Картленд Барбара. Шотландцы не забывают

   И тогда, чувствуя гнев от поведения герцога, особенно от непростительной насмешки над ее сестрой, она произнесла, стараясь придать своему голосу спокойствие:
   — У меня есть решение этой проблемы, ваша светлость, если вы захотите выслушать меня.
   — Каково же оно? — вопросил он.
   — Если вы дадите мне денег, не много, но достаточно, чтобы снять дом для детей, где я смогу ухаживать за ними, я постараюсь воспитать их такими, какими ваш сын хотел бы видеть их.
   Пепита умолкла, ожидая, что герцог как-то отреагирует на ее слова, но он молчал, и она продолжала:
   — Единственное, в чем мне понадобится ваша помощь, — так это устройство Рори в хорошую школу и затем — по возможности — в университет. Он очень способный, и если ему придется зарабатывать на жизнь, — что наиболее вероятно, — то ему понадобится отличное образование.
   Когда она произносила свою речь, герцог, пораженный, неотрывно смотрел на нее, словно перед ним был некий странный феномен, с которым он встретился впервые.
   Наконец он строго спросил:
   — Неужели вы действительно думаете, что девушка в вашем возрасте может сделать все это? А что случится с детьми, если вы выйдете замуж?
   — Я забочусь не о себе, — отрезала Пепита, — а о двух маленьких существах, которые до сих пор в своей жизни знали только любовь и не смогут вынести наказания нелюбовью за то, что сделал их отец еще до их рождения.
   Герцог, все еще стоявший у камина, сел на стул напротив Пепиты, и, поглядев на нее в изумлении несколько секунд из-под грозных бровей, вымолвил:
   — Вы удивляете меня, мисс Линфорд!
   — Почему?
   — Потому что, — вновь замечу, я с трудом могу поверить в то, что вы говорите, — потому что вы готовы взять на себя ношу, непосильную, на мой взгляд, для женщины вашего возраста без мужчины, который заботился бы о ней и защищал ее.
   — Я признаю, это будет тяжело, ваша светлость, но уверена, что смогу сделать это. Более того, во многих отношениях так будет лучше для детей, чем оставаться здесь, где их не желают.
   Он не ответил ей, но вдруг раздраженно выпалил:
   — Почему мне не сообщили, что у Алистера есть сын?
   Его голос, казалось, прокатился вместе с эхом по кабинету.
   Пепита бросила на него мгновенный взгляд, удивленная столь глупым вопросом.
   И тут врожденная проницательность подсказала ей, что произошло в замке.
   Так как герцог потерял старшего сына, маркиза, и исключил из своей жизни младшего, Алистера, он отчаянно нуждался в другом сыне.
   Даже если он не смог бы принять его титул, он все-таки мог стать вождем клана.
   Именно для этого он и женился на женщине намного моложе его в надежде, что она принесет ему наследника.
   Пепита предположила, что герцогиня была из того же клана, на женщинах которого он пытался женить своих сыновей.
   Внезапно Пепита поняла, сколь непредвиденным образом прибытие Рори нарушило планы герцога.
   Теперь он ждал ответа на свой вопрос, и Пепита тихо сказала:
   — Когда мой зять узнал о гибели своего старшего брата, он не принял его титул, поскольку вы исключили его из семьи. Я знаю, как сильно переживал он потерю брата и вашего сына, но он опасался, что вы сочтете дерзостью с его стороны обращаться к вам.
   Она помолчала немного и затем промолвила:
   — Разве не вы должны были найти его? Вы знали, что после вас он наследует герцогство, и кажется странным, что только из-за ненависти к моей сестре вы ничего не сделали, дабы разрушить барьер между ним и вами.
   Девушка внезапно подумала, что герцог сейчас в бешенстве зарычит на нее за то, что она сказала ему правду.
   Вместо этого он произнес с прежним упрямством, как будто говорил сам с собой:
   — Я никогда не прощу Алистеру неподчинения не только своему отцу, но и своему вождю!
   Пепита тихо рассмеялась, и, когда герцог вопросительно уставился на нее, сказала:
   — Вы, ваша светлость, можете обладать всесильной властью над вашим кланом, однако в жизни есть нечто более важное, чем даже верность сына своему отцу, которому он, кроме того, еще и поклялся в преданности.
   Герцог не задал вопроса, но она знала, он ждет ответа на него.
   — Это нечто называется любовь, ваша светлость, — продолжала Пепита, — и мой зять узнал: на земле нет силы, превосходящей ее или более непреодолимой.
   И вновь она заметила удивление в глазах герцога.
   Он даже как будто смутился, но тотчас встал со стула и изрек:
   — Это все — лишь сентиментальная болтовня женщин и не должно заботить мужчин!
   — Однако на протяжении многих веков мужчины сражались и умирали за любовь, — парировала Пепита. — Если вы оглянетесь на своих собственных предков, ваша светлость, то увидите, как много они совершили великих, доблестных дел, а когда не были на поле боя, они глубоко и беззаветно любили.
   Герцог молчал, видимо, раздумывал над верным ответом.
   Тогда она сказала:
   — Я понимаю, вы не хотите говорить об Алистере, но я хочу, чтоб вы знали: он не только хранил искренние чувства к вам, но за все время, что я прожила с ними, я никогда не слышала от него ни единого слова против вас.
   Помолчав немного, она добавила:
   — Но он всегда испытывал страдание, горечь и разочарование от того, что вы… не признавали его больше членом вашей… семьи, хотя он сам никогда не переставал себя таковым считать.
   В ее словах было столько чувства и искреннего переживания, потому что она очень любила своего зятя, и ей трудно было сдерживать слезы, подступавшие к глазам и мешавшие говорить.
   Ей стоило немалых усилий произнести:
   — Он рассказывал Рори о вас и о замке, и мальчик ничуть не боится вас или того, как вы можете с ним поступить.
   Герцог пребывал в напряженном молчании, и она продолжала:
   — Он ждет теперь, что вы возьмете его с собой на рыбалку, потому что он инстинктивно чувствует, что вы, его родной дедушка, можете… заменить ему отца, которого он… потерял.
   Девушка внутренне молилась, чтобы герцог понял ее откровения; несколько слезинок брызнули из ее глаз и покатились по щекам.
   Она торопливо смахнула их, но герцог успел это заметить.
   Он подошел к окну и устремил взгляд на море.
   Она созерцала его спину, чувствуя, что сделала все возможное, и если она потерпела неудачу, ей не в чем себя винить.
   Наконец он спросил:
   — Готовы ли вы остаться здесь и заботиться о детях, что, по всей видимости, вы делали до сих пор?
   Пепита ощутила, как подскочило от радости сердце, но она еще боялась, что не правильно поняла его слова.
   И тогда она ответила чуть дрогнувшим голосом:
   — Это — то, о чем я… молилась… просила Бога, чтобы вы… позволили мне… делать это!
   — Что ж, на данный момент мы оставим все как есть, — заключил герцог. — Когда же станет более ясно, что будет лучше для моих внуков, мы снова обсудим все это.
   Пепита вздохнула с облегчением.
   — Спасибо… спасибо… большое… ваша светлость.
   — Теперь я пойду ловить рыбу, — сказал герцог. — Рори лучше пойти со мной. Это будет полезней для него, чем озорничать одному.
   Он вышел из кабинета.
   Пепита же какое-то время не могла сдвинуться с места.
   Затем она вскочила и поспешила за герцогом, не зная, где найти Рори.
   Ей не пришлось долго беспокоиться: герцог уже спустился вниз, и она слышала его голос в холле.
   — Его светлости нужны какие-нибудь сапоги, — наказывал он Фергюсу.
   — Миссис Сазэрленд, — ответил дворецкий, — поискала в своих комнатах то, что носил его отец, когда был в том же возрасте, ваша светлость, и нашла две пары сапог, которые подойдут его светлости.
   — Мне нужна удочка, дедушка, — вмешался Рори.
   — Только больше, чем та, которая была у меня дома, потому что форель намного меньше лосося, правда, дедушка?
   Пепита улыбнулась.
   И тут, не в силах смотреть на них из-за слез, наполнивших глаза, она повернулась и пошла искать Жани.
   Теперь она была уверена, мужчины обойдутся без нее, и в этот момент осознала, что выиграла битву, которая принесла ей не только ощущение победы, но и чувство огромного истощения.
 
   В замке было столько интересного, а парк под сентябрьским солнцем являл собой такое радостное буйство красок, что часы пролетали незаметно, и время ленча подобралось совершенно неожиданно для нее.
   К отчаянию Пепиты, за ленчем они с Жани оказались наедине с герцогиней, которая в дневном свете выглядела более бледной и недовольной, чем накануне вечером.
   Когда Пепита с малышкой появились в гостиной, герцогиня даже не пыталась скрыть своей враждебности к ним.
   — Вы все еще здесь, мисс Аинфорд! — заметила она. — Я думала, к этому времени вы уже упакуетесь и уедете.
   — Его светлость был настолько добр, что разрешил детям остаться, — вежливо ответила Пепита.
   Герцогиня исторгла визг злости.
   — Я не верю этому! Я сказала ему, что не потерплю их здесь и чтобы он отослал их.
   Пепита решила попросту не отвечать.
   Она не хотела восстанавливать герцога против себя, а инстинкт подсказывал ей, что любые слова, сказанные герцогине, могут лишь ухудшить положение.
   Вместо этого она болтала с Жани, а та возилась с маленьким спаниелем, которого не взяли на рыбалку потому, что он был очень стар.
   Девушка успела заметить, что герцога всегда сопровождали два более молодых спаниеля, и она подумала, это, должно быть, собаки, которых он брал на охоту, и Рори будет в восторге от них.
   — Я думаю, собачка очень старая, так что играй с ней осторожнее, — велела она Жани.
   — Ей нравится, когда я глажу ее.
   — Конечно, — согласилась Пепита.
   Герцогиня все это время молчала, и когда объявили, что ленч готов, она медленно прошествовала в столовую впереди них, всем своим видом показывая, что не намерена снизойти до общения с ними.
   Блюда вновь были столь великолепны и подавались в таком изобилии, что Пепита подумала — так недолго и растолстеть.
   Герцогиня ела, не замечая их, лишь иногда обращалась к Фергюсу, который распоряжался двумя лакеями, прислуживавшими за столом.
   Теперь, когда спало тревожное напряжение, Пепита имела возможность разглядеть столовую и оценить ее великолепие.
   Эта просторная комната могла вместить по крайней мере тридцать человек.
   Стены ее были украшены чудесными полотнами с изображением Мак-Нэирнов, созданными великими художниками разных эпох.
   Картины отличались не только удивительной красотой, но и представляли собой чрезвычайно ценное собрание.
   Пепите хотелось узнать как можно больше о предках Мак-Нэирнов, и когда герцогиня, закончив ленч, вышла из столовой, не сказав ни слова, девушка осведомилась у Фергюса:
   — Как бы мне узнать побольше о замке? Здесь столько интересного, и у меня столько вопросов!
   — Это очень просто, мисс, — ответил Фергюс. — Обратитесь к куратору его светлости в комнате вождя.
   — К куратору?
   — Да, мисс. Он приходит сюда почти каждый день и составляет каталог ценностей замка.
   — Я хотела бы поговорить с ним.
   — Вы окажете ему честь, мисс.
   Она выяснила, что хотела знать, подумала Пепита, но это можно отложить на потом.
   Теперь же надо вывести Жани на солнышко.
   Они пошли в парк, и Пепита обнаружила, что в дальнем конце он окружен высокой стеной, за которой виднелись заросли цветущего вереска; они заканчивались утесами, спускавшимися к морю.
   Подобные же скалы, только более высокие и внушительные, чем вблизи замка, огибали море на большом расстоянии.
   Они с Жани заглянули через край стены.
   Прилив кончился, и волны не бились о скалы, как тогда в Корноулле.
   Но Пепита чувствовала, что она никогда теперь не сможет смотреть на бурное море, не вспоминая при этом о трагической гибели сестры и зятя.
   Эти воспоминания мучили ее, и она увела Жани обратно в парк, где они играли с мячом, пока не настало время чаепития.
   Надо было еще успеть вымыть ручки Жани и расчесать ей волосы.
   По дороге Пепита увидела Торквила Мак-Нэирна — он спускался по ступеням, ведущим на террасу.
   Она встретила его улыбкой, когда он приблизился к ним со словами:
   — Вы, и Жани — самое отрадное, что я когда-либо видел здесь, и никакие нимфы, наяды или сирены не могли бы выглядеть столь привлекательно!
   Пепита рассмеялась.
   — Приятно слышать комплименты!
   Она сказала это с оттенком печали, что вызвало сочувственный огонек в глазах Торквила.
   — Судя по вашему тону, вам приходится нелегко. Очевидно, ее светлость была не слишком вежлива!
   — Лучше уж я не буду отвечать на это. Жани отбежала, пытаясь поймать бабочку, порхавшую над цветами, и Торквил, не отрывая глаз от лица Пепиты, промолвил:
   — Вы слишком прекрасны, чтобы какая угодно женщина, особенно герцогиня, терпела вас в своем доме.
   — Я знаю, что мы нежелательны здесь, — опустила голову Пепита, — но герцог позволил нам остаться, и это — главное.
   — Я в курсе.
   Девушка пристально посмотрела на него.
   — Его светлость говорил вам что-то?
   — В этом не было необходимости, — ответил он. — Когда мы встретились на реке и я увидел Рори вместе с ним, я понял, зов крови оказался сильнее, чем его нелюбовь к сасенакам!
   Пепита усмехнулась.
   — В наш век и наше время представляется невозможным люто ненавидеть нас из-за того, что произошло более ста лет назад!
   — Вы скоро поймете, что шотландцы ничего не забывают и время не идет в зачет, — пояснил Торквил. — Битвы, в которых мы сражались, происходили вчера, и наши обиды с годами не ослабевают, а лишь усиливаются.
   — Но это довольно глупо и несправедливо!
   — Это английская точка зрения.
   — А какова ваша? — поинтересовалась Пепита.
   — Все, что вы должны знать, — тихо произнес он, — это то, что вы — прекраснейшая из женщин, которых я когда-либо видел, и что я хочу ограждать вас от любых неприятностей, которые может спровоцировать ваша красота. У меня такое ощущение, что она значительно опаснее для вас, чем ваша национальность.
   Пепита не смогла сдержать смех.
   — Ну вот, теперь вы пытаетесь напугать меня! — всплеснула она руками. — Я уверена, никого, даже герцога, не заботит внешность скромной гувернантки.
   Теперь рассмеялся Торквил.
   — Вы намереваетесь стать ею?
   — Я уже стала! Так что напоминайте мне время от времени, что я должна знать свое место.
   Он захохотал.
   И вдруг промолвил совершенно серьезно:
   — Если будет трудно, если у вас появятся проблемы, не забывайте, что я хочу помочь вам.
   — Спасибо, — сказала Пепита. — У меня такое ощущение, что мне понадобится друг. И в то же время, будучи Мак-Нэирном, вы можете оказаться врагом.
   — Это жестоко с вашей стороны! — воскликнул он.
   — Если б у меня были какие-то амбиции или устремления, — которых на самом деле у меня нет, — я мог быть против вашего пребывания здесь так же, как и графиня!
   Пепита озадаченно посмотрела на него, и он объяснил:
   — До второй женитьбы герцога, — а это я предложил ему жениться вновь, — я являлся предполагаемым наследником вождя клана.
   — Вы хотите сказать, что он собирался сделать вас вождем клана?
   — После того, как он прогнал Алистера, решив, что его сын не должен играть никакой роли в его жизни, герцог сделал ставку на меня как на своего преемника в клане.
   — Но… вы сказали, что идея его… женитьбы принадлежала вам.
   — Поскольку у меня не было намерения жениться на Флоре Мак-Донаван, — пояснил Торквил, — я сказал герцогу, что было бы намного проще, если б она подарила ему наследника, которого он так стремится иметь.
   Пепита была столь поражена, что с трудом могла поверить в услышанное. Наконец она вымолвила:
   — Неужели вы хотите сказать, что… женщиной, на которой герцог… хотел женить вас, была… герцогиня?
   — Она — из клана Мак-Донаванов и является единственной законной дочерью нынешнего вождя этого клана.
   Пепита протестующе воздела руки.
   — Я… я не могу поверить! В Англии мы твердим об эмансипации женщин, а здесь, в Шотландии, вы живете как будто в Средневековье!
   — И тем не менее, как видите, мне удалось ускользнуть! — заметил Торквил. — Но теперь благодаря вам все планы его светлости рушатся.
   — Вы имеете в виду, что наследником является Рори?
   — : Совершенно верно! Поэтому вам вряд ли следует ожидать, что герцогиня примет его с распростертыми объятиями.
   — Но она может и не иметь сына!
   — Это, конечно, зависит от воли Бога, — усмехнулся Торквил, — но она молода, а герцог в превосходной форме для своего возраста!
   Какое-то время они молчали, погруженные в нелегкие раздумья.
   Наконец Пепита, наблюдая, как Жани все еще гоняется за бабочкой, произнесла:
   — Да, обстоятельства весьма затруднительны. И, как я понимаю, с этим ничего не поделаешь.
   — Ничего, — согласился Торквил. — Разве что сбросить вас всех в море или отправить в пустыню!
   Пепита рассмеялась.
   — Надеюсь, этого не случится.
   — Я уже обещал оберегать вас.
   В голосе Торквила слышалась серьезная, проникновенная нотка, смутившая девушку, и она отошла от него.
   — Нам надо приготовиться к чаю, — молвила она, направляясь к малышке.
   — Пошли, Жани, а если ты хочешь поймать бабочку, я куплю тебе сачок, какой мне подарили в детстве.
   — Что было не очень давно!
   — заметил Торквил, шагая рядом с ней.
   Ей внезапно пришло в голову, что герцог и, конечно, герцогиня могут счесть ее поведение крайне предосудительным: мол, она флиртует с молодым человеком, лишь только явилась в замок.
   Пепита схватила Жани за руку и, несмотря на протесты девочки, поспешила с ней вверх по ступеням из парка, чувствуя все время, что Торквил следует за ней.
   «Мне надо быть осторожной, — думала она, — очень, очень осторожной. Если я настрою герцога против себя, он может изменить свое решение и не позволит мне остаться с детьми».
   Между тем она не переставала изумляться прожектам герцога Стратнэирнского, согласно которым Торквил должен был стать следующим вождем.
   «Как мог он совершенно игнорировать Али-стера?»— восклицала она с возмущением.
   Поднимаясь по лестнице, она вновь была потрясена роскошью замка, картинами, мебелью и количеством слуг.
   В спальне ей не пришлось приводить в порядок волосы Жани — там их уже ожидала служанка, которая сделала это за нее.
   Девушке оставалось лишь заняться собой.
   Рори еще не появился, и когда они с Жани вошли в комнату для завтраков, где сервировали чай, там были герцогиня и Торквил, сидевшие за большим круглым столом.
   Он изобиловал всевозможными деликатесами, среди которых красовались ячменные и пресные лепешки, шотландские булочки, свежеиспеченный хлеб, полдюжины джемов домашнего приготовления, имбирное хрустящее печенье и огромный фруктовый торт.
   Герцогиня ничего не сказала вошедшим, но Фергюс поставил перед девушкой чашку чая, которую сам налил для нее, и стакан молока для Жани.
   Наступила неловкая тишина.
   Вскоре ее прервала Жани:
   — Я чуть не поймала бабочку! Завтра я поймаю много бабочек, посажу их в кувшин и буду смотреть, как они машут крыльями.
   — Если ты сделаешь так, они погибнут, — сказал Торквил.
   Жани замотала головой.
   — Нет. Мама говорила, когда я посмотрю на них, я должна их выпустить, а то это будет жестоко.
   — Это правильно, — согласился Торквил. — Бабочки очень хрупкие и красивые, они похожи на тебя, когда ты бегаешь по саду!
   — Я слишком большая, чтобы быть бабочкой! — резонно заметила Жани.
   — Послушай, Торквил, — вмешалась герцогиня, — неужели мы теперь должны за каждой едой участвовать в этих глупых детских беседах? Я скажу моему мужу, чтобы в будущем дети ели в классной комнате — там их место!
   Торквил не ответил.
   Он только глядел на Пепиту, затем передал свою пустую чашку герцогине со словами:
   — Можно мне еще одну чашку чаю? После рыбалки я всегда чувствую жажду.
   Герцогиня молча налила ему чай.
   — Если вам интересно, — добавил он, — я поймал сегодня три лосося, один из них весил более двенадцати фунтов.
   Пепита не могла сдержать восторга.
   — Можно мне взглянуть на них? Я всегда хотела увидеть лосося, только что выловленного из реки.
   Прежде чем Торквил открыл рот, герцогиня назидательно заявила:
   — Я думаю, мисс Аинфорд, вы должны сосредоточиться на обучении детей, для чего, как я поняла, вы здесь находитесь. Спорт же его светлости или его гостей вас не касается.
   — Простите, ваша светлость, — тотчас парировала Пепита, — но спорт, так же как и обычаи этой странной и чрезвычайно отсталой страны, я нахожу весьма любопытными с чисто познавательной точки зрения!
   В первый миг герцогиня, видимо, не поняла, что она имела в виду, но заметила, как Торквил с трудом сдерживает смех.
   Герцогиня поднялась со стула и покинула комнату с видом, который можно было бы назвать величественным, если б этому не мешала комичная неуклюжесть.
   Когда она уже находилась за пределами слышимости, Торквил заметил:
   — Это был точный шар, прямо в середину! Однако перед вами — непримиримый враг!
   — И она задалась целью со всей определенностью показать это, — подхватила Пепита. — С тех пор как я приехала, она с завидным постоянством повторяет мне, чтобы мы немедленно убирались, так как не нужны здесь!
   — Я не думаю, что герцог прислушается к ней, но не исключаю того, что она постарается навредить вам, если сможет.
   — Я больше беспокоюсь за детей. На них пагубно влияют перепалки взрослых через их головы, тем более, что они не привыкли к этому.
   — Если ваша сестра была так же хороша, как вы, — задумчиво произнес Торквил, — то могу понять, почему Алистер не считал Шотландию большой потерей.
   — Он очень тосковал по Шотландии, — заверила его Пепита, — но ведь любовь — это дар небес.
   Она тихо вздохнула.
   — Вы можете не поверить мне, но, если б у меня был выбор, я бы без всяких колебаний обменяла этот великолепный замок на маленький домик в Корноулле. Мы жили там очень бедно, но домик этот всегда был наполнен сиянием солнца и смехом.
   — Это вы принесли и сюда, — молвил Торквил.
   Их глаза встретились, и Пепита почувствовала, что ей трудно отвести взгляд.
   И тут вихрем влетел в комнату возбужденный Рори.
   — Я поймал лосося, очень большого! — кричал он. — Пойдем, взгляни на него, тетя Пепита, ну пожалуйста, прошу тебя, пойдем!
   — Я хотела бы посмотреть, — оживилась Пепита.
   Поднявшись, она увидела, что к ним присоединился герцог.
   — Я думаю, тебе стоило бы прежде выпить чаю, — сказал он Рори, — а когда гили выложат всех рыб на помост, мы спустимся и полюбуемся на них.
   Он говорил это столь мягко и душевно, что Пепита несколько секунд с изумлением глядела на него.
   — Рори действительно поймал лосося?
   — спросила наконец она.
   Герцог улыбнулся.
   — Скажем так — с небольшой помощью, особенно при подтягивании его к остроге.
   — Ты не видела подобной рыбы, тетя Пепита! — ликовал Рори. — Она больше меня, и я сумел поймать ее!
   Торквил, смеясь, посмотрел на герцога.
   — Я понимаю, что он чувствует сейчас! Я чувствовал то же самое, когда поймал своего первого лосося, только я был тогда на два года старше его!
   Герцог сел за стол напротив того места, за которым хозяйка разливает всем чай, и обратился к Пепите:
   — Мисс Аинфорд, так как моей жены здесь нет, может быть, вы нальете мне чашку чая? Фергюс ищет Рори другую пару носков — , свои он промочил основательно.
   — Река пронеслась прямо по моим сапогам, тетя Пепита, — с гордостью подхватил Рори, — но я не упал в реку!
   — Я рада за тебя, — ответила девушка. Она села на стул, покинутый герцогиней, и налила чашку для герцога, которую Торквил передал ему.
   После этого молодой человек протянул ей свою чашку.
   Когда она стала наполнять ее, дверь открылась, и вошла герцогиня.
   — Я слышала, ты вернулся, Келвин… — сказала она и вдруг увидела Пепиту, сидевшую на ее месте.
   Она подошла к ней с искаженным гневом лицом и крикнула:
   — Как ты смеешь! Как смеешь ты занимать место хозяйки за столом в моем доме!
   — Я… я… извините… — вздрогнула Пепита и начала подниматься со стула.
   Но герцог прервал ее.
   — Не возмущайся, Флора! Я попросил мисс Линфорд налить мне чашку чая, пока тебя не было.
   Пепита отошла в сторону, но герцогиня стояла, глядя в упор на своего мужа.
   — Я не потерплю эту женщину здесь! Ты понимаешь это? Она должна покинуть нас, немедленно, сегодня вечером! Она не только англичанка, но еще ведет себя как шлюха. Я видела из окна, как она заигрывала с Торквилом «на лужайке, — так не будет вести себя ни одна порядочная женщина!
   Слова, казалось, вылетали изо рта герцогини, как брызги смертоносного яда.
   Это было ужасающее зрелище.
   У Пепиты перехватило дыхание, она готова была убежать, прежде чем услышит еще нечто подобное, но герцог произнес громовым голосом:
   — Прекрати, Флора! Ты напрасно расстраиваешь себя без всякой необходимости! Иди в свою комнату и ложись!
   Это был приказ, прозвучавший как пушечный выстрел.
   В следующую секунду герцогиня напряженно смотрела на мужа, словно намеревалась воспротивиться ему.
   Затем она разразилась рыданиями и вышла из комнаты.
   Тотчас наступило гнетущее молчание.
   Неизвестно, сколько бы оно продолжалось, если б Рори, у которого рот был набит горячей лепешкой, не спросил:
   — Почему она расстроилась? Она хочет посмотреть моего лосося?