— А ты знаешь, сколько денег уходит на квартиру? Не думай, пожалуйста, что я все трачу на себя! — Харри так возмущался, что было абсолютно понятно — так оно и есть. У него бывали «увлечения». Сначала фотографией — жутко дорогой «Пентакс» плюс фотолаборатория, устроенная из гостевой спальни, потом он делал рамочки (для тех фотографий, которые он снял «Пентаксом» в Греции, где они проводили отпуск), потом был «Харлей-Дэвидсон», с которого он свалился на развороте в Чизвике. Последним «увлечением» стала лошадь (один из его приятелей служил в конной полиции, и Харри обзавидовался, увидев по телевизору, как тот разгоняет толпу на Трафальгарской площади). Закончилось оно тем, что Бригадир — так звали лошадь — перебросил Харри через голову, нанеся удар главным образом по его гордости. Через неделю Бригадира продали, но вся сбруя, в том числе и седло ручной работы — Тессин подарок к Рождеству, несколько месяцев пылилась в гараже, пока Тесса не дала объявление в журнал по коневодству и не продала все это за очень приличные деньги.
Она взяла финансовые дела в свои руки, и общий счет был поделен на три — два личных и один, на который они отчисляли одинаковые суммы каждый месяц на хозяйственные нужды. Как Харри распоряжался своими деньгами, Тесса у него не спрашивала, но не желала позволять ему транжирить ее.
Это стало причиной первой серьезной размолвки. Харри был не против, чтобы жена распоряжалась деньгами на хозяйство, но он и предположить не мог, что она будет так непреклонна относительно собственных. Его матери на домашние расходы деньги выделял отец, и это было удобно всем.
— Но ведь твоя мать никогда не работала сама, правда? — заметила Тесса, когда он попытался оспорить ее решение. — А я работаю, и эти деньги зарабатываю я, а не ты.
Ему это не понравилось, но пришлось смириться. «Пусть спустит все, тогда сама поймет», — решил он. Всем известно, что люди, привыкшие к достатку, не знают, как экономить, за их деньгами следят всякие там поверенные. И он был совершенно обескуражен, когда оказалось, что Тесса умеет из одного фунта сделать пять и всегда знает, на что они потрачены. Впервые в жизни у него на счету оставались деньги (Тесса уговорила его откладывать понемногу каждый месяц) и не было никаких долгов, даже по закладным, потому что дом в Ричмонде, где они теперь жили, Тесса получила в наследство от прабабки по материнской линии Клариссы Нортон.
Когда они только поженились, Харри хотел жить поближе к своим. И их первым домом была квартира в Боу. Но, когда пять лет спустя появился шанс уехать из Боу, а значит, подальше от семейки Харри, Тесса его не упустила и, обсудив все с семейным поверенным, использовала деньги, которые ей достались, на то, чтобы сделать из особняка прабабушки пять просторных квартир.
Уговорить Харри оказалось нелегко. Когда она повезла его смотреть дом на берегу реки, он был в ужасе.
— Жить здесь? В этом огромном доме? Чего ради? Ричмонд — это край света… и западный Лондон мне не нравится.
— Подожди, пока закончат ремонт. Все будет совсем по-другому. Четыре квартиры будут приносить постоянный доход. Ни закладных, ни ренты! Мы столько лет мечтали купить собственный дом. А теперь он у нас есть, причем даром!
Харри уже привык к хорошим деньгам, а перспектива иметь еще больше была заманчивой. Тесса знала, что сумеет его уговорить, и, когда он увидел, что из этого вышло, согласился, тем более что за ними Тесса оставила лучшую квартиру, выходившую в сад. В ней было пять комнат с кухней и ванной, высокие потолки, огромные окна. Просторная гостиная выходила в сад на берегу реки, был и большой гараж, переделанный из бывшей конюшни. Никаких выплат за дом, только налоги, а это значит, что Харри сможет купить себе «Ягуар», на который давно положил глаз. Когда он наконец получил чин сержанта, его перевели в Баттерси. Из Ричмонда туда добираться проще простого.
Правда, его раздражало то, что Тесса сохранила так много прабабкиной мебели. И так ее мамаша отдала им кучу всякого хлама, который лежал на складе с тех пор, как они с епископом перебрались из дворца в дом поменьше. Доротея заявила, что глупо покупать мебель, если есть столько всего, но Харри от этого в восторг не пришел. Если у вас мебель, переданная по наследству, выглядит это так, будто у вас нет денег купить новую. Вопрос чести завести после свадьбы все новенькое. Ведь это на всю жизнь. У его мамы до сих пор сохранился гардероб, купленный в незабвенном 1947 году.
Сомнения его улеглись, когда Тесса объяснила, что, если им не придется покупать новую мебель, они смогут потратить деньги на путешествия. Харри понравилось проводить отпуск за границей, а два раза в год лучше, чем один. Он стал первым Сэнсомом, посетившим Соединенные Штаты, не говоря уж о Гонконге и Карибском море. Его родственники не выезжали никуда дальше Бенидорма и Тенерифе.
Но, когда все семейство Сэнсомов явилось поглядеть на новый дом, Тесса поняла, что он им не понравился. Они почему-то говорили только шепотом, садились на самый краешек стула, а когда Тесса подала чай, с опаской дотрагивались до чашек рокингхемского фарфора.
— Слишком все шикарно, — шепнула одна из сестер Харри другой, и Тесса это услышала. — Прямо музей какой-то.
Тесса смотрела на прекрасные светлые комнаты, на мебель восемнадцатого века и думала о том, что то, что она считает красивым, Харри и его семье не кажется ни красивым, ни удобным. А просто старомодным.
Тогда-то она и начала осознавать то, что ей мешало: в тумане страсти, которую она питала к своему мужу, Тесса не разглядела его натуры. Сама она взрослела, превращалась из девушки в женщину, развивалась, а Харри оставался в плену представлений, которые впитал с детства, и не способен был оценить того, чего не понимал. Он знал одну лишь точку зрения — свою собственную. Хуже того, будучи человеком эгоистичным и лишенным воображения, он не в силах был понять, что его жена чувствует, о чем думает. Он был развит физически, был знатоком секса, но духовно был беден, и ему не нравились непонятные перемены, происходившие с его женой. На его взгляд, она переступала через границы, им обозначенные.
Поступив на службу, она была новичком, а он — бывалым полицейским, щедро делившимся своим опытом. Все изменилось, когда она начала учиться сама и стала больше полагаться на себя, а не на него. Экзамен на сержанта она сдала с первого раза и была возмущена его реакцией.
Он просто отказывался это принять и считал, что его провели. Да, он рад был признавать, что у его жены есть мозги, но супружеский долг обязывал ее скрывать свои способности и демонстрировать их лишь тогда, когда этого хочет муж. Она должна была по крайней мере провалить первую попытку. А она их сдала, причем на «отлично», что было совсем уж неуважительно. Он тогда был вне себя. Тесса никак не могла поверить, что все, что он высказал, было сказано не сгоряча, а по убеждению. Он считал, что она должна была провалить экзамен, щадя его гордость. Кое-как они помирились, и Тесса потратила на это немало усилий.
Но когда она сообщила ему, что ей предлагают поступить на курсы повышения квалификации, он посмотрел на нее так холодно, что Тесса сжалась под его взглядом.
— Что тебе надо в этом Брамшиле?
— Я шесть лет отходила в форме, мне хочется поработать в департаменте уголовного розыска или где-нибудь еще.
— Где-нибудь еще! Я и не знал, что ты такая эгоистка! Только о себе и думаешь!
Будто ты о себе не думаешь, хотела сказать ему Тесса. Сколько раз она смирялась с тем, чего хотел он, зная, что малейшее возражение вызовет бурю негодования. Но напоминать ему об этих случаях было бессмысленно, он только разозлился бы еще больше. Поэтому Тесса прикусила язык, но гнуть свою линию не перестала. Он бесился, она стояла на своем.
— Какая разница, в каком отделе я работаю? После Харингея мы с тобой вместе не служили. Сколько лет ты в Баттерси? А я работала и в Вест-Энде, и в Паддингтон Грин. Я же тебе не указываю, чем тебе заниматься и где служить.
— Этого еще не хватало!
— А по какому праву ты мной командуешь?
— По праву мужа!
— Ты муж, а не хозяин!
Он побагровел лицом, зыркнул на нее, стиснул кулаки и выскочил из дому. Она поняла, что останься Харри еще на минуту, он поднял бы на нее руку.
Полгода спустя она стала работать в следственном отделе, потом в уголовном розыске, а потом — в отделе по расследованию убийств. Харри же, подстегиваемый ее успехами и недовольными взглядами матери, которая явно не одобряла того, что он никак не научится держать жену в узде, готовился к экзамену на должность инспектора, и Тесса помогала ему как могла.
Экзамен он провалил.
К несчастью, Тесса как раз поступила в Брамшил и три месяца спустя стала инспектором. Пока она была там, Харри ей не писал и не звонил, а когда она сообщила ему, что хочет на выходные приехать домой, сказал ей резко, что будет у матери. В следующий раз он сообщил, что поедет с братом на рыбалку. На третий раз он работал. Тесса больше не пыталась увидеться с мужем. Когда она сообщила ему о своем повышении, она поняла, что их брак дал серьезную трещину.
— Ты будешь инспектором? Ты! Мужики-инспектора — это да, но бабы! Я не желаю, чтобы ты была инспектором. Нам хватит и того, что есть.
Тесса посмотрела в его горящие голубые глаза и поняла, что в них появилось что-то новенькое — ревность. Но он пытался скрыть ее за презрением.
— Понять не могу, зачем тебе понадобилось отправляться в Брамшил. Там полно людей, которые думают, что слишком хороши для нас.
— Мне сказали, что я подхожу для Брамшила.
Он уставился на нее.
— Сказали? Кто это тебе сказал?
— Йен Маккей. — Он был инспектором в Харингее, а теперь, став старшим инспектором, работал в Барнсе.
— Маккей? — Харри набычился. — Ты хочешь сказать, что это тебе сказал Йен Маккей? Когда ты его видела?
— Он пришел в участок к нашему начальнику, и мы встретились на лестнице. Он сказал, что слышал обо мне много хорошего и пришел к выводу, что я — подходящая кандидатура для брамшилских курсов.
— С чего это он взял?
— Он же три года был моим инспектором, ты что, забыл?
— Да этот ублюдок хотел только одного — залезть тебе под юбку. Он всегда на тебя заглядывался. Понятно, почему он вылез с этим предложением, — презрительно фыркнул Харри.
— Йен Маккей в сравнение не идет с Джимом Нейпером. Этот ограниченный тип, позорящий звание офицера, превратил мою жизнь в пытку именно потому, что я не позволила ему, как ты выражаешься, «залезть под юбку». Он не давал ходу моим рапортам о переводе и мстил мне за то, что я имела наглость отвергнуть его притязания. Йен Маккей даже намеков никаких не делал! Я для него была прежде всего полицейским, а не женщиной. Нейпер ни за что не стал бы рекомендовать меня, если бы речь шла о повышении. Если Йен считает, что я гожусь на что-то, я буду делать все, что он посоветует.
— Ага, так он уже просто Йен! С каких это пор ты зовешь старшего инспектора Маккея по имени, черт бы его подрал?
— С тех пор, как он меня об этом попросил.
— И при каких это, интересно, обстоятельствах он тебя об этом попросил?
— Ради Бога, Харри! Неужели ты даже не можешь представить себе, что между мужчиной и женщиной могут быть не только сексуальные отношения?
Но Харри сел на своего любимого конька и при первой же возможности, воспользовавшись поводом, позволил себе встретить рассвет с одной дамой из отдела по работе с подростками. В первый раз он нарочно «пошел на сторону», но потом это вошло в привычку, и каждый раз, когда Тесса позволяла себе нечто, что, по его мнению, унижало его достоинство, искал именно такого рода утешений. Так он укреплял собственный авторитет. Жена нарушала клятвы, данные ему, а клялась она любить его, почитать и повиноваться ему, так к чему же ему блюсти свои обещания отказаться от других женщин? Кроме того, это значило, что, когда он получал удовольствие на стороне, Тесса его лишалась. Так он ее наказывал.
Это было еще одной его ошибкой, потому что Тесса, когда первый пыл угас, поняла, что ежедневный секс ей не нужен. Это Харри не мог прожить без секса и дня. Да, ей нравилось заниматься любовью, она научилась — благодаря Харри — и давать, и получать удовольствие, но секс не был для нее жизненной необходимостью. Естественно, до нее дошли сплетни (Харри постарался) относительно того, чем и с кем ее муж занимается.
Он всегда возвращался, потому что хоть и любил покрасоваться на стороне, но, когда остаешься в конце концов один на один с угрызениями совести, удовольствия от всего этого никакого. Кроме того, его пугало, как безразлично она относится к его изменам, и он чувствовал, что теряет свой последний козырь и Тесса отстраняется от него все больше и больше.
Трещина стала пропастью, и пропасть эта все увеличивалась.
Разобравшись со счетами, Тесса стала разбирать почту и, взяв со стола приглашение на роскошной бумаге, сказала:
— Я не могу тянуть с ответом, Харри. Ты решил? Пойдешь со мной к Каролине на свадьбу или нет?
— С чего это? Разве ты пошла на серебряную свадьбу Сисси? — буркнул он из-за газеты.
— Но я же не могла! Мама вызвала меня той ночью, потому что не знала, переживет ли отец новый приступ.
— Это было восемь недель назад, и, как всегда, он выкарабкался. Ты могла — и должна была — пойти со мной, знала ведь, как важно для мамы, чтобы вся семья была в сборе, но нет… Ты воспользовалась тем, что твой отец, который лежит на смертном одре с тех пор, как я тебя знаю, опять на пороге смерти, и ухватилась за этот предлог. Ты рада любому поводу, лишь бы не сесть за стол с моими родственниками. Да будь я проклят, если потащусь на свадьбу твоей то ли троюродной, то ли четвероюродной сестрицы. Не собираюсь я выряжаться как пугало и расхаживать в цилиндре и во фраке по какой-нибудь сногсшибательной лужайке, попивая шампанское. Ты же привыкла ходить куда пожелаешь и делать, что пожелаешь. Ну и ходи, только от меня отстань.
Харри явно копил обиды. Налицо были все признаки, но Тесса не обратила на это внимания. Она все меньше замечала все, что касалось Харри. Да, снова были долгие отлучки, игра в молчанку, скандалы и никакого секса. Что указывало на то, что Харри снова загулял на стороне.
Но что такого она совершила, что так оскорбило его мужское достоинство? Ей и в голову ничего не могло прийти. Наверное, все из-за этой проклятой серебряной свадьбы…
Поэтому, когда она сказала:
— Но приглашение адресовано мистеру и миссис Сэнсом, — он ответил:
— Да мне плевать, кому оно адресовано. Меня наверняка пригласили просто потому, что так положено. Им до меня и дела никакого нет.
— Не говори глупостей, — отрезала Тесса, поняв по тому, как он скомкал газету, что он едва сдерживается, но решила не останавливаться. — Они приглашают нас обоих. Мы с тобой — супружеская пара, Харри. — Она не хотела очередного скандала, а поскольку на свадьбе должна была быть и ее мать, не собиралась давать ей поводов для упреков. Чем меньше Доротея будет знать, тем лучше по крайней мере сейчас. И она добавила льстиво: — Ты так здорово смотришься в своем новом костюме.
— Взятом напрокат в «Мосс Бразерс»?
— Многие берут костюмы напрокат.
— Но не те, с кем привыкла общаться ты. У них костюмы с фирменными ярлычками.
Он искал ссоры. Когда он бывал в мрачном расположении духа, недовольство в нем вскипало медленно, а потом стремительно вырывалось наружу. Он наконец сложил свою газету, и она увидела, что щеки у него горят, а глаза извергают пламя.
«Не могу я больше этого выносить, — подумала она и почувствовала, как трещит по швам ее терпение. — Зачем мне такое? Да и тебя, Харри, я больше не могу выносить. Годами я старалась угодить тебе и твоему мужскому самолюбию, но всему есть предел».
— Почему ты этого не говоришь, когда мы ходим на праздники в полицию? — холодно спросила она.
— Это другое дело. Там я встречаюсь с товарищами по работе.
Тесса закрыла глаза. Все бесполезно. Он уперся, как осел. «Ну и черт с ним! — подумала она. — Хватит с меня! Надоело во всем ему уступать. Да и зачем? Все равно беречь, похоже, уже нечего».
Она нанесла удар первой. Встав из-за стола, она сказала сурово:
— Харри, надо разобраться в конце концов с твоим комплексом неполноценности. Когда ты предлагал мне стать твоей женой, ты знал, кто я и откуда. Почему именно теперь это стало иметь для тебя такое значение?
Он швырнул газету на пол.
— Потому что ты уже не та девушка, на которой я женился!
Сегодня он начал прямо с этого. Обычно они ходили вокруг да около, пока не подбирались к тому месту, с которого он имел право жаловаться на нежелательные перемены в собственной жене, что, в свою очередь, заводило их в тупик, и тут ей полагалось принести извинения за то, что она и его расстроила, и статус-кво нарушила.
Но Тесса теперь видела все совсем в другом свете. Никто не может быть главным. Брак — это партнерство. И партнеры равны. Веками женщины были в подчинении, не пора ли мужчинам пересмотреть свои позиции и начать играть на равных?
— Надеюсь, что нет! — ответила она язвительно. — Когда я выходила за тебя, мне был двадцать один год. Мы оба не те, что были тогда. Мы стали взрослыми.
— А может, чужими?
— Да, мы не можем проводить вместе много времени, как другие пары. Мы полицейские. Это все из-за нашей работы.
— А разве честно, что жена по чину старше мужа?
— Мы с тобой служим не вместе, и тебе не приходится называть меня «госпожа инспектор», — возразила Тесса.
— Прежде всего, муж никогда не должен называть жену госпожой.
Терпение Тессы лопнуло.
— Другими словами, ты был рад, когда я была просто полицейским, но инспектором я становиться не должна была, да? Не имела права, так, наверное, твоя мама считает?
— Оставь мою маму в покое.
— Если бы все было так просто! Она все время тебя настраивает против меня. Считает, что я не должна была идти на курсы, особенно после того, как ты не сдал экзамен на инспектора. Мне надо было притормозить, пощадить твою гордость и не выходить за рамки, тобой обозначенные. Так должна себя вести хорошая жена, да? Потому что так вела себя твоя мамочка — делала то, что велел ей муж.
Харри сверкнул глазами и напрягся. Она сказала то, что было совершенно непростительно.
От звука его голоса Тесса вздрогнула.
— Моя мать все сорок пять лет была преданной женой моего отца.
— Ах, так! И ты хотел, чтобы и я была такой же! Куча детей, привязана к дому, но обувь всегда начищена, рубашки выглажены, горячий ужин готов — все, как тебе нравится. И неважно, нравится ли это мне. Твои желания прежде всего.
— Так оно и было бы, если бы я давал тебе кров и пищу.
— Вот что тебе не нравится! Что я сама себя обеспечиваю и, что уж совсем непозволительно, зарабатываю больше, чем ты!
— Я не брал себе в жены чертову карьеристку, так, во всяком случае, мне казалось. Я хотел иметь жену, детей, семейный очаг:
— Если ты помнишь, поначалу и я хотела детей. Больше всего на свете я хотела иметь от тебя детей. Это ты сказал: «Давай подождем».
— Это было до того, как ты всего достигла. Взяла от меня все, что можно, и поставила меня на полку, как прочитанную книгу. Как я должен был к этому относиться?
— Ты сам хотел, чтобы я сдала экзамен на сержанта.
— Но я не думал, что ты пойдешь работать в этот проклятый следственный отдел или помчишься в Брамшил.
— Так что же, когда мне это предложили, я должна была ответить: «Благодарю вас, но — нет, моему мужу это не понравится»?
— Тебе следовало спросить меня.
— Спросить? Чего — разрешения? А я-то думала, что ты будешь рад за меня.
«Мне и в голову не приходило, что ты станешь ревновать», — подумала она при этом.
Он был на грани, это было ясно, особенно после того, как сказал с горечью:
— С тех пор ты уже никогда не бывала прежней. Эти чертовы курсы — твои амбиции после них не знали предела.
Они стояли и смотрели друг на друга. Наконец Тесса сказала:
— Я не собираюсь спорить дальше. Я устала от споров. Может быть…
В сотый раз она отступала, только сейчас подумала: «Ведь папу это уже не расстроит. Папу уже ничто не расстроит…»
Епископ Паджет был известен своими непримиримыми взглядами на развод и считал, что то, что Господь соединил, человек разъединить не может. В этом вопросе он всегда был на стороне католической церкви, от которой его церковь была отъединена усилиями Генриха VIII, и поэтому, пока он осознавал все, что происходило вокруг, Тесса, стиснув зубы, пыталась сохранить свой распадающийся брак. После того, что сделал с ее отцом скандал, поднявшийся вокруг гибели Руперта, она не могла позволить кому-нибудь сказать, что она добила отца, презрев то, во что он глубоко верил. Но после последнего удара он находился в состоянии, на которое уже не могли повлиять внешние события.
Так что, когда Харри спросил:
— Что «может быть»? — Тесса посмотрела на него с таким видом, что его передернуло.
— Может быть, нам пора с этим кончать? Если я не такая, какой ты бы хотел видеть свою жену, зачем себя мучить? Надо развестись. И тогда ты сможешь попросить свою маму, чтобы она нашла ту, которая подойдет под сэнсомовский стандарт. Да Господи, она же с самого начала дала мне понять, что я ему не соответствую.
— Развода я не желаю! — Лицо Харри было искажено гневом. Когда он встал с дивана и направился к Тессе, она едва сдержалась, чтобы не отступить. — В семье Сэнсомов не было разводов, и я не желаю быть в этом первым! Я прошу от тебя только одного — ради разнообразия попробовать думать прежде всего о муже. Оставь ты свои амбиции и стань той, прежней, какой была когда-то. — Голубые глаза потемнели. — И еще я хочу, чтобы ты вынула эту штуковину… Нам давно пора подумать о детях.
Тесса сокрушенно прикрыла глаза. «Господи, Харри! — подумала она в отчаянии. — Неужели ты думаешь, что так меня привяжешь? Ничего у тебя не получится, потому что я не хочу детей от тебя. Больше не хочу. И тебя не хочу». Она вдруг поняла совершенно отчетливо, что Харри Сэнсом перестал быть для нее главным в жизни. Теперь она получала больше удовольствия от работы.
Она смотрела на него — и словно не видела. Красивое лицо, огромное ладное тело и ограниченный ум. Блестящая оболочка, а глубины-то нет. Харри видел только то, что хотел видеть, и принимал то, что хотел принять. Ей никогда не удавалось убедить его в том, что есть вещи поважнее, чем его личная безопасность и благосостояние.
— Тесса! Тесса! Почему ты так на меня смотришь, будто не узнаешь? Это ты переменилась, а не я.
«Конечно, — подумала она, — ему и в голову не может прийти, что я его разлюбила. Но это так. Хотя… вряд ли это было любовью». Да, придется признать — это факт.
Давно уже у нее не начинало сильнее биться сердце, холодок не бежал по спине от его взгляда или прикосновения. Даже оргазмы, до которых он доводил ее каждый раз — он считал бы себя худшим из любовников, будь это не так, — стали запрограммированными и давно потеряли прелесть новизны. Теперь даже его бесконечные измены не могли пробить ее равнодушия.
Она встряхнулась и посмотрела на него внимательным взглядом. Харри не сводил с нее глаз, и это тоже было Тессе знакомо. В глубине души, в той глубине, которая, как считал Харри, скрыта ото всех, он был напуган.
А когда Харри чего-то пугался, он избирал нападение. «Осторожнее», — сказала себе Тесса, и у нее пробежали мурашки по коже. Он никогда раньше не поднимал на нее руку. Замахивался, да, но не бил. Когда это случилось впервые, Тесса, поборов страх, сказала ему: «Если ты ударишь меня, то только однажды, Харри. Я уйду и не вернусь никогда».
Она видела, что он не знает, как выразить свои чувства. Со словами он был не в ладах. Там, где он воспитывался, аргументом в споре была сила. И тут на кухне запищал таймер.
— Ленч готов, — сказала она и пошла к двери.
Он пошел за ней на кухню.
— Ты мне не ответила. Как насчет того, чтобы вынуть спираль?
Тесса надела рукавицы, открыла духовку и вынула оттуда баранину. Лопатка, запеченная с розмарином и чесноком, и румяный картофель. Она осторожно поставила противень на плиту.
— Харри, — сказала она как можно сдержаннее, — моя беременность ничего не изменит. Если мы решим разводиться, у нас просто будет одной проблемой больше.
— Я тебе сказал! На ЭТО я не пойду! Я НЕ ХОЧУ развода! — Голос его звенел от ярости.
— Но ты жалуешься, что я уже не та. Та, какой я стала, тебе не нравится. Я устала тебе объяснять, что не могу уже стать прежней. Жизнь идет, люди меняются. Мы прошли так много, что назад вернуться невозможно. Если ты несчастлив со мной, почему бы тебе не найти другую женщину, которая будет рада быть такой, какой ты хочешь.
Она не стала говорить: я не люблю тебя, Харри. Не люблю с тех пор, как нашла себя…
Он смотрел на нее и видел, как лицо ее словно закрылось, как она вся спряталась от него. Его охватила тревога — значит, он не может ее удержать, теряет свои права на нее. Это неправильно — она не может уходить в себя, в свой мир, куда ему нет дороги.
Но, сдерживая ярость, он велел себе действовать осторожно. Не надо загонять ее в угол, иначе она станет бить по больному. Она и в этом изменилась — стала более самостоятельной, независимой. Слишком уж независимой…
Она взяла финансовые дела в свои руки, и общий счет был поделен на три — два личных и один, на который они отчисляли одинаковые суммы каждый месяц на хозяйственные нужды. Как Харри распоряжался своими деньгами, Тесса у него не спрашивала, но не желала позволять ему транжирить ее.
Это стало причиной первой серьезной размолвки. Харри был не против, чтобы жена распоряжалась деньгами на хозяйство, но он и предположить не мог, что она будет так непреклонна относительно собственных. Его матери на домашние расходы деньги выделял отец, и это было удобно всем.
— Но ведь твоя мать никогда не работала сама, правда? — заметила Тесса, когда он попытался оспорить ее решение. — А я работаю, и эти деньги зарабатываю я, а не ты.
Ему это не понравилось, но пришлось смириться. «Пусть спустит все, тогда сама поймет», — решил он. Всем известно, что люди, привыкшие к достатку, не знают, как экономить, за их деньгами следят всякие там поверенные. И он был совершенно обескуражен, когда оказалось, что Тесса умеет из одного фунта сделать пять и всегда знает, на что они потрачены. Впервые в жизни у него на счету оставались деньги (Тесса уговорила его откладывать понемногу каждый месяц) и не было никаких долгов, даже по закладным, потому что дом в Ричмонде, где они теперь жили, Тесса получила в наследство от прабабки по материнской линии Клариссы Нортон.
Когда они только поженились, Харри хотел жить поближе к своим. И их первым домом была квартира в Боу. Но, когда пять лет спустя появился шанс уехать из Боу, а значит, подальше от семейки Харри, Тесса его не упустила и, обсудив все с семейным поверенным, использовала деньги, которые ей достались, на то, чтобы сделать из особняка прабабушки пять просторных квартир.
Уговорить Харри оказалось нелегко. Когда она повезла его смотреть дом на берегу реки, он был в ужасе.
— Жить здесь? В этом огромном доме? Чего ради? Ричмонд — это край света… и западный Лондон мне не нравится.
— Подожди, пока закончат ремонт. Все будет совсем по-другому. Четыре квартиры будут приносить постоянный доход. Ни закладных, ни ренты! Мы столько лет мечтали купить собственный дом. А теперь он у нас есть, причем даром!
Харри уже привык к хорошим деньгам, а перспектива иметь еще больше была заманчивой. Тесса знала, что сумеет его уговорить, и, когда он увидел, что из этого вышло, согласился, тем более что за ними Тесса оставила лучшую квартиру, выходившую в сад. В ней было пять комнат с кухней и ванной, высокие потолки, огромные окна. Просторная гостиная выходила в сад на берегу реки, был и большой гараж, переделанный из бывшей конюшни. Никаких выплат за дом, только налоги, а это значит, что Харри сможет купить себе «Ягуар», на который давно положил глаз. Когда он наконец получил чин сержанта, его перевели в Баттерси. Из Ричмонда туда добираться проще простого.
Правда, его раздражало то, что Тесса сохранила так много прабабкиной мебели. И так ее мамаша отдала им кучу всякого хлама, который лежал на складе с тех пор, как они с епископом перебрались из дворца в дом поменьше. Доротея заявила, что глупо покупать мебель, если есть столько всего, но Харри от этого в восторг не пришел. Если у вас мебель, переданная по наследству, выглядит это так, будто у вас нет денег купить новую. Вопрос чести завести после свадьбы все новенькое. Ведь это на всю жизнь. У его мамы до сих пор сохранился гардероб, купленный в незабвенном 1947 году.
Сомнения его улеглись, когда Тесса объяснила, что, если им не придется покупать новую мебель, они смогут потратить деньги на путешествия. Харри понравилось проводить отпуск за границей, а два раза в год лучше, чем один. Он стал первым Сэнсомом, посетившим Соединенные Штаты, не говоря уж о Гонконге и Карибском море. Его родственники не выезжали никуда дальше Бенидорма и Тенерифе.
Но, когда все семейство Сэнсомов явилось поглядеть на новый дом, Тесса поняла, что он им не понравился. Они почему-то говорили только шепотом, садились на самый краешек стула, а когда Тесса подала чай, с опаской дотрагивались до чашек рокингхемского фарфора.
— Слишком все шикарно, — шепнула одна из сестер Харри другой, и Тесса это услышала. — Прямо музей какой-то.
Тесса смотрела на прекрасные светлые комнаты, на мебель восемнадцатого века и думала о том, что то, что она считает красивым, Харри и его семье не кажется ни красивым, ни удобным. А просто старомодным.
Тогда-то она и начала осознавать то, что ей мешало: в тумане страсти, которую она питала к своему мужу, Тесса не разглядела его натуры. Сама она взрослела, превращалась из девушки в женщину, развивалась, а Харри оставался в плену представлений, которые впитал с детства, и не способен был оценить того, чего не понимал. Он знал одну лишь точку зрения — свою собственную. Хуже того, будучи человеком эгоистичным и лишенным воображения, он не в силах был понять, что его жена чувствует, о чем думает. Он был развит физически, был знатоком секса, но духовно был беден, и ему не нравились непонятные перемены, происходившие с его женой. На его взгляд, она переступала через границы, им обозначенные.
Поступив на службу, она была новичком, а он — бывалым полицейским, щедро делившимся своим опытом. Все изменилось, когда она начала учиться сама и стала больше полагаться на себя, а не на него. Экзамен на сержанта она сдала с первого раза и была возмущена его реакцией.
Он просто отказывался это принять и считал, что его провели. Да, он рад был признавать, что у его жены есть мозги, но супружеский долг обязывал ее скрывать свои способности и демонстрировать их лишь тогда, когда этого хочет муж. Она должна была по крайней мере провалить первую попытку. А она их сдала, причем на «отлично», что было совсем уж неуважительно. Он тогда был вне себя. Тесса никак не могла поверить, что все, что он высказал, было сказано не сгоряча, а по убеждению. Он считал, что она должна была провалить экзамен, щадя его гордость. Кое-как они помирились, и Тесса потратила на это немало усилий.
Но когда она сообщила ему, что ей предлагают поступить на курсы повышения квалификации, он посмотрел на нее так холодно, что Тесса сжалась под его взглядом.
— Что тебе надо в этом Брамшиле?
— Я шесть лет отходила в форме, мне хочется поработать в департаменте уголовного розыска или где-нибудь еще.
— Где-нибудь еще! Я и не знал, что ты такая эгоистка! Только о себе и думаешь!
Будто ты о себе не думаешь, хотела сказать ему Тесса. Сколько раз она смирялась с тем, чего хотел он, зная, что малейшее возражение вызовет бурю негодования. Но напоминать ему об этих случаях было бессмысленно, он только разозлился бы еще больше. Поэтому Тесса прикусила язык, но гнуть свою линию не перестала. Он бесился, она стояла на своем.
— Какая разница, в каком отделе я работаю? После Харингея мы с тобой вместе не служили. Сколько лет ты в Баттерси? А я работала и в Вест-Энде, и в Паддингтон Грин. Я же тебе не указываю, чем тебе заниматься и где служить.
— Этого еще не хватало!
— А по какому праву ты мной командуешь?
— По праву мужа!
— Ты муж, а не хозяин!
Он побагровел лицом, зыркнул на нее, стиснул кулаки и выскочил из дому. Она поняла, что останься Харри еще на минуту, он поднял бы на нее руку.
Полгода спустя она стала работать в следственном отделе, потом в уголовном розыске, а потом — в отделе по расследованию убийств. Харри же, подстегиваемый ее успехами и недовольными взглядами матери, которая явно не одобряла того, что он никак не научится держать жену в узде, готовился к экзамену на должность инспектора, и Тесса помогала ему как могла.
Экзамен он провалил.
К несчастью, Тесса как раз поступила в Брамшил и три месяца спустя стала инспектором. Пока она была там, Харри ей не писал и не звонил, а когда она сообщила ему, что хочет на выходные приехать домой, сказал ей резко, что будет у матери. В следующий раз он сообщил, что поедет с братом на рыбалку. На третий раз он работал. Тесса больше не пыталась увидеться с мужем. Когда она сообщила ему о своем повышении, она поняла, что их брак дал серьезную трещину.
— Ты будешь инспектором? Ты! Мужики-инспектора — это да, но бабы! Я не желаю, чтобы ты была инспектором. Нам хватит и того, что есть.
Тесса посмотрела в его горящие голубые глаза и поняла, что в них появилось что-то новенькое — ревность. Но он пытался скрыть ее за презрением.
— Понять не могу, зачем тебе понадобилось отправляться в Брамшил. Там полно людей, которые думают, что слишком хороши для нас.
— Мне сказали, что я подхожу для Брамшила.
Он уставился на нее.
— Сказали? Кто это тебе сказал?
— Йен Маккей. — Он был инспектором в Харингее, а теперь, став старшим инспектором, работал в Барнсе.
— Маккей? — Харри набычился. — Ты хочешь сказать, что это тебе сказал Йен Маккей? Когда ты его видела?
— Он пришел в участок к нашему начальнику, и мы встретились на лестнице. Он сказал, что слышал обо мне много хорошего и пришел к выводу, что я — подходящая кандидатура для брамшилских курсов.
— С чего это он взял?
— Он же три года был моим инспектором, ты что, забыл?
— Да этот ублюдок хотел только одного — залезть тебе под юбку. Он всегда на тебя заглядывался. Понятно, почему он вылез с этим предложением, — презрительно фыркнул Харри.
— Йен Маккей в сравнение не идет с Джимом Нейпером. Этот ограниченный тип, позорящий звание офицера, превратил мою жизнь в пытку именно потому, что я не позволила ему, как ты выражаешься, «залезть под юбку». Он не давал ходу моим рапортам о переводе и мстил мне за то, что я имела наглость отвергнуть его притязания. Йен Маккей даже намеков никаких не делал! Я для него была прежде всего полицейским, а не женщиной. Нейпер ни за что не стал бы рекомендовать меня, если бы речь шла о повышении. Если Йен считает, что я гожусь на что-то, я буду делать все, что он посоветует.
— Ага, так он уже просто Йен! С каких это пор ты зовешь старшего инспектора Маккея по имени, черт бы его подрал?
— С тех пор, как он меня об этом попросил.
— И при каких это, интересно, обстоятельствах он тебя об этом попросил?
— Ради Бога, Харри! Неужели ты даже не можешь представить себе, что между мужчиной и женщиной могут быть не только сексуальные отношения?
Но Харри сел на своего любимого конька и при первой же возможности, воспользовавшись поводом, позволил себе встретить рассвет с одной дамой из отдела по работе с подростками. В первый раз он нарочно «пошел на сторону», но потом это вошло в привычку, и каждый раз, когда Тесса позволяла себе нечто, что, по его мнению, унижало его достоинство, искал именно такого рода утешений. Так он укреплял собственный авторитет. Жена нарушала клятвы, данные ему, а клялась она любить его, почитать и повиноваться ему, так к чему же ему блюсти свои обещания отказаться от других женщин? Кроме того, это значило, что, когда он получал удовольствие на стороне, Тесса его лишалась. Так он ее наказывал.
Это было еще одной его ошибкой, потому что Тесса, когда первый пыл угас, поняла, что ежедневный секс ей не нужен. Это Харри не мог прожить без секса и дня. Да, ей нравилось заниматься любовью, она научилась — благодаря Харри — и давать, и получать удовольствие, но секс не был для нее жизненной необходимостью. Естественно, до нее дошли сплетни (Харри постарался) относительно того, чем и с кем ее муж занимается.
Он всегда возвращался, потому что хоть и любил покрасоваться на стороне, но, когда остаешься в конце концов один на один с угрызениями совести, удовольствия от всего этого никакого. Кроме того, его пугало, как безразлично она относится к его изменам, и он чувствовал, что теряет свой последний козырь и Тесса отстраняется от него все больше и больше.
Трещина стала пропастью, и пропасть эта все увеличивалась.
Разобравшись со счетами, Тесса стала разбирать почту и, взяв со стола приглашение на роскошной бумаге, сказала:
— Я не могу тянуть с ответом, Харри. Ты решил? Пойдешь со мной к Каролине на свадьбу или нет?
— С чего это? Разве ты пошла на серебряную свадьбу Сисси? — буркнул он из-за газеты.
— Но я же не могла! Мама вызвала меня той ночью, потому что не знала, переживет ли отец новый приступ.
— Это было восемь недель назад, и, как всегда, он выкарабкался. Ты могла — и должна была — пойти со мной, знала ведь, как важно для мамы, чтобы вся семья была в сборе, но нет… Ты воспользовалась тем, что твой отец, который лежит на смертном одре с тех пор, как я тебя знаю, опять на пороге смерти, и ухватилась за этот предлог. Ты рада любому поводу, лишь бы не сесть за стол с моими родственниками. Да будь я проклят, если потащусь на свадьбу твоей то ли троюродной, то ли четвероюродной сестрицы. Не собираюсь я выряжаться как пугало и расхаживать в цилиндре и во фраке по какой-нибудь сногсшибательной лужайке, попивая шампанское. Ты же привыкла ходить куда пожелаешь и делать, что пожелаешь. Ну и ходи, только от меня отстань.
Харри явно копил обиды. Налицо были все признаки, но Тесса не обратила на это внимания. Она все меньше замечала все, что касалось Харри. Да, снова были долгие отлучки, игра в молчанку, скандалы и никакого секса. Что указывало на то, что Харри снова загулял на стороне.
Но что такого она совершила, что так оскорбило его мужское достоинство? Ей и в голову ничего не могло прийти. Наверное, все из-за этой проклятой серебряной свадьбы…
Поэтому, когда она сказала:
— Но приглашение адресовано мистеру и миссис Сэнсом, — он ответил:
— Да мне плевать, кому оно адресовано. Меня наверняка пригласили просто потому, что так положено. Им до меня и дела никакого нет.
— Не говори глупостей, — отрезала Тесса, поняв по тому, как он скомкал газету, что он едва сдерживается, но решила не останавливаться. — Они приглашают нас обоих. Мы с тобой — супружеская пара, Харри. — Она не хотела очередного скандала, а поскольку на свадьбе должна была быть и ее мать, не собиралась давать ей поводов для упреков. Чем меньше Доротея будет знать, тем лучше по крайней мере сейчас. И она добавила льстиво: — Ты так здорово смотришься в своем новом костюме.
— Взятом напрокат в «Мосс Бразерс»?
— Многие берут костюмы напрокат.
— Но не те, с кем привыкла общаться ты. У них костюмы с фирменными ярлычками.
Он искал ссоры. Когда он бывал в мрачном расположении духа, недовольство в нем вскипало медленно, а потом стремительно вырывалось наружу. Он наконец сложил свою газету, и она увидела, что щеки у него горят, а глаза извергают пламя.
«Не могу я больше этого выносить, — подумала она и почувствовала, как трещит по швам ее терпение. — Зачем мне такое? Да и тебя, Харри, я больше не могу выносить. Годами я старалась угодить тебе и твоему мужскому самолюбию, но всему есть предел».
— Почему ты этого не говоришь, когда мы ходим на праздники в полицию? — холодно спросила она.
— Это другое дело. Там я встречаюсь с товарищами по работе.
Тесса закрыла глаза. Все бесполезно. Он уперся, как осел. «Ну и черт с ним! — подумала она. — Хватит с меня! Надоело во всем ему уступать. Да и зачем? Все равно беречь, похоже, уже нечего».
Она нанесла удар первой. Встав из-за стола, она сказала сурово:
— Харри, надо разобраться в конце концов с твоим комплексом неполноценности. Когда ты предлагал мне стать твоей женой, ты знал, кто я и откуда. Почему именно теперь это стало иметь для тебя такое значение?
Он швырнул газету на пол.
— Потому что ты уже не та девушка, на которой я женился!
Сегодня он начал прямо с этого. Обычно они ходили вокруг да около, пока не подбирались к тому месту, с которого он имел право жаловаться на нежелательные перемены в собственной жене, что, в свою очередь, заводило их в тупик, и тут ей полагалось принести извинения за то, что она и его расстроила, и статус-кво нарушила.
Но Тесса теперь видела все совсем в другом свете. Никто не может быть главным. Брак — это партнерство. И партнеры равны. Веками женщины были в подчинении, не пора ли мужчинам пересмотреть свои позиции и начать играть на равных?
— Надеюсь, что нет! — ответила она язвительно. — Когда я выходила за тебя, мне был двадцать один год. Мы оба не те, что были тогда. Мы стали взрослыми.
— А может, чужими?
— Да, мы не можем проводить вместе много времени, как другие пары. Мы полицейские. Это все из-за нашей работы.
— А разве честно, что жена по чину старше мужа?
— Мы с тобой служим не вместе, и тебе не приходится называть меня «госпожа инспектор», — возразила Тесса.
— Прежде всего, муж никогда не должен называть жену госпожой.
Терпение Тессы лопнуло.
— Другими словами, ты был рад, когда я была просто полицейским, но инспектором я становиться не должна была, да? Не имела права, так, наверное, твоя мама считает?
— Оставь мою маму в покое.
— Если бы все было так просто! Она все время тебя настраивает против меня. Считает, что я не должна была идти на курсы, особенно после того, как ты не сдал экзамен на инспектора. Мне надо было притормозить, пощадить твою гордость и не выходить за рамки, тобой обозначенные. Так должна себя вести хорошая жена, да? Потому что так вела себя твоя мамочка — делала то, что велел ей муж.
Харри сверкнул глазами и напрягся. Она сказала то, что было совершенно непростительно.
От звука его голоса Тесса вздрогнула.
— Моя мать все сорок пять лет была преданной женой моего отца.
— Ах, так! И ты хотел, чтобы и я была такой же! Куча детей, привязана к дому, но обувь всегда начищена, рубашки выглажены, горячий ужин готов — все, как тебе нравится. И неважно, нравится ли это мне. Твои желания прежде всего.
— Так оно и было бы, если бы я давал тебе кров и пищу.
— Вот что тебе не нравится! Что я сама себя обеспечиваю и, что уж совсем непозволительно, зарабатываю больше, чем ты!
— Я не брал себе в жены чертову карьеристку, так, во всяком случае, мне казалось. Я хотел иметь жену, детей, семейный очаг:
— Если ты помнишь, поначалу и я хотела детей. Больше всего на свете я хотела иметь от тебя детей. Это ты сказал: «Давай подождем».
— Это было до того, как ты всего достигла. Взяла от меня все, что можно, и поставила меня на полку, как прочитанную книгу. Как я должен был к этому относиться?
— Ты сам хотел, чтобы я сдала экзамен на сержанта.
— Но я не думал, что ты пойдешь работать в этот проклятый следственный отдел или помчишься в Брамшил.
— Так что же, когда мне это предложили, я должна была ответить: «Благодарю вас, но — нет, моему мужу это не понравится»?
— Тебе следовало спросить меня.
— Спросить? Чего — разрешения? А я-то думала, что ты будешь рад за меня.
«Мне и в голову не приходило, что ты станешь ревновать», — подумала она при этом.
Он был на грани, это было ясно, особенно после того, как сказал с горечью:
— С тех пор ты уже никогда не бывала прежней. Эти чертовы курсы — твои амбиции после них не знали предела.
Они стояли и смотрели друг на друга. Наконец Тесса сказала:
— Я не собираюсь спорить дальше. Я устала от споров. Может быть…
В сотый раз она отступала, только сейчас подумала: «Ведь папу это уже не расстроит. Папу уже ничто не расстроит…»
Епископ Паджет был известен своими непримиримыми взглядами на развод и считал, что то, что Господь соединил, человек разъединить не может. В этом вопросе он всегда был на стороне католической церкви, от которой его церковь была отъединена усилиями Генриха VIII, и поэтому, пока он осознавал все, что происходило вокруг, Тесса, стиснув зубы, пыталась сохранить свой распадающийся брак. После того, что сделал с ее отцом скандал, поднявшийся вокруг гибели Руперта, она не могла позволить кому-нибудь сказать, что она добила отца, презрев то, во что он глубоко верил. Но после последнего удара он находился в состоянии, на которое уже не могли повлиять внешние события.
Так что, когда Харри спросил:
— Что «может быть»? — Тесса посмотрела на него с таким видом, что его передернуло.
— Может быть, нам пора с этим кончать? Если я не такая, какой ты бы хотел видеть свою жену, зачем себя мучить? Надо развестись. И тогда ты сможешь попросить свою маму, чтобы она нашла ту, которая подойдет под сэнсомовский стандарт. Да Господи, она же с самого начала дала мне понять, что я ему не соответствую.
— Развода я не желаю! — Лицо Харри было искажено гневом. Когда он встал с дивана и направился к Тессе, она едва сдержалась, чтобы не отступить. — В семье Сэнсомов не было разводов, и я не желаю быть в этом первым! Я прошу от тебя только одного — ради разнообразия попробовать думать прежде всего о муже. Оставь ты свои амбиции и стань той, прежней, какой была когда-то. — Голубые глаза потемнели. — И еще я хочу, чтобы ты вынула эту штуковину… Нам давно пора подумать о детях.
Тесса сокрушенно прикрыла глаза. «Господи, Харри! — подумала она в отчаянии. — Неужели ты думаешь, что так меня привяжешь? Ничего у тебя не получится, потому что я не хочу детей от тебя. Больше не хочу. И тебя не хочу». Она вдруг поняла совершенно отчетливо, что Харри Сэнсом перестал быть для нее главным в жизни. Теперь она получала больше удовольствия от работы.
Она смотрела на него — и словно не видела. Красивое лицо, огромное ладное тело и ограниченный ум. Блестящая оболочка, а глубины-то нет. Харри видел только то, что хотел видеть, и принимал то, что хотел принять. Ей никогда не удавалось убедить его в том, что есть вещи поважнее, чем его личная безопасность и благосостояние.
— Тесса! Тесса! Почему ты так на меня смотришь, будто не узнаешь? Это ты переменилась, а не я.
«Конечно, — подумала она, — ему и в голову не может прийти, что я его разлюбила. Но это так. Хотя… вряд ли это было любовью». Да, придется признать — это факт.
Давно уже у нее не начинало сильнее биться сердце, холодок не бежал по спине от его взгляда или прикосновения. Даже оргазмы, до которых он доводил ее каждый раз — он считал бы себя худшим из любовников, будь это не так, — стали запрограммированными и давно потеряли прелесть новизны. Теперь даже его бесконечные измены не могли пробить ее равнодушия.
Она встряхнулась и посмотрела на него внимательным взглядом. Харри не сводил с нее глаз, и это тоже было Тессе знакомо. В глубине души, в той глубине, которая, как считал Харри, скрыта ото всех, он был напуган.
А когда Харри чего-то пугался, он избирал нападение. «Осторожнее», — сказала себе Тесса, и у нее пробежали мурашки по коже. Он никогда раньше не поднимал на нее руку. Замахивался, да, но не бил. Когда это случилось впервые, Тесса, поборов страх, сказала ему: «Если ты ударишь меня, то только однажды, Харри. Я уйду и не вернусь никогда».
Она видела, что он не знает, как выразить свои чувства. Со словами он был не в ладах. Там, где он воспитывался, аргументом в споре была сила. И тут на кухне запищал таймер.
— Ленч готов, — сказала она и пошла к двери.
Он пошел за ней на кухню.
— Ты мне не ответила. Как насчет того, чтобы вынуть спираль?
Тесса надела рукавицы, открыла духовку и вынула оттуда баранину. Лопатка, запеченная с розмарином и чесноком, и румяный картофель. Она осторожно поставила противень на плиту.
— Харри, — сказала она как можно сдержаннее, — моя беременность ничего не изменит. Если мы решим разводиться, у нас просто будет одной проблемой больше.
— Я тебе сказал! На ЭТО я не пойду! Я НЕ ХОЧУ развода! — Голос его звенел от ярости.
— Но ты жалуешься, что я уже не та. Та, какой я стала, тебе не нравится. Я устала тебе объяснять, что не могу уже стать прежней. Жизнь идет, люди меняются. Мы прошли так много, что назад вернуться невозможно. Если ты несчастлив со мной, почему бы тебе не найти другую женщину, которая будет рада быть такой, какой ты хочешь.
Она не стала говорить: я не люблю тебя, Харри. Не люблю с тех пор, как нашла себя…
Он смотрел на нее и видел, как лицо ее словно закрылось, как она вся спряталась от него. Его охватила тревога — значит, он не может ее удержать, теряет свои права на нее. Это неправильно — она не может уходить в себя, в свой мир, куда ему нет дороги.
Но, сдерживая ярость, он велел себе действовать осторожно. Не надо загонять ее в угол, иначе она станет бить по больному. Она и в этом изменилась — стала более самостоятельной, независимой. Слишком уж независимой…