Картленд Барбара. Запертое сердце

   — Я хочу попросить вас, чтобы вы назвали его в честь человека, который помог вам и который — я уверена в этом — будет способствовать тому, чтобы ваша жизнь стала счастливой и обеспеченной.
   Она улыбнулась герцогу и тихо, но четко проговорила:
   — Дайте ему имя Аристид!
   — Это большая честь для нас, монсеньер, — сказал отец малыша.
   — Тогда я рад, что вы назовете своего сына в мою честь, — ответил герцог.
   Он подхватил Сириллу на руки и подсадил в седло. Потом вскочил на своего жеребца и обратился к собравшимся жителям деревни:
   — Чем быстрее мы вернемся в замок, тем скорее вы получите то, что я обещал.
   При этих словах он развернул лошадь. Сирилла последовала за ним. Женщины побежали рядом с ее лошадью, продолжая при этом благодарить Сириллу. На краю деревни они отстали, и она махала им до тех пор, пока они с герцогом не скрылись в лесу.
   Некоторое время они ехали в молчании, и наконец герцог спросил:
   — Ты совсем не испугалась?
   — Только вначале, — призналась Сирилла. — Но после того, как мне удалось спасти малыша, я поняла, что они не причинят мне никакого вреда.
   — Расскажи, как ты это сделала.
   Она рассказала, что видела, как один пастух в поместье ее отца спас ягненка, и как потом кардинал сказал, что жизнь дается Богом, но иногда Он может передать это право другим.
   — В жизни не слышал ничего подобного! — воскликнул герцог.
   — Они намеревались похитить вас, а потом пригрозить вам, — еле слышно проговорила Сирилла, — но я объяснила им, что вы не имели ни малейшего понятия о том, что происходит в их деревне.
   Помолчав, герцог сказал:
   — Как бы там ни было, но ты осуждаешь меня за то, что я довел поместье до такого состояния. Сирилла не ответила.
   — Скажи мне правду, — с усмешкой потребовал герцог.
   У Сириллы возникло впечатление, будто он хочет насильно вызвать в ее душе чувство отвращения к самому себе.
   — Я понимаю, монсеньер, — через некоторое время проговорила она, — что вы всего себя посвятили помощи бедным и несчастным в Париже, Но и здесь есть те, кто нуждается в вас, — ведь это ваши люди.
   Герцог уже открыл рот, чтобы возразить ей, но промолчал. Она заметила, что на его лице промелькнуло какое-то странное выражение.
   Герцог пришпорил лошадь. В замке их ждал Пьер де Бетюн. Завидев их, он сбежал по лестнице. На его лице отразилось непередаваемое облегчение.
   — С вами все в порядке, мадам? — спросил он.
   — Да, — ответила Сирилла, — но вот у монсеньера появилось очень много дел, которые не терпят отлагательства. — Помолчав немного, она добавила:
   — Прошу вас, поторопитесь.«это срочно — очень срочно!
   Она была уверена, что Пьер де Бетюн выполнит ее просьбу, поэтому спокойно прошла в дом, оставив герцога отдавать приказания. Ей показалось, что его решительность и резкий голос удивили не только казначея, но и остальных слуг.
   Почувствовав страшную усталость, она поднялась в свою спальню.
   Горничные помогли ей снять амазонку и переодеться в легкое платье.
   Сирилла спустилась вниз. Она испытывала голод, однако воспоминание о страданиях крестьян, которые так долго жили почти впроголодь, питаясь чем попало, заставило ее устыдиться своего желания поесть.
   Герцог ждал ее в гостиной. Когда Сирилла вошла, он протянул ей фужер с вином.
   — Выпей, — сказал он. — Это то, что тебе сейчас необходимо.
   — Мне действительно хочется что-нибудь выпить, — призналась Сирилла. — Вы уже сделали все, что нужно для тех людей? — не удержавшись, спросила она.
   — Нет, не все, — ответил герцог. — Понадобится какое-то время, чтобы пригнать в деревню коз и привезти кур. Но я уже отправил в Токсиз довольно значительный запас продуктов: ветчину, рыбу и хлеб из нашей кладовой.
   — Спасибо… спасибо. Я знала, что вы сделаете нечто подобное, — проговорила она.
   Ее удивило выражение, появившееся в глазах герцога, который продолжал пристально смотреть на нее.
   — Вы уже виделись с управляющим виноградниками? — спустя несколько секунд спросила она.
   — Он сейчас ждет меня, — ответил герцог. — Ожидание пойдет ему только на пользу. Наверное, он уже знает, что произошло.
   — Вы собираетесь уволить его?
   — Я вот спрашиваю себя, кто из нас в большей степени виноват перед этими людьми, — он или я, — не сразу проговорил герцог. — Ты правильно сказала, Сирилла: я действительно ответственен за них.
   — Он проявил жестокость по отношению к ним, — заметила она, — а вы просто не способны на такой низкий поступок!
   Ей показалось, что герцог хотел что-то сказать, но в этот момент объявили, что обед подан, и они направились в столовую.
   Невзирая на протесты Сириллы, герцог настоял, чтобы она после обеда прилегла отдохнуть.
   — Что бы ты там ни говорила, ты просто не можешь не быть уставшей, — заявил он. — Ведь ты оказалась в такой ситуации, которая вымотала бы любого человека.
   — Я хочу… побыть с вами, — запротестовала Сирилла.
   — Я собираюсь допросить управляющего, — сказал герцог. — У меня есть подозрение, что наша встреча будет не из приятных, поэтому, признаюсь тебе, мне не хотелось бы, чтобы ты присутствовала при нашем разговоре.
   — Тогда я прилягу, — сдалась Сирилла. — Но, пожалуйста, монсеньер, давайте завтра съездим на виноградники? Я так давно ждала этой прогулки.
   — Завтра мы обязательно туда поедем, — пообещал герцог.
   Он увидел, как загорелись ее глаза, и сказал себе, что рано еще думать о возвращении в Париж, когда в поместье так много работы.
   Ну почему, спросил себя герцог, охваченный внезапным бешенством, почему управление поместьем так ухудшилось по сравнению с тем временем, когда хозяином был его отец?
   Однако он боялся произнести вслух ответ, который и так был прекрасно ему известен.
 
   Сирилла отдыхала в прекрасной спальне, в которой в течение многих веков не раз останавливались французские королевы.
   Ей очень нравилась бледно-голубая парча, которой были обиты стены; роспись потолка, изображавшая Венеру, окруженную купидонами; застилавший пол толстый абиссинский ковер, рисунок которого был выполнен в розово-голубой гамме, которая сочеталась с остальной отделкой комнаты.
   Легкий ветерок слегка шевелил шелковые шторы, и Сирилле казалось, что его дуновение приносит с собой нежные звуки музыки.
   — Я счастлива, — сказала она себе, — я гораздо счастливее, чем могла себе представить, и только потому, что рядом монсеньер. Какой же он замечательный! — Она вспомнила об утренних событиях и добавила:
   — Эта неприятность случилась только потому, что он жил в Париже.
   Она помолилась. В своей молитве она просила Господа, чтобы у герцога появилось много работы в доме и в поместье и чтобы у него не возникало желания слишком скоро вернуться в Париж.
   — Там его будет недоставать, — проговорила она, — но он нужен и здесь — очень нужен!
   Она знала, что не только Токсиз, но и другие деревни поместья требуют внимания герцога. Все существо Сириллы стремилось к тому, чтобы находиться подле него и вместе наслаждаться миром и покоем Турена.
   Сирилла боялась Парижа. Она прекрасно понимала, что чувствовала бы себя потерянной, неопытной и неловкой, окажись она в изысканном и блестящем светском обществе, в котором, без сомнения, вращался герцог и о котором она не имела ни малейшего представления.
   Если бы мама была жива, подумала Сирилла, она помогла бы дочери войти в этот мир. А из-за того, что отец никогда не интересовался жизнью света, она была вынуждена сидеть дома. И поэтому Сирилла была уверена, что совершит массу ошибок на этом пути, так как у нее не было никого, кто мог бы направить ее.
   — Прошу тебя, Господи, — молила она, — сделай так, чтобы монсеньер остался здесь, где мы так счастливы и где… никто не может встать между нами.
   Она не совсем понимала, что подразумевала, когда произносила последние слова, однако внутренний голос подсказывал ей, что ее спокойствию грозит нечто ужасное, хотя она не могла объяснить, в чем заключается эта угроза.
   Она могла только строить предположения. Возможно, опасность исходит от работы, которой посвятил себя герцог, а возможно — от людей, которые его окружают.
   У нее не было даже малейшего представления о том, что ее ждет в будущем.
   Единственное, в чем она не сомневалась, — что на горизонте появилось крохотное облачко, которое постепенно превращается в тучу. Трудно объяснить, почему у нее возникло такое впечатление, — ведь герцог ни разу не заговаривал о своем возвращении в Париж.
   — у Я люблю его! О Господи, мои мысли, даже мое дыхание наполнены любовью к нему! — молилась Сирилла. — Пусть он хоть немного полюбит меня. Пусть у него появится желание быть со мной — я больше ни о чем не прошу тебя. Господи!
   Ее молитва шла из глубины сердца.
   Однако усталость взяла свое, и вскоре Сирилла заснула. Ее разбудила горничная, которая сообщила, что приготовила ванну, и Сирилла с удивлением обнаружила, что пора одеваться к ужину.
   Бросив взгляд на часы, Сирилла увидела, что столько драгоценного времени, которое она могла бы провести с герцогом, ушло на сон.
   Должно быть, он уже закончил свой разговор с управляющим, и она еще успеет прогуляться с ним по саду или посидеть на террасе. Они смогли бы поговорить — ей так нравится обсуждать с ним всевозможные вопросы.
   — Быстрее, Мари! — обратилась Сирилла к своей горничной. — Принеси мне самое красивое платье! И я сразу же спущусь вниз. Монсеньер переодевается задолго до ужина, а мне хотелось бы побыть с ним.
   Сирилла быстро выкупалась в пахнущей розой воде и надела одно их тех прекрасных платьев, которые герцогиня выписала из Парижа.
   Платье из белого газа, отделанное синими лентами и крохотными букетиками роз, было действительно очень красиво.
   Когда горничная завязывала на спине бант, Сирилла размышляла о том, понравится ли она герцогу в этом платье. Каждый раз, появляясь в комнате, где находился герцог, она с тревогой всматривалась в его глаза, надеясь увидеть в них восхищение. И иногда его взгляд свидетельствовал о том, что ее вид действительно произвел на него впечатление.
   На затылок Сирилла приколола букетик крохотных розочек, а на шею надела цепочку с бриллиантиками, которая была одним из свадебных подарков.
   На цепочке висел медальон в форме сердца, и Сирилла решила, что когда они с герцогом получше узнают друг друга, то попросит его подарить ей свой миниатюрный портрет, который она сможет вставить в медальон и носить на груди.
   Наконец она была готова и, поблагодарив горничную, вышла из комнаты и оказалась на широкой лестничной площадке, которая вела к главной лестнице, спускавшейся в огромный мраморный холл.
   Она так спешила к герцогу, что сбежала по лестнице и буквально пролетела через холл, направляясь в гостиную, где, как она считала, он ждал ее.
   Лакей распахнул перед ней дверь, и она вошла в комнату. Однако ее ждало горестное разочарование, так как гостиная была пуста.
   Она сообразила, что герцог сидит на террасе, и двинулась к открытой стеклянной двери, бесшумно ступая по толстому ковру.
   Она была почти у двери, когда услышала раздавшиеся на террасе шаги и увидела Пьера де Бетюна, который направлялся к герцогу, стоявшему возле балюстрады и глядевшему на расположенное внизу озеро.
   — Монсеньер, — в голосе Пьера слышалось беспокойство. — Только что пришли газеты из Парижа. В них сообщается, что три дня назад Астрид был освобожден из тюрьмы!
   Слова Пьера де Бетюна заставили Сириллу резко остановиться. Она вспомнила это имя и не в силах преодолеть свое желание услышать их разговор замерла возле открытой двери, ведущей из гостиной на террасу.
   — Астрид? — переспросил герцог. — Значит, он отсидел свой срок. Насколько я помню, он был приговорен к восьми годам.
   — Он на свободе, монсеньер, и вам следует остерегаться его.
   Герцог не ответил, и казначей, помолчав немного, добавил:
   — Вы же знаете, что он поклялся убить вас!
   — Это было так давно, Пьер. Без сомнения, годы тюрьмы здорово охладили его пыл.
   — Мне кажется, что это маловероятно, — сказал Пьер де Бетюн. — Он же самое настоящее животное, монсеньер, опасное разъяренное животное!
   Он замолчал, и у Сириллы создалось впечатление, что Пьер содрогнулся.
   — До сих пор у меня в ушах стоит его крик, когда он орал на вас со скамьи подсудимых. Кажется, он находился в невменяемом состоянии, — проговорил Пьер.
   — Он действительно был невменяем, — согласился герцог. — Но теперь он на свободе, и я не в силах как-то помешать этому, Пьер.
   — Но вы должны проявлять особую осторожность!
   — Что же ты предлагаешь? — спросил герцог. Сирилла услышала в его голосе веселые нотки.
   — Я немедленно отдам приказ удвоить ночную охрану замка, — ответил Пьер де Бетюн. — Отправлю мужчин с собаками патрулировать всю территорию поместья. Они будут вооружены и получат от меня указания стрелять сразу же, как только увидят Астрида.
   — Мне кажется, ты излишне драматизируешь ситуацию, Пьер, — заметил герцог. — Кроме того, если он меня и задушит, то восторжествует та самая справедливость, которую воспевают поэты в своих стихах.
   — Вам не следует говорить так, — упрекнул его Пьер де Бетюн, — умоляю вас, ради госпожи герцогини не будьте столь беспечны!
   Сирилла больше не могла спокойно слушать их, поэтому она вышла на террасу.
   При звуке ее шагов мужчины повернулись.
   Она ринулась к герцогу.
   — Я подслушала ваш разговор, — проговорила она. — О, монсеньер, вы в опасности!
   — Пьер преувеличивает, — спокойно ответил герцог, — Никакая опасность мне не угрожает, Сирилла. Тот человек просидел в тюрьме восемь лет. Я сомневаюсь, что у него возникнет желание провести там еще столько же!
   — Н-но ведь он… угрожал вам, — тихим голосом напомнила Сирилла.
   — Мало ли что может наговорить человек, разъяренный тем, что его осудили за убийство, — холодно заметил герцог.
   — Почему… почему его не… гильотинировали? — еле слышно спросила Сирилла. На мгновение возникла пауза.
   — Это было убийство из ревности, а суд очень снисходителен в подобных ситуациях.
   Сирилла собралась что-то сказать, но герцог остановил ее:
   — Я не желаю больше говорить об этом. Ты бы ни о чем не узнала, если бы Пьер не кудахтал вокруг меня как курица. Забудь обо всем, Сирилла. Савинь — самое безопасное место в мире, и мы можем ни о чем не тревожиться, так как наши жизни находятся в надежных руках Пьера.
   При этих словах он бросил многозначительный взгляд на своего казначея, и тот понял, что ему следует оставить их вдвоем.
   — Прошу прощения, монсеньер, за то, что поднял этот вопрос, — сказал Пьер. — Теперь я вижу, что проявил излишнее беспокойство.
   Он поклонился и ушел. Сирилла подняла глаза на герцога.
   — Пожалуйста, монсеньер, — проговорила она, — будьте осторожны. Если с вами что-то случится… я не смогу жить и буду… молить Бога послать мне смерть!

Глава 6

   Когда они после ужина направились в гостиную, Сирилла обратилась к герцогу:
   — Пожалуйста, монсеньер, расскажите мне, что вы сделали.
   Он понял, что именно ее интересует и, расположившись в кресле, сказал:
   — Я уволил управляющего виноградниками и своего агента. Они оба были прекрасно осведомлены о том, что творилось в Токсизе.
   — Я очень рада, — проговорила Сирилла. — Мне было очень тяжело при мысли, что жители деревни так ужасно страдали. Возможно, и в других деревнях происходит нечто подобное.
   — Я прослежу, чтобы это больше не повторилось, — заверил ее герцог. — Управляющий приехал из Бордо, у него была отличная рекомендация. Но мне кажется, будет гораздо мудрее доверить свои виноградники жителю нашей провинции, который знает особенности Турена.
   — Папа всегда говорил, что люди, которые знают нашу местную специфику, гораздо полезнее тех, кто прибыл из других провинций Франции.
   — Твой отец прав, — согласился герцог, — и, надеюсь, в будущем тебе, Сирилла, не придется тревожиться за состояние нашего поместья.
   Наступила тишина. Взглянув на выразительное лицо Сириллы, герцог понял, что она чем-то встревожена.
   — В чем дело? — спросил он.
   Она колебалась.
   — Мне не хотелось бы… беспокоить вас, — тихо проговорила она.
   — Кажется, ты хочешь мне что-то сказать, — настаивал герцог, — прошу тебя, Сирилла, не надо скрывать от меня правду. Она все еще не решалась.
   — В конце концов, ты моя жена, — добавил он, — и ты, так же как и я, заинтересована во всем, что касается дома или поместья, и несешь за это ответственность.
   — Я совсем забыла об этом, — простодушно ответила она.
   — Но ведь дело обстоит именно так, — продолжал герцог. — А теперь скажи, что тебя тревожит?
   — Я знаю, что не должна… слушать болтовню слуг, — очень тихо начала Сирилла, — но они все время о чем-то рассказывают… в том числе и моя горничная Мари. Она говорит без остановки, когда одевает меня.
   — Представляю! — улыбнулся герцог. — Густав, мой камердинер, очень часто читает мне лекции!
   — Брат Мари служит на конюшне, — сказала Сирилла. — Он говорит, что, когда вас здесь нет, лошадей… часто не тренируют, а иногда… на них вообще не обращают внимания.
   — Что значит» не обращают внимания «? — резко спросил герцог.
   — Как я поняла, ваш старший грум очень стар, — ответила Сирилла, — и зимой страдает от ревматизма. Поэтому он всю работу сваливает на своего помощника, который страшно ленив. Случается, что лошадей почти не кормят, забывают напоить.
   Рассказывая об этом, Сирилла не смотрела на герцога. Она была озадачена тем, что ей приходится сообщать ему о подобных вещах. То, что конюшни оказались в плохом состоянии, казалось ей странным, так как она считала, будто все, что имело отношение к герцогу, должно быть идеальным.
   Герцог поднялся.
   — Черт побери! — вскричал он. — Почему они не могут хорошо служить мне?
   В его голосе звучала такая ярость, что Сирилла засомневалась, стоит ли ей продолжать.
   — Однажды мама сказала, — заметила она, — что слуги похожи на актеров. Им нужны аплодисменты, или, другими словами, их надо хвалить. В противном случае они будут считать, что нет смысла хорошо играть, если вокруг нет зрителей, которые могли бы по достоинству оценить представление!
   Герцог подошел к камину и облокотился на полку.
   — Ты еще раз даешь мне понять, — проговорил он, — что мои конюшни, как и мои виноградники, требуют моего пристального внимания.
   — Я не хотела… расстраивать вас, — ответила Сирилла, — но ведь это действительно так. Если сад хорошо ухожен, но некому отметить этот факт, зачем садовникам стараться и утруждать себя?
   Помолчав, Сирилла добавила:
   — Ведь вас здесь… не бывает, а кого, кроме вас, может… волновать, как… ухаживают за лошадьми?
   Хотя Сирилла не видела лица герцога, она была уверена, что он сердится.
   — Пожалуйста, — взмолилась она, — не сердитесь на меня. Вы же сами… сказали, чтобы я была… откровенна с вами.
   — Я хочу, чтобы ты всегда говорила мне всю правду, — ответил герцог, — полагаю, Сирилла, ты всегда будешь честна со мной.
   — Да, — проговорила она, — вы сами знаете, что вам я никогда не буду лгать.
   — Ты совсем не похожа на других женщин, — цинично заметил герцог.
   — Ваши слова звучат не как комплимент, — сказала Сирилла. — Я понимаю, что… не отвечаю вашим требованиям… что я скучна по сравнению с… умными и, красивыми женщинами, с которыми вы общаетесь в Париже.
   Глубокая тоска, звучавшая в ее голосе, тронула герцога. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал.
   — У тебя был трудный день, Сирилла, — напомнил он, — ты, должно быть, устала. Иди спать, побеседуем утром.
   — Мне хотелось бы… побыть с вами и… поговорить, — поспешно сказала она.
   — Как ты не понимаешь, что мне надо о многом подумать? — настаивал он. — Сегодняшние события дали мне богатую пишу для размышлений и, по всей видимости, вынудили меня направить свою деятельность на то, чем я никогда не занимался.
   Сирилла не поняла, что он имел в виду, однако она почувствовала, что герцог хочет остаться один, и решила не настаивать.
   Она поднялась и встала рядом с ним.
   — Я хочу сказать, что испытала… гордость за вас, когда увидела, как вы скачете к деревне, — проговорила она. — Я пыталась убедить жителей Токсиза, что вы решите все… их проблемы, но они не… верили мне.
   Она замолчала и, подняв на него полные восхищения глаза, добавила:
   — Но вы все-таки приехали! Казалось, вы излучали свет, и я поняла, что вы сделаете этих людей счастливыми.
   — Я сказал Пьеру, что ты хочешь, чтобы я сразился с драконом, — с улыбкой проговорил герцог.
   — Именно так вы и поступили, — ответила Сирилла. — Думаю, монсеньер, в округе еще много драконов, которых вам предстоит победить.
   Их взгляды встретились, и казалось, что ни один из них не в состоянии отвести глаза.
   Между ними происходило нечто такое, чему Сирилла не могла найти объяснения. Она почувствовала, что ее сердце бешено забилось. В ней стала нарастать мощная волна, ее губы приоткрылись.
   Всего на мгновение у нее создалось впечатление, будто окружающий их мир исчез и они с герцогом вознеслись туда, где светит яркое солнце.
   И тут он резко проговорил:
   — Иди спать, Сирилла, дай мне подумать. Он поднес ее руку к губам, она сделала реверанс и вышла из комнаты. Но ее кожа еще долго ощущала прикосновение его губ.
 
   Раздевшись с помощью Мари, Сирилла легла в постель. Горничная задула свечу и собралась выйти из комнаты, когда Сирилла окликнула ее:
   — Раздвинь шторы на среднем окне и открой его, Мари. Еще не совсем стемнело, и мне хочется понаблюдать, как в небе будут зажигаться звезды. К тому же здесь слишком жарко.
   — Хорошо, мадам, — ответила горничная. — Надеюсь, утренний свет не разбудит вас слишком рано.
   — Я хочу проснуться пораньше, — сказала Сирилла. — У меня так много дел.
   Она знала, что под этими словами подразумевает свое желание быть рядом с герцогом.
   Оставшись одна, Сирилла перевела взгляд на казавшееся прозрачным небо, которое постепенно темнело. Зажигавшиеся одна за другой звездочки были похожи на крохотные бриллианты.
   Зная, что скоро звезды, как в зеркале, отразятся в серебряной глади озера, она спросила себя, существует ли на свете более красивое место, чем замок Савинь.
   — И человек, более прекрасный, чем хозяин этого замка! — прошептала она.
   Она задумалась над ощущениями, которые завладели ею в тот момент, когда она встретилась глазами с герцогом.
   Она ни в коей мере не преувеличивала, сказав ему, что он излучал яркий свет, когда въехал в деревню, где она с таким нетерпением ждала его.
   Ей даже показалось, что он одет в серебряные доспехи, которые были на нем в тот день, когда она впервые увидела его на турнире.
   Тогда она влюбилась в него; теперь же она поняла, что ее чувство было обычной детской влюбленностью, что все эти годы она поклонялась мифическому созданию, богоподобному существу, лишенному плоти и крови.
   Сейчас она поняла, что герцог — обычный человек, и ей пришлось признать, что за последние несколько дней ее любовь к нему претерпела серьезные изменения.
   В день свадьбы она была твердо уверена, что будет и дальше поклоняться ему как воплощению благородства и доброты. Однако ее чувства совершенно незаметно для нее переродились, и теперь при виде герцога ее сердце билось по-другому.
   Когда он коснулся губами ее руки, она осознала, что все ее существо требует иных поцелуев.
   — Я люблю его! Я люблю его! — сказала она себе. — Это любовь женщины, а не детская влюбленность!
   Она ощутила, как ее тело задрожало от странного, неизведанного чувства, которое приятно волновало и в то же время пугало ее. Она встала с кровати и подошла к скамеечке для молитв.
   Опустившись на бархатную подушку, она сложила ладони, склонила голову и начала молиться так, как ее в детстве учила мама.
   Она прочитала благодарственную молитву Божией Матери, потом обратилась к Господу с просьбой, чтобы герцог полюбил ее, чтобы она стала необходимой ему и желанной.
   — Пусть он забудет свою прошлую любовь, — молила Сирилла. — Сделай так, чтобы он думал обо мне. Пусть он хоть немножко любит меня. Сделай, Господи, чтобы он хоть иногда относился ко мне как к женщине.
   Ей подумалось, что нельзя просить Господа о подобных вещах, но она ничего не могла с собой поделать: то, что теперь влекло ее к герцогу, было совершенно непохоже на чувства, которые она испытывала раньше.
   Ее тело томилось по нему, ее губы, страстно желавшие прикоснуться к его губам, стали мягкими и нежными. Она знала, что обретет райское блаженство в его объятиях.
   — Я люблю его! О боже, я люблю его! — проговорила она. — Неужели любовь может быть греховна, если она ниспослана Тобой и является частью моей любви к Тебе? Я так люблю его, это чувство наполняет все мое существо, во всем мире для меня есть только он! Сирилла не представляла, как долго она молилась. Ей казалось, что Господь не мог не услышать ее, потому что в свою молитву она вложила всю силу охвативших ее чувств.
   Наконец, ощутив непередаваемую усталость от страшного напряжения, в котором пребывали и ее тело, и ее душа во время молитвы, она, следуя наставлениям матери, вознесла хвалу Господу.