, посмотрев на него, пришла к выводу, что он не шел ни в какое сравнение с Крусадером.
   Демелса была уверена, что граф Треварнон выигрывает по своим ставкам, и в душе понадеялась, что, прежде чем нести деньги букмекерам, ее брат, воспользовавшись случаем, спросил совета у человека, до тонкостей разбирающегося в лошадях.
   Нэтти повела барышню в дальний конец загона, подальше от любопытных, наблюдавших затем, как седлают лошадей, со стороны, примыкавшей к трибунам.
   Короля окружали чрезвычайно элегантные господа. Цилиндры у них, по моде того времени, были надеты не прямо, а под сильным наклоном.
   Но они уступали Треварнону по всем статьям. Помимо элегантности, этому джентльмену было свойственно особое достоинство и обаяние, перед которыми меркли все остальные мужчины.
   И вновь по настоянию Нэтти они покинули поле после третьего заезда. На этот раз Демелса не стала возражать. Оставаться дольше на ипподроме было бы и правда рискованно.
   С тех пор, как граф Треварнон прибыл в их дом со своей компанией, у нее не было случая поговорить с братом, который из предосторожности, чтобы не поддаваться соблазну увидеть сестру, запретил себе и думать о ее присутствии в доме.
   Теперь Демелса удивлялась, почему Джерард нагнал на них с Нэтти столько страха: гости вели себя вполне благопристойно.
   Демелса особенно радовалась, что никто из них не напивался — она была наслышана о том, что многие столичные повесы предаются безудержному пьянству, в некоторых компаниях это даже считалось особым шиком.
   Кроме того, до сих пор в отличие от большинства домов в округе собравшиеся на неделю состязаний в Лэнгстон-Мэноре не устраивали шумных пирушек.
   Прошлым вечером граф Треварнон обедал в гостях, а на сегодня у него был назначен званый обед дома.
   — Интересно, будут ли среди приглашенных дамы? — спросила саму себя Демелса.
   В одном можно было не сомневаться: в числе гостей не окажется той коварной особы, которая с помощью младшего дворецкого накануне пыталась опоить графа Треварнона каким-то снадобьем.
   Демелса уже знала от Нэтти, что провинившийся Хейс поспешно покинул дом поздно вечером, лишившись места.
   Девушка не стала посвящать няню в подробности, связанные с увольнением младшего дворецкого.
   » Я сделала доброе дело!«— мысленно повторяла она вне себя от радости.
   Любопытно, заинтересовался ли граф Треварнон, кто послал ему записку?
   От мысли, что он никогда не узнает этого секрета, Демелсе было немного грустно.
   Вернувшись, чтобы избежать встречи со слугами графа Треварнона, Демелса вошла в дом привычным путем, через сад.
   Поднявшись по лестнице, она не устояла перед соблазном заглянуть в комнаты, желая убедиться, что цветы в букетах, которые она составила рано утром, еще свежие.
   Она срезала их на том участке, который не был виден из окон благодаря высокой елизаветинской ограде из красного кирпича.
   Здесь же ее мать насадила лечебные травы. В память о покойной леди Лэнгстон Демелса с особой тщательностью ухаживала за травами, занимавшими несколько грядок рядом с цветочными клумбами, где росли и те нежные чайные розы, которые она всегда ставила в отцовскую спальню…
   В дальнем конце сада была сооружена небольшая беседка, окруженная пышной жимолостью и кустами белых роз, источавших необыкновенно нежный сладкий запах. Это были любимые цветы покойной леди Лэнгстон.
   Полагая, что графу Треварнону они тоже могут понравиться, Демелса поставила их в каждую вазу в гостиной.
   Она принесла букет белых роз и в свою комнату, где они своей снежной чистотой, легкостью и воздушностью создавали явный контраст с темными панелями стен.
   Правда, в домах графа Треварнона было много красивых вещей, едва ли можно было ожидать, что он заметит такие скромные украшения, как цветы.
   Однако Демелса особенно старательно составляла букет, предназначавшийся для письменного стола в библиотеке, где, как она успела заметить, Треварнон писал письма и с задумчивым видом сидел по утрам в полном одиночестве.
   Однако Демелса запретила себе заглядывать в библиотеку и в другие комнаты, за исключением столовой. Подсматривать ей казалось неприлично.
   Она много размышляла над тем, почему Джерард считал своего блестящего друга столь порочным, что не пожелал видеть его и на пушечный выстрел от своей сестры. Может быть, дело объяснялось тем, что красота графа Треварнона пробуждала в женщинах дурные стороны натуры, заставляя вести себя так, как та красивая дама, что приезжала накануне.
   Ах, как бы Демелсе хотелось знать, любил ли граф Треварнон эту» даму «!» Интересно, что чувствует дама, когда за ней ухаживает такой обаятельный мужчина «, — спрашивала себя девушка.
   Конечно, они целуются, и это, наверное, очень приятно. А вот ее, Демелсу, возможно, никто никогда не поцелует.
   Нэтти не уставала твердить, что ей надо встречаться» с порядочными людьми «, подразумевая, как понимала Демелса, возможных кандидатов в женихи.
   — Наверное, я никогда не выйду замуж, — сказала себе Демелса.
   Тут же она посочувствовала графу Треварнону, воображая, как тяжело иметь сумасшедшую жену.
   Мысль о его страданиях отозвалась в ее сердце физической болью. Демелса лишь мечтала, чтобы бог уберег от подобной участи ее брата Джерарда.
   Поднявшись к себе в комнату, девушка решила передохнуть — прилечь и почитать одну из книг, которую предусмотрительно захватила с собой в свое убежище.
   Хотя окна в комнате были узкие, щелеобразные и располагались высоко под потолком, света в помещении было вполне достаточно.
   Сквозь чисто вымытые цветные стекла мягкий розоватый свет разливался по комнате, где царила приятная прохлада, столь желанная после дневного пекла, немало докучавшего зрителям и участникам скачек.
   Глаза девушки скользили по строкам, не находя в них никакого смысла. Мысли Демелсы витали далеко, вились вокруг состязаний… и Треварнона.
   Он олицетворял в ее представлении все те качества, которые так восхищали ее в мужчинах: был непревзойденным спортсменом, знатоком и любителем лошадей и, вне всякого сомнения, отлично скакал верхом.
   Именно таким она воображала в детстве святого Георгия, благородного сэра Галаада, героя средневековой легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, и персонажей Вальтера Скотта, чьи романы отец Демелсы покупал в свое время по мере появления.
   — Кто бы мог подумать, что я увижу настоящего рыцаря в наше время! — с восторгом сказала Демелса.
 
   Очевидно, Демелса незаметно задремала. Когда она проснулась, в комнате уже совсем стемнело. Должно быть, солнце давно зашло.
   Послышались тяжелые шаги. Нэтти поднималась с ужином для барышни довольно неуклюже: ходить по узкой лесенке ей было непривычно. Когда Нэтти вошла в комнату, Демелса села на кровати.
   — Я спала, — сказала она. — Который теперь час?
   — Скоро десять, — ответила Нэтти. — Слуги садятся ужинать.
   Демелса ужасно расстроилась.
   Девушка хотела понаблюдать за тем, как граф Треварнон дает званый обед в столовой, но упустила время. После того, как сама Демелса поужинает, вся компания наверняка уже перейдет в гостиную, а туда она дала себе слово не заглядывать.
   — Сегодня у нас была вечеринка, — сообщила Нэтти, словно прочитав мысли своей юной хозяйки.
   — Приезжали какие-нибудь дамы? — живо полюбопытствовала Демелса.
   — Нет, присутствовали одни мужчины. Я полагаю, разговаривали только о скачках. Ничто другое в эти дни джентльменам в голову не идет.
   — А завтра тем более все только и будут говорить про состязания, — с улыбкой сказала Демелса, — после того, как Крусадер возьмет Голд Кап.
   — Если возьмет, — поправила ее Нэтти.
   — Наверняка возьмет! — с убеждением сказала Демелса. — Как может лучший жеребец на свете не выиграть главный приз состязаний?
   Эскотский Голд Кап разыгрывался с 1807 года.
   В первый раз дистанция имела протяженность две мили.
   На следующий год она была увеличена на полмили и с тех пор оставалась неизменной.
   Демелса слышала, что королева с принцессами смотрят скачки из специального павильона, построенного поодаль от скакового круга.
   Для принца Уэльского была сооружена особая ложа напротив судей.
   — Нэтти, а ты помнишь самые первые скачки на приз Голд Кап? — спросила Демелса.
   — Ну конечно! — У няни засияли глаза. — Королева и принцесса явились в мантильях в испанском стиле и шляпах, которые я назвала бы цыганскими.
   — Побойся бога, Нэтти! Где ты видела, чтобы цыганки носили шляпы? — рассмеялась Демелса.
   Ее всегда забавлял повышенный интерес няни к придворной жизни.
   — А кто победил на тех скачках? — спросила она. — Это ведь куда важнее!
   Последовало молчание. Потом Нэтти призналась:
   — Вы не поверите, мисс Демелса, этого я не помню. Демелса снова засмеялась;
   — Ты смотрела на королеву, а не на поле!
   — В этом нет ничего удивительного, меня больше интересует Ее Величество! — заметила Нэтти.
   — Ну, завтра можешь забыть о короле и посмотреть на Крусадера, — сказала Демелса.
   Разумеется, выиграв приз в сто гиней, граф Треварнон едва ли сделается намного богаче. Куда дороже слава, которую ему принесет победа.
   Каждый год, помимо денежного приза, победителю вручался кубок, который вначале назывался» императорским «. Своим названием он был обязан русскому императору Николаю I, подарившему первый приз устроителям скачек.
   Покойный сэр Лэнгстон, отец Демелсы, больше всего интересовался состязаниями на Голд Кап и давно заразил своим воодушевлением Демелсу.
   Но Нэтти все еще думала об августейших особах, которых сподобилась видеть в прошлом, и теперь с воодушевлением рассказывала Демелсе, как король Георг III со своей свитой приезжал на состязания верхом.
   Она настолько увлеклась, что даже забыла, что ей давно пора возвращаться на кухню к хозяйственным делам.
   Спохватившись, что слишком распустила язык, Нэтти решительно поднялась и, взяв поднос с тарелками, сказала:
   — А теперь, барышня, ложитесь спать. Может быть, вы и не ощущаете усталости, но вам явно необходимо отдохнуть.
   — Я еле на ногах держалась, когда вернулась домой.
   Но говорю же тебе, я поспала и сейчас чувствую себя весьма бодро, — возразила Демелса.
   — Только поберегите глаза, не сидите всю ночь с книжкой! — предостерегла Нэтти, прекрасно знавшая привычки своей подопечной.
   Нэтти всегда считала, что свет от свечей недостаточен для чтения, и без устали твердила об этом Демелсе, не позволяя девушке портить зрение.
   — Спокойной ночи, милая Нэтти! — сказала Демелса. — И не забудь: завтра я хочу надеть свое самое лучшее платье.
   Лучшее платье было из того же дешевого белого муслина, но зато оно было совсем новое и, в отличие от остальных скромных нарядов Демелсы, украшено шелковыми лентами, которые при покупке показались и барышне и няне весьма дорогим приобретением.
   Оставшись одна, Демелса переоделась в ночную рубашку, накинув поверх нее белый домашний халатик с высоким воротничком, отделанным кружевом, также сшитый Нэтти Потом Демелса долго расчесывалась Мать учила ее, что на ночь по волосам нужно провести щеткой не Менее ста раз, и тогда они всегда будут блестящими.
   Больше заняться было нечем, и Демелса снова взялась за книгу и усилием воли заставила себя сосредоточиться на содержании.