— А почему эта грязная посудина, а не та блестящая яхта?
   — Питт знает, что делает. — Сандекер установил удочки и сундучок на старой, обшитой досками палубе и взглянул на Питта. — Что, есть здесь эхолот?
   — Флеминг шесть-десять, лучший из лучших. Сверхчувствительные частоты для обнаружения рыбы на разной глубине. — Питт спустился вниз по узкому трапу. — Это судно — наша удача. Разрешите, я покажу вам машинное отделение, адмирал.
   — Ты хочешь сказать, что мы отказались от прекрасного «Криса Крафта» только потому, что там не было эхолота, — разочарованно протянула Тиди.
   — Именно так. Эхолот — наша единственная надежда найти черный самолет.
   Питт повернулся и помог Сандекеру спуститься вниз по узкому трапу в машинное отделение. Затхлый воздух и сырой запах машинного масла и трюмной воды сразу же окутали их, заставив почувствовать резкую перемену после чистого воздуха снаружи. Но был и другой запах. Сандекер вопросительно посмотрел на Питта:
   — Испарения бензина?
   Питт кивнул.
   — Взгляните на двигатели.
   Дизельный двигатель для небольшого судна, особенно рыболовного, является наиболее надежным. Тяжелый, с малым количеством оборотов в минуту, медленный, но дешевый и надежный, дизель используется практически на всех рыболовных судах, кроме парусных. Здесь же, с пропеллерами, направленными в трюм, размещались два «Стерлинга» с мощностью в 420 лошадиных сил в час. Бензиновые двигатели сверкали в тусклом свете машинного отделения, как спящие гиганты, ожидающие только приказа, чтобы начать свои мощные действия.
   — Какого черта на подобной шаланде установлены такие двигатели, — пробурчал Сандекер.
   — Если я не ошибаюсь, — пробормотал в ответ Питт, — охранник сглупил.
   — Что ты имеешь в виду?
   — На полке в капитанской каюте я нашел вымпел с альбатросом. Это судно принадлежит Рондхейму, а не Фири.
   Сандекер задумался.
   — Мисс Фири сказала нам найти начальника дока. По каким-то неизвестным причинам его не оказалось на месте, и причал был оставлен в ведении этого седеющего типа с усами, испачканными табаком. Можно только удивляться, почему нас не вернули назад.
   — Нет ничего странного. Рондхейм внимательно наблюдал за нами, но мы не дали ему никакого повода подозревать нас — ни словом, ни делом. А охранник честно ошибся. Без специальных инструкций он, видимо, решил, что нам позволено выбирать судно на причале, а потому он, естественно, предложил нам лучшее. В инструкциях ничего не было сказано, что мы выберем эту маленькую драгоценность.
   — Но что она здесь делает? Вряд ли Рондхейм нуждается в месте на пирсе.
   — Какая разница, — широко улыбнулся Питт, — Раз ключи в зажигании, я предлагаю завести ее и тронуться в путь, пока охранник не передумал.
   Адмирала не надо было убеждать. Его не надо было уговаривать, если он считал, что эта нечестная игра приведет к благородным результатам. Он расправил свою шляпу и отдал первый приказ своей новой команде.
   — Вперед, майор. Я с нетерпением хочу посмотреть, на что способны эти «Стерлинги».
   Через минуту на причале показался охранник, который размахивал руками, как сумасшедший. Но было поздно. Питт уже стоял на палубе, тогда как Сандекер, счастливый, как ребенок с новой игрушкой, включил моторы и направил судно в залив Рейкьявика.
   Судно называлось «Гримзи». Его крошечная рулевая рубка, находившаяся всего лишь в пяти футах от кормы, создавала впечатление, что оно движется в направлении, противоположном тому, которое задумал его создатель, устанавливавший киль. Это было очень старое судно — столь же старое, как и компас, висевший позади штурвала. Сохранившие запах моря доски красного дерева, которые устилали палубу, были вытерты, но еще достаточно прочны. С берега судно казалось старой изношенной посудиной, но как только заработали его мощные «Стерлинги», оно взмыло из воды носом вверх, как парящая над морем чайка.
   Сандекер отдал дроссели назад, на холостой ход, и пустил «Гримзи» в легкое путешествие по заливу Рейкьявика. Судя по «уставной» улыбке, появившейся на лице адмирала, он, казалось, чувствовал себя капитаном военного крейсера. Он как бы вернулся в прошлое и наслаждался каждой минутой путешествия. Для заинтересованного наблюдателя пассажиры судна выглядели как обычные туристы, совершающие круиз по морю. Тиди, загорая, то и дело щелкала камерой. Питт увлеченно выписывал что-то на мольберте. Перед выходом в открытое море, они пришвартовались к одному из рыбацких суденышек и приобрели там два ведра сельди. После оживленной беседы с его хозяином они подняли якорь и тронулись в путь.
   Как только они обогнули скалы, закрывающие вход в залив, Сандекер прибавил ходу. «Гримзи» набрало скорость в 30 узлов. Странное зрелище: неуклюжая посудина двигалась по волнам, как глиссер с воздушным винтом. Волны рассыпались веером брызг, чем больше «Гримзи» набирало скорость. Питт обнаружил карту побережья и разложил ее перед Сандекером.
   — Это находится здесь. — Он пометил карандашом крошечное пятнышко на карте. — В двенадцати милях на юго-восток от Кефлавика.
   Сандекер кивнул.
   — Часа полтора, не больше.
   — Погода благоприятная. Надеюсь, она продержится.
   — Да, облаков нет совсем. Обычно на южном побережье Исландии в это время года тихо. Худшее, с чем мы можем столкнуться, — это толстая полоса туманов. Обычно они собираются во второй половине дня.
   Питт сел, вытянул в проход ноги и стал рассматривать скалистое побережье.
   — Хорошо, хоть нам не надо беспокоиться о топливе.
   — Да? Что показывают приборы?
   — Баки заполнены почти на две трети.
   Сандекер прикинул в уме.
   — Да, нам хватит. Даже с избытком. Можно не жалеть, ведь платит за это — Рондхейм.
   С довольным, хитроватым выражением на лице он еще прибавил ходу.
   «Гримзи» село на корму и направило свой нос, разрезавший воду двумя полосами брызг, прямо в лазурное сверкающее море.
   Однако, радостное настроение Сандекера вскоре сменилось озабоченностью.
   — Питт, что ты рассчитываешь обнаружить там, кроме обломков самолета и вздувшихся тел? Ты ведь не знаешь, может, кто-нибудь обошел нас?
   — Шансов, что можно будет как-нибудь идентифицировать трупы, чтобы выяснить, кто стоит за этим чертовым убийством, почти нет. Это точно. И если искать только в этом направлении, то шансов у нас никаких. Но гораздо важнее — самолет. Все его опознавательные знаки были замазаны черной краской, и на расстоянии узнать что-либо, кроме силуэта, было невозможно. Но этот самолет, адмирал, единственная ниточка, которая может привести нас к убийцам Ханневелла и Матаджика. Черная краска не может скрыть серийный номер, выгравированный на двигателе или на закрытом кожухом корпусе турбины. Если мы найдем самолет, я смогу восстановить цифры. Затем останется самое малое — связаться с производителем, идентифицировать самолет по двигателю, а владельца — по самолету.
   Питт замолчал, чтобы проверить показания эхолота,
   — Ответа на ваш второй вопрос я не знаю.
   — Ты чертовски уверен в себе, — пробормотал Сандекер. — Чем больше я начинаю ненавидеть этого сукина сына, тем более я отдаю должное его уму. Я думаю, он уже занимался поисками пропавшего самолета, понимая, что обломки крушения могут его выдать.
   — Что верно, то верно. Но, видимо, он обследовал поверхность воды — мы же сейчас впервые имеем преимущество. Никто не видел сражения. Дети, которые обнаружили нас с Ханневеллом на пляже, сказали, что они начали поиски только тогда, когда нашли лежавший на берегу «Улиссес», — не раньше. Таким образом, я единственный из живых, кто знает, где искать…
   Питт внезапно замолчал, остановив свой взгляд на графопостроителе. Черная линия, располагавшаяся до этого мелким зигзагом, вдруг стала расти и образовала на бумаге изгиб, похожий на небольшую горку, что означало резкое повышение уровня дна на восемь — десять футов.
   — Я думаю, мы нашли его, — спокойно произнес Питт. — Поверните налево, адмирал, и идите курсом один-восемь-пять.
   Сандекер взял штурвал и повернул к югу на двести семьдесят градусов, «Гримзи», рассекая волны, негромко пророкотало. В этот раз кривая, возвышающаяся над нулевой отметкой, оказалась более длинной.
   — На какой глубине? — спросил Сандекер.
   — Сто сорок пять футов, — ответил Питт. — Судя по показаниям, мы прошли над ним от конца одного до конца другого крыла.
   Минутой позже, «Гримзи» бросил якорь на том месте, куда указывал эхолот. Берег находился примерно в миле от них. Высокие скалы блестели на северном солнце своими белоснежными вершинами. На море начинался легкий бриз, «плиссируя» набегавшие волны. Это был сигнал предупреждения о том, что поднимается ветер. Но бриз только обострил у Питта предчувствие того, что может скрываться в глубине холодных вод Атлантики.


Глава 10


   Солнце палило нещадно. Питт чувствовал себя в черном неопреновом костюме, как в сауне. К тому часу он закончил проверять старый одношланговый американский водолазный глубинный стабилизатор. Он предпочел бы что-нибудь посовременнее, но просители не выбирают. Он и так считал себя счастливчиком: один из молодых сотрудников консульства увлекался водолазным спортом и имел под рукой снаряжение. Он прикрепил стабилизатор к клапану баллона с воздухом. Он смог выклянчить всего два. Достаточно для пятнадцати минут пребывания под водой, хотя этого времени было мало для погружения и поисков на глубине в сто сорок футов. Поэтому его единственным утешением стала мысль, что ему не придется находиться там так долго, чтобы опасаться падения давления.
   Он бросил последний взгляд на «Гримзи», прежде чем изумрудно-зеленая вода сомкнулась над его головой. Адмирал Сандекер. подремывая, сидел на палубе, держа обеими руками удочку. Тиди, наряженная в экстравагантный костюм Питта, с волосами, спрятанными под вязаной шапочкой, тщательно срисовывала исландское побережье. Чтобы никто из наблюдавших из-за скал не заметил его с берега, Питт соскользнул с противоположного борта и превратился в частицу бесконечного морского пространства. Тело его было напряжено.
   Шок от ледяной воды чуть не выключил его сознание. Ориентируясь на якорную цепь, он стал опускаться вдоль ее постепенно исчезающих контуров, выпуская пузырьки воздуха, беспечно поднимавшиеся на поверхность. Чем глубже он погружался, тем темнее становилось под водой. Он проверил два жизненно важных для него показателя. Уровень глубины был девяносто футов, а оранжевый диск его подводных часов фирмы «Докс» предупреждал, что он находится под водой около двух минут.
   Постепенно стали вырисовываться очертания дна. Его поразил цвет песка — он был черный. В отличие от большинства мест на земле, где песок на дне белого цвета, вулканическая активность Исландии оставила на дне след мягких эбонитовых песчинок. Очарованный необычностью этого темного ковра под толстым слоем изумрудной волны, он замедлил свои движения. Зона видимости составляла примерно сорок футов, что было совсем неплохо для такой глубины.
   Инстинктивно он развернулся на триста шестьдесят градусов. Ничего не было видно. Он пригляделся и увидел тень, промелькнувшую впереди. Это была небольшая стайка трески, мечущаяся по дну в поисках своих любимых деликатесов: крабов и креветок. Он понаблюдал за ними, пока их гладкие тела темно-оливкового цвета с сотнями крошечных крапинок не исчезли наверху, и подумал: как жаль, что адмиралу не достанется ни одна. Самая маленькая весила не менее пятнадцати фунтов.
   Питт начал делать все более расширяющиеся круги вокруг якорной цепи, волоча ее конец по песку, чтобы пометить свой след. Под водой ему нередко в голову лезли всякие фантазии — на больших глубинах восприятие было искажено, а опасность затмевала ясность мысли. Сделав пять кругов, через голубую завесу он увидел какие-то очертания и поплыл в этом направлении. Но уже через тридцать секунд стало ясно, что он ошибся: это была большая скала, возвышавшаяся в безлюдной пустыне, как забытый форпост. Он обогнул ее, стараясь контролировать сознание. В голове начало туманиться. «Это не могло быть зарегистрировано эхолотом, — подумал он. — Пик — конической формы, я не мог принять его за фюзеляж самолета».
   Затем на расстоянии пяти футов он заметил еще какой-то предмет. Черная краска на разломанных и искореженных дверцах почти сливалась с черным песком, делая обломки практически невидимыми. Он поплыл вперед, замерев на мгновение в удивлении, когда большой омар торопливо выскочил из своего только что заселенного жилища. Опознавательных знаков не было нигде — ни на одной из внутренних панелей. Двигаться теперь надо было быстрее. Самолет был где-то здесь, рядом. Но он уже вынужден был вытащить клапан резервного баллона, а это значит, что воздуха осталось на несколько минут, — ровно на столько, чтобы подняться наверх.
   Он сразу же нашел его. Самолет лежал на спине, разломившись на две части от сильного удара при падении. Дыхание стало затрудненным. Он вытащил клапан и поплыл наверх. Чем выше он поднимался, пуская пузырьки воздуха, тем светлее становился водный потолок. На глубине тридцати футов он остановился, чтобы найти киль «Гримзи». Вынырнуть на поверхность следовало со стороны, противоположной берегу, чтобы наблюдающие со скал не могли заметить его. Судно сидело на воде, мерно покачиваясь на волнах, как жирная утка с поджатыми внутрь ногами. Пока он находился под водой, «Гримзи» повернулась вокруг якорной цепи на сто восемьдесят градусов и располагалась теперь к берегу правым боком.
   Питт подтянулся через левый борт и, отбросив баллоны, прополз через палубу в рубку. Сандекер, не повернув головы, медленно отложил удочки в сторону и так же медленно появился в дверном проеме рубки.
   — Надеюсь, что тебе больше повезло, чем мне.
   — Он лежит на расстоянии ста пятидесяти футов от правого борта, — сказал Питт. — У меня не было времени обследовать его внутри — кончался воздух.
   — Давай вылезай быстрее из костюма и хлебни чашечку кофе. Твое лицо совершенно зеленое.
   — Пусть горячий кофе подождет. Я смогу расслабиться, когда получу то, за чем мы сюда прибыли.
   Питт направился к двери.
   Сандекер сощурил глаза.
   — Ты никуда не двинешься еще в течение полутора часов. У нас еще много времени. День только начинается. Бессмысленно делать то, что выходит за пределы человеческих возможностей. Ты знаешь водолазные медицинские показатели так же хорошо, как и любой из живых водолазов. Повторное погружение на глубину ста сорока футов в течение тридцати минут вызывает воздушную эмболию. Ты видел людей, готовых рвать на себе волосы от непереносимой боли. И ты знаком с теми, кто остался парализованным на всю жизнь. Даже если я пущу эту посудину с максимальной скоростью, я не смогу доставить тебя в Рейкьявик раньше, чем через два часа. Далее добавь еще пять часов на самолете до Лондона, где находится ближайшая декомпрессионная камера. Нет, мой друг. Спускайся вниз и отдыхай. Я скажу тебе, когда можно будет повторить.
   — Нет слов, адмирал. Вы победили, — Питт расстегнул молнию на своем водолазном костюме. — Однако, мне кажется, будет нелишним поболтаться нам по палубе, чтобы мы были видны — все трое.
   — Видны? Кому? Берег совершенно безлюден, и с тех пор, как мы покинули залив, мимо не проходило ни одного корабля.
   — Берег не безлюден. За нами наблюдают.
   Сандекер повернулся и стал вглядываться в скалы.
   — Может быть я старею, но пока не нуждался в очках. Черт меня дери, но я ничего не вижу.
   — Чуть правее, сразу за скалой, которая торчит из воды.
   — Песчинку на таком расстоянии не увидишь. — Он внимательно посмотрел в направлении, указанном Питтом. — Откуда ты знаешь?
   — Я видел отражение. Отражение от солнца в какой-то момент. Может, это был бинокль.
   — Ну и пусть они глазеют. Если кто-либо спросит, почему нас только двое на палубе, мы скажем, что Тиди стало плохо и она пролежала всю прогулку внизу.
   — Это — прекрасное объяснение, — улыбнулся Питт. — Пока они не заметят разницу между мной и Тиди, одетой в эти лохмотья.
   Сандекер засмеялся.
   — На расстоянии больше мили даже твоя собственная мать, глядя в бинокль, не найдет разницы.
   — Не знаю, не знаю, хорошо это или плохо.
   Сандекер повернулся и глянул Питту в глаза.
   — И не пытайся. Не заводись. Я скажу Тиди, чтобы она приготовила чашку кофе. И никаких фокусов. Я знаю, что ты можешь вытворить после тяжелых подводных работ.
   Неприятный желто-серый свет просачивался через люк, когда Сандекер пришел будить Питта. Он просыпался с тяжелой головой и затуманенным сознанием. Питт чувствовал, как «Гримзи» качается на волнах. Не было и намека на бриз. Воздух был влажный и тяжелый.
   — Меняется погода, адмирал?
   — С юга надвигается туман.
   — Быстро?
   — Пятнадцать, максимум двадцать минут.
   — Немного.
   — Достаточно. Достаточно для быстрого погружения.
   Через несколько минут Питт, уже в костюме, спустился за борт. Снова вниз — в мир, где нет ни звуков, ни ветров, ни воздуха. Он погружался: мускулы его были еще холодными и ныли от усталости. Он погружался — голова была еще в тумане сна.
   Он плыл медленно, не прикладывая усилий, как будто его опускали на шнуре через толстый слой жидкости. Он плыл через сгущающиеся краски, из сине-зеленых превращавшихся в темно-серые. Он плыл, не выбирая направления, руководствуясь только собственным инстинктом и отметками, оставленными на песке. Наконец, он нашел его.
   Его сердце начало бешено стучать, когда он осторожно подплыл к самолету. Он знал из опыта, что, как только он проникнет в эти обломки, каждое движение будет таить в себе угрозу.
   Он обогнул покореженное отверстие фюзеляжа, и перед его глазами проскользнул маленький, не более шести дюймов, морской окунек.
   Когда его глаза привыкли к темноте, он различил несколько сидений, вырванных из своих оснований на полу, и две деревянные коробки, плававшие на уровне потолка. Он вытолкнул коробки к отверстию и проследил, как они поднимались наверх к поверхности воды. Затем он заметил перчатку, которая все еще была налета на руку человека. Эта зеленоватая рука вела к телу, зажатому между сиденьями в нижнем углу основного салона. Питт вытащил труп и порылся у него в карманах. «Это, должно быть, один из тех, кто стрелял из автомата в дверном проеме», — подумал Питт. Голова его выглядела не очень приятно: она расплющилась, мозги и осколки черепа были разбросаны в разные стороны от основной части и покачивались в унисон с течением. В карманах черного комбинезона не было ничего, кроме отвертки.
   Питт засунул отвертку себе за пояс и затем, полуплывя, полускользя, проник в кабину самолета. Кроме разбитого козырька, валявшегося на сиденье второго пилота, в сердце самолета он ничего не обнаружил. В какой-то момент он бросил взгляд на пузырьки воздуха, которые поднимались к верхней панели и, как серебряная змейка, струились в поисках выхода. Они случайно собирались вместе и, зажатые в углу, окружали другой труп, вытолкнутый наверх внутренними газами, исходившими из разлагавшейся плоти.
   На нем был такой же черный комбинезон, быстрый осмотр которого не привел ни к каким результатам: карманы были пусты. Маленький окунек проскользнул сзади Питта и начал клевать вылезший правый глаз пилота. Питт оттолкнул тело. Его выворачивало, и он подождал мгновение, пока не смог вновь контролировать свои чувства. Взглянул на свои часы. Он находился под водой всего лишь девять минут, а не девяносто, как подсказывало ему воображение. Времени оставалось мало. Он быстро ощупал маленькое пространство кабины в надежде отыскать вахтенный журнал, руководство по эксплуатации или лист испытаний. Но кабина хранила свои секреты надежно. Никаких записей он не обнаружил. Ни даже наклейки на радиоприемнике с именами членов экипажа.
   Когда он поднялся из самолета, у него возникло ощущение, что он возник из чрева. Вода была темнее, чем когда он погружался. Проверив хвостовой отсек, он подобрался к мотору на правом борте. Никакой надежды: он почти полностью погрузился в ил. Но другой мотор был не только легко досягаем — кожух с него был сорван, обнажив корпус для обследования. Но судьба играла с Питтом в плохую игру. Он обследовал то место, где должны были находиться опознавательные знаки, — оно было чисто. Остались только отверстия, в которые были закручены поддерживавшие корпус винты.
   От расстройства Питт хлопнул кулаком по корпусу. Было бесполезно искать дальше. Он уже знал, что все номерные знаки на инструментах, электрооборудовании и других механизмах, уничтожены. Он проклинал тот ум, предусмотревший все с такой тщательностью. Казалось невероятным, что один человек смог спланировать и просчитать любые возможные случайности. Несмотря на обжигающе ледяную воду, капли пота стекали по лицу под маской. Его голова работала плохо: он задавал себе вопросы и отвечал на них, но не мог найти никакого решения. Он стал следить за ужимками рыбки. Прошло около тридцати секунд, прежде чем он осознал, что серебряная трубка, вокруг которой вьется рыбка, — это гидравлический демпфер носового колесного шасси.
   Он приблизился, тщательно исследуя цилиндр. В результате крушения он оказался выбитым из подпорки и вместе с покрышкой и шасси валялся рядом с носовой частью. Однако ситуация была та же. Серийный номер производителя был подпилен с алюминиевого корпуса. Питт уже собирался подниматься наверх, когда увидел на одном конце демпфера пометку: это были выгравированные две буквы — SC. Вытащив отвертку из-за пояса, он нацарапал рядом свои — DP. Глубина первой пары букв соответствовала глубине другой.
   «Все. Больше нельзя медлить», — подумал он. Ему уже было трудно дышать. Это означало, что его баллон пустеет. Он вытащил резервный клапан и стал подниматься. Окунек сопровождал его, пока он не перевернулся и не стал помогать себе руками. Рыбка заскользила по дну. Питт улыбнулся. Ничего. Его маленький компаньон найдет себе нового друга.
   На глубине пятидесяти футов Питт перевернулся на спину, глядя наверх, туда, где должна была показаться земля, стараясь вычислить точное местонахождение «Гримзи». Свет расстилался одинаково во всех направлениях, только пузырьки воздуха указывали правильное направление. Постепенно становилось светлее, но было уже намного темнее, чем тогда, когда он покинул борт судна. Голова Питта достигла кромки воды и попала в густой слой тумана. «Боже, — подумал он. — В этой сметане мне никогда не найти судно. Двигаться к берегу еще более рискованно».
   Он снял с себя снаряжение и пустил его ко дну. Теперь он мог свободно плыть. Он лежал тихо на воде, чуть дыша, прислушиваясь к каждому звуку, который доносился через плотное серое покрывало. Сначала он слышал только звук воды, бившейся о его тело. Потом его слух различил голос… голос, достаточно фальшиво напевавший «Мою Бонни»… Питт прислушался еще, пытаясь определить направление звука. Короткими взмахами он проплыл пятьдесят футов и остановился. Фальшивое пение продолжалось. Пять минут спустя он коснулся потрепанной обшивки «Гримзи» и поднялся на борт.
   — Как поплавал? — спросил Сандекер.
   — Мало приятного и мало полезного. — Питт расстегнул молнию водолазного костюма, обнажив густые черные волосы на груди. Он улыбнулся адмиралу.
   — Удивительная вещь. Могу поклясться — я слышал туманный горн.
   — Это был не туманный горн. Это был бывший баритон музыкального товарищества в Аннаполисе.
   — Вы никогда не были так в голосе, адмирал. — Питт посмотрел Сандекеру прямо в глаза.
   — Спасибо. — Сандекер улыбнулся. — Благодари не меня — благодари Тиди. Она должна была быть хором.
   Тиди материализовалась из тумана и подошла к Питту.
   — Слава Богу, ты жив. — Она обняла его.
   — Приятно, что меня не забыли.
   — Забыли? Это слишком слабо. Мы с адмиралом чуть с ума не сошли.
   — Говорите за себя, мисс Ройял, — сухо сказал Сандекер.
   — Вы не обманете меня, адмирал. Вы очень волновались.
   — Озабочен — так точнее, — сказал адмирал. — Я расцениваю это как персональное оскорбление, когда кто-то из моих людей погибает.
   Он повернулся к Питту.
   — Ну, как, нашел что-нибудь интересное?
   — Два тела и кое-что еще. Кто-то прикладывает неимоверные усилия, чтобы уничтожить опознавательные знаки. Каждый серийный номер на каждой детали стерт. Осталась только одна помета: две буквы, нацарапанные на гидравлическом демпфере.
   Он взял полотенце из рук Тиди.
   — Я вам послал две коробки. Удалось вытащить?
   — Это было не так просто, — сказал Сандекер. — Они всплыли примерно на расстоянии в сорок футов. Пришлось постараться, чтобы выудить их. Я давно так не рыбачил.
   — Вы открыли их?
   — Да. Это миниатюрные модели зданий… как кукольные домики.
   — Кукольные домики? Вы хотите сказать, что это настоящие трехмерные архитектурные макеты?
   — Называйте их как хотите. — Сандекер умолк, чтобы выбросить окурок сигары за борт. — Потрясающая работа. Детали каждого поразительно точны. Их можно разобрать по этажам, так что видно, какой у них интерьер.
   — Что ж, можно взглянуть.
   — Мы отнесли их в камбуз, — сказал Сандекер. — Тебе тоже не мешает зайти туда, чтобы переодеться и опрокинуть в себя чашечку кофе.
   Тиди уже переоделась в свою блузку и слаксы. Она демонстративно отвернулась, когда Питт начал стягивать мокрый водолазный костюм. Он улыбнулся, видя, как она возится в камбузе.