представить? В нескольких классах он мог обучить меня всему.

Кастанеда также сказал, что этот последователь
Гурджиева говорил об использовании наркотиков для ускорения
учебного процесса. Их встреча длилась не слишком долго. Похоже
что друг Кастанеды понял всю смехотворность ситуации и всю
глубину своей ошибки. Его друг настаивал на этой встрече,
потому что он был убежден, что Кастанеде нужен более серьезный
учитель, чем дон Хуан. Когда их встреча закончилась, его друг
почувствовал, что ему очень стыдно.

Мы прошли шесть или семь кварталов. Пока мы
разговаривали о разных вещах, я вдруг вспомнила, что я читала
статью Хуана Товара, в которой он упоминал о возможной
экранизации книг Кастанеды.

-- Да, -- сказал он. -- Однажды такая возможность
рассматривалась. Он рассказал нам о своей встрече с продюсером
Джозефом Левиным, тот произвел на него устрашающее впечатление,
так как он сидел на другом конце огромного стола. Величина
стола и слова продюсера, которые было довольно трудно понять,
потому что он держал во рту огромную сигару, произвели на
Кастанеду самое сильное впечатление. -- Он сидел за этим столом
как на помосте, и я был где-то внизу и казался очень маленьким.
Величественное зрелище! Помню, что его пальцы были унизаны
большим количеством колец с огромными камнями.

Кастанеда сказал Хуану Товару, что ему вряд ли хотелось
бы видеть Энтони Квина в роли дона Хуана. Кажется, что кто-то
даже предложил Миа Фэрроу на одну из ролей. Трудно представить
себе такое кино. Это ведь не приключения и не этнография. В
конце концов проект развалился. Маг дон Хуан Матус сказал мне,
что это будет невозможно сделать.

Примерно тогда же его пригласили участвовать в шоу
Джонни Карсона и Дика Кэветта. Я не мог принять этого
приглашения. Что я мог сказать Джонни Карсону, если бы он
спросил бы меня, правда ли что я разговаривал с койотом? Что я
мог ему ответить? Да и что было бы потом? Очевидно, все это
выглядело бы просто смешно.

-- Дон Хуан поручил мне давать миру сведения об этой
традиции, -- сказал Кастанеда. -- Он сам настаивал том, чтобы я
давал интервью и проводил конференции для того, чтобы сделать
книги более популярными. Потом он велел мне все это прекратить,
потому что это требовало слишком большого расхода энергии. Если
вы занимаетесь этим, то вам приходится вкладывать в это свою
силу.

Кастанеда совершенно ясно дал понять, что доходы от
книг дают ему возможность заботиться о расходах всей группы.
Кастанеда хочет, чтобы всем им было на что есть.

-- Дон Хуан дал мне задание писать обо всем, что
рассказывают маги. Моя задача состоит в том, чтобы писать до
тех пор, пока они не скажут, -- Достаточно, пора остановиться.
-- Я не знаю какое воздействие оказывают мои книги, потому что
меня это не интересует. Раньше весь материал этих книг
принадлежал дону Хуану, теперь он принадлежит женщине-тольтеку.
Они ответственны за все то, о чем в них идет речь.

Мы поняли, что в этой области Кастанеда действует не
самостоятельно. Его цель в том, чтобы быть безупречным в
восприятии и передаче этой традиции и учения.

-- Я лично, -- продолжил говорить он, после небольшой
паузы. -- Работаю над чем-то вроде журнала, это что-то вроде
учебника. Я ответственен за эту работу. Мне хотелось бы найти
серьезного издателя, чтобы опубликовать его и участвовать в его
распространении среди тех, кто им заинтересуется, а также
учебными заведениями.

Он сказал нам, что этот журнал состоит из 18 частей, в
которых он обобщил все учение Тольтеков. Для того, чтобы
сделать эту работу понятной и создать теоретическое
обоснование, он использовал феноменологию Гуссерля.

-- На прошлой неделе я был в Нью Йорке, -- сказал он.
-- Я пришел с этим проектом к Саймону и Шустеру, но получил
отказ. Похоже, что они испугались. Это такое произведение, что
оно вряд ли будет иметь успех.

-- Только я один несу ответственность за то, что
написано в этих 18 частях, и как видите, я потерпел неудачу.
Словно 18 раз я упал и ударился головой. Я согласился с
издателями, что это действительно тяжело читать. Дон Хуан, дон
Хенаро и остальные, они совсем другие чем я. Они так
непостоянны! -- (Позже, в телефонном разговоре Кастанеда
сказал, что Саймон и Шустер в конце концов решили принять
проект журнала, о котором он так беспокоился).

-- Я называю эти части журнала элементами, потому что
каждая из них показывает, как разрушить элементы обыденности.
Наше единственное восприятие может быть нарушено множеством
способов.

Чтобы лучше объяснить нам, что он имеет в
виду, Кастанеда привел нам пример карты. Если мы хотим куда-то
добраться, то нам нужна карта, на которой все четко обозначено.
-- Мы ничего не сможем найти без карты, -- сказал он. -- В
конце концов получается так, что карта -- это единственное на
что мы смотрим. Вместо того, чтобы смотреть вокруг мы смотрим
на карту, которая находится внутри нас. Основной смысл учения
дона Хуана состоит в том, чтобы разбить зеркало саморефлексии и
постоянно разрывать те оковы, которые привязывают нас к
привычным точкам зрения.

Много раз за этот вечер Кастанеда сказал, что он
является "связующим звеном с миром". Знание, о котором он
рассказывает в своих книгах, полностью принадлежит тольтекам. Я
не могла не отреагировать на эти слова и сказала, что создание
понятной и согласованной книги -- это огромный труд.

-- Нет, -- сказал мне Кастанеда. -- Моя задача состоит
в том, чтобы копировать те страницы, которые приходят ко мне в
сновидении.

Кастанеда считает, что нельзя создать что-то из ничего.
Чтобы лучше обзяснить нам свою мысль, он рассказал нам историю
из жизни своего отца.

-- Однажды мой отец решил стать великим писателем. Для
этого он решил сделать себе кабинет. Ему нужен был идеальный
кабинет. Он продумал все, вплоть до мельчайших подробностей,
начиная от украшений на стене и заканчивая лампой на своем
столе. Когда комната была готова, он потратил уйму времени на
то, чтобы найти подходящий стол. Стол должен был быть
определенного размера, из определенной породы дерева,
определенного цвета и.т.д. Те же проблемы возникли и при выборе
кресла, на котором он хотел сидеть. Потом он стал искать
подходящее покрытие для того, чтобы не поцарапать стол. На это
покрытие мой отец собирался положить бумагу, на которой он
хотел писать свой труд. Потом, сидя в кресле напротив чистого
листа бумаги, он не знал, что ему написать. Такой у меня был
отец. Он хотел для начала написать совершенную фразу. Конечно,
так нельзя ничего написать! Нужно быть инструментом,
посредником. Я вижу каждую страницу во сне, и все зависит от
того с какой степенью точности я могу их скопировать. Поэтому
та страница, которая оказывает большее воздействие или наиболее
всех впечатляет, это именно та, которую мне удается скопировать
наиболее точно.

Эти комментарии Кастанеды открывают новую теорию
познания, интеллектуального и художественного творчества. ( Я
тут же сразу подумала о Плато и Святом Августине с его образом
"внутреннего учителя". Познать -- значит открыть и творить
-означает копировать. Ни творчество, ни знание не могут быть
делом нашей "личной природы".)

За ужином я сказала ему, что читала несколько интервью
с ним. Я сказала ему, что мне очень понравилось интервью с
Сэмом Кином, которое впервые было опубликовано в журнале
"Psychology Today". Кастанеде тоже нравится это интервью, и он
очень хорошо отзывался о Сэме Кине. -- За эти годы, я узнал
много людей, с которыми я хотел бы оставаться друзьями, один из
них -- это теолог Сэм Кин. Тем не менее дон Хуан сказал мне, --
Хватит. --

Что касается его интервью журналу Тайм, то Кастанеда
сказал нам, что сначала к нему приехал мужчина-репортер, чтобы
встретиться с ним в Лос-Анджелесе. У него ничего не вышло (тут
он использовал аргентинский жаргон) и он уехал. Тогда они
прислали одну из тех девушек, которым невозможно отказать, --
сказал он с улыбкой. Интервью прошло очень хорошо, и они
прекрасно поняли друг друга. У Кастанеды сложилось впечатление,
что она поняла о чем идет речь. Тем не менее писала статью не
она. Записи, которые она сделала, взял другой репортер, про
которого Кастанеда сказал, -Я думаю, что теперь он в Австралии.
-- Похоже, что этот репортер сделал с этими записями все, что
ему заблагорассудилось.

Каждый раз, когда по той или иной причине мы упоминали
статью в Тайм, то его досада становилась очевидной. Он сказал
дону Хуану, что Тайм -- это влиятельный и серьезный журнал. С
другой стороны именно дон Хуан настаивал на этом интервью.

-- Интервью было сделано на всякий случай, -- сказал
он, снова употребив ругательство, свойственное аргентинским
портовым грузчикам.

Мы также заговорили о критике и о том, что было
написано о нем и его книгах. Я упомянула Ричарда де Милля и
других критиков, которые оспаривали достоверность его книг, а
также их антропологическую ценность.

-- То, чем я занимаюсь, -- сказал Кастанеда. --
Свободно от любой критики. Моя задача состоит в том, чтобы
наилучшим путем представить это знание. То, что обо мне говорят
критики, не имеет для меня никакого значения, потому что я
больше не являюсь писателем Карлосом Кастанедой. Я не писатель,
не мыслитель, не философ, и поэтому меня не достигают их атаки.
Теперь, когда я знаю, что я ничто, никто не может от меня
ничего добиться, потому что Джо Кордоба -- это никто. Во всем
этом нет никакой личной гордости.

-- Мы живем даже хуже чем мексиканские крестьяне, мы
касаемся земли и не можем пасть ниже. Разница между нами и
крестьянами состоит в том, что крестьянин надеется, желает
разные вещи, и работает для того, чтобы завтра у него было
больше чем сейчас. Мы же ничего не имеем, а наоборот, только
теряем. Можете ли вы это себе представить? Поэтому критика не
может поразить свою мишень.

-- Никогда я не чувствовал себя более целостным, чем в
те моменты, когда я -это Джо Кордоба! -- воскликнул он и широко
развел руками. -- Джо Кордоба, который целый день готовит
гамбургеры, и его глаза полны дыма, вы понимаете меня?

Не все критики высказывали отрицательное мнение,
например, Октавио Пас написал очень хорошее предисловие к
испанскому изданию книги "Учение дона Хуана..." -- Мне это
предисловие очень понравилось, -- сказал Кастанеда. -- Это
замечательное предисловие. Октавио Пас -- это настоящий
джентельмен, может быть последний из тех, что еще остались.

-- Ну, возможно, осталось еще два джентельмена, --
добавил он, чтобы смягчить свои слова. Второй джентельмен --
это его друг, мексиканский историк, имя которого было нам
незнакомо. Он рассказал нам несколько анекдотов из его жизни и
описал его, как очень интеллектуального и физически сильного
человека.

Потом Кастанеда спросил меня, хочу ли я узнать, как он
выбирает письма, на которые отвечает, и как он поступил с моим
письмом.

Он рассказал нам, что у него есть друг, который
получает его письма, собирает их в мешок и держит их там, пока
Кастанеда не приедет в Лос-Анджелес. Кастанеда всегда сначала
вываливает их в большую коробку и только потом достает оттуда
одно письмо, на которое обычно и отвечает. Но он никогда не
отвечает письменно, он не оставляет следов.

-- Как-то раз я достал из коробки ваше письмо, потом я
нашел еще одно. Вы не можете себе представить, с каким трудом я
нашел ваш номер телефона! Когда я уже совсем было отчаялся его
найти, мне неожиданно помог университет. Я уже было думал, что
мне не удастся с вами поговорить.

Я была очень удивлена, узнав с какими неудобствами ему
пришлось столкнуться, прежде чем ему удалось со мной
встретится. Получалось так, что если уж он взял мое письмо в
руки, то он должен был испробовать все возможные варианты. В
магической вселенной большое значение имеют знаки.

-- Здесь, в Лос-Анджелесе, у меня есть друг, который
мне часто пишет. Каждый раз, когда я возвращаюсь в
Лос-Анджелес, я читаю все его письма, одно за другим, как
дневник. Однажды среди его писем я наткнулся на другое письмо,
и не поняв этого, вскрыл его. Хотя я тут же понял свою ошибку,
я его прочитал. То, что оно оказалось в этой пачке писем, было
для меня знаком.

Письмо связало его с двумя людьми, которые рассказали
ему об очень интересном происшествии. Однажды ночью им нужно
было выехать на шоссе Сан-Бернардино. Они знали, что попадут на
него, если будут ехать прямо по улице. Потом им нужно было
повернуть налево и ехать прямо, пока они не оказались бы на
шоссе. Так они и сделали, но через 20 минут они поняли, что
оказались в каком-то странном месте. Это не было шоссе
Сан-Бернардино. Они вышли из машины, чтобы спросить
кого-нибудь, но вокруг никого не было. Когда они постучались в
один из домов, то услышали в ответ пронзительный вопль.

Кастанеда сказал, что эти два друга вернулись обратно
по дороге и доехали до станции техобслуживания, где спросили
как им проехать до шоссе. Там им сказали то, что они и так уже
знали. Поэтому они повторили ту же последовательность действий
и без проблем доехали до шоссе.

Кастанеда встретился с ними. Казалось, что только один
из них действительно интересовался разгадкой этого
происшествия.

-- На Земле есть особые места, сквозь которые можно
пройти в нечто совсем иное. -- Тут он остановился и пригласил
нас посетить одно такое место. -- Тут, в ЛосАнджелесе, совсем
недалеко есть одно такое место... Если хотите, я могу показать
его вам, -- сказал он.

-- Земля -- это живое существо. Эти места -- это
ворота, через которые она периодически получает энергию из
космоса. Это как раз та энергия, которую должен накапливать
воин. Может быть, если я буду абсолютно безупречен, то мне
удастся приблизиться к Орлу. Может быть!

-- Каждые 18 дней на Землю падает волна энергии,
попробуйте подсчитать, -предложил он нам. -- Следующий раз
будет третьего августа. Вы сможете почувствовать это. Эта волна
энергии может быть большой или маленькой, это зависит от
обстоятельств. Если Земля получает большое количество энергии,
то эта энергия вас достигнет, где бы вы не находились. По
сравнению с величиной этой силы, Земля очень мала, и поэтому
энергия достигает всех ее частей.

Мы все еще оживленно разговаривали, когда к нам подошла
официантка и резким тоном спросила нас, собираемся ли мы
что-нибудь заказывать. Так как никто не захотел ни кофе, ни
десерта, то нам пришлось собираться. Когда официантка ушла,
Кастанеда сказал, -- Похоже, что нас выгоняют прочь. --

Да, нас действительно выгнали и наверное не без
причины, ведь было уже совсем поздно. Мы удивлялись тому, что не
заметили хода времени. Мы пошли по улице.

Кастанеда сказал, что собирается съездить в Аргентину.
-- Для меня очень важно снова сзездить в Аргентину, так
закончится целый период моей жизни. Я еще не знаю, когда я
поеду туда, но я обязательно это сделаю. Теперь у меня есть там
дела. В августе закончатся эти три года, посвященные выполнению
заданий, и возможно мне удастся туда съездить.

В этот вечер Кастанеда много говорил с нами о
Буэнос-Айресе, о его улицах, окрестностях и спортивных клубах.
Он с ностальгией вспоминал Флорида-Стрит с ее роскошными
магазинами и огромными толпами.

Кастанеда жил в Буэнос-Айресе в детстве. Похоже, что он
учился в одной из школ в деловой части города. Эту пору он
вспоминает с некоторой грустью, тогда про него говорили, что в
ширину он больше чем в высоту, такие слова очень ранят ребенка.

-- Я всегда с завистью смотрел на аргентинцев, они такие
высокие и статные, -- сказал он.

-- Вы знаете, что в Буэнос-Айресе вы должны обязательно
состоять членом какого-либо клуба, -- продолжал Кастанеда. -- Я
был в клубе Чакарита, в одном из самых худших. -- В те времена
Кастанеда принадлежал к числу отстающих.

-- Ла Горда наверняка поедет вместе со мной. Она хочет
путешествовать, она хочет съездить в Париж. Она покупает очень
элегантную одежду от Гуччи и хочет поехать в Париж. Я всегда
говорю ей, -- Ла Горда, почему ты хочешь ехать в Париж? Там же
ничего нет. -- У нее просто есть некоторая навязчивая идея по
поводу Парижа, "город света", вы понимаете.

За этот вечер имя Ла Горды прозвучало много раз.
Кастанеда представил ее нам как выдающуюся личность, без
сомнения, он испытывает к ней огромное уважение и восхищается
ей. Я думаю, что Кастанеда говорил нам о ней, а также приводил
разные факты из их жизни, вроде того, как тольтеки спят или
едят для того, чтобы у нас не сложилось о них превратное
впечатление. Они занимаются очень серьезным делом, ведут
аскетический образ жизни, и их невозможно втиснуть в рамки
представлений обыденной жизни. Важно освободиться от схем, не
заменяя их новыми.

Кастанеда дал нам понять, что кроме Мексики, он совсем
немного путешествовал по Латинской Америке. -- Я был в
Венесуэле, -- говорит он. -- Как я уже вам говорил, я собираюсь
в Аргентину. Так закончится этот период. После этого я смогу
оставить ее. По правде говоря, я не знаю, хочу ли я оставлять
Аргентину. -- Сказал он с улыбкой. -- У кого нет вещей, которые
его удерживают?

Он несколько раз путешествовал по Европе в связи с
бизнесом, связанным с его книгами.

-- В 1973 году дон Хуан послал меня в Италию. Моя
задача состояла в том, чтобы добиться аудиенции у римского
папы. Я не смог добиться частной аудиенции, но смог побывать на
одной из встреч, которые проводятся для большого числа людей.
Все что мне нужно было сделать на этой аудиенции -- это
поцеловать руку римского папы.

Это была одна из тех аудиенций по средам, когда папа
совершает богослужение на площади Сан Педро. -- Они дали мне
аудиенцию, но я не смог подойти, -- сказал он. -
- Я даже до двери не добрался, -- сказал он.

В этот вечер Кастанеда несколько раз вспоминал свою
семью и говорил, что он получил типичное либеральное и
откровенно антиклерикальное образование. В книге "Второе кольцо
Силы" Кастанеда также говорит о своих антиклерикальных
взглядах, которые он получил по наследству. Дон Хуан, который
казалось не одобрял его предубеждений и нападок на католическую
церковь, говорил ему, -- Чтобы победить свою собственную
глупость, нужно задействовать наше время и энергию. Это
единственное, что имеет значение. Все, что твой дед или отец
говорили о церкви, не сделало их счастливее. С другой стороны,
если ты будешь безупречным воином, то ты получишь силу,
молодость и энергию. Самое главное для тебя -- это знать, что
выбрать.

Кастанеда не пускается в теоретические рассуждения на
эти темы. Рассказав нам о понятиях клерикализма и
антиклерикализма, он просто хотел привести пример того, чему
его учили. Иначе говоря, он дал понять, как трудно иной раз
отказаться от тех представлений, которые сформировались у нас в
юности.

"Работа, которую я должен делать, - заверил Кастанеда, -
свободна от того, что могут сказать критики, мое задание
состоит в том, чтобы представить знание самым наилучшим
образом. Ничто из того, что они могут сказать, не имеет для
меня значения, поскольку я больше не являюсь писателем
"Карлосом Кастанедой", я не писатель, не мыслитель, не философ,
следовательно, их нападки не достигают меня. Сейчас я знаю, что
я ничто, никто не может У меня ничего отнять, потому что Джо
Кордоба ничто, в этом нет никакой личной гордости".

Он продолжал: "Уровень нашей жизни был ниже, чем у мексиканских
крестьян, это уже говорит о многом. Мы достигли земли и уже не
можем упасть ниже, разница между нами и крестьянами была в том,
что крестьянин имеет надежду. Он хочет вещей, работы, чтобы
однажды иметь больше, чем у него есть сегодня, мы же, с другой
стороны, не имеем ничего. И с каждым мгновением мы будем иметь
все меньше и меньше, можете вы себе это представить? Критика не
может попасть в цель".

"Никогда я не чувствую себя более наполненным, чем когда я
являюсь Джо Кордобой, - горячо воскликнул он, вставая и
раскрывая руки в жесте полноты и изобилия. - Джо Кордобой,
который жарил гамбургеры целый день, с глазами, слезящимися от
дыма, вы меня понимаете?"


-----------------------------------------------------------
Published by RIML,1997.
http://scil.npi.msu.su/pub/religion/impersonal/ano/skamejka.html