Свеча обстоятельно рассказал о курганской поездке. Миша слушал, лишь изредка перебивая вопросами: «А почему это вы сразу не уехали?..», «А кто стукануть мог?..», «А с чего это в Кургане московский РУОП появился?»
   – Про московских мусоров я и сам ничего не знаю, – честно признался Свечников, взглянув в глаза собеседнику. Тот невольно поежился, потому что во взгляде этом читалась неприкрытая ненависть. – Мы думали, кого из родственников этого сучонка в заложники взять, чтобы Македонский нарисовался. Смотрим – тетка какая-то, вроде из его квартиры. Ну, я к ней, а тут – менты откуда ни возьмись.
   – И ты один спасся? – леденящим шепотом поинтересовался собеседник. – А пацанов мусорам на раздербан оставил, да?
   – Так мне что? Все сейчас бросить и бежать на Шаболовку сдаваться?! – вспылил бригадир.
   Приговор Лукина-старшего был таковым:
   – Короче, ты лоханулся, Свеча. Будь мужчиной и признайся, что сам во всем виноват. Я сегодня утром с пацанами из твоей бригады тер, так они, знаешь, чего считают? – Не дождавшись ответа, продолжил: – Будто бы это ты Укола подставил.
   – Да какой подставил? Чего ты пургу гонишь? Укол теперь в мусарне. Как знать, может быть, он теперь и на тебя псам показания дает!
   – Значит, ты подставил не только Укола, но и всех нас. И меня в том числе. – Казалось, старшого трудно было чем-то смутить.
   Одно было очевидно: братья не преминут записать курганскую поездку в минус Свечникову. Набор обвинений стандартный: подставы, неумение руководить людьми, вплоть до явного предательства. И впрямь: зачем допускать усиление авторитета этого человека, если подвернулся столь удачный случай опустить его авторитет?
   – Ладно, такие вещи с каждым могут случиться, – неожиданно примирительно произнес Лукин. Но по интонациям Свеча понял, что тот явно кривит душой. – Хорошо хоть ты вернулся. Короче, бери своих пацанов, завтра поедешь на «стрелку» с березовскими по поводу того лоха, которого мы с ними сообща крыли. Но учти, Свеча: если опять косяков напорешь, больше прощать тебя не будем. Или поломаем на хрен, или пойдешь простым быком хотя бы к Удавке. Я сказал, ты слышал...
   Не прощаясь, Михаил Лукин пружинисто поднялся и направился к выходу, оставив Свечникова в глубоком раздумье...
 
   Правильно говорят: уж если человеку не фартит, то не фартит во всем. После неудачной поездки в Курган Сергей Свечников с головой окунулся в мутную полосу невезения.
   В день объяснения с Лукиным-старшим у него сломалась машина. Роскошный джип «Мицубиси-Паджеро„ пришлось загнать на станцию техобслуживания, а самому пересесть за руль разбитой бригадной «девятки“, тачки, от которой бригадир давно уже отвык. Вечером, желая отдохнуть и расслабиться, бандит снял на остановке какую-то малолетнюю телку. Отправив ее в половине второго ночи домой, выяснил, что та украла из кармана куртки триста баксов и десять миллионов рублей. Деньги, конечно, не бог весть какие, но Свеча окончательно рассвирепел.
   Он долго не мог заснуть: ворочался, несколько раз поднимался, шел на кухню, выкуривая по две сигареты за раз. Нашел в холодильнике немного водки, залпом, не закусывая, выпил. В ту ночь спиртное не брало Свечникова.
   Во всех неприятностях, столь внезапно свалившихся на его голову, он уже однозначно винил Солоника. Получалось, что из-за подонка Македонского вальнули Рыжего, из-за него же арестовали Укола. Из-за этого негодяя Лукин-старший смотрит на него, бригадира, волком. Даже в том, что какая-то московская блядь украла у Свечи деньги, виноват, конечно, этот тип.
   – Суча-ара! – с ненавистью шептал Свечников, прижимаясь горячим лбом к влажному оконному стеклу кухни. – Попадешься ты мне...
   Свеча заснул, когда за окном начало сереть. Сон его был беспокойным, тяжелым и мучительным. Проснулся он от звука будильника: белая коробочка со светящимся циферблатом настырно тренькала, напоминая, что сегодняшний день будет особенным.
   Неяркое октябрьское солнце лениво переваливалось за острые хребты крыш, и в его тусклых лучах панорама города чем-то неуловимо напоминала хребет какого-то доисторического животного.
   День обещал быть трудным. От исхода «стрелки» с березовскими в его жизни зависит слишком многое.
   Многое, если не все...
 
   «Стрелка», или деловая встреча, в жизни российского бандита – явление столь же заурядное, сколь, наверное, «прессовка» задержанного у поганого мента или судебное заседание для прокурора.
   «Стрелка» может назначаться по любому значительному или не очень значительному поводу.
   «Пробивают», допустим, фирму. Хозяин сказал, кто его кроет, и тут для проверки назначают «стрелку» его «крышникам». Перетерли культурненько, вежливо попрощались и – по коням.
   «Стрелка» может кинуть, чтобы «развести рамсы», то есть решить какую-то непонятку, возникшую между пацанами.
   На «стрелке» решаются вопросы войны и мира, совместного раздербана фирм и банков, раздела и передела сфер влияния.
   Нередко подобные встречи заканчиваются тотальным взаимным истреблением – в том случае, если пацаны, вопреки существующим нормам бандитского этикета, привозят с собой стволы и гранаты.
   Во всяком случае, отправляясь на «стрелку» с представителями любой другой бригады, можно ожидать чего угодно: от приятных известий и дружеских бесед до пули в живот.
   «Стрелка» с березовскими, на которую братья Лукины послали Свечу, назначалась по весьма серьезному финансовому вопросу. Несколько месяцев назад и березовские, и урицкие вложили в одну серьезную фирму большие деньги. Естественно, из общаков. Вскоре братья, обладавшие сверхъестественным коммерческим чутьем, свои деньги забрали, ничего не заработав на бизнесмене, а березовские почему-то оставили. В результате фирма прогорела, и бандиты понесли убытки.
   Видимо, березовские посчитали, что их косвенно подставили урицкие, и решили «развести рамс» на встрече, назначенной на окраине города, у небольшого придорожного кафе.
   До полудня Свечников собирал по пейджеру свою бригаду. В час дня во дворе заброшенной стройки подробно инструктировал пацанов, распределял роли на будущей встрече:
   – Короче, так: едем на двух тачках. Эти тачки стволами не заряжаем. А вот ты, Кондрат, – кивнул он пацану, который после смерти Рыжего занял его место оружейника, – берешь трех пацанов с «калашниковыми» и «лимонами», становитесь в укромном месте и ждете. В случае чего подкатываешь и кроешь нас.
   – Думаешь, дойдет до стрельбы? – поинтересовался Кондрат, амбал под два метра с алым шрамом на щеке.
   – Дойдет не дойдет... – Свечников закурил, повернувшись спиной к ветру. – Сам знаешь: братва – народ горячий, и получиться может все что угодно.
   Неожиданно во внутреннем кармане куртки бригадира зазвонил мобильный. Свеча взял трубку.
   – Слышь, Серега, – послышался ленивый голос Лукина-старшего, – тут такое дело. Базар может серьезным в натуре получиться. Мы к вам на усиление направляем Чижа. Если что – пусть подстрахует.
   От этого сообщения бригадиру и вовсе стало не по себе. Все урицкие знали, и знали прекрасно: Чиж издавна выполняет в группировке роль своеобразного чистильщика. Именно этот человек по приказу братьев ликвидирует провинившихся быков. От этого вероломного и скрытного палача можно ожидать любое западло.
   – Чижа встретишь на Новом Арбате и посадишь в свою тачку, – бросил на прощание Миша Лукин. – Все, желаю успехов... И помни о нашем вчерашнем разговоре. Думаю, что больше «косяков» у тебя не будет.
   Последние слова убедили бригадира: Чиж послан по его душу. В случае провала чистильщик расправится с ним на глазах у всей бригады, чтобы остальным неповадно было качать авторитет.
   – Все, кончай базарить, времени мало. Все поняли? Вопросы какие есть? – спросил старший бандит, доставая автомобильные ключи.
   – Нет вопросов, – ответили пацаны.
   – Тогда по тачкам. – Свечников рванул на себя дверку, открыл машину и, заведя двигатель, покатил в сторону Нового Арбата.
   Свеча уже решил: если братья вынесли ему приговор, просто так он не сдастся...
 
   Когда машины урицких подкатили к условленному месту, березовские уже ждали их. Коллеги по ремеслу прибыли на трех джипах: «Исудзу-Траппер», «Ниссан-Патроль» и «Опель-Фронтера».
   Свеча, выйдя из-за руля «девятки», первым двинулся навстречу, тем самым демонстрируя показательное миролюбие. Не доходя нескольких шагов до «Фронтеры», остановился, неторопливо закурил, выжидательно взглянул на сидевших в джипе березовских...
   Задняя дверка «Фронтеры» плавно открылась, и оттуда вышел чернявый, невысокий, но очень верткий, подвижный пацан лет двадцати пяти. Настороженность взгляда, уверенность движений – все это свидетельствовало, что ему не впервой ездить на «стрелки».
   – Привет, братишка, – улыбнулся Свечников, протягивая руку. – Ты тут старшой?
   – Ну я, – бросил чернявый.
   – А как твое погоняло?
   – Шмель, – ответил березовский, отвечая коротким, но сильным рукопожатием. – Слыхал когда-нибудь?
   – Приходилось, приходилось, – соврал урицкий, чтобы расположить к себе собеседника. – А меня Свечой зовут. Не знаешь про меня?
   – И мне приходилось о тебе слышать. – Судя по выражению лица, Шмель действительно не врал. – Ты у нашего лоха несколько раз в офисе бывал.
   – Да, знаю я вашего бобра, бывал у него, – согласно кивнул урицкий и тут же, без всяких дипломатических прелюдий, перешел к сути вопроса: – Так что там у вас с ним случилось?
   – Да понимаешь, мы в его фирму лавье вложили, из общаковых, вы – тоже. Ваши старшие свои филки забрали, наши почему-то оставили. Прогорел наш лох, и теперь мы хотим получить с него все сполна. – Судя по относительно миролюбивым интонациям, Свечников понял: беседа может пройти без обострений.
   – Все верно, все правильно, – с готовностью согласился бригадир урицких. – Общаковое лавье – это святое. Но поймите: в том, что ваш бизнесмен прогорел, нашей вины нет. Ваши дела нас не касаются. Лавье в него не я, а наши старшие вкладывали. Они же и забрали. Вам тогда Лукины говорили, что фирма эта – фонарь голимый. Не послушались, оставили – вот и лоханулись.
   – Но мы хотим получить с него сполна, – настаивал Шмель. – Бизнесмен-то наш общий был, оба его крыли... Короче говоря, мы его дербаним вчистую.
   Это была кульминация разговора – последняя фраза прозвучала не столько утверждением, сколько вопросом: мол, как вы к этому отнесетесь?
   Отправляясь на «стрелку», Свеча знал: вопрос будет ставиться именно так. По существующим нормам этикета, в случае, если фирму кроет сразу несколько группировок, одна не может беспричинно увеличить свою долю и уж тем более – раздербанить общего бизнесмена. Необходимо безоговорочное согласие другой группировки. В таком случае, как сегодняшний, такое согласие невозможно было не дать. Тем более что Лукины отдавали не своего, а общего лоха с потрохами...
   – Сколько он вам должен? – на всякий случай поинтересовался урицкий бандит.
   – Чистыми? – уточнил березовский. – Или с процентами и штрафом?
   – Все на круг.
   – Лимон баксов, братишка, около того. Мы уже пробивали: эти филки у него в натуре есть. Недвижимость по Москве и Подмосковью, банковские счета за границей, транспорт, то-се... А не отдаст – себе хуже сделает, до покоса не доживет, – хищно улыбнулся Шмель, и Свечников поймал себя на мысли, что этот человек из конкурирующей группировки, которого он к тому же впервые видит, почему-то очень ему симпатичен.
   – Все правильно. Деньги вы в него вложили свои, лопухнулись, значит, виноваты сами. Сами и разбирайтесь. Но в том, что он прогорел, мы ни при чем. Это все равно, что снять телку за двести баксов, а у тебя потом на нее не встанет. Она ж деньги возьмет, но не будет перед тобой виновата, правильно?
   Неизвестно, чем бы закончилась эта беседа, если бы вдруг не заскрипели тормоза и несколько джипов, таких же, как и у березовских бандитов, не остановились бы рядом с местом встречи.
   Дверцы машин резко и синхронно открылись, и из автомобилей высыпали высокие, плечистые мужчины в темно-зеленом камуфляже, черных вязаных шапочках «ночь», с короткоствольными «калашниковыми» в руках. Это был СОБР – так называемый Специальный отряд быстрого реагирования, обычно привлекаемый РУОПом для подобных акций.
   – Спокойно, братва, – послышался повелительный голос, – мы из регионального управления по борьбе с организованной преступностью.
   – Не шугайся, братан, все путем, – наклонившись к уху Свечникова, негромко произнес Шмель. – Мы пустые приехали...
   – Мы тоже, – кивнул тот, мысленно похвалив себя, что оставил стволы в тачке Кондрата.
   Поднаторевшие в подобных задержаниях менты, безошибочно определив старших, подбежали к бригадирам и, заломив им руки, повалили бандитов на землю, безжалостно впечатывая лицами в жирную осеннюю грязь.
   Свеча не сопротивлялся: ничего противозаконного в машинах и при себе не было, а это давало шансы на то, что все обойдется...

Глава 10

   Как ни странно, но после ментовского задержания Свечников почувствовал себя на удивление уверенней и спокойней, чем раньше. Предъявить РУОПу ему нечего, в дружеской беседе с пацанами нет ничего противозаконного. Чего уж тут волноваться? Зато в будущей беседе с братьями Лукиными моральное преимущество, несомненно, будет на его стороне. Проблемы с березовскими решили, «рамсы развели», все путем, но тут так некстати поганые мусора налетели и повязали.
   Да и авторитета это задержание в собственной бригаде придаст. В натуре, если только он, Свеча, правильно себя поведет. И Чиж, чистильщик долбаный, вряд ли сможет его на «хате» достать.
   Сидя на заднем сиденье руоповского джипа, бригадир урицких, чувствуя, как затекают руки, стянутые браслетами, отрешенно уставился в широкую спину мента-водителя, репетируя в уме возможные варианты беседы. Правда, уже на подъезде к печально известному дому на Шаболовке Свечников невольно вспомнил об Уколе, но тут же усилием воли отогнал от себя неприятную мысль. Ему очень хотелось верить в то, что мусора не сломали этого пацана...
   Спустя час после задержания Сергей, пройдя обязательные регистрацию, фотографирование анфас и в профиль, дактилоскопирование, сидел в одном из многочисленных кабинетов Шаболовки, ожидая гражданина начальника, который будет его допрашивать.
   И тот не замедлил появиться.
   Высокий представительный мужчина с короткой стрижкой и круглым лицом, редкими, крепкими желтоватыми зубами, войдя в кабинет, долго, испытующе смотрел на задержанного. Тот взгляд выдержал.
   – Ну что, – улыбнулся вошедший, усаживаясь за стол, – давай знакомиться. Меня зовут Олег Иванович Воинов, я начальник одного из отделов этой замечательной организации. А себя можешь не представлять – о тебе мы давненько наслышаны. Зовут тебя Сергей Иванович, фамилия твоя – Свечников, кличка, или, как вы любите говорить, погоняло, у тебя – Свеча. Работаешь ты бригадиром в урицкой группировке братьев Лукиных. Все правильно?
   – Тебе видней, гражданин начальник, – уклончиво процедил Свечников, глядя не на милиционера, а куда-то в угол.
   – Кстати, привет тебе от твоего любезного друга Укола, – словно бы между прочим произнес тот и, выразительно взглянув на задержанного, уточнил: – Неужели не знаешь такого? Ладно, о твоих друзьях мы потом поговорим, а теперь объясни, пожалуйста: каким образом ты оказался вместе с березовскими бандитами? Что делал, о чем беседовал? Да ты и сам прекрасно понимаешь, что нас всех интересует. «Стрелка» у вас – да? Только не надо врать, что катил на машине и решил спросить у незнакомых пацанов, как проехать в библиотеку.
   – Ну зачем в библиотеку, – вяло отвечал Свеча, прикидывая, к чему это мент вроде бы между прочим вспомнил об Уколе и как отбиваться, если он будет наседать. – В магазин я ехал, девчонке знакомой подарок присмотреть. Сам понимаешь, гражданин начальник, Москва ведь большая, районов много, я здесь недавно, еще не освоился... А тут ваши люди откуда ни возьмись, всех нас повязали. Я думал – бандиты какие-то беспредельные, а оказалось, что мусо... то есть милиционеры, – последнее слово задержанный произнес с плохо скрываемой ненавистью.
   – Так, так, все складно, как я и думал, – заметил руоповец, нимало не удивившись ответом, потому как предвидел его. – А ты, оказывается, интересный пацан. Давно хотел с тобой познакомиться. Даже в Курган специально приезжал, чтобы на тебя посмотреть, а ты вот невежливый какой – удрал, да и друзей своих бросил. Что на это скажешь?
   – А что я еще должен говорить, – со злостью переспросил бригадир, понимая, что его берут за горло.
   – Что в Кургане делал? Почему в той белой «семерке» стволы лежали? Как вы очутились рядом с подъездом дома, где живут родные Александра Солоника? Каковы были ваши цели? Кого вы там вообще искали? – Теперь вопросы задавались быстро, чеканно и жестко, с явным намерением деморализовать собеседника.
   – Ни в каком Кургане отродясь я не бывал. – Свечников демонстративно отвернулся, решительно давая понять, что больше не будет говорить на эту тему и вообще уходит в глухой отказ.
   – Значит, не был? – Воинов достал из папки какие-то листы. – Тогда ознакомься с чистосердечным признанием гражданина Евгения Ковалева, более известного тебе как Укол.
   Сделав вид, что берет бумаги исключительно из чистого любопытства, Свеча пробежался глазами по бланку протокола.
   Укол повел себя как последний негодяй. Если верить протоколу допроса, он показал, что является рядовым боевиком урицкой группировки, что бригадир у него – гражданин Сергей Свечников, что в Курган он, а также гражданин Олег Савчик по кличке Рыжий и гражданин Свечников по кличке Свеча прибыли, чтобы найти следы гражданина Александра Солоника по кличке Саша Македонский.
   – Складно написано, гражданин начальник, – процедил Свеча, протягивая протоколы допроса. – Только почему-то нет тут подписи адвоката, а потому я не очень верю всем этим писулькам.
   Руоповец не стал возражать.
   – Силен, силен в юриспруденции, – хмыкнул он. – Подписей защитников тут действительно нет. Но ведь я не для протокола хочу получить информацию о твоей бригаде. Давай договоримся: ты мне сейчас все без утайки рассказываешь, и я тебя отпускаю под честное слово. – И, словно в знак примирения, протянул собеседнику предупредительно раскрытую пачку «Мальборо».
   Тот, естественно, отказался брать сигареты из мусорских рук.
   – Нет, я в такие игры не играю, – поморщился Свечников, – а о каких-то там урицких и о Македонских и вовсе впервые слышу.
   Хитрая улыбка заиграла на лице Воинова.
   – Ну-ну-ну, неужели и о Солонике никогда ничего не слыхал? Неужели встретиться с ним не хочешь? А ведь покойный Валерий Длугач, так называемый вор в законе, более известный как Глобус, тебе двоюродным братом приходился.
   При упоминании о покойном Валере Свеча заметно помрачнел.
   Да, если кого-нибудь ему теперь и не хватало, так это наверняка братана. Он-то сумел бы поставить братьев Лукиных на место и не допустил бы, чтобы его, Свечу, гоняли какие-то хмыри!
   – Насчет Глобуса можешь не отпираться, – спокойно произнес милиционер.
   – Ну, братаном он мне был, – сумрачно ответил Свечников, закуривая свои сигареты. – От братьев я никогда не отказывался.
   – Ладно. – Неожиданно Воинов поднялся из-за стола, с высоты своего роста высокомерно взглянул на Свечникова, а потом, уже не глядя на него, продолжал: – Умный ты пацан, Свеча, толковый, да только одного не понимаешь: подставили тебя твои старшие, сдали, как в упаковке. Знаешь, для чего они тебя на «стрелку» отправили, а?
   – На какую еще «стрелку»? – Задержанный был сама наивность.
   – Да не юродствуй ты! Спасибо должен нам сказать – понимаешь? Березовские приехали, чтобы тебя и твоих пацанов вальнуть, в натуре! – Неожиданно мент перешел на профессиональный жаргон бандитов. – Стволы мы у них в машине нашли! А отмашку на твой завал Лукины дали. Не нужен ты им больше, вот и договорились со старшими березовскими на такой прогон.
   – А почему я должен вам верить? – спросил Свеча серьезно и печально. Все, что говорил ему мусор, очень походило на правду, если не считать последних слов Шмеля – «мы, мол, пустые».
   – Можешь не верить, твое право. Как говорится: вольному – воля, спасенному – рай. Мы тебя сейчас спасаем – закроем по президентскому указу на тридцать суток и для твоей же безопасности спрячем в изоляторе временного содержания. – Воинов перешел на сухой и деловой тон. – Все, подписывай протокол задержания и отправляйся на Петровку...
   Свечников не стал спорить. Поставил подпись там, где требовалось, затушил сигарету. Прежде чем выйти из кабинета, взглянул на Воинова как-то странно. Во всяком случае, так тому показалось...
 
   Путь от руоповского офиса на Шаболовке до знаменитой Петровки, 38 показался Свече недолгим. И, наверное, потому, что в результате задержание оказалось куда более утешительным, чем можно было предположить.
   Так называемые «Петры», изолятор временного содержания во дворе Петровки, 38, – это тебе не беспредельная Бутырка и не беспокойная Краснопресненская пересылка. Пацаны, которые там бывали, говорят, что и содержание лучше, и порядки либеральней. Больше, чем тридцать суток, держать его не имеют права, потому что вряд ли РУОП сможет собрать обвинение. Хотели бы посадить всерьез – подкинули бы ствол, пару «маслят» или наркоту: известный ментовский прием. Зато в «Петрах» не будет никакого Чижа, никаких братьев Лукиных. А главное, можно будет собраться с мыслями и решить, как жить дальше.
   И вот – тесный внутренний двор Петровки, приземистое трехэтажное здание с решетками, выкрашенными в траурный черный цвет, тесный шмональный бокс, опись вещей, обязательный медицинский осмотр, унылый длинный коридор, «рекс» – и наконец камера...
   Камера, куда поместили Свечникова, оказалась относительно небольшой: чуть больше руоповского кабинета, в котором его сегодня допрашивали. Убранство – стандартное для заведений подобного рода: двухъярусные шконки, стол со скамейками посередине камеры, чугунный унитаз и умывальник с раковиной за ширмой. А сидело здесь лишь четыре человека, не в пример переполненным Бутырке и «Матросске». Небольшой щуплый юноша с болезненным румянцем на шелушащихся щеках заехал на «хату» за неудачный угон дорогого автомобиля какого-то большого милицейского генерала – содержание его в столь престижном, по меркам преступного мира, месте объяснялось тем, что родители неудачливого угонщика еще не в полной мере возместили генералу материальный и моральный ущерб.
   Второй обитатель камеры – маленький, усатенький, с морщинистым, словно пожеванным, лицом ожидал перевода в следственный изолятор. Несмотря на непрезентабельную внешность, менты навесили на него едва ли не половину Уголовного кодекса: от бандитизма до хранения оружия, наркотиков, плюс сопротивление сотрудникам органов правопорядка при задержании.
   Третий – совсем молодой пацан, с разбитым, припухшим лицом (видимо, при недавнем «закрытии») обвинялся в распространении наркотиков. По всему было заметно, что новая, целиком непривычная обстановка серьезно деморализовала арестанта. Он выглядел словно вареный – все время молчал, на вопросы отвечал невпопад и большую часть времени сидел на шконке, тупо уставившись в какую-то одному ему известную точку в пространстве.
   Зато четвертый обитатель «хаты» наверняка был завсегдатаем подобных заведений. Руки, украшенные фиолетовыми перстнями-татуировками, характерные блатные жесты, блестящая тусклым золотом фикса во рту. Он и держал на «хате» масть. Звали его Виталик, но к этому человеку чаще обращались как к Конверту – таково было его погоняло. Свечу он знал, но лишь понаслышке: в специфических кругах Москвы у них оказалось немало общих знакомых.
   Конверт прогнал с нижней шконки торговца наркотиками, предложив Свечникову спать на более престижном и удобном месте. Предложил чифирнуть. Лишь только новый постоялец «хаты» пригубил коричневого напитка, мысли его обрели былую стройность, уверенность. Отходя ко сну, задержанный все более и более утверждался в мысли, что все закончится хорошо.
   Весь вечер Виталик-Конверт рассказывал новому знакомому о своих проблемах, о том, что пытается разыскать тут, в «Петрах», какого-то спортсмена-беспредельщика и наказать его. Свеча кивал, поддакивал, но на самом деле слушал собеседника рассеянно.
   Вскоре объявили отбой.
   Свечников устало смежил веки. Перед глазами сумбурным вихрем пронеслись отрывочные картины минувшего дня: поездка с пацанами на «стрелку», «терка» с березовским Шмелем, неожиданный ментовский наезд, разговор с тем самым желтозубым руоповцем Воиновым, который пытался кошмарить его признаниями Укола...
   Скоро он уже крепко спал.
 
   День на новом месте начался кошмаром – протяжным, хлещущим.
   Свечников проснулся от какого-то мерзкого стука. Стучали, судя по всему, в металлическую дверь и тоже чем-то металлическим. Новому обитателю камеры казалось, будто кто-то невидимый, но страшный и агрессивный, словно злой тиранозавр из курса школьной биологии, тяжелым ломом лупит его по нежному темечку.
   С огромным трудом поднял голову, посмотрел в зарешеченное окно – рассвет вплывал в помещение серый, грязный, мутный. Наверняка небо над Петровкой было затянуто тучами.