– Ну какой он на фиг певец, ты же как композитор должен понимать! Нулевой он певец, а гонора, как будто он как минимум Карузо или Элвис Пресли. Да я лучше сделаю певца вон из Сашки Лазарева, крестника моего, не важно, что ему пять лет, мозгов-то у него побольше, чем у моего шибко самостоятельного сынка!
   Владимир Абрамович Этуш с изменившимся лицом приставал к окружающим. С единственной фразой: – Кто видел мою Ленку, жену мою?
   Встревоженную исчезновением жены народного артиста актерскую общественность, которая даже посылала Лидию Федосееву-Шукшину в женский сортир искать пропажу, успокоила сама Ленка, бегавшая на улицу за любимым соком Этуша. Все радостно успокоились, выдохнули и привычно принялись глотать водку. Владимир Абрамович же облегченно прильнул к яблочному соку.
   Я настороженно прислушивался к киномэтрам в тайной надежде узнать что-либо о фильме. Но бесполезно. Юлий Гусман на пальцах объяснял актеру Владимиру Долинскому, что Михалкова пора снимать из председателей Союза кинематографистов к чертовой бабушке.
   – Ишь чего придумал, Дом кино сносить, да если бы я остался директором, его бы туда поссать не пустили! А то ишь мэтр выискался, я, может, сам мэтр! – пузырился от негодования Гусман. Между тем Миша Ефремов, на пару с Никитой Высоцким опорожнив подчистую весь запас местного шампанского, уже вопрошающе посматривал на Юлия Гусмана, намекая на продолжение банкета. Наконец Юлий Соломоныч милостиво дал свисток, и народ, плавно пошатываясь, начал перемещаться в ресторан, где собственно и назначен был банкет по случаю этой самой премьеры.
   – О чем фильм-то, – бубнил я на ухо Лизе Боярской, пытаясь под беседу ухватить ее за непритязательную девичью грудь. – Ты же там чуть ли не главную роль играешь.
   Решительно отвергнув мои тухловатые домогательства, Лиза сгоряча рубанула: – Фильм надо было смотреть, а не водку с Ефремовым в буфете трескать!
   Почувствовав неминучую справедливость Лизиных слов, я опять прицепился к Ефремову: – Вот, Миш, говорят, ты журналистов не любишь, а со мной водку трескаешь!
   – Вова, да я же обожаю журналистов, а тебя особенно. Я даже этих, как их там, блин, папа… пара… нуты понял, это те, которые без мыла с фотоаппаратом в жопу залезают. Так вот я их тоже уважаю! Хочешь, я тебя поцелую на память?
   Между тем ресторан «Прага» уже заполнялся именитыми гостями и жареными фазанами. Ефремов уже прыгал вокруг стола и кричал: – Я заказал Феде дичь! Гусман нахмурился: – По-моему, у меня в фильме этого не было…
   – Это из «Бриллиантовой руки», Юрий Соломонович… – кивком глотнул сухенького я. Режиссер облегченно вздохнул и заулыбался. Радостный и благодушный Александр Абдулов даже не плевался в мою ненавистную журналистскую харю. Наоборот, он бережно, под локоток сопровождал статную, слегка пополневшую девушку Юлю. Оркестр пилил что-то невнятно родное, типа «Светит незнакомая звезда…».
   – А вот Александр Гаврилович, правду говорят, что вы подарили Юле красный «Мерседес» и кольцо с бриллиантом от Кристиана Бауэра?
   – Во-первых, Владимир, это бред, а во-вторых, я подарил своей жене нечто более ценное.
   Я аж поперхнулся.
   – Так вы что, поженились?
   – Да, давно уже, такие вещи знать надо. И вообще, я совершенно счастлив, она не актриса и вообще замечательный человек.
   – Так я желаю вам этого, как его, счастья в личной жизни и вместе умереть.
   Я понял, что сказал что-то не то. Абдулов внимательно, с прищуром посмотрел на меня.
   – Я имел в виду, прожить долго и счастливо и умереть в один день, во!
   Александр брезгливо махнул рукой и пошел с дамой куда-то вдаль. Из зала кто-то брякнул: «Да она же беременна…»
   Я присмотрелся, действительно, свободный покрой черного платья девушки мог бы трактоваться разными загадочными предположениями. Но мысли о беременных женщинах, сколько ж можно, за одни сутки уже вводили меня в состояние одновременного ступора и истерии. Махнув рукой на счастливую чету Абдуловых, я отправился слушать в восьмисотый раз о бессмертных съемках фильма «Свинарка и пастух» в исполнении Владимира Зельдина.
   – Вот, как сейчас помню, в одна тысяча девятьсот тридцать каком-то году вызывает меня товарищ Сталин…
   Дальше в голове у меня скоропостижно произошел круговорот водки в природе, я надолго погрузился в себя. Да, еще помню, что предлагал Сергею Никоненко мой гениальный, но ненаписанный сценарий о Сергее Есенине, который в старости поддерживает перестройку, женится на Бритни Спирс, лично встречается с Горбачевым и создает в селе Константинове ОАО «Гей ты Русь моя», куда по-демократически берет на работу исключительно пострадавших от Советской власти представителей сексуальных меньшинств. Фирма будет заниматься совместным производством с Фаберже хомутов. Золото, бриллианты, изумруды. «Хомут Фаберже». По-моему, круто. Это тебе не яйца какие-то. Вексельберг разорится их скупать. Причем требовал от Никоненко аванс в размерах суммы на такси от «Праги» до дома.
   Утром, несмотря на застывшие холодцом мозги, я дополз до «Горбушки» и купил диск с фильмом «Парк советского периода». Где собственно и участвовали все перечисленные на этой пьянке персонажи. Ну а фильм, как и ожидалось, оказался… Впрочем, кому интересно мое мнение о каком-то там фильме.

2

   На улице птички, озабоченно курлыча, удобряют наши головы целебным пометом, кошки беременеют прямо на глазах… Словом, лепота. Решил я от нахлынувшего волнения прикоснуться к вечному искусству. С кем это удобнее сделать? Конечно, с Кариной. Я имею в виду не «прикоснуться», я говорю об искусстве. Тем более что в период нашей первой встречи она оценивающе посмотрела на мои тщедушные переполненные водкой мощи и строго сказала: – Общаться будем, – тут она еще раз взглянула на меня, тяжело вздохнула и добавила: – Все остальное маловероятно.
   Ну и на этом спасибо. Там-то разберемся. Нравится она мне очень, это да. Этакой модельной конструкции барышня, с темными вьющимися волосами. Такая, почти Кармен а-ля рюс, только без испанской стервозности. И с башкой все в порядке, только, как это бывает у нормальных девок к тридцатнику, у нее стремление к холодному расчету разбивается вдребезги о доброту и непроходимую доверчивость. К тому же она пишет на деревяшках отличные картинки, которые даже не так плохо продаются. Вообще она отличный человек. Чего я му-му валяю. Я даже один раз решил ради нее практически бросить пить. Даже заявил, что она теперь заменит мне и водку, и пиво, и портвейн. То ли я просто не знал, как это осуществить, то ли потому, что она обиделась за мое совершенно искреннее сравнение с бормотухой, то ли от перемены мест слагаемых сумма не меняется, но в тот день я нажрался до чертей и наше общение временно прервалось. Мне всегда казалось, что в жизни мне не везет на баб. К современным годам я наконец понял, что, наоборот, на них-то мне как раз всегда везло, просто я сам такой мудак. Нуда ладно.
   Пошел в художественную галерею. А там… Просто кошмар какой-то! Правда, совмещенный с нечаянной радостью: художник Олег Кулик рекламирует водку «Абсолют». Карина испуганно вытаращила свои темно-вишневые глазища: – Ты куда меня привел, говорил картины, искусство, а тут опять водяра! И что это за художник такой, не знаю…
   – Понимаешь, Каринк, это считай нынешний мэтр современного российского искусства, почти академик живописи. Этот, как бы сказать помягче, параноик с маниакальной тягой к художественным вывертам, в свое время прославился тем, что сидел голый на цепочке в клетке, изображая собаку. Окружающий народ долго и с большим любопытством наблюдал, как этот самый Кулик жрет из лоханки, гадит под себя, периодически скуля и лая для правдоподобия на собравшихся.
   Буржуям это понравилось – помнишь фразу Леонова из «Осеннего марафона»: «Они это любят», и призвали художника провести рекламную акцию водки за десять штук баксов. Недолго думая, Кулик присобачил к собственной фотографии «а-ля натурель», то есть без штанов, пластиковые соски, из которых можно отсасывать водяру.
   – Жуть, хотя бы женские соски сделали, все какая-то эстетика…
   – Что могу сказать? Полностью согласен. А в этом варианте, во-первых, это негигиенично. Подцепишь какой-нибудь атипичный ящур – и все, прощай молодость. Во-вторых, ты как всегда права – не эстетично. Каждому дереву ясно, что такой интимный процесс, как поглощение водки, требует вдумчивого, чуткого, основанного на глубинных тупиках сознания, отношения. Вы, благоговея, должны собрать свое внутреннее «я» и растворить его в стакане мерцающей и вонючей жидкости, чтобы потом, глотнув, вернуть свою духовную сущность в бренную плоть. Какая там японская чайная церемония! Так, игры в дочки-матери в вечерней школе для олигофренов. А подготовка к пьянке?! Это же песня! Практически лебединая.
   Скажем, великая Анна Ахматова, возлежа по утрам на подушках, вызывала к себе будущего нобелевского лауреата, а тогда еще молодого и зеленого от пьянства поэта Иосифа Бродского: – А знаешь, Жозефф, не пора ли нам поразмышлять о живительной влаге и свежих анчоусах под соусом пармезан?
   Бродский понимающе клевал библейским носом: – А то, мадам… – и мчался в ближайшее сельпо и приносил бутылку водки и пару банок килек в томатном соусе. Вот эстетика, вот поэзия! А если бы Анна Андреевна сказала Бродскому: – Йоська, шнуркуйся и мухой в лабаз за косорыловкой да прицепи пару жестянок мандавошек в т/с! – эффект великого таинства потребления водки просто разбился бы вдрызг! То есть результат был бы тот же – они выпили и закусили, но эстетический контекст, согласись, ушел бы в гудок.
   И у этого Кулика то же самое. Подошел, дескать, и соси из его недоношенного тела какие-то «Абсолютные соки». Последствия ясны – нажрешься. А чистых человеческих радостей от процесса нет. Тем более ценители Кулика мне по секрету с восхищением поведали, мол, в первом варианте проекта рекламы «Абсолюта» сосать нужно было непосредственно из причинного места Кулика.
   – Ф-фу, этого только мне еще не хватало, – скорчила забавную рожицу Каринка, – а ты если так жаждешь нажраться – вперед! Забавно будет на это со стороны взглянуть.
   – Успокойся, на это даже шибко продвинутые капиталисты не пошли. Только все это ерунда на машинном масле. Если бы мне предложили десятку тысяч долларов за рекламу какой-нибудь ерундовой горькой настойки типа «Имбирной», я бы сделал на порядок круче. Зажмурься, милая Карина, и представь.
   Цирк. Афиша: «Только сегодня впервые на арене одноглазые карлики-альбиносы!» Гаснут огни. В полной темноте, под барабанный бой, в огненных лучах прожекторов, что-то падает из-под купола. Шлепок, зажигается свет. В середине арены – черный кенгуру. У него в сумке что-то шевелится, и вдруг с криком «Алле!» оттуда выскакивает карлик-альбинос с повязкой на глазу, как у Кутузова. Достает из-за пазухи бутылку «Имбирной», выпивает из горла и бросает посуду в амфитеатр. Затем кенгуру говорит нечеловеческим голосом: «Ап!», и карлик-альбинос рыбкой ныряет обратно в сумку. И под прощальный марш лейб-гвардии Бранденбургского, имени вдовствующей императрицы Марии Федоровны гусарского полка кенгуру упрыгивает с манежа. Вот где величие настоящей алкогольной рекламы.
   – Нет, все-таки ты дебил, – ласково сказала Карина. – И ничем не лучше этого Кулика!
   – Да лучше, гораздо лучше! Я все-таки не лаю на прохожих и не гажу под себя, – потом подумал и добавил: – По крайней мере прилюдно… Да ладно, пойдем фуршетиться, видишь, народ уже задумчиво кучкуется.
   Кроме явно ожидаемого «Абсолюта», на столе было полным-полно всякого разного. Пузырящиеся емкости громоздились там и сям. Прикладываясь повсеместно, я доходил до нужной кондиции прогрессивными, скоростными темпами. Карина уже поглядывала на меня не то что волком, а вообще каким-то киборгом-убивцем.
   – Еще пару рюмок, и я бросаю тебя в этой клоаке и ухожу. Зачем ты мне плел про великолепную художественную выставку, как ты пел, – ты должна там обязательно побывать, много потеряешь, такие люди собираются – одни алкаши вроде тебя!
   – Да все нормально, не боись, я в форме… Вон какие замечательные люди стоят, наверное, это японские художники, сейчас я с ними познакомлюсь, и мы поговорим о влиянии Акутагавы на творчество Мане.
   У столика у окна стояли косоглазые граждане с плоскими задубевшими лицами, разного возраста, но в одинаковых костюмах. И хлопали рюмашки с водкой с такой скоростью и молодцеватостью, что даже меня сильно интриговало.
   – До юс пик инглиш?
   – Однако нета, русские мы, в смысле чукчи, с Чукотки значит. Мы вся спортивная федерация шашек России, – старший протянул мне налитую рюмку водки. Пока я доносил рюмку до своей хари, главный шашист России уже успел глотануть не меньше трех. «Да-а, мастера они во всем мастера», – мелькнула мысль, пока я проваливал водку в организм.
   – А вот страшно интересно, почему у вас в федерации одни чукчи получаются, ни русских, ни даже евреев, вы же должны, по идее, на оленей-тюленей охотиться…
   Старший прищурил раскосые глаза, опрокинул еще рюмашку.
   – Понимаешь, ночь унас полярная, полгода, не видно ничего, ни оленя, ни тюленя. Только и остается, что баб туда-сюда, водку пить и в шашки играть. Большие мы стали в этом гросс-мастеры.
   Вся делегация одновременно хищно, по-охотничьи посмотрела на Карину. Видимо, хотели предложить ей поучаствовать в сеансе одновременной игры в шашки. Чего же еще?!
   Набирался я уже крепко и основательно. Если бы мои уши напрямую соединялись с желудком, то фонтанами алкоголя, выплескивающимися из них, можно было бы запросто травить тараканов.
   Стоящая неподалеку Ксюша Собчак, хищно мотая беспородным шнобелем, восторженно беседовала с самим художником Куликом.
   – Это гениально, Олег, просто гениально, я как сосала «Абсолют» из твоей груди, так, извини, чуть не кончила. Мастерская задумка. Знаешь, вот что мне пришло в голову. Я скоро выпускаю духи под своей маркой, так надо будет что-то типа того устроить. Допустим, на фотографии я голая, приглашенные дамы и мужики любуются моим великолепным телом, нажимают на пизду, а из сисек на них брызгают ароматы моих духов. По-моему, клево.
   Я не удержался и влез в разговор.
   – Наоборот надо делать, Ксюш, наоборот.
   – Что наоборот? – полусветская гиенша обернулась ко мне. – Научись, Казаков, внятно излагать свои идиотские мысли.
   – Да очень просто, твоя фотография должна быть вверх ногами. И посетители должны внизу за сиськи дергать, а уж нежный ветерок полей твоего одеколона должен вылетать из влагалища. Прямо гостям в морды. Ты же понимаешь, как они будут счастливы, отнюхав аромат твоей промежности…
   Ксения на секунду задумалась. Бороздящие ее лицо морщинки выдавали нешуточную работу мысли.
   – А что… надо подумать… в этом что-то есть…
   Не выдержавшая напряжения Каринка отвернулась и прыснула.
   – А что это Собчачка матерится, как барбос на случке?
   – Да не знаю, наверное, академическая школа МГИМО дала сбой, она ведь там училась. Ты же знаешь, какие унас в стране проблемы с высшей школой. Сейчас-то еще ничего говорит, держится. А так, она – мама мыла раму – без «бля» сказать не может.
   Заметив в стороне небольшой столик, я потащился туда. Там уже сидела блондинистая девушка, по виду что-то среднее между занудной учительницей арифметики в младших классах и старшей зоотехничкой по выращиванию кроликов-производителей в сибирской глубинке. Ну, это так, чисто визуально.
   – Это вы Владимир Казаков? – удивленно захлопала глазами училка-зоотехникша.
   – Допустим, а что?
   – Я просто восхищена вашими статьями в «Утреннем экспрессе», вашим мастерским золотым пером, вашим метафоричным слогом, я давно мечтала с вами познакомиться!
   – Видишь, Карин, что умные люди-то говорят, а ты все алкаш да алкаш…
   Карина презрительно хмыкнула.
   – А вы, девушка, простите, к примеру, кто? – отхлебнул немного водки я.
   – Разве вы меня не узнаете, я – звезда. Эльвира Эзопова.
   Я совершенно напрасно потряс головой. Там чего-то засверкало, засеребрилось, но белобрысое изваяние, сидящее передо мной, не исчезло.
   – Эльвира чего?
   – Да звезда я, обычная звезда, звезды тоже иногда, как простые люди, ходят по выставкам. Чтобы подпитаться творческим духом искусства. А зовут меня Эльвира Эзопова. Да, да, та самая. Телеведущая спортивных новостей.
   Черт, как же мне везет на умалишенных. Давно замечал, что даже на улицах все городские сумасшедшие так и тянутся ко мне, чтобы рассказать какую-нибудь околесицу. А что уж говорить о подобных тусовках, где процент ебанутых превышает все допустимые пределы.
   – Да-а, чрезвычайно интересно, как же вы так, здесь, среди нас, мирных обывателей, одна и без охраны? – чуть было не сказал я и «без намордника».
   – Да просто у меня душевный надлом, вот и вышла в свет, чтобы немного развеяться…
   Просто потрясающе: прийти на халявное пожирание голимой водяры всякими уродами теперь называется «выйти в свет». Нет, эта Эльвира явно сверхинтереснейший персонаж. Когда у девушки внутренний и внешний идиотизм сочетается с запредельным самолюбованием, это, ей-богу, жутко интересно.
   – Так-так, Эльвира, что вы там говорили, продолжайте и начните, пожалуйста, с надлома. Мне, как ярчайшему представителю творческой интеллигенции, к коей без всякого сомнения принадлежите и вы, как архитектору человеческих душ, необыкновенно интересно услышать, что же скрывается в сокровищнице вашей загадочной звездной души, – я хлопнул еще с грамм сто водки и горделиво посмотрел на окружающих. Ничего не попишешь, сказал так сказал.
   Порозовевшая от моего нечеловеческого внимания Эльвира сначала открыла рот, видимо, чтоб легче донести смысл сказанного мной до мозговых извилин, потом закрыла, снова открыла и не закрывала уже минут сорок. Хотя к этому моменту я уже плохо отличал Эльвиру Эзопову от скатерти, которая из-за разлитого винища отчетливо походила на карту боевых действий, мне все же удалось зарегистрировать в организме некоторые эпизоды из богатого жизненного пути телезвездилки.
   Значит так, ее бросил известный футболист «Зенита» Святослав Нерадивов, он, конечно, человек хороший, но слабохарактерный. А соблазнила его эта корова, певичка Таня Буганова, и эта Бугаиха, дрянь такая, не только обманом завладела ее любимым Святославом, но и немедленно родила ему ребенка, а рожать она и сама умеет, у нее и сын есть в Саратове от одного очень высокопоставленного человека. И вообще от Нерадивого у нее не осталось ничего, ни кола ни двора, только какая-то мелочевка, в виде машины «Ауди-ТТ». И самое главное, она уже записалась на курсы вокала и хореографии и скоро будет петь и танцевать не хуже этой стервы и вернет к себе любимого футболиста. А пока она тренируется, инкогнито участвуя в чемпионатах по караоке.
   Комментировать это я уже не мог даже при всем желании. Во-первых, из-за блистательной восхитительности услышанной чуши и, второе, из-за отсутствия водки на столе, что влекло дополнительную вялость мысли.
   Схватив Эльвиру за неглеже и поволочив ее к высокохудожественной фотографии Кулика, ну где отсасывалась водка «Абсолют», я неожиданно для себя рабоче-крестьянским движением руки содрал с нее майку и впился в грудь. После долгого втягивания в себя я задумался. «Абсолют» не тек. Пососал еще. Не фига. Попробовал на язык. Да не водка это вовсе. Соски вроде такие же, как и были раньше, пластиковые, жестковатые, упругие, а водки нет. Что за бред. Наконец я поднял голову, увидел пунцовое лицо Эли и сообразил – не будет здесь никакой водки!
   – Миль пардон, извините, обознался, промахнулся, ошибочка вышла, – меланхолично отодвинул девушку в сторону и увидел за ее спиной настоящие водочные пластиковые соски из фототела этого идиотского Кулика. Ага, теперь не промахнусь, и засосал с полстакана. Ошарашенная Эльвира с грудью наперевес напоминала эскизный проект статуи правосудия для областной прокуратуры. Окружающий народ сильно безмолвствовал.
   Не молчала только Каринка. Покраснев больше Эльвиры, она с налету треснула мне по харе.
   – Я всегда подозревала, что ты свинья, но не до такой же степени!
   Развернулась и ушла.
   – Карин, да ладно, ну перепутал, с кем не бывает. Тут соски, там соски, я ж только хотел водочки хряпнуть, – кричал я ей вслед чистейшую правду. Подошедшая Эльвира поцеловала в губы, запихнула грудь обратно в свою женскую амуницию и, гордо посмотрев на галерейную общественность, поволокла меня обратно к столам.
   – Ты это, как его, Эль, извини, ну спьяну, спутал, сам не знаю, как получилось…
   – Ничего, милый, я все прекрасно понимаю, не каждый способен устоять перед моей красотой. На вот сухенького, попей, успокойся, – коварные соски Эльвиры после моей дегустации даже из-под майки все еще торчали стойкими оловянными солдатиками. Господи, что она несет. Я честно посмотрел ей в лицо, и в глазной пустоте даже намека на шутку не увидел. Сгоряча махнул еще сухого.
   Между тем гулянка подходила к самому пику истерики. Народ вставал и падал. Бутылки, художники, чукотские шашисты валялись повсеместно. Неожиданно некий субъект встал на четвереньки на пол и каким-то леопардовым прыжком запрыгнул на стол. Когда он встал и разогнулся, я увидел, что это довольно длинный детина, со скомканными волнистыми волосами, в которых элегантно болтались хвостики петрушки, и мелкой бороденкой. На запотевшем кончике носа с трудом балансировали огромные очки с толстенными стеклами. Он горделиво достал из джинсовой куртки полупустую четвертинку и важно, со значением, постучал по ней пластиковой вилкой. Видимо, желая обратить на себя внимание. Впрочем, этого делать было совершенно не обязательно. И так все вперились в него, как на проснувшуюся после тысячелетнего сна Годзиллу – Уважаемые дамы и господа! Минуточку внимания. Сегодня я вам докажу, что по большому, швейцарско-банковскому счету женщина и человек – это две большие разницы.
   То есть человек – это приличное создание, ходящее иногда на работу, играющее в карты или футбол, пьющее с удовольствием пиво и водку, словом, двигатель прогресса. А женщина? Кроме как красить ногти, торговаться с библейским змеем по поводу яблок, болтать по телефону и развязывать войны – ничего! Вспомните хрестоматийный пример с Троянской войной и Еленой Прекрасной.
   Ну да ладно. Сам погорел на этом деле. Из-за дурацкой любви был выгнан из стройотряда, потом из института, позже с работы, одной и другой. Ладно, если бы это была любовь к одной и той же женщине. А так, представьте себе, к разным, так что налицо прослеживается нехорошая тенденция.
   Вы скажете, а как же Софья Ковалевская, профессор, великий математик… Полно, господа-товарищи, вы, умудренные государственной службой мужи, видели хоть одного человека, который прочитал труды Ковалевской? Не переглядывайтесь и не ищите, нет таких в природе. Да и не Ковалевская она вовсе. Не помню, как именно ее звали, они попросту любят фамилиями громкими свою никчемность прикрывать! Вот Хакамада. Все вокруг хороводы водят – самая элегантная женщина, выдающийся бизнесмен, умнейший политик, тьфу! А если бы у нее была фамилия не Хакамада, а, к примеру, Недопересеки, кто-нибудь обратил бы на нее внимание? Да ни в жисть!
   Я, как биолог, всю свою жизнь учил, что мы все произошли от какой-то черной обезьяны, где-то в районе африканского озера Виктория. А потом, бац, товарищ Дарвин: все, мол, развиваются, учатся сбивать палкой бананы, научившись, пересаживаются в «роллс-ройсы», изобретают Интернет и летят в космос. Что за бред! Все развитие женщины состояло в том, чтобы за прошедшие тысячелетия более умело соблазнять мужиков. Чтобы красить ногти, болтать по телефону…
   Ну, об этом я уже говорил. Доказательства – пожалуйста. У человека все время мозг развивается, в смысле башка. А у женщин? Вы видели бибисишную передачу «Живая планета» про горилл в Африке? Про наших якобы ближайших предков. Видели у их самок физиологическую грудь? Это какие-то два придорожных лопуха, две не наполненные водой грелки. На их, простите, зад, культурно говоря жопу, вообще без слез смотреть невозможно. А нынешние? У них по сравнению с мартышками такое ого-го! Вот я и говорю, что если всю цивилизацию мозги переваривали, то они задницы и сиськи культивировали. Вот тебе и происхождение видов.
   Кстати. Подобные безобразия царят и в мире насекомых. Знаете, кто у нас летом кровь пьет? Комарихи. Не комары – те миролюбиво пасутся среди одуванчиков, вдыхая ароматы садов. Самка паука после, простите, интимной близости сжирает кавалера. А что пчелы вытворяют со своими мужьями, трутнями, просто неудобно рассказывать. И это-то среди тварей бессловесных.
   А ведь предупреждали нас славные древние греки: «Послушай, что скажет женщина, и сделай наоборот». Вот представьте себе, какой-то индивидуум Х, не будем называть фамилий, в определенной интимной ситуации, не будем уточнять, послушал, что сказала женщина, и наоборот не сделал. И отправился вон, как она советовала, и своих грязных лап не совал, куда не следует, как она настаивала.