Затем совсем иным тоном прибавил:
   — Я страшно сожалею, что Алистера больше нет. Что произошло?
   — Он… и моя сестра… утонули! Пепита произнесла это с дрожью в голосе. Ей все еще трудно было и думать, и говорить о случившемся без слез.
   — И некому, кроме вас, заботиться о детях? — спросил Торквил Мак-Нэирн.
   — Некому! — покачала она головой. — И мы не могли оставаться в их доме, как мне хотелось бы, поскольку у нас нет денег.
   Он в изумлении уставился на нее, не в силах поверить ее словам.
   Спохватившись, что, может быть, слишком доверительно беседует с незнакомцем, Пепита спросила:
   — Простите за нескромность, кем вы приходитесь Алистеру?
   — Я его двоюродный брат, но здесь я — только гость. Мой дом в десяти милях к северу отсюда.
   Их разговор прервал Рори — он вбежал в дверь, выходившую в коридор.
   — Пойдем, посмотри скорее!
   — вскричал он. — Я вижу корабль из окна моей спальни!
   — Только не высовывайся из окон, — предупредила его Пепита. — Они здесь так высоко от земли!
   — Как ты думаешь, это не рыбацкое судно?
   — не унимался Рори.
   — Папа говорил, что здесь их много в море и они возвращаются в порт, наполненные сотнями и сотнями рыб.
   Пепита взглянула на Торквила Мак-Нэирна, ожидая, что он ответит мальчику.
   Он как будто понял ее, однако вместо ответа сказал:
   — Я предлагаю вам пока оставить корабли и пойти со мной, молодой человек, и мы найдем того, кто даст вам что-нибудь попить и поесть. До ужина придется еще немного подождать, а вы, я думаю, уже проголодались.
   — Я очень проголодался! — решительно заявил Рори. — Мне хотелось бы пресных лепешек, намазанных маслом и вересковым медом.
   Это было первое, что они попробовали, только-только ступив на землю Шотландии, и Пепита, рассмеявшись, взмолилась:
   — О, пожалуйста, не обращайте внимания! Мы не хотим доставлять вам столько хлопот.
   — Здесь не будет никаких хлопот, — взмахнул он рукой.
   — Пойдемте, молодой человек.
   Мы найдем что-нибудь, дабы покончить с этой пустотой внутри вас.
   Они вышли вместе, и когда Торквил Мак-Нэирн улыбнулся ей перед выходом, Пепита почувствовала, что нашла по крайней мере одного друга.
   Она не ожидала такой чести, как предоставление ей трех служанок, чтобы распаковать одежду ее и детей.
   Когда миссис Сазэрленд сказала им, чтобы большую часть вещей они оставили до завтра, девушка поняла: они поселились в замке, и герцогу будет, пожалуй, нелегко выселить их.
   Пепита раздела Жани и дала ей немного теплого молока — девочка слишком утомилась и ничего больше не хотела.
   Только когда она опять крепко уснула в уютной кровати, Пепита смогла подумать о себе.
   — Через несколько минут вам нужно будет одеваться к ужину, — предупредила миссис Сазэрленд, — и я думаю, вы бы не отказались от ванны после столь длительного путешествия.
   — Полагаю, мне следует сначала спросить, должна ли я ужинать с его светлостью, — ответила Пепита.
   — О да, ма'ам! — = — воскликнула миссис Сазэрленд, словно не могла даже допустить мысли, что может быть как-то иначе.
   Пепита же вовсе не была уверена в этом, и хотя миссис Сазэрленд убедила ее, что ее ожидают у герцога, она не могла отделаться от стесненности и тревоги, когда направлялась в апартаменты вождя.
   Перед этим она пожелала спокойной ночи Рори, который, поужинав, сам улегся в кровать.
   Ему, конечно, хотелось бы дождаться ужина у герцога, чтобы увидеть там множество новых, интересных вещей.
   Но от усталости он совсем клевал носом.
   В конце концов он без возражений согласился лечь спать и оставить на завтра все занимательные открытия.
   Пепита, ощущая нервное напряжение от ожидавшей ее неизвестности, с наслаждением приняла ванну перед пылающим камином в своей спальне.
   Усталость покинула ее тело, растворившись в теплой воде.
   Затем она выбрала первое платье, висевшее в гардеробе рядом с другими, извлеченными служанками из чемоданов.
   Это платье принадлежало ее сестре; оно было очень красивое и более изысканное, нежели все, что имелось у самой Пепиты.
   Она одобрила этот случайный выбор, так как ей хотелось предстать человеком, способным обучать детей, чем она и занималась в Корнуолле.
   Все время, пока они ехали в Шотландию, в глубине ее сознания гнездился страх, что герцог, ненавидевший сасенаков , сразу же откажется от ее услуг в качестве воспитательницы.
   Эта мысль добавляла новые страхи к уже обуревавшим ее, и она пыталась не думать об этом.
   Она знала, как трудно, не имея ни денег, ни опыта, заработать себе на жизнь!
   И опять она почувствовала, что никто не сможет посодействовать ей, кроме Бога, который по крайней мере помог им добраться в целости и сохранности от Корнуолла до Шотландии.
   Идя по коридору, она молилась о том, чтобы герцог, если он примет детей, не обращал на них свою ненависть и нелюбовь ко всему английскому.
   Герцог ожидал ее в той же комнате, где они встретились сразу по прибытии.
   Если он выглядел величественным и внушающим благоговение тогда, то теперь, в вечернем одеянии, с кружевным жабо вокруг шеи и в бархатном мундире с серебряными пуговицами, он был настоящим вождем.
   Приблизившись к нему, Пепита заметила блеск топаза на рукояти его скина , а его нынешний спорран был еще основательней и богаче, нежели тот, что увидел Рори.
   Так как она боялась опоздать, миссис Сазэрленд помогла ей одеться, и вот оказалось, что в комнате присутствует только герцог.
   Теперь в ней не было ни Торквила Мак-Нэирна, ни другой фигуры, которую она едва различила, войдя сюда в первый раз.
   Тогда она была столь возбуждена и расстроена, что поняла лишь: эта фигура — женщина, но в каком она родстве с двумя мужчинами, Пепита не представляла.
   Теперь, присев в реверансе перед герцогом, она могла думать лишь о нем, и хотя он не хмурился на нее с такой яростью, как раньше, в глазах его угадывалась враждебность, а губы были сжаты в твердую линию.
   — Я надеюсь, мисс Линфорд, — промолвил он, — что за вами хорошо ухаживают.
   Она уловила саркастическую нотку в его голосе, но спокойно ответила:
   — Все были очень добры к нам, ваша светлость. Как вы, должно быть, поняли, дети страшно устали. Они слишком малы для столь длительного путешествия.
   — Путешествия, которое было совершенно излишним! — высокомерно заявил герцог.
   — Напротив, ваша светлость, ему не было альтернативы!
   — Почему не было?
   Вопрос прозвучал резко.
   — Потому что я больше не могла платить ренту за дом, в котором они жили, а мебель, лошадей и все, что принадлежало моему зятю, пришлось продать, чтобы оплатить его долги.
   Она решила, что это удивит герцога, но он еще жестче сжал губы.
   К тому же он бросил на нее пронизывающий взгляд, как будто подвергал сомнению правдивость ее слов.
   Затем, движимый любопытством, он обронил:
   — Алистер получил деньги его матери!
   — Они были потрачены, ваша светлость, как и все, что имелось у моей сестры, и, по сути дела, все, чем владела я.
   Ей показалось, будто герцог все еще не убежден.
   — Мне трудно понять, как это случилось, молвил он, — если, конечно, не было каких-то экстравагантностей.
   — Никаких экстравагантностей, — покачала головой Пепита. — Все стало дороже, чем раньше или чем в Шотландии. Уверяю вас, мой зять не позволял себе никаких излишеств, но нам необходимо было питаться!
   Она говорила с некоторым надрывом, потому что чувствовала предвзятость герцога.
   Да и как можно было без горечи думать о том, что при этой немыслимой роскоши в замке ее сестре приходилось жестоко экономить на всем, чтобы поддерживать относительный уют и благополучие в доме.
   Алистер не мог позволить себе купить лошадей, о которых мечтал.
   Словно прочитав ее мысли, герцог философски изрек:
   — Как бы там ни было, мой сын сам избрал такую жизнь.
   — Совершенно верно, ваша светлость, и он никогда не раскаивался в этом. Но я знаю, как тосковал он временами по Шотландии, и хотя он был очень счастлив с моей сестрой, он страдал без своего народа.
   Теперь она говорила очень мягко и спокойно, понимая, что герцог вряд ли сможет ей возразить.
   Прежде чем герцог ответил, в комнату вошел Торквил Мак-Нэирн и с ним — женщина, на которую Пепита по приезде не обратила внимания.
   Оказалось, она довольно молода, не старше тридцати лет, и с первого взгляда было заметно, что она беременна.
   — А, вот и ты, моя дорогая! — произнес герцог, когда она приблизилась к нему. — Я должен представить тебя нашей неожиданной гостье. Это, как ты знаешь, мисс Линфорд, невестка Алистера.
   — Я догадалась, — последовал ответ, — и полагаю, она знает, что я — твоя жена!
   Пепита была удивлена, так как не ожидала ничего подобного.
   Она знала, что мать Алистера умерла молодой, но была уверена: он даже не предполагал, что отец может жениться второй раз.
   Теперь девушка хорошо видела герцогиню.
   У нее была довольно тусклая внешность, простоватое лицо.
   Невзрачные рыжевато-песочные волосы и ресницы такого же цвета придавали ей некоторое сходство с хорьком.
   Пепита присела в реверансе, но герцогиня не протянула ей руки, как положено, и Пепита уже знала, что если герцог неприязненно относится к ней, те же чувства испытывает к ней и его новая жена.
   — Ужин подан, ваша светлость! — объявил дворецкий от двери.
   Герцогиня, не сказав ничего Пепите, повернулась к герцогу и вложила свою руку в подставленный им локоть.
   — Я надеялась, — сказала она неестественно громко, — что у нас будет спокойный семейный ужин, но у нас сегодня целое общество.
   Она явно проявляла недовольство, и Пепита уже подумала, что было бы лучше съесть что-нибудь в своей спальне, но теперь предлагать это уже поздно.
   Когда герцог и герцогиня направились к двери, она увидела Торквила, ждущего ее, чтобы сопровождать в столовую.
   Он улыбнулся, и в его глазах появились веселые искорки.
   Они последовали за хозяином и хозяйкой, и Торквил произнес почти шепотом лишь одно слово:
   — Завидует!
   Обед был великолепный.
   Пепита, изрядно проголодавшись, наслаждалась каждым кусочком лосося, пойманного сегодня, и куропатки, подстреленной в лесах герцога.
   Только после того, как волынщик обошел вокруг стола, сыграв мелодию и получив от герцога традиционный «глоток виски» из серебряного кубка, она осознала, что они с герцогиней покинут столовую вместе — согласно традиции — после мужчин.
   Она очень мало говорила за ужином, в основном потому, что герцог говорил так, будто только он имел на это право и не хотел слушать никого другого.
   Сидя напротив хозяйки, расположившейся слева от герцога, Пепита видела, как с каждым взглядом герцогини на нее враждебность в ее глазах все возрастает.
   Торквил же, наоборот, был весел и остроумен, он заставил даже герцога рассмеяться несколько раз, хотя это явно стоило ему немалых усилий.
   К концу трапезы Пепита не могла не задуматься о том, что она сама являлась причиной столь напряженной атмосферы и что самым верным и достойным шагом с ее стороны было бы покинуть замок как можно скорее.
   Но она тут же спохватилась: разве можно оставить детей в этом доме?
   Зять и сестра умоляли бы ее не делать этого. «Может быть, если б они приняли меня как обычную гувернантку, — думала она, — я могла бы оставаться в классной комнате».
   Затем она вспомнила, что герцог может выгнать их всех завтра же, и даже если их визит продлится, они все равно будут нежеланными в замке, и она напрочь лишится покоя в будущем, когда, покинув детей, узнает впоследствии, что Рори и Жани изгнаны, как и их отец.
   «Я должна спасти их, — запаниковала она. — Каким-то образом я должна спасти их».
   Когда она и герцогиня дошли до гостиной, та, осторожно опустившись в кресло перед камином, раздраженно произнесла:
   — Полагаю, мисс Линфорд, вы поняли, что мой муж оказал вам гостеприимство на одну ночь и вы уже решили уехать как можно быстрее.
   — Я надеялась, ваша светлость, — с достоинством ответила Пепита, — что детям будет позволено поселиться здесь как дома, поскольку им некуда податься.
   — Это невозможно, — вспыхнула герцогиня, — совершенно невозможно!
   Затем, словно предполагая, будто девушка ничего не смыслит в семейной жизни, она добавила:
   — Это будет дом для моих детей, нам не нужны самозванцы, узурпаторы или кукушата в нашем гнезде!
   Слушая ее, Пепита почувствовала себя очень глупой: так вот что расстроило герцогиню!
   Если даже она родит сына, он все равно не унаследует герцогство или статус вождя клана — все это переходит к потомству старшего сына герцога.
   Теперь Пепита понимала причину недовольства герцогини, но ничем не могла помочь ей.
   Что бы ни ощущали в связи с этим герцог и герцогиня, Рори занимал отныне очень важное положение.
   Пепита и сама удивилась своей внезапной решимости, столь необычной для нее, бороться за его права.
   Она не позволит бесцеремонно отослать его или просто игнорировать, как игнорировали его отца.
   Поэтому она не ответила герцогине, которая нервно постукивала пальцами по ручке кресла и напряженно всматривалась в огонь, как будто пламя питало раздражение и гнев, со всей очевидностью кипевший в ней.
   Беспокоясь за детишек, хотя и не думала, что герцогиня сможет как-то навредить им, Пепита умиротворяюще сказала:
   — Я сожалею, если наше прибытие сюда расстроило вашу светлость, но у меня действительно не было другого выхода. Я решила, как бы ни гневался герцог на своего сына, он не пожелает, чтобы его внуки голодали, — ведь они-то ни в чем не повинны.
   — Все это звучит весьма правдоподобно, мисс Аинфорд! — усмехнулась герцогиня. — Но вы не можете быть настолько толстокожей, чтобы не понимать, — в этом замке нет места для внуков, и уж тем более для сасенаков!
   Прежде чем Пепита высказалась в свою очередь, к счастью, открылась дверь, и к ним присоединились герцог с Торквилом Мак-Нэирном.
   Чувствуя, что ей не вынести перекрестных вопросов, девушка поднялась.
   — Надеюсь, ваша светлость, — обратилась она к герцогу, — вы извините мой уход. Как и дети, я очень устала и чувствую, подо мной все еще продолжают вращаться колеса.
   Она пыталась говорить легко и непринужденно, но ее голос почему-то звучал слабо и довольно беспомощно.
   — Конечно, отправляйтесь в постель, мисс Линфорд, — согласился герцог, а завтра мы обсудим, что можно сделать в этой ситуации.
   — Благодарю вас, — молвила Пепита. — Благодарю вас также за то, что приняли нас. Я ужасно боялась, что нам придется спать на скамье или в кустах вереска!
   Ее искренность и безыскусность как будто обезоружили герцога, и он не смог подобрать слов для ответа.
   Она сделала реверанс ему и герцогине, демонстративно проигнорировавшей ее, и повернулась к выходу.
   Торквил Мак-Нэирн поспешил открыть дверь.
   Признательная ему за внимание, она улыбнулась, а он очень тихо произнес:
   — Вы великолепны! Спите спокойно и не тревожьтесь.
   Эти слова тронули ее сердце, и в эту минуту беспокойство, вызванное неприятными заявлениями герцогини, напрочь улетучилось.
   По дороге к себе она не могла думать ни о чем, кроме своей маленькой победы: она добилась желаемого.
   Она с детьми приехала в Шотландию, и пусть хоть одну ночь они будут в безопасности.

Глава 3

   Миссис Сазэрленд зашла к Пепите в полвосьмого утра — оповестить, что герцог приглашает всех в комнату для завтраков к восьми тридцати и просит явиться вовремя.
   Пепита, еще не совсем отдохнувшая, несмотря на здоровый ночной сон, быстро вскочила с кровати.
   — Я думаю, дети еще спят, — заметила она, — и не стану их будить еще полчаса.
   — Это было тяжелое путешествие для вас, — сочувственно закивала головой миссис Сазэрленд.
   — Довольно утомительное, и я к тому же беспокоилась — что нас ждет по прибытии!
   — Для нас это было истинным шоком, мисс, — доверительно сообщила миссис Сазэрленд. — Мы слышали, что его светлость женился, но не знали, что у него два красивых ребеночка. Его светлость будет гордиться ими.
   — Я надеюсь на это, — произнесла с сомнением Пепита.
   Она подумала, следует ли рассказывать миссис Сазэрленд, как она боялась, что герцог может отослать их, но затем решила, что это было бы неуместной откровенностью.
   Она могла лишь молиться, чтобы «притягательное очарование их отца», как говорил мистер Кларенс, помогло им всем стать более желанными, чем вчера.
   Пепита одела детей и повела их в комнату для завтраков, расположенную на том же этаже, что и гостиная и столовая, но выходящую окнами на вересковые пустоши.
   Пока они шли по коридору, Рори возбужденно рассказывал о том, что видел из окна своей спальни.
   Пепита почувствовала облегчение, увидев в комнате для завтраков лишь герцога и Торквила Мак-Нэирна; герцогини не было.
   Вспоминая события прошлого вечера, она пришла к заключению, что самым опасным ее врагом является герцогиня.
   Девушка сознавала, что для нее обнаружение сына лорда Алистера должно было стать большим потрясением, чем даже для герцога.
   Торквил Мак-Нэирн встретил ее стоя, а герцог продолжал сидеть.
   Дети, как научила их Пепита, подошли к нему.
   Рори поклонился, Жани присела в реверансе, и оба произнесли:
   — Доброе утро, дедушка!
   Ей показалось, на герцога произвели впечатление их хорошие манеры, но он ответил серди-то: «Доброе утро!»— а затем посмотрел на нее из-под густых бровей.
   Она тоже сделала реверанс.
   — Доброе утро, ваша светлость. Я очень сожалею, если мы немного опоздали.
   — По сути дела, это мы пришли рано, — успокоил ее Торквил Мак-Нэирн, — так как мы с герцогом идем ловить рыбу.
   Рори тут же закричал:
   — Я умею ловить рыбу!
   Я хочу поймать лосося!
   И прежде чем кто-нибудь хоть что-то успел сказать, он прибавил:
   — Дедушка, пожалуйста, я хочу научиться стрелять! Папа говорил, что научит меня, когда мне исполнится девять лет, а мой день рождения был три недели назад!
   — Ты еще мал, — охладил его пыл герцог.
   — Папа начал стрелять в девять лет, и вы научили его. Он мне рассказывал! — упорствовал Рори.
   Стало тихо.
   Потом Торквил рассмеялся.
   — На это нам нечего возразить. По сути дела, мой отец первый раз разрешил мне носить ружье в мой девятый день рождения.
   — Значит, мне можно стрелять? — допытывался Рори. — Пожалуйста, скажите, что мне можно стрелять!
   Пепита, садясь за стол, подумала: вряд ли кто-нибудь способен устоять перед такой мольбой в голосе Рори.
   Более того, когда он подошел к деду, она обнаружила очевидное сходство между ними.
   — Я подумаю, — пообещал наконец герцог обнадеживающим тоном.
   С некоторой неохотой, как будто он хотел все еще спорить об этом, Рори сел за стол, и дворецкий по имени Фергюс, что стало известно Пепите от миссис Сазэрленд, поставил перед ним чашку пориджа .
   — Наверняка ты не знаешь, что это такое, заметил герцог.
   — Это — поридж, — ответил Рори. — Папа говорил, все добрые шотландцы едят поридж, и есть его следует стоя.
   Пепита улыбнулась.
   Она вспомнила, как зять рассказывал детям, что шотландцы ели свой поридж стоя — на случай внезапного нападения другого клана: если они будут сидеть, то рискуют быть застигнутыми врасплох.
   Она не сомневалась, что герцога удивил ответ Рори, поскольку он никак его не прокомментировал.
   Девушка же тихим голосом ему объяснила:
   — Я думаю, вряд ли кто-нибудь нападет на тебя сейчас, поэтому удобнее и аккуратнее есть сидя.
   — Но это не правильно — есть сидя поридж в Шотландии, — посерьезнел Рори.
   — Я знаю, — ответила Пепита, — но твой дедушка — вождь — ест за столом, и я думаю, нам никто не угрожает.
   Удовлетворенный таким веским аргументом, Рори начал есть, но Жани оттолкнула свою чашку в сторону.
   — Я не люблю поридж.
   — Если ты говоришь эти слова, значит, ты — сасенак! — упрекнул ее Рори. — Дедушка ненавидит сасенаков!
   Пепита быстро взглянула на герцога, боясь, что он разгневается, но увидела слабую улыбку, дрожавшую в уголках его губ.
   Хоть она ничего не сказала, Фергюс забрал поридж у Жани и дал ей вместо него фрикадельки из лосося.
   Она поглощала их с большим удовольствием.
   «Вот это да, — подумала Пепита, — она никогда не съедала так много за завтраком!» Не успели они закончить, как Торквил сказал:
   — Гили будут ждать. Я, пожалуй, пойду пораньше — начну сверху и пойду вниз по течению реки.
   — Я начну снизу, — подхватил герцог, — но прежде хочу поговорить с мисс Линфорд.
   Сердце у Пепиты тревожно стукнуло, однако Торквил, направляясь вместе с герцогом к выходу, улыбнулся ей, словно желая сказать, как и прошлым вечером, чтобы она не беспокоилась.
   Она же была не только обеспокоена, но и напугана, и когда дети покончили с завтраком, она велела Рори ознакомиться с парком.
   — Я хочу пойти с дедушкой на рыбалку! — заупрямился он. — Спроси его, тетя Пепита, можно мне пойти с ним? И скажи ему, что я очень хорошо умею ловить рыбу.
   Отец действительно научил его ловить форель в маленьком потоке, пробегавшем через поместье в Корноулле.
   Форели, конечно, были довольно маленькие, но Рори умел управляться с удочкой и наматывать леску, когда рыба попадалась на крючок.
   — Я попытаюсь, — пообещала Пепита, — но не огорчайся, если дедушка откажет.
   Фергюс, услышав последние слова, предложил:
   — Оставайтесь со мной, м'лорд, и я покажу вам скан его светлости.
   — Вот здорово! — воскликнул Рори. , — А еще я хотел бы увидеть клаймор!
   Фергюс рассмеялся.
   — Их много в комнате вождя.
   — Тогда, пожалуйста, возьмите меня туда, и можно, я подержу один в руке?
   Фергюс посулил ему и это.
   Когда они ушли, Пепита отвела Жани в спальню, где надеялась найти миссис Сазэрленд, чтобы та присмотрела за девочкой, пока она будет у герцога.
   Горничная, однако, сказала ей, что миссис Сазэрленд в комнате домоправительницы — в конце коридора.
   Это было светлое помещение, заполненное сувенирами, которые миссис Сазэрленд, очевидно, собирала всю жизнь.
   Тут были рисунки, развешанные на стенах и выполненные явно детской рукой, побуревшие от времени пучки белого вереска, маленькие шотландские шапочки, по всей видимости, принадлежавшие Алистеру и его брату, когда они были в таком возрасте, как Рори сейчас.
   Здесь были черные перья тетерева и перья белой куропатки.
   Пепита представила, в какой восторг придет Жани от такого множества интересных вещей, и миссис Сазэрленд будет нетрудно ее занять.
   Пепита быстро зашагала одна по коридору, чувствуя себя школьницей, вызванной для проработки.
   Герцог ждал ее не в гостиной, а в соседней комнате, по слухам, являвшейся его особым кабинетом, «святилищем»и известной как «Комната герцога».
   Одна стена была занята книгами, на других стенах между окнами висели портреты предыдущих герцогов.
   Девушке показалось, что все они не только властные и непреклонные, но также грозные и воинственные.
   Хоть она и боялась герцога, стоявшего спиной к камину, она в то же время не могла не восхищаться им.
   Он выглядел весьма впечатляюще в дневном килте, удачно сочетающемся с твидовым жакетом, а его спорран, который хотел видеть Рори, был украшен головой выдры.
   Герцог молчал, пока она пересекала комнату, и когда она дошла до него, продолжал выдерживать паузу, как будто желая нагнать на нее побольше страху.
   — Садитесь, мисс Аинфорд, — произнес он наконец.
   Она мысленно возблагодарила его за это, — не только потому, что ощущала слабость в ногах, но и потому, что при его росте ей все время приходилось смотреть на него снизу вверх.
   Пепита села на софу.
   Последовала новая пауза, прежде чем он медленно заговорил.
   — Я хотел бы начать с замечания, что нахожу экстраординарным и достойным порицания ваше прибытие сюда без предварительного уведомления меня о ваших намерениях.
   — Я привезла детей к вам, — ответила Пепита, — так как они не могли больше оставаться в Корноулле и им некуда было поехать, где бы их приняли.
   — Вы должны были знать, что после того, как Алистер уехал, я не считал его больше моим сыном!
   — Это было вашим личным решением, однако по юридическим законам и понятиям морали, а также по кровному родству он все равно принадлежал вам.
   Она говорила спокойно, без агрессивности в интонации, но герцог смотрел на нее с яростью, видимо, расценивая ее заявление как дерзость и непочтительность.
   Тогда она вновь обратилась к аргументам.
   — Что я должна была делать с двумя маленькими детьми, оставшимися без пенни наследства?
   — Вы говорили это вчера, но мне трудно поверить этому.
   — Я готова поклясться вам, если хотите, на Библии: все, что мы имеем на данный момент, это три соверена и пять шиллингов! — взбудоражилась Пепита. — Более того, адвокаты моего зятя скажут вам, если вы свяжетесь с ними, что остались еще просроченные долги на сумму свыше двухсот фунтов, которые необходимо будет когда-то вернуть.
   — Я не буду возвращать долги моего сына! Он увяз в них потому, что женился на англичанке! — воскликнул герцог.
   Пепита оглядела комфортабельную комнату, обставленную со всей возможной роскошью.
   Она подумала, что продажа лишь письменного стола в георгианском стиле или одной из картин, которые висели на стене и являлись неповторимыми произведениями великих художников, не только покрыла бы долги ее зятя, но оставила бы еще немалый дополнительный капитал.