— Джон! — раздался позади меня бодрый женский голос, который я сразу узнал. Мария Н. Брайт, сияющая как луна, свежая как бутон, стоящая на две ступени выше меня в фирме «Макдональд и Слаутер».
   — Мария! — обернувшись, воскликнул я, за несколько лет так и не узнавший, как она любит, чтобы ее называли. Я всегда говорил Мэри, тогда как другие произносили ее имя на разные лады, но она никогда никого не поправляла. И, видя в этом ее личную тайну, я никогда не спрашивал. — Кого ты представляешь?
   Мария одарила меня своей ослепительной улыбкой.
   — Фирму. Партнеров.
   — Дайте мне свою карточку, — попросил в нетерпении Долан, — и скажите, когда мы сможем все обсудить.
   Для этой цели у меня были с собой карточки, поэтому я протянул одну Долану, другую — представителю Севери, который так и не назвал своего имени. Он и сейчас не сделал этого, просто взял визитную карточку, пробормотав «До свидания», повернулся и ушел. Я наблюдал за ним, пока он уходил, потом осмотрелся по сторонам в надежде увидеть других читателей нашего объявления, но никого не было.
   Мария тем временем очаровывала Джейн. Она, как всегда, была одета во все хрустящее и чистейшее: знаете, туфли-часы-сумка-и-подобранная-в-тон-всему-шляпа. Шляпа, которую вы больше ни у кого не увидите, которых не так уж и много. Как, впрочем, не так много и таких, как сама Мария. Еще в ранней молодости она поняла, что закон — это путь наверх, и начала подниматься. Теперь же у нее появились и планы, связанные с политикой.
   Кстати, Мария близкий друг и компаньон мистера Дикси Макераса, занимающегося недвижимостью и строительством, обладающего миллионами, которых у него больше, чем у меня носков, и живет она вместе с ним в современном дворце на улице миллионеров. Это, должно быть, похоже на жизнь в львиной клетке, но у каждого свои вкусы.
   — Я одна из партнеров Джона, — говорила она между тем Джейн. — Мы будем волноваться за него, если он потеряется в лесу. — Мария говорила изречениями, к тому же полными эмоций. — Вы, должно быть, наследница, ведь вы явно не его клерк.
   Джейн кивнула, проговорив «Здравствуйте», протянула руку, которую Мария очень изящно пожала своей обтянутой кружевной перчаткой рукой, едва коснувшись своими пальцами, будто опасаясь, что их случайно сломают.
   — И мы ни разу не видели его за эти дни, — продолжала Мария.
   — Возможно, в этом моя вина, — заступилась за меня Джейн. — Он помогает мне.
   — Ну что ж, — неопределенно сказала Мария и обернулась ко мне: — Джон, позвони в офис.
   — Хорошо.
   — Иди, — улыбнулась Мария. — Позвони сейчас. Мы пока поболтаем.
   Я направился к телефону, находящемуся в ресторане, набрал номер. Шарлин сообщила, что мне пришло письмо из Англии.
   — Что я должна с ним сделать?
   — Я сам заберу его.
   — Ой, мистер Клоуз?
   Австралийки имеют тенденцию заканчивать каждую фразу более сильной интонацией. Такая манера речи даже выражение «светит солнце» превращала в вопрос. Но у Шарлин действительно был ко мне вопрос. У нее часто возникали вопросы, обычно они касались холостых мужчин.
   — Вы знаете Ричи Франклина?
   — Я знаком с его братом.
   — Ричи красивый?
   — Вы хотели бы делить своего мужа с игрой в гольф, Шарлин?
   — Он один из таких?
   — Четыре брата, — сказал я, — и каждый — заядлый игрок в гольф. Сорок четыре лунки в субботу и воскресенье. В рабочие дни — в девять утра, еще до завтрака, и в шесть вечера. Я удивлюсь, если вы вообще его сможете увидеть.
   — Какая досада!
   Непринужденная болтовня продолжалась еще с минуту, затем я повесил трубку и направился к месту, где оставил Джейн и Марию. Но сейчас Мария стояла одна.
   — Где она? — спросил я.
   — Ушла, и очень спешила, — ответила Мария.
   — Какой дорогой? — воскликнул я, оглядываясь по сторонам, но Джейн нигде не было видно.
   — Она уехала на такси, — пояснила Мария. — Остановила машину, сказала: «Вы должны извинить меня», подбежала и быстро нырнула в нее. — Мария прикрыла глаза рукой в кружевной перчатке. — Здесь один наиболее вероятный путь, поворот за башней ведет прямо в город.
   — Она сказала, куда поехала?
   — А она должна была?.. — вопросом на вопрос ответила Мария.
   Я не стал ничего объяснять. Хотя с годами у меня прибавилось уважения к способностям Марии, все же я не испытывал ни малейшего желания говорить с ней о своих трудностях.
   — Я могу быстро подбросить тебя, моя машина — на стоянке.
   — Пожалуй, на такси будет быстрее, — отказался я.
   Мария слегка пожала плечами и больше не настаивала.

Глава 11

   Мне удалось быстро остановить такси — быстрее, чем обычно можно сделать в парке, но это мне особо не помогло. Я не мог вскочить в машину и сказать: «Жми на газ», как делали люди в тридцатых годах, потому что в Кинге-парке скорость движения ограничена и нарушать ее не полагается. Водитель старательно соблюдал все правила, а я знал, что каждая секунда все дальше уносит от меня Джейн. В голове бился вопрос: какой черт заманил ее в машину? В Австралии она никого не знала, за исключением пилота и тех негодяев, которые бросили нас в пустыне. Кто же смог уговорить ее, ведь она знала, что опасность в любом случае очень велика? Я ломал голову над ответом, а потом пришел к выводу: никто. Мария не заметила, что в машине кто-то был. Она не сказала, что такси остановилось, кто-то открыл дверцу и... Ничего подобного. Я повторил про себя слова Марии, они звучали так: «Она остановила такси (то есть рядом, на дороге) и, сказав: „Вы должны извинить меня“, побежала и вскочила в машину».
   Так сказала Мария.
   Нет, никто не мог завлечь Джейн. Тем более что она уже убедилась: кто-то охотится за ней.
   Может быть, она увидела кого-то или что-то, так напугавшее ее, что она решилась на поспешное бегство? Возможно. Но это объяснение имело все тот же изъян: Джейн не знала никого, кроме Стейнби. О, плюс еще Билли Одна Шляпа, но Билли, естественно, не мог появиться в Кинге-парке.
   Решив, что лучше что-нибудь делать, чем не делать ничего, я поехал в свой офис, чтобы забрать письмо. С первого взгляда трудно было рассмотреть смазанный почтовый штемпель, поэтому я просто сунул письмо в карман, сел в такси, ожидавшее меня у входа, и поехал дальше по Террас. Потом расплатился, выскочил из машины и поймал другую. Чтобы добраться до Дейвсвилла, мне надо было сесть в автобус до Мандереча. В нем я сидел, кипя от негодования, пока он плелся в южном направлении. Забрав оставленную нами в Мандерече машину, я как полоумный помчался в Дейвсвилл.
   Но Джейн там не было.
   Налив себе выпить, я сел в кресло, барабаня пальцами по подлокотнику и неотрывно глядя на телефон. Потом налил еще.
   Телефон по-прежнему молчал. В доме стояла тишина, если не считать моих присвистываний и вздохов. Ничего не происходило. Произошло одно — Джейн исчезла!
   Джейн видела, как я пошел к ресторану, и почти тотчас же села в проходившее такси и уехала. Не оставила ни записки, ни намека — ничего.
   Это было непостижимо. Тем непостижимее, что я уже знал о разумности Джейн, ее практичности, ее трезвой голове. Кроме того, Джейн по природе своей была очень вежлива и обязательна. Но она уехала, не передав мне ни словечка, мне — единственному другу во всей Австралии, к тому же — ее поверенному! Я ничего не понимал, не помогли и два стакана чистого шотландского виски. Просидев в Дейвсвилле около двух часов, я вдруг вспомнил о письме. Ругая себя последними словами, вытащил его из кармана и разорвал конверт. Письмо было из йоркширского банка, филиала в Брэдфорде. В нем говорилось: «Счет, первоначально открытый миссис Мэри Эллен Грин на имя сестры, миссис Стратт, переведенный на миссис Грин после смерти ее сестры, стал частью состояния миссис Грин и, следовательно, принадлежит мисс Стратт. На счету находится семьдесят восемь тысяч фунтов». Управляющий детально сообщал, какие и когда банк делал инвестиции — миссис Грин просила в них вкладывать деньги, если они не будут востребованы. Таким образом, не без законной гордости управляющий сообщил, что с помощью банка за эти пятнадцать лет десять тысяч превратились в семьдесят восемь. Неплохо.
   Итак, Джейн стала еще богаче.
   Когда уже начало смеркаться, я позвонил Марии Брайт, поговорив вначале со слугой-филиппинцем, потом с дворецким-филиппинцем, прежде чем к телефону подошла сама Мария.
   Сообщив, что Джейн все еще не вернулась, я опять спросил:
   — Сказала ли Джейн что-то перед отъездом? Или, может быть, оставила мне какое-то послание?
   — Джон, если бы была записка, я бы отдала ее тебе. О таких вещах не забывают. Как можно!
   — Надеюсь.
   — Ты слишком переживаешь. Возможно, она встретила друга или что-то в этом роде.
   — У нее здесь нет друзей.
   — Ну, мало ли...
   — Ты не слышала, какой адрес она назвала водителю?
   — В таком-то шуме? Я была от нее довольно далеко. Нет, я не слышала. Не надо так волноваться!
   — Я боюсь, она...
   — Джон, ты влюбился в нее? Не хитри. Конечно, ты влюблен. Вот почему ты так переживаешь! Вдруг она увидела красивого австралийского парня и ушла с ним, не так ли?
   — Нет, вовсе нет! У меня есть причина для беспо...
   — Мужчиныне было, я ручаюсь, — сказала Мария. — Такси было пустое.
   — Ты уверена?
   — Совершенно.
   — Никто за ней не последовал в машину?
   — Там всегда очень оживленно, и ты прекрасно это знаешь, Джон. Я ничего не заметила.
   — А те двое, с которыми я разговаривал?
   — Они ушли. Сама это видела. Джон, что с тобой? Я слышала о ревнивцах, но ты, должно быть, хуже всех. Просто больной. Она вернется, когда захочет.
   Я усмехнулся в ответ. В глазах Марии Брайт я был покинутым влюбленным — чокнутым.
   — Подумай еще вот над чем, — продолжала Мария. — Она англичанка и тоскует по родине. Она просто уехала туда, куда возвращаются все англичане. Разве такое невозможно?
   — Мало вероятно.
   — Джон, мне ясно, что я должна поговорить с тобой как твой датский дядюшка-тетушка — кто угодно...
   Я подумал, что шутки, даже такие хилые, как эта последняя, вовсе не в манере Марии.
   — Ну говори.
   — Возможно... Слушай, я, конечно, понимаю, что говорить подобные вещи брошенному любовнику...
   — Я нелюбовник!
   — Фактически — возможно, — согласилась она. — Ты ее любишь — вот причина, по которой ты потерял рассудок. А может быть, существует кто-то еще, кто ее тоже любит? Кто-то в Англии. У нее есть обратный билет?
   — Да.
   — Значит, она улетела туда.
   — У нее есть багаж, и он все еще здесь.
   — Тогда она вернется, — успокоила Мария. — Ни одна девушка не уедет, оставив на произвол судьбы свои любимые вещи. Поверь мне.
   Я усмехнулся.
   — Будь терпеливым, пещерный человек.
   После звонка в «Кингс-Амбассадор» я выяснил, что Джейн там не зарегистрирована.
   Итак, теперь Джейн стала обладательницей почти четверти миллиона фунтов, или полумиллиона австралийских долларов, что делало ее отличной мишенью для немалого количества преступников.
   Я мысленно вернулся к тем двум мужчинам, которые приходили на эту встречу. Бред Долан из компании «Рог и копыто» и второй, даже не назвавший своего имени, но сказавший, что представляет семейство Севери. Логически они были главными подозреваемыми. Оба интересовались Стринджер Стейшн, оба были мне незнакомы, оба не вызывали безоговорочного доверия с первого взгляда. Но мне почему-то не верилось, что они замешаны в похищении. Потому что если человек приехал с намерением похитить Джейн, он действовал бы хитрее: встал бы где-нибудь не на виду и не приближался бы к нам, а выжидал момент. В конце концов, мы сами объявили о себе. И до сих пор я не мог понять, как сработала ловушка.
   Я позвонил Севери в Кимберли и узнал, что их парень, конечно, несколько немногословен, но он очень хороший человек и т. д. и т. п. По его словам выходило, что во всей Западной Австралии нет человека лучше его представителя, он — ангел. Поблагодарив, я повесил трубку и набрал номер фирмы «Рог и копыто», где мне сказали, что мистер Долан отдал компании двадцать три года безупречной службы.
   Куда теперь?
   Боб Коллинз. Он не пришел в восторг и называл меня разными словами типа «идиот» и «клоун». И еще употребил прилагательные типа «безголовый» и «тупой», составляя из них различные варианты словосочетаний.
   — Ты женился на ней?
   — Нет.
   — Завещание написано?
   — Нет.
   — Тогда я не представляю себе, какие у тебя шансы.
   — Шансы чего?
   — Чего? — загремел он. — Господи! Вернуть ее назад, живой или мертвой. Ты хоть представляешь себе, какую площадь занимает наш штат?
   Потом Боб сказал, что позже приедет и мы посоветуемся.
   — Полицию использовать не стоит. Она не поможет. Конечно, может быть, ты станешь счастливее, если объявишь о ее исчезновении, а может быть, из-за того, что ты юрист, они отнесутся серьезнее, но...
   — Черт побери! А если сказать о нашей первой «поездке» — на грузовике в сердце Большой Песчаной пустыни?
   — Улики, — сказал Боб. — Их нет, понимаешь? Нет.Что есть? Есть пропавшая девушка. Есть люди, похитившие ее. Есть два с половиной миллиона квадратных километров земли, территория Западной Австралии, и побережье протяженностью в двенадцать с половиной тысяч километров. Откуда мы начнем поиски? С какого места начнет искать полиция?
   — Не знаю, что тебе ответить...
   — Надо собрать все! Улики плюс то, что мы уже знаем. Плюс то, что ты предполагаешь, Джон, и можешь до конца продумать. Старая полицейская пословица гласит: что ты имеешь — это все,что ты имеешь.
   — Не слишком-то много.
   — Другая древняя истина, Джон: «Существует всегда больше, чем ты думаешь, если ты действительно думаешь!» Так ты хочешь, чтобы я приехал?
   — Завтра, — ответил я. — Рано утром. А пока — я буду думать.
   Выпив еще виски, я уселся, готовый к решительным действиям. Пустой лист бумаги упал мне на колени, так же пусто было у меня в голове. Я никак не мог сосредоточиться и сидел, тупо разглядывая чистый лист, побуждая мозг к активным действиям, к которым тот никак не желал приступать. Около одиннадцати вечера я решил принять горячий душ, потом, глубоко вздохнув, включил холодную воду. После чего выпил чашку кофе, прокручивая в голове события, произошедшие в те дни на Стринджер Стейшн. Мой измученный мозг, неуклюжий и заторможенный, наконец-то очнулся и восстановил все, даже самые мельчайшие детали, которые были до поры до времени скрыты в самых глубоких тайниках моего сознания.
   Я начал записывать все, что казалось необъяснимым. Несколько моментов следовало занести на бумагу в первую очередь. После автомобиля, сбившего Джейн в Англии, пришел черед вышивки, которая раньше висела на одной из стен в доме на Стринджер. Перед моими глазами, подобно фрагменту кинофильма, предстала сцена: Джейн держит в руках сломанную рамку, пытается расправить находившуюся в ней вышивку. «Странно», — говорит она...
   Что странного? Что она еще сказала? Вот что: «Я узнала. Здесь изображен трактир, который стоит на моей родине. Я думала, он называется „Грин Мен“, но возможно, так было не всегда». Имелось в виду, когда Мэри Эллен была молодой, или что-то в этом роде. Сосредоточившись, я старался вспомнить картинку, изображенную на вышивке, на которую тогда едва посмотрел. Там было название... Если бы я мог только вспомнить!
   Но я не мог. Не мог больше ничего припомнить, что имело бы отношение к этой сцене. Перед моим внутренним взором вставало серое каменное здание, белые окна, зеленый фон, окружающий этот дом, но название...
   Я двинулся дальше, тщательно обдумывая каждую деталь тех событий, которые начались с приездом Джейн. И чем больше я размышлял, тем беспокойней мне становилось. Казалось, не было никакого ключа или отправной точки во всей этой странной истории.
   А Джейн тем временем была Бог знает где!
   Задремав в кресле, я проснулся в три часа ночи, дрожа от холода, с оставшимся в памяти незаконченным сном в виде какого-то вестерна. Я даже знал название «фильма» — "Сыновья сыновей рэнджменов[11]", где была масса тарабарщины. Рухнув в постель, моментально уснул, а проснулся уже в тепле и уюте, терзаясь при этом от чувства ужасной вины, что я здесь сплю, в то время как Джейн...
   В то время как она погибла? Потому что сказанное Бобом — абсолютная правда. Западная Австралия — такое место, где трудно обнаружить не только человека, но и тело. Несколько лет назад произошел такой случай: у трех девушек, путешествующих на стареньком автомобиле, сломался мотор. И именно на таком участке дороги, где какое-то транспортное средство можно увидеть раз в несколько дней. Девушки оставили записку и, очевидно, решили пойти пешком — все вместе. С тех пор никого из них больше не видели. И следов никаких не осталось: ни могильных холмов, ни одежды, ни костей — ничего.
   Я уже был абсолютно уверен, что Джейн похищена. Кто бы это ни был, он знал, где мы вчера находились, и в соответствии с этим составил свой план. Враг похитил Джейн и собирался ее убить. Он уже делал такие попытки и раньше. Но я почему-то был уверен, несмотря на все очевидные факты, что Джейн жива. Наличие головоломки с изменением названия трактира подсказывало мне, что Джейн была не просто наследницей Стринджер Стейшн, а ключом к разгадке всех тайн.
   Боб, как только вошел, сразу накинулся на меня с вопросом:
   — Что-нибудь вспомнил?
   Я описал ему инцидент с вышивкой.
   Он в раздражении раздувал ноздри.
   — Ради Бога! Вышивка! Будь посерьезнее.
   — В ней что-тозаключено, — настаивал я.
   — Может быть. Но ты, ты, чертов болван, не можешь сказать, что именно! Верно?
   Я посмотрел на него, и мне показалось, что он вот-вот ударит меня. Но Боб держал себя в руках. Полагаю, ему много раз приходилось держать себя в руках. Но не всегда это удавалось.
   — Ты спал?
   — Немного. Мучили чертовски глупые сны.
   — Ты их помнишь?
   — Только один. Не сон, а какой-то вестерн.
   — Расскажи.
   — Было название. Было много лошадей. Перестрелка. Все перемешалось. В общем, абсурд.
   — Помнишь название?
   — "Сыновья сыновей рэнджменов".
   — Что-нибудь это означает? Ничего не напоминает?
   — Ничего. С какой стати?
   — Просто шанс, — сказал Боб. — Я беседовал по утрам со множеством людей. Иногда во сне они могли вспомнить такие вещи, которые давно позабыли. Но глубоко в подсознании остаются следы. Ладно, забудь об этом. Что еще?
   — Есть несколько писем со Стринджер Стейшн, написанных самой миссис Грин.
   — Где они?
   — В «Кингс-Амбассадоре» на Хай-стрит. Сданы на хранение под расписку.
   Боб удовлетворенно кивнул.
   — Что еще?
   — Еще старый механизм или что-то в этом роде, Джейн не смогла определить. Стоит на чердаке дома Пита Экроуда на юге Перта.
   — Поехали!
   Боб вел машину, как и большинство полицейских, быстро, уверенно, внимательно. «Коммодор» просто глотал мили. У меня было при себе удостоверение поверенного, оформленное Джейн, поэтому проблем с руководством гостиницы и выдачей небольшого плоского чемодана не возникло.
   Мы отвезли вещи Джейн к Бобу, живущему на юге Перта. И когда поставили все на пол в его мастерской-кабинете, он спросил:
   — Два момента. Кто-нибудь знал, что вы находитесь в Дейвсвилле?
   — Нет.
   — Вы ждали какие-нибудь письма, известия?
   — Нет. Но можно позвонить на почту.
   Я вспомнил о Томе Кендрике и сказал об этом Бобу.
   — Он имеет отношение к делу?
   — Да.
   — Позвони ему. — Боб указал на телефон.
   — Мне никто не ответил. Кендрик мог быть, как я полагаю, на пляже.
   — Какой второй момент? — напомнил я.
   — Трактир, — сказал Боб. — Как он называется?
   — Уверен, что она сказала «Грин Мен».
   — Ты до сих пор так и не вспомнил название трактира на вышивке?
   — Нет. Откуда?
   — Ты видел сон «Сыновья сыновей рэнджменов». А Рэнджмен — это анаграмма[12] Грин Мен.
   — Издеваешься?
   Боб ткнул в мою сторону ручкой:
   — Старайся! Вопрос: почему? Почему старая леди... как ее звали?
   — Мэри Эллен Грин.
   — Хорошо. Почему она изменила название? Кстати, это она сама вышивала?
   — Думаю, да. Доказательств нет, но кто еще мог? За шестьдесят лет на ферме никого не было, кроме мужей.
   — О'кей. Она вышила это и изменила название. Почему — на вышивке?
   — Бог знает...
   — Бог советов не дает, — мрачно сказал Боб. — Есть какая-то причина. Она новая, эта вышивка?
   — Я едва взглянул на нее.
   — Не старая и выцветшая?
   — Нет. Она висела в комнате, большой, затемненной. На нее не падал солнечный свет.
   — О'кей. Мы не знаем даже, когда именно это было сделано, где-то между двадцатыми и восьмидесятыми годами, рамки слишком широки. Правильно?
   Я кивнул.
   — Известно, что в действительности в том месте, откуда она приехала, есть трактир? В Брэдфорде?
   — Нет, не в самом городе, — ответил я. — Какой-то пригород.
   — Припомни, что говорила Джейн, любую чертову мелочь.
   — Там родились Бронте[13], — сказал я.
   Боб пощелкал пальцами.
   — Говарт. Они, помнится, из Говарта, но это же не Брэдфорд. Ты уверен?
   Подойдя к книжным полкам, он взял третий том энциклопедии.
   — Бронте, Бронте, Бронте... — Боб поднял голову и посмотрел на меня. — Они родились в Торнтоне, близ Брэдфорда. У тебя заработали мозги, Джон. Говори, что мы знаем сейчасиз того, чего не знали до этого.
   — Может быть, эта вышивка была сделана недавно. Миссис Грин начала стареть и просто ошиблась в датировании.
   — Может быть, — сказал Боб. — Но я так не думаю. Что еще нам известно?
   — Фамилия ее второго мужа — Грин.
   — Я не забыл. Она изменила название трактира, который не видела со времен своей молодости. Она сделала это, вышивая картинку.
   — И что дальше?
   — Ты хоть раз был на аукционах? О нет — ты же юрист, не так ли? И вся твоя вера в правах и законах. Ты пойдешь на аукцион, юный Джон Клоуз, и найдешь там вышивку, и похожую и не похожую на ту. Вышивка бывает на подушках, в виде девизов и просто в виде образцов или деталей.
   — Эта была в рамке.
   — Расскажи подробнее.
   — Деревянная рамка, разломанная негодяями и валявшаяся на полу.
   — Стекло?
   — Разбито.
   — Но оно вообще было?
   — Да.
   — Значит, ни моль, ни сырость не могли повредить картину, — констатировал Боб.
   — Это не религиозный трактат...
   — Раз она была защищена, значит, сохранилась в прежнем виде. Рамка была из твердой древесины?
   — Эбеновое дерево, — ответил я.
   — Эбеновое дерево, — повторил Боб. — Плюс стекло. Плюс подложенная сзади дощечка.
   — Почему ты придаешь этому такое значение?
   Боб помолчал.
   — Скажи-ка мне вот что. Знала ли Мэри Эллен Грин, кто будет ее наследником? О да, должна была знать.
   — Это важно?
   — Сейчас все важно, парень. — Боб мрачно посмотрел на меня. — Думай! Как она могла узнать?
   — О'кей, — согласился я и поднял руку, останавливая его. Боб выглядел очень воинственно. — Это могло произойти так: старая Мэри Эллен жила на огромном расстоянии от кого бы то ни было. Ее единственная сестра умерла в начале семидесятых, дом в Англии был продан. Мэри Эллен написала своей сестре за полвека всего несколько писем. Она не любила писать.
   Единственная родственница, которая у нее оставалась, — это Джейн Стратт, но они никогда не встречались и не общались. Джейн могла умереть или просто исчезнуть...
   — Как сейчас, — вставил Боб.
   Пропустив это мимо ушей, я продолжил:
   — Поэтому Мэри Эллен могла только предполагать,что ее внучатая племянница станет ее наследницей.
   — Подожди. Но при этом она знала, что единственный человек из ее кровной родни, кто мог бы стать ее наследником, — девушка. Не мужчина.
   Я озадаченно кивнул:
   — Да. Но что это нам дает?
   — Скольких мужчин ты знаешь... — задумчиво проговорил Боб, — кто посмотрел бы дважды на вышитое изделие? Женщины, да. Им понятно, что это такое. Они рассматривают стежки, знают, сколько туда вложено труда и усердия.
   — Продолжай.
   Боб оскалил зубы.
   — Что скажешь на это? Она норовистая была штучка, наша миссис Грин: одинокая и самостоятельная. У нее была какая-то важная информация, которую она хотела передать. Будучи единственной владелицей большого участка земли — а земля всегда большая ценность, — она знала, что другие животноводы хотели бы получить эту землю и один или два из них люди непорядочные. Когда ей стало известно, что ее наследницей будет женщина...
   Не обязательно, — возразил я. — Джейн могла в ранней молодости выйти замуж, заиметь детей, потом попасть в автомобильную катастрофу и погибнуть. И обо всем этом Мэри Эллен могла и не узнать.
   — Так могло быть, но не стало. Есть еще управляющий банком, в котором открыт счет, забыл? Она могла узнать от него. Получается вот что: женщина указывает на что-то другой женщине, и это указание находится в стежках, потому что ни один мужчина не посмотрит дважды на кусок вышивки. А внучатая племянница посмотрит, и Мэри Эллен было об этом известно.
   — Не все женщины умеют вышивать, — сопротивлялся я. — Фактически...
   Боб перебил меня:
   — Нет на свете такой женщины, которая бы не потрогала и не рассмотрела вышивку. Ей не обязательно уметь самой делать стежки. Просто, увидев такую вещь, она будет ее рассматривать. И что-то заметит.