Даже если Лиза на этот раз ни в чем и не виновата, она все равно попросит ее сказать в милиции, что в ту ночь Андрей был у нее. Похлопают они с мужем глазами перед людьми, посмеются над ней, законной женой, сельчане, особенно родственники, весь род Чайкунов, зато спасет Андрея от тюрьмы, сохранит семью.
О Лизиной чести Настя не очень пеклась. Что ей, девке этой! Слава богу, не лиманская, уедет в Херсон - как в воду канет. Еще и подарок получит.
И все же Насте не удалось избежать людей: кое-кто возился на огородах и провожал ее любопытными взглядами. Представлялось, что все шепчутся, увидев ее; потом встретилась знакомая продавщица из сельмага, доброжелательно кивнула - Настя, казалось, видела презрение в ее улыбке. Неподалеку от гостиницы остановилась.
Этот двухэтажный дом миновать она никак не могла. Именно от него шел спуск к хаткам на берегу лимана. Почему-то больше всего боялась встречи с Даниловной. И не подумала о том, что идет ведь к ее хате и Даниловна может оказаться дома. После того как совхоз построил гостиницу и Даниловна прикипела к ней, все как-то забыли, что у нее есть и своя хата.
За несколько десятков шагов до гостиницы Настя снова заколебалась. Однако оттуда никто не выходил, на бревнах тоже - никого. Наконец отважилась. Чуть пригнувшись, обошла гостиницу, прошмыгнула мимо бревен и стала спускаться по склону. Ей казалось, что никто ее не видит. И не заметила, что на балконе второго этажа стоит в пижаме немолодой седоватый мужчина и наблюдает за ней. Это был полковник в отставке Коваль.
Настя с горечью вспоминала свое знакомство с Лизой. Встретились случайно на пароходе. Потом как-то зашла к Лизе в гости - отдельная квартира понравилась ей, подумала, что в ванной можно хранить рыбу, если привезти в город для продажи. Когда станет туго с деньгами, купит в колхозе десяток килограммов - и в Херсон. Там за них хорошую цену можно взять.
Несколько раз так и делала. К Лизе приходили соседи и забирали рыбу. Потом Андрей это запретил.
Настя знала, что на отдых в Лиманское Лизу устроил Андрей... Боже, какую совершила глупость! Какая была доверчивая! Своими руками такое наделала!
Раньше Настя и впрямь ничего не подозревала, хотя ее беспокоили частые ночные отлучки мужа в Херсон. Женщина умная и волевая, она никогда не забывала, что у них с Андреем нет детей, и ей приходилось, сберегая семью, лавировать среди житейских скал.
Любила Андрея пылко и страстно; может, именно поэтому умела многое не замечать, сдерживать ревность, считая, что это лучше всяких ссор.
Настя уже проведывала Лизу, когда та подвернула ногу и жила еще в гостинице. Тогда принесла ей вишен из своего сада, поохали вместе; сказала, если что нужно, пусть передаст через Даниловну. Лиза не обращалась к ней, - видно, побаивалась. Да и Настя никогда никакой особенной дружбы с ней не водила.
Шла сейчас, будто ступала босиком по колкой стерне.
Вот и хатка Даниловны - маленькая, с черной, словно бы вспотевшей толевой крышей, которая оплывала каждое лето под горячим солнцем и понемногу сползала, будто немерная шляпа. И хатка тоже, казалось, иронически поглядывала на взволнованную молодую женщину. Настя шмыгнула из-под крутогора во дворик, и поэтому только одно подслеповатое окошко в боковой стене углядело ее.
Лиза читала книжку - лежала навзничь, держа забинтованную ногу на невысокой спинке кровати. У Насти кольнуло сердце, когда увидела соперницу в такой непринужденной позе.
- Добрый день, Лиза! А не рано сняли гипс?
- Он ослабел, стал как расхлябанный ботинок, я его снимаю и надеваю. Чтобы нога отдыхала.
Лиза поднялась, села на кровати, и коротенький халатик, распахнувшись, оголил длинные стройные ноги.
- И как... вам здесь? - Настя окинула взглядом неровные стены мазанки, нависший потолок, маленькие окошки, искала следы пребывания здесь Андрея. Потом, успокоившись, не слушая, что ответила Лиза, спросила: Андрей не проведывал?.. Какой невнимательный... - И наигранно засмеялась.
Чувства ее были очень возбуждены. Нервы - натянуты. Лихорадочно думала о том, как же это случилось, что Андрей разлюбил ее и завел шашни с этой молодицей. Сравнивала себя с ней, ставила рядом и смотрела со стороны: она - высокая статная женщина с роскошной косой, со светлыми голубыми глазами, и Лиза - худая, с широкими, как у парня, плечами, длинными ногами и желтыми глазищами...
Что нашел в ней Андрей? Что ему не хватает, чего ищет в других женщинах?
Чувствовала себя оскорбленной. Кажется, не так было бы обидно, будь эта Лизка лучше ее. Разве что моложе...
Но и она, Настя, не старая. Бывает, нарядится, когда едет в Херсон или Белозерку, - не один мужчина засматривается...
Лишь Андрей, казалось, не замечает ее.
Были бы дети! Но ведь не ее вина. Сначала он не хотел, обращалась при нужде не к врачам, а к доморощенным спасителям. Они и наделали беду. Теперь и Андрей хочет ребенка... только...
- Андрей Степанович как-то заглянул, в первый или второй день, когда беда случилась, - Лиза показала рукой на ногу, оторвав Настю от ее горьких мыслей.
- Как с продуктами?
- Спасибо, Даниловна заботится.
И вдруг без всякого перехода Настя сказала:
- Андрея милиция допрашивала. Где был в субботу ночью... Он ездил в Херсон встречать каких-то людей. Но теперь не может их найти, чтобы они подтвердили. - Настя следила за реакцией Лизы. - Если никто не подтвердит, будут подозревать в убийстве. В журнале отмечено, что был на дежурстве.
- Ну, это можно установить, раз не дежурил.
- Где же тогда был целую ночь?
Лиза пожала плечами. Она продолжала сидеть, отставив больную ногу и опираясь на спинку кровати.
- Почему подозревать, если его там в ту ночь не было?! - сказала Лиза уверенно, и Настя почувствовала, что у Лизы есть основание так утверждать, она знает больше, чем говорит. - А когда... застрелили, в начале ночи или под утро?
Настя едва удержалась, чтобы не спросить: "А когда он в твоей постели вылеживался? - и сказать: - Вот тогда и убили Петра". Ничего не сказала, лишь голубые глаза ее потемнели, словно туча набежала: теперь она все знала!
Отчаяние охватило ее: хотелось плакать, драться, вцепиться в подлую голенастую Лизку, которая бесстыдно выставила ноги, выцарапать глазищи, и в то же время вынуждена была сдерживаться, потому что Андрей и все они теперь зависят от этой выдры. Муж все равно остается для нее дорогим и любимым, и она готова подчиниться судьбе - не первая и не последняя! - все понять, простить, со всем смириться, только миновала бы их эта беда и сняли бы обвинение, которое нависло над Андреем.
Настя с самого начала не верила ему, когда он заверял, что возил ночью гостей в Гопри; уж лучше, чтобы ночевал у этой шлюхи, чем стрелял бы в дядьку Петра...
Уняла свою женскую гордость, проглотила горькую обиду...
В глубине души Настя представляла это подвигом любви, даже гордилась, что так любит мужа и способна на такую жертву ради него, и жалела, что не могла похвалиться перед ним своей преданностью, еще поймет ее слабинку, и тогда не будет ему удержу.
Она пошевелила губами, собралась с силами и тихо произнесла:
- Разве я знаю точно, когда застрелили...
Тон ее был покорный, смиренный. Смотрела на Лизу и не видела ее. Кажется, даже не гневалась, и уже не раздражал ее коротенький халатик, оголявший ноги. Может, и в самом деле в этой Лизке их спасение!
Все отступало перед главным - спасти Андрея. Испугалась, что чуть не наделала глупостей. Что из того, если бы сцепилась с Лизкой? Защитила бы этим свою семью? От этой девки, которая сидит перед ней, развалившись на кровати, зависит очень много. Она разрушает их семью, но она и только она может спасти Андрея, если он действительно был на дежурстве в ту субботнюю ночь, не спал же он с ней с вечера до утра!..
Пересиливая себя, Настя пыталась улыбнуться.
Чувствовала, что больше не может оставаться в этой комнатке с неровными стенами и подслеповатыми окошками. Не хватало воздуха. Вскочила и резким движением распахнула ближнее к ней окошко. Чуть стекла не повылетали.
Этой внезапной вспышкой Настя облегчила сердце и, глубоко вздохнув, сказала:
- Ну хорошо, Лизонька. Только помни, что Андрея в ту ночь на воде не было. Когда спросят, так и скажешь. Признаешься. Я не требую от тебя неправды. Я-то знаю, где он был той ночью!.. И не возражай! - Властным жестом остановила соперницу, которая порывалась что-то сказать. Казалось, жестом этим возмещала боль от пребывания в этой хате. - А между собой мы с ним потом разберемся... Разберемся, будь уверена!..
Сказала это так решительно, что Лиза только и смогла прошептать:
- Вы ошибаетесь, Настя...
Настино лицо стало невозмутимым, каменным. Лишь на миг глянула с гневом и презрением.
Лиза почему-то подумала, что с таким лицом подписывают смертные приговоры. Нет, она не боялась ни Настиного гнева, ни приговора ее, не мучила и совесть. И стало ей не страшно, а грустно. Если бы эта женщина знала, что не нужен ей больше Андрей... Правда, он когда-то увлек ее, но теперь уже надоел своей настырностью. Она неожиданно познала совсем другое, светлое чувство. И невдомек Насте, что Лизу интересует только то, что происходит сейчас в ней самой, и это совсем не связано с Андреем. Произошла какая-то перемена, будто после дождливой погоды солнце начало ласкать умытую землю. Ей хотелось бросить в лицо Насте: "Не бойтесь, не заберу я вашего Андрея!" Но только повторила:
- Вы ошибаетесь... - На этот раз уже тверже, думая про свое: с Андреем она уже никогда не будет вместе.
Настя не обратила внимания на новые интонации в Лизином голосе и, не попрощавшись, вышла из хаты.
Настороженно оглянувшись во дворе, вдруг увидела Юрася. И остановилась как вкопанная. Больно кольнула мысль: "Неужели и Юрко сюда же?!"
Парень держал топор и делал вид, будто внимательно осматривает старый, поваленный свиньями заборчик, который кое-как отгораживал двор Даниловны. Видно, толкнулся в хату, а тут она, и не успел спрятаться. Настя это поняла по тому, как неестественно напряженно наклонился Юрась, разглядывая валявшуюся доску.
Сначала хотела было уйти отсюда как можно скорей задворками, но потом подумала, что если Юрась и не увидел ее в хате, то все равно заметит, когда она будет подниматься вверх по тропке. И решительно направилась к жиденькому сливовому садику, возле которого стоял младший Комышан.
- Ты чего здесь?
- А-а-а, - стушевался Юрась, делая вид, что только сейчас заметил жену брата.
- Что ты здесь делаешь?
- Да вот... - Он нарочно не спешил с ответом, мол, чего объяснять, и так все понятно: в руках топор. - Марина Даниловна просила забор поправить.
- Зарабатываешь?.. Это хорошо.
- Какие тут заработки... У одинокой женщины... Так, пока время есть.
- А-а, значит, для Лилиной матери... бывшей твоей одноклассницы...
- Ну да, - торопливо подтвердил Юрась, и по тому, как он обрадовался подсказке, Настя поняла, что Лилю он и в мыслях не держал.
"Неужто Лизка! - Ее вновь словно холодной водой окатило. - Ну как ему объяснить? Как отвадить отсюда?.." Бездетная Настя питала к парню, который вырос у нее на глазах, своеобразную материнскую нежность.
- Вот что, Юрасик, - сказала она строго, - ты брось... этот ремонт... Не ходи сюда... - Ей было тяжело говорить. - Не надо... Пускай Даниловна попросит Владимира Павловича, он ей из плотницкой бригады кого-нибудь пришлет... Они мастера, сделают лучше тебя... А ты отдыхай.
- Мастера... - пожал плечами Юрась. - Велико умение - доску прибить... Отдыхать мне уже надоело. Хоть какую-то пользу принесу.
- Если такое дело, я тебе сама дома работу найду. Канавку надо прокопать, чтобы после дождей лужа во дворе не стояла... Андрею все некогда.
- Дожди! - усмехнулся Юрась. - Они у нас редко бывают. Не стоит двор ковырять... Но если хочешь, то вот поправлю забор - прокопаю канавку.
- Да нет, идем, Юрась. - Она почти тянула его за рукав. - Ну и хитрюга Даниловна, все норовит на дармовщину!
- Оставь, Настя, - рассердился Юрась. - Пообещал починить, значит, сделаю! - Он отвернулся, достал из кармана гвоздь и, приладив доску, сильным ударом обушка загнал его в столбик.
Насте ничего не оставалось, как уйти. Гостиницу обходить не стала. Увидев у порога Даниловну, поздоровалась и сказала как бы между прочим:
- Была внизу. Юрась там с вашим заборчиком возится... Хороший парень. Попроси его, так он за милую душу.
- А я вовсе и не просила, - поджала губы Даниловна. - Сам напросился. Мне-то чего... Они с моей Лилей в одном классе учились... Теперь моя, правда, уже на пятом курсе...
"Лиля, Лиля... При чем тут твоя Лиля!" - раздраженно подумала Настя.
16
Солнце садилось уже за селом, когда Андрей Комышан возвратился с соседнего участка, куда его посылали на помощь местным рыбинспекторам.
Он вошел в хату, поздоровался с матерью, обрадовался, увидев Настю, и устало улыбнулся:
- Наконец-то дома...
- Двое суток пропадал, - сердито сказала Настя, беря у него потертый портфель; все же лицо ее расплылось в довольной улыбке, на щечках появились две милые ямочки. - Я уже думала, сбежал от жены...
- От тебя убежишь! - добродушно бросил Андрей. - Под землей найдешь.
- То-то же! - согласилась Настя. - И не забывай...
- Не забуду. Может, спросишь, не проголодался ли с дороги...
- Чего спрашивать? Умывайся и садись к столу, борщ еще горячий, вареников мать налепила с последней вишней...
Он помыл руки под умывальником и сел к столу.
- Хотя бы переоделся!
- Когда пообедаю...
Поев, Андрей еще долго сидел за столом, откинувшись на спинку стула. На мужественном лице разлилась умиротворенность, которая смягчила его строгие черты, он даже сомкнул веки, словно собирался заснуть.
После длительной поездки, утомительных дежурств на чужом участке, ласковая Настина улыбка, вкусный обед - не наспех где-то на траве или в лодке, - весь этот мирный домашний уют, которого он в большей части был лишен, размагничивал, и Андрей почувствовал, как тает постоянное напряжение.
- Разделся бы да лег отдохнуть, - посоветовала Настя, прибирая со стола.
- Сейчас... - Андрей оттягивал минуту, когда нужно было подняться.
В дверь постучали.
- Заходите! - крикнула Настя.
Дверь распахнулась, и в нее просунулась сторожиха Нюрка.
Она повела носом, словно вынюхивая что-то, искоса глянула на Комышана.
- Начальник зовет к телефону. Сказал, если дома, пускай собирается на дежурство.
- Куда?! - возмутилась Настя, глаза ее сердито заблестели.
- Разве я знаю... - безразлично ответила Нюрка.
- А Сирый где?
- Бегала к нему. Нету. Начальник сказал: или Сирый, или Андрей.
- Да что же это такое! - разгневалась Настя, бросаясь то к Нюрке, то к мужу. - Только в хату - и снова...
Андрей заметил, что жена подозрительно оглядывает сторожиху.
- Я его два дня не видела! И снова куда-то!
- Не в гости ездил! - строго сказал Андрей и поднялся. - Сама видишь, устал как черт...
- А сейчас куда?!
- Разве не слышишь? Начальник гонит. Где-то, видно, объявились браконьеры. Служба, Настенька. Да и куда я денусь? - пошутил он. - Кто меня примет такого грязного, с воды? Хочешь, пойдем с нами?..
- Еще чего! Смолоду за тобой не гонялась и теперь не буду. Иди, если нужно.
...Андрей крепко прижимал к уху телефонную трубку.
- Козака-Сирого нигде нет.
В трубке слышался требовательный, приглушенный расстоянием голос.
- Тогда давай сам бегом. Бери в напарники дружинника и поезжай в район Конки. Звонили, что возле дач, где спортсмены тренируются, собираются тянуть рыбу... Все ясно?
- Ясно, - ответил Комышан и положил трубку.
Он вышел на крыльцо, соображая, к кому из дружинников послать Нюрку, кто из них дома: сторожиха тоже с характером, разок сбегает, а потом и от скамьи не оторвешь.
Солнце уже закатилось, и лиман притих, помрачнел.
И тут Андрей увидел Коваля, который прогуливался по берегу. Загадочный пенсионер! Никто о нем ничего не знает, кроме того, что его опекают директор совхоза и начальник инспекции. Однажды он вместе с ним уже ловил браконьеров-мясников из Николаева и проникся к нему уважением.
А что, если рискнуть? Вспомнилась поговорка: "Кто не рискует, тот и шампанского не пьет". Все равно надежда только на себя. Тут он спокоен справится с любым нарушителем.
- Дмитрий Иванович! - позвал Коваля Андрей. - Хотите на воду? Помню, просились. Есть возможность: надо срочно выезжать, а ребят под рукой никого.
- Я готов, - ответил Коваль.
- Только предупреждаю, не исключена критическая ситуация.
- Я к ним привык, Андрей Степанович, - лукаво улыбнулся полковник.
...Они сидели в лодке, притаившись в камышах. Молчали. Каждый думал о своем. Коваль наблюдал, как надвигалась ночь, как река словно наполнялась похожей на свинец водой, как она все чернела и наконец слилась с темным небом; он прислушивался к шуршанию воды в камышах, к звукам пробуждавшейся ночной жизни. Вспомнил о случаях убийства рыбинспекторов на Днестре. Такие же густые южные ночи, такие же заросли, плеск волн, засады, схватки с озверелым от страха и ненависти браконьером, который стреляет почти в упор.
Подумал, что рыбинспекторам следовало бы предоставить такие же законные права, как и сотрудникам милиции. И это было бы справедливо.
Потом мысли его возвратились к своему, наболевшему.
...Чемодуров Валентин Иванович. Двадцатитрехлетний парень, человек несдержанный, жестокий. Коваль многое узнал о нем, но, к сожалению...
Позже нашелся свидетель, который утром после убийства на Днестре Михайла Гуцу выбрался из камышей. Вид у него был плачевный, весь в грязи, - наверное, проваливался между кочками, - он лежал у дороги, и его подобрала случайная машина. Этот человек собственными глазами видел убийцу - высокого молодого блондина... А Чемодуров исчез той ночью, будто в воду канул. Следствию остались его лодка, личные вещи и маленькая, старого образца фотокарточка из паспортного стола. Обследовав дно реки, где произошло убийство, водолазы нашли только ружье Чемодурова...
Коваль вновь и вновь перебирал в памяти происшествие на Днестре. За время своего пока еще недолгого пенсионства он уже сотни раз обдумывал его, доискивался, где и в чем допустил ошибку, которая дала возможность преступнику избежать правосудия. И всегда от этих размышлений становилось горько; этот долг перед людьми так и остается неоплаченным.
Подумал: если бы раньше знал жизнь рыбаков и инспекторов, хотя бы как сейчас, то быстрей сориентировался бы в тех событиях и по горячим следам нашел бы преступника...
Тихо шептались под летним ветерком камыши, покачивая на фоне звездного неба метелками...
Настороженный, как всегда в засаде, Андрей Комышан тоже невольно ушел в свои невеселые мысли. Все сплелось сейчас в его жизни в тугой узел. Не знал, как быть с Лизой. Когда сблизился с ней, то словно бы ожегся. Раньше казалось, что любит только Настю, а теперь всегда рядом была Лиза: ходила тенью, неслышно разговаривала с ним, смотрела на него своими глазищами, не отпускала ни на берегу, ни на воде.
Сначала их устраивали короткие встречи в Херсоне, иногда краденые ночи здесь, в Лиманском. Ни он, ни она не задумывались о будущем. Но с тех пор как из армии пришел Юрась, мир словно перевернулся. Ухаживание брата, казалось, открыло в Лизе такие качества, о которых он, Андрей, лишь догадывался. Она стала ему еще дороже, и он уже ни на кого не обращал внимания: ни на Настю, ни на мать, ни на Юрася... Особенно терзало душу то, что в Лизу влюбился родной брат. Если бы не убийство Петра Чайкуна, забрал бы ее и уехал в Херсон или еще куда-нибудь. Но пока вынужден был вести себя тихо. И Лизу не мог одну отпустить из Лиманского. Так все переплелось, что невозможно и развязать...
Коваль кашлянул, оборвав мысли инспектора.
Тот оглянулся, прислушался. Мирно сияли в черном небе звезды, шептались камыши. Ни одного подозрительного звука. Почему-то стало неудобно перед Ковалем. Почувствовал, как снова наваливается усталость, словно только и ждала, когда спадет нервное напряжение.
- Бывают и фальшивые сигналы, - начал оправдываться Комышан. - И такое случается, Дмитрий Иванович. Вызовут браконьеры инспекцию в одно место, а сами шуруют в другом. Давайте снимемся с якоря, и пусть нас понемногу несет вниз...
Андрей отцепился от камыша, и их медленно потащило по течению. На поворотах прибивало ближе к берегу, и тогда Андрей брал в руки небольшое весло и легкими движениями направлял лодку снова на стремнину.
Прошло с полчаса. Выплыли из зарослей. Впереди на фоне высокого берега что-то замаячило. Коваль присмотрелся. Это стоял с потухшими огнями большой катер, так называемый пассажирский трамвай. До него было еще далеко.
Тем временем лодку тянуло все ближе к берегу и к катеру. Андрей взял бинокль и долго всматривался в темный силуэт внешне безлюдной посудины. Потом передал бинокль Ковалю.
Дмитрий Иванович обнаружил, что катер приблизился и яснее обрисовался. Что-то белело в дверях, которые выходили на корму. Чем ближе подходила лодка к судну, тем четче вырисовывалась голова человека. Уже можно было различить лицо.
Коваль догадался: кто-то следит за ними. Понимал это и Комышан. Недаром, передавая бинокль, он легонько подтолкнул Дмитрия Ивановича и кивнул: мол, смотрите внимательно.
Коваль оглядел и берег, под которым стояло судно; увидел домик в плавнях, небольшую баню возле него и длинный мостик, который доходил чуть ли не до катера. Наверное, там собираются люди, нашли себе хорошенькое местечко у самой воды. Передавая бинокль инспектору, подумал: почему это такой большой пассажирский катер стоит ночью не на причале или в затоне, а вот здесь.
Домик оказался не простой. Его охраняли два свирепых пса. Почуяв чужих, они надрывались от лая.
Комышан, подгребая к берегу, нарочно громко выкрикивал: "Цыц, чертяки, разошлись!" - лишь бы посильней раздразнить собак, на катер вроде бы и внимания не обращал. И одновременно изо всех сил действуя веслом, подгонял лодку ближе к судну.
Течение пронесло их чуть ли не под самым катером, но Андрей не остановился, не завел мотор. Их отнесло метров на шестьдесят. Комышан обернулся, посмотрел в бинокль, вздохнул и снова передал его Ковалю. Дмитрий Иванович увидел, что человек перебежал с кормы на нос и снова наблюдает за ними. Так же, как и раньше, лицо его белело в темноте. Им с Комышаном хорошо было видно все, а он, конечно, людей в лодке не различал, только видел, что какая-то посудина плывет по течению.
- Что-то подозрительное, - шепнул Андрей. - Может, проверить, чей катер и чего он тут, на Днепре, ночью с погашенными огнями? Как вы считаете, Дмитрий Иванович? - Спросил для приличия, мысленно он уже составил план действий.
- На вашем месте непременно проверил бы, - согласился полковник. Глянул на часы. Стрелки фосфорически светились в темноте. Они сошлись на цифре "12".
Комышан завел мотор. Треск покатился над Днепром, и, словно в ответ, ожил пассажирский катер и начал метаться: полный вперед и полный назад, снова - полный вперед и полный назад...
- Прохладно, прогревают двигатель!.. - сквозь шум прокричал Комышан. - Пойдем за ними! Где остановятся, там и проверим!
Коваль продолжал смотреть в бинокль. Вдоль берега тянулись частные дачи, мостики, которые строят любители рыбной ловли.
Тем временем пассажирский катер, по-прежнему без огней, развернулся, и тут же что-то случилось с его дизелем. Послышался металлический скрежет.
- Видно, лопнула какая-то трубка, - предположил Комышан.
Пока команда возилась с двигателем, налетел сильный ветер. Катер словно бы сдувало с реки. Его прибивало к берегу, он ломал уже мосточки, смял чьи-то причаленные лодочки, наконец его вынесло на мель.
Комышан подрулил к катеру и взобрался на него. Коваль остался в лодке.
- Добрый вечер! Мне капитана.
- Пожалуйста, я капитан.
- Что вы делаете? Почему в такое время ходите без огней? Вон что натворили!
Коваль стоял в лодке с подветренной стороны и слышал весь разговор. Пока они были только свидетели, на глазах которых катер причинил людям ущерб. Не будь свидетелей, нарушители удерут, ищи тогда, как говорят, ветра в поле, а катера в море.
- Разрешите осмотреть ваше судно.
- А вы кто такой?
- Инспектор государственной рыбинспекции Андрей Комышан.
- Не имеете права осматривать катера!
- Молодой человек, - сурово произнес Комышан, - я не имею права осматривать вашу квартиру, произвести обыск без санкции прокурора, но государственное имущество, транспорт - всегда, когда нужно, проверяем. Допускают. А тут катер не проверю!
Говоря это, он шарил взглядом по палубе.
- Ну, если не разрешаете, тогда я без разрешения...
Сделав несколько шагов, рывком открыл дверцу носового кубрика, посветил фонариком: мешок рыбы.
- А теперь позволишь? - перейдя на "ты", твердо сказал капитану. Рыбы у тебя полно, браконьер.
Комышан выволок мешок и бросил в лодку.
- Присмотрите! - крикнул Ковалю. - Тут такие друзья, зазеваешься сразу все в воду выбросят.
Инспектор оставил открытой дверцу носового кубрика и направился к просторному пассажирскому салону. Дверь была заперта.
- Откройте, ребята!
- Не откроем!
Уже весь экипаж собрался возле салона - пятеро молодых здоровенных речников. Судя по поведению, достаточно решительных. Что же там может быть, в пассажирском салоне с его мягкими сиденьями?
О Лизиной чести Настя не очень пеклась. Что ей, девке этой! Слава богу, не лиманская, уедет в Херсон - как в воду канет. Еще и подарок получит.
И все же Насте не удалось избежать людей: кое-кто возился на огородах и провожал ее любопытными взглядами. Представлялось, что все шепчутся, увидев ее; потом встретилась знакомая продавщица из сельмага, доброжелательно кивнула - Настя, казалось, видела презрение в ее улыбке. Неподалеку от гостиницы остановилась.
Этот двухэтажный дом миновать она никак не могла. Именно от него шел спуск к хаткам на берегу лимана. Почему-то больше всего боялась встречи с Даниловной. И не подумала о том, что идет ведь к ее хате и Даниловна может оказаться дома. После того как совхоз построил гостиницу и Даниловна прикипела к ней, все как-то забыли, что у нее есть и своя хата.
За несколько десятков шагов до гостиницы Настя снова заколебалась. Однако оттуда никто не выходил, на бревнах тоже - никого. Наконец отважилась. Чуть пригнувшись, обошла гостиницу, прошмыгнула мимо бревен и стала спускаться по склону. Ей казалось, что никто ее не видит. И не заметила, что на балконе второго этажа стоит в пижаме немолодой седоватый мужчина и наблюдает за ней. Это был полковник в отставке Коваль.
Настя с горечью вспоминала свое знакомство с Лизой. Встретились случайно на пароходе. Потом как-то зашла к Лизе в гости - отдельная квартира понравилась ей, подумала, что в ванной можно хранить рыбу, если привезти в город для продажи. Когда станет туго с деньгами, купит в колхозе десяток килограммов - и в Херсон. Там за них хорошую цену можно взять.
Несколько раз так и делала. К Лизе приходили соседи и забирали рыбу. Потом Андрей это запретил.
Настя знала, что на отдых в Лиманское Лизу устроил Андрей... Боже, какую совершила глупость! Какая была доверчивая! Своими руками такое наделала!
Раньше Настя и впрямь ничего не подозревала, хотя ее беспокоили частые ночные отлучки мужа в Херсон. Женщина умная и волевая, она никогда не забывала, что у них с Андреем нет детей, и ей приходилось, сберегая семью, лавировать среди житейских скал.
Любила Андрея пылко и страстно; может, именно поэтому умела многое не замечать, сдерживать ревность, считая, что это лучше всяких ссор.
Настя уже проведывала Лизу, когда та подвернула ногу и жила еще в гостинице. Тогда принесла ей вишен из своего сада, поохали вместе; сказала, если что нужно, пусть передаст через Даниловну. Лиза не обращалась к ней, - видно, побаивалась. Да и Настя никогда никакой особенной дружбы с ней не водила.
Шла сейчас, будто ступала босиком по колкой стерне.
Вот и хатка Даниловны - маленькая, с черной, словно бы вспотевшей толевой крышей, которая оплывала каждое лето под горячим солнцем и понемногу сползала, будто немерная шляпа. И хатка тоже, казалось, иронически поглядывала на взволнованную молодую женщину. Настя шмыгнула из-под крутогора во дворик, и поэтому только одно подслеповатое окошко в боковой стене углядело ее.
Лиза читала книжку - лежала навзничь, держа забинтованную ногу на невысокой спинке кровати. У Насти кольнуло сердце, когда увидела соперницу в такой непринужденной позе.
- Добрый день, Лиза! А не рано сняли гипс?
- Он ослабел, стал как расхлябанный ботинок, я его снимаю и надеваю. Чтобы нога отдыхала.
Лиза поднялась, села на кровати, и коротенький халатик, распахнувшись, оголил длинные стройные ноги.
- И как... вам здесь? - Настя окинула взглядом неровные стены мазанки, нависший потолок, маленькие окошки, искала следы пребывания здесь Андрея. Потом, успокоившись, не слушая, что ответила Лиза, спросила: Андрей не проведывал?.. Какой невнимательный... - И наигранно засмеялась.
Чувства ее были очень возбуждены. Нервы - натянуты. Лихорадочно думала о том, как же это случилось, что Андрей разлюбил ее и завел шашни с этой молодицей. Сравнивала себя с ней, ставила рядом и смотрела со стороны: она - высокая статная женщина с роскошной косой, со светлыми голубыми глазами, и Лиза - худая, с широкими, как у парня, плечами, длинными ногами и желтыми глазищами...
Что нашел в ней Андрей? Что ему не хватает, чего ищет в других женщинах?
Чувствовала себя оскорбленной. Кажется, не так было бы обидно, будь эта Лизка лучше ее. Разве что моложе...
Но и она, Настя, не старая. Бывает, нарядится, когда едет в Херсон или Белозерку, - не один мужчина засматривается...
Лишь Андрей, казалось, не замечает ее.
Были бы дети! Но ведь не ее вина. Сначала он не хотел, обращалась при нужде не к врачам, а к доморощенным спасителям. Они и наделали беду. Теперь и Андрей хочет ребенка... только...
- Андрей Степанович как-то заглянул, в первый или второй день, когда беда случилась, - Лиза показала рукой на ногу, оторвав Настю от ее горьких мыслей.
- Как с продуктами?
- Спасибо, Даниловна заботится.
И вдруг без всякого перехода Настя сказала:
- Андрея милиция допрашивала. Где был в субботу ночью... Он ездил в Херсон встречать каких-то людей. Но теперь не может их найти, чтобы они подтвердили. - Настя следила за реакцией Лизы. - Если никто не подтвердит, будут подозревать в убийстве. В журнале отмечено, что был на дежурстве.
- Ну, это можно установить, раз не дежурил.
- Где же тогда был целую ночь?
Лиза пожала плечами. Она продолжала сидеть, отставив больную ногу и опираясь на спинку кровати.
- Почему подозревать, если его там в ту ночь не было?! - сказала Лиза уверенно, и Настя почувствовала, что у Лизы есть основание так утверждать, она знает больше, чем говорит. - А когда... застрелили, в начале ночи или под утро?
Настя едва удержалась, чтобы не спросить: "А когда он в твоей постели вылеживался? - и сказать: - Вот тогда и убили Петра". Ничего не сказала, лишь голубые глаза ее потемнели, словно туча набежала: теперь она все знала!
Отчаяние охватило ее: хотелось плакать, драться, вцепиться в подлую голенастую Лизку, которая бесстыдно выставила ноги, выцарапать глазищи, и в то же время вынуждена была сдерживаться, потому что Андрей и все они теперь зависят от этой выдры. Муж все равно остается для нее дорогим и любимым, и она готова подчиниться судьбе - не первая и не последняя! - все понять, простить, со всем смириться, только миновала бы их эта беда и сняли бы обвинение, которое нависло над Андреем.
Настя с самого начала не верила ему, когда он заверял, что возил ночью гостей в Гопри; уж лучше, чтобы ночевал у этой шлюхи, чем стрелял бы в дядьку Петра...
Уняла свою женскую гордость, проглотила горькую обиду...
В глубине души Настя представляла это подвигом любви, даже гордилась, что так любит мужа и способна на такую жертву ради него, и жалела, что не могла похвалиться перед ним своей преданностью, еще поймет ее слабинку, и тогда не будет ему удержу.
Она пошевелила губами, собралась с силами и тихо произнесла:
- Разве я знаю точно, когда застрелили...
Тон ее был покорный, смиренный. Смотрела на Лизу и не видела ее. Кажется, даже не гневалась, и уже не раздражал ее коротенький халатик, оголявший ноги. Может, и в самом деле в этой Лизке их спасение!
Все отступало перед главным - спасти Андрея. Испугалась, что чуть не наделала глупостей. Что из того, если бы сцепилась с Лизкой? Защитила бы этим свою семью? От этой девки, которая сидит перед ней, развалившись на кровати, зависит очень много. Она разрушает их семью, но она и только она может спасти Андрея, если он действительно был на дежурстве в ту субботнюю ночь, не спал же он с ней с вечера до утра!..
Пересиливая себя, Настя пыталась улыбнуться.
Чувствовала, что больше не может оставаться в этой комнатке с неровными стенами и подслеповатыми окошками. Не хватало воздуха. Вскочила и резким движением распахнула ближнее к ней окошко. Чуть стекла не повылетали.
Этой внезапной вспышкой Настя облегчила сердце и, глубоко вздохнув, сказала:
- Ну хорошо, Лизонька. Только помни, что Андрея в ту ночь на воде не было. Когда спросят, так и скажешь. Признаешься. Я не требую от тебя неправды. Я-то знаю, где он был той ночью!.. И не возражай! - Властным жестом остановила соперницу, которая порывалась что-то сказать. Казалось, жестом этим возмещала боль от пребывания в этой хате. - А между собой мы с ним потом разберемся... Разберемся, будь уверена!..
Сказала это так решительно, что Лиза только и смогла прошептать:
- Вы ошибаетесь, Настя...
Настино лицо стало невозмутимым, каменным. Лишь на миг глянула с гневом и презрением.
Лиза почему-то подумала, что с таким лицом подписывают смертные приговоры. Нет, она не боялась ни Настиного гнева, ни приговора ее, не мучила и совесть. И стало ей не страшно, а грустно. Если бы эта женщина знала, что не нужен ей больше Андрей... Правда, он когда-то увлек ее, но теперь уже надоел своей настырностью. Она неожиданно познала совсем другое, светлое чувство. И невдомек Насте, что Лизу интересует только то, что происходит сейчас в ней самой, и это совсем не связано с Андреем. Произошла какая-то перемена, будто после дождливой погоды солнце начало ласкать умытую землю. Ей хотелось бросить в лицо Насте: "Не бойтесь, не заберу я вашего Андрея!" Но только повторила:
- Вы ошибаетесь... - На этот раз уже тверже, думая про свое: с Андреем она уже никогда не будет вместе.
Настя не обратила внимания на новые интонации в Лизином голосе и, не попрощавшись, вышла из хаты.
Настороженно оглянувшись во дворе, вдруг увидела Юрася. И остановилась как вкопанная. Больно кольнула мысль: "Неужели и Юрко сюда же?!"
Парень держал топор и делал вид, будто внимательно осматривает старый, поваленный свиньями заборчик, который кое-как отгораживал двор Даниловны. Видно, толкнулся в хату, а тут она, и не успел спрятаться. Настя это поняла по тому, как неестественно напряженно наклонился Юрась, разглядывая валявшуюся доску.
Сначала хотела было уйти отсюда как можно скорей задворками, но потом подумала, что если Юрась и не увидел ее в хате, то все равно заметит, когда она будет подниматься вверх по тропке. И решительно направилась к жиденькому сливовому садику, возле которого стоял младший Комышан.
- Ты чего здесь?
- А-а-а, - стушевался Юрась, делая вид, что только сейчас заметил жену брата.
- Что ты здесь делаешь?
- Да вот... - Он нарочно не спешил с ответом, мол, чего объяснять, и так все понятно: в руках топор. - Марина Даниловна просила забор поправить.
- Зарабатываешь?.. Это хорошо.
- Какие тут заработки... У одинокой женщины... Так, пока время есть.
- А-а, значит, для Лилиной матери... бывшей твоей одноклассницы...
- Ну да, - торопливо подтвердил Юрась, и по тому, как он обрадовался подсказке, Настя поняла, что Лилю он и в мыслях не держал.
"Неужто Лизка! - Ее вновь словно холодной водой окатило. - Ну как ему объяснить? Как отвадить отсюда?.." Бездетная Настя питала к парню, который вырос у нее на глазах, своеобразную материнскую нежность.
- Вот что, Юрасик, - сказала она строго, - ты брось... этот ремонт... Не ходи сюда... - Ей было тяжело говорить. - Не надо... Пускай Даниловна попросит Владимира Павловича, он ей из плотницкой бригады кого-нибудь пришлет... Они мастера, сделают лучше тебя... А ты отдыхай.
- Мастера... - пожал плечами Юрась. - Велико умение - доску прибить... Отдыхать мне уже надоело. Хоть какую-то пользу принесу.
- Если такое дело, я тебе сама дома работу найду. Канавку надо прокопать, чтобы после дождей лужа во дворе не стояла... Андрею все некогда.
- Дожди! - усмехнулся Юрась. - Они у нас редко бывают. Не стоит двор ковырять... Но если хочешь, то вот поправлю забор - прокопаю канавку.
- Да нет, идем, Юрась. - Она почти тянула его за рукав. - Ну и хитрюга Даниловна, все норовит на дармовщину!
- Оставь, Настя, - рассердился Юрась. - Пообещал починить, значит, сделаю! - Он отвернулся, достал из кармана гвоздь и, приладив доску, сильным ударом обушка загнал его в столбик.
Насте ничего не оставалось, как уйти. Гостиницу обходить не стала. Увидев у порога Даниловну, поздоровалась и сказала как бы между прочим:
- Была внизу. Юрась там с вашим заборчиком возится... Хороший парень. Попроси его, так он за милую душу.
- А я вовсе и не просила, - поджала губы Даниловна. - Сам напросился. Мне-то чего... Они с моей Лилей в одном классе учились... Теперь моя, правда, уже на пятом курсе...
"Лиля, Лиля... При чем тут твоя Лиля!" - раздраженно подумала Настя.
16
Солнце садилось уже за селом, когда Андрей Комышан возвратился с соседнего участка, куда его посылали на помощь местным рыбинспекторам.
Он вошел в хату, поздоровался с матерью, обрадовался, увидев Настю, и устало улыбнулся:
- Наконец-то дома...
- Двое суток пропадал, - сердито сказала Настя, беря у него потертый портфель; все же лицо ее расплылось в довольной улыбке, на щечках появились две милые ямочки. - Я уже думала, сбежал от жены...
- От тебя убежишь! - добродушно бросил Андрей. - Под землей найдешь.
- То-то же! - согласилась Настя. - И не забывай...
- Не забуду. Может, спросишь, не проголодался ли с дороги...
- Чего спрашивать? Умывайся и садись к столу, борщ еще горячий, вареников мать налепила с последней вишней...
Он помыл руки под умывальником и сел к столу.
- Хотя бы переоделся!
- Когда пообедаю...
Поев, Андрей еще долго сидел за столом, откинувшись на спинку стула. На мужественном лице разлилась умиротворенность, которая смягчила его строгие черты, он даже сомкнул веки, словно собирался заснуть.
После длительной поездки, утомительных дежурств на чужом участке, ласковая Настина улыбка, вкусный обед - не наспех где-то на траве или в лодке, - весь этот мирный домашний уют, которого он в большей части был лишен, размагничивал, и Андрей почувствовал, как тает постоянное напряжение.
- Разделся бы да лег отдохнуть, - посоветовала Настя, прибирая со стола.
- Сейчас... - Андрей оттягивал минуту, когда нужно было подняться.
В дверь постучали.
- Заходите! - крикнула Настя.
Дверь распахнулась, и в нее просунулась сторожиха Нюрка.
Она повела носом, словно вынюхивая что-то, искоса глянула на Комышана.
- Начальник зовет к телефону. Сказал, если дома, пускай собирается на дежурство.
- Куда?! - возмутилась Настя, глаза ее сердито заблестели.
- Разве я знаю... - безразлично ответила Нюрка.
- А Сирый где?
- Бегала к нему. Нету. Начальник сказал: или Сирый, или Андрей.
- Да что же это такое! - разгневалась Настя, бросаясь то к Нюрке, то к мужу. - Только в хату - и снова...
Андрей заметил, что жена подозрительно оглядывает сторожиху.
- Я его два дня не видела! И снова куда-то!
- Не в гости ездил! - строго сказал Андрей и поднялся. - Сама видишь, устал как черт...
- А сейчас куда?!
- Разве не слышишь? Начальник гонит. Где-то, видно, объявились браконьеры. Служба, Настенька. Да и куда я денусь? - пошутил он. - Кто меня примет такого грязного, с воды? Хочешь, пойдем с нами?..
- Еще чего! Смолоду за тобой не гонялась и теперь не буду. Иди, если нужно.
...Андрей крепко прижимал к уху телефонную трубку.
- Козака-Сирого нигде нет.
В трубке слышался требовательный, приглушенный расстоянием голос.
- Тогда давай сам бегом. Бери в напарники дружинника и поезжай в район Конки. Звонили, что возле дач, где спортсмены тренируются, собираются тянуть рыбу... Все ясно?
- Ясно, - ответил Комышан и положил трубку.
Он вышел на крыльцо, соображая, к кому из дружинников послать Нюрку, кто из них дома: сторожиха тоже с характером, разок сбегает, а потом и от скамьи не оторвешь.
Солнце уже закатилось, и лиман притих, помрачнел.
И тут Андрей увидел Коваля, который прогуливался по берегу. Загадочный пенсионер! Никто о нем ничего не знает, кроме того, что его опекают директор совхоза и начальник инспекции. Однажды он вместе с ним уже ловил браконьеров-мясников из Николаева и проникся к нему уважением.
А что, если рискнуть? Вспомнилась поговорка: "Кто не рискует, тот и шампанского не пьет". Все равно надежда только на себя. Тут он спокоен справится с любым нарушителем.
- Дмитрий Иванович! - позвал Коваля Андрей. - Хотите на воду? Помню, просились. Есть возможность: надо срочно выезжать, а ребят под рукой никого.
- Я готов, - ответил Коваль.
- Только предупреждаю, не исключена критическая ситуация.
- Я к ним привык, Андрей Степанович, - лукаво улыбнулся полковник.
...Они сидели в лодке, притаившись в камышах. Молчали. Каждый думал о своем. Коваль наблюдал, как надвигалась ночь, как река словно наполнялась похожей на свинец водой, как она все чернела и наконец слилась с темным небом; он прислушивался к шуршанию воды в камышах, к звукам пробуждавшейся ночной жизни. Вспомнил о случаях убийства рыбинспекторов на Днестре. Такие же густые южные ночи, такие же заросли, плеск волн, засады, схватки с озверелым от страха и ненависти браконьером, который стреляет почти в упор.
Подумал, что рыбинспекторам следовало бы предоставить такие же законные права, как и сотрудникам милиции. И это было бы справедливо.
Потом мысли его возвратились к своему, наболевшему.
...Чемодуров Валентин Иванович. Двадцатитрехлетний парень, человек несдержанный, жестокий. Коваль многое узнал о нем, но, к сожалению...
Позже нашелся свидетель, который утром после убийства на Днестре Михайла Гуцу выбрался из камышей. Вид у него был плачевный, весь в грязи, - наверное, проваливался между кочками, - он лежал у дороги, и его подобрала случайная машина. Этот человек собственными глазами видел убийцу - высокого молодого блондина... А Чемодуров исчез той ночью, будто в воду канул. Следствию остались его лодка, личные вещи и маленькая, старого образца фотокарточка из паспортного стола. Обследовав дно реки, где произошло убийство, водолазы нашли только ружье Чемодурова...
Коваль вновь и вновь перебирал в памяти происшествие на Днестре. За время своего пока еще недолгого пенсионства он уже сотни раз обдумывал его, доискивался, где и в чем допустил ошибку, которая дала возможность преступнику избежать правосудия. И всегда от этих размышлений становилось горько; этот долг перед людьми так и остается неоплаченным.
Подумал: если бы раньше знал жизнь рыбаков и инспекторов, хотя бы как сейчас, то быстрей сориентировался бы в тех событиях и по горячим следам нашел бы преступника...
Тихо шептались под летним ветерком камыши, покачивая на фоне звездного неба метелками...
Настороженный, как всегда в засаде, Андрей Комышан тоже невольно ушел в свои невеселые мысли. Все сплелось сейчас в его жизни в тугой узел. Не знал, как быть с Лизой. Когда сблизился с ней, то словно бы ожегся. Раньше казалось, что любит только Настю, а теперь всегда рядом была Лиза: ходила тенью, неслышно разговаривала с ним, смотрела на него своими глазищами, не отпускала ни на берегу, ни на воде.
Сначала их устраивали короткие встречи в Херсоне, иногда краденые ночи здесь, в Лиманском. Ни он, ни она не задумывались о будущем. Но с тех пор как из армии пришел Юрась, мир словно перевернулся. Ухаживание брата, казалось, открыло в Лизе такие качества, о которых он, Андрей, лишь догадывался. Она стала ему еще дороже, и он уже ни на кого не обращал внимания: ни на Настю, ни на мать, ни на Юрася... Особенно терзало душу то, что в Лизу влюбился родной брат. Если бы не убийство Петра Чайкуна, забрал бы ее и уехал в Херсон или еще куда-нибудь. Но пока вынужден был вести себя тихо. И Лизу не мог одну отпустить из Лиманского. Так все переплелось, что невозможно и развязать...
Коваль кашлянул, оборвав мысли инспектора.
Тот оглянулся, прислушался. Мирно сияли в черном небе звезды, шептались камыши. Ни одного подозрительного звука. Почему-то стало неудобно перед Ковалем. Почувствовал, как снова наваливается усталость, словно только и ждала, когда спадет нервное напряжение.
- Бывают и фальшивые сигналы, - начал оправдываться Комышан. - И такое случается, Дмитрий Иванович. Вызовут браконьеры инспекцию в одно место, а сами шуруют в другом. Давайте снимемся с якоря, и пусть нас понемногу несет вниз...
Андрей отцепился от камыша, и их медленно потащило по течению. На поворотах прибивало ближе к берегу, и тогда Андрей брал в руки небольшое весло и легкими движениями направлял лодку снова на стремнину.
Прошло с полчаса. Выплыли из зарослей. Впереди на фоне высокого берега что-то замаячило. Коваль присмотрелся. Это стоял с потухшими огнями большой катер, так называемый пассажирский трамвай. До него было еще далеко.
Тем временем лодку тянуло все ближе к берегу и к катеру. Андрей взял бинокль и долго всматривался в темный силуэт внешне безлюдной посудины. Потом передал бинокль Ковалю.
Дмитрий Иванович обнаружил, что катер приблизился и яснее обрисовался. Что-то белело в дверях, которые выходили на корму. Чем ближе подходила лодка к судну, тем четче вырисовывалась голова человека. Уже можно было различить лицо.
Коваль догадался: кто-то следит за ними. Понимал это и Комышан. Недаром, передавая бинокль, он легонько подтолкнул Дмитрия Ивановича и кивнул: мол, смотрите внимательно.
Коваль оглядел и берег, под которым стояло судно; увидел домик в плавнях, небольшую баню возле него и длинный мостик, который доходил чуть ли не до катера. Наверное, там собираются люди, нашли себе хорошенькое местечко у самой воды. Передавая бинокль инспектору, подумал: почему это такой большой пассажирский катер стоит ночью не на причале или в затоне, а вот здесь.
Домик оказался не простой. Его охраняли два свирепых пса. Почуяв чужих, они надрывались от лая.
Комышан, подгребая к берегу, нарочно громко выкрикивал: "Цыц, чертяки, разошлись!" - лишь бы посильней раздразнить собак, на катер вроде бы и внимания не обращал. И одновременно изо всех сил действуя веслом, подгонял лодку ближе к судну.
Течение пронесло их чуть ли не под самым катером, но Андрей не остановился, не завел мотор. Их отнесло метров на шестьдесят. Комышан обернулся, посмотрел в бинокль, вздохнул и снова передал его Ковалю. Дмитрий Иванович увидел, что человек перебежал с кормы на нос и снова наблюдает за ними. Так же, как и раньше, лицо его белело в темноте. Им с Комышаном хорошо было видно все, а он, конечно, людей в лодке не различал, только видел, что какая-то посудина плывет по течению.
- Что-то подозрительное, - шепнул Андрей. - Может, проверить, чей катер и чего он тут, на Днепре, ночью с погашенными огнями? Как вы считаете, Дмитрий Иванович? - Спросил для приличия, мысленно он уже составил план действий.
- На вашем месте непременно проверил бы, - согласился полковник. Глянул на часы. Стрелки фосфорически светились в темноте. Они сошлись на цифре "12".
Комышан завел мотор. Треск покатился над Днепром, и, словно в ответ, ожил пассажирский катер и начал метаться: полный вперед и полный назад, снова - полный вперед и полный назад...
- Прохладно, прогревают двигатель!.. - сквозь шум прокричал Комышан. - Пойдем за ними! Где остановятся, там и проверим!
Коваль продолжал смотреть в бинокль. Вдоль берега тянулись частные дачи, мостики, которые строят любители рыбной ловли.
Тем временем пассажирский катер, по-прежнему без огней, развернулся, и тут же что-то случилось с его дизелем. Послышался металлический скрежет.
- Видно, лопнула какая-то трубка, - предположил Комышан.
Пока команда возилась с двигателем, налетел сильный ветер. Катер словно бы сдувало с реки. Его прибивало к берегу, он ломал уже мосточки, смял чьи-то причаленные лодочки, наконец его вынесло на мель.
Комышан подрулил к катеру и взобрался на него. Коваль остался в лодке.
- Добрый вечер! Мне капитана.
- Пожалуйста, я капитан.
- Что вы делаете? Почему в такое время ходите без огней? Вон что натворили!
Коваль стоял в лодке с подветренной стороны и слышал весь разговор. Пока они были только свидетели, на глазах которых катер причинил людям ущерб. Не будь свидетелей, нарушители удерут, ищи тогда, как говорят, ветра в поле, а катера в море.
- Разрешите осмотреть ваше судно.
- А вы кто такой?
- Инспектор государственной рыбинспекции Андрей Комышан.
- Не имеете права осматривать катера!
- Молодой человек, - сурово произнес Комышан, - я не имею права осматривать вашу квартиру, произвести обыск без санкции прокурора, но государственное имущество, транспорт - всегда, когда нужно, проверяем. Допускают. А тут катер не проверю!
Говоря это, он шарил взглядом по палубе.
- Ну, если не разрешаете, тогда я без разрешения...
Сделав несколько шагов, рывком открыл дверцу носового кубрика, посветил фонариком: мешок рыбы.
- А теперь позволишь? - перейдя на "ты", твердо сказал капитану. Рыбы у тебя полно, браконьер.
Комышан выволок мешок и бросил в лодку.
- Присмотрите! - крикнул Ковалю. - Тут такие друзья, зазеваешься сразу все в воду выбросят.
Инспектор оставил открытой дверцу носового кубрика и направился к просторному пассажирскому салону. Дверь была заперта.
- Откройте, ребята!
- Не откроем!
Уже весь экипаж собрался возле салона - пятеро молодых здоровенных речников. Судя по поведению, достаточно решительных. Что же там может быть, в пассажирском салоне с его мягкими сиденьями?