Страница:
Люди, огорчившие Большого Джима, не могли похвастаться долголетием. Трудно хвастаться с отрезанным языком и дырой в брюхе.
– Я понял, – кивнул Лахов.
– И славно, – Большой Джим позволил себе улыбку, – если понадобится помощь, пришли кого-нибудь из своих людей сюда, лейтенант. Их не убьют по дороге, это я обещаю. А теперь мне пора. Дела, знаешь ли.
И Большой Джим, двигаясь с солидностью дрейфующего айсберга, вышел из «Пельменной».
– Пора убираться отсюда, – во взгляде Васиса Ргова отчетливо читалось желание оказаться где-нибудь подальше.
И не только от заваленного трупами (точнее, их частями) притона, а вообще от Ква-Ква.
– Здравая мысль, – кивнул Лахов.
Через пять минут они ковыляли обратно по Пустопорожней улице, тщетно пытаясь не вступать в подозрительно бурые и густые лужи, выглядящие так, словно прямо в них миллионы лет назад зародилась жизнь.
– Что делать будем? – спросил Васис Ргов, когда Норы остались позади и появилась возможность не опасаться выстрела из подворотни.
Лахов смерил преданно моргающих подчиненных взглядом и осознал, что думать придется самому.
– Искать, – сказал он. – Если тут замешана магия, надо идти к тому, кто в ней разбирается лучше всех и при этом не имеет отношения к университету. А именно – к Пифии.
– Нет! – нервный выкрик Ргова смешался с полузадушенным всхлипом Калиса.
Освещение в комнате было настолько тусклым, что почти отсутствовало. Сидящий за столом человек благодаря черной мантии с капюшоном напоминал плохо обработанную статую.
Стоящий у порога веснушчатый юнец, телосложением похожий на угря, выглядел куда более обыденно, большей частью за счет того, что от него на сотню метров разило кошками.
– Очень интересно, – проговорил сидящий голосом не столько шипящим, сколько шуршащим, как удавка из очень дорогого шелка. – Я надеюсь, что ты ничего не добавил от себя?
– Нет, господин.
– Тогда можешь идти
– А? – в глазах юнца мелькнул некий блик, наводящий на мысли о золотых монетах.
– Я что-то забыл?
– Нет, господин.
– Вот и прекрасно. И прикрой дверь, а то дует.
Оставшись в одиночестве, закутанный в мантию человек и не подумал скинуть с головы капюшон.
– Ну что же, – сказал он, – проверим, сколько наврал Рыжий Кошатник. Если много, то завтра он проснется с первоклассной чесоткой, если мало – золота в его карманах станет больше.
Мага, привыкшего скрывать лицо, хорошо знали в самых разных частях Ква-Ква, к его услугам прибегали и в трущобах, и на Сырой улице, где обитали богатые и знатные горожане.
Но те, кто знал его по имени, давно покоились в могиле, и это чародей по прозвищу Скрытный считал главным профессиональным достижением. Он занимался делами, где излишняя огласка только вредит, и поэтому неумолимо стремился к тому, чтобы живых существ, видевших его без капюшона, становилось меньше и меньше…
Имелся, правда, университет, чьи преподаватели, запомнившие тощего, вечно недовольного и крайне самолюбивого студента с прыщами на физиономии, были Скрытному не по зубам.
Ему оставалось только злобно шипеть и мечтать о том дне, когда он покажет «этим выскочкам».
– Посмотрим-посмотрим, – Скрытный поднялся из-за стола и извлек из стоящего у стены шкафа несколько штуковин, напоминающих изогнутые железяки, покрытые какими-то закорючками.
Взглянув на них, задумался бы не только студент МУ, но и иной практикующий маг.
Ум Скрытного напоминал фанатичного любителя низкопробных фильмов ужасов. В те разделы оккультного знания, где остальные маги зажмуривались, лишь изредка открывая один глаз и мечтая, чтобы все поскорее закончилось, он вглядывался очень внимательно, не забывая бормотать довольным голосом: «О, сколько крови…» и «Какой красивый укус…»
В темных и мерзких направлениях колдовства Скрытному не было равных.
По крайней мере, он сам на это скромно надеялся.
Маг сложил из железяк что-то вроде рамки для картины и, поставив ее на стол, принялся бормотать и размахивать руками. Внутри рамки появились мечущиеся искры, из мельтешения разноцветных точек выплыло изображение большой, плохо освещенной и грязной комнаты.
Кое-кто из обитателей Нор узнал бы в ней «Пельменную».
Изображение двигалось: хозяин за стойкой полировал кружки, в углу кого-то били, убийцы играли в крестики-нолики. Скрытный пыхтел и сопел от напряжения, вытянутые руки его дрожали.
Но когда дверь «Пельменной» открылась, маг забыл о том, что на носу висит капля пота, что спина ноет от напряжения, а заклинание Телепатического Видения извивается, норовя рассеяться.
– Невероятно, – голос Скрытного звенел от возбуждения, – такой шанс! Такой шанс! Ор-р-ргх-х!
Заклинание вывернулось и удрало, напоследок тяпнув мага за пальцы, но это было уже не важно.
– Теперь я им всем покажу! – гордо распрямившись, Скрытный воздел руки к небесам, точнее, к грязному потолку и к несколько озадаченному таким поворотом событий таракану. – Я подчиню этого демона и отомщу за все! За издевательства на занятиях, за насмешки, за провал на прошлых выборах и за ту кружку с утенком, что у меня разбили на первом… или на втором?.. курсе!
О том, что демона нужно еще поймать, маг, захлебнувшийся в фонтане радости, в этот момент просто не думал.
Но в это утро Зубост Дерг искренне жалел о том, что не поднялся с рассветом.
Верховному жрецу снился кошмарный сон, реалистичный, как воткнутый в грудь меч, и вырваться из него не получалось, несмотря на все усилия.
Во сне Зубост Дерг находился в храме, в том самом, где обитал более полувека и в котором знал все закоулки. Но стены были голыми, без привычных глазу занавесей, а на том месте, где положено располагаться статуе Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), клубилась некая темная фигура.
Рассмотреть ее не удавалось, и это только нагнетало ужас.
Верховный жрец стоял, будучи не в силах пошевелиться и даже отвести взгляд, обливался холодным потом, клялся всеми священными именами, что с завтрашнего дня начнет вставать рано и делать зарядку. В громадном и пустом зале трепыхались едва слышные шепотки, норовили втиснуться в уши:
– Зло придет… – убеждали они, – и мрак воцарится… и ты будешь поклоняться нам!
– Нам! Нам! Нам! – завибрировало в углах эхо.
Шепотки превратились в рев, голову резануло болью, и Зубоста Дерга со скоростью стартующей с подводной лодки ракеты вышвырнуло из глубин сновидений на поверхность реальности.
В смятые, пахнущие потом простыни.
Несколько минут Зубост Дерг лежал неподвижно, вслушиваясь в грохот сердца, затем помянул Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), и принялся выбираться из кровати.
Дверь спальни открылась, и внутрь заглянул жрец-стилист.
– Ой, ты уже проснулся? – сказал он томным голосом. – Хорошо. Тут принесли эскизы новой мантии, надо взглянуть…
– Конечно, сейчас, – пробурчал Зубост Дерг, теребя себя за бороду.
– Сейчас так сейчас, – жрец-стилист повернул голову, – эй, ты, мазила, заноси свои картинки…
– Проваливай! – рявкнул Зубост Дерг. – Не до тебя мне!
Жрец-стилист, отличающийся понятливостью оглушенного барана, распахнул подведенные глаза и округлил заляпанный помадой рот.
– О? – сказал он удивленно.
– Вон!
– А!
Жрец-стилист исчез, как демон после удачного экзорцизма.
Зубост Дерг постоял мгновение, а затем решительно принялся натягивать старую коричневую мантию, совершенно не модную, с заштопанной дыркой на левом локте и обтрепавшимся подолом, но зато любимую.
Да, большую часть жизни верховный жрец Отца Богов проводил в обычных человеческих занятиях – интригах, увеселениях, молитвах, чревоугодии, но все же он являлся служителем бога.
И прекрасно мог отличить обычный сон от… не совсем обычного.
Когда Зубост Дерг вышел из спальни, жрец-стилист испуганно шарахнулся в сторону, а дежурный жрец, некогда служивший в армии, по старой привычке вытянулся и щелкнул каблуками.
– Собрать всех братьев в главном зале, – велел Зубост Дерг.
Дежурный жрец судорожно кивнул и умчался в коридор, откуда донеслись крики, звон и топот.
Когда верховный служитель Отца Богов добрался до главного зала, все братья, от престарелого отца Шлепа до младшего зажигальщика курительных палочек, находились там.
Громадная статуя Бевса-Патера с некоторым удивлением взирала на столпотворение.
– Братья, – сказал Зубост Дерг, небрежно опершись на торчащий… э… атрибут бога, – сегодня мне приснился сон…
– Бывает, – прошептал кто-то из жрецов постарше, – когда на ночь баранины переешь, такое привидится…
Зубост Дерг взглядом сжег его в пепел, повесил, четвертовал и кастрировал.
– Это был не обычный сон! – сказал он громко. – Могучий владыка Бевс-Патер послал мне знак!
Верховный жрец коротко пересказал жуткое видение, и зал наполнился дружным гомоном:
– Ишь ты, зло придет? Это что, богомерзкие гномы захватят город?
– Молиться, молиться и молиться!
– Брехня…
– Что это значит?
– …пора бежать!
– Надо обратиться к магам.
Зубост Дерг нашел взглядом того, кто произнес последнюю фразу, и сделал мысленную отметку завтра выгнать этого человека из храма: дуракам не место среди служителей Отца Богов.
Нельзя сказать, что жрецы особенно не любят магов (хотя откровенно не понимают, за что любить этих самолюбивых болванов). Просто те и другие ведут себя как обитающие в одной квартире близкие родственники, затеявшие мелкую подрывную войну и не признающиеся в том, что зависят друг от друга.
Обратиться к магам жреца могли вынудить лишь самые крайние обстоятельства, и пока они не наступили – это Зубост Дерг ощущал не только шкурой, но и почему-то селезенкой.
– Тихо! – рявкнул он.
Служители Бевса-Патера поспешно умолкли.
– Мы обратимся к той, – уверенно заявил Зубост Дерг, – кто разбирается в магии не хуже толпы бездельников в разноцветных мантиях, но при этом лишена их недостатков – к Пифии!
Жрецы в ошеломлении примолкли, кое-кто разинул рот.
– Если считать недостатками умение говорить связно и спокойный нрав, то старик не заблуждается, – прошептал один из молодых жрецов, благоразумно притаившийся в задних рядах.
– А по мне – он просто сошел с ума, – добавил его приятель и пугливо огляделся: не услышал ли кто святотатственные слова?
Святотатцев и вольнодумцев в храме Бевса-Патера очень любили и время от времени устраивали среди братии настоящую облаву на них.
Отец Богов не отличался требовательностью, но иногда человеческую жертву хотелось и ему.
Здание Магического Университета возвел в исключительно давние времена колдун, достигший совершенства в строительной магии, но на пути к нему несколько свихнувшийся.
Положительным следствием безумия стало то, что архитектор забыл передать огромному строению уверенность в том, что оно должно стареть и разваливаться, как все приличные дома.
Лишенное убеждения в собственной смертности здание продолжало стоять тысячелетие за тысячелетием, ничего не зная о слове «ремонт», самостоятельно заращивая трещины в стенах и фундаменте, со скрипом в несущих конструкциях выравнивая перекосившиеся потолки.
Но за это приходилось платить тем, что изнутри университет постоянно изменялся. Возникали новые коридоры, помещения кочевали с этажа на этаж, а на месте лестниц появлялись гладкие стены.
Но имелись в университете места, неизменные, как само время. К ним относилась запрятанная в подвал многоэтажная библиотека. Плотность магического поля тут заставила бы сойти с ума счетчик Гейгера, а пословица «Знание – сила» порой являла себя предельно опасным образом.
Даже ректор старался без крайней нужды не заглядывать сюда, а управлялся с огромным книжным хозяйством библиотекарь, принадлежащий к малоизвестной расе гроблинов.
Мешок Пыль избрал карьеру, связанную с полутьмой, каталожными карточками и одиночеством вовсе не потому, что обладал непривлекательным для остальных разумных видом: зеленой кожей, складками обвисающей на подбородке, светящимися глазами и телосложением погнутого дорожного знака.
Нет, он просто любил эту работу.
Спал Мешок Пыль в гробу, а просыпался всегда в одно и то же время – в тот момент, когда солнце поднималось над горами, ограничивающими Лоскутный мир с востока.
– Мерзкое утро, – говорил он сам себе и принимался за дела.
Они были многочисленны, разнообразны и совершенно непонятны для тех, кто никогда не работал в магических библиотеках.
Вот и утром дня Наивной Лисы Мешок Пыль пробудился в обычное время, позавтракал куском совершенно несъедобной для всех, кроме гроблинов, субстанции и собрался отправиться на обход собственных владений, когда уловил за дверью библиотеки шаги.
Мешок Пыль улыбнулся (на человеческий взгляд, на гроблинский – изобразил отвращение) и в очередной раз подумал, что без читателей жить на свете было бы куда спокойнее.
Люди, посещающие библиотеки, могут сколько угодно думать, что именно они являются центром мироздания. На самом деле библиотеки существуют сами по себе и для себя, а читатели представляют собой не более чем паразитов.
Двери библиотеки, высокие и черные, украшенные магическими символами, с грохотом распахнулись, и через порог, боязливо оглядываясь, шагнули несколько человек в зеленых мантиях.
Мешок Пыль узнал в одном из них Арса Топыряка, студента кафедры демонологии.
– Злобное утро, – сказал библиотекарь, бесшумно возникая из темноты.
– Э… да, – согласился Арс, вовремя вспомнив о том, что система ценностей гроблинов на взгляд человека выглядит поставленной на голову.
– Что вам нужно?
Топыряк оглянулся на жмущихся за его спиной приятелей и понял, что действовать придется самому.
– Мы хотим узнать, как поймать демона, – сказал он.
– Поймать? – на зеленом лице библиотекаря отразилось что-то вроде гнева.
– Да, именно.
– Может быть, изгнать? Или вызвать?
– Нет. Это мы знаем. Именно поймать. А для начала – найти…
– Ага.
Мешок Пыль задумался.
Он прекрасно знал, что главная проблема с демонами состоит в том, как от них избавиться, оставшись при этом живым и относительно целым. Иногда бывает нужда демона вызвать, чтобы побеседовать с ним по душам, а затем отправить обратно в Нижний мир.
Мало кто беспокоится, как НАЙТИ демона.
– Вы должны мне все рассказать, – проговорил библиотекарь. – Иначе я не смогу помочь.
– Да? – смутился Арс.
Прыгскокк толкнул его в спину, Рыггантропов ободряюще засопел, а Тили-Тили свистнул тонко и пронзительно, как впавший в детство паровозный гудок, и Топыряк заговорил.
Мешок Пыль слушал внимательно, не перебивая.
– Один из узников Нижнего мира, – сказал он, – приятная новость. Даже здесь нельзя чувствовать себя в безопасности.
– Он где-то в Ква-Ква. Чтобы изгнать, его надо сначала найти и поймать, – извиняющимся тоном сказал Арс. – Ты поможешь нам?
– Не я, а они, – и Мешок Пыль ткнул в наполненную тихим, но очень грозным шелестом тьму. – А точнее – он.
Добавка эта Арсу очень не понравилась.
– Кто? – подал голос бледный, как лист бумаги, Нил Прыгскокк.
– Некроинтерпресскон. Ну что, кто пойдет со мной к нему в гости?
Студенты дружно сделали шаг назад.
Все они знали о чудовищно древней книге с длинным именем, полным шипящих согласных, о том, что выговоривший его полностью неизбежно привлечет внимание самого злобного и дикого из всех магических трактатов, и не горели желанием с ним встретиться.
– Ы… – глубокомысленно сказал Рыггантропов.
Даже он, знающий о страхе меньше, чем дождевой червяк о полетах, ощутил смутное беспокойство.
– Никто? – уточнил Мешок Пыль, вытаскивая из-под конторки пару рукавиц из драконьей шкуры.
– Я, – отважно пискнул Арс, пытаясь сделать шаг вперед.
Ноги повиноваться хозяину отказывались.
Гроблин кивнул, вслед за рукавицами на конторке оказался мешок из черной шелковистой ткани, свинцовый амулет на цепочке, и щипцы на длинных рукоятках, при взгляде на которые любой стоматолог издал бы вздох умиления.
– И я, типа, – сказал Рыггантропов.
– Все пойдем, – Прыгскокк решительно вытолкнул вперед Тили-Тили.
Мешок Пыль повесил амулет на шею, натянул перчатки, вооружился щипцами и мешком, после чего обвел взглядом дрожащее и лязгающее зубами студенческое воинство и сказал:
– Противно видеть такую смелость. Надеюсь, что вы вернетесь обратно.
Бесшумно повернувшись, он зашагал во тьму. Студенты поспешили следом.
Идти приходилось узкими проходами между высокими полками, подпирающих скрытый во мраке потолок. Повороты следовали один за другим, а назойливое шуршание, издаваемое книгами, лезло в уши.
Набитые магией фолианты не обращали на людей особенного внимания, скрипели обложками, пихались, норовя отвоевать побольше места на полке. Тьму прорезывали голубые и алые вспышки, между полками метались искры, возникали сотканные из дыма силуэты.
При взгляде на них вспоминались слухи о сгинувших в недрах библиотеки студентах и даже преподавателях…
Арс вздрогнул, когда под ногами что-то шевельнулось и побежало в сторону, отчаянно шелестя страницами.
– Что это? – гулко спросил Рыггантропов.
– Бродячая энциклопедия, – почти не дрожащим голосом ответил Топыряк. – Не пугайся, двоечниками она не питается.
– Да? Ну и ладно.
Они миновали полку, окутанную багровым свечением, прошли застывшую парализованным жирафом лестницу, и из мрака неспешно, с достоинством выплыла стена с прорезанной в ней дверью.
– Приготовьтесь, – сказал Мешок Пыль и открыл ее.
Снизу, из-под пола, заглушая шелест библиотеки, донеслось леденящее душу протяжное завывание. Арс вздрогнул, Тили-Тили подпрыгнул так, что едва не ударился головой о потолок, а Нил Прыгскокк побледнел до такой степени, что стал похож на простыню.
В вое звучала кровожадная радость, как в рыке тигра, обнаружившего, что к нему на обед заглянула парочка людей.
– Кто орет? – спросил Рыггантропов, на всю длину засовывая в ухо палец.
– Некроинтерпресскон, – сообщил гроблин. – Он знает, что мы идем к нему, и надеется подзакусить.
Ни один из раздавшихся после этого возгласов не содержал и грамма энтузиазма:
– Э…
– Да?
– С-с-с-с-с!
– Надо идти, – проговорил Арс, – отступать поздно.
Мешок Пыль кивнул и шагнул на лестницу.
Ступени оказались выщерблены, освещение отсутствовало, так что студенты постоянно спотыкались и время от времени изрыгали проклятия. Кровожадное шуршание и отдаленный рык, доносящийся из выходящих на лестницу коридоров, тут же стихали.
Закрытые в подземелье древние книги, заключающие в себе саму сущность зла, прислушивались, норовя выучить новые заклинания.
– Пришли, – сказал Мешок Пыль, останавливаясь перед дверью, выглядящей мрачно и увесисто.
Притолока и косяки, обложенные оборзитом, гасящим магию камнем, излучали белесое сияние.
Некроинтерпресскон завыл вновь, и Арс ощутил, как тело его, наплевав на приказы разума, готово обратиться в самое позорное бегство. Рыггантропов вновь поковырял в ухе, и раздавшийся из недр маленькой головы скрежещущий звук вынудил древний фолиант стыдливо умолкнуть.
– Едва откроем – мертвяки полезут, – сообщил Мешок Пыль, извлекая из-под балахона вычурный ключ.
С легким хлопком возникла скважина, ключ вошел в нее бесшумно, как нож в масло, и в недрах двери что-то заскрипело. Пол качнулся, с потолка посыпалась мелкая пыль.
– Не вздумайте колдовать! – гроблин отступил на шаг. – Мертвяки хоть и выглядят отвратительно, только напугать могут, а сотворенные заклинания тут искажаются очень причудливо…
Дверь открылась, и через проем ринулась толпа раскоряченных уродов. Замелькали оскаленные хари, завоняло растревоженной могилой, к студентам потянулись сгнившие и обглоданные лапы.
Тили-Тили гневно зашипел, и его маленькая фигурка превратилась в смазанное пятно.
После нескольких стремительных ударов удивленно моргающие и недоуменно воющие мертвяки оказались лежащими на полу, а через мгновение начали таять, превращаться в черный вонючий дым.
– Погано, – заметил Мешок Пыль. – Теперь ждите, пока я усмирю его. Потом заходите.
Пространство, лежащее за дверью, не было темным: неприятное для глаз багровое сияние освещало блестящий пол, причудливо изогнутые стены, покрытые магическими знаками, и нечто черное, слишком большое, чтобы быть книгой…
Когда гроблин шагнул внутрь, темный силуэт поднялся, звякнули цепи. Фолиант, размерами превосходящий обеденный стол, с истошным воем ринулся к ненавистному библиотекарю.
– Чем он вопит? – спросил Нил, когда в ушах перестало звенеть. – У него же нет горла и этих самых… связок…
– А я знаю? – вопросом ответил Арс, зачарованно наблюдая, как Мешок Пыль трясет амулетом, а Некроинтерпресскон пытается заслониться обложкой.
– Заходите, – велел гроблин, когда гневно трепещущий страницами фолиант лег на пол, как присмиревший хищник.
Арс шагнул через порог и осторожно, вытянув шею, заглянул внутрь Некроинтерпресскона.
На страницах древнего и могучего фолианта клубилась тьма, пылали застывшие в судороге молнии, неспешно вращались черные воронки, и Топыряк с ужасом осознал, что не может отвести от одной из них взгляд.
– Не смотри, – его толкнули в плечо, – он выпьет твою душу…
Арс замотал головой, пытаясь определить, при нем ли еще душа.
По всему получалось, что она благополучно обретается в пятках и выходить оттуда не собирается.
– Сейчас я поймаю ответ на наш вопрос, – Мешок Пыль оскалил мелкие острые зубы, покрепче ухватился за щипцы и, опершись коленом о край гневно затрепетавшего Некроинтерпресскона, сунул в него руки.
В этот момент гроблин напоминал сантехника, отважно бьющегося с очень большим и злым унитазом. Он сосредоточенно двигал руками, а фолиант бурчал, кряхтел и булькал.
Потом Мешок Пыль дернул, словно подсекая, и отскочил от книги.
Зажатое в щипцах, билось, извивалось и разбрасывало искры что-то, похожее на ожившую полосу раскаленного металла.
– Мешок, сюда, – прошипел библиотекарь, и замершие студенты задвигались очень быстро.
Многие думают, что демоном быть легко: являйся по вызову ко всяким колдунам, исполняй их желания, а в остальное время развлекайся на полную катушку, используя сверхъестественные способности.
На самом деле демонское существование таит не меньше сложностей, чем людское или эльфийское…
Взять хотя бы солнечный свет.
За тысячелетия, проведенные в самом темном, затхлом и мрачном уголке Нижнего мира, память узника ослабела. Если честно, он забыл все, кроме имени, жестокого, выворачивающего нутро голода и яростно полыхающего желания отмстить тем, кто одолел его и заковал.
После побега воспоминания начали возвращаться, но очень медленно.
Поэтому, когда тьма принялась редеть, могущественный, но пораженный склерозом демон лишь удивленно распахнул то, что заменяло ему глаза, пытаясь осознать, что происходит…
А в следующее мгновение зашипел от охватившей тело боли.
Демоны не очень хорошо переносят солнечный свет, но если сталкиваются с ним часто, постепенно вырабатывают иммунитет. Узник в силу очевидных причин такой возможности был лишен.
В тот момент он решил, что враги добрались до него и что сейчас он провалится обратно в Нижний мир. Бешенство придало сил, и демон отчаянным броском метнулся к ближайшему островку спасительной темноты…
Раздалось шуршание вроде того, что издает размотанный рулон туалетной бумаги, и в подвале дома, считающегося по меркам Нор чуть ли не усадьбой, стало на одно живое существо больше.
Обитающие тут крысы не стали пытаться завести знакомство, а дали стрекача.
У крыс перед людьми есть одно большое преимущество – они не обременены затемняющим истинное восприятие интеллектом, которым погрязшее в глупости человечество почему-то гордится.
Среди засохших крысиных какашек, полуразвалившихся бочек и куч тряпья демон почувствовал себя довольно уютно.
Сейчас он пребывал в неподвижности и ждал, когда через щели прекратит струиться вызывающее боль сияние и когда можно будет выйти наружу, снова поиграть с людьми…
Улица Толстой Звезды, расположенная на правом по ходу солнца берегу реки Ква-Ква, славилась прежде всего тем, что лежала между Норами и гномьим кварталом, являясь чем-то вроде демилитаризованной зоны.
А еще тут жила Безумная Пифия.
На самом деле все пифии, предсказатели и пророки не в своем уме, а немножечко в чужом, и хорошо, если только в одном. Чтобы заслужить в их цеху прозвище «Безумная», его обладательнице пришлось постараться.
Поэтому стражники, свернув с улицы Злобных Карликов, остановились, чтобы вытрясти из закромов души крошки смелости.
– Ты уверен, что нам нужно туда идти? – в двадцатый, наверное, раз спросил Васис Ргов.
– Я понял, – кивнул Лахов.
– И славно, – Большой Джим позволил себе улыбку, – если понадобится помощь, пришли кого-нибудь из своих людей сюда, лейтенант. Их не убьют по дороге, это я обещаю. А теперь мне пора. Дела, знаешь ли.
И Большой Джим, двигаясь с солидностью дрейфующего айсберга, вышел из «Пельменной».
– Пора убираться отсюда, – во взгляде Васиса Ргова отчетливо читалось желание оказаться где-нибудь подальше.
И не только от заваленного трупами (точнее, их частями) притона, а вообще от Ква-Ква.
– Здравая мысль, – кивнул Лахов.
Через пять минут они ковыляли обратно по Пустопорожней улице, тщетно пытаясь не вступать в подозрительно бурые и густые лужи, выглядящие так, словно прямо в них миллионы лет назад зародилась жизнь.
– Что делать будем? – спросил Васис Ргов, когда Норы остались позади и появилась возможность не опасаться выстрела из подворотни.
Лахов смерил преданно моргающих подчиненных взглядом и осознал, что думать придется самому.
– Искать, – сказал он. – Если тут замешана магия, надо идти к тому, кто в ней разбирается лучше всех и при этом не имеет отношения к университету. А именно – к Пифии.
– Нет! – нервный выкрик Ргова смешался с полузадушенным всхлипом Калиса.
Освещение в комнате было настолько тусклым, что почти отсутствовало. Сидящий за столом человек благодаря черной мантии с капюшоном напоминал плохо обработанную статую.
Стоящий у порога веснушчатый юнец, телосложением похожий на угря, выглядел куда более обыденно, большей частью за счет того, что от него на сотню метров разило кошками.
– Очень интересно, – проговорил сидящий голосом не столько шипящим, сколько шуршащим, как удавка из очень дорогого шелка. – Я надеюсь, что ты ничего не добавил от себя?
– Нет, господин.
– Тогда можешь идти
– А? – в глазах юнца мелькнул некий блик, наводящий на мысли о золотых монетах.
– Я что-то забыл?
– Нет, господин.
– Вот и прекрасно. И прикрой дверь, а то дует.
Оставшись в одиночестве, закутанный в мантию человек и не подумал скинуть с головы капюшон.
– Ну что же, – сказал он, – проверим, сколько наврал Рыжий Кошатник. Если много, то завтра он проснется с первоклассной чесоткой, если мало – золота в его карманах станет больше.
Мага, привыкшего скрывать лицо, хорошо знали в самых разных частях Ква-Ква, к его услугам прибегали и в трущобах, и на Сырой улице, где обитали богатые и знатные горожане.
Но те, кто знал его по имени, давно покоились в могиле, и это чародей по прозвищу Скрытный считал главным профессиональным достижением. Он занимался делами, где излишняя огласка только вредит, и поэтому неумолимо стремился к тому, чтобы живых существ, видевших его без капюшона, становилось меньше и меньше…
Имелся, правда, университет, чьи преподаватели, запомнившие тощего, вечно недовольного и крайне самолюбивого студента с прыщами на физиономии, были Скрытному не по зубам.
Ему оставалось только злобно шипеть и мечтать о том дне, когда он покажет «этим выскочкам».
– Посмотрим-посмотрим, – Скрытный поднялся из-за стола и извлек из стоящего у стены шкафа несколько штуковин, напоминающих изогнутые железяки, покрытые какими-то закорючками.
Взглянув на них, задумался бы не только студент МУ, но и иной практикующий маг.
Ум Скрытного напоминал фанатичного любителя низкопробных фильмов ужасов. В те разделы оккультного знания, где остальные маги зажмуривались, лишь изредка открывая один глаз и мечтая, чтобы все поскорее закончилось, он вглядывался очень внимательно, не забывая бормотать довольным голосом: «О, сколько крови…» и «Какой красивый укус…»
В темных и мерзких направлениях колдовства Скрытному не было равных.
По крайней мере, он сам на это скромно надеялся.
Маг сложил из железяк что-то вроде рамки для картины и, поставив ее на стол, принялся бормотать и размахивать руками. Внутри рамки появились мечущиеся искры, из мельтешения разноцветных точек выплыло изображение большой, плохо освещенной и грязной комнаты.
Кое-кто из обитателей Нор узнал бы в ней «Пельменную».
Изображение двигалось: хозяин за стойкой полировал кружки, в углу кого-то били, убийцы играли в крестики-нолики. Скрытный пыхтел и сопел от напряжения, вытянутые руки его дрожали.
Но когда дверь «Пельменной» открылась, маг забыл о том, что на носу висит капля пота, что спина ноет от напряжения, а заклинание Телепатического Видения извивается, норовя рассеяться.
– Невероятно, – голос Скрытного звенел от возбуждения, – такой шанс! Такой шанс! Ор-р-ргх-х!
Заклинание вывернулось и удрало, напоследок тяпнув мага за пальцы, но это было уже не важно.
– Теперь я им всем покажу! – гордо распрямившись, Скрытный воздел руки к небесам, точнее, к грязному потолку и к несколько озадаченному таким поворотом событий таракану. – Я подчиню этого демона и отомщу за все! За издевательства на занятиях, за насмешки, за провал на прошлых выборах и за ту кружку с утенком, что у меня разбили на первом… или на втором?.. курсе!
О том, что демона нужно еще поймать, маг, захлебнувшийся в фонтане радости, в этот момент просто не думал.
* * *
Зубост Дерг, верховный жрец Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), редко вставал раньше полудня. Он искренне полагал, что с обычными делами, вроде утренней службы, справятся и помощники, а глобальные решения, типа утверждения окончательной редакции «Пятого Отечческаго Паслания», немного подождут без всякого вреда для себя.Но в это утро Зубост Дерг искренне жалел о том, что не поднялся с рассветом.
Верховному жрецу снился кошмарный сон, реалистичный, как воткнутый в грудь меч, и вырваться из него не получалось, несмотря на все усилия.
Во сне Зубост Дерг находился в храме, в том самом, где обитал более полувека и в котором знал все закоулки. Но стены были голыми, без привычных глазу занавесей, а на том месте, где положено располагаться статуе Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), клубилась некая темная фигура.
Рассмотреть ее не удавалось, и это только нагнетало ужас.
Верховный жрец стоял, будучи не в силах пошевелиться и даже отвести взгляд, обливался холодным потом, клялся всеми священными именами, что с завтрашнего дня начнет вставать рано и делать зарядку. В громадном и пустом зале трепыхались едва слышные шепотки, норовили втиснуться в уши:
– Зло придет… – убеждали они, – и мрак воцарится… и ты будешь поклоняться нам!
– Нам! Нам! Нам! – завибрировало в углах эхо.
Шепотки превратились в рев, голову резануло болью, и Зубоста Дерга со скоростью стартующей с подводной лодки ракеты вышвырнуло из глубин сновидений на поверхность реальности.
В смятые, пахнущие потом простыни.
Несколько минут Зубост Дерг лежал неподвижно, вслушиваясь в грохот сердца, затем помянул Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), и принялся выбираться из кровати.
Дверь спальни открылась, и внутрь заглянул жрец-стилист.
– Ой, ты уже проснулся? – сказал он томным голосом. – Хорошо. Тут принесли эскизы новой мантии, надо взглянуть…
– Конечно, сейчас, – пробурчал Зубост Дерг, теребя себя за бороду.
– Сейчас так сейчас, – жрец-стилист повернул голову, – эй, ты, мазила, заноси свои картинки…
– Проваливай! – рявкнул Зубост Дерг. – Не до тебя мне!
Жрец-стилист, отличающийся понятливостью оглушенного барана, распахнул подведенные глаза и округлил заляпанный помадой рот.
– О? – сказал он удивленно.
– Вон!
– А!
Жрец-стилист исчез, как демон после удачного экзорцизма.
Зубост Дерг постоял мгновение, а затем решительно принялся натягивать старую коричневую мантию, совершенно не модную, с заштопанной дыркой на левом локте и обтрепавшимся подолом, но зато любимую.
Да, большую часть жизни верховный жрец Отца Богов проводил в обычных человеческих занятиях – интригах, увеселениях, молитвах, чревоугодии, но все же он являлся служителем бога.
И прекрасно мог отличить обычный сон от… не совсем обычного.
Когда Зубост Дерг вышел из спальни, жрец-стилист испуганно шарахнулся в сторону, а дежурный жрец, некогда служивший в армии, по старой привычке вытянулся и щелкнул каблуками.
– Собрать всех братьев в главном зале, – велел Зубост Дерг.
Дежурный жрец судорожно кивнул и умчался в коридор, откуда донеслись крики, звон и топот.
Когда верховный служитель Отца Богов добрался до главного зала, все братья, от престарелого отца Шлепа до младшего зажигальщика курительных палочек, находились там.
Громадная статуя Бевса-Патера с некоторым удивлением взирала на столпотворение.
– Братья, – сказал Зубост Дерг, небрежно опершись на торчащий… э… атрибут бога, – сегодня мне приснился сон…
– Бывает, – прошептал кто-то из жрецов постарше, – когда на ночь баранины переешь, такое привидится…
Зубост Дерг взглядом сжег его в пепел, повесил, четвертовал и кастрировал.
– Это был не обычный сон! – сказал он громко. – Могучий владыка Бевс-Патер послал мне знак!
Верховный жрец коротко пересказал жуткое видение, и зал наполнился дружным гомоном:
– Ишь ты, зло придет? Это что, богомерзкие гномы захватят город?
– Молиться, молиться и молиться!
– Брехня…
– Что это значит?
– …пора бежать!
– Надо обратиться к магам.
Зубост Дерг нашел взглядом того, кто произнес последнюю фразу, и сделал мысленную отметку завтра выгнать этого человека из храма: дуракам не место среди служителей Отца Богов.
Нельзя сказать, что жрецы особенно не любят магов (хотя откровенно не понимают, за что любить этих самолюбивых болванов). Просто те и другие ведут себя как обитающие в одной квартире близкие родственники, затеявшие мелкую подрывную войну и не признающиеся в том, что зависят друг от друга.
Обратиться к магам жреца могли вынудить лишь самые крайние обстоятельства, и пока они не наступили – это Зубост Дерг ощущал не только шкурой, но и почему-то селезенкой.
– Тихо! – рявкнул он.
Служители Бевса-Патера поспешно умолкли.
– Мы обратимся к той, – уверенно заявил Зубост Дерг, – кто разбирается в магии не хуже толпы бездельников в разноцветных мантиях, но при этом лишена их недостатков – к Пифии!
Жрецы в ошеломлении примолкли, кое-кто разинул рот.
– Если считать недостатками умение говорить связно и спокойный нрав, то старик не заблуждается, – прошептал один из молодых жрецов, благоразумно притаившийся в задних рядах.
– А по мне – он просто сошел с ума, – добавил его приятель и пугливо огляделся: не услышал ли кто святотатственные слова?
Святотатцев и вольнодумцев в храме Бевса-Патера очень любили и время от времени устраивали среди братии настоящую облаву на них.
Отец Богов не отличался требовательностью, но иногда человеческую жертву хотелось и ему.
Здание Магического Университета возвел в исключительно давние времена колдун, достигший совершенства в строительной магии, но на пути к нему несколько свихнувшийся.
Положительным следствием безумия стало то, что архитектор забыл передать огромному строению уверенность в том, что оно должно стареть и разваливаться, как все приличные дома.
Лишенное убеждения в собственной смертности здание продолжало стоять тысячелетие за тысячелетием, ничего не зная о слове «ремонт», самостоятельно заращивая трещины в стенах и фундаменте, со скрипом в несущих конструкциях выравнивая перекосившиеся потолки.
Но за это приходилось платить тем, что изнутри университет постоянно изменялся. Возникали новые коридоры, помещения кочевали с этажа на этаж, а на месте лестниц появлялись гладкие стены.
Но имелись в университете места, неизменные, как само время. К ним относилась запрятанная в подвал многоэтажная библиотека. Плотность магического поля тут заставила бы сойти с ума счетчик Гейгера, а пословица «Знание – сила» порой являла себя предельно опасным образом.
Даже ректор старался без крайней нужды не заглядывать сюда, а управлялся с огромным книжным хозяйством библиотекарь, принадлежащий к малоизвестной расе гроблинов.
Мешок Пыль избрал карьеру, связанную с полутьмой, каталожными карточками и одиночеством вовсе не потому, что обладал непривлекательным для остальных разумных видом: зеленой кожей, складками обвисающей на подбородке, светящимися глазами и телосложением погнутого дорожного знака.
Нет, он просто любил эту работу.
Спал Мешок Пыль в гробу, а просыпался всегда в одно и то же время – в тот момент, когда солнце поднималось над горами, ограничивающими Лоскутный мир с востока.
– Мерзкое утро, – говорил он сам себе и принимался за дела.
Они были многочисленны, разнообразны и совершенно непонятны для тех, кто никогда не работал в магических библиотеках.
Вот и утром дня Наивной Лисы Мешок Пыль пробудился в обычное время, позавтракал куском совершенно несъедобной для всех, кроме гроблинов, субстанции и собрался отправиться на обход собственных владений, когда уловил за дверью библиотеки шаги.
Мешок Пыль улыбнулся (на человеческий взгляд, на гроблинский – изобразил отвращение) и в очередной раз подумал, что без читателей жить на свете было бы куда спокойнее.
Люди, посещающие библиотеки, могут сколько угодно думать, что именно они являются центром мироздания. На самом деле библиотеки существуют сами по себе и для себя, а читатели представляют собой не более чем паразитов.
Двери библиотеки, высокие и черные, украшенные магическими символами, с грохотом распахнулись, и через порог, боязливо оглядываясь, шагнули несколько человек в зеленых мантиях.
Мешок Пыль узнал в одном из них Арса Топыряка, студента кафедры демонологии.
– Злобное утро, – сказал библиотекарь, бесшумно возникая из темноты.
– Э… да, – согласился Арс, вовремя вспомнив о том, что система ценностей гроблинов на взгляд человека выглядит поставленной на голову.
– Что вам нужно?
Топыряк оглянулся на жмущихся за его спиной приятелей и понял, что действовать придется самому.
– Мы хотим узнать, как поймать демона, – сказал он.
– Поймать? – на зеленом лице библиотекаря отразилось что-то вроде гнева.
– Да, именно.
– Может быть, изгнать? Или вызвать?
– Нет. Это мы знаем. Именно поймать. А для начала – найти…
– Ага.
Мешок Пыль задумался.
Он прекрасно знал, что главная проблема с демонами состоит в том, как от них избавиться, оставшись при этом живым и относительно целым. Иногда бывает нужда демона вызвать, чтобы побеседовать с ним по душам, а затем отправить обратно в Нижний мир.
Мало кто беспокоится, как НАЙТИ демона.
– Вы должны мне все рассказать, – проговорил библиотекарь. – Иначе я не смогу помочь.
– Да? – смутился Арс.
Прыгскокк толкнул его в спину, Рыггантропов ободряюще засопел, а Тили-Тили свистнул тонко и пронзительно, как впавший в детство паровозный гудок, и Топыряк заговорил.
Мешок Пыль слушал внимательно, не перебивая.
– Один из узников Нижнего мира, – сказал он, – приятная новость. Даже здесь нельзя чувствовать себя в безопасности.
– Он где-то в Ква-Ква. Чтобы изгнать, его надо сначала найти и поймать, – извиняющимся тоном сказал Арс. – Ты поможешь нам?
– Не я, а они, – и Мешок Пыль ткнул в наполненную тихим, но очень грозным шелестом тьму. – А точнее – он.
Добавка эта Арсу очень не понравилась.
– Кто? – подал голос бледный, как лист бумаги, Нил Прыгскокк.
– Некроинтерпресскон. Ну что, кто пойдет со мной к нему в гости?
Студенты дружно сделали шаг назад.
Все они знали о чудовищно древней книге с длинным именем, полным шипящих согласных, о том, что выговоривший его полностью неизбежно привлечет внимание самого злобного и дикого из всех магических трактатов, и не горели желанием с ним встретиться.
– Ы… – глубокомысленно сказал Рыггантропов.
Даже он, знающий о страхе меньше, чем дождевой червяк о полетах, ощутил смутное беспокойство.
– Никто? – уточнил Мешок Пыль, вытаскивая из-под конторки пару рукавиц из драконьей шкуры.
– Я, – отважно пискнул Арс, пытаясь сделать шаг вперед.
Ноги повиноваться хозяину отказывались.
Гроблин кивнул, вслед за рукавицами на конторке оказался мешок из черной шелковистой ткани, свинцовый амулет на цепочке, и щипцы на длинных рукоятках, при взгляде на которые любой стоматолог издал бы вздох умиления.
– И я, типа, – сказал Рыггантропов.
– Все пойдем, – Прыгскокк решительно вытолкнул вперед Тили-Тили.
Мешок Пыль повесил амулет на шею, натянул перчатки, вооружился щипцами и мешком, после чего обвел взглядом дрожащее и лязгающее зубами студенческое воинство и сказал:
– Противно видеть такую смелость. Надеюсь, что вы вернетесь обратно.
Бесшумно повернувшись, он зашагал во тьму. Студенты поспешили следом.
Идти приходилось узкими проходами между высокими полками, подпирающих скрытый во мраке потолок. Повороты следовали один за другим, а назойливое шуршание, издаваемое книгами, лезло в уши.
Набитые магией фолианты не обращали на людей особенного внимания, скрипели обложками, пихались, норовя отвоевать побольше места на полке. Тьму прорезывали голубые и алые вспышки, между полками метались искры, возникали сотканные из дыма силуэты.
При взгляде на них вспоминались слухи о сгинувших в недрах библиотеки студентах и даже преподавателях…
Арс вздрогнул, когда под ногами что-то шевельнулось и побежало в сторону, отчаянно шелестя страницами.
– Что это? – гулко спросил Рыггантропов.
– Бродячая энциклопедия, – почти не дрожащим голосом ответил Топыряк. – Не пугайся, двоечниками она не питается.
– Да? Ну и ладно.
Они миновали полку, окутанную багровым свечением, прошли застывшую парализованным жирафом лестницу, и из мрака неспешно, с достоинством выплыла стена с прорезанной в ней дверью.
– Приготовьтесь, – сказал Мешок Пыль и открыл ее.
Снизу, из-под пола, заглушая шелест библиотеки, донеслось леденящее душу протяжное завывание. Арс вздрогнул, Тили-Тили подпрыгнул так, что едва не ударился головой о потолок, а Нил Прыгскокк побледнел до такой степени, что стал похож на простыню.
В вое звучала кровожадная радость, как в рыке тигра, обнаружившего, что к нему на обед заглянула парочка людей.
– Кто орет? – спросил Рыггантропов, на всю длину засовывая в ухо палец.
– Некроинтерпресскон, – сообщил гроблин. – Он знает, что мы идем к нему, и надеется подзакусить.
Ни один из раздавшихся после этого возгласов не содержал и грамма энтузиазма:
– Э…
– Да?
– С-с-с-с-с!
– Надо идти, – проговорил Арс, – отступать поздно.
Мешок Пыль кивнул и шагнул на лестницу.
Ступени оказались выщерблены, освещение отсутствовало, так что студенты постоянно спотыкались и время от времени изрыгали проклятия. Кровожадное шуршание и отдаленный рык, доносящийся из выходящих на лестницу коридоров, тут же стихали.
Закрытые в подземелье древние книги, заключающие в себе саму сущность зла, прислушивались, норовя выучить новые заклинания.
– Пришли, – сказал Мешок Пыль, останавливаясь перед дверью, выглядящей мрачно и увесисто.
Притолока и косяки, обложенные оборзитом, гасящим магию камнем, излучали белесое сияние.
Некроинтерпресскон завыл вновь, и Арс ощутил, как тело его, наплевав на приказы разума, готово обратиться в самое позорное бегство. Рыггантропов вновь поковырял в ухе, и раздавшийся из недр маленькой головы скрежещущий звук вынудил древний фолиант стыдливо умолкнуть.
– Едва откроем – мертвяки полезут, – сообщил Мешок Пыль, извлекая из-под балахона вычурный ключ.
С легким хлопком возникла скважина, ключ вошел в нее бесшумно, как нож в масло, и в недрах двери что-то заскрипело. Пол качнулся, с потолка посыпалась мелкая пыль.
– Не вздумайте колдовать! – гроблин отступил на шаг. – Мертвяки хоть и выглядят отвратительно, только напугать могут, а сотворенные заклинания тут искажаются очень причудливо…
Дверь открылась, и через проем ринулась толпа раскоряченных уродов. Замелькали оскаленные хари, завоняло растревоженной могилой, к студентам потянулись сгнившие и обглоданные лапы.
Тили-Тили гневно зашипел, и его маленькая фигурка превратилась в смазанное пятно.
После нескольких стремительных ударов удивленно моргающие и недоуменно воющие мертвяки оказались лежащими на полу, а через мгновение начали таять, превращаться в черный вонючий дым.
– Погано, – заметил Мешок Пыль. – Теперь ждите, пока я усмирю его. Потом заходите.
Пространство, лежащее за дверью, не было темным: неприятное для глаз багровое сияние освещало блестящий пол, причудливо изогнутые стены, покрытые магическими знаками, и нечто черное, слишком большое, чтобы быть книгой…
Когда гроблин шагнул внутрь, темный силуэт поднялся, звякнули цепи. Фолиант, размерами превосходящий обеденный стол, с истошным воем ринулся к ненавистному библиотекарю.
– Чем он вопит? – спросил Нил, когда в ушах перестало звенеть. – У него же нет горла и этих самых… связок…
– А я знаю? – вопросом ответил Арс, зачарованно наблюдая, как Мешок Пыль трясет амулетом, а Некроинтерпресскон пытается заслониться обложкой.
– Заходите, – велел гроблин, когда гневно трепещущий страницами фолиант лег на пол, как присмиревший хищник.
Арс шагнул через порог и осторожно, вытянув шею, заглянул внутрь Некроинтерпресскона.
На страницах древнего и могучего фолианта клубилась тьма, пылали застывшие в судороге молнии, неспешно вращались черные воронки, и Топыряк с ужасом осознал, что не может отвести от одной из них взгляд.
– Не смотри, – его толкнули в плечо, – он выпьет твою душу…
Арс замотал головой, пытаясь определить, при нем ли еще душа.
По всему получалось, что она благополучно обретается в пятках и выходить оттуда не собирается.
– Сейчас я поймаю ответ на наш вопрос, – Мешок Пыль оскалил мелкие острые зубы, покрепче ухватился за щипцы и, опершись коленом о край гневно затрепетавшего Некроинтерпресскона, сунул в него руки.
В этот момент гроблин напоминал сантехника, отважно бьющегося с очень большим и злым унитазом. Он сосредоточенно двигал руками, а фолиант бурчал, кряхтел и булькал.
Потом Мешок Пыль дернул, словно подсекая, и отскочил от книги.
Зажатое в щипцах, билось, извивалось и разбрасывало искры что-то, похожее на ожившую полосу раскаленного металла.
– Мешок, сюда, – прошипел библиотекарь, и замершие студенты задвигались очень быстро.
Многие думают, что демоном быть легко: являйся по вызову ко всяким колдунам, исполняй их желания, а в остальное время развлекайся на полную катушку, используя сверхъестественные способности.
На самом деле демонское существование таит не меньше сложностей, чем людское или эльфийское…
Взять хотя бы солнечный свет.
За тысячелетия, проведенные в самом темном, затхлом и мрачном уголке Нижнего мира, память узника ослабела. Если честно, он забыл все, кроме имени, жестокого, выворачивающего нутро голода и яростно полыхающего желания отмстить тем, кто одолел его и заковал.
После побега воспоминания начали возвращаться, но очень медленно.
Поэтому, когда тьма принялась редеть, могущественный, но пораженный склерозом демон лишь удивленно распахнул то, что заменяло ему глаза, пытаясь осознать, что происходит…
А в следующее мгновение зашипел от охватившей тело боли.
Демоны не очень хорошо переносят солнечный свет, но если сталкиваются с ним часто, постепенно вырабатывают иммунитет. Узник в силу очевидных причин такой возможности был лишен.
В тот момент он решил, что враги добрались до него и что сейчас он провалится обратно в Нижний мир. Бешенство придало сил, и демон отчаянным броском метнулся к ближайшему островку спасительной темноты…
Раздалось шуршание вроде того, что издает размотанный рулон туалетной бумаги, и в подвале дома, считающегося по меркам Нор чуть ли не усадьбой, стало на одно живое существо больше.
Обитающие тут крысы не стали пытаться завести знакомство, а дали стрекача.
У крыс перед людьми есть одно большое преимущество – они не обременены затемняющим истинное восприятие интеллектом, которым погрязшее в глупости человечество почему-то гордится.
Среди засохших крысиных какашек, полуразвалившихся бочек и куч тряпья демон почувствовал себя довольно уютно.
Сейчас он пребывал в неподвижности и ждал, когда через щели прекратит струиться вызывающее боль сияние и когда можно будет выйти наружу, снова поиграть с людьми…
Улица Толстой Звезды, расположенная на правом по ходу солнца берегу реки Ква-Ква, славилась прежде всего тем, что лежала между Норами и гномьим кварталом, являясь чем-то вроде демилитаризованной зоны.
А еще тут жила Безумная Пифия.
На самом деле все пифии, предсказатели и пророки не в своем уме, а немножечко в чужом, и хорошо, если только в одном. Чтобы заслужить в их цеху прозвище «Безумная», его обладательнице пришлось постараться.
Поэтому стражники, свернув с улицы Злобных Карликов, остановились, чтобы вытрясти из закромов души крошки смелости.
– Ты уверен, что нам нужно туда идти? – в двадцатый, наверное, раз спросил Васис Ргов.